Текст книги "Слышанное. Виденное. Передуманное. Пережитое"

Автор книги: Николай Варенцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 68 страниц) [доступный отрывок для чтения: 25 страниц]

Года через два после моего первого приезда в Бухару Азизов приехал в Москву и привез мне в подарок каракуль дымчатого цвета, какого я в продолжение своей жизни ни разу не видал, с особенным блеском и завитком, еще халат на каракулевом меху и ковер. Азизов был скупой человек, и его подарки указывают, что он ценил мои деловые отношения к нему.

Еще познакомился с Убайдуллой Касым-Ходжаевым, с виду молодым человеком лет 17–18. Убайдулла был небольшого роста, с плохой растительностью на лице, худенький, с умными глазами и с большой энергией. Несмотря на его молодость, он внушил к себе доверие. Я открыл ему хороший кредит, и впоследствии оказалось, что я в нем не ошибся: он нажил большие средства. Его сын, Файзулла Касым-Ходжаев, в данное время (1936 год) состоит наркомом в нынешнем правительстве от Бухары 6*

[Закрыть].

Как-то, будучи в каракулевом караван-сарае у своих знакомых купцов, я осматривал с ними это интересное место, где сосредоточена вся торговля каракулем.

Шкурка-каракуль получила свое наименование от места, где их разводят. Местность Кара-Куль – единственное во всем мире, где разводятся овцы, имеющие шкурку, по красоте и прочности завитков незаменимую. Шкурки идут на дамские манто и шапки и расходятся по всему миру. Многие пробовали перевозить этих овец в другие места, но рождающиеся от них овцы не обладали шкурками того достоинства, какое было у родителей. Полагают, что это происходит от корма, растущего на особой солончаковой почве.

Пересекая двор караван-сарая, мы заметили какое-то странное волнение у ворот его, один из бухарцев с взволнованным лицом подбежал к Бурнашеву и ему что-то сказал. Бурнашев тоже смутился, быстро поправил халат, чалму на голове, усы и бороду и сказал мне: «Вас желают видеть министры куш-беги и диван-беги 7*

[Закрыть]». Я тоже немного смутился, думая про себя: для чего я мог бы понадобиться таким знатным персонам? В это время увидал входящих двух почтенных сартов 8*

[Закрыть], в дорогих халатах, в белых чалмах, в сопровождении толпы бухарцев, известных любителей всякой тамаши (зрелище, потеха, событие и развлечения).

Я поспешил к ним навстречу, снял шапку. Министры протянули мне руки и поздоровались, говоря что-то по-бухарски. Бурнашев перевел: «Его светлость эмир шлет свое поздравление с благополучным прибытием в Бухару с просьбой посетить его на даче, где он находится в данное время». Я поблагодарил за милостивое внимание Его светлости и в свою очередь просил передать Его светлости мое глубочайшее сожаление, что из-за недостатка времени и неимения с собой надлежащего костюма не могу осчастливить себя возможностью видеть Его светлость и представить ся ему, а потому прошу передать мою глубокую признательность и благодарность за его приглашение.

После целого ряда обмена любезностями с обеих сторон один из министров обратился к лицу из своей свиты, что-то державшему в своих руках, который поспешил развязать узел и достал оттуда парчовый халат, передал с поклоном министру, тот собственноручно надел халат на меня.

Я поблагодарил министра и просил передать мою глубокую благодарность эмиру. После еще нескольких любезностей министры удалились из караван-сарая, предварительно передав Бурнашеву в руки несколько дорогих халатов тоже для меня.

Наряженный министром в парчовый халат, похожий на нашу ризу, я хотел снять его после ухода министров, но Бурнашев запротестовал: «Нельзя снимать, эмир может обидеться, подумает, что вы недовольны подарком; да пусть увидят вас все наши клиенты и в какой вы милости у эмира!» Мне так и пришлось идти всю дорогу до квартиры в розовом халате, сопровождаемым толпой зевак и многими бухарцами, пришедшими поздравить меня с эмирской милостью.

Когда я посещал клиентов и осматривал город, мне бросилось в глаза: некоторые лавки, полные товаром, были перетянуты веревочкой с передней стороны, и в лавках никого не было из хозяев; мне объяснил Бурнашев, что это означает: хозяин ушел и скоро не вернется. Он же мне сказал, что до начала стройки железной дороги все лавки на всех базарах на ночь не запирались, а протягивались веревочки; хозяева, уходя на ночь домой, были вполне уверены, что их лавки никто не обокрадет, и он, живший в Бухаре долго, таковых обкрадываний не помнит, но строящаяся дорога привлекла много пришлого народа с Кавказа и из России, тогда начались покражи, и некоторыми купцами были устроены ставни с запорами. В мой первый приезд в Бухару еще у многих не было их.

На базарах были чайханы (чайные), выглядели они бедно, мало посещались народом, разве только покурить кальян и выпить зеленого чая; плов и пироги спрашивались только в дни мусульманских праздников, и то сравнительно редко.

В то время вся жизнь бухарцев была патриархальна и самобытна, цивилизация еще не успела коснуться жителей своими дурными сторонами. Дети были в большом повиновении у своих родителей, хотя уже у них были свои взрослые дети. Соблюдение обрядностей, предписанных Кораном, исполнялось в точности со всеми омовениями, молитвами и постами.

Мне впервые пришлось видеть большой город с сохранившимися преданиями и обычаями глубокой старины, но ясно было видно, что они останутся недолго и их скоро больше не увидишь.

Мне пришлось быть в Бухаре через несколько лет после моего первого приезда туда, а потом еще несколько раз с более или менее продолжительными промежутками, и каждый раз замечал, что обычаи бухарцев сильно меняются и нравы их с каждым разом ухудшаются. Народ, несомненно, богател, торговля на базарах увеличивалась и расширялась, чайханы были переполнены народом, и количество их значительно увеличилось. В чайханах мало спрашивали чай, а больше пиво, плов, пироги и тому подобное, а в последний мой приезд в 1925 году уже преимущественно спрашивали коньяк и вино. На базарах много встречалось пьяных бухарцев, даже валяющихся на земле. Некоторые молодые и даже старики, не стесняясь народа, обнимали проституток, и другое тому подобное. Игорные дома имели в Бухаре большой успех, всегда были переполнены играющими. Зато город освещался электричеством и существовала гостиница, приспособленная из дома бывшего богатого еврея.

Пробыв в Бухаре семь суток, я был очень утомлен от ежедневной суеты и сутолоки, начинавшейся с 7 часов утра без перерыва до 4, когда я посещал своих клиентов, с которыми велись почти одни и те же разговоры об их товарах, ценах и условиях. Приедешь домой, а тебя ждут бухарские купцы, опять нужно отвечать на их деловые запросы, а в 6 часов вечера приезжали за мной хозяева, пригласившие на обед, где опять все времяпрепровождение вертелось вокруг деловых вопросов. Я в течение суток не имел часу свободного, чтобы сосредоточиться и подумать о всем виденном и пережитом. Я был рад уехать в Самарканд, где, как говорили, было хорошо жить и пить хорошую воду, чего нельзя было получить в Бухаре из-за опасения получения какой-нибудь заразной болезни, от которой было трудно излечиться (пендинка).

1*Новая Бухара – узловая станция Закаспийской железной дороги, русски1 поселок в 12 верстах от столицы эмирата. Резиденция учрежденного в 1885 j представительства российского правительства в эмирате. В 1935 г. переименова на в Каган.

2* Старая Бухара – гор., основанный в 1 в., с XVI в. и по 1920 г. – столиц Бухарского эмирата (ханства). Центр торговли и художественных ремесел. Изве стен древними памятниками архитектуры. Ныне – гор. Бухара в Республик Узбекистан.

3* Джугара (лат. Sorghum cemuum) – однолетнее злаковое растение из рода сор го, имеющее главным образом кормовое значение.

4* Бухарские евреи были обязаны носить шапку с четырехугольным верхом наподобие польского воинского головного убора – «конфедератки».

5* Минарет «Мирхараб» – башня из кирпича на площади Регистан в Бухаре.

6* В 1920 г. на территории Бухарского эмирата была провозглашена Бухарска; народная советская республика, преобразованная в 1924 г. в Бухарскую социа листическую советскую республику. Вскоре в ходе национального размежевание ее территория была разделена между Узбекской ССР, Туркменской ССР и Тад жикской АССР. Гор. Бухара стал центром Бухарской области Узбекской ССР Сын У. Касым-Ходжаева, Файзулла Ходжаев, учился в Москве и в 16 лет при мкнул к революционному движению. После 1917 г. возглавил восстание проти] эмира Бухары, стал видным советским партийным и государственным деятелем председателем ЦИК СССР. Необоснованно репрессирован в 1938 г. по делу «пра вотроцкистского антисоветского блока», посмертно реабилитирован. См.: Мша нов А.И. Файзулла Ходжаев. Ташкент, 1972. С. 5–67.

7* Куш-беги и диван-беги – министры администрации эмира Бухары, ведающие внутренним управлением и финансово-податной частью.

8* Сарты – оседлые тюрки, населяющие Сырдарьинскую и частично Фергане кую и Самаркандскую области; возникли от слияния древнего иранского населения с позднейшими завоевателями и поселенцами тюрко-монгольского происхождения; говорят на особом наречии – сарто-тили.

ГЛАВА 37

В Самарканде я предполагал пожить дней 5–6, чтобы отчасти отдохнуть от трудного путешествия еще по только строящейся железной дороге со всеми неурядицами, так свойственными в неустановившемся деле, не говоря, что и Бухара дала мне себя знать непрерывной работой без отдыха и сносных удобств, да еще впереди меня ожидал трудный длинный путь на лошадях на протяжении 3 тысяч верст.

Самарканд мне очень понравился, окруженный цепью гор, покрытых снегом; ясным бирюзовым небом, чистым прозрачным воздухом, утопающий в зелени в русской части города, с улицами, обсаженными красивыми карагачами и пирамидальными тополями. Около каждого домика были садики, преимущественно фруктовые; был конец ноября, а днем ходить в пальто было жарко. Винограду и фруктов было много, и цена им дешевая.

В городе пользовались превосходной прозрачной горной водой, которую можно было пить безбоязненно, не то что в Бухаре, где пили воду из арыков, в которых правоверные производили свои омовения, да и, несомненно, спускали в них нечистоты, заражая жителей, пьющих некипяченую воду, разными болезнями, о которых в России и понятия не имели. Особенно славились две болезни: одна называлась пендинкой, выражавшаяся тем, что на теле человека появлялась ранка, которая все увеличивалась, разрушая тело; ее залечивали, но через короткое время она появлялась вновь, но на другом месте тела. Жена Н.И. Решетникова заразилась этой болезнью, отправилась в Москву и обратилась к лучшим докторам по накожным болезням, но они ее вылечить не могли, и ей пришлось ехать обратно в Азию, где знахари ее излечили окончательно. Другая болезнь, наименование ее я забыл, выражалась в том, что в теле человека разрастается червяк очень длинных размеров 1*

[Закрыть], и если он проходит, например, около глаза, то больной теряет зрение. Обе эти болезни происходят от питья сырой воды, необмытых фруктов, в которых попадаются личинки червя, они-то проникают в тело человека и образуют вышеуказанные болезни.

Лечение от червяка в теле производится так: знахарь ощупывает место нахождения этого червя в теле больного, останавливается на месте, где червь лежит ближе к коже. Подрезывает ее и круглой палочкой поддевает червя, стараясь его закрутить на палочку, и крутит его до тех пор, пока тело червяка не сделается упругим и трудно поддается выкручиванию, тогда он бросает крутить; через некоторое время упругость тела червя ослабевает, знахарь начинает опять крутить, и делается это так до тех пор, пока весь червяк не выйдет из тела больного. Если же червяк во время крутки перервется, то образуются уже два червя, а следовательно, придется делать две операции.

Самарканд основан известным завоевателем Азии Тамерланом, выбравшим это место для своей резиденции. В нем он и скончался, погребен в особо устроенной мечети, куда приказал перенести тело своего учителя, весьма чтимого Тамерланом.

По преданию магометан, святой пророк Даниил скончался в Самарканде и погребен недалеко от города. Мулла, показывающий мне его гробницу, уверял, что она беспрерывно растет, причем рост ее незаметен для глаза, но в его памяти она уже прибавилась на некоторую величину, хотя очень маленькую. Гробница меня удивила своей длиной, сделана была из цельного камня.

Еще славился Самарканд своим вертепом, кажется, единственным во всей Азии, называемым бай-кабак. Почти все туристы, побывавшие в Самарканде, считают необходимым осмотреть это злачное место с его обитательницами, доставляемыми при пожелании чуть ли не с пятилетнего возраста.

Пробыть же мне в Самарканде пришлось меньше трех суток: со мной сделался жар, и температура тела показывала 39°. Я испугался, предполагая, что заразился тифом, лежал в постели и не мог поднять голову. В это время пришел навестить меня один из наших клиентов, сарт, увидав мое подавленное состояние, он успокоил меня, сказав: «У вас малярия, лучший способ излечить ее – выехать сейчас же отсюда, где вы ее заполучили».

Я последовал его совету и покинул Самарканд в 3 часа вечера на лошадях, высланных мне из нашего ташкентского отделения, с хорошим тарантасом, в котором свободно могли двое спать. С большим трудом дошел до тарантаса, одетый в валенки и теплую шубу, где улегся и крепко заснул.

Сколько верст проехали, я не помню, но сквозь сон слышу отчаянный крик кучера, открываю глаза, было уже совершенно темно, и вижу, что мой попутчик В.А. Капустин вскочил на козлы и совместно с кучером тянут вожжи, с большим усилием желают остановить мчавшуюся тройку. Лошади остановились, Капустин и я выпрыгиваем из тарантаса, и, к моему удивлению, чувствую себя совершенно здоровым.

Как оказалось, мы были в большой опасности: кучер, приехавший с тройкой из Ташкента, плохо знал дорогу, и на том месте, где он закричал, дорога круто свертывала влево, он от темноты этого не заметил и не повернул тройку на дорогу. Коренник был с норовом, он захватывал удила и мчался как бешеный; поскольку знали этот его порок, кругом его морды была натянута цепь, сдавливающая дыхание лошади при сильном натяжении вожжей, и благодаря этому мы не погибли. Кроме того, тройка сильных хороших лошадей простояла в Самарканде несколько суток без езды, была рада понести нас по хорошей дороге, и остановлена она была недалеко от пропасти. Возвращаясь обратно, я остановился на этом месте и увидал: как мы были близки к смерти! В этом месте дорога шла над пропастью в несколько десятков саженей высоты, загороженная тоненькими жердями.

Скоро мы подъехали к станции, недалеко находящейся от реки Зеравшан с ее многими разветвлениями. Решили переправиться через нее немедленно, но занимающиеся переправой наотрез отказались это сделать, говоря: «Хотите ночью переправляться – днем страшно! На днях течением опрокинуло арбу и все переправляющиеся потонули».

Пришлось остановиться на станции, где уже сидела большая компания проезжающих за самоваром, весело беседуя, не забывая прикладываться к бутылкам с вином и закусывая. Мы присоединились к ним, притащив свои запасы. Компания оказалась очень милая, и мы проболтали далеко за полночь, потом разместились на полу и крепко заснули.

Рано утром началась переправа. Саквояжи наши водворили на арбу, на них мы сели, к другой арбе прицепили тарантас, а к нему лошадей. Переправа прошла без приключений, хотя, признаться, было довольно жутко пересекать Зеравшан с его рукавами, с быстрым течением горной реки.

Перебравшись через реки, поехали в Коканд, заезжая в города и местечки, где производилась закупка хлопка Товариществом.

Ехали быстро на лошадях, менявшихся на новые в обусловленных пунктах, благодаря чему путешествие окончилось в течение трех месяцев; если же не иметь своих лошадей с подставами, то путешествие могло сильно затянуться.

В тех местах, где была дорога хороша, ехали и ночью. Ночная поездка была восхитительна: лежишь в тарантасе в теплой шубе, как в люльке, дышишь чудным воздухом и любуешься на небесную панораму с бесконечным количеством звезд, как-то особенно ярко выделяющихся на фоне черного глубокого восточного неба. Невольно приходят мысли о вечности бытия. Кругом тишина, иногда прерываемая воем шакалов.

Я чувствовал себя с каждым днем здоровее и бодрее, езда на лошадях, отличный воздух, несомненно, способствовали этому.

Описывать посещение городов и местечек, где я останавливался, я не буду: все они более или менее однообразны, и после самобытной Бухары меня мало что еще удивляло.

1*Ришта (лат. Filaria medinensis) – паразитический червь, достигающий длины 120 см, поражающий подкожную клетчатку тела человека, встречается в Тропиках и субтропиках.

ГЛАВА 38

Город Коканд находится в богатейшей области Средней Азии – Фергане, отличающейся по изобилию хорошо обработанных земель, теплому климату, доходящему летом до 60° по К, вследствие чего получается длинный вегетационный период, необходимый для хорошего созревания хлопка; отличается неимением летом дождевых осадков, портящих качество хлопка; изобилием воды в горных реках, с распределением ее по арыкам, которой хватает для поливки засеянных злаков. Все эти благоприятные стороны Ферганы сделали Коканд, находящийся почти в центре Ферганской области, одним из главных торговых городов в Азии.

Крупные русские фирмы, принимая во внимание преимущественное положение Ферганы против других областей Средней Азии, пооткрывали свои склады с товарами в Коканде, который рос и богател.

Администрация города, как раз в первый мой приезд в Коканд, разбивала большую площадь земли, отдавая ее под застройку домов. Земля отдавалась безвозмездно всем, кто пожелает, лишь с одним условием: в течение года поставить глинобитный забор вокруг полученного участка и сторожку, после чего земля купчей крепостью закреплялась за вами навсегда.

Предложено было и мне взять 1000 кв. сажень, но я отказался, рассуждая: дом без хозяина – сирота. Лицо, взявшее эту землю, лет через 6–7 перепродало ее богатому еврею Вадьяеву за 100 тысяч рублей, выстроившему на ней роскошный особняк, окруживши его отличным садом. Стоимость земли поднималась с невероятной быстротой, как это бывает в Америке.

Остановился у кокандского доверенного Федора Петровича Погребова, бывшего некогда петербургским купцом. Прожил в Коканде трое суток, знакомясь с постановкой дела и с клиентами, после чего начал объезжать конторы и пункты, где происходила скупка Товариществом хлопка, расположенные по периферии Коканда; проезжая в намеченный пункт, приходилось возвращаться обратно в Коканд, так как по окружным проселочным дорогам опасно было ездить из-за басмачей (барантачи), грабивших и убивавших русских.

Сохранились в моей памяти некоторые эпизоды из жизни в Коканде: поездка в баню, куда попал по протекции Погребова с возможностью мыться там одному, когда не было там никого из сартов. Баня была каменная, с высоким сводчатым куполом, в середине которого было отверстие, освещающее бани, окон не было. В бане было грязно, склизко, места для сидения каменные с грязными черными пятнами. Сидеть на них не решились и стоя кое-как обмывались наскоро, боясь заразиться какой-нибудь болезнью. Мое мытье кончилось благополучно, но мой компаньон по бане В.А. Капустин заполучил экзему, к благополучию его, несерьезную, от которой он скоро излечился.

Распределение времени в Коканде было почти то же самое, как в Бухаре: утром посещение меня клиентами, днем отдача им визитов, вечера проводились у кого-нибудь из сартов, с теми же почти угощениями, как и в Бухаре. У некоторых подавали очень вкусную птицу под названием «уляр» – горная индейка, живущая в лесах, изобилующих фисташками и другими орехами, которыми она питается. По поверью туземцев, кто поест уляра – будет богат. Угощая меня уляром, всегда указывали, что за птицу мы едим и чего можно ожидать от нее после съедения.

Один из сартов, имеющий большие дела с Товариществом, угостил меня обедом с музыкой, фокусником и особым блюдом, о котором я и расскажу.

Обед шел своим чередом по принятому порядку; когда дошла очередь до мяса, то хозяин и все его малайки бросились убирать со стола все, что стояло на нем; стол быстро был очищен; отворились две половинки двери, и четверо сартов внесли на большом деревянном блюде, с устроенным желобком вокруг его каймы, на блюде лежал большой жареный баран, и поставили на стол. Хозяин, его гости, малайки с лукавой улыбкой смотрят на меня: какой эффект все это произвело на нас. Действительно, появление целого, отлично зажаренного барана с блестящим салом кремового цвета, со слезящимся из него соком, стекающим в желобок блюда, было для меня неожиданным сюрпризом, мне пришлось так приготовленного барана видеть в первый раз в жизни. Я думал: как могли его так искусно зажарить? В это время хозяин острым ножом разрезал тоненькие куски от задней ноги и укладывал на тарелки, обливая подливкой из желоба блюда. Могу сказать, что более вкусного мяса я никогда не ел, был сыт, и мне есть не хотелось, но, съев первый кусок, попросил еще.

Хозяин рассказал, как его жарят: по величине барана вырывают в земле яму, ее наполняют дровами и зажигают, когда дрова сгорят, на образующиеся уголья кладут барана и засыпают его землею и на засыпанном месте зажигают костер. Повар знает нужное время для жаренья барана, в свое время отрывает из земли и очищает его.

Будучи в Андижане, в одном из больших и лучших пунктов по скупке хлопка, мне пришлось услышать от одного из наших клиентов-сартов, что отсюда до Китая (туркестанского) рукой подать, только доехать до города Ош, недалеко находящегося от города Андижана, и через сутки будете в Китае без всяких заграничных паспортов и других формальностей. Мысль эта меня соблазнила, я решился поехать. Приехав в Ош, находящийся на отрогах Тянь-Шаня, узнал, что проехать в Китай совершенно не так легко: настоящей дороги нет, ехать нужно верхом по горным крутым тропинкам в сопровождении опытных и знающих людей, и ехать не сутки, а значительно больше. Пришлось отказаться от этого удовольствия и вернуться обратно.

Кучер провез нас по другой дороге в Андижан по совету знающих лиц, уверивших его, что эта дорога будет лучше и короче. Ехали около ка– ких-то высоких сопок глухой и грустной местности, вдруг вдалеке увидали на дороге пасущееся стадо овец, между тем кругом травы нет, один камень. Кучер, обратившись ко мне, сказал: «Овцы пасутся, а пастуха нет! Мне в Оше говорили, что по этой дороге жилья не будет». Подъехав ближе, увидали: на дороге лежал скелет верблюда, на нем сидели несколько орлов-стервятников, выклевывающих остатки мяса от костей, и вокруг них сидит несколько десятков насытившихся орлов, чистивших свои носы и переваривавших пищу, не обращая ни малейшего внимания на нас, только два или три лениво перелетели сажени на две и сели опять спокойно.

Поехал в Наманган, крупный скупной пункт хлопка; по дороге туда пришлось заехать в Чует, стоящий от Коканда верстах в 40–50. Чует в то время был глухим местом, и скупка хлопка производилась одним лишь нашим Товариществом. Заведовал скупкой в Чуете молодой человек Герман Петрович Кречетов, ему можно было дать лет двадцать с чем– нибудь; он был низенького роста, с красивым подвижным лицом, с черными волосами, с черными глазами, носил небольшую бородку; несмотря на то что он был очень толст, был подвижен и энергичен.

Кречетов, попав в хороший пункт, где не имелось конкурентов, довольно успешно развил дело, и благодаря этому у него появилась уверенность в непогрешимости его работы, он приписывал успехи своим способностям и талантам, а не сложившимся благоприятным условиям. Благодаря всем этим обстоятельствам из него не выработался полезный деятель, он начал сильно кутить, и об его кутежах ходило в Фергане много разных рассказов.

Во время моего первого посещения Чуста в этом довольно большом кишлаке русских было только трое: Герман Петрович Кречетов, уездный начальник 1*

[Закрыть], очень молодой офицер, с такой же молоденькой женой, только недавно повенчавшиеся.

В Чуете пришлось остаться ночевать; день же весь ушел на знакомство с клиентами, осмотр складов хлопка, проверку выхода чистого волокна из сырцового хлопка, осмотр завода; незаметно начало темнеть, и мы отправились в квартиру Кречетова, чтобы пообедать и залечь спать. Предполагали, что нам на обед малайка Кречетова приготовит шурпу и плов, обыкновенно изготовляемые всеми сартами, так как изготовлением обедов редко занимаются сартянки, а в большинстве случаев их мужья.

Войдя в комнату Кречетова, где был накрыт стол для обеда, я был удивлен: стол накрыт белой камчатной 2*

[Закрыть]скатертью с пятью приборами, на каждом из них вычурно стояла салфетка, как бывает в лучших ресторанах, посередине стола стояли вазы с цветами, фруктами, вина в специальных жбанах и разнообразная закуска.

Я потом догадался, что вся сервировка стола была от уездного начальника, который со своей миленькой женой участвовал на обеде.

Сели за стол. Малайка принес великолепный куриный суп, который молодая дама разливала в тарелки, а малайка разносил блюдо со слоеными пирожками, после чего подали телятину с соусом из петушиных гребешков, за телятиной следовала индейка с картофелем и салатом, и обед закончился отличным пломбиром. Все кушанья были весьма изящно и красиво убраны, как только можно ожидать от очень умелого и хорошего повара. Я невольно задал вопрос Кречетову: «Где вы нашли такого замечательного повара?» – «Повар я сам, – ответил он, – только малайка смотрел, чтобы кушанья во время моего отсутствия не переварились и не пережарились».

Я вспомнил, что во время моего осмотра хлопка, завода Кречетов неожиданно скрывался, что меня в то время удивляло, я никак не мог понять причину его отсутствия, когда он должен был быть при мне, чтобы давать объяснения. Теперь мне стало ясным, что он бегал в кухню, волнуясь за свое кулинарное изготовление.

После обеда был кофе с ликерами, и закончился пир жженкой, которую я пил первый раз в жизни.

С отцом Германа Петровича, Петром Гавриловичем, я был знаком по Бирже, он был известный и уважаемый маклер по шерсти. Про него говорили, что он большой гурман, и если кому хочется поесть что-нибудь особенное, то можно только у него. Зарабатывая большие деньги, он большую часть их расходовал на еду, вот и сынок вышел в папашу не только лицом, но и уменьем хорошо и много поесть.

Кречетов оставался на службе в Товариществе недолго, что-то года два или три. Вызвал из Москвы своего приятеля Константина Макаровича Соловьева, имеющего некоторые средства, совместно с ним начали заниматься скупкой хлопка 3*

[Закрыть] , но К.М. Соловьев, как ловкий и смекалистый человек, выстроил маслобойный завод и стал гнать масло из хлопковых орешков, а Кречетов уехал в Америку, чтобы, как он сам говорил, специализироваться более в хлопковом деле.

В Америке, нужно думать, он занимался делом мало и дошел до полной нищеты, сделался чистильщиком сапог, и эта работа его не вывезла, он остался без денег и вещей, за исключением одного фрака из-за невозможности найти на него покупателя вследствие его широких размеров, по корпусу Кречетова, и небольшого роста.

Случайно зашел в какую-то пароходную компанию и попросил себе должность. Фрак в данном случае его выручил: он был принят в качестве помощника лакея. Пароход был первоклассный, наполненный изысканной публикой. За обедом присутствующие дамы были в бальных платьях, а мужчины в смокингах с цветком в петличке.

Подавая блюда, Кречетов увидал среди обедающих своего закадычного друга по кутежам и безобразиям в Фергане Станислава Казимировича Козел-Поклевского 4*

[Закрыть]. Кречетов ему неоднократно оказывал разные услуги, и когда Поклевский приезжал в Москву, всегда останавливался у него в доме отца, обласканный и принятый им как друг его сына. Козел-Поклевский, когда увидал, что лакей, подающий ему, его друг, он, боясь шокировать себя среди элегантной публики, сделал вид, что не узнал Кречетова. И в продолжение всего пути избегал встречи с Кречетовым наедине и даже, бывало, покрикивал на медленность исполнения его приказания. Поклевский занимал на пароходе одну из лучших кают, тратя там деньги, ни в чем себе не отказывая ради своего удовольствия.

Кречетов, приехав в Москву, понятно, рассказал обо всем своему отцу, чем возмутил Петра Гавриловича, который задумал наказать мерзкого полячка, посоветовал сыну об этом никому пока не говорить, предполагая, что Поклевский не преминет приехать к ним с визитом и они должны сделать вид, что словам Поклевского верят.

Поклевский действительно приехал к ним, был принят со старым радушием и с просьбой пожаловать на другой день обедать в Купеческий клуб, чтобы вспрыснуть возвращение двух друзей из Америки.

Петр Гаврилович пригласил на этот обед многих из своих друзей и знакомых. Приехавшего Поклевского посадил рядом с собой и во время обеда усиленно ухаживал. Подали шампанское, старик Кречетов поднял бокал и попросил слово. В зале все умолкло, даже публика, не участвующая в обеде Кречетова, – все желали слышать, что скажет П.Г. Кречетов.

«Господа! Здесь в нашей компании сидит Станислав Казимирович Козел-Поклевский, друг моего сына Германа, долго жившего с ним в Азии, деля совместно горе и радости. Я и вся моя семья принимали его со всем своим расположением у себя в доме, делясь с ним хлебом и солью, что делаю и в данное время, но уже с другой целью: указать всем моим друзьям, что стоит этот господин! Какого он заслуживает отношения к себе! Мой сын Герман, друг Поклевского, очутился в тяжелом положении в Америке, без копейки денег, принужден был наняться на пароход в качестве помощника лакея. На этом же пароходе ехал его друг Поклевский с полным комфортом, расходуя деньги без счета на свои прихоти, делая вид, что он не узнает своего друга, чтобы не шокировать себя перед публикой в знакомстве и дружбе с лакеем. В настоящее время поднимаю бокал, чтобы провидение впредь избавило нас навсегда от таковых друзей, подобных сидящему здесь господину Поклевскому! Предполагаю, что ему достаточно сказанного, чтобы он покинул нашу компанию и не возвращался больше к нам».

Я слышал все это от своего знакомого Т.И. Обухова, бывшего на этом обеде. Петр Гаврилович, хорошо владевший словом, сказал с особым умением и с язвительной иронией. Обухов, рассказывающий мне о ней, понятно, не мог передать речь со стенографической точностью, и я ее привожу своими словами, оставляя смысл всей речи таким, как мне пришлось ее слышать.

Мне было от души жаль Германа Петровича Кречетова, способного, талантливого и находчивого человека: попади он сначала в более жесткие и опытные руки, из него мог получиться очень полезный и дельный человек.