Текст книги "Серебряные Нити (СИ)"

Автор книги: Николай Антонец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

– Она сожгла книгу при тебе?

– К чему ты клонишь?! – я в странном припадке злобы смял в кулаке край простыни.

– Скажи, Саюки, она сожгла книгу при тебе?

– Я видел пепел.

– Ясно, – он снова посмотрел в потолок. – Спокойной ночи, Саюки.

– Спокойной ночи, – я отозвался автоматически, боясь даже представить себе, что Акане могла ослушаться меня и сохранить эту рукопись... Нет, нет, этого просто не могло быть... Я верил ей как себе самому, и не мог ошибаться. Акане сожгла книгу, сожгла и показала мне пепел, прах, пыль...

Почти окончательно усмирив свой страх, я прикрыл глаза и погрузился в объятия ленного сна.

Наутро меня разбудил шум воды и звон чистой посуды, совсем как в уже почти забытые дни, когда Акане поднималась раньше меня и начинала уборку в точно такой же однокомнатной квартирке... До сих пор казалось, что переселение в большой красивый дом было каким-то чудом, событием, радость которого моя милая Акане так и не успела разделить в полной мере.

– Доброго утра, – коротко пожелал Рю, выглянув из-за кухонной перегородки. Сейчас, спросонья, он выглядел обыкновенным человеком, не лишённым своеобразной мягкости и расслабленного спокойствия.

– Доброго, – я ответил громко, на выдохе, и тут же вынужден был извиниться. День для меня, привыкшего встречать рассветы в ранящем одиночестве, начинался крайне необычно, и это вносило в жизнь какой-то новый, особенный колорит.

– Готовься, – Рю бросил взгляд на небольшие настенные часы, после чего отложил посуду и, скинув с себя мятую домашнюю одежду, быстро переоделся в строгий деловой костюм.

– Готовиться к чему? – запоздало переспросил я.

– Скоро приедет такси.

– Такси? О чём ты?!

– Я хочу лично осмотреть твой дом.

– Ты хочешь сказать, что...

– У тебя просто нет выбора, – Рю коротко пожал плечами и, в последний раз посмотрев на часы, вышел в прихожую. Я с трудом поспевал за ним, сонный и до сих пор не находящий себе места, поэтому на улицу мы выбежали с некоторым опозданием: неяркая машина такси уже ждала у самого входа в многоэтажное общежитие.

Через четверть часа мы стояли у крыльца моего дома, стояли просто так, без каких-либо попыток с моей стороны открыть входную дверь. Опасаясь собственного сумасшествия, я поднял взгляд на окно второго этажа, окно комнаты Акане, и тут же вздрогнул – Рю положил руку мне на плечо, пусть прозрачно, но давая понять, что поддержит меня в любом случае.

Найдя в бренчащей связке нужный ключ, я решительно – как мне показалось – отпер слабый замок, которому хватило бы и одного сдержанного удара, после чего шагнул в прихожую, не останавливаясь ни на миг, снял ботинки и вступил в недлинный коридор. Я знал, что если промедлю сейчас – то просто не найду в себе силы снова жить в этом доме, разделять одиночество его мрачных стен... Не смогу перебороть собственную скорбь и трусость.

Рю вошёл следом. На его беспристрастном лице двигались только глаза, но в глубине их горел огонь столь явный и жаркий, что в словах или гримасах просто не было необходимости.

– Рассказывай, – коротко скомандовал он, оглядываясь.

– Один раз я видел её здесь, – я указал на коридор. – Она прошла позади, когда я стоял у умывальника. Вроде бы направилась туда, дальше, но... Наверное, мне просто показалось.

Рю задумчиво кивнул, будто бы припоминая что-то или проводя в уме нетривиальные расчёты.

Оставив ванную, я прошёл в зал. Остановился на полушаге и потёр подбородок, обнаружив, что на самом деле здесь было не так страшно, как можно было ожидать... Не так темно и вовсе не так уж мрачно... А с приходом Рю – и не так пустынно.

– В основном из этой комнаты... я видел её там, в небольшом парке, – я указал на огромное окно. – Но в самый первый раз она появилась наверху, в коридоре второго этажа. Прошлым вечером мне показалось, что я видел её под лестницей... Где решил пережидать поначалу.

Не промолвив ни слова, Рю заглянул в пыльную каморку и тут же вернулся в зал. Поднялся по нежно поскрипывающей старой лестнице. Я последовал за ним, вдруг ощутив себя частью какого-то запутанного расследования в стиле старых западных детективов.

Первым делом Рю прошёл в мою комнату: приблизился к окну, тщательно вгляделся в него, похоже, пытаясь обнаружить следы мастерски спрятанной проволочной системы, затем распахнул его и выглянул наружу. Несколько раз проводил по стеклу ладонями, проверяя его целостность, после чего мрачно кашлянул в кулак и вышел в коридор. Я снова поплёлся за сосредоточенным товарищем, успев бросить последний сокрушённый взгляд на свой рабочий стол, и с изумлением обнаружил на его поверхности ту самую сувенирную катану, которую, казалось, оставил внизу, в помещении под лестницей.

– Саюки, что-то не так? – голос Рю вывел меня из мгновенного оцепенения, и я, вздрогнув, покинул спальню, автоматически свернул влево, к комнате Акане. – Открой замок. Я понимаю, что эта комната для тебя...

– Здесь не заперто, – тупо отозвался я. – Во всяком случае, не было заперто ещё вчера...

Рю демонстративно подёргал дверную ручку из стороны в сторону, позволяя мне вслушаться во всю гамму недовольных щелчков и скрипов. Дверь была заперта...

В который уже раз за последние дни я вставил ключ в замочную скважину, повернул, дождавшись мягкой упругой отдачи, и первым вошёл в комнату Акане. И, как будто бы дожидаясь этого моего прихода, за окном вновь обрели силу потоки чарующего ливня.

– Ты не был здесь ни разу за весь год? – Рю медленно огляделся, пытаясь найти мельчайшие детали, так или иначе способные вывести нас к объяснимой истине.

– Нет, – я отрицательно покачал головой.

– Но мне кажется, что... этой комнатой пользовались...

– Не может быть. Я бы знал...

– Посмотри, – он указал на пол у дверцы широкого стенного шкафа. – Здесь нет и следа пыли, как если бы шкаф использовали всё это время...

– Я отодвигал дверцу, когда разыскивал следы нарушительницы...

– Пол отполирован до блеска по этой линии... Нет, такие следы не протереть за каких-то пару дней.

Ладонь Рю легла на тонкую дверцу шкафа, качнулась в сторону, но я вдруг резко схватил друга за предплечье и оттащил его в сторону.

– Саюки, что с тобой? – он нахмурился, закусил нижнюю губу.

– Не надо, – я замотал головой, снова разгадав в себе страх, равного которому не испытывал ещё никогда. Как будто бы тонкие ледяные иглы вдруг прошили меня изнутри, пронзили слабое человеческое тело, насадив его на множество тонких нитей, сверкающих в свете новой луны... Серебряных Нитей...

Казалось, ещё мгновение, ещё хоть мгновение в комнате ушедшей Акане – и горло моё исторгло бы протяжный истерический крик!.. Внезапный укол скорби был слишком силён, слишком яростен для того, чтоб его можно было оставить без внимания!..

И тогда Рю просто ударил меня. Не слишком сильно, но достаточно для того, чтобы вернуть в мою голову ощущение реальности. Вся левая скула наполнилась болью, мгновенно отяжелела, но по сравнению с минувшим ужасом это была всего лишь естественная и осмысленная боль.

– Открывай, – я утёр угол прикушенной губы рукавом.

Рю оттолкнул дверь шкафа с силой настоящего боевика якудза, но запал его мгновенно сошёл на нет, сменившись сперва почти осязаемым страхом, а потом – обыкновенным смятением.

Мы оба стояли, парализованные увиденным, и смотрели в нишу шкафа. Смотрели, не веря своим собственным глазам: там, перед горой коробок и каких-то ненужных вещей, стояла девочка лет одиннадцати, облачённая в траурное чёрное кимоно. Её волосы ниспадали до самого пола, почти полностью прикрывая лицо; оставляя только кажущийся странной выпуклостью треугольник носа и изящный разрез бледных бескровных губ.

– Что это?! – я рухнул на колени, теряя от страха все оставшиеся силы.

– Проклятье, я чуть было не испугался всерьёз, – Рю посмотрел на меня, и я впервые увидел его растерянным и смущённым. – После всех твоих рассказов...

– Но... Подожди, что ты хочешь этим сказать?! А как же...

– Саюки. Прошу тебя, – он вдохнул, задержал дыхание – и медленно выдохнул, пытаясь восстановить обычное спокойствие и унять грохочущее сердце. – Неужели ты не помнишь?

– Помню?.. Что ещё я должен помнить?! – я продолжал испуганно смотреть на облизанную полумраком шкафа девочку в чёрном кимоно, на её тонкие бледные пальчики, выглядывающие из безвольно опущенных рукавов, на её безжизненные губы, на истинно-чёрные волосы, кажется, струящиеся настоящим чёрным шёлком...

– Акане, – Рю заставил меня посмотреть ему в глаза одним упоминанием этого имени. – Это её любимая кукла. Ты уже забыл?

– Любимая... кукла?!

Я вздрогнул, содрогнулся всем телом, почти кожей чувствуя, как волосы на моей голове топорщатся, точно у перепуганной кошки. Да, у Акане была любимая кукла, Каору-тян, но... То была совсем другая игрушка, выполненная в рост двенадцатилетней двоюродной сестры Акане искусным кукольником, светлая и радостная. С нынешним жутковатым воплощением её связывал только цвет волос – но больше ничего!

– Если ты не помнишь её, значит... Её переодел кто-то другой, и... – Рю, кажется, напрягся. То есть – напрягся по-настоящему. – И ты не заметил её в прошлый раз, когда открывал шкаф?

– Её не было! – я набросился на него в истинном ужасе, получив ещё один рассчитанный удар, на этот раз в другую скулу.

– Прости меня, Саюки, но ты должен сохранять спокойствие...

– Я... понимаю, – действительно, сложно было не понять столь красноречивый язык действий! Он просто вырабатывал рефлекс на противодействие чувству страха. На миг это даже показалось мне забавным. Жаль только, что на единственный краткий миг.

Рю снова посмотрел на высокую – по кукольным меркам – искусственную девочку, и шумно сглотнул, борясь с собственным волнением.

– Саюки, – его вопрос заставил меня вздрогнуть. – Скажи... А разве её волосы всегда были такими?

– Нет, – я вздрогнул вновь, на этот раз от звука собственного голоса. – Её чёлка была не длиннее пальца, а остальные пряди обычно собирались в какие-нибудь причудливые причёски... Ну... Ты знаешь, Акане любила всё необычное...

– Нужно быть человеком немалой храбрости, чтобы держать поблизости от себя таких кукол, – Рю отступил к двери, по-прежнему неспособный победить свой неожиданный страх. – Они красивые, если они маленькие, но когда напоминают живых людей...

– Проклятье, она не похожа на живую девчонку, скорее – на мёртвую и восставшую из могилы! – я снова начинал паниковать, но ноющая боль мгновенно отозвалась в саднённых скулах – и я затих.

– Кто-то поставил себе целью запугать тебя, – Рю закусил нижнюю губу, пытаясь привести своё расследование к логическому завершению. – Может ли быть, что некто использовал именно эту куклу всякий раз, когда ты видел ту перемещающуюся тень?

– Шутишь? – я нервно ухмыльнулся. – Та была ростом со взрослую женщину, и выглядела она слишком естественно... А это – только кукла.

– Это не просто кукла, это, в некотором роде, шедевр... Она не менее подвижна, чем я или ты.

– И всё равно... Нет, я не могу в это поверить.

– Возможно, твоё воображение заставило принять эту куклу за настоящую девушку, – он хмуро потёр подбородок. – Ты слишком долго пробыл в одиночестве. Разум работает против тебя, твой собственный разум...

– Прекрати, – я бросил последний взгляд на неподвижную куклу – настолько же мёртвую, как и другие деревянные игрушки, но из-за своей безумной реалистичности вызывающую почти подсознательное отвращение. – Это не смешно...

Рю хотел добавить что-то ещё, но его прервала резко ударившая в тишине комнаты мелодия мобильного телефона. Это была открывающая тема старенького анимационного сериала, неспешная и мелодичная, но здесь, посреди мёртвой спальни, её мягкие переливы вдруг показались мне грохотом адских труб.

Холодно извинившись, Рю вылетел из комнаты и уже в коридоре приложил трубку к уху. До меня доносились лишь обрывки его короткого, но яростного разговора, но и этого было достаточно чтобы понять: на этот раз мой редактор попал в настоящие паучьи сети... Было очевидно, что он отчитывался перед Миоко за минувший погубленный вечер и сегодняшнее утро, и в этом простом разговоре я вдруг обнаружил то, что, казалось, было уже давно потеряно для меня. Когда-то, в самом начале наших с Акане отношений, я точно так же, бывало, отвечал на её звонки и объяснял, что не смог забежать за ней на работу из-за проблем с очередной издаваемой книгой...

Эти воспоминания, несмотря на свою горечь, приносили оттенки сладости и тепла...

Тем временем Рю снова вошёл в спальню Акане, и лицо его было даже не мрачным – каменным, пустым и жутким.

– Звонила Миоко, – он поднёс к глазам чёрный гробик телефона, словно бы пытаясь разглядеть в его глубине ответ на все свои вопросы, после чего продолжил: – Она хочет решить все проблемы в наших отношениях... Сегодня. Сейчас. Если я не приду, она обещала бросить меня.

– Но ты же говорил, что...

– Я говорил, что не собираюсь пока заводить ребёнка – не больше...

Это слово, "пока", из уст Рю показалось мне чем-то диким и невообразимым, но... По всему выходило, что не я один готов был до последнего вздоха хвататься за то, что принято было именовать любовью. Миоко не наскучила ему... Вопреки всему – даже тем напыщенным словам, что были произнесены всерьёз, но все же потеряли свою силу.

– Хорошо, Рю, ты должен ехать, – я оглянулся через плечо, встретив взгляд скрытых за ширмой волос глаз куклы, и тут же отвернулся. – И обязательно позвони мне потом.

– Спасибо, – он порывисто кивнул. – Заодно я попытаюсь найти что-нибудь по твоей проблеме. Возможно, нам следует изучить фольклор и...

– Фольклора с меня хватило ещё при работе над "Серебряными Нитями"... Но, кстати, я слышал, что у священных кукол, символизирующих умерших, волосы часто продолжали расти...

– Только вот это не погребальная кукла, – опроверг Рю, вперёд меня спускаясь на первый этаж.

– И всё-таки её волосы невероятно отрасли всего за год... Возможно, это связано с тем, что...

– Нет, – неожиданно резко одёрнул меня Рю, остановился, вдруг позабыв обо всех своих проблемах. – Я знаю, о чём ты думаешь, и готов тысячу раз повторить – Акане больше нет, нет её тела, и нет её души в этом доме! Пока ты сам не поймёшь этого – искать ответ будет бесполезно!

– Хорошо, хорошо, – я проследил за тем, как Рю надел неизменные плетёные ботинки, украшенные множеством блестящих чёрных ремешков, и подал ему один из десятка сложенных за вешалкой зонтов, припасённый как раз для таких случаев, когда гостю нужно уходить в неожиданно разверзшиеся пустоши дождя.

– Держи меня в курсе происходящего, – бросив эту пустую фразу, Рю растворился в окружающем мой дом мире. Его не стало здесь, поблизости, и, как будто бы почувствовав это всеми несуществующими фибрами гротескного тела, в наполненные размеренным шумом помещения начал возвращаться первобытный, не имеющий никакого объяснения страх.

Но вместе со страхом пришло ощущение тупой вседозволенности, той грани, переступив через которую можно оказаться в пучине безумия, а можно – свернуть голыми руками горы и высушить моря. Мне повезло сохранить рассудок. Мне повезло почувствовать в себе опьяняющую храбрость, волю к безграничной силе...

И я не спеша поднялся в спальню Акане, начиная понимать смысл всех призрачных подсказок, распознавая ответ не столько в себе, сколько в окружающей меня пустоте. Раз за разом, вздох за вздохом – меня как будто бы вели к чему-то... И только на этот раз я не собирался сворачивать с предложенного пути.

Дверца шкафа была плотно закрыта, хотя ни я, ни Рю не касались её перед уходом. И я почти знал, что за этой дверцей не окажется никого и ничего, и я свободно смогу подняться на чердак, к месту, где прервалась жизнь Акане.

Я открыл шкаф на выдохе, как какой-то древний самурай в самоубийственной атаке, открыл – и тут же отлетел назад, смятённый и раздавленный. Вся моя напускная храбрость растворилась, и дело тут было не в её слабости или беспочвенности – просто увиденное мною и мгновенно обработанное мозгом действовало намного, намного сильнее!..

Сначала я сам не понял, что именно заставило меня отскочить от шкафа, как если бы из него на меня бросились все демоны всех возможных миров, но с каждой секундой осознание пробивалось сквозь заслонку тупого ужаса всё уверенней, и через бесконечную минуту я всё же сообразил...

Кукла стояла на том же месте, мрачная и безжизненная. Её бледное личико было сокрыто за водопадом блестящих чёрных волос, а губы презрительно сомкнуты. Руки же безвольно висели вдоль тела, как и в момент, когда Рю впервые взглянул на неё. И на первый взгляд всё осталось неизменным, но... Пальчики куклы, её белые детские пальчики двигались в такт несуществующему дыханию, совсем чуть-чуть, но достаточно для того, чтобы разглядеть и осмыслить. Да, на этот раз фаланги её пальцев не были соединены мастерски подогнанными в пазы деревянными шариками, они представляли собой единое целое, кажется, покрытое настоящей мертвенно-бледной кожей...

Я промедлил всего миг, после чего подскочил к кукле, схватил её за ворот облегающего траурного кимоно – и выбросил в окно, до последнего мига опасаясь, что случайно разгляжу её невидимое за щупальцами волос лицо...

Сглотнув, я почти неосознанно выругался. Кукла ответила снаружи глухим, трескучим звуком, видимо, рухнув прямо на каменную дорожку перед домом. Чтобы удостовериться в этом, я приник к подоконнику, не боясь порезать ладони осколками битого стекла, и уверенно подался вперёд. Да, искусственная девочка в чёрном кимоно покоилась внизу, на серой полосе бетона, хотя ещё миг назад я готов был бы поклясться, что, стоит мне выглянуть из окна, как её ледяные пальчики сразу же окажутся на моём горле...

Её личико по-прежнему было сокрыто, я видел только губы – даже сквозь покрывало шипящей воды – презрительно сомкнутые губы покойницы, бескровные и по-своему жестокие.

Я отпрянул от окна и посмотрел на свои окровавленные ладони, покрытые сочащейся из мелких порезов кровью – страх, похоже, сдавил моё сердце достаточно для того, чтобы убить любую чувствительность к боли...

В последний раз обернувшись на разом помрачневший шкаф, я покинул комнату и быстро спустился в ванную, промыл руки холодной водой, заклеил порезы тонкими полосками пластыря. Боли по-прежнему не было, на её месте царил невероятный ужас, до сих пор связывающий моё сознание. Отчего-то мне казалось, что кукла в чёрном кимоно сейчас появится из-за спины, заглянет через плечо, даже если ей не позволяет рост...

Отражение в зеркале ответило ужасной гримасой – и меня передёрнуло от собственного облика. За последние два дня лицо моё преобразилось почти до неузнаваемости: глаза впали, под скулами залегли тени – впрочем, это могли быть и следы ударов Рю – а по всему подбородку раскинулись заросли некрасивой чёрной щетины. Возможно, это кукле следовало испугаться меня, а совсем не наоборот?..

На миг я позабыл о страхе, и боль мгновенно скользнула в изрезанные пальцы, пронзила ладони насквозь, словно бы обдав их морозным, обнажающим плоть жаром. Вновь вспомнив несколько крепких ругательств, я развернулся на пятках и вышел в коридор, обулся в прихожей, понимая, что если немедленно не решить эту проблему по-другому, соседи могут счесть меня за убийцу и банального психопата, выбросившего из окна несовершеннолетнюю девочку.

Входная дверь, кажется, поддалась неохотно, но на самом деле это мои руки двигались слишком медленно, и, хотя страх вновь заполнил всё моё естество, место для боли на этот раз осталось неприкосновенным.

Как будто бы затеявший дурацкую игру дождь истощился – он словно б только и ждал, когда я снова окажусь в доме, чтобы показать всю свою мрачную силу – и я вышел под взгляды серых туч, глупо неся перед собой раскрытый чёрный зонт.

Кукла не исчезла и не поднялась при моём приближении, она оставалась недвижимой, а конечности её – неестественно вывернутыми, как будто бы скрывающими множество серьёзных переломов. Тонкие губы теперь были чуть приоткрыты, и между ними существовала та странная тьма, которую боишься и можешь отнести к чему угодно, но только не к внутренней полости банальной деревянной болванки...

Приблизиться к кукле было намного труднее, чем выкинуть её из окна, и с каждым шагом уверенность внутри меня умирала всё быстрей. Наконец, пересилив себя, я сделал последний шаг и осторожно подцепил полу её кимоно, поволок странную игрушку за собой, в задний дворик, окружённый с одной стороны зарослями крохотного сада, а с другой – каменным забором высотой в два человеческих роста.

Не отводя взгляда от жутковатой куклы, я открыл прилипшее к стене здания складское помещение и выгреб оттуда ворох старых газет, вытащил увесистую лопату, которой мне всё не приходилось воспользоваться за последний год.

Небольшую яму я выкопал прямо в центре дворика, между домом и высокой стеной напротив. Сырая почва поддавалась неохотно, и потому я, наверное, провозился чуть дольше, чем мог бы, с трудом перенося взгляд незримых глаз куклы. Наконец, когда усталость окончательно парализовала мышцы и разрываемые болью ладони, я воткнул лопату в землю и без особой гордости посмотрел на своё творение, опасно похожее на плохонькую детскую могилу. Впервые я испытывал к физическому труду столь явное и раздражающее отвращение, но... Мне казалось, что другого выбора просто не было...

Отдышавшись, я разгрёб ворох сухих и толстых газет, выложил их на дне ямы, после чего подтащил куклу ближе и уложил её на эту импровизированную перину. Бросив на игрушку последний взгляд, я щедро засыпал её сухой полиграфической бумагой и потянулся за коробком спичек, нервно ожидая любых проявлений безумия. Впрочем, всё оставалось недвижимым. Могло даже показаться, что весь окружающий мир просто замер, ожидая, чем же закончится это дурацкое действо, в котором мне посчастливилось выступить за главного персонажа. Моей трагической героиней была проклятая кукла, а орудием убийства – небольшой коробок... Нет, мир явно переоценивал меня и созданные мною декорации.

Чиркнув о коробок одной из спичек, я отбросил её от себя и до последнего мига смотрел за тем, как маленький жёлтый лепесток утопал в пучине просроченной прессы. Но прошла секунда – и от пугающего безмолвия не осталось и следа, безумный костёр вспыхнул быстро и яростно, вгрызаясь в долгожданную пищу, пожрал газеты за несколько секунд – и сразу же переключился на мёртвую, теперь уже точно мёртвую для меня куклу. Красивое чёрное кимоно поддалось не сразу, но устоять перед дыханием первородной стихии не могло даже оно; пожираемая огненной купелью чернота отступала с тела куклы, обнажая обыкновенные деревянные сочленения, связанные воедино множеством скрытых во всех подвижных частях блестящих сфер. Сферы эти теперь проглядывались и на тонких пальчиках, делали ладошку куклы похожей на ладонь робота из старых мультфильмов и новых фантастических боевиков...

В последнюю очередь занимались пламенем прекрасные волосы искусственной девочки. Они горели медленно и жалко, танцуя и расползаясь по игрушечному – теперь я мог быть в этом уверен – детскому телу. А потом волосы сползли с тонко очерченного треугольного личика, и я впервые увидел глаза куклы – невыразительные провалы серых глаз, устремлённые прямо на меня, провалы, в центре каждого из которых существовало по безумному водовороту черноты... Эти глаза, сверлившие меня до самого последнего мига, не были глазами манекена... Они могли быть чем угодно – но только не обыкновенными стекляшками! И когда они, издав глухой стук, провалились внутрь полой головы куклы, меня чуть не стошнило от страха и ощущения странной свободы.

Если бы я отодвинул волосы с лица куклы раньше, если бы встретил взгляд этих глаз, прямой, безразличный, пробирающий до костей... Если бы я встретил этот взгляд, то, уверен, просто сошёл бы с ума. Понимание этого не приносило облегчения или хотя бы успокоения, скорее даже наоборот – на сердце стало ещё чернее, ещё тяжелее.

Не так давно я нарушил покой спальни Акане, а теперь сжёг драгоценную куклу усопшей невесты. Что могло ожидать меня дальше? Любовная измена на кровати, которую я когда-то делил с Акане? Бред... Бред всё крепче принимал меня в свои объятия...

Я потряс головой, прогоняя проклятые мысли, и собрался уже засыпать кострище землёй, когда услышал приближающийся звук шагов. Кто-то шёл по направлению к этому закутку, и насыщенная влагой почва щедро отвечала неприятным, почти физически ощутимым причмокиванием.

– Кто здесь? – я напрягся, потянул на себя лопату, неуверенно взвешивая её в руках.

– Я, – девушка в чёрном блестящем дождевике выглянула из-за угла, сохраняя на губах широкую кошачью улыбку.

– Акане, – я не смог сдержать облегчённого вздоха. – Я уже не знал, что думать...

– Наверное, вы хотели сказать "Другая Акане"... Разве нет? – она как будто бы изменилась в лице, стала чуть более печальной, чуть более задумчивой...

Я обмер. Осознание слов девушки пришло слишком поздно, принеся с собой какой-то странный, могильный холодок. Поначалу я даже не мог найти разницы между тем, что сказал я и тем, что предложила студентка... А когда всё-таки вспомнил...

Выругавшись, я потёр переносицу, прогоняя из головы странную сонливость.

– Что-то не так? – девушка неуверенно, бочком, приблизилась к умирающему кострищу и глупо остановилась на полушаге. Взгляд её вдруг стал необъяснимо серьёзным. – Эта кукла... Зачем вы сожгли её?

– Долго объяснять, – огрызнулся я, бросив на почти уже пожранное огнём тело куклы первую горсть земли.

– Она была красивой... Это... ваша?

– Нет, – почему-то мне захотелось рассказать всё, вообще всё, что я только чувствовал и о чём боялся думать. – Кукла принадлежала Акане. Моей Акане, – не преминул исправиться я.

– Вот как... Вы убиваете собственные воспоминания?.. Разве это правильно? Разве... Разве это позволит вам убежать от одиночества?!

– Я не страдаю одиночеством! – странно, но этот ответ вызвал во мне больше неоправданной злобы, чем надлежащего осмысления. – И я не убиваю... Не убиваю воспоминания, просто...

На миг мне показалось, что эта, другая Акане, сейчас угадала слишком верно, слишком точно, и... И я ничего не мог с этим поделать – только упорно отрицать всё, что вторгалось в мой мир извне...

– Это ведь была очень красивая кукла, – повторилась девушка.

– Не знаю.

– Посмотрите, она совсем как маленький человечек... Как живой ребёнок. Как маленькая живая девочка...

Она могла бы быть живой, если бы я не убил её, не сжёг её – но живой немного не так, как думала Акане, не живой даже – просто двигающейся, дышащей и...

Что-то внутри меня оборвалось, к горлу снова подступил мерзкий и, кажется, шевелящийся комок дурноты.

– Вы нездорово выглядите, – студентка решилась подойти ближе и только сейчас обнаружила, что мои ладони покрыты выбивающейся из глубоких порезов кровью. – И ваши руки... Что произошло?

– Ничего особенного, – я бросил лопату в хранилище, оставив пепелище засыпанным лишь наполовину.

– Вам кажется, что я задаю слишком много вопросов?

Вместо ответа я одарил её таким взглядом, от которого любой вежливый человек поспешил бы спрятаться за сотней извинений и на более чем почтительном расстоянии. Юная Акане даже не вздрогнула.

– Господин Саюки, – она попыталась подойти ближе, но я жестом приказал ей держаться в стороне. – Господин Саюки, возможно, я вмешиваюсь в вашу жизнь и всё в этом духе, возможно, я даже мешаю вам, но...

– Но? – глухо поинтересовался я, понимая, что на крохотном заднем дворике меня не держит уже ничего.

– Скажите, разве с моим приходом вам стало хуже? – она определённо шла ва-банк, ставила всё на этот простой вопрос, всё, что у неё было здесь, в пределах моего серого мира... Она рискнула – и не ошиблась. – Мне даже показалось, что я видела в ваших глазах облегчение... Ну, когда я только пришла сюда. Вам стало легче...

– Просто ты оказалась не той, кого я боялся увидеть, – я свернул за угол и подошёл к раскрытой настежь входной двери, проверил замок, просто не решаясь признаться себе в том, что не могу вот так вот просто бросить девушку снаружи.

– Боялись увидеть, – её глаза сузились – девушка явно вернулась на проторенную дорожку, углядела в моей простой фразе квинтэссенцию всех своих увлечений и интересов. – Вы боялись увидеть... её?!

Я молча вошёл в прихожую и попытался закрыть за собой дверь, но Акане каким-то образом успела оказаться рядом, проскочить под моей вытянутой рукой и исчезнуть за моей спиной. Прошло несколько секунд – и я услышал её топот по лестнице на второй этаж...

Странно, но раздражение отпустило меня, от тупой ноющей злобы не осталось и следа. Теперь, когда студентка сама отважилась войти в мой дом, я почувствовал, что был не один в своей боли. И мне действительно стало легче...

...Комната Акане, кажется, стала ещё мрачней, ещё холоднее с того мига, когда я швырнул в окно проклятую куклу. Хмурый утренний воздух, напоённый дыханьем дождя, проникал всюду, его присутствие вдруг стало столь же естественным, как и бесконечный страх у меня в сердце.

Акане-студентка не заметила меня сразу, я некоторое время просто стоял за её спиной, поддерживая сложившуюся атмосферу угнетённости. Девушка ничего не искала и не высматривала – она вдыхала естество спальни с печалью и уважением к усопшей, боясь даже двинуться без моего непосредственного разрешения.

– Что ты здесь делаешь? – наконец, промолвил я. При звуке моего голоса Акане вздрогнула, но не обернулась и не ответила, как если бы берегла таинство неведомого для меня ритуала. Затем, двигаясь с непонятной осторожностью и сожалением, она подошла к раскрытому шкафу и взяла с ближайшей коробки фотографию в красивой толстой рамке.

– Это была... Акане? – она показала фотографию мне, и в лице её я впервые увидел страх.

Я коротко кивнул. На фото действительно была изображена моя Акане, задорно улыбающаяся и крепко прижимающая к груди свою заветную куклу. Куклу, на лице которой тогда ещё жил забавный румянец, куклу с обыкновенными стекляшками глаз, куклу, столь же мёртвую, как и все остальные – даже очень хорошие – игрушки.

– Она действительно похожа... – девушка осеклась. – Нет, это я действительно похожа на неё, на госпожу Акане. Только... У неё родинка на шее и глаза другие... Наверное, вы действительно могли перепутать меня с ней...

Я хотел возразить, но не смог.

– Подождите, – студентка вдруг оживилась. – Эта кукла... Это та самая, которую вы сожгли?!

– Да...

– Но... Это же... Это же две разных куклы! Они не похожи!

– В нашем доме не могло быть двух таких игрушек. Это был единственный во всём Токио подарок, уникальный...