Текст книги "Тайны ушедшего века. Власть. Распри. Подоплека"
Автор книги: Николай Зенькович
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
ПОМИЛОВАНИЕ «СВИСТУНА»
В середине апреля 1954 года американское посольство в Москве должно было получить шифрованную телеграмму. Должно было – ибо по сей день не известно, поступила она или нет.
Перед началом операции представители ЦРУ заверили капитана советской внешней разведки: все о’кей, длинная телеграмма с подробным планом действий получена посольством. После операции, отведя глаза в сторону, сказали, мол, в последний момент посольские, похоже, струсили, по указанному вами адресу никто не явился.
Телеграмма ушла от имени госдепартамента США из Вашингтона. И московское посольство не выполнило указание своего ведомства?
По телу капитана советской разведки поползли холодные мурашки: неужели обманули?
Хитроумная комбинация
План был предложен офицером ЦРУ.
Он появился в охотничьем домике под Франкфуртом, где под охраной содержали Хохлова, прямо из Вашингтона.
– Мы много думали над вариантом спасения вашей семьи, – сказал американец по-русски с едва заметным акцентом. – Вплоть до парохода в ленинградском порту, продырявленных ящиков и тому подобной фантастики. Задача, согласитесь, не из легких – нелегально вывезти женщину, да еще с годовалым ребенком. Южные границы исключаются – это ей не по силам. Там не менее пятидесяти километров в день надо делать – по раскаленным пескам. Я эти районы хорошо знаю…
– Где же выход? – обреченно выдохнул советский разведчик.
– Год назад в Бухаресте один румынский гражданин обратился в наше посольство с просьбой о политическом убежище. Ни за что не захотел покинуть здание. Жил в посольстве довольно долго. Румынское правительство пыталось представить его замешанным в шпионских связях. Теперь он в Америке…
Хохлов быстро взглянул на американца:
– Вы предлагаете такой же вариант?
Цээрушник блеснул белозубой улыбкой:
– Представьте, что в один прекрасный день к дому вашей супруги в Москве подъедет лимузин с американским флагом. Из машины выходит наш посол или другое дипломатическое лицо и приглашает вашу жену на беседу в посольство…
– Она откажется ехать, – упавшим голосом произнес Хохлов. – Вы не знаете правил жизни советских граждан. Тем более если речь идет о членах семей работников госбезопасности.
– Конечно, откажется, – согласился американец. – Подумает, что провокация. Но это лишь в том случае, если она не будет знать, по какой причине за ней заехали.
– Надо дать ей какой-либо знак, – обрадовался Хохлов. – Чтобы она поняла – визит посла связан со мной. Может, письмо?
– Вы попали в точку, – одобряюще произнес американец. – Письмо или что-то такое, что убедит ее в необходимости ехать в посольство. Затем она рассказывает послу то, что вы сообщили на днях нашим людям. Приказ об убийстве, ее слова и все остальное. Потом она просит у нашего государства защиты и остается в посольстве. Сразу дается коммюнике от наших пресс-агентств. Разносится по всему свету. Весь мир узнает о женщине, остановившей убийство. Ведь даже в советском уголовном кодексе не найдется закона, по которому она – преступница. Она говорит из посольства в Москве, а вы выступаете здесь и подтверждаете, что все – правда. Представляете себе, какая обстановка? Ну, а если президент США выступит по радио и вступится за вашу жену? Может ее МВД уничтожить?
– Уничтожить – нет. Но и за границу не выпустят.
– Это еще как сказать, – снова сверкнул белозубой улыбкой цээрушник. – Зато в посольстве она будет в безопасности. Ну, поживет там год, другой. Может быть, удастся связаться с ней отсюда по телефону, записать на пленку и дать ее голос по радио. Написать ряд статей о ее жизни. В общем, сделать ее известной всему миру. И, кто знает, может быть, в конце концов ее и выпустят. Я же говорю вам – у нас были такие случаи.
– А вы уверены, что госдепартамент вашей страны согласится? – недоверчиво поднял Хохлов на собеседника свои красивые голубые глаза. Американец понял, что это был последний аргумент русского разведчика, что его колебания, кажется, сломлены.
– Согласится с чем? С использованием московского посольства в качестве места для политического убежища вашей жены? – уточнил цээрушник.
– Вы правильно меня поняли, – ответил Хохлов. Ему хотелось иметь гарантии повыше, и он получил их.
– Не беспокойтесь, капитан, вашей семьей занимаются не только местные «специалисты», – услышал он обнадеживающие слова. – План разрабатывается в Вашингтоне, в госдепартаменте. Его специальный уполномоченный прибывает на днях в Германию, чтобы возглавить здесь операцию. Кроме посольства, варианта нет. Правда, по имеющимся у меня сведениям, рассматривалась возможность использования клуба иностранных корреспондентов.
– Клуба иностранных корреспондентов? – встрепенулся Хохлов. – Нет, это исключено. Приедут с Лубянки и увезут силой. Посольство – единственное место, откуда семью не могут вырвать.
– Вариант с клубом был отвергнут, – успокоил Хохлова американец. – Остановились на посольстве.
В ожидании прилета представителя госдепартамента отрабатывали детали предстоящей операции. Кроме американцев, в обсуждениях участвовали и представители английской разведывательной службы. Вносились поправки, коррективы, характер и содержание которых свидетельствовали об искренности намерений гостей охотничьего домика. Предлагалось ехать не к дому жены Хохлова, а остановиться где-нибудь поблизости, скажем, в районе Собачьей площадки. За день или за два забросить в форточку окна их полуподвальной квартиры в Кривоникольском переулке письмо, в котором содержалась бы просьба мужа подойти в определенное время к Собачьей площадке, где ее будет ожидать машина с таким-то номером. По пути женщине объясняют, чья это машина и куда ее везут. Затем в газеты дается сообщение, что она села в посольскую машину и попросила политического убежища.
Хохлова подробно расспрашивали о его доме в Москве, о том, как к нему подъехать, как найти нужное окно. Он дал полное расписание дня жены, назвал часы, когда она кормит сына и, естественно, бывает дома. Разведчик поверил, что эти люди действительно поставили себе задачу спасти его семью. Или они были прекрасными актерами, или руководство не посвящало их во все детали.
Представитель госдепартамента прилетел во вторник, девятнадцатого апреля. Судя по всему, он был в курсе тех обсуждений, которые происходили в охотничьем домике. Связь между Бонном и Вашингтоном работала исправно.
Окончательный план выглядел следующим образом. Высшие инстанции США официально давали разрешение пригласить жену советского разведчика капитана Хохлова в американское посольство, чтобы предложить ей там политическое убежище. Для того, чтобы избежать обвинения ее в сотрудничестве с иностранными разведками, к ней домой должны были приехать американские журналисты, аккредитованные в Москве. Предлог для посещения ее квартиры корреспондентами был такой, что комар носа не подточит.
Капитану Хохлову надлежало записать на магнитную пленку краткое обращение к мировой общественности, где он обрисовывает в общих чертах моральную проблему, возникшую перед ним и его женой в связи с полученным на Лубянке заданием – проникнуть на Запад и убить ненавистного Советам человека. Далее советский разведчик рассказывает о решении, принятом им и его женой – указанного человека не убивать. Для убедительности Хохлов должен вставить в текст радиообращения несколько подлинных слов жены, а также своих, которые известны только им двоим. В первые строчки обращения разведчик включает точный адрес своей московской квартиры.
В четверг, двадцать первого апреля, в Бонне созывается пресс-конференция. Проводит ее американский верховный комиссар. Приглашаются все аккредитованные в столице ФРГ журналисты. Однако тема и причина созыва пресс-конференции сохраняются в полном секрете до момента открытия.
Обычно в американской оккупационной зоне встречи с журналистами проводятся утром. На этот раз пресс-конференция переносится на 14 часов. В Москве в это время 16 часов. Согласно распорядку дня жены, составленному для американцев Хохловым, в 16.00 она приступает к кормлению сына обедом. А по замыслу разработчиков плана, в момент начала пресс-конференции жена советского разведчика непременно должна быть дома, в противном случае все идет насмарку.
За четверть часа до начала пресс-конференции, в 13.45 по боннскому времени, радиостанции «Голоса Америки» начинают передавать записанное на пленку обращение Хохлова. Одновременно в Москве, в американском посольстве, у радиоприемника сидят заранее приглашенные корреспонденты. Услышав в эфире адрес квартиры советского разведчика, а это, как мы уже знаем, предусматривалось в первые секунды радиовыступления, корреспонденты имели законное право помчаться домой к жене Хохлова, чтобы взять у нее интервью. У входа в посольство их должны ждать автомобили с заведенными моторами. От посольского особняка до Кривоникольского переулка – пять минут быстрой езды.
– А если журналисты не помчатся? – усомнился Хохлов, внимательно слушавший представителя госдепартамента.
– Ну, кое-кому из них можно и приказать. Заранее, конечно, – ответил присутствовавший полковник американской разведки, явно намекая, что среди журналистов есть люди в погонах.
– Корреспонденты скажут вашей жене, – продолжал гость из Вашингтона, – что вы выступаете по радио. Они предложат ей послушать ваш голос в американском посольстве. Можно так составить текст их обращения к вашей жене, что она поймет необходимость пойти в посольство. Поскольку «Голос Америки» будет передавать запись вашего выступления каждые пятнадцать минут в течение нескольких часов, то ваша супруга наверняка услышит ваш голос. Слова, известные только вам двоим, докажут ей, что это действительно говорите вы. В то же время эти фразы послужат своеобразным сигналом, что она должна рассказать прессе все, что могло бы подтвердить ваши слова. Есть еще один предмет для объяснения, почему иностранные корреспонденты появились у дверей вашей квартиры в Москве.
– Какой? – спросил Хохлов.
– Проводя пресс-конференцию, вы можете обратиться к корреспондентам с просьбой позвонить в Москву и попросить их коллег в советской столице съездить на квартиру к вашей жене и взять у нее интервью.
– Годится, – согласился Хохлов.
– После этого ваша жена остается в посольстве, а мы начинаем мобилизовывать общественное мнение в ее защиту. Американское государство обязуется держать вашу жену в посольстве столько, сколько потребуется.
Заканчивая, представитель госдепартамента сказал:
– Все это мы гарантируем вам только в том случае, если корреспонденты застанут вашу жену дома. Они, конечно, будут ждать или искать ее. Но, если какими-нибудь путями секретная полиция Советов уже знает о вашем переходе и арестовала вашу семью, мы уже ничего не сможем сделать. Но и в этом случае лучше привлечь внимание всего мира к вашей жене. Ей только это может помочь. В конце концов, ее судьба определяет в какой-то степени моральный облик советского правительства. Они должны об этом беспокоиться.
Все выглядело весьма и весьма логично. Внимание к деталям, проявленное в Вашингтоне, придавало плану серьезность и основательность. У Хохлова не возникло ни тени подозрения. По словам представителя госдепартамента, подробный план спасения семьи советского разведчика направлен в американское посольство в Москву. В плане есть все, включая данные о квартире и доме. Посольство приняло его к исполнению.
Что-то не сработало
В изданной на Западе в 1957 году книге «Во имя совести» (в СССР и России она не выходила) бывший капитан советской внешней разведки Николай Хохлов не без гордости писал, что проверка его была поручена крупным специалистам западных разведок. Только в одном Вашингтоне над обработкой его дела трудилось около двухсот человек. Большой интерес к нему проявили и англичане, сдерживавшие стремление американцев установить над ним монопольный контроль. В отдельные этапы проверки перешедшего на Запад советского разведчика была втянута и французская контрразведка.
Переезжая Рейн на пароме, он старался не смотреть на охранников, которые не спускали с него глаз. По мере приближения к Бонну гнетущее настроение несвободы улетучивалось, его место занимало привычное ощущение своей значимости. Десятки иностранных журналистов, получив приглашение на пресс-конференцию, ломают головы – почему их собирают в 14 часов, а не поутру, как всегда. В Москве тоже небось устроились у радиоприемников и ждут некоего таинственного обращения. За океаном, в госдепартаменте, дежурят у телеграфных аппаратов, чтобы принять первые вести из Москвы. А всему причиной – он, Хохлов…
– Ник?! В Москве все о’кей…
Перед ним стоял представитель госдепартамента с группой незнакомых людей. Мысленно уносясь в разные страны, где сотни людей ждут его первых слов, чтобы приступить к осуществлению хорошо спланированной операции, Хохлов не заметил, как въехали на территорию американского военного городка.
Вашингтонский гость улыбался. По его виду Хохлов понял, что из Москвы получено подтверждение о готовности провести операцию. На душе стало легко. Значит, американцы выполнили свою часть дела.
Пресс-конференция началась в два часа дня. Хохлова ввели в зал в окружении охранников и усадили за длинный стол. Вспыхнули лампы, зажужжали кинокамеры, защелкали фотоаппараты… Снимать было что – увеличенную фотографию жены советского разведчика, разложенное на столе бесшумное оружие, с помощью которого он должен был осуществить отданный ему в Москве приказ, рукопожатие с человеком, которого он должен был убить.
Что говорил Хохлов на пресс-конференции? В своей книге он уходит от конкретики, ограничиваясь туманной фразой – пришлось повторить в краткой форме обращение, записанное для «Голоса Америки». Едва он произнес первую фразу, как с задних рядов закричали: «Громче, громче!». Он стал говорить громче, но сразу потерял естественность. В зале не могли понять, что именно он сказал. Пришлось повторить. Немец-переводчик тоже поддался общей нервности и все перепутал. Хохлов остановил его и поправил на немецком языке. В таком духе, по словам Хохлова, пресс-конференция продолжалась еще полчаса. Кое-как закончив пересказ своего обращения, он попросил, согласно плану, корреспондентов позвонить в Москву их коллегам. Был объявлен перерыв, во время которого советский разведчик давал экслюзивные интервью ведущим радиостанциям мира.
Вспоминая эту историю, бывший начальник Хохлова генерал-лейтенант в отставке Павел Анатольевич Судоплатов рассказывал автору этой книги в 1996 году:
– На пресс-конференции, устроенной ЦРУ, Хохлов публично выступил со своими разоблачениями. Особенно поразило всех утверждение, будто жена умоляла его не выполнять полученного задания. Хохлов охарактеризовал ее как антисоветчицу, которая, дескать, и вдохновила его на побег. Он говорил также, что она глубоко верующий человек, что они с женой только и мечтали о побеге…
В то время, когда Хохлов озвучивал свои скандальные разоблачения, его начальник генерал Судоплатов, которого специалисты и по сей день называют «главным диверсантом и террористом Советского Союза», находился в советской тюрьме. Его арестовали в связи с падением Берии. Судоплатов провел в заключении пятнадцать лет – от звонка до звонка – и был реабилитирован лишь в 1992 году. Он скончался летом 1996 года. Остались многие метры магнитофонной ленты с его надиктовками, к которым мы не раз будем возвращаться.
По рассказу самого Хохлова, после окончания пресс-конференции его снова окружили плотным кольцом охранники и провели сквозь задние двери к машине. По дороге во Франкфурт и оттуда к охотничьему домику он несколько раз спрашивал у американцев, слышно ли что-нибудь из Москвы.
– Ну, что вы, – отвечали ему. – Так быстро? Может быть, только к вечеру.
Наступил вечер, пришло утро следующего дня – из Москвы никаких вестей. Газеты взахлеб рассказывали о скандальной пресс-конференции советского перебежчика. На первых полосах – крупные фотоснимки, кричащие заголовки. «Она отменила приказ ЦК КПСС об убийстве!». Это о жене. «Он должен был убить этого человека» – надпись над снимком, запечатлевшем их рукопожатие.
В хоре захлебывавшихся от желчи голосов, разоблачавших зловредную руку Кремля, терроризировавшего свободный западный мир, проскальзывали и трезвые нотки: почему перешедший к американцам советский офицер рассказал о своей жене и тем самым выдал ее, обрек на неизбежный арест? Через пару дней, когда страсти немного поутихли, этот вопрос в газетах стал преобладающим. Дотошные обозреватели недоумевали. Они не видели логики в поведении господина чекиста.
К концу недели в охотничий домик, где томился в ожидании вестей из Москвы Хохлов, пожаловали американские и английские офицеры разведки:
– Ник, вам надо дать какое-то объяснение.
– Самое лучшее – это раскрыть правду, – предложил он.
– Да вы что? – возразил полковник ЦРУ. – Ваша жена сидит, наверное, сейчас в американском посольстве в Москве. Одно ваше неосторожное слово, и ее могут обвинить в шпионаже…
– Но ведь Москва молчит! – в отчаянии воскликнул Хохлов.
– Да, молчит. Но это, может быть, и хороший знак. Советское правительство могло блокировать связь с Москвой из-за вашей жены.
У Хохлова отлегло от сердца. И как это не пришло ему в голову раньше? Конечно же, его жена в американском посольстве. Операция прошло удачно. Янки – люди серьезные. С ними можно иметь дело. Узнав, что жена Хохлова в американском посольстве и просит политического убежища, власти в Москве блокировали связь посольства с Вашингтоном. Потому и нет вестей.
Под диктовку офицеров ЦРУ Хохлов составил объяснение для прессы – туманное и неясное, еще более запутывающее ситуацию. Оно не раскрывало истинных причин случившегося.
Москва по-прежнему молчала. Западная пресса, не удовлетворившись неуклюжими объяснениями Хохлова, вовсю раскручивала вопрос, почему перебежчик, по сути, сдал свою жену, рассказав, что она была инициатором его побега. Это выглядело непонятным и неправдоподобным.
Наконец, пришел день, когда свет померк в его глазах. По лицу цээрушника, того самого, который прилетел из Вашингтона и первым посвятил его в план спасения семьи, Хохлов понял, что он пришел с плохими вестями.
– К вашей семье в Москве никто не ходил, – сказал американец.
– Что?! – почти закричал Хохлов.
– Да, – ответил цээрушник с каменным лицом. – Никто не ходил. Не знаю, почему. Что-то не сработало.
«Я приехал вас убить…»
– Георгий Сергеевич… Я приехал к вам из Москвы… ЦК КПСС постановил вас убить. Выполнение убийства поручено моей группе…
Они сидели напротив друг друга. Гость на диване, хозяин в кресле.
Это произошло в четверг, восемнадцатого февраля пятьдесят четвертого года. Вечером в квартиру на пятом этаже позвонили. Хозяин полуоткрыл дверь и увидел высокого молодого блондина с голубыми глазами. Блондин изучающе уставился на хозяина.
– Георгий Сергеевич? – спросил он на чистейшем русском языке.
– Да, я, – сказал хозяин, с настороженным любопытством вглядываясь в незнакомца.
– Можно к вам на минутку?
– Да, конечно, – произнес он нерешительно, приоткрывая дверь шире и пропуская гостя в квартиру. – Хотя, собственно говоря, я вас не знаю и…
Высокий блондин прервал его веселым голосом:
– Зато я вас знаю очень хорошо. Если вы разрешите мне присесть, я все объясню. Вы один дома?
Голос вошедшего звучал скорее утвердительно, чем вопросительно, и это насторожило хозяина. Он пристально посмотрел на гостя, перевел взгляд на пустой пролет лестницы, пожал слегка плечами и закрыл входную дверь.
– Да, один, – сказал он и показал гостю на жилую комнату. – Проходите.
Хозяин понял: происходит что-то необычное. Он не ошибся. Едва гость уселся на диван, как прозвучало его ошеломляющее признание о цели визита.
Вопреки ожиданиям гостя, на лице хозяина ничего не дрогнуло. Оно оставалось неподвижным. Сказалась выучка – и не в таких переделках приходилось бывать.
Георгий Сергеевич Околович слыл крепким орешком. Эмигрировав из советской России после поражения белого движения, он за границей активно включился в борьбу против советской власти. Летом тридцать восьмого года Околович нелегально проник на территорию СССР, перейдя государственную границу со стороны Польши в Белоруссию.
В течение почти шести месяцев он вместе со своим напарником Колковым исколесил полстраны – от Ростова до Ленинграда и от Кавказа до Минска. Два-три раза устраивался на работу, и ни разу не был задержан. В СССР его направила организация русских эмигрантов, штаб которой находился в Белграде, с целью сбора разведывательных данных и создания агентуры Национально-Трудового Союза Нового Поколения (НТСНП) – так называлась эта эмигрантская организация, одним из руководителей которой был Околович.
Успешно выполнив задание, Околович перед возвращением за кордон приехал в Ленинград, где встретился со своей сестрой Ксенией. Он не стал скрывать от нее, что проживает за границей и нелегально прибыл в СССР по заданию организации, ведущей борьбу против советской власти. Однако название организации не раскрыл. Сестре он сказал, что не собирается привлекать ее к своей работе, а встретиться решил, чтобы узнать о судьбе родственников – все-таки почти двадцать лет провел на чужбине.
Дорого далась матерому разведчику маленькая человеческая слабость. Ксения месяц хранила секрет встречи с братом, но потом ее начали мучить сомнения, не ставит ли она своим молчанием себя и близких под удар. Сестра Околовича работала в госпитале и решила попросить совета у главного врача. Тот приказал ей немедленно идти в НКВД и рассказать обо всем. Ксения последовала его указанию и с точки зрения своей безопасности поступила правильно, потому что после разговора с ней врач немедленно написал об этом рапорт.
Узнав о том, что один из руководителей стратегической разведки НТСНП почти полгода орудует в стране под видом то сельскохозяйственного поденщика, то прикидываясь заводским разнорабочим, то артельным бухгалтером, НКВД забил тревогу. В территориальные управления внутренних дел, на погранзаставы и контрольные пункты полетели секретные телеграммы-молнии об объявлении в чрезвычайный всесоюзный розыск террориста Околовича Георгия Сергеевича, нелегально проникшего на территорию СССР. Спешно размножались и рассылались материалы для опознания. Устанавливалось наблюдение за родственниками шпиона, некоторые из них вербовались в агенты НКВД, создавалась сеть осведомителей вокруг мест его возможных явок.
Однако принятые меры результатов не дали. След террориста и шпиона был потерян. Доклады о подозрительных личностях, похожих на Околовича, еще долго поступали на Лубянку со всех концов Советского Союза, но сам террорист, посетив сестру в Лениграде, вернулся в район Минска и в середине декабря тридцать восьмого года благополучно пересек советско-польскую границу.
До войны Околович возглавлял так называемый «закрытый» сектор НТСНП (две последние буквы у этой аббревиатуры вскоре отпали), занимавшийся нелегальной деятельностью в СССР. У НТС были филиалы в Праге, Париже и балканских странах. Околович ездил из одной страны в другую, вербовал и готовил кадры из числа русских эмигрантов. Некоторые из них переходили советскую границу без осложнений и обосновывались в глубоком подполье, образуя опорные пункты будущего восстания. Другие гибли под огнем пограничников.
Когда Гитлер напал на Советский Союз, перед Околовичем встал вопрос: с кем быть? Основная масса членов НТС решила: ни с Гитлером, ни со Сталиным. Правда, открытой борьбы против гитлеровского государства НТС решил не вести, но в программе своих действий осуждал фашизм так же бескопромиссно, как и коммунизм. Тактика НТС была гибкой: когда гитлеровское государство и советская власть ослабнут в изнурительной войне, НТС поможет русскому народу освободиться и от иностранных захватчиков, и от советских вождей. Но гестапо стали известны эти планы, и десятки членов НТС попали в немецкие концлагеря. В камеру гестаповской тюрьмы угодил и Околович. После разгрома Гитлера Околович ушел на Запад.
Получив поддержку со стороны американских и английских спецслужб, он после войны поселился в западногерманском городе Лимбурге и стал заново возрождать НТС. Был восстановлен и «закрытый» сектор, который начал устанавливать связи с опорными пунктами, оставленными НТС на советской территории во время войны. Создавались и новые подпольные ячейки. К началу пятидесятых годов у НТС были уже свои разведшколы, готовившие с помощью американских и английских специалистов шпионов и диверсантов для засылки в СССР. На воздушных шарах в Советский Союз забрасывались листовки и разъяснительные брошюры, на тонкой папиросной бумаге печатались особые выпуски газеты «Посев», предназначенные для советских моряков дальнего плавания и военных, едущих в отпуск на родину. Структура подпольных организаций НТС в Советском Союзе строилась по принципу «молекул» – двух-трех человек, максимально доверявших друг другу.
Советским людям аббревиатура НТС долгое время была неизвестна. Даже в сообщениях ТАСС об арестах на территории СССР связных этой эмигрантской организации ее название не указывалось. В мае 1952 года были задержаны четверо курьеров НТС, заброшенных на парашютах в Советский Союз. В центральной печати появилось краткое сообщение об их заданиях – шпионаж, убийства, поджоги, диверсии.
На Лубянке, безусловно, знали, с кем имеют дело. Еще в довоенные годы вынашивались планы устранения Околовича. После его дерзкого проникновения в СССР и почти полугодового нелегального пребывания в стране охота на матерого разведчика возобновилась с новой силой. Был вариант устранить его с помощью сестры Ксении. Женщину предполагалось завербовать и организовать ей «побег» за границу. Но агентура, установившая за ней постоянное наблюдение, пришла к неутешительному заключению – сестра Околовича ненадежна. Вряд ли она выполнит задание НКВД. Но и арестовывать ее невыгодно: все же добровольно заявила о встрече с братом. После некоторых размышлений Ксению оставляют на свободе в качестве «приманки» для Околовича на тот случай, если он вторично появится на территории СССР.
Он и в самом деле появился, только в такое время, когда чекистам было не до него. С началом войны Ксения Околович переехала на родину, в белорусский город Витебск. Здесь ее и навестил братец. Ксения работала в немецком госпитале медсестрой. Но не отказывала в помощи и местным партизанам, снабжая их медикаментами. Брат предлагал помочь ей уйти на Запад. Она отказалась.
Когда в Витебск пришла Красная Армия, Ксению арестовали как пособницу немецких оккупантов. Она рассказала о своей связи с партизанами, и те подтвердили, что она действительно помогала им. Однако справка партизанского штаба не была принята во внимание. Ксению приговорили к десяти годам исправительно-трудовых лагерей за сотрудничество с оккупационным режимом. Дальнейшая ее судьба неизвестна.
После окончания войны Лубянка вновь возвращается к оперативной разработке Околовича. Получив в 1948 году сведения о том, что он поселился в западногерманском городе Лимбурге и занимается подготовкой агентов для засылки в СССР, советская разведка направила в этот город своих людей с заданием проверить, нет ли возможности похитить Околовича и вывезти его в советскую зону. Используя всевозможные уловки, агенты Лубянки вышли на жену Околовича и через нее попытались установить местонахождение ее мужа. Однако Валентина Константиновна проявила осторожность и сказала двум подозрительным гражданам, остановившим ее на улице, что Георгий Сергеевич в Лимбурге почти не живет, и она сама видит его редко и нерегулярно. После этого Околович на некоторое время исчез из поля зрения советской разведки, догадавшись, безусловно, кто под видом соотечественников-эмигрантов подходил на улице к его жене с расспросами.
Чекистам помог случай. Год спустя в руки одного скрупулезного контрразведчика попали материалы опроса советского юноши, вернувшегося на родину из Западной Германии. Он был совсем мальчишкой, в политике разбирался плохо и не сумел преодолеть тоску по родным местам. Восточногерманские пограничники, задержавшие беглеца-подростка, передали его советским властям. После подробного опроса паренька отпустили, разрешив ему ехать к родственникам в Смоленск.
По понятным причинам материалы опросов «возвращенцев» тщательно изучала контрразведка. Тонкая папка досье на какого-то мальчугана не представляла большого интереса, ее бегло пробежали глазами и хотели списать в архив, как вдруг на одной из страниц мелькнула знакомая фамилия – Околович. Выяснилось, что паренек в бытность свою в Западной Германии жил в одном доме с Околовичем и хорошо знал его лично. Парня тут же привезли из Смоленска в Москву, и он рассказал немало интересного о своем бывшем соседе, которого знал несколько лет.
Сведения, полученные от паренька, помогли в подготовке операции против Околовича. В 1951 году была сформирована боевая группа, в состав которой вошли три немца из числа агентов советской контрразведки в Берлине. Группа получила 15 тысяч западногерманских марок, ампулы с морфием, шприцы и задание оглушить Околовича, впрыснуть ему морфий и вывезти в советскую зону. В случае невозможности похищения разрешалось пойти на ликвидацию.
Не удалось ни похитить, ни ликвидировать. Из городка Рункель, расположенного рядом с Лимбургом, группа прислала условленную телеграмму: «Прибыли. Дяди нет». А искали ли они «дядю»? В этом сильно сомневаешься, узнав о судьбе агентов. Двое из них сдались властям. Руководителю операции едва удалось укрыться в советской зоне. Шприцы, морфий и деньги попали в руки западногерманской полиции. Десятилетнюю дочь одного из агентов, проживавшую в восточной зоне Германии, сотрудники НТС вывезли на Запад, к отцу. Энтээсовская разведка тоже, оказывается, кое-что умела.
В 1952 году штаб НТС переехал во Франкфурт-на-Майне. Околович развил там кипучую деятельность. На Лубянку поступали агентурные сведения из Бельгии, Франции, Австрии, США: Околович получает крупные финансовые субсидии, ему оказывают помощь сильнейшие разведслужбы мира.
После этого терпению Лубянки, кажется, пришел конец. Руководство внешней разведки поставило своим резидентурам оперативную задачу: срочно установить точное местожительство Околовича, выявить пути, которыми можно было бы проникнуть к неуловимому руководителю «закрытого» сектора.
Подстегиваемые грозными приказами московского начальства резидентуры усилили поиск. Вскоре на Лубянку поступил адрес Околовича: Франкфурт-на-Майне, Инхайденерштрассе, 3, четвертый по-немецки или пятый по-русски этаж. Приводились подробные схемы жилого дома, пресс-агентства РИА на Кронбергерштрассе, 42, в котором часто бывает Околович, здания типографии «Посев», где работала жена Околовича. Описывались мельчайшие подробности, касавшиеся расположения квартиры, входов и выходов. На отдельном листке прилагался рисунок таблички с кнопками в парадном подъезде. Указывалась марка машины Околовича – «мерседес», цвет – черный, ее номер, номер телефона в РИА, а также содержалось предупреждение о том, что, вызывая его по телефону, нужно непременно спрашивать только по имени-отчеству.
