Текст книги "Смятение"
Автор книги: Николай Бурденко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
Часть II
Ялта, или Пролог
– После смерти матери мы остались с отцом, но ему некогда было нами заниматься.
Служа управляющим государственным банком Ялты, он рано уходил в банк, а в течение дня один раз в обед приходил и справлялся у горничной и кухарки, на попечение которых он нас оставлял, как мы себя ведём и слушаемся ли их, как учимся, нужно ли чего.
В то утро я проснулся, как всегда умылся и пошёл в столовую, только стол был пуст. Пройдя в кухню, там тоже не обнаружил кухарку. Печка не топилась, и было как-то безлюдно и жутко: такого, сколько сам себя помню, ни разу не наблюдалось. Тогда отправился во флигель, где жила кухарка. На стук она не ответила. После нажатия на дверь пальцем она открылась. Войдя в комнату, увидел Анну Герасимовну, лежащую в постели в бесчувственном состоянии. Я послал за врачом садовника. Пришедший врач установил, что она простыла, после чего выписал рецепт и попросил поить её каждые четыре часа. Между тем дело близилось к обеду, и я решил: бог с ним, с завтраком, надо что-то приготовить на обед.
Спустился в погреб, вход в который шёл прямо с кухни, отрезал от лежавшего на льду мяса кусок, набрал картофеля, луку и вернулся на кухню. Налил в кастрюлю воды, забросил мясо, очищенный и порезанный картофель, замесил тесто, нарвал галушек и накидал туда, обжарил лук с салом и тоже забросил в кастрюлю и поставил её на огонь. Так впервые я варил своё первое в жизни блюдо – галушки.
Всё это кипело очень долго. Наконец пришёл отец, и я с чувством собственного достоинства, отступив от рамок приличия, поставил кастрюлю на стол; стол я сервировал, пока варился суп. Пригласил всех обедать, взял тарелку, опустил черпак в кастрюлю, да только зачерпнуть в черпак ничего не смог, кроме бульона, и в то же время не могу понять, в чём дело. Увидев удивление на моём лице, отец подошёл, тоже взял черпак и попробовал что-либо зачерпнуть, но, кроме бульона, в черпак тоже ничего не набрал. Тогда он заглянул в кастрюлю и попробовал черпаком постучать по дну.
Он сразу понял, в чём дело, но на всякий случай спросил у меня, как же я варил. Я, соответственно, рассказал, как готовил; он молча поднял кастрюлю, сказав мне: «Следуй за мной!» – остальным наказал ждать.
Надо отдать должное: отец был прекрасным юмористом. На кухне отец кое-как вытащил этот слипшийся ком мяса, картофеля и галушек, положил на блюдо и, вооружившись большим ножом, сказал мне: «Делай то же, что буду делать я».
Так мы начали кусок резать на ленточки, а потом на кубики и все эти нарезанные кубики забросили в кастрюлю. На всё это у нас ушло минут двадцать, после чего отец впереди, а я за ним гордо вошли в столовую и начали разливать варево по тарелкам. Одно надо сказать: довольно-таки вкусные галушки получились, а бульон вообще – цимс! Съели всё, что было налито в тарелки, а кое-кто попросил ещё и добавки, которая тут же была проглочена утробой.
Когда все насытились на сей раз очень скромным – только одним первым – блюдом и салатом, а перед тем, как подняться из-за стола, Татьяна и Зоя, перебивая друг друга, пытались выразить непонятно чего и наконец одна из них умолкла, отец направил палец на одну из них, которая сказала: «Пусть Иосиф у нас будет за повара, а?» – и сказал в свою очередь: «Вы давайте занимайтесь тем, чем занимались ежедневно, а я найду выход из положения». – «Папа, скажи, чтобы Иосиф не уезжал от нас, нам без него будет скучно», – теперь сказала вторая сестра.
Отец, строго глянув на меня, что-то хотел сказать, но прибежавший банковский клерк скороговоркой оповестил: «Там к вам приехала какая-то знатная особа, вся такая – прямо такая-с! Изволят вас увидеть-с!» – «Сынок, с тобой вечером поговорим, после ужина, ладно?» – сказал отец, после чего повернулся и ушёл в банк.
Одесса
Семья наша была очень большой, насчитывала одиннадцать дочерей и двух сыновей. В девятьсот восемнадцатом году нас у отца оставалось человек шесть; некоторые сёстры вышли замуж, старшая – математик – уехала в Польшу; некоторые, учась в других городах, там и остались; в тот год и я ушёл из дома счастья искать. В свои ещё не исполнившиеся шестнадцать лет я был ростом метр семьдесят два и крепкого телосложения: одной рукой на турнике подтягивался от трёх до пяти раз.
В январе девятьсот восемнадцатого года вспыхнуло восстание против Рады, а в конце была установлена советская власть в Одессе. На съезде представителей тройки Румчерода была провозглашена Одесская Советская Республика.
Так вот я поехал не просто в Одессу, а в ОСР, к хорошему знакомому моего отца – Ильченко Ефиму Семёновичу, который жил и работал в портовом гараже заведующим. Вот он и взял меня на работу слесарем. В гараже делал всё, но в свободное время учился водить машину, тогда это было престижно. А чуть позже, в марте того же года, Одессу оккупировали австро-германские войска, имевшие численное и техническое превосходство над советскими войсками на Украине, которыми командовал В. А. Антонов-Овсеенко. Как только в город входили оккупанты, Центральная рада моментально – будто из-под земли – высовывала голову и всячески способствовала оккупантам, которые ловко пользовались её властью в своих политических целях. В конце апреля бывшего царского генерала Скоропадского провозгласили гетманом Украины, который начал зверствовать и устанавливать свои порядки.
Летом текущего года газеты писали, что в Москве состоялся первый съезд КП(б) Украины, который решил присоединиться к КП(б) России, после чего повсюду на Украине большевики возглавили освободительное движение. Примерно в октябре австро-венгерские войска начали ретироваться, а с некоторых мест патриоты и подпольщики их изгоняли, так как и у них в стране произошёл переворот.
В ноябре и в Германии произошла революция. Воспользовавшись ситуацией, советская власть аннулировала Брестский договор и стала изгонять с территории Украины немцев и их прихвостней. Заканчивался восемнадцатый год тем, что к власти пришла буржуазно-националистическая Директория украинская, которую возглавили Винниченко и Степан Петлюра.
Омрачило уходящий год то, что Антанта начала интервенцию на юге Украины, и вскорости все крупные порты и города были под их эгидой. Со сменой каждой власти усиливались грабежи, разбои и убийства, в общем наступало блаженство для анархистов и всякой шушеры. Частая смена властей происходила настолько стремительно, что порой утром народ просыпался и не знал, при какой власти живёт, а при встрече со знакомыми люди не знали, кого ругать, кого хвалить и вообще стоит ли что-то говорить по тому или иному поводу о строе и политике.
Девятьсот девятнадцатый год ознаменовался тем, что буквально с первых чисел января городское подполье КП(б) Украины и её Иностранная коллегия усиленно вели подрывную работу в войсках Антанты, и вскорости эта работа принесла свои плоды. Буквально в апреле на кораблях интервентов начались восстания, и руководству Антанты ничего не оставалось делать, как поднимать якоря и отправляться восвояси. Именно в это же время, то есть в январе, начали изгонять петлюровские войска из крупных городов Центральной Украины и как только освободили Киев, так газеты начали писать о предстоящем Всеукраинском съезде Советов, где должны были принять первую Конституцию Украины.
В марте состоялся III Всеукраинский съезд, где приняли Конституцию и объявили Украину Советской Социалистической Республикой, а также – об избрании ЦИК во главе с Г. И. Петровским. Вскоре после съезда теперь уже советские войска освободили все крупные города и порты черноморского побережья. Только вроде свободно вздохнули, как объявился белогвардейский генерал А. И. Деникин, которого после гибели генерала Корнилова Антанта провозгласила главнокомандующим Юга Украины и Кавказа. Решив показать свою значимость и доблесть, А. И. Деникин подавил советскую власть на Северном Кавказе, ворвался на Юг России и, сломив сопротивление Красной армии на Южном фронте, занял Украину, часть Донбасса; с его приходом начались повальные аресты, расстрелы, порки и восстановление старых порядков. Стали возвращать хозяевам имущество, предприятия, земли и прочее.
Бандиты вообще распоясались, даже днём грабили; были случаи, когда кто-то сильно сопротивлялся, его тут же убивали. Власти в городе вообще не существовало, ходили какие-то банды, бряцая оружием. Практически Одесса весь год была под гнётом армии Деникина, он не зря свирепствовал. От Антанты он получал оружие и материальную помощь и укреплял войска, состоявшие из трёх армий: Добровольческой генерала Май-Маевского, Кавказской генерала Врангеля и Донской генерала Сидорина. Вот с этими армиями он захватил Екатеринодар – нынешний Краснодар, Царицын – Волгоград, Воронеж, Орёл и взял курс на Москву. Только на этот раз его постигли неудача и поражение в указанных выше городах. Под Воронежем и Орлом Деникин понёс большие потери.
Таким образом, Рабоче-крестьянская Красная армия начала громить и гнать войско Деникина, освобождая города, посёлки и деревни. В этот период по всей Украине начали создаваться партизанские отряды, которые боролись как с войсками Деникина, так и с бандами. Весенне-летняя кампания советских войск массированными ударами оттеснила Деникина в Крым, а в апреле, а может в мае, Деникин, передав дела Врангелю, сам бежал в Турцию на английском эсминце. В феврале двадцатого года была освобождена Одесса.
– Иосиф Степанович, вы всё говорите о Юге Украины и больше об Одессе и ничего не говорите о центральной и западной частях страны.
– Уважаемый Александр Васильевич, я говорю о той части страны, где я жил и работал, то есть где был свидетелем в исторической эпохе той части Украины. Могу рассказать о том, что читал в газетах той поры, но только не в такой подробности, да и времени уйдёт на это раза в четыре больше. Вот поэтому я сего не касаюсь, и вообще, есть история страны, где можно освежить память, если есть желание.
– Да, я с вами согласен полностью, – сказал Александр Васильевич. – Прошу вас, продолжайте.
– Конечно, согласно информации из газетных данных, могу рассказать, как Польша, объявив войну России, летом вошла в Киев. Могу подробно повторить, но, думаю, повторять одно и то же – это вовсе не интересно, тем самым потеряется всякий интерес к воспоминаниям.
Я одного не мог понять: так часто менялась власть, а мы работали как всегда, какие мы только грузы не принимали и чего мы только не отправляли. – Этими словами он хотел закончить свой рассказ, а потом будто что-то вспомнил и продолжил: – Таким образом я два года проработал в порту – последний год уже водителем.
– Иосиф Степанович, всё, что вы говорили об Одессе, весьма интересно. Проживая и общаясь с жителями города Одессы, вы, наверное, слышали про Мишку Япончика и его криминальную деятельность? Действительно ли он был такой бандит и вор или это ложь либо восхваление, тогда во имя чего?..
– Кем он был и почему о нём так много писали, а одесситы рассказывали о нём взахлёб небывалые легенды, поднимая глаза к небу, словно говорили о святом? Вот этого я тоже до сих пор не могу понять: почему? Почему на юридическом факультете нам ничего не рассказывали об этом человеке? Только один из преподавателей по криминалистике, когда ему задали вопрос о Япончике, ответил: «Это просто бандит и отщепенец социалистического общества».
– Я вас прошу, расскажите то, что вы слышали о нём, а может, даже и видели его.
– Может, о Мишке рассказать чуточку позже? А вообще-то и правда лучше сейчас, поскольку было с ним одно совпадение именно в день, когда я впервые ступил на ту землю.
– Да-да, тем более что говорите о каком-то совпадении!
– Хорошо, Александр Васильевич. Я не стал рассказывать, думал, что вам это будет неинтересно. Только хочу вас предостеречь: то, что буду рассказывать, не воспринимать за чистую монету, так как больше половины из рассказа будет вам передано со слов из чужих уст, а вот насколько они достоверны, не могу гарантировать. Но зато они хорошо сложены и хорошо вписываются во взрослые годы жизни Мишки, которого именовали королём Одессы, где он и проживал.
Тогда слушайте. В Одесскую Советскую Республику с полумиллионным населением (а именно столько жителей тогда в ней проживало) я прибыл в самом начале 1918 года.
– Какая Одесская Советская Республика? Вы, Иосиф Степанович, уже второй раз говорите, а я о такой республике не слышал. – От такой новости Александр Васильевич снял очки и стал нервно протирать их, а немного погодя спросил: – Иосиф Степанович, вы ничего не путаете?
А сам задумался: «Почему я нигде и никогда не слышал о такой республике: как юрист, я должен знать историю нашей страны; может, я когда-то пропустил это на уроке или болел в этот момент?» Так для него и остался этот вопрос загадкой…
Видя, какой эффект произвело известие на его слушателя, рассказчик продолжил:
– Вы не думайте – это не выдумка, это исторический факт, и от этого никуда не деться. Дело в том, что эта республика просуществовала ровно полтора месяца.
– Тогда почему так быстро кончилась её историческая эпоха? – Надо сказать, Александр Васильевич любил употреблять редкие и изящные слова.
– Наступление австро-венгерских и германских войск, которые с боем выдавили советскую власть. Вот такая преамбула об этом необыкновенном городе, в котором я оказался не случайно.
Но самое интересное совпадение было в том, что день моего приезда в Одессу, а это был последний зимний месяц восемнадцатого года, совпал с днём свадьбы Мишки Япончика и Цили. Продвигаясь пешком по улицам в направлении порта, я обратил внимание на количество патрулирующих дружин и конармейцев в городе.
Вначале я предположил, что кто-то с боем вступает в город, а молодое рабоче-крестьянское правительство – Одесская Советская Республика, – боясь внутреннего взрыва шпаны и мародёров, которые могут оказать содействие наступающим белогвардейцам, поэтому и выгнало из казарм всех, кого только можно было. Позже говорили, что в тот день все фаэтоны в городе были зафрахтованы ещё накануне свадьбы на целый день, и по центральным улицам Одессы галопом мотались их целые вереницы, перегруженные пьяными людьми. А те, кому не досталось фаэтонов, разъезжали на телегах, и все без исключения, играя на разных музыкальных инструментах, горланили воровские песни, кто какие знал, но больше всего с упоением пели еврейские, выражая тем самым признание королю Одессы.
Не знаю, насколько правда, только бабы ещё долго судачили, да и мужики тоже, что Циля – первая красавица Одессы и что Мишка в неё с первого взгляда влюбился. А как они познакомились?
Это я вам рассказываю со слов одного чиновника, работавшего в порту, – это было многим позже, – который взахлёб описывал знакомство и свадьбу, да с такими подробностями, которые мог знать только человек очень близкий – родственник либо друг и участник события. Циля – среднего роста, очень стройная, со слегка выступающими бёдрами, брюнетка с локонами, рассыпающимися до поясницы; ножки точёные, походка стройная, но для придания кокетства иногда виляла бёдрами, словно гусыня. Лицо вытянутое, смуглое, крупные выкатывающиеся глаза, чёрные как смоль, словно магнитом моментально притягивали к себе внимание мужчин. И горько сожалел тот, кто приближался к ней и вступал в диалог, любуясь её красотой: окончательно терял не только голову, но и кое-что ценное из своих карманов.
А она, строя глазки, мило улыбаясь, показывая кремовые крупные зубы и слегка покачивая бюстом, в то же время красиво жестикулируя руками, ускоряла манипуляцию рук до такой степени, что собеседник не замечал, как они извлекают из карманов всё ценное, что можно было вытащить. Она это действие называла: «Экспроприирую ненужные предметы хозяина».
Необходимо отметить один немаловажный факт. По рассказам одних, Циля была из богатой купеческой семьи и якобы когда-то Мишка ограбил их дом. По второй версии, Циля так же, как и в первой, была еврейка, только происходила из такой же среды, что и Мишка Япончик, и, более того, слыла специалистом по очистке карманов и дамских ридикюлей, чему научилась в Молдаванке.
Первая встреча Мишки с будущей женой произошла на улице Госпитальной, куда он приехал забрать дань трёх районов: Слободки у Муха, Пересыпь – Сало, Фонтанки – Коса; это клички. Как-то, прознав о приезде Мишки, Циле донесли поклонники, что король Одессы всегда носит с собой большие деньги, а сегодня у него день сборов, и он вначале побывает в одном из районов, но в каком – этого они не знали, а это значило, что он не пустой приедет. И сюда едет тоже за сбором дани, так как приехали смотрящие трёх районов и дожидаются его. Вот тогда она решилась почистить его карманы, всё продумала хорошенько, подготовилась, узнала, когда и куда он подъедет, и в тот момент, когда его машина, подъезжая к названному дому, стала притормаживать, Циля выскочила из проулка, ударилась о дверцу его автомобиля и тут же рухнула на землю. Выскочивший из авто Мишка слегка испугался, но моментально поднял её на руки и понёс к дому, к которому подъехал. Циля, делая вид, что ей плохо и неудобно пребывать на руках у незнакомого мужчины, слегка выворачиваясь, подобралась к заветному карману, а вытащив пакет с деньгами, спрыгнула с рук Мишки и, благодарно взглянув в глаза, заикаясь, словно всё ещё находясь в шоке, тихо произнесла:
– Извините, я пойду.
– Ты кто, такая красавица, почему я тебя не знаю? – спросил Мишка и, немного подумав, сказал: – Давай вечером сходим в синематограф.
– Я согласна, – ответила Циля, – давай на восемнадцать, а потом в ресторан!
– Однако ты смелая, как я погляжу, а я напористый и до страсти люблю красивых женщин, а девушек ещё больше. Ну, до вечера, ненаглядная моя. – Махнув рукой, Мишка вошёл в дом.
Беседуя с подчинёнными, он невзначай коснулся кармана, а там – «вошь на аркане». Только теперь он догадался, как ловко обвела его незнакомка. Говорить своим собратьям по ремеслу означало опозориться на всю Одессу. А главное, как бы получается – «вор у вора дубинку украл». Мишка понял, что эта красивая мерзавка выдернула у него пятнадцать тысяч рублей воровских общественных денег.
Вечером, встретившись у кинотеатра, Циля назвалась и вела себя как ни в чём не бывало; Мишке было как бы не по себе в связи с тем, что эта мошенница не чувствовала угрызений совести и вела себя весело и свободно, порой даже развязно. Из кинотеатра «Корсо» они пошли в ресторан «Монте-Карло».
Циля, спокойно беседуя с Мишкой, намеренно нежно коснулась его локтя и, не почувствовав сопротивления, не долго думая взяла его под руку; так они и вошли в намеченное заведение, перед которым склонившийся швейцар в ливрее держал раскрытую дверь. Едва они переступили порог ресторана, как к ним навстречу быстрой грациозной походкой вышел метрдотель в чёрном элегантном костюме, весь внимание, покорность и обаяние. Расшаркавшись перед хозяином, метрдотель чуть склонил голову, показывая рукой в сторону коридора, где был небольшой банкетный зал для хозяина и изысканных гостей, и только с разрешения хозяина ресторана произнёс:
– Прошу вас! Всё готово, как вы приказали, а по поводу горячего – как только изволите, как всегда щёлкните пальцами – так с глубочайшим почтением и будет доставлено.
– Хорошо, пойдём! После того как нас усадишь, ты свободен, только предупреди официанта, что мы здесь.
– Будьте спокойны, Моцес Вольфович! – Мишку в его ресторане иначе и не называли, как-никак он владелец. – Все предупреждены, вас, как всегда, будет обслуживать гарсон Зельма, он уже на своём месте.
После того как Циля и Моцес уселись, метрдотель удалился в зал, где в это время кое-кто уже начинал бушевать от обилия выпитого спиртного.
Подошедший гарсон Зельма, поздоровавшись с поклоном, разлил шампанское и, сверкая белками глаз в ожидании распоряжения, увидел отмашку хозяина. Он тут же удалился за ширму в ожидании нового вызова.
– Циля, разреши этот первый бокал шампанского выпить за тебя, – понизив голос, произнёс Мишка, – за твои золотые ручки. Конечно, ты сработала великолепно, как Сонька Золотая Ручка, но у тебя не те масштабы и не та специализация; ты по сравнению с ней – мелкая сошка, а в целом – молодец, красиво. Пьём за тебя и твою красоту, которой тебя одарила природа.
А сам подумал: «Если бы не мои деньги, на которые она польстилась. Сама не представляет, что вляпалась в цепкие руки будущего мужа, а точнее – ввалилась как сом в вершу. И помолвку совершим сегодня, во что бы мне это ни встало!»
Затем Циля, нисколько не смущаясь намёком Мойши (так он её попросил называть его впредь) на то, что она вытащила пакет с деньгами, – это она пропустила мимо ушей, – подняв бокал, с жеманной улыбкой и нисколько не заискивая перед знаменитостью Одессы, начала говорить:
– Я буду тебя называть Моисей. Много о тебе наслышана и не раз видела тебя издали, но никогда не думала о знакомстве с тобой. Ты пригласил меня к себе в ресторан; честно говоря, я первый раз в ресторане, а может быть, и последний.
– А насчёт того, что последний раз в ресторане, – я тебе этого не позволю! С сегодняшнего дня мы с тобой можем каждый день приходить сюда ужинать, конечно, если ты этого пожелаешь.
– Нет, Моисей, я не буду здесь каждый день ужинать с тобой.
– Это почему? – спросил Мишка.
– Да потому, что я не смогу оплачивать такие дорогие блюда, – произнеся последние слова, Циля полезла в ридикюль, вытащила конверт с деньгами и положила на стол перед Мишкой. – Вот за сегодняшний банкет, и спасибо тебе за составленную компанию и проведённый этот декабрьский вечер.
После этого инцидента оба долго молча ели и пили, периодически поглядывая друг на друга. Циля изредка из-подо лба поглядывала на партнёра, улыбалась, покручивая бюстом и изредка наклоняя то вправо, то влево, тем самым пытаясь привлечь его на тур танца. Такого наглого поступка Мишка не ожидал и поэтому не мог придумать, как ему быть, и, чтобы не обидеть партнёршу, в силу необходимости сидел, отвечая ей той же монетой; правда, ел лениво и без аппетита, иногда казалось, что ест что-то отвратительное, а поглядывая на Цилю, обдумывал, как поступить с ней и деньгами: «Взять – значит унизиться перед ней; смотри какая: плутовка придумала, как красиво обворовать меня, а потом не менее красиво вернуть мне деньги».
То, что она не возьмёт деньги, он знал как дважды два.
«Если прогнать её либо самому уйти, ну, тогда потеряю её навсегда», – ещё кучи мыслей приходили в голову, только ни одна не годилась для данного момента.
После ненадолго затянувшейся паузы и поедания десерта Мишка как бы невзначай спросил:
– Циля, я не хочу знать, сколько тебе лет, я только хочу знать: ты замуж собираешься, и если да, то когда?
– Замуж я, конечно, собираюсь, только жениха ещё себе не выбрала.
– Ну, тогда это дело поправимое. – После сказанного Моисей взял у Цили ридикюль и вложил туда конверт с деньгами, одновременно произнося: – Это тебе на свадебное платье и прочие атрибуты. Свадьба наша через два месяца состоится здесь, в ресторане!
С окончанием фразы он посмотрел на свою невесту, которая от неожиданности вся зарделась румянцем, словно мак полевой, и, как представилось Мишке, от корней волос до пят.
Циля от неожиданности закрыла лицо руками и не могла произнести ни слова, какой-то ком к горлу подкатил, не давая вымолвить ни слова. Она, потрясённая действием Мишки, некоторое время пребывала в состоянии прострации, а немного спустя включила действие мыслей для выхода из этого состояния; вдруг вздрогнула и начала перебирать варианты выхода из состоявшегося фиаско, мысль пришла быстро.
«Вложив деньги мне в ридикюль, получается, что он меня купил, как проститутку. Таким образом, я в его глазах превращаюсь в его рабыню, с которой он будет делать всё что угодно. Вернуть деньги и отказаться от предложения стать его женой – значит потерять девичью надежду о создании семьи, которая так необходима. Кроме того, наблюдая за ним издали, оказывается, сама того не понимая, я влюбилась в него. И теперь я себя не представляю без его внимания ко мне. Даже сегодняшний вечер, который он проводит со мной, – сколько в нём шарма, видимо, я ему тоже глянулась; кроме того, где я ещё найду более достойного и более авторитетного человека в Одессе! А посему надо немного посопротивляться его действиям. Только так, чтобы это выглядело правдоподобно, и при несогласии поставить вопрос о немедленном прошении моей руки у родителей!.. Нет, я не смогу сопротивляться его красоте – он красив, как Аполлон!» – промелькнула у неё мысль.
Придя к такому решению, Циля оторвала руки от лица и, глядя на Моисея и одновременно просовывая руку в ридикюль, чтобы достать деньги, сказала:
– Деньги, которые ты положил мне в ридикюль, я не могу принять, а на платье я сама заработаю после того, как дам согласие на брак.
Но Мишка предотвратил её действия, взяв за руку, опущенную в ридикюль, и с умоляющим взглядом сказал:
– Я тебя прошу: не надо этого делать, делай так, как я говорю, и прошу тебя стать моей женой.
Циля ещё долго сопротивлялась и наконец, хитро опустив глаза, сказала:
– Моисей, это так неожиданно, а потому это быстро не делается, необходимо в присутствии родителей у раввина получить согласие на бракосочетание и что-то золотое мне подарить, но не обручальные кольца – их потом, в день свадьбы. А до того времени я у тебя не возьму ни копейки.
Этими словами она ещё больше задела его самолюбие и раззадорила. Тогда он сказал:
– Хорошо, если ты так хочешь, то я это сделаю сегодня.
По двойному щелчку пальцами вошли гарсон Зельма и водитель. Моисей отошёл с ними в сторонку, что-то им сказал, и оба скрылись за кулисы. Через несколько минут гарсон принёс небольшой самовар с заварным чайником и посудой, а вдобавок – тарелку с кучей разнообразных пирожных.
– Моисей, зачем так много, мы что – до утра собираемся здесь кутить? Да и поздно уже, старики будут беспокоиться, – сказала Циля.
– Можем и до утра, если, конечно, ты пожелаешь, – ответил Мишка.
Глянув на часы, которые показывали двадцать один двенадцать, он подумал: «В лучшем случае Исаак привезёт всё и всех примерно через час» и принялся употреблять изысканные пирожные, до которых имел большое пристрастие, причём ежедневно их поедал в самых изысканных кафе.
С истечением чуть больше часа гарсон, спросив разрешения войти, доложил о прибытии раввина и отца с матерью Цили.
– Пускай войдёт водитель Исаак, всё, – сказал хозяин ресторана.
Услышав шаги в зале, Мишка поднялся и пошёл навстречу водителю, который ему что-то передал и, получив задание, пошёл исполнять его, а через мгновение послышался топот грубых башмаков, и в зал вошёл раввин с вопросом:
– Мойша, что за спешка, неужели нельзя было подождать до утра?
– Извини, уважаемый наставник, что потревожил тебя и столь почтенных родителей, которые прибыли с тобой, но, когда ты узнаешь, уверен – не пожалеешь и сделаешь это с большим удовольствием, кроме того, ещё и похвалишь меня за правильное решение, которое я принял час назад. Сегодня в стране творится такое, что для нас, простых смертных, каждая минута дорога, а раз так – тогда надо торопиться жить, и жить хорошо, счастливо и богато! Вот из этих соображений я и тороплюсь взять от жизни то, что ещё не брал.
Циля сидела за столом и не видела, с кем Мишка разговаривает у неё за спиной, мало ли кого он мог назвать наставником; она была оторвана от действительности и прокручивала в голове события этого дня и вечера.
А тем временем Зельма и метрдотель сдвинули два стола вместе позади Цили, и гарсон начал в темпе его сервировать приборами, посудой и холодной закуской. Мишка же, после раввина подойдя к родителям Цили, почтенно поздоровался, извинился за то, что нарушил их пожилой уклад жизни, и тихо сказал:
– Думаю, вы не пожалеете, что пришли сюда в столь поздний для вас час.
После чего подвёл к столу, усадил и почти на цыпочках направился к своей Циле; подойдя, коснулся рукой её плеча, отчего она вздрогнула и подняла голову, вопросительно посмотрела на Моисея.
– Пойдём, познакомь меня со своими родителями, и пусть они решат нашу судьбу своим благословением, – произнёс владелец ресторана.
– Так уже поздно, они в это время спят и вряд ли что-то смогут соображать, – ответила Циля.
– Вставай и посмотри, кто у тебя за спиной.
Как только она приподнялась, Мишка аккуратным прикосновением своих рук к её плечам повернул её в сторону столика, за которым сидели ранее названные почтенные люди. Увидев мать и отца сидящими за одним столом с раввином, Циля подумала: «Мишка специально всё предыдущее говорил, чтобы усыпить мою бдительность, а сам в это время готовил коварный удар, дабы опозорить меня в лице родителей и раввина».
Только она ошиблась, её ждала не меньшая неожиданность; растерявшись окончательно, она шла, подталкиваемая Мишкой, а потрясло её, во-первых, присутствие сидевших за столом людей, во-вторых, сказанные следующие слова Мишки:
– Уважаемые родители! Я в вашем присутствии и не менее уважаемого раввина прошу вас дать согласие на нашу свадьбу, которая состоится через два месяца в этом ресторане!
Услышав эти слова, раввин и родители встали, захлопали в ладоши, и через несколько секунд наступила гробовая тишина. Все ждали ответа раввина.
Наконец он подошёл к молодым с вопросом:
– Прежде всего я должен спросить; позиция жениха мне известна – невеста согласна или нет?
Долго и молча стоявшая в растерянности невеста вновь залилась румянцем. Опустив голову, едва держалась на ногах и только после повторно заданного вопроса, когда Мишка ей слегка прижал руку, Циля подняла голову; лицо её выражало смущение – благо, что было упрятано за чёрными крупными локонами, но блеск счастливых глаз просматривался через кисею волос. Чуть тряхнула головой, отчего локоны отлетели почти до ушей и выглянуло красивое девичье лицо с налитыми слезами радости чёрными глазами и вымученной, но счастливой улыбкой, которая едва приоткрыла губы, и все услышали:
– Да, я согласна стать женою Моисея.
Вновь тройка зааплодировала, а раввин, как и положено по статусу, взял на себя миссию по описанию обряда, который необходимо выполнить по завету; подняв руку, он стал говорить:
– Чтобы нам дальше говорить о традициях, ты знаешь, Мойша, что ты должен сейчас сделать своей невесте?
– Да, уважаемый наставник, я должен ей прямо сейчас подарить дорогую вещь. Вот кольцо, серьги и брошь, всё с рубином. Думаю, Циле понравится мой подарок и вкус. – И, сделав пол-оборота всем телом вправо, взял с поднесённого лакеем подноса названные украшения и протянул невесте.
