Текст книги "В усадьбе"
Автор книги: Николай Лейкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Н. А. Лейкинъ
ВЪ УСАДЬБѢ
ЮМОРИСТИЧЕСКІЕ ОЧЕРКИ
ПОДГОРОДНОЙ ДЕРЕВЕНСКОЙ ДАЧНОЙ ЖИЗНИ
I
Весна. Раннее утро. Часъ восьмой въ началѣ. Праздникъ. Собаки, спущенныя на ночь во дворѣ усадьбы по блоку, привязаны уже къ будкамъ. Дворникъ мететъ дворъ. Серебрятся на солнцѣ поднятыя парниковыя рамы и въ парникахъ копается огородникъ. На широкую галлерею съ цвѣтными стеклами, пристроенную къ дому, вышелъ владѣлецъ усадьбы или «баринъ», какъ принято называть въ деревнѣ, и сѣлъ къ столу пить чай. Пыхтѣлъ самоваръ, распространяя струи пара, въ отворенную дверь галлереи врывался свѣжій воздухъ изъ сада, слышалось щебетаніе птичекъ, пахло начинающей распускаться черемухой. Баринъ былъ въ халатѣ, покуривалъ папиросу и любовался красивымъ видомъ сада и двора, расположенныхъ подъ горой и спускающихся къ рѣкѣ. На дворѣ показался человѣкъ одѣтый въ «спиньжакъ», въ высокіе сапоги и картузъ городского покроя. Пошептавшись съ дворникомъ, онъ прошелъ въ садъ, кивнулъ огороднику и что-то сказалъ ему. Тотъ указалъ на галлерею. Черезъ минуту человѣкъ въ «спиньжакѣ» стоялъ у открытой двери на галлерею и кашлялъ въ руку. Баринъ посмотрѣлъ на него и спросилъ:
– Что надо?
– Къ вашей милости, Иванъ Николаевичъ. Мы крестьяне туточные… Сосѣди ваши… отвѣчалъ «спиньжакъ». – Наслышаны объ васъ, что господинъ вы очень хорошій.
– По какому же дѣлу пришелъ-то?
– Первымъ дѣломъ, съ новосельемъ вашу милость.
– Спасибо.
– Оченно пріятно вотъ, что въ нашихъ мѣстахъ такой хорошій баринъ жить будетъ. Мѣсто, сударь, у насъ тутъ хорошее, рѣка рыбная, въ лѣсу грибовъ много, воздухъ чудесный, ну и отъ Петербурга недалече. Теперича, зимой или лѣтомъ три часа ѣзды и въ городѣ. Дичи тутъ у насъ гибель. Охотниковъ страсть что наѣзжаетъ.
– Знаю. Ты зачѣмъ ко мнѣ пришелъ-то?
– Дровъ вашей милости не потребуется ли, такъ могу предоставить.
– Какія дрова?
– Сборныя. Есть и ольха, и береза, и сосна. Дрова хорошія.
– По чемъ?
– Да по три съ полтинкой саженъ вашей милости поставилъ бы.
– Ну, а я купилъ по два съ полтиной березовыя.
– Да вѣдь дрова дровамъ рознь. У кого купили?
– У людей.
– Должно быть, ужъ кто-нибудь изъ ослабшихъ, коли за такую цѣну…
– Цѣна по здѣшнему мѣсту настоящая. Впрочемъ, мнѣ этихъ дровъ мало.
– Такъ вотъ-съ… оживился мужикъ.
– Куплю за полтора рубля, ежели дрова хорошія.
– Что вы! И цѣнъ такихъ нѣтъ.
– Мнѣ обѣщали поставить.
– Должно быть, ужъ шишгаль какая-нибудь прогорѣлая обѣщалась, а мы, слава тебѣ Господи, намъ не на хлѣбъ. Кокоръ вашей милости не требуется ли? Мы слышали такъ, что вы будете парники и теплицы новые строить.
– Буду. Кокоры требуются. По чемъ?
– По три четвертака взялъ бы съ вашей милости. Недавно барку сломалъ.
– А я покупаю по сорока пяти копѣекъ кокоры.
– Да вѣдь кокора кокорѣ рознь.
– Хорошія кокоры покупалъ. Хочешь поставить за эту цѣну, такъ возьму.
– Что вы! Помилуйте… Намъ не изъ-за нужды. Спросите про Никиту Спиридонова – всѣ скажутъ, что мы обстоятельные.
– Если ты Никита Спиридоновъ, то лавочникъ Губасовъ у тебя же покупалъ даже по сорокъ копѣекъ кокоры. Онъ мнѣ сказывалъ.
– То лавочникъ. У лавочника съ нами расчеты. А вы – баринъ.
– Какая же разница-то?
– Съ кого же и взять деньги, какъ не съ барина? Мы барина-то цѣлую зиму ждали.
– Ну, братъ, иди, иди. Съ тобой я разговаривать не желаю.
– Зачѣмъ такая шаршавость? Мы по-сосѣдски пришли. Вашей милости вспахать чего не требуется ли? Я бы взялся и работника съ лошадью прислалъ.
– У меня свои лошади и свои работники, но, можетъ быть, принанять придется. По чемъ?
– По четыре съ полтиной въ день поставилъ бы.
– А у меня люди за два съ полтиной набиваются.
– Чухны, надо полагать, народъ прогорѣлый, а нашему брату не изъ-за горя. У меня у самого теперь горячее время, самому лошади требуются, а я думалъ такъ, что ежели поставить вашей милости, то повыгоднѣе.
– Ты, кажется, дурака тутъ пришелъ искать! строго замѣтилъ ему баринъ.
– Зачѣмъ дурака? Мы очень чудесно понимаемъ, что баринъ не можетъ быть дуракъ, что баринъ ученый, отвѣчалъ мужикъ. – И наконецъ, чухонская ли лошадь, или моя лошадь? У чухонъ лошади на манеръ летучей мыши.
– Вовсе даже не чухны мнѣ предлагали свои услуги.
– А не чухны, такъ тоже ужъ такіе, у которыхъ животы подвело. А мы, слава тебѣ Господи! Мы ищемъ повыгоднѣе. Овса вамъ не требуется ли?
– По чемъ?
– У насъ овесъ первый сортъ. По пяти съ полтиной поставилъ бы.
– А я купилъ по четыре шесть гривенъ.
– Ну, за эту цѣну намъ не стоитъ продавать. Свои лошади съѣдятъ. Надо вѣдь нажить что-нибудь. Кортофелю сѣмяннаго не требуется ли?
– Рублей по пяти за мѣшокъ, поди, хочешь продать?
– Зачѣмъ по пяти! По рубль восемь гривенъ мѣшокъ.
– А я купилъ по восьми гривенъ мѣшокъ,
– Картофель чудесный, мелкій, для садки выгодный.
– И я купилъ чудесный и выгодный.
– Кто-нибудь, вѣрно, отъ нужды продавалъ. А я, Господи благослови, нужды не имѣю. Вамъ мережекъ для рыбной ловли не нужно ли?
– По двадцати пяти рублей мережка?
– Зачѣмъ такія цѣны брать! Уступимъ дешевле.
– Тебѣ мережекъ не надо ли? Вотъ я самъ продалъ бы.
– Зачѣмъ же намъ покупать мережи, коли мы сами продать хотимъ Барочныхъ досокъ по крайности не надо ли?
– По полтинѣ сажень? улыбнулся баринъ.
– Понятно ужъ, нажить хотимъ. Съ кого же и нажить, какъ не съ барина?
– Ну, такъ наживайся съ другого, а меня оставь.
– Я думалъ, по сосѣдству.
– Ты думалъ по сосѣдству ограбить, думалъ, что я вновь поселился въ вашихъ мѣстахъ, настоящихъ цѣнъ не знаю, и пришелъ, чтобы бокъ мнѣ нагрѣть.
– Знамо дѣло, ужъ каждый старается, чтобы было изъ-за чего хлопотать. Само собой, думалъ нажить, а теперь вижу, что вы тонкій человѣкъ, охъ, какой тонкій! Ну, такъ будемте знакомы такъ, по сосѣдству. А можетъ быть, что-нибудь и понадобится отъ меня?
– Что бы ни понадобилось, двадцать верстъ крюку сдѣлаю, а куплю не у тебя.
– За что же такая немилость, баринъ? Лучше сосѣду поспособствовать.
Баринъ молчалъ.
– Ну, прощенья просимъ. Вижу я, что съ вами пива не сварить… проговорилъ мужикъ послѣ переминанья съ ноги на ногу, передвинулъ картузъ со лба на затылокъ, что означало поклонъ, и сталъ отходить отъ галлереи.
II
Баринъ и барыня сидѣли на террасѣ своей дачи-усадьбы и пили утренній чай. Съ ближайшихъ къ террасѣ клумбъ тянуло запахомъ резеды, левкоя, душистаго горошка. Погода стояла прекрасная. Баринъ макалъ въ стаканъ сдобныя булки, ѣлъ ихъ съ большимъ аппетитомъ и придумывалъ вмѣстѣ съ барыней, что бы заказать къ обѣду.
– Цыплятъ надо ѣсть… Куда намъ столько цыплятъ? Насѣдки вывели множество… Сначала будемъ съѣдать пѣтушковъ… говорилъ онъ. – Ты закажи кухаркѣ жареныхъ цыплятъ. Да ужъ коренья поспѣли. Отличная свекла. Салатъ можно изъ свеклы, а то все огурцы да огурцы… Вообще надо утилизировать огородъ и птичникъ. Мясо будемъ и въ городѣ ѣсть. Потомъ можно смородинный кисель… Смородины у насъ ужасти сколько. Вмѣсто супа ботвинья. Надо шпинатъ изводить, а то израстется.
– Да вѣдь рыбы хорошей нѣтъ къ ботвиньѣ, возразила барыня. – Мужики на деревнѣ только и ловятъ, что мелкихъ окуней да щукъ.
– Съ окунями и со щукой также хорошо… Зелень своя, квасъ свой, рыбы на двугривенный купить – и всѣ сыты… Затѣмъ можно соусъ изъ грибовъ – вотъ и все. Вчера дѣти ходили съ гувернанткой въ лѣсъ и множество грибовъ набрали. Такимъ порядкомъ мы и будемъ окупать содержаніе усадьбы. Это первый доходъ.
– А послушалъ бы ты, что кухарка говоритъ про этотъ доходъ!
– Что такое?
– Скучаетъ очень, не закупая провизіи. Наживы нѣтъ.
– Да гдѣ же здѣсь закупать? Здѣсь вѣдь не городъ, рынковъ нѣтъ.
– Вотъ объ этомъ-то она и скучаетъ, что рынковъ нѣтъ, что всю провизію мы сами изъ города привозимъ. «Если, говоритъ, въ половинѣ августа не переѣдутъ въ городъ, то я уйду, потому безъ наживы мнѣ жить не возможно».
– Конечно же, въ половинѣ августа не переѣдемъ. Въ сентябрѣ мнѣ нужно кое-что при себѣ осеннее посадить. Я выписываю ягодные кусты хорошихъ породъ. Деревцовъ надо подсадить. Надо приказать распахать подъ огородъ лишнія гряды.
– Ну, вотъ, стало-быть послѣ половины августа она будетъ просить расчета. Мнѣ это ключница Афимья передала.
– Ужасная сплетница! Она и мнѣ сегодня поутру плела-плела про прислугу, такъ что я уже запретилъ ей говорить. Хочетъ непремѣнно сжить и кучера, и огородника, и птичницу Василису, а на мѣсто ихъ поставить какихъ-то своихъ излюбленныхъ людей. Непремѣнно у ней просилась къ намъ какая-нибудь кухарка отъ сосѣднихъ помѣщиковъ – вотъ она и прочитъ ее на мѣсто нашей кухарки.
– Гдѣ же она можетъ видѣться съ помѣщицкими кухарками! У насъ ближе трехъ верстъ и сосѣдства-то нѣтъ. Нѣтъ, вѣдь это въ самомъ дѣлѣ: кухарки не любятъ жить въ деревенскихъ усадьбахъ, сказала барыня. – Во-первыхъ, здѣсь закупки провизіи нѣтъ, стало-быть нѣтъ и наживы, а во-вторыхъ, онѣ скучаютъ безъ своихъ гостей.
– Да, вотъ, что солдатамъ-то ихнимъ сюда пріѣзжать далеко!
Передъ террасой стоялъ кучеръ съ опухшими глазами и краснымъ лицомъ, переминался съ ноги на ногу и снялъ шапку.
– Тебѣ что? спросилъ его баринъ.
– Воля ваша, сударь, а намъ, кажется, безъ козла не обойтись, началъ кучеръ.
– Безъ какого козла? удивленно выпучилъ глаза баринъ.
– Извѣстно, какіе козлы бываютъ. На конюшняхъ ихъ во многихъ хорошихъ домахъ держатъ.
– Зачѣмъ это?
– Домовой-съ… Отъ домового… Вѣрите ли, сегодня всю ночь меня въ конюшнѣ мучилъ. Я въ конюшнѣ сплю. Просто онъ выживаетъ насъ. Вотъ теперича августъ мѣсяцъ на носу, знаетъ онъ, что въ августѣ намъ надо выѣзжать въ городъ – вотъ онъ и выживаетъ.
– Что за чепуха!
– Истинный Христосъ, выживаетъ. Или ужъ, можетъ быть, здѣсь мѣсто такое, что ли. Онъ и при переѣздѣ сюда намъ встрѣчу устроилъ и разыгрался а потомъ позатихъ маленько, а теперь вотъ опять.
– Вздоръ, вздоръ ты городишь!
– Позвольте, какой же вздоръ… Извольте посмотрѣть – это что?
Кучеръ откинулъ прядь волосъ съ виска и показалъ синякъ.
– Гдѣ это тебя угораздило? спросилъ баринъ.
– Зачѣмъ меня угораздить… Это все онъ-съ… Онъ шалитъ. Выживаетъ – вотъ и шалитъ. Три раза меня съ койки сбрасывалъ. Койку я себѣ въ конюшнѣ устроилъ – и вотъ какое утѣшеніе.
– Глупости! Просто ты вчера ходилъ на деревню къ Амосу Ермолаеву, выпилъ на постояломъ – и наткнулся на чей-нибудь кулакъ. Я вѣдь тебя знаю, ты пьяный вздорный.
– Позвольте-съ… Вѣдь это обида… За что же такія слова?.. Я вашихъ лошадей руководствую какъ себя самого, лошади у меня сыты, довольны, а вы супротивъ меня всякую пронзительность и все эдакое…
Кучеръ и по сейчасъ былъ пьянъ. Онъ даже слегка покачивался на ногахъ. Баринъ подозрительно посмотрѣлъ на него и сказалъ:
– Пойдемъ въ конюшню. Покажи мнѣ лошадей. Ты что-то большую дружбу завелъ съ Амосомъ Ермолаевымъ. Вѣдь Амосъ Ермолаевъ даромъ къ себѣ не принимаетъ, безъ денегъ или безъ овса водки не даетъ.
– Владычица! Да неужто я лошадей буду овсомъ обижать! Я животину люблю больше себя. Самъ не допью, не доѣмъ… Да и не возьметъ Амосъ Ермолаевъ овса, не такой онъ человѣкъ.
– Отца съ матерью – и того возьметъ, если кто на вино ихъ смѣнять вздумаетъ, проговорилъ баринъ, идя за кучеромъ въ конюшню
– И лошадей онъ мучилъ. Ужасти какъ мучилъ. Всю ночь мучилъ. Началъ я поутру корму задавать, гляжу – въ мылѣ всѣ… разсказывалъ кучеръ.
– Кто мучилъ-то?
– Да все онъ же, домовой-съ… Вѣдь онъ разыграется, такъ удержу нѣтъ.
– О, Господи! Когда я нападу на трезвыхъ людей! вздохнулъ баринъ.
Кучеръ отворилъ конюшню и указалъ на порожнее стойло съ койкой.
– Вотъ съ энтаго мѣста онъ меня шарахнулъ, да вонъ объ энтотъ уголъ, указалъ онъ. – Воля ваша, а козла надо. Какъ козла мы заведемъ, такъ сейчасъ онъ и уймется. Онъ козла любитъ, онъ сейчасъ утихнетъ.
Баринъ пропускалъ слова кучера мимо ушей и смотрѣлъ на лошадей.
– Девятый часъ утра теперь, а ты не успѣлъ ихъ еще даже и вычистить, сказалъ онъ. – Развѣ такъ исправные кучера дѣлаютъ? А все оттого, что къ Амосу Ермолаеву на деревню часто бѣгаешь.
– Позвольте, сударь, да ужъ при домовомъ чисть не чисть, а онѣ все равно гладкія не будутъ. Ты ихъ вычистишь, а онъ опять взъерошитъ. И тѣла имъ при домовомъ не наѣсть. Хоть ты какъ хошь корми, а кучеру онъ все равно непріятность сдѣлаетъ. Брюхо отъ сѣна наѣдятъ, а чтобы отъ овса польза вышла – при домовомъ ни въ жизнь. Козла завести, будетъ польза. Онъ козла любитъ и смилостивится. Намъ безъ козла какъ есть нельзя, совсѣмъ невозможно. Я вотъ еще ночку перегожу, да ежели опять, то, воля ваша, а ужъ не втерпежъ. Безпремѣнно козла надо.
– Чортъ знаетъ, что ты городишь! воскликнулъ баринъ.
– Позвольте, сударь… Да вамъ, по вашему господскому положенію, гдѣ же это все знать! Вы этого знать не могите. А на козла-то ужъ денегъ не жалѣйте. Сѣно у насъ не покупное, а козелъ вообще для конюшни животина нужная. Гдѣ хорошая лошадиная охота, тамъ завсегда козелъ. Амосъ Ермолаевъ даже, вонъ, предлагалъ козла.
– Кабатчикъ? А! Ну, теперь я понимаю!
– Позвольте-съ… Вы полагаете, я изъ корысти? Вотъ святая икона! Вотъ пусть самъ Егорій Побѣдоносецъ… Мнѣ что?.. А черезъ козла и лошади будутъ исправны, да и кучеръ не обиженъ. Ну, что хорошаго, ежели онъ мнѣ каждый день то глазъ подобьетъ, то ребро поломаетъ! Вѣдь можетъ и нутренность перетряхнуть… Тоже, какъ съ койки скинетъ. Долго ли до грѣха! Сами учтите, какой интересъ будетъ!.. Мнѣ выѣзжать, а я и на козлахъ сидѣть не могу.
– Глупости и глупости.
– Да какъ же глупости-то? Позвольте… За что же зря увѣчить человѣка, коли черезъ козла можно воздержаться? Помилуйте… Человѣка увѣчить и лошадей портить. Вѣдь онъ разыграется, да не залюбитъ, такъ начнетъ овесъ у лошадей отсыпать – ну, и подберутъ онѣ сейчасъ тѣло. Засыпай – все равно онъ овесъ уворуетъ.
– Онъ ужъ и такъ уворовываетъ. И не съ козломъ надо на него выходить, а просто взять и прогнать его, сказалъ баринъ.
– То-есть это въ какихъ же смыслахъ прогнать? спросилъ кучеръ.
– Будто не понимаешь! Какой маленькій! Прогнать за пьянство и взять новаго кучера.
– Новаго возьмете, при домовомъ все равно пьянствовать будетъ. Я изъ-за чего выпилъ сегодня? Изъ-за страху, изъ-за домового. Не каждому тоже пріятно, чтобы съ коекъ сбрасывали по ночамъ, да синяки подъ глазами подставляли. Ночь-то подходитъ, такъ боишься… А дать Амосу Ермолаеву шесть рублевъ за козла – и ничего не будетъ.
– Ты говори толкомъ. Амосу Ермолаеву пропитаго кѣмъ-нибудь козла сбыть надо, что ли? подсмѣивался баринъ.
– Зачѣмъ Амосу Ермолаеву козла сбывать такъ ужъ оченно. У него свои лошади есть, а когда я ему разсказалъ о домовомъ, то онъ и продаетъ изъ усердія. «Скажи, говоритъ, вотъ, барину, что у меня есть козелъ». Да и чего тутъ скупиться-то вашей милости? Просто не расчетъ. Шесть рублевъ на козла пожалѣете – въ лошадяхъ тысяча препона выйдетъ. Да и козленокъ-то какой веселый! Прикажете ему сказать?
– Не надо мнѣ козла.
– Вы ужъ хоть меня то пожалѣйте, ежели вы своихъ лошадей не жалѣете. За что я буду страдать? Вотъ лошади-то! Эво, какъ я ихъ руководствую! Извольте посмотрѣть, какъ онѣ отъ овса себѣ небо наѣли.
– Оно и замѣтно, пробормоталъ баринъ.
– Извольте полюбопытствовать, настаивалъ кучеръ, схватилъ лошадь за языкъ и открылъ ей ротъ, но баринъ вышелъ изъ конюшни.
– Ты до двѣнадцати часовъ выходись хорошенько и отпейся квасомъ, сказалъ онъ кучеру: – а пообѣдавши запрягай пару лошадей въ тарантасъ. Мнѣ сегодня на станцію надо ѣхать.
– Мы запрягемъ-съ… Будьте покойны… А только безъ козла невозможно… безъ козла не жить-съ, бормоталъ кучеръ, слѣдуя за бариномъ.
Баринъ снова направился на террасу.
– Ахъ, ты жизнь, жизнь кучерская! Вотъ собачья-то жизнь! слышалось ему въ догонку.
III
– Нѣтъ, ужъ это изъ рукъ вонъ! Это рѣшительно ни на что не похоже! Въ жизнь свою я никогда не повѣрю, чтобы какихъ-нибудь два десятка куръ могли съѣсть въ одну недѣлю куль овса! горячился баринъ на дворѣ своей усадьбы. – И это въ лѣтнюю пору, когда курица роется въ навозѣ, питается червями и личинками.
Тумбообразная и рябая баба, птичница и скотница Василиса, перебирала руками передникъ, завязанный подъ грудями, и говорила:
– А гусей-то, баринъ, вы ни во что не ставите? Вѣдь у насъ семь гусей. И они овесъ кушаютъ.
– Гуси наши даже дома не ночуютъ, а сидятъ на прудѣ.
– Ночевать не ночуютъ, а кушать-то домой всетаки приходятъ. Кромѣ того, утки…
– Гуси, куры, утки… Все-таки невозможно… У меня тройка лошадей куля овса не съѣстъ.
– Помилуйте, да нешто я сама овесъ ѣмъ? Вѣдь я овса не ѣмъ, обидчиво говорила птичница. – Стараешься, стараешься для вашей милости, а отъ васъ только одинъ попрекъ. За то вы посмотрите на нашу птицу… Птички, какъ кубышечки. Ахъ, да… А индѣйки-то вы ни во что не считаете? Вѣдь у насъ индѣйки… Индюкъ подойдетъ къ шайкѣ – цапъ, цапъ, смотришь, половины гарнца и нѣтъ.
– Отруби тебѣ еще идутъ на птицъ, хлѣбъ… Картофель… Крапиву ты имъ рубишь и шпаришь.
– Отрубями я цыплятъ кормлю.
– Вретъ, вретъ! кричала съ крыльца ключница Афимья. – На цыплятъ ей гречневой крупы выдаю. Цѣлый четверикъ въ недѣлю она цыплятамъ стравливаетъ. Да цыплятамъ ли? прибавила она. – Вонъ мурло-то у ней лопнуть хочетъ.
– Мурло! Ты на свой-то портретъ посмотри. Взгляни въ зеркало-то, полюбуйся. Я и хозяйскими харчами до отвалу довольна. А вотъ у кого носъ отъ хозяйскихъ наливокъ въ цвѣтъ ударять начало, тому надо стыдиться.
– Ахъ, ты, дрянь эдакая! Да какъ ты смѣешь меня хозяйскимъ добромъ попрекать! взвизгнула ключница. – Я хозяйское-то добро пуще глаза берегу. Это вы вотъ съ мужемъ ходите да походя калачи пшеничные жуете. Изъ какихъ доходовъ тебѣ калачи ѣсть? Изъ какихъ доходовъ тебѣ чаи съ вареньемъ распивать?
– Не твое дѣло! Сама барыня позволила мнѣ ягодами пользоваться.
– Ягоды ягодами, а вѣдь сахаръ-то денегъ стоитъ, чтобъ варенье варить. Отъ доходовъ праведныхъ мужъ-то твой спиньжакъ себѣ новый сшилъ, что ли? А заячьи шкуры на шугай скупаете… Будто я не знаю, что вы заячьи шкуры скупаете! А овчины кто подбираетъ? Тулупъ у мужа есть, такъ нѣтъ, надо новый строить. Будто я не слыхала, какъ вы съ портнымъ-то сговаривались!
– И мы тоже знаемъ, какъ ты четвертуху французской водки Ивану на деревню передала. У самой-то, небось, хвостъ замаранъ, такъ и про людей думаешь.
Баринъ давно уже стоялъ зажавши уши и кричалъ: «Довольно! Довольно! Молчать!» Но его не слушали. Нужны были большія усилія, чтобы унять двухъ расходившихся бабъ. Изъ-за угла сарая показался мужъ птичницы Василисы, садовникъ, и сталъ вступаться за жену.
– Намъ хозяйскаго овса не надо. Мы его не продаемъ. Мы ежели что получаемъ на руки, то курамъ стравливаемъ, говорилъ онъ. – Также намъ и крупы вашей не надо, мы отъ вашихъ харчей сыты.
– Я ужъ и то говорю барину, что, кажется, до отвалу довольны, а они все насчетъ птичьяго корма сумлѣваются, подхватила Василиса и стала утирать передникомъ слезящіеся глаза. – Стараешься, стараешься, чтобы птица сыта была, а тутъ только попреки одни. Сами же вы изволили приказать, чтобы къ Александрову дню пятокъ пѣтушковъ откормить. Кормимъ настоящимъ манеромъ, кормимъ силой, прямо на жиръ кормимъ. Господи Іисусе! И что это такое, что ничѣмъ заслужить нельзя. На мужа поклепъ, что онъ яблоки да дыни въ фруктовомъ саду воруетъ, на меня взводятъ напраслину, что я хозяйскій овесъ съѣдаю. Да по мнѣ хоть вовсе птицъ не кормите.
Баринъ смягчился.
– Никто тебѣ не говоритъ, чтобъ ты овесъ съѣдала, сказалъ онъ. – А ты просто зря и безъ системы его разсыпаешь.
– А вы прежде приберите воробьевъ, которые у насъ овесъ склевываютъ, а потомъ-и говорите. У насъ воробьевъ цѣлыя тучи на птичьемъ дворѣ развелись. Хоть бы отравы имъ какой подсыпать.
– Чтобъ и домашнихъ птицъ отравить! И думать не смѣй! крикнулъ баринъ. – И такъ ужъ вы мнѣ всѣхъ поросятъ по веснѣ переморили, крысъ отравой выводивши.
– Да вотъ хоть бы и крысы, началъ садовникъ. – Нешто онѣ мало у насъ овса-то уничтожаютъ? Взгляните-ка, какіе кули-то изъ-подъ овса остаются. Куль весь словно перерѣзанъ. Вѣдь крыса, она ужасти что можетъ съѣсть. Теперича надо такъ разсуждать, что ужъ бѣдно-бѣдно полтора гарнца въ сутки на крысъ клади.
Показался кучеръ на дворѣ, выходя изъ сарая.
– Крысы ужасти что портятъ! Вонъ у меня въ конюшнѣ… Большую обиду лошадямъ крысы приносятъ. Я такъ разсуждаю, Александръ Павлычъ, ежели бы намъ теперь трехъ котовъ завести…
– Ни, ни, ни… Ничего не заведу… Никакихъ котовъ, замахалъ руками баринъ. – Будутъ коты у насъ и начнутъ они съѣдать по пяти фунтовъ говядины. Да еще полведра молока имъ потребуется.
– Зачѣмъ же пять фунтовъ говядины, зачѣмъ полведра молока? возразилъ кучеръ. – Ежели бы ваша милость поручила мнѣ купить трехъ котеночковъ… Отличные есть у нашего кабатчика.
– Ничего тебѣ не поручу. Рѣшительно ничего.
– Воля милости вашей, а только безъ котовъ крысы и въ кладовую къ вамъ заберутся, провизію начнутъ жрать.
– Да ужъ забрались, сказала ключница. – Я боялась только доложить вашей милости, а ужъ у насъ фунтовъ пять стеариновыхъ свѣчей онѣ съѣли да бруска три мыла. И вѣдь какъ жрутъ!
Баринъ въ волненіи ходилъ по двору и говорилъ:
– Пускай жрутъ, а котовъ все-таки не заведу. Дороже будетъ стоить.
– Вѣдь крыса, она хитрая, начала ключница. – Она яйца ѣстъ. Такъ все яйцо и выѣстъ. Вы вотъ все жалуетесь, что яицъ мало. А отчего мало? Отъ крысъ.
Баринъ не слушалъ и зашагалъ на крыльцо. Черезъ пять минутъ онъ стоялъ хмурый и сердитый передъ барыней. Барыня вышивала какую-то прошивочку и спросила его:
– Насчетъ чего ты сейчасъ такъ на дворѣ сердился?
– Да насчетъ всего, отвѣчалъ баринъ. – Вообрази, я сейчасъ дѣлалъ расчетъ и оказывается, что намъ надо бросить всякое хозяйство, если мы думаемъ, что извлекаемъ изъ него хоть какую-нибудь выгоду. Оказывается, что цыпленокъ намъ обходится чуть не въ полтинникъ, тогда какъ его по здѣшнимъ цѣнамъ и купить-то можно за пятіалтынный. Возьмемъ поросятъ… Знаешь ли, во что намъ обошлось выпоить каждаго поросенка?
– Знаю, знаю…
– Ѣшь свой огурецъ, напримѣръ, и чувствуешь, что онъ стоитъ себѣ чуть не пятачокъ. А знаешь ли, что стоятъ намъ тѣ десять дынь, которыя выросли у насъ въ парникахъ?
Барыня улыбнулась, махнула рукой и произнесла:
– Не надо… Не говори… Я знаю…
