Текст книги "Остров живых"

Автор книги: Николай Берг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Правда, непонятно, как они с крысами корабельными справились. Но видно получилось как-то. Идем по пирсу непривычно – просто кучей. Без разбивки секторов, оружие у всех есть, но в кобурах или на ремне.

Спрашиваю Филю.

– Бре, тут все под присмотром, не боись.

Ну-ну. А чего ж нас сюда пригнали?

Проходим мимо памятника эпроновцам. Стоявшую здесь же в гавани Ораниенбаума старушку «Аврору» в блокаду обстреливали так, что довелось слышать мнение о том, что снаряды и бомбы, потраченные на нее немцами, стоили дороже, чем этот символ революцию.

– Филь, а что тут за морф?

– Назвали Призраком. Сидят – боятся. Но одна бабка его видела: ни фига не призрак. Просто скоростной морф. Но бабка… Знаешь, могла и выдумать. Эти старики много чего фантазируют…

Гм… Да, разные они, старики-то. И старушки тоже. Прошлым летом к моим знакомым копарям обратилась тихая старушка: ребята, дескать, выручайте, призраки по ночам мучают. «Какие призраки?» – «Да три немецких офицера все приходят, надоели». – «Опа! А чего это они повадились-то?» – «Да во время войны они на постое в этом доме были – выскочили, когда артобстрел начался, под снаряд и попали. Они у меня в огороде закопаны». Приятели и копанули, бабка даже роскошный смородиновый куст не пожалела. И действительно – три ганса нашлись, меньше чем на полметра глубины. Правда, без обвеса, кителей и сапог, но в касках. И по состоянию костей видно, что осколками срезало. Успокоили старушку, вытащили скелеты с огорода. Передали Фольксбунду, пусть покойные офицеры теперь своим соотечественникам надоедают, раз такие беспокойные оказались. Другой старичок показал место массовых расстрелов немцами наших раненых красноармейцев и гражданских. Тоже тем летом рыли. Он, оказывается, шестилетним мальчишкой из кустов видал, как расстреливали. На картах не было ни хрена, да и в книгах тоже. А накопали всякого разного. Кроме нескольких десятков скелетов мужских, женских и детских вещи всякие, включая вставной глаз, кожаные лапти и прочие вещи. А под занавес и женские косы и девчачьи косички. Еще и презервативы немецкие пользованные среди костей нашли. Так что старички – они очень разные, некоторых стоит слушать и записывать за ними.

Со старушкой этой надо бы потолковать.

В расположении какой-то военно-морской части – черт ее поймет, аббревиатуру на табличке – тоже народа густо. Понимаю, что сюда собрались уцелевшие. На этом куске земли большая часть жителей Ораниенбаума и сосредоточена. Относительный порядок: и пока шли, ни одного не то что зомби, трупа не попалось. Это хорошо, если и второй город, кроме Кронштадта, удержался.

К сожалению, очень скоро понимаю, что ошибся. Город пал. Все, кто выжил, теперь теснятся на берегу. Да и в расположении народ нервный. Местный медик (есть у них тут и медпункт свой) угрюмый, необщительный – вроде как фельдшер. В гости не позвал.

Меня встречает Демидов. Остальные уехали.

– На чем и куда? – спрашиваю я.

– На грузовиках-будках. Как вот мы тогда в Кронштадте, тут так же чистку устроили, по нашему примеру. Короче, машины по городу ездят, зомбаков попроще постреляли. Но все равно не всех. Да и морфы. В общем, пешком ходить нельзя.

– А что про морфов слышно?

– Много их. Но мелкие какие-то, не отожратые.

Виктор мрачно крутил по лесу петли. На обратную дорогу в деревню ушло времени втрое.

Так же мрачно вошел в дом, не снимая снаряжения, присел на лавку. Посмотрел на недоумевающую Ирку.

– Ружья у них. И жадные они. И непонятные, – высказал странное.

– Чем непонятные, Витенька? – удивилась Ирина.

– Действиями. Там по всему видно, даже трупы с собой увезли. Грузовик у них, и покрышки характерные. Так вот они четыре раза приезжали-уезжали. И увезли даже заведомые трупы. Зачем? – поделился сомнениями Витька.

– Может, не хотели, чтоб мертвяки по лесу валялись?

– И валялись бы. И что? Машины и всякий мусор бросили, и все.

– А может, плюнем да забудем? Вряд ли они на эту поляну вернутся еще. Следы-то старые? – попыталась успокоить мужа жена.

– Следы старые, заветрились, – признал муж.

– Вот видишь! А через месяц-другой уже снег сойдет – нас шиш найдешь.

– Зато в зелени все будет. А у них ружья. И стреляют они без раздумок.

Ирка встревожилась:

– Ты ведь надумал что-то, а, Витька?

Виктор промолчал.

– Витенька, не молчи, скажи. Что натеял?

– Охотничье ружье бьет метров на семьдесят. А мой Дормидонт Проникантьевич (Витя с уважением полюбовался стоящим рядом с лавкой ДП) – на полтора километра. Значит, если мы с ними встретимся на дистанции метров в двести – триста шансов у них никаких не будет. Абсолютно.

– Они не в грузовике живут, – напомнила Ирка.

– И это верно. Они на нем ездят. И пока прочесывают ту местность, которая для них поближе. А к весне начнут чесать, что подальше. А летом тем более таких дикарей, которые из города в ужасе удрали, набрав с собой шампиньонов резаных и кукурузы, не останется. Зато мы с тобой останемся, – высказал очевидное муж.

– А мы будем осторожнее! – возразила Ирина.

– Ирка! Вот скажи, как ты будешь осторожнее? На караульную службу нас двоих не хватит. Засветиться нам – раз плюнуть. Запах дыма учуют. Услышат что. Да мало ли. Просто напорются случайно, – печально пояснил супруг.

– Мы ж не безоружные!

– Толку-то.

– Как это толку-то! Ответим!

– Тьфу. Баба! Да чтоб ответить, их надо первыми заметить. А когда они по нам отстреляются, нам уже все пофиг будет. Даже если мы в ответ их всех положим потом, у нас тут больницы нет.

– Ты так говоришь, словно они нас уже нашли! Пока не нашли же.

– Так что, вот так сидеть и трястись? – хмыкнул Витя.

– А ты не трясись! Посмелее!

– Поглупее, лучше скажи. Не найдут сейчас – найдут через полгода. Через год. Через два. Не хочу.

Виктор встал, потянулся за пулеметом.

– Ты что, собираешься сейчас ехать их ловить?

– Не ловить. Но прятаться… Не получится у нас, если ты хочешь в деревне жить. Если б сидели тихо как мыши в бункере, тогда еще вопрос, нашли бы или нет. А Ольховка, она на картах есть, дорога сюда ведет, значит, эти нищеброды сюда точно припрутся. Дочистят беженцев и припрутся, – спрогнозировал неизбежное Витя.

– Черт, зря я тебя сгоношила!

– Не знаю, не знаю… Вылез бы поутряне как-нибудь из бункера гадить и наткнулся бы на картечь… Или ножом бы сняли, как в люк бы полез…

– Не, Витя, не надо…

– Надо, Ирка. Я им не мыша. И ты им не мыша. Мы им покажем, кто тут в лесу самый злобный. Пошли.

И оставив за спиной тихонько причитающую Ирку, шагнул к выходу…

Ребята возвращаются быстро. Захватывают меня с Демидовым, и мы отправляемся. Приходится еще рассказать, как там Николаич и Ленька. Что удивляет, у Ильяса при разговоре о драке с морфом на холодном оружии глазки как-то этак взблескивают, но тут же опять становятся чуток сонными, как обычно.

Магазинную малопульку у Демидова изъяли и оставили на заводе вместе с завезенным из крепости таким же малокалиберным оружием. И сейчас Ильяс устроил перед выездом маленькое представление: по его приказу мы построились не очень-то ровной надо признаться шеренгой, старательно выпучили глаза и вытянулись по стойке смирно. Ильяс хорошо поставленным сержантским голосом вызвал на середину Демидова. Тот как-то и растерялся совсем, и вышел кособоко, стесняясь того, что на него смотрит столько народу, – а надо сказать, что местные на это действо собрались поглазеть немалой толпой.

– Равнение на средину! Стажер Демидов – ранг Гаврош! В связи с образцовым выполнением задания командования и упокоением пятидесяти упырей-шустеров переводится из стажеров обмундированных в стажеры вооруженные. Стажер Демидов, принять личное боевое оружие!

И наш военачальник не выдает, но вручает как орден маленькую кобуру с пистолетом – близнецом того, что я снял с умершего диверсанта. Демидов жмурится от удовольствия и восхищенно таращится на необычное оружие. Старательно жмет протянутую руку командира.

А я слышу за спиной шепот кого-то из местных:

– Ни хрена ж себе стажер – сопляк у них полста шустеров набил! Вот ухорезы!

И до меня доходит, что Ильяс канонично одним выстрелом свалил двух зайцев.

Жмем Демидову лапу, рассаживаемся по двум грузовикам, получив коротенькую инструкцию. Задача простая: на месте последнего инцидента остались следы. Серега как лучший следопыт из нас вместе с троицей саперов, прикрывающих ему спину, будет распутывать, куда морф потащил бойца. А мы на двух машинах станем прикрывать и его, и охраняющих его саперов.

Андрея с болтом-зверобоем посадили на колокольню собора – мощного, величественного, белого… Правда, охраняющий собор мужик, вроде бы звонарь, крайне не хотел пускать в храм с оружием. Но удалось в конце концов убедить – не в алтарь же Андрей полезет, а на колокольню. Теперь Андрей корячится, залезая по ненавистной лестнице на верхотуру, зато обзор оттуда отличный, глядишь и отработает как должно.

Меня удивляет, почему это нашего лучшего стрелка посадили тут. Нам он не поможет, когда мы будем крутиться внутри кварталов. Но начальству виднее. В вверенную мне амбразуру вижу, что мы вернулись почти обратно, к Сидоровскому каналу.

– Увидишь кого, – говорит мне стоящий рядом Саша, – не стреляй без стопроцентной уверенности. Хотя отсюда вроде б людей удалось эвакуировать, но все равно просили зря не лупить.

Вот уж хрен. Увижу кого дохлого – буду бить не раздумывая. Какими бы ушлыми морфы ни были, а видел я, что на перебитой лапе они бегают плохо.

Машины встают у железнодорожного вокзала – красивого трехэтажного здания.

Что наши там делают, не вижу. Потому что из моей амбразуры видна только привокзальная площадь. Вот и смотрю в оба глаза. И тут трупов нет. Странно. Зато проезжает пара таких же, как у нас, машин с амбразурами, пробитыми в кузовах.

Кто-то стучит по нашему кузову, слышу снаружи:

– К машине!

Вылезаем. Оказывается, нам в вокзал. Дверь открыта, рядом с нею двое с автоматами.

Внутри оказывается что-то среднее между биваком, складом и сторожевым постом.

Форпост или аванпост такое называется? Темновато, здоровенные вокзальные окна защищены спешно сляпанными решетками, а где и дощатыми щитами, подпертыми бревнышками.

Вижу здесь только мужиков. Мрачные и хмурые. Отсюда последнего из восьми пропавших парней уволокли, а был он опытный и не лопух. По следам идти пытались, но следы идут за автовокзал, а там гаражи и всякие такие сараюшки. Туда с зачисткой не совались – ПОТы (так тут называют фургоны с амбразурами – передвижная огневая точка) там не помощники из-за тесноты, а без них в пешем строю уже ходить зареклись, людей-то вроде и много, да бойцов мало, каждый на вес золота и терять очень обидно.

Сергей недовольно бурчит, что эта орда следы, конечно, затоптала напрочь. Мужики мнутся и покашливают. Ясно, затоптали.

Тем не менее тут люди за свою жизнь дерутся с толком – и улицы чистят, и живых спасают (город не многоэтажный, потому выживших с третьих этажей снять можно), и трупы, откуда могут, вывозят – захоронить не вышло, руки не дошли, но, во всяком случае, кормовую базу для шустеров ограничили все же. Покойников за городом сваливают. А там пустырь здоровенный и постоянное дежурство – начинающих стрелков натаскивают стрелять по стягивающимся зомби.

М-да… Выходит, нам аккурат достается в гаражи лезть. Мило, ничего не скажешь. По-моему Ильяс некоторое время размышляет, а не послать ли это предприятие к чертям, причем размышляет всерьез. Потом вздыхает и требует проводников по этим гаражам.

С проводниками получается какая-то невнятная затыка. Наконец прибывает мужичок. Отставник, гидрограф. А, ну да, тут такая служба есть. Или ее тоже расформировали? Ну ладно, неважно.

Мужичок на карте показывает что где, но у меня остается странное впечатление. Видимо, не только у меня одного. Ильяс, выждав момент, простодушно спрашивает:

– А что это вы финтите и о чем недоговариваете, а? Андерстенд меня или ноу?

Гидрограф как-то стеснительно жмется.

Остальные мужики помалкивают.

– Томодачи гидрограф, ты не биседзе [18]18
  Девушка ( японск.).


[Закрыть], чтоб тут жеманничать. Вакаремас? [19]19
  Поняли ( японск.).


[Закрыть]

– Видите ли, мы и сами не знаем, что там нынче, – признается проводник.

– Это как? – картинно удивляется Ильяс.

– Там буквально на второй день какие-то мутные люди закрепились. Не наши. Не местные. Вооруженные. Моего соседа по гаражам Сунгурцева Лешу застрелили, когда он за машиной пошел. У меня на руках умер.

– Людоедством они не баловались?

– Нет, этого не видели. На второй день они стрельбу устроили – рынок взялись обносить. К нам сунулись, но мы отбились, – неохотно говорит один из вокзальных мужиков.

– Оружие у вас откуда? – интересуется Сережа.

– Частью местное, а еще из Кронштадта подбросили.

– Выбить этих, из гаражей, не пытались?

– А зачем? Заблокировали. Как смогли, конечно, но они к нам не лезли потом.

– И что там сейчас?

– А пес их знает! Тихо. Но вот морф оттуда приходит.

– Домо аригато! [20]20
  Большое спасибо ( яп.).


[Закрыть]Только знаете, мужики, либо вы выкладываете все, что вам известно, и подробно, либо хрена я туда с людьми полезу. До гаражей рукой подать, вооружения у вас достаточно, а вы как дети малые жметесь, – решительно говорит Ильяс.

– Да были у нас перестрелки. Они нас запугивали даже – отрезанные головы подкидывали. Нескольких из них мы тоже подловили, – отвечают рамбовские.

– Почему на машинах не въехали? – Вовка опередил Ильяса.

– Да въехали. Сразу колеса пропоролись. И баррикады там еще в придачу.

– Кавай [21]21
  Милый ( яп.).


[Закрыть]расклад. Головы отрублены или отрезаны были?

– Н-н-не знаю… А это важно? – удивляется гидрограф.

– В нашем безнадежном деле все важно. Головы похоронили уже? – деловито уточняет командир.

– Наших – да, – кивает местный.

– А не наши – это кто? – продолжает Ильяс свои вопросы.

– Да валяются тут неподалеку две штуки, не знаем чьи. Может они своих порешили, – пожимают плечами хозяева.

– А что не убрали? – тонко иронизирует Ильяс.

– На них зомбари хорошо идут, – парирует охранник вокзала.

– Пошли, покажете.

Головы валяются рядом с вокзалом. Пропавший парень на них, видно, рассчитывал как на живца. Не помогло.

Осматриваем головы вместе с Ильясом. Опять ничего не понимаю. Головы раньше принадлежали двум мужчинам среднего возраста, изо рта одной торчит странный язык. Немного задумываюсь, пока понимаю, что это засунутый в рот член. Обрезанный, к слову.

– По-моему, одному голову отрезали ножом. Другому отрубили. И вроде при жизни еще. Что скажешь? – спрашивает меня Ильяс. Мне остается осмотреть срезы: следы на одной шее показывают, что пилили по хрящу, оставив характерные следы, на второй грубо стесан позвонок.

– Согласен. Не твои единоверцы, случаем? – без тени подковырки уточняю я.

– Может, и мои. Только головы рубить и резать все горазды. Футболисты, бнах! – злобно плюет в сторону снайпер.

Это да. Жители Альбиона в старые времена удивляли соседей милым обычаем. Подерутся, скажем, два племени, одно потерпит поражение. Тогда отрезанную голову вождя-неудачника победители должны запинать (в знак презрения к проигравшему руками не трогать, только ногами, чтоб поунизительнее было) в определенное место. А воины проигравшего племени – побитые, пораненные и помятые – должны не дать это сделать. Если не дадут, то к проигравшим уважительное отношение. Человеческое, по альбионовским меркам. Если же и тут проиграют, совсем им плохо придется. Отсюда и футбол пошел, к слову. А волейболу римляне зародиться не дали. Когда они завоевывали Британию, то с удивлением обнаружили местное вундерваффе [22]22
  Чудо-оружие ( нем.).


[Закрыть] – у врага оказались священные отряды метателей голов. В самом начале боя в римлян специально обученные альбионцы стали швырять заизвесткованные головы ранее побежденных ими бедолаг. Видимо, из-за эстетических причин это римлянам не понравилось, и они таки победили. И потом выбили местные обычаи напрочь. Зачастую вместе с носителями обычаев. Заизвесткованная голова, конечно, весомый аргумент, но грамотно брошенный пилум убедительнее оказался. Тем более стрела из баллисты или каменюка из катапульты.

– Глянь, по-моему, вот этому отрубили голову, уже когда он зомби стал. А вот этому резали по-живому. Что скажешь? – Ильяс переворачивает головы, осматривает внимательно срезы. И что характерно, ни одного словечка на всяких языках – собран командир в комок.

– Мне кажется, нет, оба были таким образом убиты.

– И что это нам дает? – очень серьезно спрашивает Ильяс.

– Материал для морфов. Не зря ж у них там уже давно тихо.

Командир украдкой поглядывает на наших и вполголоса спрашивает:

– А может, и тут дрессированные? Мутаборы с Алькатрасами?

И я не нахожу что сказать в ответ.

Возвращаемся на вокзал. Ильяс тут же начинает трясти безответного ботана, требуя у него сеанса связи с лабораторией. Понимаю, что его сейчас более всего интересует, чем запугивали моего морфированного знакомца. Ботан старается как умеет, а должен заметить, что в плане связи рохля таковым не выглядит – отлично у него получается. Другое дело, что Валентины на месте нет, связист же лабораторный либо толком говорить не хочет, то ли и впрямь не в курсе.

Ильяс связывается с Андреем. Долго с ним беседует, прикидывая, что и как видит тот с верхотуры. За это время местные успевают разгрузить три набитых всякими продуктами и вещами ПОТа и отгрузить один. Явно вокзал стал перевалочным пунктом: сюда что-то притаскивают из города и распределяют. Видимо, это не единственный такой пункт, нечто подобное и в военной части было.

В итоге грузимся и едем к автовокзалу. Благо здесь игрушечные расстояния. Или я Питером испорчен? Местные вполне серьезно к своему Рамбову относятся.

Северный КАС – несколько улочек с гаражами. По первому ощущению сотни три разношерстных гаражей. Соваться дуром как-то страшновато. Ильяс, подумав, решает нестандартно, и мы лезем на крыши гаражей.

– Стоим! Стоим и смотрим! – Командир слушает, что говорит ему в ухо рация.

И совершенно неожиданно с колокольни собора раздается очень гулкий, раскатистый в сыром воздухе бабах. Совсем неподалеку от нас сочно чпокает во что-то тугое пуля.

– Первая тройка, вперед – три крыши. Вторая, контроль справа! Саперы – проулок!

Начинаем передвигаться по ильясовским распоряжениям. Очень скоро с колокольни бабахает снова. На этот раз рация бубнит что-то такое, от чего Ильяс морщится. Опять продвигаемся. Отсюда видно, что мы вылезли не там, куда обычно въезжают, а с противоположной стороны. Планировка проездов тут достаточно странная, и как ни крути, а все проезды не посмотришь. Сейчас получается, что мы просматриваем где-то половину территории. Мне невозможно тщательно разглядеть, что там, потому что нашей тройке, разумеется, выпадает прикрывать тыл команды. Мы смотрим на проходящую рядом железную дорогу и пустырь до берега залива, густо заросшего соломенно-желтым тростником высотой больше человеческого роста. Краем глаза я вижу, что проезды забиты машинами, что часть гаражей распахнута, что явно сделаны баррикады, но вот их ожидаемых защитников не видно ни одного. Хотя я так думаю, что как раз видно – зомби тут есть, негусто, с десяток, наверное, в поле зрения, но вот что живые тут есть – сомнительно. Слишком мертво тут все выглядит. Ну разве кто в гараже заперся и отсиживается. Некоторое время, поглядывая через плечо, смотрю в проулки-проезды.

Впечатление странноватое. Мне кажется, что сначала здесь кто-то собирался устроиться надолго, сделал из совсем уж старых машин баррикады в ключевых местах, использовав то, что обычно хранится в гаражах. Но потом что-то пошло не так. В проулках валяются вещи, какие-то шмотки… В защищенном тремя баррикадами пятачке толкутся два зомби. У одного из них на спине что-то висит. Я бы сказал, что это оружие. Хотя, конечно, могу и ошибаться. Мне отсюда виден наискось по груди широкий вроде бы оружейный ремень и что-то торчащее снизу. Ну очень на оружие похоже. Хотя…

Мой друг в самую перестройку был в Лондоне. Хотел найти подработку. Сопровождали его как гиды двое курдов – они там учились вместе и были ему обязаны столь многим, что помнили, даже перебравшись в Лондон. И попалось ему на глаза объявление о выгодной работе в Израиле. Отправился уточнить, что да как. Курды следом.

Приехал. Конторка, сидят двое хасидов. Увидели вошедшую троицу, перепугались до невозможности. Дружок мой стал задавать вопросы. Очень скоро выяснил, что предложение не слишком качественное – работа в сельском хозяйстве только, заработает сельхозрабочим за тот месяц, что у него есть по визе, меньше, чем отдаст за билеты, страховку, еду и жилье. Ну и, разумеется, в субботы работать. И никаких развлечений. Курды как могли помогали в беседе, благо считали, что по-английски они говорят лучше – уже год чай в Лондоне живут. Хасиды держались стойко, но видно было, что чем дальше, тем больший ужас на них находит. До полуобморочного состояния.

Дружок мой вежливо попрощался. Курды тоже.

Вышли на улицу.

В конторе хасиды с облегчением упали в обморок.

И тут моего дружка ржач скрутил.

Просто он посмотрел на ситуацию со стороны.

И увидел глазами хасидов, как в контору по найму сельхозрабочих приходит субъект славянской внешности, в костюме с галстуком, как полагается любому из КГБ, с двумя бородатыми брюнетами-телохранителями в арафатках, причем у одного под курткой на спине автомат, и начинает, явно глумясь, задавать идиотские вопросы. Какая развлекательная программа, например. А телохранители все время обещают надрать задницы и сыплют всякими булл и дог шитами и факингами. И уходя, телохранители – грубые мерзавцы – говорят сакраментальное: «Ай вилл би бэк! [23]23
  Я вернусь! ( англ.)


[Закрыть]» – С явным намеком.

Хасиды ж не в курсе, что арафатки выгодно куплены на грошовой распродаже. Что это курды, а не палестинцы. Английский язык курды учили по боевикам в кино, и потому речь у них своеобразно заточена (смотрели «Терминатора» и «Карты, деньги, два ствола»), а самое главное – под курткой, на широком брезентовом оружейном ремне у курда – зонтик. Без солидного зонтика в Лондоне никак, а предыдущий зонтик у курда в метро негр украл, и потому новый зонт курд предусмотрительно носил ПОД курткой.

Только вот что-то не верится, что здесь на спине зонтик висит…

Что и подтверждается, когда несколькими выстрелами зомби укладываются на снежок. Ильяс в этой детской стрельбе участия не принимает, идет интенсивный разговор с Андреем.

Результат быстро сообщается, мы и соскучиться не успели. Причем результат обескураживающий: Андрей засек не меньше шести шустеров. А может быть, и морфов. Только одного удалось подстрелить, остальные тут же попрятались. Этого на десяток обычных зомби как-то чересчур много. Спецом их откармливали, что ли?

Ильяс делит команду на две группы. Часть тех, кто в стрельбе не гигант, остаются тут и контролируют местность. А две группки, двигаясь параллельно по крышам, аккуратно чистят проходы и те гаражи, которые открыты настежь.

Мне достается вид на залив позади гаражей. Ну настолько пустынно, что хоть в кресло садись и листай журнальчик. Хорошо хоть стоящий рядом Саша комментирует то, что видит, глядя на действия наших.

Со стороны чистильщиков то и дело коротко хлопают выстрелы. Одиночные, спокойные.

Оп! Рация заработала.

Спокойный голос Ильяса – просит меня подойти к ним. Передаю сектор под наблюдение соседям и припускаю по громко гукающим под ногами крышам. К счастью, тут перебираться через пространство проезда не надо. Добегаю. Ильяс стоит с винтовкой в руках и показывает пальцем, куда глянуть. Туда как раз смотрят старший сапер и Крокодил.

Внизу, у противоположных через проезд ворот гаража, лежит женский труп, с виду совершенно обычный, даже в не слишком бы и испачканной одежде. Короткая куртка, джинсы, сапожки с обломанными каблуками. Ну толстушка была. Ничего особенного.

Говорю это саперам. Тогда Крокодил манит меня пальцем и тычет себе в зубы. Перемещаюсь к нему. Вижу лицо покойницы. Вид-то меняется. Ага, не совсем уж и обычный – это ж скорее недоморф, как те, которые валялись в куче упокоенных на заводе. Она в одежде, только вот не толстушка – это я теперь вижу. Мертвые толстяки сильно распластываются. А эта круглит спиной, значит, не сало. Пасть изменилась, зазубела.

Что с черепом – неясно. Видно, здесь как раз та лежит цель, по которой Андрей из слонобоя попал. М-да, получается, Николаич прав оказался – стая тут. Несколько недоморфов. Как и получается у хищников, если зверь здоровенный, как морф, он охотится в одиночку. А мелочь пузатая сбивается в стаи. Шестерых Андрей видел. И сколько их получается всего?

– Что скажешь? – слышу голос Ильяса.

– Недоморф. Не успела отожраться.

– Заметил, где лежит?

– Ну да, у гаража.

– Не о том речь. Она нас должна была подманить, чтоб мы сюда пошли. А остальные оказались бы сзади. И напрыгнули бы со спины. А раз ее Андрей тут же снес, остальные и затихарились. Но они рядом.

– Пикантно.

– Еще бы. Но они все ж не морфы. Скорость чуть выше, чем у людей, силы чуть больше. Но не морфы.

– Зато стая. Возможно, и вожак есть.

– Это да, возможно.

Ильяс подзывает связиста-ботана. Требует от местных, чтоб прислали подкрепление. Те упираются: что-то гаражи эти у них пользуются каким-то суеверным страхом. Наш командир угрожает вообще свернуть операцию. В конце концов мы можем гонять этих недоморфов по здешним закоулкам вечно, так и будем кругами бегать.

В итоге присылают с десяток парней и мужиков с разномастным оружием. У одного солидный снайперский карабин, сразу видно, что элегантный и дорогущий. Пара человек с помповушками, у пятерых самое что ни на есть охотничье оружие в виде двустволок, остальные с разными модификациями «калашниковых».

Некоторое время уходит на инструктирование. Когда можно надеяться, что нам не начнут стрелять в спину, продолжаем движение. Один из мужиков проговаривается: были кроме пропавших и еще потери. Пытались нахрапом разобраться. Пришли сюда трое самоуверенных храбрецов. Потом пальба, вопли – и все. Спрашиваю:

– Нет ли среди упокоенных этих ребят?

Нет, вроде нету.

Людей не хватает категорически. Ну никак не охватить все эти проулки-закоулки.

Да еще вроде и стайка недоморфов тут околачивается, что тоже душу греет.

Однако чистить все равно надо. Причем так, чтобы и атаку не прозевать, и за спиной кого не оставить шибко дружелюбного. И конечно же Ильяс жаждет и тут не зря время потратить, а насчет трофеев разжиться. Куркуль он еще тот, никак не уступит в этом Николаичу.

Местные тем временем, озабоченные стаей, подгоняют пару ПОТов в дополнение к двум нашим. Толку только от них мало. Мы-то внутри, а машины – снаружи гаража. Наконец решаемся. Первая тройка притаскивает железную лесенку и спускается с крыши в проезд. Сапер Правило раздобыл связку электродов. Мы уже видели, что замки на гаражах попилены болгаркой, но вот проушины вроде целые. И можно металлическим прутком достаточно неплохо заблокировать гаражные ворота.

– Премародеризация, – поясняющим голосом говорит Саша.

Ильяс превзошел сам себя. Вроде и все сектора перекрыты, и прикрыты огнем в случае чего работающие внизу, но вижу, что он волнуется не на шутку.

Перебираемся на следующий ряд крыш. Тройка впереди, тройка внизу. Остальные тоже бдят. Минут через пятнадцать все это начинает напоминать что-то волнующее, например сбор морковки с грядок. Чувствую, что задумался, а это нехорошо, встряхиваюсь.

Дальше все происходит как-то сразу. Бахает выстрел с колокольни, опять громкое и мокрое чпоканье неподалеку, и тут же заполошная стрельба – наши партнеры лупят и ребята наши. На слух если брать – то очередями бьют все стволы. В моем секторе никакого движения, но вот Саша рядом трещит короткими, и мне по каске звякающими струйками бренчат гильзы. Как бы за шиворот не залетела какая, начну тогда прыгать.

Стрельба стихает, как и началась, резко и сразу. Недолго и длилась, по магазину не расстреляли. Залязгали – перезаряжают.

– Что там? – окликаю Сашу.

– Да разом с десяток мертвяков выскочило с разных направлений.

– А попали?

– Ага. Четверых точно сняли.

Вот черт! Они что, размножаются?

Не, бред. Тогда откуда эти недоморфы? Только пропавших восьмеро. Правда, трое дети, в них мяса немного. Но все равно те герои, что сюда сунулись, понадеявшись на мощь своих автоматов… Идиотская арифметика, а никуда не денешься, десяток недоморфов – это неприятность куда большая, чем шесть недоморфов.

Все-таки подстраховываясь и часто останавливаясь для пешей разведки, Виктор подобрался к интересовавшей его автомастерской с другой стороны. Оставил машину, вынул ключи. Подумал, показал Ирке, в какой карман спрятал. Очень осторожно выбрался на край кустарника, которым эта деревушка была окружена.

По первому впечатлению здесь были явно живые люди. Четко видно. Один дым из труб чего стоил. Виктор поводил биноклем. Послушал собачий лай. Проводил взглядом бабу, тащившую какие-то ведра, судя по всему полные. Навстречу бабе шел мужик с досками. Ага, за плечами ружьецо-двустволка. Что-то сказал бабе, та пустилась чуть не бегом. Да и вроде как и свинки тут – ветерком запашок принесло. В общем, деревенская идиллия.

Ирку почти колотило, не то от страха, не то от возбуждения, и она порывалась уже и дернуть прямо в деревню, которая, к удивлению Вити, оказалась несколько больше по размерам – и домов с десяток, и мастерская, и свинарник… Когда он тут останавливался по делу, то ли не обратил внимания, то ли еще что. Сейчас он находился со стороны, дальней от дороги и автомастерской. Близко стояли два типовых деревянных одноэтажных дома, достаточно древних с виду и с такими же чахлыми палисадниками и сараюшками. Подальше еще несколько домиков, один новодельный, каменный.

Понаблюдав с полчаса и не заметив ничего нового, разве что двое мужиков стали двуручкой пилить дрова да другая баба принялась таскать воду из колодца, как заведенная мотаясь туда-сюда, Виктор неохотно согласился с планом Ирки – запустить ее как агентурную разведку. Ирка напялила на себя что-то из гардероба покойной бабки, став сразу на пяток лет старше и словно горбатее, потерла себе лицо испачканной о кору ближней елки ладонью, отдала Витьке оружие и собралась вылезать из кустов.

В последний момент Витя ее придержал. Во-первых, срезал ей дубинку-посох на всякий случай. Во-вторых, велел дать крюка и выходить так, чтоб не отсюда, не от машины.

Ирка кивнула, нервно облизнула губы и двинулась пригнувшись, делая петлю.

Витя огляделся и вновь приложился к биноклю.

Ирка отнеслась к приказу ответственно – дала крюка на добрых полчаса. Наконец уже извертевшийся на своем сером полипропиленовом коврике, Виктор увидел свою суженую-ряженую. Та шла навстречу бабе с ведрами и приветливо махала рукой. Баба поставила ведра на снег, заозиралась по сторонам. Собачонка подбежала к женщинам, стала брехать тонким голосишком, размахивая хвостом так, что завиляла вся задняя половина собачьего тельца. Неторопливо подошел мужичок, тот, с ружьем за спиной.