Текст книги "Блистательный Санкт-Петербург"

Автор книги: Николай Агнивцев

ДАМА В КАРЕТЕ.

 
В Париж! В Париж! Как странно-сладко
Ты, сердце, в этот миг стучишь!..
Прощайте, невские туманы,
Нева и Петр! – В Париж! В Париж!
 
 
Там – дым вceмиpногo угара,
Rue de la Paix, Grande Opera,
Вином залитые бульвары
И – карнавалы до утра !
 
 
Париж – любовная химера!
Все пало пред тобой уже!
Париж Бальзака и Бодлера,
Париж Дюма и Беранже!
 
 
Париж кокоток и абсента,
Париж застывших Луврских ниш,
Париж Коммуны и Конвента
И – всех Людовиков Париж !
 
 
Париж бурлящаго Монмартра,
Париж Верленовских стихов,
Париж штандартов Бонапарта,
Париж семнадцати веков !
 
 
И тянет, в страсти неустанной,
К тебе весь мир уста свои,
Париж Гюи-де-Мопассана,
Париж смеющейся любви!
 
 
И я везу туда немало
Добра в фамильных сундуках:
И слитки золота с Урала,
И перстни в дедовских камнях!
 
 
Пускай Париж там подивится,
Своих франтих расшевеля,
На чернобурую лисицу,
На горностай и соболя!
 
 
Но еду все ж с тоской в душе я.
Дороже мне поклажи всей
Вот эта ладанка на шeе,
В ней горсть родной земли моей!
 
 
Ах, и в аллеях Люксембурга
И в шуме ресторанных зал —
Туманный призрак Петербурга
Передо мной везде стоял!..
 
 
Пусть он невидим! Пусть далек он!
Но в грохоте парижских дней
Всегда, как в медальоне локон,
Санкт-Петербург – в душе моей!
 

H. H. ХОДОТОВУ.

 
Когда тебя увижу, вдруг,
Вмиг под дрожащей пеленою
Весь старый пышный Петербург
Встает, как призрак, предо мною:
 
 
Декабрьских улиц белизна,
Нева и Каменноостровский,
И мирный говор Куприна,
И трели Лидии Липковской;
 
 
И пробка шумнаго «Аи»,
И Вильбушевич с Де-Лазари;
Пажи бессменные твои —
На пианино, и гитаре;
 
 
И – всех встречающий дом твой,
Где не слыхали слова: «Тише!»
И – неразрывные с тобой
Александринские афиши!..
 
 
Ты – знамя юности моей,
Тебя несу в душе доныне!..
Ты – отблеск петербургских дней
На приютившей нас чужбине!
 

ГОЛУБАЯ ДАМА.

 
В этот день, как огромный опал,
Было небо прозрачно... И некто,
В черный плащ запахнувшись, стоял
На мосту у Большого проспекта...
 
 
И к нему, проскользнув меж карет,
Словно выйдя из бархатной рамы,
Подошла, томно вскинув лорнет,
В голубом незнакомая дама...
 
 
Был на ней голубой кринолин,
И была вся она – голубою,
Как далекий аккорд клавесин,
Как апрельский туман над Невою...
 
 
– "Государь мой, признайтесь: ведь вы
"Тот вельможа, чей жребий так славен,
Князь Тавриды Потемкин?" – "Увы,
«Я всего только старый Державин!».
 
 
И, забыв о Фелице своей,
Сбросив с плеч тяготившие годы,
Старый мастер сверкнул перед ней,
Всею мощью державинской оды...
 
 
Но она, подобрав кринолин,
Вдаль ушла, чуть кивнув головою...
Как далекий аккорд клавесин,
Как апрельский туман над Невою...
 

НА РАССВЕТЕ.

 
Рассветает! Даль зовет
В вихри звоном санным!..
Тройка стынет у ворот...
– «Ну-ка, Петр, к цыганам!»...
 
 
Гаркнул зычно Петр: «Па-а-а-ди!»
(Парень он таковский!)
И остался позади
Каменноостровский!..
 
 
Лейб – гycapскиe усы
Вмиг заиндевели...
И уткнулись все носы
В серые шинели!..
 
 
И, сквозь снежный адамант,
Для лихой попойки,
Залетели в «Самарканд»
Взмыленные тройки!
 
 
– "Тусса! Тусса! Тусса!
"Мэкамам чочо!..
«Це-е-еловаться горячо!»...
 

ТРИПТИХ.

 
Кулебяка «Доминика»,
Пирожок иэ «Квисисаны»,
«Соловьевский» бутерброд...
 
 
Вот триптих немного дикий,
Вот триптих немного странный,
Так и прыгающий в рот!..
 
 
Каждый полдень, хмуря лики,
Предо мною из тумана
Трое призраков встает:
 
 
– Кулебяка «Доминика»,
Пирожок из «Квисисаны»,
«Соловьевский» бутерброд!..
 

ЕКАТЕРИНИНСКИЙ КАНАЛ.

 
Вы не бывали
На канале ?
 
 
На погрузившемся в печаль
Екатерининском канале,
Где воды тяжелее стали
За двести леть бежать устали
И побегут опять едва ль...
Вы там наверное бывали ?
А не бывали – очень жаль !
 
 
Эрот в ночи однажды, тайно
Над Петербургом пролетал,
И уронил стрелу случайно
В Екатерининский канал.
Старик-канал, в волненьи странном,
Запенил, забурлил вокруг
И вмиг – Индийским океаном
Себя почувствовал он вдруг!..
 
 
И заплескавши тротуары,
Ревел, томился и вздыхал
О параллельной Мойке старый
Екатерининский канал...
Но, Мойка – женщина. И бойко
Решив любовные дела, —
Ах!..– Крюкову каналу Мойка
Свое теченье отдала!..
Ужасно ранит страсти жало!..
И пожелтел там, на финал,
От козней Крюкова канала
Екатерининский канал!..
 
 
Вы не бывали
На канале ?
 
 
На погрузившемся в печаль
Екатерининском канале,
Где воды тяжелее стали
За двести лет бежать устали
И побегуть опять едва ль?
Вы там наверное бывали?
А не бывали – очень жаль!
 

КОРОБКА СПИЧЕК.

 
Как вздрогнул мозг, как сердце сжалось.
Весь день без слов, вся ночь без сна!
Сегодня в руки мне попалась
Коробка спичек Лапшина...
 
 
Ах, сердце – раб былых привычек!
И перед ним виденьем, вдруг,
Из маленькой коробки спичек
Встал весь гигантский Петербург:
 
 
Исакий, Петр, Нева, Крестовский,
Стозвонно-плещущий Пассаж,
И плавный Каменноостровский,
И баснословный Эрмитаж,
 
 
И первой радости зарницы,
И грусти первая слеза,
И чьи-то длинные ресницы,
И чьи-то cеpыe глаза. . .
 
 
Поймете ль вы, чужие страны,
Меня в безумии моем?..
Ведь это Юность из тумана
Мне машет белым рукавом!..
 
 
Последним шопотом привита,
От Петербурга лишь одна
Осталась мне – всего лишь эта
Коробка спичек Лапшина...
 

КОГДА ГОЛОДАЕТ ГРАНИТ...

 
Был день и час, когда уныло
Вмешавшись в шумную толпу,
Краюшка хлеба погрозила
Александрийскому столпу!..
 
 
Как хохотали переулки,
Проспекты, улицы!.. И вдруг
Пред трехкопеечною булкой
Склонился ниц Санкт-Петербург!..
 
 
И в звоне утреннего часа
Скрежещет лязг голодных плит!..
И вот от голода затрясся
Елизаветинский гранит!..
 
 
Вздохнули старые палаццо...
И, потоптавшись у колонн,
Пошел на Невский продаваться
Весь блеск прадедовских времен!..
 
 
И сразу сгорбились фасады...
И, стиснув зубы, над Невой
Восьмиэтажные громады
Стоят с протянутой рукой!..
 
 
Ах Петербург, как страшно-просто
Подходят дни твои к концу!..
– Подайте Троицкому мосту,
– Подайте Зимнему Дворцу!..
 

ВЫ ПОМНИТЕ БЫЛЫЕ ДНИ...

 
Вы помните былые дни,
Когда вся жизнь была иною?!
Как были праздничны они
Над петербургскою Невою!!
 
 
Вы помните, как ночью, вдруг,
Взметнулись красные зарницы
И утром вдел Санкт-Петербург
Гвоздику юности в петлицу?..
 
 
Ах, кто мог знать, глядя в тот раз
На двухсотлетнего гиганта,
Что бьет его последний час
На Петропавловских курантах!..
 
 
И вот, иные дни пришли!
И для изгнанников дни эти
Идут вдали от их земли
Тяжелой поступью столетий! . .
 
 
Вы помните былые дни,
Когда вся жизнь была иною?!
Как были праздничны они
Над петербургскою Невою!..
 
 
Вы помните иглистый шпиц,
Что Пушкин пел так небывало?
И пышность бронзовых страниц
На вековечных пьедесталах?
 
 
И ту гранитную скалу,
Где Всадник взвился у обрыва,
И вдаль летящую стрелу
Звенящей Невской перспективы;
 
 
И красок вечный карнавал
В картинных рамах Эрмитажа,
И электрический скандал
Часов «Омега» над Пассажем;
 
 
И толщь Исакиевских колонн,
И разметенные по свету
«Биржевку», «Речь», «Сатирикон»
И «Петербургскую газету»;
 
 
И вздох любви нежданных встреч
На площадях, в садах и скверах,
И блеск открытых дамских плеч
На вернисажах и премьерах;
 
 
И чьи-то пряные уста,
И поцелуи в чьем-то взоре,
У разведенного моста
На ожидающем моторе...
 
 
Вы помните про те года
Угасшей жизни Петербургской?..
Вы помните! Никто тогда
Вас не корил тем, что вы русский.
 
 
И, белым облаком скользя,
Встает все то в душе тревожной,
Чего вернуть, увы, нельзя,
И позабыть что невозможно!..