Текст книги "Минута на убийство"

Автор книги: Николас Блейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Вы не могли бы объяснить это подробнее?

– Она была такая уютная, мой дорогой, такая домашняя!.. Совершенно иной человек, если сравнивать с той, которую я знал, служа в министерстве. Она говорила – как бы это выразиться? – как степенная, респектабельная замужняя женщина. Контраст бросался в глаза… Сказать по правде, она показалась мне скучной.

– Она не упоминала развод? Не выражала надежду, что мистер и миссис Лейк разведутся? – спросил Блаунт.

– Нет.

– В вашей беседе не затрагивалось что-либо, что помогло бы нам в расследовании? Подумайте хорошенько, майор Кеннингтон! Ничего, что говорило бы о другом мужчине или женщине, у которых был бы мотив разделаться с ней?

– Нет. Должен сказать, это звучит страшновато, насчет «другого мужчины или женщины». Имеются в виду моя сестра и шурин? Они – главные подозреваемые?

– Нет, майор Кеннингтон. Главные подозреваемые, как вы изволили сформулировать, – это ваша сестра и вы, – бесстрастным тоном проговорил Блаунт. – У вас двоих причин для ревности больше, чем у кого бы то ни было, насколько нам пока известно.

При этих словах ни один мускул на лице Алисы Лейк не дрогнул, ни один волос в ее элегантной прическе не шевельнулся. Она лишь иронически улыбнулась и бросила взгляд на брата. Чарльз Кеннингтон рассматривал свои ногти; потом сказал:

– Для совершения crimes passionels[14]14
  Преступления на почве страсти (фр.).


[Закрыть], суперинтендант, существуют и другие причины, не только ревность.

– Например?

– О, не спрашивайте меня! – ответил Чарльз, к которому вернулась его театральность. – Главный подозреваемый не станет топить себя, подсказывая всякие гнусные мотивы, которыми могли руководствоваться другие!

Алиса смотрела на него изучающе, она что-то обдумывала. Когда он умолк, она повернулась к Блаунту:

– Вы ведь не можете исключать возможность, что яд положили не в ту чашку? Я хочу сказать: может быть, яд предназначался моему мужу?

– Такая вероятность, да, существует.

– Понимаю, – сказала она, помолчав, и сделала гримасу. – У меня был такой же мотив, чтобы убить его… Снова ревность… Низменная страсть… Чарльз, как неразумно ты поступил, подбросив мне этот соблазн!

– Что? Ах да! «Штульцевская штучка»… Да… Но откуда мне было знать, к чему это приведет?.. Что ж, мне это будет уроком. Бедная моя сестренка, я пойду с тобой на эшафот, шепча тебе слова утешения. Я…

– Мне кажется, следует прекратить этот разговор, – твердо остановил его Блаунт. – Вы оба должны понять, что преступление – дело серьезное. Вы, майор, уже знаете, как я расцениваю тот факт, что вы принесли капсулу с ядом в кабинет мистера Лейка, а затем, очевидно, совершенно забыли о ней.

– Да, знаю. Я поступил весьма легкомысленно. И сожалею об этом. Но фотографии и другие вещи отвлекли меня. Видите ли, фотографии для меня – такая увлекательная вещь, и…

– В то же время, – продолжал Блаунт, – вы и ваша сестра должны понимать, что под подозрение также будут взяты все находившиеся в комнате. Полиция не удовлетворится изучением только очевидных мотивов. Я с вами откровенен, потому что вы сами заговорили о «главных подозреваемых».

– Ваши чувства, суперинтендант, делают вам месть, – позволил себе заметить неугомонный Чарльз. – Мне кажется, в более спокойных обстоятельствах мы с вами стали бы друзьями, каких только поискать… Ну ладно, моя козочка, сейчас нам лучше оставить сыщиков заниматься своим ремеслом.

– Нам, конечно, придется проверить все ваши показания.

– Показания? Ага, удостовериться, что это я приходил сюда в тот вечер? Хорошо, установить, носит ли Алиса шляпки, не составит труда. А ночной портье в «Клэридже», думаю, вспомнит, что приблизительно в половине второго ночи наверх, как тень, проскользнула обольстительная красотка, – мне пришлось топать до номера в своих шпильках. А может, не вспомнит… Впрочем, минуточку!.. Ну что я за осел! Вы не нашли в мусорной корзине ленточку?

– Нашли.

– Ага. Это избавит нас от кучи неприятностей. Нита вернула мне кое-что из моего эпистолярного наследия. Письма были завязаны ленточкой. Алиса попросила меня забрать их и уничтожить. Я так и сделал. Следовательно, я тут был.

– Почему ты взял письма, а ленточку оставил? – спросил Найджел.

Чарльз Кеннингтон изобразил на лице театральное возмущение:

– Мой дорогой! Как ты можешь такое спрашивать? Ты видел эту ленточку? Она пурпурно-красная. Как я мог расхаживать с такой лентой? Пурпурно-красный цвет – он же мне так не идет!

– Хм, – произнес Блаунт, когда брат с сестрой ушли. – Непростой орешек эта миссис Лейк. Ловкачи оба. Очень большие ловкачи! Хм…

– Я склонен думать, что он говорил правду.

– Да уж, ему не было смысла лгать. Его нетрудно разоблачить, если…

– Я не имею в виду его визит. Не сомневаюсь, что он был здесь… Я имею в виду другое. Он сказал, что его сестра всегда говорит правду. И верит в то, что правда победит. Думаю, мне следует с ней подружиться.

– Что еще говорит ваша интуиция? – с иронией спросил Блаунт.

– Были еще одна-две оговорки… У Чарльза.

– А, это когда вы спросили, простил ли он Ниту, а он ответил: «Думаю, я внес покой в душу бедняжки».

– Вы очень проницательны, Блаунт. Да. Сейчас это звучит довольно зловеще, как намек на преднамеренное убийство, согласны? Но я главным образом думаю о… ну, во-первых, о странном слове, которое он употребил в отношении капсулы с ядом, а во-вторых, о том, что он вопреки обыкновению вдруг утратил разговорчивость, как только речь зашла об одной вещи…

НОЖ В СПИНЕ

Вечером того же дня Найджел Стрейнджуэйз вернулся в свое министерство. День прошел совершенно бесплодно: сначала на квартире Ниты Принс, за чтением писем (из них можно было извлечь только одно – в молодости она не отличалась примерным поведением), затем с Блаунтом, в попытках получить информацию от немногочисленных подруг Ниты. Скоро стало ясно, что, сойдясь с Джимми Лейком, она забросила старую компанию и стала домоседкой. Единственной женщиной, с которой, по всей видимости, откровенничала Нита, была мисс Спраул, сотрудница другого управления; она рассказала, что Ниту беспокоило, куда она денется после войны: ведь министерство закроют и у нее будет меньше возможностей видеться с Джимми. В этом не было ничего нового. Беседуя с Блаунтом накануне, директор сказал то же самое; деликатность помешала ему упомянуть свое предложение о разводе, но он признался, что они с Нитой с тревогой думали о будущем. Сколько людей оказались теперь в подобной ситуации! Ведь война метала им заглядывать далеко вперед или предугадывать последствия своих поступков; наверное, есть немало любовников, подумал Найджел, которые ломают головы над тем, переживет ли их роман окончание военных действий, и почти с ужасом ожидают возвращения к мирной жизни. Мисс Спраул сказала, что Нита была полна решимости, что бы там ни было, не отдавать Джимми. «Если ему придется делать выбор, – сказала Нита, – я позабочусь, чтобы он выбрал меня».

Найджел вошел в обширный вестибюль министерства. Из уважения к вахтеру, которому положено было проверять пропуска, он сделал вид, будто тянется к нагрудному карману; но вахтер, погруженный в чтение газеты, даже не оторвал от нее глаз. Найджел прошествовал по пустому, гулкому коридору к лифтам. Еще минута, и он был на верхнем этаже. Заглянув к себе, он увидел, что никаких записок ему не оставили. Найджел прошел в кабинет замдиректора; Харкер Фортескью, как всегда, был погружен в работу.

– Отложите вы это, – позвал его Найджел. – Пошли в ресторан.

При свете настольной лампы с зеленым абажуром лицо зама выглядело смертельно бледным, щеки ввалились, словно от истощения.

– О'кей, – сказал он. – Черт возьми, что сегодня за день! Заглянем к Джимми, может, он составит нам компанию.

Директор, который снова сидел в своем кабинете, приглашение отклонил. Сказал, что полицейские со своим следствием и так весь день не давали ему работать, а тут еще эта. папка… Инспектор с него не слезает, персонал перерыл все управление, а секретная папка как в воду канула; в общем, за чью-то небрежность придется дорого заплатить, так что пусть они идут пировать без него…

– Старик принимает все это слишком близко к сердцу, – заметил Фортескью, когда они спускались в лифте.

– Еще бы, вполне естественно. Дело в том, что Нита…

– А, я имею в виду не это. Хотя, не сомневаюсь, он переживает и по этому поводу. Но сегодня весь день он нервничал из-за папки.

– Мне кажется, это лишь способ отвлечься от того, что произошло вчера.

– Да, и отвлечь нас всех. Ну ладно, – мрачно произнес Харкер. – Уверяю вас, Найджел, это грязное дело. – Они вышли из лифта и направились в сторону расположенного в подвале ресторана. – Еще столько дерьма придется вычерпать, пока полиция доберется до истины.

– Наверняка.

– Вы работаете на них?

– Как вам сказать? И да и нет. С ними, но не обязательно на них.

– Хм… Я думаю, вам понятно, что вы хотели сказать. Но черт меня побери, если понятно мне… А в общем, что бы там ни было, это настоящий кошмар. Я всегда думал, что знаю в управлении всех… И что никто из них на подобное не способен. А теперь, когда это случилось, не перестаю говорить себе, что этого не могло быть… Потом ущипну себя и вижу, что это не сон, и стараюсь не смотреть коллегам в глаза. Меняется ли человек внешне, убив другого? Должен меняться. Но…

– Не болтайте ерунду, Харки, – усмехнувшись, прервал его Найджел. – Вы просто сильно устали. Лучше съешьте вот колбаски с огурчиком.

Фортескью хмуро передернул плечами и заказал свой обычный стакан молока. Они пошли к угловому столику. Зал был полупустым; за столиками сидело несколько телетайписток, горстка посыльных зевала над домино да два репортера ждали очередного пресс-релиза. Гудел кондиционер, электрические лампочки лили унылый свет на водяные титаны, стойку, металлические столы и стулья.

– И нужно же было назвать это место рестораном! – задумчиво сказал Харки. – Это больше напоминает буфет на пароходике третьего класса, который идет прямым ходом в ад.

– Что-то у вас сегодня фантазия разыгралась!

– Просто время тяну, старина. Жду, когда вы начнете допрос с пристрастием.

– Тогда ясно. Можете начать с рассказа о том, из-за чего вы поссорились с Биллсоном.

– Какую ссору вы имеете в виду? – Освещенное электричеством лицо Фортескью ничего не выражало, словно нарисованная на пергаменте карта.

– Ту, что была в позапрошлый вторник. Во время ленча. По поводу Ниты Принс. Мисс Финлей слышала через стену. – Найджел отправил в рот кусок хлеба с маргарином. Он повторил слова, которые слышала его помощница. – «Последний шанс» – что за последний шанс он вам давал? И почему он «в безвыходном положении»?

Харкер Фортескью насмешливо улыбнулся:

– Уж эта ваша мисс Финлей!.. Почему бы вам. не натаскать ее получше? Вечно она торопится с выводами – и попадает пальцем в небо.

– Значит, это была просто дружеская пикировка?

– Я этого не сказал. Но мы не обсуждали мисс Принс.

– Памела Финлей, однако, слышала, как вы…

– Слышал звон, да не знает, где он?.. Она слышала слово, которое со свойственной ей небрежностью приняла за «Принс». А речь шла о другом: мы говорили «принтс»[15]15
  Принтс (prints) – отпечатки (англ.).


[Закрыть]. Я отчитывал его за волокиту, которой отличается его отдел.

Фортескью выжидающе смотрел на Найджела, как человек, удачно пошутивший и рассчитывающий на то, что собеседник оценит шутку. Найджел, однако, смотрел в свою тарелку.

– Но если это вы отчитывали его, почему же он говорил, что дает вам последний шанс?

– Дорогой мой, вы же знаете Биллсона! Он завзятый спорщик, препирается по всякому поводу из принципа. И не хочет ни за что отвечать. Когда я сделал ему выговор, он тут же настрочил длиннейшую докладную, что система розовых бланков не работает. Он заявил, что следует восстановить прежнюю систему, – и дал мне последний шанс сделать это. Иначе он будет просить о переводе в другое управление. Он совсем разошелся, да, признаться, и я тоже. Он умеет выводить из себя.

– Поэтому вы сказали ему: «Пропадите вы пропадом»? Сильно сказано, Харки.

Фортескью весело улыбнулся Найджелу:

– Честное слово, я уволю вашу мисс Финлей. Все-то она переиначит. Я сказал: «Я преподам вам урок», а потом добавил насчет того, что он может хоть завтра же отправляться в Министерство военного транспорта, там есть вакансия. Он ведь давно грозился туда перейти. Хорошо бы он выполнил эту угрозу. Хотя я не завидую бедному Министерству военного транспорта…

– Понятно. Это все объясняет. – Найджел тихонько вздохнул. – Вы хорошо знали Ниту перед войной, когда она работала для вашего агентства?

– Не скажу, что хорошо. Она не работала с нами постоянно. И у меня не было обыкновения приглашать моделей на обед. Хотя, должен вам сказать, в те времена она была огонь девка.

– Вы понимаете, что полиция будет очень подробно разбираться в отношениях, которые могли быть с Нитой у любого из нас? И поинтересуется прошлым?

– Ну конечно. Обычные следственные действия. Я понимаю. Что же до моего прошлого, то оно чисто как стеклышко. Во всяком случае в том, что касается Ниты. Следующий вопрос?

– У кого, по вашему мнению, могли быть причины убить Ниту?

Фортескью не мигая смотрел на Найджела. Помолчав, он сказал:

– Чисто теоретически существуют три вероятные причины, чтобы убить красивую женщину. – Он поднял три пальца и один за другим загнул их. – Первая: ревность. Вторая: пресыщение. Третья: если это женщина определенного рода, то потому, что она вас шантажирует.

– Вы думаете, Нита относилась к женщинам определенного рода?

– Она была исправившейся грешницей. Подчеркиваю: исправившейся. Могу я считать, что мы поняли друг друга? Поэтому никакого шантажа ради денег. Но есть на свете другие вещи, ради которых женщина может прибегнуть к шантажу.

– Какие же, например? – спросил Найджел, сонно уставившись на золотистые волосы телетайпистки за соседним столиком; она увлеченно болтала с подругами – без сомнения, о скандале в Управлении наглядной пропаганды.

– Виды на будущее, – сказал Фортескью. – Исправившаяся распутница будет из кожи вон лезть, чтобы доказать, что она исправилась, и пойдет ради этого на все; я имею в виду, даже на шантаж. Она будет цепляться за респектабельность с такой же страстью, как респектабельная женщина – за вожделенный роман, как они это называют.

– Все это – «чисто теоретически»? Фортескью кивнул.

– Ну что ж… Очень интересно. – Найджел снова вздохнул. – А теперь, пока я принесу вам еще стакан молока, подумайте – чисто теоретически – о каком-нибудь более правдоподобном объяснении ссоры с Эдгаром Биллсоном.

Найджел встал и подошел к стойке. Фортескью ошарашенно смотрел ему в спину. В зале столовой зазвонил телефон. Одна из работниц, обслуживавших стойку, взяла трубку.

– Мистер Фортескью! Мистер Фортескью! – звонким голосом позвала она.

Харки направился к телефону. Притихшие было голоса снова загудели. В следующий момент Фортескью поманил к себе Найджела.

– Джимми! Джимми! Это ты? – услышал Найджел его слова.

– Что случилось?

– Похоже, с ним что-то произошло… Черт бы побрал этот коммутатор: разъединили. – Харкер яростно стукнул ладонью по аппарату.

– Бросьте телефон! Быстрее! Бежим наверх!.. Найджел Стрейнджуэйз помчался, лавируя меж столами, Фортескью – за ним. Сидевшие за столиками, глупо таращась, поворачивались им вслед, как овцы вслед грохочущему поезду. Топот бегущих ног разносился по длинному коридору. Наконец Найджел нажал на кнопку, вызывая лифт.

– Что он сказал? – спросил он.

На световом табло загорались цифры: шесть, пять, четыре…

– Сказал: «Харки, вы? Приходите…» – и замолчал. Голос у него был какой-то странный.

Дверь лифта открылась. Они ввалились в него. Найджел ткнул пальцем в кнопку верхнего этажа. Лифт должен был подниматься без остановок, но на первом этаже остановился; дверь раздвинулась, оставалась открытой положенные тридцать секунд, потом автоматически затворилась. То же самое произошло на втором этаже. Харкер стал чертыхаться. Но Найджел вытолкнул его из лифта и крикнул:

– Бегите вниз, на вахту! Проследите, чтобы никто не вышел из здания. Никто! Я сверху вам позвоню. Скорее!

Найджел остался в лифте. К ним в подвал лифт спустился без остановок. Теперь, кажется, он будет застревать на всех этажах. Да, третий этаж, стоп, пауза, дверь отходит в сторону, пауза… Проклятие! Значит, кто-то нажал все кнопки на внешней панели как раз перед тем, как они вошли в лифт. Кто-то хочет задержать их. Логично было бы выйти из лифта и побежать по лестнице. Но возможно, кто-то хочет именно этого… Лучше этого не делать, мой мальчик. Почему у этого чертова лифта нет кнопки, чтобы его нельзя было остановить?..

На следующей остановке Найджел высунул голову и посмотрел вверх. На верхнем этаже, кажется, темно. Он выключил свет в кабине: ему не хотелось быть легкой мишенью, когда, подсвеченный сзади, он выйдет из лифта. «Я стал вроде мисс Финлей, – подумал он, – спешу с выводами, совсем по-детски… ведь очень может быть, что у Джимми приступ несварения желудка или он порезал палец. Или нашел пропавшую папку. Ладно, приехали, и, кажется… шестой этаж, пауза, дверь открывается…» Он стремительно выскочил из двери. Темень! Черт бы побрал это затемнение! Он пробежал пальцами по стене и, нащупав выключатели, нажал сразу все. Коридор. Такой знакомый! Совершенно пустой. Все двери закрыты. «Так, тихонько пойдем. С левой стороны дверь Брайана, дверь Мерриона, моя дверь. Справа – две двери фототеки. Все нормально. Так, приемная. Она открыта. Справа дверь Джимми, она закрыта, из-под нее сочится свет».

Найджел повернул ручку, вошел. В первый момент, по привычке взглянув в сторону стола, за которым обыкновенно сидел Джимми, он решил, что в комнате никого нет. Но только в первый момент. Он перевел глаза влево. И там, у стола, где умерла Нита Принс, он увидел Джимми Лейка. Его поразило то, что Джимми казался погруженным в молитву. Он стоял на коленях перед столом, положив голову на руки; можно было подумать, что он умоляет Ниту вернуться. Потом Найджел увидел торчащий у него из спины предмет. Теперь все стало на свои места: ведь убийство – нормальная вещь в этой комнате.

Найджел Стрейнджуэйз в три прыжка пересек кабинет, секунду стоял, глядя на нож, воткнутый в спину Джимми, потом осторожно, лицом вниз, уложил директора на пол. Опустившись на колени, сунул руку под рубашку Джимми. Сердце еще билось. Найджел поднял телефонную трубку. Вызвав коммутатор, попросил соединить его с мистером Фортескью.

– Харки? Это Найджел. Послушайте. Нужно действовать быстро. На Джимми напали, он еще дышит, нож вошел довольно глубоко. Позвоните в медпункт, попросите прислать кого-нибудь и пошлите за врачом, только немедленно. Потом позвоните в штаб ПВО, пусть сюда придет Льюис. Вы всех задерживаете там, у вахтера? Ни один человек не должен выйти, повторяю, ни один, даже если это министр. Свяжитесь с тем, кто отвечает сейчас за посыльных, пусть соберет всех своих людей, выведет их через боковую дверь на Мэннинг-стрит и расставит вокруг здания, как можно больше с каждой стороны, и если они увидят, как кто-то вылезает из окна первого этажа, пусть хватают его. Боковую дверь, конечно, нужно будет тут же снова закрыть. И я хочу, чтобы кто-нибудь проверил, заперты ли остальные боковые двери, а если какая-то будет открыта, немедленно сообщите мне. Вы меня слышите? Хорошо. Первым делом врача, запомните, и проводите его сюда сами, как только он приедет.

Найджел дал отбой, поднял трубку городского телефона и позвонил суперинтенданту домой. Тот уже ложился спать. Найджел рассказал ему, что произошло, и доложил о принятых мерах. Блаунт сообщил, что едет и по дороге захватит двух полицейских.

Вернувшись к двери, Найджел выключил свет. Погасла настольная лампа на столе у директора, погас светильник на потолке. Стало темно хоть глаз выколи. Он снова включил свет, подошел к столу. Никаких признаков беспорядка, борьбы. На столе чисто: блокнот, календарь, ручки, пузырек с чернилами, корзина с бумагами – все аккуратно расставлено на широкой столешнице. Он попробовал ящики стола: все заперты. Распрямившись, он пошел к столу Ниты, приглядываясь к ковру. И сразу же обнаружил несколько свежих пятен крови на ковре между столом и дверью. Он нагнулся пониже, почти уткнулся в пол носом, и увидел на ковре едва заметные следы, оставшиеся от какого-то предмета, который тащили к двери. Он прикрыл их газетой.

В это время подошла сестра из медпункта. Это была спокойная, разумная женщина. Найджел сразу почувствовал доверие к ней.

– Мистера Лейка ударили ножом. Вы вызвали врача, сестра?

– Да. Через пять минут будет.

– Молодец. Взгляните, пожалуйста, на него. Он еще жив. Можем мы что-нибудь сделать до прихода доктора?

Сестра пощупала пульс, кивнула Найджелу, дотом поправила Джимми, найдя положение поудобнее.

– Возможно, внутреннее кровотечение, – сказала она. – Но нож, должно быть, не затронул сердца. Все будет в порядке, если только не повреждено легкое. А что же…

– Никаких вопросов сейчас. А, вот и вы, мистер Льюис…

Открылась дверь, в кабинет вошел начальник службы ПВО, невысокого роста живой рыжеволосый человек.

– Боже мой, что это? Это же мистер Лейк, верно? – спросил он.

– Мистер Лейк подвергся нападению. Напавший, возможно, все еще в здании. Мистер Фортескью принимает меры, чтобы все выходы были закрыты. У вас есть дежурные пожарные?

– Извините, мистер Стрейнджуэйз, но нас только трое. Поскольку война с Германией кончилась, мы провели сокращение…

– Троих хватит. Вы знаете это здание как свои пять пальцев. Я хочу, чтобы вы обыскали его сверху донизу. Начинайте на этом этаже и постепенно спускайтесь вниз. Скоро подъедет полиция и поможет вам. Записывайте все, что обнаружите. Если кто-нибудь поведет себя подозрительно, берите его. Если понадобится, я потом принесу извинения. Проводите обыск как следует, проявите себя; где-то здесь может прятаться мужчина или женщина. Вы знаете в лицо мистера Ингла, мистера Сквайерса и мистера Биллсона из нашего управления?

– Ага.

– А майора Кеннингтона? Он прежде работал в военной цензуре.

– Знаю.

– Если найдете кого-то из них, ведите сюда. Наплюйте на этикет гражданской службы. Я все возьму на себя. Поняли?

– Понял. С вашего позволения, я позвоню по этому телефону, вызову ребят.

Льюис со своими помощниками вышел, чтобы приступить к обыску. Через минуту вместе с врачом появился Фортескью.

– М-да, – сказал врач, быстро осмотрев раненого. – Неприятное дело. Впрочем, если повезет, он легко отделается. Сначала я извлеку нож. Сестра, у вас готовы тампоны, бинты? Хорошо.

– Возьмите мой носовой платок, пожалуйста. Оберните вокруг рукоятки, – быстро подсказал ему Найджел.

Врач удивленно взглянул на него, но платок взял. Они с сестрой опустились на колени рядом с Джимми. Харкер Фортескью отвернулся. Врач быстрым движением вытащил нож; сестра приложила к ране тампон. Джимми Лейк что-то пробормотал.

– Что он сказал? – резко спросил Найджел. Врач ответил:

– Я не совсем уверен. Что-то вроде: «Алиса… Она… не отпустит меня». Вы тоже слышали, сестра?

– Мне показалось, он именно это сказал, сэр.

– Ах, совсем забыл, – проговорил себе под нос Найджел. – Нужно же позвонить его жене. Сестра, прошу вас, позовите меня, если он еще что-нибудь скажет. Это исключительно важно.

Найджел нашел в записной книжке домашний телефон Джимми. Алиса Лейк взяла трубку. Она уже в постели, но выведет машину и немедленно приедет. «Эх, надо было сделать это сразу! Сколько времени прошло после того, как Джимми позвонил в столовую? Десять-пятнадцать минут?» Отведя в сторону Харкера Фортескью, он попросил его позвонить майору Кеннингтону, Мерриону Сквайерсу, Брайану Инглу и Эдгару Биллсону. Последние трое живут слишком далеко от министерства и не могли еще приехать домой, и все же кто знает…

– Приходит в себя, – сказал врач, применивший тонизирующее средство. – Нет, нет, отойдите, пожалуйста, все отойдите!

Найджел смотрел, как дрогнуло бескровное лицо директора, как у него слегка приоткрылись глаза.

По Джимми ничего не видел вокруг; глаза его закрылись, снова открылись; он глядел вокруг, ничего не понимая.

– Свет погас… – чуть слышно пробормотал он. – Хелло, Найджел, старина…

– Не разговаривайте! – сказал врач, потом повернулся к Найджелу. – Его пока нельзя расспрашивать.

– Хорошо, хорошо, – успокоил его Найджел. – По одно совершенно ясно: он не видел, кто на него напал.

– Как вы это определили, сэр? – спросил врач, встав с пола и положив нож на стол.

Найджел не ответил. Он не мог отвести взгляда от ножа с длинным лезвием и завернутой в его носовой платок рукояткой. Потом снял с него платок – да, это один из тех ножей, остроконечных, с тонким лезвием, длиной восемнадцать дюймов, которыми пользуются в художественной студии для разрезания бумаги; лучшей замены стилету современному убийце не сыскать.

– А теперь, сэр, – говорил в это время врач Харкеру Фортескью, – если вы закончили, я вызову «скорую помощь». Раненого надо отправить в больницу.

– Нет, – сказал Джимми с закрытыми глазами. – Нет. Никакой больницы. Отвезите меня домой. Пошлите за Алисой…

– Но, дорогой сэр…

– Она уже едет, Джимми, – прервал его Найджел. Он отвел врача в сторону и быстро сказал ему несколько слов.

– Нет, я не могу взять на себя такую ответственность. За ним нужен квалифицированный уход.

Найджел пожал плечами. Джимми заговорил снова, и его голос поразил Найджела: он звучал нормально, хотя и несколько устало и отрешенно, но, как всегда, очень уверенно.

– Я не поеду в больницу. И не надо больше об этом… Моя жена, Алиса, по образованию медсестра… Она абсолютно компетентный медик. Извините, доктор, но…

Врач посмотрел на него, потом повернулся к телефону, чтобы вызвать машину «скорой помощи».

– Ну как, Харки? – спросил Найджел.

– Все дома, за исключением Мерриона.

– Они ответили? Они сами говорили с вами?

– Брайан и Чарльз Кеннингтон – сами. У Биллсона ответила жена. Она сказала, что он весь вечер был дома.

Найджел нахмурился и начал насвистывать какой-то невеселый мотивчик. В коридоре послышались решительные шаги. Это были суперинтендант Блаунт, два констебля в форме и полицейский в штатском.

– Так-так-так, – быстро говорил Блаунт. – Как у него дела, доктор?

– Все будет в порядке, при условии, что… Слабым голосом, но твердо Джимми прервал его:

– Суперинтендант, прошу вас, скажите этому прекрасному доктору, что я не поеду в больницу.

– Ладно, ладно. – Блаунт похлопал себя по лысине. – Нашла коса на камень, а?

– Не подождать ли миссис Лейк? – предложил Найджел.

Они с Блаунтом отошли в сторону, Найджел сказал ему несколько слов. Через минуту двое полицейских в форме отправились прочесывать здание, а Харкера Фортескью попросили вернуться вниз, к дежурному у входа, и узнать, не перехватили ли кого-нибудь посыльные, стоявшие вокруг здания. Он также должен был выяснить у дежурного, не заметил ли тот, чуть раньше, кого-нибудь из сотрудников Управления наглядной пропаганды.

– Теперь, доктор, я должен задать больному всего лишь один вопрос, – сказал Блаунт.

Не обращая внимания на протесты, он опустился на колени около Джимми:

– Только один вопрос, мистер Лейк. Вы видели человека, который на вас напал?

– Нет. Говорю вам, свет погас…

– У вас есть предположения, кто бы это мог быть?

Голова директора устало мотнулась и бессильно упала набок.

– Он потерял сознание! – сердито воскликнул врач. – Я настаиваю, чтобы больше…

– Все. Больше мне ничего не нужно. – Блаунт повернулся к Найджелу: – Вы были правы. Но я не вижу…

– Объясню потом. Хелло, это еще что такое?

Буквально распираемый от возбуждения, в кабинет вбежал рыжеволосый мистер Льюис. В руках у него был длинный белый халат; Найджел сразу определил, что такие халаты носят сотрудники отдела художественного оформления. Свернув халат, мистер Льюис сунул его в руки Найджелу:

– Нашли в мужской уборной на шестом этаже, было засунуто в бачок. Я подумал, это может показаться вам интересным. Взгляните на правый рукав, мистер Стрейнджуэйз.

Найджел встряхнул халат, с которого еще капала вода. На обшлаге виднелось красное пятно. Блаунт потрогал его: оно оказалось еще свежим, влажным, а остальная часть обшлага, очевидно не попавшая в воду, была сухая. Блаунт вывернул халат наизнанку, положил палец на ярлык, пришитый на воротнике халата, и поджал губы. Заглянув через плечо Блаунта, Найджел прочитал на ярлыке написанное несмываемым химическим карандашом «М. Сквайерс».

Блаунт приказал продолжать обыск и, главное, искать Сквайерса. Через пять минут приехала миссис Лейк. Когда она вошла, Джимми Лейк, который снова пришел в сознание, встретил ее виноватым и умоляющим взглядом. Найджел подумал, что сейчас директор похож на маленького мальчишку, который не послушался родителей, набедокурил и поранился. В его взгляде читались упрямство и неуверенность одновременно. Алиса же восприняла происшедшее на удивление спокойно: никакой суеты, никакого потока слез и вопросов. Джимми опять попросил, чтобы его отвезли домой, а не в больницу.

– Очень хорошо, Джимми, – произнесла она своим высоким бесстрастным голоском. – Если тебе так хочется. И если доктор согласен.

Познакомившись с миссис Лейк, врач стал намного сговорчивее. Обменявшись с ней несколькими словами, он дал согласие – при условии, что утром пришлет медсестру. Машина «скорой помощи» уже приехала, Джимми положили на носилки и унесли, за ним ушли миссис Лейк с врачом.

Найджел и Блаунт остались в комнате одни. Полицейского в штатском отослали на квартиру Мерриона Сквайерса, на случай если тому удалось выйти из здания незамеченным.

Теперь Найджел смог рассказать Блаунту, что здесь происходило вечером. Когда он закончил, Блаунт поинтересовался, почему он считает, что директор не видел, кто на него напал.

– Во-первых, из-за кнопок лифта. Во-вторых, потому, что Джимми остался жив.

– Нет, нет, не так быстро! Уже поздняя ночь, здесь страшно холодно, мой мозг в таких условиях отказывается работать нормально.

– Ладно. О чем говорит тот факт, что все кнопки лифта были нажаты после того, как лифт спустился в подвал? О том, что преступник хотел задержать нас, чтобы успеть унести ноги.

– Да, это я способен понять, – сухо заметил Блаунт.

– Он не пытался бы нас задержать, если бы не знал, что мы едем наверх. И вообще он ни за что не осмелился бы напасть на Джимми, если бы не был уверен, что на этаже никого нет, как это обычно и бывает в такое время. Далее, откуда он мог знать, что кто-то должен подняться сюда из подвала? Выходит, он слышал, как Джимми позвонил в столовую.

– Пока все складно.

– Ладно. Итак, преступник слышит, как Джимми говорит по телефону, причем после того, как он ударил его ножом. Преступник не мог быть в кабинете, иначе он помешал бы Джимми. Но когда он услышал, как Джимми звонит по телефону, и понял, что не убил его, почему он не вернулся и не довел дело до конца? Единственно возможное объяснение: он боялся быть узнанным. Он знал, что мы уже поднимаемся. Он не был уверен, что, если нападет во второй раз, Джимми не проживет минуту, которая понадобится нам, чтобы добраться сюда, и не назовет его имя. Кроме того, он оставил нож в теле. Но если бы Джимми видел его и узнал, когда он в первый раз нанес ему удар, то было бы совершенно необходимо вернуться, чего бы это ни стоило, и прикончить его до нашего прихода. Но он не вернулся и не прикончил Джимми. Поэтому я пришел к заключению, что Джимми его не узнал.