Текст книги "Возмутители глубин. Секретные операции советских подводных лодок в годы холодной войны"
Автор книги: Николай Черкашин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Чтобы решиться на такой шаг, требовалось уже не воинское, а гражданское мужество, так как Британов вольно или невольно ставил себя под удар вполне возможного обвинения: «Не принял всех мер по борьбе за живучесть корабля». Ведь именно этого боялся командующий Черноморским флотом, вице-адмирал Пархоменко, когда держал до последнего момента на гибнущем линкоре «Новороссийск» почти полуторатысячный экипаж.
Тем не менее Британов сделал все возможное, чтобы спасти атомный подводный крейсер. Даже американские специалисты-подводники, не испытывая к своему бывшему противнику особых симпатий, признали, что капитан 2-го ранга Британов в аварийной ситуации действовал наилучшим образом. А уж им-то вторая версия катастрофы – срыв крышки ракетной шахты днищем атомарины «Аугусты» – была более чем известна.
Британова приняли в Америке как настоящего героя.
«Но не надо и идеализировать американцев, – напишут потом соавторы-американцы в триллере «Враждебные воды». – В данном случае их намерения более напоминали пиратство, чем спасательную операцию». Такая откровенность делает честь бывшему военно-морскому атташе США в Москве Петеру Хухтхаузену и его коллеге Роберту Алан-Уайту. Они честно поведали о том, как опасно маневрировала под водой вокруг К-219 американская атомная подлодка «Аугуста» и как она намеренно оборвала своим перископом буксирный трос, переброшенный с носа советской атомарины на корму «Красногвардейска». Они же признались и в том, что командир буксира ВМС США «Паутхэтэн» имел задачу – добиться согласия русских подводников на буксировку и оттащить тяжело раненную атомарину в ближайшую американскую базу. Не получив от Британова «добра», буксир стал дожидаться, когда моряки оставят свой обреченный корабль. Тогда К-219 превратится в бесхозное имущество и подлодку можно будет увести без особых международных проблем. Но пока на подводном крейсере оставался хоть человек, «Паутхэтэн» не имел права высаживать буксирную команду на чужой корабль. Один человек на нем и оставался – по ночам, когда аварийно-спасательную партию забирали с К-219 на «Красногвардейск», чтобы не подвергать людей излишнему риску. Человеком этим был капитан 2-го ранга Игорь Британов. Засунув пистолет в карман меховой «канадки», он до утра торчал на мостике, ловя на себе взгляды американских биноклей и перископов. Он охранял 15-ракетный атомный крейсер стратегического назначения с той же внешней невозмутимостью, с какой стерегут сторожа яблоневые сады от мальчишеских набегов. Разве что сады не угрожают жизни своих хозяев, а здесь «охраняемый объект» мог взорваться и затонуть в любую минуту.
Ночь, да не одну, наедине с тлеющей пороховой бочкой, с выгорающими изнутри ракетными отсеками – это круто. Но Игорь Британов выполнял свой командирский долг так, как это предписывали все воинские уставы, все рыцарские кодексы чести всех времен и народов. Это и о нем можно спеть, не кривя душой: «Комбат, ты сердце не прятал за спины солдат». Его матросы были в безопасности на «Красногвардейске». На чаше весов Фортуны была лишь одна жизнь – командира И если строгие судьи найдут толику вины Британова в роковом финале похода, то она, эта умозрительная вина, с лихвой искуплена теми его воистину боевыми дежурствами на мостике агонизирующего ядерного монстра.
Он покинул (а мог и вовсе не покинуть) свой корабль лишь тогда, когда подводная лодка ушла под воду по самые «уши» – под рули глубины на боевой рубке. Едва Британов перебрался на надувной плотик, как через три минуты полузатопленный крейсер с бушующим внутри окислителем, навсегда ушел в бездну. Это случилось в 23 часа 03 минуты по московскому времени 6 октября 1986 года посреди Саргассова моря.
Момент был трагиисторический: впервые за всю эпоху мореплавания уходил в пучину атомный ракетный крейсер. По старой морской традиции полагалось провожать тонущий корабль криками «Ура!». Но экипаж К-219 «ура» не кричал…
Как только воздетая корма атомарины, взблеснув под луной огромными бронзовыми винтами, скрылась под волнами, все суда, дрейфовавшие поблизости, поспешили прочь от опасного места Никто не мог сказать, что произойдет в следующую минуту – вырвется ли из толщи океана ядерный гриб или шарахнет в борт мощный гидродинамический удар.
Британов греб на своем плотике вслед уходящим спасателям Его подобрала шлюпка, спущенная с «Красногвардейска».
Спасенные подводники были доставлены на Кубу, а затем – спецавиарейсом – в Москву. На командира-«аварийщика» и его командира БЧ-5 (старшего механика) Красильникова, как водилось до той поры, немедленно завели уголовное дело. От суда скорого и предвзятого – обоим «преступникам» светило по восемь лет лагерей – их спасли разве что общая оттепель перестройки да грандиозный скандал в связи с посадкой немецкого пилота Матиаса Руста на Красной площади. Только что назначенный после смещенного предшественника министр обороны СССР, генерал армии Дмитрий Язов посчитал, что скандалов и без того хватает, а также взяв во внимание и ходатайство тогдашнего главкома ВМФ адмирала флота В. Чернавина, повелел уголовное дело на командира К-219 и его инженера-механика закрыть. Но на флотской судьбе кавторанга Британова вопреки народной мудрости «за одного битого двух небитых дают» был поставлен беспощадный кадровый крест. Бывалого подводника, не по своей вине приобревшего уникальный опыт действий в небывалой аварии, отправили на гражданку. Выживай, как знаешь… И он снова ощутил себя на зыбком плотике посреди валов житейского моря. Все надо было начинать заново. Исключенный из рядов КПСС, прогнанный с флота, ославленный самой злой молвой, кавторанг Британов не сломался, не спился, не затерялся в уральской глубинке, куда занесла его новая судьба. Напротив, сделал карьеру в Екатеринбурге на общественном поприще, стал заметным человеком в столице Урала.
Некоторые старые адмиралы-подводники, немало порисковавшие на своем веку, считают Британова виновным в гибели корабля. И я понимаю их: все они играли в одну и ту же воистину русскую «рулетку» – крутили барабан с одним патроном, подносили к виску и (пронеси, Господи!) нажимали на спуск Если не так фигурально, то каждый из них выходил в моря примерно с тем же грузом проблем и неисправностей, что и Британов. Каждый из них так или иначе согласился с жестокими правилами той игры, которую им навязали: командир отвечает за все. Его первым награждают, но и первым же наказывают за все, что случится с его кораблем, с его людьми. Так-то оно так, но сколько же береговых чиновников под прикрытием этой державной максимы перекладывали долю своей ответственности за подготовку корабля к океанскому плаванию на плечи командира? И когда с кораблем что-то случается, нет с них, проектировщиков, строителей, снабженцев, ремонтников, содержателей оружия, кадровиков, сурового спроса, потому что спрашивать можно лишь по результатам технической экспертизы, а объект для экспертизы недоступен, поскольку покоится на многокилометровой глубине. В прямом смысле – концы в воду. Вот и отвечает командир за всех и за все.
Ах, ты не хочешь отвечать за чужие грехи? Не хочешь выходить в море на недоделанном корабле с экипажем, наспех собранным с бору по сосенке? Ну, и не выходи, принципиальный ты наш, другой выйдет. Только ты уже никогда не поднимешься на мостик командиром, да и в партии тебе делать нечего, да и шел бы ты с флота подальше!
А вот мы ходили и виноватых на стороне не искали. Сами за все отвечали. Все так служили. И ничего – проносило. Тебе не повезло, вот и отвечай за всех. Все за одного, один за всех. Или ты особенный?
Когда К-8 в Бискайском заливе после пожара затонула, ее командир, капитан 2-го ранга Бессонов навсегда в море остался. И командир погибшего «Комсомольца», капитан 1-го ранга Ванин тоже на дне морском лежит в ВСК – всплывающей спасательной камере. Орден Красного Знамени – его вдове. И командиру безвестно сгинувшей К-129, капитану 2-го ранга Кобзарю вечный почет и орден посмертно. Командир же затонувшего атомохода К-429, капитан 1-го ранга Суворов сумел выбраться из прочного корпуса – под суд его. Так что, товарищ Британов, радуйтесь, что ваше уголовное дело в архив сдали.
Такой вот приговор от отцов-командиров. И попробуй им скажи, что Британов и его коллеги – заложники порочной системы. Впрочем, согласятся, что система подготовки кораблей и комплектации экипажей – авральна и аварийна. Ее надо в корне менять. Но где взять другую, которая потребует немалые средства на содержание технических экипажей, быстрый и качественный ремонт, сносные условия службы для контрактников и прочие «роскошества»? В лучшие времена такого не было, а про нынешние и говорить нечего.
Все это Британов сознавал столь же хорошо, как и его нынешние критики. И все-таки в море вышел. Нельзя было не выходить. Другого бы послали, менее опытного, менее знающего экипаж и особенности корабля.
Я задал ему весьма жестокий вопрос почему он не последовал старой морской традиции – не покидать мостик тонущего корабля и до конца делить с ним горькую участь?
– Была такая мысль… Но ведь потом бы во всем обвинили экипаж. Надо было доказать, что в нашей беде мы не виноваты.
И это не просто слова. Британов этого добился, как добился командир злосчастной Б-37, на которой рванули в одночасье все торпеды носового отсека. Тогда, отданный под трибунал министром обороны СССР, капитан 2-го ранга Бегеба сумел доказать на суде невиновность во взрыве экипажа своей подводной лодки.
Я познакомился с Игорем Британовым у решетки французского посольства в Москве. Мы вместе летели в Париж, а потом в Брест на 36-й Международный конгресс моряков-подводников. На обратном пути один из участников российской делегации попал в весьма
сложный переплет, перепутав авиабилеты. Я видел, как на помощь пришел Британов. В считаные минуты он принял нестандартное решение и выручил коллегу. Командир, он и в Париже командир! А еще я видел, с каким почтением подходили к нему подводники-профи из Англии, Германии, Италии, Франции. Одни пожимали ему руку, другие просили подписать книгу о К-219, в герои которой он вышел творческой волей трех соавторов. Годом раньше Британов побывал в США – в столице американских ВМС Аннаполисе. Офицерский клуб Военно-морской академии был полон. Когда в зал вошел капитан 2-го ранга запаса Игорь Британов, ею встретили овацией. Далее слова очевидцев: «Американцы встали! Встали все! А это были те, кто всю жизнь считал своими врагами именно русских, те, кто командовал авианосцами и фрегатами, подлодками-охотниками, противолодочными самолетами, защищая свою страну от советской угрозы, и в первую очередь из глубины. Но сейчас они отдавали дань мужеству своего достойного противника, человека, который своей волей спас их побережье от ядерной катастрофы».
Встанут ли перед Британовым наши адмиралы? Не знаю. Не уверен. Если встанут, то не все. Уж так у нас повелось: тень любого обвинения – праведного или неправедного – сопровождает человека до конца дней. Но дело не во внешних почестях. Вот на днях министр обороны РФ подписал приказ о присвоении Игорю Британову звания капитана 1 – го ранга запаса. Не прошло и пятнадцати лет, как справедливость восторжествовала. Она, эта справедливость, у нас редко торопится. Если учесть, что герои линкора «Новороссийск» получили свои награды с опозданием в сорок четыре года, если учесть, что некоторые офицеры с К-219 уже получили кресты ордена Мужества, а матрос Сергей Преминин посмертную звезду Героя России, то можно надеяться, что однажды наши чиновники, глубокие ценители воинского мужества, вспомнят и о командире подводного крейсера К-219, как и об остальных членах его экипажа.
«ЗАБУДЬТЕ, ГДЕ ВЫ БЫЛИ!» ИЛИ КОМАНДИР «КУЗЬКИНОЙ МАТЕРИ»
– Нам приказано было показать им «кузькину мать». Показать в Карибском море. Правда, Хрущев им в 1962 году уже показывал. Но и спустя двадцать два года возникла острая политическая необходимость пугануть Пентагон нашими ракетами…
Мой собеседник – капитан 1-го ранга Валерий Алексеевич Стоянов, бывший командир той самой атомной подводной лодки стратегического назначения К-240, которой выпала роль «кузькиной матери».
– Ну что ж, в Карибы, так в Карибы. Если Родина прикажет, мы шинель в трусы заправим. Правда, желающих идти со мной старшим на борту почему-то не оказалось. Все понимали, что мы идем на гиблое дело. Поэтому мне и сказали: «Ты, Стоянов, довольно опытный командир, сам справишься».
– А почему так сразу – гиблое дело?
– А вы попробуйте протащить незаметно слона в посудную лавку. Вот именно это мне и предстояло сделать: провести скрытно огромный подводный крейсер водоизмещением в шестнадцать тысяч тонн, с 16-ю баллистическими ракетами в шахтах в один из узких проливчиков между островов, которые, как частокол отгораживают Карибское море от Атлантики, от Саргассова моря. Ясен пень, что скрытности нам не соблюсти, а значит, поощрять нас никто не будет. В лучшем случае – не накажут. И никакие ордена не светят. Так что вперед и с песней.
Итак, 1984 год Разгар европейского ракетного кризиса. Генеральный секретарь ЦК КПСС, политический лидер страны Юрий Андропов принимает решение показать американским политикам очередную «кузькину мать». Если Никита Хрущев выбрал в качестве «кузькиной матери» сверхмощную водородную бомбу, взорванную в 1962 году на Новой Земле, а затем баллистические ракеты, размещенные на Кубе, то Юрий Андропов сделал ставку на атомные подводные ракетоносцы стратегического назначения. Игра шла по-крупному, и дело дошло до козырей. Непрерывный ракетный караван, который курсировал вдоль обоих океанских побережий США, стал рутинной «адекватной мерой». Надо было придумать что-то из ряда вон выходящее. И в Главном штабе ВМФ придумали – послать в Карибское море шестнадцатиракетный подводный крейсер. Если американские ракеты, нацеленные на СССР из Западной Германии и Турции, – это «кольт, приставленный к виску Кремля», то подводный ракетодром у южных берегов Америки – это, «бритва на горле Белого дома». Подлетное время ракет из шахт К-240 было меньше одной минуты, и никакая ПРО не смогла бы их перехватить…
– Готовились мы к этому походу более чем тщательно, – рассказывает Валерий Стоянов. – Всю нашу группу лодочного командования отправили на подготовку в учебный центр в Палдиски. Эстония. Потом отрабатывали схему взаимодействия с лодками 33-й дивизии, которую возглавлял тогда Валерий Исак. Они должны были отвлекать на себя натовские корабли при прохождении противолодочных рубежей. Руководил операцией контр-адмирал Геннадий Шабалин. Мне предписывалось – пройти Фареро-Исландский рубеж, войти в Саргассово море, а оттуда проникнуть через пролив Мона – это между островами Гаити и Пуэрто-Рико. Подготовка к походу была прикрыта завесой особой секретности. Но… о том, куда мы шли, знал чуть ли не весь поселок! Надо полагать, «утечка информации» была допущена специально. Это тоже входило в планы психологической войны, которая, по сути дела, была главной составляющей войны холодной.
И вот в августе 1984 года мы вышли из Гаджиева, погрузились в Баренцево море и двинулись в Северную Атлантику, в Саргассово море…
Девятнадцатую дивизию 3-й флотилии атомных подводных лодок вполне можно было назвать «дивизией Саргассова моря». Именно там, в легендарном море, населенном реликтовыми морскими чудовищами и гигантскими водорослями, и приходилось действовать гаджиевским подводным ракетоносцам. Невольно вспоминаются строки из романа Александра Беляева «Остров погибших кораблей»:
«– …Мы попали в область Саргассова моря, таинственного моря, которое расположено западнее Корво – одного из Азорских островов. Это море занимает площадь в шесть раз больше Германии. Оно все сплошь покрыто густым ковром водорослей. “Водоросль” по-испански – “саргасса”, отсюда и название моря.
– Как же это так: море среди океана? – спросила мисс Кингман.
– Вот этого вопроса не решили еще и сами ученые. Как вам должно быть известно, теплое течение Гольфстрим направляется из проливов Флориды на север к Шпицбергену. Но на пути это течение разделяется, и один рукав возвращается на юг, до Азорских островов, идет к западным берегам Африки и, наконец, описав полукруг, возвращается к Антильским островам. Получается теплое кольцо, в котором и находится холодная, спокойная вода – Саргассово море. Посмотрите на океан!
Все оглянулись и были поражены: поверхность океана лежала перед ними неподвижной, как стоячий пруд. Ни малейшей волны, движения, плеска. Первые лучи восходящего солнца осветили это странное, застывшее море, которое походило на сплошной ковер зеленовато-бледных водорослей».
Ковер не ковер, но водоросли немало отравляли жизнь подводников, забивая водозаборные отверстия в корпусах подводных лодок, наматываясь на винты, цепляясь за рули и стабилизаторы. Но намного коварнее саргасс были другие «водоросли» – рукотворные: кабельные трассы, проложенные на дне океана и образованных им морей, систему освещения подводной обстановки SOSUS.
Пролив Мона, через который предстояло пройти в Карибское море, относительно широк – около 150 километров, и глубины в нем свыше 200 метров. Он соединяет две глубоководные впадины – Пуэрто-Риканскую – на севере (918 метров) и Венесуэльскую на юге (максимальная глубина – 5630 метров). Несмотря на 150-километровую ширину Моны, перекрыть пролив со стопроцентной гарантией не представляло особого труда, учитывая систему SOSUS.
К-240 предстояло форсировать пролив с довольно большой невязкой. Определить точно свое место к моменту прохода узкости – святая обязанность штурмана – не удалось. Дело в том, что астрономическая система определения по звездам «Волна» требует, естественно, звездного неба, а оно, как назло, было закрыто в Саргассовом море плотными облаками.
– Шли, в основном, по счислению, поэтому невязка у нас была равна едва ли не ширине пролива, – вспоминает Стоянов. – Тем не менее надо было идти в Мону, несмотря на такую погрешность в определении места. Определяться другими методами означало для нас потерю скрытности. Слава Богу, больше благодарить некого, мы благополучно вошли в Карибское море, где нас поджидала целая поисковая армада, в 112 вымпелов. Но они ждали, что мы пойдем обычной для подводного форсирования проливов скоростью, 6–8 узлов. А я приказал развить ход до 16 узлов. Риск, конечно, был. Но зато удалось ввести встречающих в заблуждение. После пролива Моны я отвернул в сторону Малых Антильских островов и сбросил ход до 2 узлов. Все шумящие агрегаты вырубили, режим «полная тишина» и вот так вот на глубине 120 метров уходили от преследователей. Я считаю, что форсировать пролив нам удалось без потери скрытности. Экипаж действовал, как единый организм Как на себя самого, я мог положиться на своего старпома, капитана 2-го ранга Льва Сергадеева.
Слон в посудной лавке, верблюд сквозь игольное ушко, шило в мешке… Можно припомнить множество поговорок, которые весьма точно определяют то, что пришлось сделать капитану 1-го ранга Валерию Стоянову: провести «термоядерный исполин», как в шутку называют моряки подводные ракетоносцы стратегического назначения, в игольное ушко одного из проливов Карибского моря.
К-240 провела в Карибском море больше месяца – сорок суток. Карибское море как бы окаймлено глубокими впадинами – Венесуэльской, Колумбийской, Юкатанской, за исключением его западной части, где довольно много рифовых островов. Советский атомоход двигался по окружности Карибского моря, по самой кромке территориальных вод, расположенных на его берегах государств.
– Это была самая спокойная боевая служба, – усмехается Стоянов. – Никаких вражеских сонаров, облетов, поисковых операций… Да и в отсеках все ладилось, за весь поход ни одной аварийной тревоги, ни одного воспаленного аппендикса, ни одного грубпроступка. Было даже время почитать Александра Беляева с его леденящими кровь предупреждениями:
«Саргассово море называют кладбищем кораблей. Редко кому удается выбраться отсюда. Если люди не умирают от голода, жажды или желтой лихорадки, они живут, пока не утонет их корабль от тяжести наросших полипов или течи. И море медленно принимает новую жертву. Мисс Кингман слушала внимательно.
– Ужасно! – прошептала она, вглядываясь в застывшую зеленую поверхность».
Нам удалось благополучно выбраться и из Карибского моря, и из Саргассова тоже. Вернулись в Гаджиево в точно поставленный срок Доложил, как положено, о выполнении задания. Командующий 3-й флотилии, вице-адмирал Иван Литвинов (мы звали его Батей) пожал мне руку и сказал: «Забудь, где вы были. И никому ничего не рассказывай!» – «Есть забыть!»
Меня представили к ордену Красному Знамени. Но получить орден было не суждено…
– Почему?
– Я готовился к новому походу – в Арктику. Проблем выше головы – лодка досталась нам со множеством неисправностей, то не в строю, это не пашет. Продовольствие надо получать, расходное имущество… А тут в разгар всей кутерьмы подходит ко мне инспектор из политотдела и говорит. «У вашего матроса Сидорова, который вызывает на соцсоревнование матроса Петрова, не правильно составлен договор». Ну я и послал его к «кузькиной матери» с этим договором То есть проявил политическую незрелость, непонимание роли партии и так далее. Представление на орден положили под сукно. Но ведь служили-то мы не за ордена!
Поход атомного ракетного подводного крейсера К-240 в Карибское море уникален. Никто потом туда больше не ходил. Мы долго обсуждали со Стояновым, как удалось ему выполнить это практически не выполнимое задание. Пришли к выводу, что вся противолодочная армада из 112 вымпелов, которая была развернута за проливом Мона, всерьез и не искала русской атомарины. Не верили американские флотоводцы, что русские пойдут на такой немыслимый шаг – провести верблюда сквозь игольное ушко. Мол, сведения о прорыве в Карибское море – не более, чем дезинформационная акция.
Есть и другая версия этого чуда. Предотвратить проход русского «левиафана» в Карибское море американцы не могли. Проще всего не заметить демонстративной акции Советов. Вы нас пугаете, а мы ничего о том не знаем, ничего не видим, и нам не страшно. Это тоже ход в психологической войне. Возможно, не стали выносить сор из избы, кричать на весь мир об угрозе советского флота, помня опаснейший «ракетный кризис» 1962 года, когда на Кубе были размещены ракеты гораздо меньшей мощности, чем принес их в Карибское море «Ваня Вашингтон» – К-240. Но вот вопрос – согласились бы на такую «слепоту» американские налогоплательщики, если бы узнали то, что до сего времени скрывает от них Пентагон?
Сегодня в Карибское море снова пришли русские корабли. Они пришли по приглашению президента Венесуэлы Уго Чавеса. И провели совместные учения с венесуэльскими кораблями. Вряд ли кто-нибудь из нынешних моряков знает о походах подводников сюда в годы холодной войны. Хотя война эта все еще продолжается…
Потомок волжских болгар Валерий Алексеевич Стоянов ныне живет в Москве и служит в одном из отрядов МЧС. Кто-кто, а он к чрезвычайным ситуациям после подводной службы всегда готов.
К-240 доживает свой в век в очереди на разделку в Сайда-губе. Она тоже не претендует на всероссийскую известность. Но свое место в истории отечественного флота она, безусловно, займет по праву. Вместе с другой лодкой, которая уже проторила путь в Карибы под командованием капитана 1-го ранга Алексея Алексеевича Шаурова, командира второго экипажа головного атомного подводного крейсера К-137. Впоследствии Шауров стал контр-адмиралом, начальником учебного центра ВМФ в Палдиски. Его знают и помнят многие моряки-подводники, проходившие через классы учебного центра.
Шаурова не стало в 2001 году.
РАКЕТНЫЕ КЛЕЩИ С ДВУХ ОКЕАНОВ
Почти одновременно с походом Стоянова на К-240 в Карибское море с другого полушария Земли вышел в Тихий океан такой же подводный ракетоносец К-443 под командой капитана 1-го ранга Валерия Фролова. Они шли практически навстречу друг другу, разделенные перешейком Центральной Америки. Они брали Северную Америку в ракетные клещи. Так совпало или так было задумано в Главном штабе ВМФ, но факт остается фактом* осенью 1984 года на южных – океанских – подступах к США находились на боевом патрулировании два подводных атомных ракетоносца – К-443 и К-240, пришедшие туда один с Востока, другой с Запада. Когда-то именно так в XIX веке пришли на помощь США в испанской войне две русские эскадры. Несмотря на огромные расстояния, без радиосвязи, обе парусные эскадры почти одновременно достигли западного и восточного побережья США, чем вызвали восхищение американцев. Теперь же история повторялась, но с переплюсовкой знаков: русские ракетоносцы шли к тем же дальним берегам в отместку, точнее, в противоядие американским «поларисам», наведенным из Западной Германии на Москву, Ленинград, Минск, Киев. Они доставили на выгодные стартовые позиции 32 баллистические ракеты с ядерным боеголовками, сократив подлетное время до одной минуты. Но ни жители США, ни граждане СССР не ведали о том ни сном, ни духом…
Командир атомного подводного крейсера стратегического назначения К-433 капитан 1-го ранга Валерий Фролов:
– Я сделал уже 15 «автономок», из них четыре – командиром подводной лодки. Но такого боевого распоряжения еще не получал. Идти надо было к Галапагосским островам. До нас туда еще никто не ходил. Первая прикидка по карте показала, что мой позиционный район отстоял от базы на 14 тысяч миль! Эго 22 тысячи километров – более половины длины земного экватора На переход туда и обратно, на несение боевой службы мне давалось всего 80 суток. Это означало, что идти в район надо было приличным ходом.
С учетом подвсплытий на сеансы связи путевая скорость К-433 составляла 12–13 узлов. Это была наиболее оптимальная скорость для глубины в двести метров. Каждой глубине соответствует свой малошумный ход.
Есть люди, чья главная задача по жизни – это «сделать маршрут», как говорят горовосходители. К их числу можно отнести и путешественников, и водителей-дальнобойщиков, и астронавтов, и, конечно же, мореплавателей. «Сделать маршрут» – проложить небывалую трассу, разумеется, не только ради славы. Капитан 1-го ранга Валерий Фролов сделал уникальный маршрут – от Камчатских берегов до Галаппагосских островов, принадлежащих Эквадору. Конечно, после того, как подводники обогнули под водой земной шар, этот поход не самый-самый. Но дело вовсе не в географии.
Капитан 1-го ранга Валерий Фролов:
– Мы шли не одни. Нашу К-433 прикрывала в ближнем охранении многоцелевая атомная подводная лодка проекта 671РТМ – типа «Щука». Ею командовал капитан 2-го ранга Виктор Бондаренко. Вместе мы составляли тактическую группу (ТГ) и должны были взаимодействовать, держать связь через космический спутник. «Щука» должна была проверять время от времени отсутствие слежения за нами, проверять не следует ли нам в кильватер, в зоне акустической тени, подводный конвоир типа… Но, слава Богу, нас в этом районе Тихого океана никто не ожидал и не поджидал. Мои радиоразведчики (группа ОСНАЗ) не отмечали повышенной активности в радиосетях управления Тихоокеанским флотом США. Американцы демонстрировали поразительную беспечность. Они ждали нас с привычных северных направлений, но никак не с юга. Невольно приходили на ум исторические параллели: в 1942 году немецкие подводные лодки подходили к берегам США, пересекая Атлантику. Несмотря на то, что шел уже четвертый год Второй мировой войны, американские суда ходили, как в мирное время – с непогашенными огнями, без охраны, работали все маяки. Именно тогда командиры немецких субмарин и набрали свои рекордные тоннажи, топя беспечные суда. Это походило на охоту в заповеднике среди непуганых зверей.
* * *
Едва отданы швартовы, как начинается особый отсчет времени, о котором мудрецы сказали так: люди делятся на живых, мертвых и на тех, кто в море. Вероятность смертельных ситуаций резко повышается. Вступает в действие алгебра судьбы, когда в режиме текущего времени итожатся и соотносятся все промахи и ошибки, все упреждения и точные попадания. Подводный ракетоносец движется не только в океанской среде. Будучи сгустком порядка и дисциплины, заданных параметров и точнейших технологий, он разверзает незримое море хаоса и энтропии. Эта слепая стихия ежесекундно размывает кристаллическую решетку жизни и техноса Но только командирская воля противостоит этим ударам. Воля всех членов экипажа Хочешь жить, умей быть собранным и четким.
Задраен верхний рубочный люк, и сразу же начинает вязаться вязь причин и следствий – цепь, которая либо приведет к победе, либо к катастрофе. Она создается как бы сама собой – из мелких неполадок и небольших везений, из двоичного кода, из парных случаев. Это дьявольская игра в «крестики-нолики»: успел – не успел, заметил – не заметил, сделал – не сделал… И вдруг как гром среди ясного неба – прострел цепи: беда, пожар, тревога! Только командирские нервы – до последнего нейрона! – включены в эту гудящую от перенапряжения цепь случайностей и необходимостей. И потому именно он, единственный в экипаже, кто знает, как тонок тот волосок, на котором висит судьба корабля.
И так – день за днем, ночь за ночью, вахта за вахтой…
Вот только одна из его беспрестанных тревог – холодильные машины. Выйдут из строя холодильные машины, значит, корабль лишится электронного навигационного комплекса и многого другого. Холодильные машины рассчитаны на температуру забортной воды не свыше +28 °C. А здесь в приэкваториальных водах на глубине 200 метров вода была тепла, как на крымском пляже,+26 °C. Перепад всего в один-два градуса В любую минуту холодильные машины могли скиснуть. И надо было придумать резервный способ охлаждения хотя бы навигационного комплекса
Из-за высокой температуры в отсеках начались сбои системы регенерации воздуха Резко снизилось поглощение углекислого газа
Подпекли твердый регенеративный поглотитель. Пришлось прямо в море переходить на запасные блоки. Ночью не уснуть от духоты. Подвсплывали на сеансы связи и тут же вентилировали отсеки в атмосферу через шахту ПВП. Но все равно голова были налита свинцом. От постоянной жары люди почти ничего не ели, душа, кроме компота и чая, ничего не принимала, некоторые похудели на десять килограммов.
Но тем не менее на маршруте развертывания подводники выполняли все указания Москвы, все распоряжения ЦКП – центрального командного пункта, вели перенацеливание ракет. Ракетный комплекс был в постоянной боевой готовности.
