Текст книги "Наполеон Великий. Том 1. Гражданин Бонапарт"

Автор книги: Николай Троицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Какой роман – моя жизнь!

Наполеон

В десять лет он подвинул нас целым веком вперед.

М. Ю. Лермонтов

При жизни он выпустил мир из рук, но после смерти вновь завладел им.

Ф. Р. Шатобриан

Введение

Верно говорят, что Наполеон – самое известное имя в истории человечества. Столько всего не написано ни о ком другом, кроме Иисуса Христа. Но о Христе пишут уже две тысячи лет, о Наполеоне – две сотни. Пишут и пишут. Великий Фредерик Стендаль еще в 1818 г. предсказал: «Через 50 лет историю Наполеона придется заново писать каждый год»[24]24
  Стендаль. Собр. соч. М.; Л., 1950. Т. 14. С. 3.


[Закрыть]. Сегодня невольно думается, что чуть ли не каждый зрелый историк призван написать своего «Наполеона». Почему? В чем секрет магнетизма наполеоновской темы? А в том, как подметил английский наполеоновед Дэвид Чандлер, «Наполеон и до наших дней остается загадкой, дразнящей и ускользающей, и в то же время он является наиболее благодарной темой для изучения»[25]25
  Чандлер Д. Военные кампании Наполеона. Триумф и трагедия завоевателя. М., 2000. С. 9.


[Закрыть].

Ни об одном из людей, пожалуй, никогда не было такого разброса мнений – от фанатичного возвеличения, граничащего с обожествлением, до исступленного развенчания, – как о Наполеоне. Величайшие умы расходились в оценках его личности, хотя надо признать, что в подавляющем большинстве они признавали его если не первым, то одним из первых военных и государственных гениев всех времен и народов. Именно в нем они усматривали самый яркий пример «гениального человека» (А. И. Герцен и Н. Г. Чернышевский, В. Гюго и А. Мицкевич)[26]26
  Герцен А. И. Собр. соч.: В 30 т. М., 1954. Т. 1. С. 34; Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч. М., 1939. Т. 3. С. 139; Гюго В. Собр. соч.: В 15 т. М., 1953. Т. 12. С. 82, 233; Т. 15. С. 12; Мицкевич А. Собр. соч.: В 5 т. М., 1954. Т. 5. С. 174, 221–222.


[Закрыть], называя его в своем увлечении «небывалым гением» (Г. В. Гегель), «лучшим отпрыском Земли» (Д. Г. Байрон), «квинтэссенцией человечества» (И. В. Гете), «божеством с головы до пят» (Г. Гейне)[27]27
  Гегель Г. В. Работы разных лет: В 2 т. М., 1971. Т. 2. С. 343; Байрон Д. Г. Полн. Собр. соч.: В 4 т. СПб., 1905. Т. 3. С. 152; Эккерман И. Разговоры с Гете в последние годы его жизни. М., 1981. С. 175; Гейне Г. Собр. соч.: В 10 т. М., 1957. Т. 4. С. 424.


[Закрыть] и т. д. Для Дениса Давыдова Наполеон – «величайший полководец всех времен»; для академика (механика и математика) А. Н. Крылова – «один из величайших гениев, когда-либо бывших»; для Марины Цветаевой – «бог всей мировой лирики»[28]28
  Давыдов Д. В. Соч. М., 1962. С. 308, 386; Крылов А. Н. Мои воспоминания. Л., 1984. С. 438; Цветаева М. И. Собр. соч.: В 7 т. М., 1994. Т. 5. С. 521. По собственному признанию М. И. Цветаевой, она «больше всех и всего любила Наполеона» и когда впервые приехала в Париж, то «из любви к императору» поселилась на Rue Bonaparte, 59-bis (Там же. Т. 6. С. 304, 613).


[Закрыть]; Шарль де Голль назвал его «сверхчеловеческим гением»[29]29
  Цит. по: Туган-Барановский Д. М. Наполеон и власть. Балашов, 1993. С. 258.


[Закрыть].

По высочайшей шкале оценивали Наполеона как историческую личность самые разные авторитеты: генералиссимус А. В. Суворов, А. С. Пушкин и М. Ю. Лермонтов, И. С. Тургенев и Н. А. Добролюбов, Ф. И. Шаляпин и В. Я. Брюсов, О. Бальзак и Д. Гарибальди, Л. Бетховен и Н. Паганини, Б. Шоу и Марк Твен[30]30
  См.: Суворов в сообщениях профессоров Николаевской академии Генерального штаба. СПб., 1900. Кн. 1. С. 20; Реизов Б. Г. Пушкин и Наполеон // Русская литература. 1966. № 4. С. 53–57; Лермонтов М. Ю. Собр. соч.: В 4 т. М., 1958. Т. 1. С. 45, 47; Тургенев И. С. Полн. собр. соч. и писем. Письма. М.; Л., 1961. Т. 1. С. 356, 485; Добролюбов Н. А. Собр. соч.: В 9 т. М.; Л., 1961. Т. 1. С. 106; Ф. И. Шаляпин. Т. 2: Статьи, высказывания, воспоминания о Шаляпине. М., 1960. С. 494; Брюсов В. Я. Собр. соч.: В 7 т. М., 1973. Т. 2. С. 183–185; Бальзак О. Собр. соч.: В 24 т. М., 1960. Т. 17. С. 55, 156; Гарибальди Д. Мемуары. М., 1966. С. 318; Тибальди-Кьеза М. Паганини. М., 1981. С. 40, 50; Твен Марк. Собр. соч.: В 8 т. М., 1980. Т. 8. С. 215.


[Закрыть]. Два светила науки и политики из стран, бывших главными врагами Наполеона, англичанин лорд А. П. Розбери и россиянин академик Е. В. Тарле пришли к одинаковому заключению: «Наполеон до бесконечности раздвинул то, что до него считалось крайними пределами человеческого ума и человеческой энергии»[31]31
  Тарле Е. В. Соч.: В 12 т. М., 1959. Т. 7. С. 20; Rosebery A. P. Napoleon. The last phase. London, 1922. Р. 7.


[Закрыть].

С другой стороны, есть (правда, в неизмеримо меньшем числе) и авторитетно-негативные оценки Наполеона. Так, Ф. Шиллер заявлял, что Наполеон как особый тип исторической личности ему «противен». Декабрист К. Ф. Рылеев считал Наполеона «исчадьем злобным Ада», а идеолог европейского анархизма П. А. Кропоткин относил его к «маньякам, хотевшим заставить мир пойти вспять». И. А. Бунин при имени Наполеона испытывал «просто ужас»[32]32
  Шиллер Ф. П. Фридрих Шиллер. М., 1955. С. 331; Рылеев К. Ф. Полн. собр. соч. М., 1934. С. 326; Кропоткин П. А. Этика. М., 1991. С. 312; Бунин И. А. Окаянные дни. М., 1991. С. 148.


[Закрыть].

Заметим, однако, что даже самые яростные критики личных качеств Наполеона не умаляли его масштабности. Антинаполеоновский памфлет 1814 г., изданный в Москве, гласит: «Многие мнили видеть в нем Бога, немногие – сатану, но все почитали его великим»[33]33
  Сен-Клудский журнал наполеоновых знаменитых дел… М., 1814. Ч. 1. С. 4.


[Закрыть]. Единственный в своем роде взгляд на него как на «самонадеянное ничтожество» – взгляд Льва Толстого[34]34
  Толстой Л. Н. Полн. Собр. соч. М., 1952. Т. 48. С. 60–61. Как известно, Толстой считал «ничтожеством» и В. Шекспира, произведения которого вызывали у Льва Николаевича «отвращение, скуку и недоумение» (Там же. Т. 35. С. 217).


[Закрыть] – воспринимается сегодня как нонсенс, литературное зубоскальство одного гения по адресу другого, хотя именно этому нонсенсу следовали, как правило, советские историки-официозы (П. А. Жилин, Л. Г. Бескровный, Н. Ф. Гарнич) и писатели (В. С. Пикуль, С. П. Алексеев, О. Н. Михайлов), взиравшие на гигантскую фигуру Наполеона, что называется, «со стороны подметок». Характерно, что многие литераторы, а также военный теоретик и историк М. И. Драгомиров «резко отрицательно» (в особенности А. П. Чехов, А. К. Толстой и Д. С. Мережковский) восприняли карикатурное изображение Наполеона в романе «Война и мир»[35]35
  См.: Чехов А. П. Полн. собр. соч. и писем. М., 1949. Т. 15. С. 259; Толстой А. К. Собр. соч.: В 4 т. М., 1964. Т. 4. С. 272; Мережковский Д. С. Наполеон. М., 1993. С. 9, 64; Драгомиров М. И. Очерки. Киев, 1898. С. 76; нов М. А. Ульмская ночь. М., 1996. С. 40–41; Симонов К. М. Наполеон // Французский ежегодник за 1969 г. М., 1971. С. 210. О неприятии толстовского Наполеона Эрнестом Хемингуэем см.: Французский ежегодник за 1976 г. М., 1978. С. 11.


[Закрыть].

Томясь в изгнании на острове Святой Елены, Наполеон однажды воскликнул: «Какой роман – моя жизнь!» Действительно, нет в истории человечества другого героя, жизнь которого была бы столь романтична и насыщена головокружительными круговоротами судьбы: «первый солдат веков и мира» (по выражению Дениса Давыдова), прошедший огнем и мечом всю Европу от Мадрида до Москвы, Египет, Сирию, младший лейтенант Наполеон поднялся на недосягаемую в то время высоту французского императора и европейского властелина, рухнул с этой высоты почти в небытие, вновь – на «сто дней» – вернул себе прежнее величие и опять был низвергнут, но не забыт, а еще больше (уже посмертно) возвеличен, получив к своим лаврам гения и тирана ореол мученика.

На сегодня о Наполеоне написаны больше 400 тыс. трудов. Только авторов опубликованных воспоминаний лично о нем президент Института Наполеона (есть такой во Франции!) Жан Тюлар насчитал 794. С 1903 по 1971 г. в разных странах о Наполеоне поставлены более 500 театральных пьес, 59 художественных и документальных кинофильмов и даже несколько балетов (в том числе балет «Наполеон Бонапарт» корифея советской музыки Т. Н. Хренникова). Казалось бы, феномен Наполеона всесторонне изучен, но остается неисчерпаем. С одной стороны, появление новых источников и точек (или даже углов) зрения, а с другой – перемены в нашем видении мировой истории и, главное, самого мира, в котором мы живем, побуждают нас заново постигать смысл важнейших событий и роль крупнейших деятелей, исправлять старые и обретать новые представления.

Так, мировую сенсацию представили собой публикации на всех основных языках планеты Стена Форсхувуда (Швеция) и Бена Вейдера (Канада), раскрывших тайну смерти Наполеона на острове Святой Елены, – не опочил от рака желудка, как считалось, а был злодейски отравлен.

С конца 1980-х годов бесценным подспорьем для исследователей наполеоновской эпохи стал капитальный двухтомный «Словарь Наполеона» под редакцией самого, пожалуй, авторитетного сегодня наполеоноведа Жана Тюлара. В словаре почти 2000 страниц, более 15 000 статей, над которыми работали 205 историков. К сожалению, этот словарь, дважды изданный во Франции (в 1987 и 1999 г.), на русский язык не переведен.

В постсоветское время в России начался и продолжается прямо-таки ажиотаж с изданием литературы о Наполеоне. Впервые на русском языке изданы превосходные монографии Э. Людвига и Ж. Тюлара, Д. Чандлера и А. Кастело, Р. Делдерфилда и Х. Беллока, Б. Вейдера и В. Кронина, воспоминания о Наполеоне К.-Ф. де Меневаля и Констана Вери, Л.-Ж. Маршана и Б. О’Мира, переиздаются сочинения самого Наполеона, классические труды Е. В. Тарле, А. З. Манфреда, Д. С. Мережковского, В. Скотта, Ф. Кирхейзена, А. Вандаля, а наряду с ними выходит в свет масса новинок, в основном, к сожалению, низкосортных. Есть среди них, конечно, и очень ценные издания, как, например, великолепный фолиант О. В. Соколова «Армия Наполеона», но преобладают сенсационно-поверхностные или попросту легковесные.

Так, модный ныне драматург и тележурналист Э. С. Радзинский выпустил несколько изданий своего труда «Наполеон. Жизнь после смерти», который изобилует оценочными и фактическими оплошностями вроде следующего тезиса (якобы от Наполеона): «Русские оставили нам Москву, не посмев ее сжечь»[36]36
  Радзинский Э. Роковые минуты истории. М., 2005. С. 593.


[Закрыть]. Еще как посмели!

А. А. Щербаков в книге «Наполеон. Как стать великим» (СПб., 2005) признает Наполеона «гениальным полководцем», но то и дело подчеркивает, что он был «никудышный стратег» и вообще не имел «стратегического мышления» (С. 16, 119, 166, 244). Это ведь все равно, что сказать о В.-А. Моцарте или П. И. Чайковском: он был великий композитор, но никудышный музыкант, напрочь лишенный слуха. Кстати, Щербаков шокирует образованного читателя и нарочито упрощенным, почти блатным слогом: «Наполеон не такой был человек, чтобы задницу кому-то лизать», «он пер, как танк», «кампанию по втюхиванию “дезы” Наполеон провел блестяще», «дальше дела пошли хреново», «он пустил псу под хвост свою военную карьеру взамен получил шиш с маслом» (С. 34, 39, 69, 167, 218) и т. д.

Столь же легковесен еще один из новейших российских «Наполеонов» авторства С. Ю. Нечаева. Его опус, явно перегруженный домыслами и побасенками[37]37
  Например, один из параграфов здесь озаглавлен: «Поражение Наполеона при Маренго» (С. 54), а на острове Святой Елены, по мнению Нечаева, был похоронен вовсе не Наполеон, а «кто-то другой» (С. 362).


[Закрыть], издан в 2005 г. в Москве под претенциозной шапкой «Подлинная история Наполеона» и с еще более претенциозным подзаголовком «Развенчание героя». Развенчивает Нечаев героя, опираясь, главным образом, на скандально известные мемуары маршала О.-Ф. Мармона (герцога Рагузского), изменившего Наполеону и Франции и тем самым запятнавшего себя так, что от его титула появилось в языке парижан словцо «raguser» как «синоним подлого предательства»[38]38
  Цит. по: Черкасов П. П. Лафайет. Политическая биография. М., 1991. С. 318.


[Закрыть].

Если такие авторы, как Э. С. Радзинский, А. А. Щербаков, С. Ю. Нечаев, не являясь специалистами в наполеоновской историографии, стараются взглянуть на личность и деятельность Наполеона по-новому, то специалист В. М. Безотосный предпочел реанимировать архаику царско-советских штампов. Так, в сочинении, непосредственно и полемично обращенном ко мне, он вслед за царским официозом А. И. Михайловским-Данилевским и советским П. А. Жилиным изображает Наполеона «самым беззастенчивым захватчиком и грабителем в международном плане», ответственным, кстати, и за сожжение Москвы (!), а феодальные коалиции его противников – всего «лишь скромниками», которые, мол, всегда вели против него «освободительные войны» с целью «восстановить баланс сил в Европе» и создать нечто вроде системы коллективной безопасности от такого грабителя[39]39
  Безотосный В. М. Антинаполеоновские войны: борьба с прогрессом или агрессией? (Полемика с Н. А. Троицким) // Эпоха 1812 года. Исследования. Источники. Историография. Т. 7. М., 2008. С. 393–394, 399–400, 402.


[Закрыть].

Еще более сенсационны, но не менее ущербны новейшие издания (в переводах на русский язык) зарубежных ниспровергателей Наполеона. Таковы, в особенности, книги английского историка Десмонда Сьюарда «Наполеон и Гитлер» (Смоленск, 1995) и австрийского медика Антона Ноймайра «Диктаторы в зеркале медицины. Наполеон. Гитлер. Сталин» (Ростов н/Д., 1997).

Сьюард приводит в своей книге мнения Уинстона Черчилля и голландского профессора Питера Гейла о Наполеоне и Гитлере. Так, Черчилль в 1940 г. заявил: «Я решительно отвергаю какое-либо сравнение между г-ном Гитлером и Наполеоном; я не желаю оскорблять мертвого», а Гейл отметил, что «при упоминании имени императора рядом с именем фюрера чувствуешь себя виноватым и хочется просить у Наполеона прощения» (С. 8, 9). Но, процитировав эти отзывы, Сьюард настаивает на своем: «Наполеон и Гитлер – предтечи антихриста», «масштаб их вины перед человечеством сопоставим», Наполеон воплотил в себе «все зло, принесенное Французской революцией» (С. 182, 370, 372) и т. д.

Что касается книги Ноймайра, то, хотя автор ее известен как врач-терапевт, она выглядит шизофреничной: шокирует сведущего читателя натужное стремление автора изобразить трех абсолютно разных людей как одинаковых носителей «чудовищной извращенности», «садистской жажды мести и бредовых идей», как монстров, которые «принесли своим народам лишь страдания и смерть» и «руки которых в буквальном смысле слова (?! – Н. Т.) по локоть обагрены кровью невинных жертв» (С. 2, 4, 474 и др.).

Если даже в научной литературе о Наполеоне встречаются такие измышления, то историческая беллетристика перенасыщена ими. Вот два сравнительно свежих примера. Роман немецкой писательницы Габи фон Шёнтан «Мадам Казанова» (рус. пер.: М., 1996) выдержан в историко-порнографическом жанре. Заглавная героиня романа (вымышленный персонаж), международная проститутка, укладывает к себе в постель Наполеона и Александра I, Талейрана и Поццо ди Борго, английских дипломатов и русских военачальников и, таким образом, оказывает заметное воздействие на ход политических событий в Европе, сыграв чуть ли не решающую роль в падении империи Наполеона. Сам Наполеон представлен жутким злодеем, это нравственный выродок и психопат, который, впрочем, когда был молод, имел одно достоинство: «очаровательную улыбку», вскоре утраченную.

Другой роман – английского писателя Фрэнка Кеньона – «Мой брат Наполеон» (рус. пер.: М., 1994) представляет собой неуклюжий пасквиль на самого Наполеона и на его сестру Каролину, от имени которой ведется повествование. Каролина здесь – примитивная шлюха, а Наполеон – дурак (с. 477), фанфарон (с. 507), «помешанный на власти» (с. 488), трус (особенно боится кошек: с. 258, 259), гомосексуалист («постельный партнер» собственного лакея: с. 305), безобразный даже внешне – с «большим брюхом», нервным тиком (грызет ногти) и геморроем (с. 501).

Сегодня, впервые в России, проявилась и противоположная крайность – демонстративная (для россиян даже дерзкая) апология Наполеона. А. П. Никонов, следуя своей заявке: «…наше дело – разобраться и оправдать Наполеона. Потому что он хороший»[40]40
  Никонов А. П. Наполеон: Попытка № 2. СПб., 2008. С. 90.


[Закрыть] (в частности, как «самый эффективный менеджер всех времен и народов»: с. 2), не опровергает, а попросту, не чинясь, отбрасывает укоренившиеся у нас представления: например, фиксирует «Бородинский разгром нашей армии» (с. 268) и жалеет о том, что «Наполеону не удалось покорить Россию, а то и нам он подарил бы отличный свод законов» (С. 149). При этом все, кто до Никонова исследовал жизнь и деятельность Наполеона, для него мало что значат. Особенно досталось Евгению Викторовичу Тарле – самому выдающемуся из всех, кто когда-либо писал в России о Наполеоне. Для Никонова Тарле – «несчастный» исполнитель «заказа партии», который мог «проболтаться» всуе и потом «смешно оправдываться» (С. 262), «придворный историк» (С. 263) и «сталинский сокол» (С. 274). Стало быть, Никонов толком не знает ни трудов Тарле, ни его биографии, не знает, что Евгений Викторович претерпел при Сталине и арест, и ссылку, и разжалование из академиков, и убийственные нападки на него партийной прессы в 1937 и 1951 г. Правда, одно достоинство в творчестве Тарле Никонов вальяжно признает: «Писал не как историк, т. е. скучно и занудно, а как настоящий писатель (типа меня, ну, может, чуть послабее)» (С. 310).

Каков литературный стиль (и заодно исторический кругозор) самого Никонова, иллюстрируют следующие примеры: Наполеон «не стеснялся “мочить в сортире”» (С. 107), но «не понимал, какого черта Александр I лезет в Европу» (С. 250), и «на хрена» Фридриху-Вильгельму III лишняя территория (С. 202); русская армия – это «крепостная скотина» (С. 205), а сам Александр I – «потрясающая гнида» (С. 208); ну а супруга Наполеона Жозефина – просто «шалава» и «сука» (С. 128, 137). Наконец, позабавлю читателя шедевром из исторических аналогий А. П. Никонова: «Расстрел герцога Энгиенского в тогдашнем высшем свете восприняли примерно так же, как в современной России восприняли бы (внимание, мой читатель! – Н. Т.) расстрел Аллы Пугачевой» (С. 179).

«Сенсационный бестселлер» «самого скандального современного историка», как представлена в аннотации книга А. М. Буровского «Наполеон – спаситель России», трудно принять всерьез. Здесь и поразительная неосведомленность автора (Кутузов при Бородине якобы «не ставил целью остановить Наполеона и удержать Москву», а «причины московского пожара 1812 г. остаются до сих пор (для Буровского. – Н. Т.) неизвестными»), и топорность авторских оценок (отступление войск Наполеона из России – это «отвратительный драпеж крыс», которые, мол, «кинулись обратно в свою нору», то бишь во Францию). Что же касается парадоксальной роли Наполеона как «спасителя России», то Буровский понимает ее так: Наполеон в России «мог только пакостить и разрушать», чем спровоцировал против себя «дубину народной войны» (выражение Льва Толстого), которая погубила его, а, стало быть, спасла Россию[41]41
  Буровский А. М. Наполеон – спаситель России. М., 2009. С. 365–366, 368, 381.


[Закрыть].

Итак, писали и пишут о Наполеоне чаще и больше, чем о ком-либо. Но, вероятно, очень многие из тех, кто принимался за работу над биографией «первого солдата веков и мира», невольно задумывались: а по плечу ли им такая задача? Так, Е. В. Тарле опасливо приступал к соперничеству со своими предшественниками, называя при этом В. Скотта, Ф. Стендаля, Л. Н. Толстого. А. З. Манфред по той же причине десятилетиями «не считал себя морально вправе» выступить с книгой о Наполеоне, ссылаясь теперь еще на самого Тарле, а также на А. Моруа, Э. Людвига «и многих, многих других»[42]42
  Манфред А. З. Наполеон Бонапарт. 4-е изд. М., 1986. С. 6–7.


[Закрыть].

Думается, для того чтобы создать достаточно масштабное жизнеописание Наполеона, нужен большой исследовательский и просто жизненный опыт. Не случайно Тарле написал своего «Наполеона» в 62 года, Д. С. Мережковский – в 63, А. З. Манфред – в 65. Я начинаю писать в 75 лет, но имея монографию «Александр I и Наполеон», впервые изданную в 1994 г., когда мне было 63 года (переиздана в 2007 г.). Разумеется, я не стремлюсь написать о Наполеоне лучше Тарле и Манфреда, как и не боюсь написать хуже, но знаю, что напишу иначе, по-своему. У меня – свой взгляд на жизнь, деятельность и личность Наполеона, взгляд, который, надеюсь, заинтересует и, быть может, увлечет многих, хотя, уверен, многих и оттолкнет.

Здесь имею в виду не только содержание, но и само название книги: «Наполеон Великий». Собственно, в этом нет никакой сенсации. Не просто «великим» (полководцем, государственным деятелем, законодателем), но и «Наполеоном Великим» называли первого из Наполеонов К. Маркс и Ф. Энгельс[43]43
  Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 10. С. 239.


[Закрыть], а французский историк Эдуард Дрио опубликовал его трехтомную биографию именно под таким названием «Наполеон Великий»[44]44
  Driault Е. Napoléon le Grand (1769–1821). P., 1930. V. 1–3.


[Закрыть]. Но в российской историографии так назвать книгу о Наполеоне было бы вызывающе неприлично ни при каком режиме – ни в царское, ни в советское, ни в постсоветское время, только потому что Наполеон воевал с Россией (о том, что он с Россией дружил и стремился к союзу с ней, не принято распространяться).

Между тем на вопрос, разве Наполеон как историческая личность менее велик, чем наши Петр и Екатерина Великие или всем миром признанные Кир Великий, Карл Великий, Фридрих Великий, даже Александр Великий, – на этот вопрос напрашивается сам собой разумеющийся, неопровержимый ответ: конечно, не менее, а даже более.

К тому же учитываю разнообразие жанров в жизнеописаниях Наполеона – у Ж. Тюлара социологический, у Э. Людвига – психологический, у Д. С. Мережковского – философский, у А. Кастело – беллетристический. Меня привлекает больше всего чисто исторический жанр, в котором наиболее гармонична книга Е. В. Тарле «Наполеон», которая, однако, недостаточно полна и отчасти устарела. Что касается написанной в том же историческом жанре книги А. З. Манфреда «Наполеон Бонапарт», то она, при всех ее достоинствах (яркая, обстоятельная, поучительная), композиционно дисгармонична: в ней заметно скомкана 2-я часть, о заточении Наполеона на острове Святой Елены нет даже отдельного параграфа.

Источниковая база мировой наполеонианы безбрежна и, естественно, используется различными авторами в разной мере, причем российские историки меньше, чем следовало бы, используют французские источники, а труды французских историков страдают недооценкой, а то и попросту игнорированием российских источников. Между тем российскими источниками, относящими к Наполеону, буквально изобилуют и капитальные (включая многотомные) публикации[45]45
  См., например: Внешняя политика России XIX и начала XX в.: Документы российского министерства иностранных дел. Серия I (1801–1815 гг.). М., 1960–1967. Т. 1–6; Сборник исторических материалов, извлеченных их архива Собственной его имп. величества канцелярии. СПб., 1876–1917. Т. 1–15; Отечественная война 1812 г.: Материалы Военно-ученого архива Главного штаба. СПб., 1900–1914. Т. 1–22; Дубровин Н. Ф. Отечественная война в письмах современников (1812–1815). СПб., 1882.


[Закрыть], и архивные фонды – Министерств иностранных дел и военного, а также Александра I, А. А. Аракчеева, А. П. Ермолова, А. С. Шишкова, Н. К. Шильдера, К. А. Военского и др.

Справедливости ради надо признать, что в России французская и вообще иностранная литература о Наполеоне учитывается гораздо лучше, чем во Франции российская. Показательны библиографические справки к фундаментальному «Словарю Наполеона» под редакцией Ж. Тюлара. В библиографии к статье «Русская кампания 1812 г.» из российских исследований здесь названа лишь монография царского историка Д. П. Бутурлина, к статье «Александр I» только книги царских же официозов Н. К. Шильдера и вел. кн. Николая Михайловича, а к статьям «Кутузов» и «Наполеон» даже не назван ни один россиянин (в библиографии к статье – довольно обширной – о М. И. Кутузове рекомендована всего лишь одна книга, да и та английского историка Р. Паркинсона).

Мой «Наполеон» основывается на традиционно разнообразных источниках, включая разысканные мною и впервые использованные в книге «Александр I и Наполеон» архивные документы (относящиеся, правда, лишь к императору Наполеону), с учетом различных концепций русской дореволюционной (охранительной, либеральной, демократической), советской, постсоветской и зарубежной историографии.

Задачу свою вижу в том, чтобы изложить возможно подробнее и доступнее для массового читателя мое видение всей жизни и деятельности Наполеона, его личностных качеств, результатов, последствий и уроков всего им содеянного. Главное, хотелось бы, и я попытаюсь решить такую задачу с позиций, научно сбалансированных, свободных от политической предвзятости и субъективных пристрастий. Теперь уже мало кто спорит с тем, что Наполеон – величайший полководец и государственный деятель всемирной истории. Но этот уникальный гений сочетал в себе, наряду с массой достоинств, одиознейшие черты деспота, тирана, агрессора; правда, до сих пор дискутируют, в какой мере они были свойственны Наполеону. Ведь этот деспот создал самый передовой в современном ему мире и поныне действующий в самых цивилизованных странах свод законов; этот тиран свел к минимуму политические репрессии во Франции, а что касается его как агрессора, то вот факт, который у нас принято замалчивать: из 10 своих войн за 1804–1815 гг. Наполеон в восьми (исключая лишь две войны – с Испанией и Россией) не был зачинщиком. Кстати, Александр I, которого вообще не считают агрессором, за те же 1804–1815 гг. провел войн больше, чем Наполеон! На одну войну, но – больше.

Чем масштабнее личность, тем крупнее ее достоинства и недостатки. У Наполеона и то и другое значимо, и все – на виду. Поэтому важно оценить и его легендарное обаяние, и то отторжение, которое он вызывал не только как властитель, но и просто как человек (сын, брат, муж, отец, друг) у разных людей, у современников и последующих историков. Разумеется, я не стремился расследовать все это исчерпывающе и окончательно, ибо, как подчеркивает современный историк Роже Дюфрес, «история Наполеона никогда не будет завершена и никогда не будет написана полностью»[46]46
  Дюфрес Р. Наполеон. М., 2003. С. 6.


[Закрыть].

Встал передо мной и вопрос о том, как начать книгу о Наполеоне – эффектно, «с аксессуарами в антураже», или просто, без всяких эффектов. Вспоминаю, как позабавил меня и настроил против «аксессуаров в антураже» отрывок из письма Е. В. Тарле к Е. Л. Ланну в связи с изданием книги Ланна о Ч. Диккенсе. «Жду Вашего “Диккенса”, – писал Евгений Викторович. – Я уже знаю, что начнете, как мне нравится: родился тогда-то, там-то, родители – то-то и то-то и пр. А не так: “Он потянулся, чихнул. И рывком родился. А кругом теснились облака со вспотевшими боками. Он поглядел и тоже вспотел”. Вообще будет хорошо, как у Вас бывает, когда Вы пишете в реалистической манере»[47]47
  Проблемы истории международных отношений: Сб. статей памяти акад. Е. В. Тарле. Л., 1972. С. 66–67.


[Закрыть]. Прочитав такое у Тарле, я порадовался за то, что всегда стараюсь писать «в реалистической манере», именно так начинал «Александра I и Наполеона», так начну теперь и «Наполеона Великого»…

Сердечно благодарен за неоценимую помощь в работе над этой книгой самому ответственному и самому строгому ее редактору моей жене Марине Николаевне.