Текст книги "Случайный рыцарь"

Автор книги: Николь Сноу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

– Все остальные лошади только мечтают хоть немного быть похожими на него, – заканчивает Дрейк за меня. – Я уже понял.

Я смеюсь. Именно так звучала «реклама» Эдисона в устах деда.

Может быть, потому, что я вспомнила имя, начинаю замечать в Дрейке кое-что другое. На этот раз он одет, и я могу не прятать глаза. Татуировки и горы мышц – не единственное, что я теперь вижу.

Конечно, на встрече в кухне он тоже был одет, но мой разум все еще был в смятении. Теперь я спокойна.

Отмечаю яркий небесно-голубой цвет глаз в окружении темных ресниц. Темно-русые волосы подстрижены, но достаточно длинные, чтобы их можно было перекидывать в любую сторону, а отросшая за день щетина, странным образом притягательная на вид, покрывает нижнюю челюсть.

Если бы классический ковбой из Северной Дакоты, описанный в женских романах, решил заглянуть в тату-салон, прежде чем предстать во всей красе, он бы недотянул до Дрейка.

С трудом отведя взгляд, я киваю, прислонившись головой к коню.

– Эдисон – единственный в своем роде. Я рада, что дед поделился с тобой нашим любимым выражением.

– Ну, ему тоже есть, о чем мечтать, если остальные лошади так же одержимы идеей побегов из загона.

Его суховатый юмор заставляет меня рассмеяться.

– Он так и сражается с замками, да?

– Черт, да. Я не смог догнать его до самого озера и думаю, что он остановился только потому, что прикидывал – переплыть его или построить мостик.

Я хихикаю, но затем вылавливаю основное. Что-то подобное он уже говорил там, в доме. Зачем Эдисону спешить к озеру?

– Что ты там делал, дружище? – спрашиваю я Эдисона.

Конь фыркает.

– Это очень странно. Он всегда обожал взламывать замки, но никогда не убегал слишком далеко, – говорю я вслух, поглаживая голову коня. – Надеюсь, это не потому, что он старенький, и он не потеряется в один прекрасный день.

Эдисон беспокойно двигается под моими пальцами. Старенький? Я вас умоляю.

– Думаю, он направлялся в город, – говорит Дрейк, взъерошивая рукой свои волосы. – Он скучает по хозяину.

Боль в сердце, которая еще долго не пройдет, возвращается.

– Он знает, что деда больше нет.

– Чертовски верно, – отвечает Дрейк.

Я закрываю глаза, слезы вот-вот польются снова. Но в этот раз я плачу из-за Эдисона. Он не знает, что случилось, почему деда нет с нами.

Дрейк прочищает горло.

– Я собираюсь сообразить какую-нибудь еду. Это был долгий день. Ты голодна?

Я отрицательно качаю головой.

– Спасибо, не надо. Рассчитывай только на себя. – Я не могу произнести больше ни слова. Трудно дышать. Эмоциональные перепады, вызванные известием о смерти деда, продолжают терзать меня.

– Передумаешь, крикни. Я скоро вернусь.

Дрейк дружески салютует и уезжает. Я остаюсь там, где была.

Обнимаю Эдисона и задаюсь вопросом, смогу ли я действительно сделать это.

Хоть что-нибудь?

Все это?

Я иду в амбар и открываю дверь в загон, чтобы Эдисон мог присоединиться ко мне.

Мы застреваем там надолго. Я провожу еще час, расчесывая его и разговаривая с ним, рассказывая, как бы я хотела, чтобы все было иначе, чтобы я приехала раньше. Сообщаю, как злюсь. Да, глупо сердиться на деда, но невозможно отрицать, что в глубине души я злюсь на него. Он умер и оставил мне все, чем когда-либо владел, без единого намека на то, что это произойдет. Я раздражена, потому что должна бороться с родителями, которые не сдаются легко, когда дело доходит до денег.

Злюсь, что могло быть еще хуже. Все это.

Потому что, если бы дед выжил, но нуждался в заботе, они бы никогда не спорили со мной о том, кто должен помогать. Они позволили бы мне взять на себя эту ответственность без единого спора, за исключением того, что я буду отчитываться им по поводу их драгоценных вонючих денег. Единственное, что когда-либо их заботило, – деньги. Приземленные люди с предсказуемыми мечтами.

На улице становится совсем темно, когда я выхожу из амбара и возвращаюсь в дом. Свет включен, вокруг жутко тихо. Душевно измотанная, я плетусь наверх, не желая даже задуматься о завтрашнем дне.

Лампа в коридоре горит, и это хорошо, потому что иначе я бы точно споткнулась о стоящий под дверью моей спальни поднос.

Мои изумленно приподнятые брови сходятся в одну линию при виде этого последнего на сегодня сюрприза. К счастью, приятного.

Бутерброд, немного орехов и фруктов, термос с горячей водой и пакетики чая.

Я поднимаю поднос и несу в спальню, не желая обижать Дрейка.

Да нормальный он парень. Вот, пожалуйста, добрый поступок. То, что мне сейчас нужно. Я осознаю это, уже надев пижаму и сунув нос в предложенное. Начинаю с чая, перехожу на яблоко, а потом беру остальное.

Я с удовольствием доедаю все. Мысленно сделав заметку поблагодарить мужчину утром, я забираюсь в кровать и мгновенно отрубаюсь. Последнее, что предстает перед внутренним взором: Дрейк Ларкин, теплая, таинственная улыбка и голубые глаза.

IV: Иногда по ночам

Дрейк

Перед глазами так и мелькает эта горячая штучка, когда я наконец заваливаюсь спать.

Я не должен думать о ней так много. Мне постоянно приходится врать, глядя ей в глаза, и оттого я чувствую себя ослом. Хотя с этим я смирился, уверив себя, что это для ее же блага.

Нельзя, черт возьми, допускать, чтобы внучка Джона влияла на меня подобным образом. Я ведь знаю, что мой член реагирует так не только потому, что она притягательна, как самый сладкий грех. Это еще из-за наступления ночи, которую я просто ненавижу: долгий тяжелый день закончен, и мне больше нечем занять себя.

Эти тихие колдовские часы всегда одинаковы прокляты, потому что притягивают все тех же чертовых призраков.

Ночь за ночью, месяц за месяцем, год за годом.

* * *

Много лет назад

– Так нечестно! Ты должен сражаться под открытым небом, ты, жопа с ручкой!

Энджи заворачивает за снежную горку, что выше ее раз в десять, хихикая и бросая очередным снежком в нашу сторону. Она возглавляет маленькую армию ребятишек, своих друзей. Играем семь на два, и мы в меньшинстве. Но я из тех парней, которые обожают рисковые авантюры, к тому же сейчас у нас есть одно преимущество – тщательно выстроенная ловушка.

– Сначала поймай меня! – кричу я в ответ. Я мчусь по снегу, взбивая ботинками белую пыль, едва успев заметить красное, смеющееся лицо Энджи. Моя младшая сестра может быть той еще занозой в заднице.

Но я ухмыляюсь, потому что она вечно нарушает правила игры, так что будет справедливо, если она на собственной шкуре испытает последствия подобного поведения.

Она и тот паренек, что живет ниже по нашей улице, так и не поняли, что происходит, когда я минуту назад выполз из-под замерзших кустов и забросал их обоих снежками со спины.

Мне нужно, чтобы они кинулись в погоню.

– Дрейк, давай скорее! – на грани слышимости шелестит голос Винни из секретного форта. Это аккуратный лаз в одном большом снежном сугробе, пещерка, которую мы вырыли пару часов назад.

Я нечаянно натыкаюсь на Винни, когда заползаю внутрь. Она смеется, и мы падаем друг на друга. Рад, что сейчас настолько холодно, что эти снежные стены держатся; иначе я мог бы своими движениями обрушить их и похоронить нас заживо.

– Вставай, вставай же! Они идут, – шепчет она, хихикая и пытаясь оттолкнуть от себя.

Я карабкаюсь, оглядываясь назад в поисках тайного стратегического запаса.

Бинго. У нас спрятано около тридцати свежих снежков, приготовленных для ребят, которые думают, что сегодня они нас одолеют.

– Винни, надо…

Не-а. Она уже. Я просто тормоз по сравнению с моей лучшей подругой, которая сейчас швыряет три огромных белых пушечных ядра. Молниеносно. Ни хрена себе! Радуюсь, что она на моей стороне.

С Винни всегда так. Я встретил ее прошлым летом в школе. Она сначала казалась застенчивой, тихой девчушкой из резервации, что прямо за Кинсливиллем, но я очень быстро уяснил – удар у нее что надо.

– Давай, скорее же! – поторапливает она меня. Я смаргиваю и кидаюсь наверстывать, выпаливая один залп за другим прямо во врагов, которые и не подозревают, что их завлекают в засаду.

Майки МакГрегору один из ударов приходится прямо в щеку, а это, блин, больно, и он же первым соображает, что пора уносить ноги с поджатым хвостом.

Я смеюсь, видя замешательство на лице сестры. Ее подружка, Дженни, разворачивается и визжит, пытаясь увлечь за собой Энджи.

– Отступа-а-а-а-а-а-а-а-а-аем! – кричу я, прижимая ладонь ко рту.

Стоящая рядом со мной Винни не слышит меня, потому что хохочет так сильно, что даже не может продолжать обстрел.

Энджи поворачивается. Отличный момент! Не проходит и трех секунд, как я кидаю еще один огромный снежок прямо им под ноги! Еще через секунду я вижу, как их разноцветные одежды исчезают за холмом.

Йессс!

– Черт побери, Винни! Сработало! – говорю я.

Она сверкает заразительной улыбкой. Брекеты на ее зубах делают ее похожей на маленькую акулу.

– Я же говорила, Дрейки. А вот ты просто хотел укрыться в гараже папочки.

– Ладно, ладно, твоя взяла. Теперь я знаю, почему они так тебя называют[15]15
  Игра слов: (англ.) win – побеждать, Winnie – имя девочки.


[Закрыть], – говорю я, скривив рожу.

Она так пихает меня локтем, что я роняю снежок, который держу в руках.

– Отставить стрелять по своим!

Хихикая, я хватаюсь за нее, и мы наслаждаемся нашим маленьким триумфом. Думаю, у нас есть минут пять, прежде чем Энджи наберется смелости снова напасть на нас со своими приятелями, и в этот раз они буду подготовлены.

– Давай. Мы должны перебраться в следующий форт. Они накинутся на нас, как злые осы, – говорю я, помогая ей подняться.

Даже сквозь рукавицу я чувствую, как холодна ее маленькая рука.

– Дрейки, идешь первым. У тебя классно получается прокладывать для нас путь, а я могу застрять. Ну и дерешься ты тоже ничего, иногда. – Она высовывает язык, поддразнивая.

– У меня классно получается прикрывать тебя, Винни. А у тебя – меня. Мы отличная команда.

– Да, наверное, – говорит она, снова превращаясь в стеснительную восьмилетнюю девочку, глядя на которую никому и в голову не придет, что она первая кидается защищать меня как тигр, если дело доходит до драки. И я рад, что это так. – Думаешь, так будет всегда?

– «Так» – это как? Все время зима? Да, надеюсь на это! Больше всего на свете я люблю играть в снежки и кататься на санках.

Она улыбается, но не по-настоящему. Почти… грустно?

– Хотелось бы, чтобы так было во веки веков. Но так не будет, – говорит она. – Ты же видел, как живут взрослые?

Я киваю.

– Ага, скукотища. Мы не можем позволить, чтобы такое произошло и с нами. Я не собираюсь оставаться в этом городе. Когда-нибудь я уйду служить в армию и буду заниматься всеми этими крутыми штуками. Ты знаешь, что им приходится водить танки? Танки, Винни!

Она смеется и качает головой.

– Готова поспорить, что это намного круче, чем когда отец разрешает тебе порулить газонокосилкой. Звучит прикольно. А я не думаю, что когда-нибудь уеду отсюда.

– Обещай себе, что уедешь. Просто наберись духу и сделай это. Мы свалим отсюда вместе. Нужно попробовать.

Я снова улыбаюсь ей, удивляясь, почему сегодня она кажется такой странной и серьезной.

– Да, но… что, если я не смогу этого сделать? Ты просто уйдешь и перестанешь быть моим другом?

Я останавливаюсь на секунду. Мы почти добрались до нашего нового форта, и я не понимаю, почему у Винни слезы на глазах. Это от холода? Или просто девчонки такие чувствительные?

– Винни, эй, мы свалим отсюда. Еще лет десять, и…

– Что, если я застряну тут? Если не смогу? Мама всегда говорит, что уезжать глупо. Она считает, что мне лучше уяснить это как можно быстрее. Может, она права. Она провела всю свою жизнь здесь, в резервации.

Я молчу, ничего не говорю, ненавидя одинокую слезу, катящуюся по ее щеке.

– Не имеет значения, Винни. Я буду приезжать домой и всегда буду твоим другом, если ты захочешь.

Она энергично кивает, и улыбка стирает грусть с ее лица. Затем мы поворачиваемся, заслышав скрип шагов по снегу разыскивающих нас детей.

– Так, ладно! Давайте покажем, что мы можем надирать им задницы целый день.

* * *

Наши дни

Прямо напротив меня заледеневшее лицо. Человек смотрит мне в глаза. Он слишком бледен, чтобы что-либо сказать, улыбнуться или пошевелиться. Это кто-то невинный, кого я любил. Сначала черты похожи на моего лучшего друга, а потом вдруг напоминают лицо отца.

– Черт возьми! – Я подскакиваю и ударяюсь об изголовье кровати, весь в холодном поту.

Дерьмо.

Сон. Кошмар. Воспоминания. Хреновые воспоминания, из тех, от которых кишки выворачиваются.

На дворе раннее утро. То самое время, когда я обычно просыпаюсь, вот как сейчас. И так все последние четыре или пять лет; я никогда не сплю больше шести часов в сутки.

Но сегодня кошмар был слишком ярким, и это о чем-то говорит.

Я встаю, ненавидя себя за каменный стояк, хотя несколько часов подряд меня одолевали грустные мысли. Дерьмо, которое хотел бы, имея кнопку памяти, нажать и просто-напросто забыть.

Но в жизни все по-другому. Я понял это давным-давно.

Может быть, мне так чертовски грустно, потому что урок, которого никак не избежать, находится прямо напротив, через коридор. На меня наваливается невыносимая тяжесть.

Назовите это предчувствием.

Прежде чем все это закончится, бедная, оплакивающая Джона девушка, похоже, получит пару-тройку подарков из преисподней, которые захочет забыть.

V: Сделка

Белла

Ячувствую себя потерявшейся в глубокой темной дыре. Тщетно пытаюсь выбраться наружу и с усилием продираю глаза. Узнав комнату и увидев солнечный свет, я расслабляюсь и вздыхаю.

Сон. Всего лишь дурацкий сон на тему клаустрофобии.

От стука в дверь глаза распахиваются. Как во сне, кто-то стучал в дверь, а приглушенные голоса пытались направить меня в нужную сторону…

Откинув одеяло, вылезаю из кровати и иду к двери, приоткрыв ее совсем немного – только щелочка.

– Прости, что разбудил. Все думал, ты вот-вот встанешь.

Дрейк. Огромный, серьезный, его ярко-голубые глаза мерцают, изучая меня. Не уверена, что мне подходят такие интенсивные пробуждения…

Я вынуждена моргнуть пару раз, чтобы сфокусировать взгляд. Сегодня он одет в черную футболку и джинсы, и его лицо светится торжественным, но при этом слегка измученным выражением.

Боже, только не говори мне, что у нас очередные плохие новости!

– Уже почти одиннадцать. – Он наклоняет голову, не вполне уверенный, поняла ли я, что он сказал.

– Одиннадцать часов? – Я в шоке. Я не просыпалась так поздно уже много лет.

– Я понимаю, что ты измотана, поэтому не хотел беспокоить, но тут звонил Роджер Джонс.

Джонс? Имя всплывает в памяти.

Роджер Джонс был исполняющим обязанности генерального директора «Норт Эрхарт» в течение многих лет. Дед частенько упоминал его.

– Роджер? Почему? Что-то случилось?

– Твои родители. Они были в центральном офисе сегодня рано утром, ну и наговорили там всякого.

Дерьмо!

Итак, началось. Я кидаю взгляд через плечо, готовая кинуться одеваться, чтобы можно было выезжать.

– Подожди. – Он хватает за руку – твердо, но нежно останавливая меня. – У Роджера все под контролем. Пока ничего экстренного, но я подумал, что ты захочешь знать об этом.

Против воли на лице возникает гримаса. Это будет кошмар.

– Дай мне пять минут. Я оденусь и спущусь вниз.

Дрейк кивает, я закрываю дверь и подхожу к чемодану.

Джинсы и клетчатая рубашка, которые я надевала вчера, лежат сверху. Мгновение меня одолевают сомнения. Предполагаю, что владелец компании стоимостью в миллиард долларов должен выглядеть соответствующим образом, но дед никогда не заморачивался. Не раз он заявлялся в центральный офис одетым в рабочий комбинезон и кожаную куртку.

Родители будут в бешенстве, но если бы у меня был с собой комбинезон, то я бы надела именно его. В конечном итоге я все же выбираю вчерашнюю одежду и иду в ванную.

Подозреваю, что с волосами, собранными в конский хвост, я вряд ли выгляжу как хозяйка миллионного бизнеса, но именно так все и обстоит. Спускаясь чуть позже по лестнице, я твержу под нос, что должна в себя верить.

Если Дрейк и подвергает сомнению мой выбор одежды, это никак не отражается на его лице. Его взгляд – как укол булавкой, суровый, сфокусированный на выполнении поставленной задачи. Я практически не знаю этого человека, но у меня идет мороз по коже, когда только пытаюсь представить, что может случиться с тем, кто попытается перейти ему дорогу.

Он резко распахивает входную дверь, когда я спускаюсь с лестницы.

– Сегодня поведу я, – буркает мужчина. Выглядит он при этом так, что сразу становится понятно: на самом деле выбора у меня нет.

Я, наверное, должна вежливо отказаться, отреагировать типа «спасибо-в-этом-нет-никакой-необходимости», но, если честно, сегодня я готова воспользоваться любой поддержкой, которую только могу получить.

Встреча с родителями будет нелегкой, и я не хочу видеться с ними наедине.

Поэтому я киваю, благодарю и выхожу на улицу. Первым делом замечаю большой черный пикап, припаркованный рядом с моим джипом. Хочется улыбнуться, потому что это массивный, сверкающий глянцем «ДжиЭмСи». Неудивительно, что он понравился Джону.

Эта машина намного новее старой красной дедовой трудяги с черными кожаными сиденьями и тонированными окнами, с суперсовременной навороченной стерео– и навигационной системой, а также динамиками, которые, вероятно, могут порвать барабанные перепонки. Вроде непритязательно, но не заметить невозможно. Я устраиваюсь поудобнее на пассажирском сиденье. Мне кажется, что машины здорово отражают характер своих владельцев.

– Так как вы познакомились с дедом? – спрашиваю я, когда мы уже движемся по подъездной дорожке к ранчо.

– Случайно.

Я поворачиваюсь, изогнув бровь, ожидая продолжения. Он смотрит на меня.

– В буквальном смысле этого слова.

– А что ты называешь случайностью? – Его едва заметная улыбка заставляет меня насторожиться. – Типа… аварии, что ли? Серьезно? – Меня аж передергивает.

Дрейк не отвечает, просто держит своими огромными татуированными руками руль. Темные линии, стилизованные под языки пламени, оплетают его кожу, и их вязь издали похожа на перья.

Хм… огненный феникс? Мне любопытно рассмотреть поближе, но я стесняюсь делать это совсем уж откровенно.

– Господи! Только не говори, что он был виновником аварии! – наконец выдавливаю я. Я всегда переживала, когда дед мотался в город и обратно, особенно в зимнее время года.

– Нет. Это была не авария. У меня лопнуло колесо на трассе, и я еле смог доползти до этой вашей подъездной аллеи. В разгар снежной бури, несколько лет назад. Я сам облажался. Нет, я не был пьян, но… слишком уж задумался о дерьме, которое тогда творилось в жизни. Конкретном таком дерьме, милая.

Мои губы поджимаются, когда он это говорит. Я почти боюсь спросить, что за «дерьмо» он имеет в виду, к тому же почему-то уверена, что вряд ли он так просто ответит.

– Ты пострадал? – Решаю не рисковать.

– Нет. Но только благодаря Джону. Я ни хрена не видел, просто понадеялся, что раз есть почтовый ящик, то, возможно, где-то поблизости есть и жилье, и люди. Оказался прав. Твой дедушка приехал сквозь заносы на своем грузовичке буквально через несколько минут. Он вытащил меня из снежного плена, и с тех пор я здесь.

– Четыре или уже даже пять лет? – Я знаю, когда это случилось. Потому что именно той зимой дед обмолвился, что к нему приехал старый армейский приятель.

Я еще училась в колледже и вынуждена была срочно свернуть разговор, потому что пора было бежать на занятия. А когда я перезвонила чуть позже, тем же вечером, закончилось все, как всегда, расспросами о студенческой жизни.

– Четыре было этой зимой. В феврале. И я ни разу не пожалел.

Любопытно. Может, дед намеренно не распространялся особо о своем «помощнике»?

И что же все-таки за дерьмо случилось тогда у Дрейка?

Знай я эту ситуацию, сто процентов бы начала зудеть деду о том, что опасно подбирать на дороге и тащить в дом незнакомцев. Особенно таких, на которых огромными буквами написано: «Неприятности заказывали?»

Да только Джон наверняка попросил бы меня не сотрясать воздух впустую. Учитывая, что Дрейк здесь уже четыре года, он был бы прав. Если этот парень и планировал сотворить что-то ужасное, у него имелась масса возможностей.

Короче, дед оказался прав, как обычно.

Громкое ржание за окном привлекает мое внимание. Эдисон несется по пастбищу вдоль забора величественным галопом с веревкой, болтающейся на мощной шее.

Дрейк тормозит до того, как я прошу его.

– Да как, черт возьми? Я не только закрыл стойло на два замка, но и связал его самого.

Он щелкает ремнем безопасности и тянется к двери, но я выскакиваю из машины быстрее его.

– Подожди меня здесь. Позволь я разберусь с ним сама, – говорю я.

Но Дрейк открывает свою дверь.

– Милая, у нас нет на это времени. Мы должны отвести этого чертяку обратно в амбар, или он поскачет за нами до самого города.

– Не поскачет, если я кое-что шепну ему. Подожди минутку. – Я иду через ров, где Эдисон ждет меня по ту сторону забора.

Дрейк ждет меня, прислонившись к пикапу.

Я прищелкиваю языком.

– Эй, дружище! Хорошим лошадкам тут не место.

Эдисон вскидывает голову. Он рассержен и рвется в бой, как мне кажется.

Я кусаю губу. Не подведи меня сейчас, Эдисон. Пожалуйста. Мне нужно что-то, какая-то отправная точка, на которую я могу ориентироваться.

Он делает шаг навстречу, затем еще один, настороженно косясь в сторону Дрейка.

– Пойдем, приятель, – мягко говорю я снова.

Подойдя вплотную, хватаю конец веревки и осторожно натягиваю ее.

– Ты обещал мне, – говорю я, перекидывая веревку через голову, чтобы снять ее. – Помнишь? Что мы будем помогать друг другу.

Он поворачивается ко мне, и я почти слышу, как он говорит: «Ты тоже обещала. Что больше не уедешь».

– Я просто съезжу в город, – говорю я. – Прости. Нужно было сказать тебе до того, как мы сели в машину. Больше этого не повторится. Но и ты тоже будь хорошим мальчиком.

Ку-ку. Похоже, я совсем с катушек съехала, разговаривая с конем так, как будто он и в самом деле все понимает, но…

Он обнюхивает мою рубашку.

– Нет, леденцов с собой у меня нет, но я принесу их тебе чуть позже, если мы с тобой договоримся. Знаешь куда?

Я наклоняюсь ближе и шепчу:

– В амбар. Слышишь, Эдисон?

Он двигает ушами.

Как бы безумно это ни выглядело, но я думаю, он все понял.

Я прячу улыбку и отступаю. Он наблюдает, как я медленно делаю еще один шаг. Затем снова вскидывает голову. Я усмехаюсь. Он меня не подведет.

Повернувшись, я перепрыгиваю ров и возвращаюсь к машине.

– Было бы намного проще отвести его домой на веревке, – говорит Дрейк.

– Нам не нужно вести его обратно. Залазь в машину. – Я оборачиваюсь, машу Эдисону и кричу: – Встретимся в амбаре!

Конь поворачивается и скачет обратно. Дрейк стоит на том же самом месте, не сдвинувшись ни на дюйм, в недоумении переводя взгляд с коня на меня.

– Впечатляюще, конечно. Но ты уверена? – Он качает головой, глядя на меня, затем снова на Эдисона. – Он точно не будет там стоять смирно. Ему нельзя доверять.

– Он будет паинькой. – Мы еще не так далеко отъехали – я вижу возвращающегося к амбару Эдисона. – Он будет там, пока мы не вернемся.

Забираюсь в пикап и захлопываю дверцу. Дрейк возвращается на место водителя, и его взгляд тут же прилипает к зеркалу заднего вида. Через некоторое время он пожимает плечами.

– Конь – твоя забота, милая. Похоже, ты чертовски уверена в нем.

– Так и есть. У нас уговор.

– Это все, конечно, просто офигенно. Лишь бы мне не пришлось тащиться за твоим «уговором» до самого озера.

Я улыбаюсь, качая головой, почему-то на самом деле уверенная в Эдисоне, хотя и не должна, наверное. Это больше похоже на веру в чудо. На надежду. Последнее время мне этого не хватало. Я понимаю, что в жизни ничего не изменится, если я не начну меняться сама.

– Не переживай, не придется, Дрейк.

Он трогается, а на губах у него расползается лукавая усмешка.

– Ну, тогда пеняйте на себя, леди.

Я смеюсь.

– На что спорим? Кроме шуток. Давай заключим пари, будет ли он в амбаре, когда мы вернемся.

– На что? – Он все еще не отрываясь смотрит в зеркало заднего вида, хоть мы уже едем по шоссе. – Единственное, что у меня есть, эта тачка. Но у меня рука не поднимется поставить ее.

Закатываю глаза. Я ни черта о нем не знаю, как и он обо мне. Я в жизни не потратила ни единой монетки даже в дурацких автоматах, забитых маленькими мягкими игрушками.

– Да сдалась мне твоя машина? Я говорю об ужине. – Не могу придумать ничего другого. – Если Эдисона в амбаре не будет, готовлю я. Если он будет там, придется тебе поразить меня своим кулинарным мастерством. – Вспомнив вчерашний поднос, добавляю: – Только это должно быть что-то более существенное, чем бутерброд и фрукты. Если, конечно, это не единственное, что ты в состоянии приготовить.

Он переводит свой взгляд на меня.

– Я тебя умоляю. Как только ты попробуешь мой знаменитый стейк и картофельные оладьи, придется взять свои слова обратно! Вчера я просто не был уверен, что ты хочешь есть. Поверь, на кухне я так же хорош, как и в спальне.

О. Мой. Бог.

Он соображает, что говорит? Да еще так уверенно. Понимает вообще, что я моментально залилась краской от двусмысленности сказанного?

И по удовлетворенному блеску в его глазах понимаю, что да – и соображает, и говорит правду. Мой взгляд перемещается на его руки, спокойно лежащие на руле, и я невольно представляю, как ловко они могут управиться и со сковородой, и с женщиной.

– Без обид, – говорю я слишком быстро, отчаянно пытаясь прогнать из головы неуместные мысли. – Бутерброд был отличный, правда. Но для ставки не годится.

– На здоровье.

Я поворачиваюсь, чтобы еще раз взглянуть на Эдисона. Конь стоит возле амбара и спокойно щиплет траву. В руке я по-прежнему держу веревку с шеи коня, поэтому я протискиваюсь между сиденьями, чтобы бросить ее сзади. Она падает рядом с большим желтым конвертом.

– Это те самые документы, которые я вчера подписывала?

Он бросает быстрый взгляд на меня, затем снова переводит взгляд на дорогу.

– Пытаешься перевести тему?

Я снова усаживаюсь поудобнее.

– Нет. Просто заметила толстый конверт. У меня от этих бумажек рука до сих пор болит – столько подписывать.

– Так я не понял, мы забились? Проигравший готовит ужин? – спрашивает он.

Я смотрю на него мгновение, задаваясь вопросом, не шутит ли он.

– Ага.

– Надеюсь, ты знаешь, как приготовить что-то из мексиканской кухни. Я предпочитаю энчиладу[16]16
  Энчилада – традиционное блюдо мексиканской кухни: тонкая лепешка из кукурузной муки, в которую завернута чаще всего мясная начинка. Свернутые энчилады обжариваются на сковороде или запекаются под соусом (и иногда сыром) в духовой печи. Традиционно энчиладу поливают соусом моле из чили и какао.


[Закрыть].

Будучи абсолютно уверенной в том, что готовить мне не придется, я все-таки отвечаю:

– Не вопрос. Курица или говядина?

– И то, и то, пожалуйста.

Я усмехаюсь.

– Надеюсь, ты тоже умеешь ее готовить. Но если нет, так и быть, соглашусь на тако[17]17
  Тако – традиционное блюдо мексиканской кухни, состоит из кукурузной или пшеничной тортильи с разнообразной начинкой – говядиной, свининой, курицей, морепродуктами, чоризо, пережаренными бобами, овощами, тушеной мякотью мексиканского кактуса. В качестве приправы служат сыр, кинза, лук, сальса, гуакамоле. Тако едят без столовых приборов, складывая тортилью с начинкой пополам. От энчилады отличается тем, что не требует запекания.


[Закрыть].

– Соглашаться на что бы то ни было придется не тебе, а мне.

Моя улыбка становится шире, когда мужчина бросает еще один взгляд в мою сторону.

– Давай зайдем в магазин в городе и купим все, что тебе понадобится.

– Нет необходимости. В морозилке куча разного мяса. На прошлой неделе я маленько переборщил, затариваясь, потому как знал, что какое-то время не выеду с ранчо. Так что шкафы, холодильник и морозильная камера трещат по швам. В них есть все, что тебе понадобится, шеф Рид.

Я смеюсь над тем, как нелепо звучит «шеф Рид».

Надо признать, с ним легко и просто.

Я в очередной раз оглядываюсь назад, но мы уже слишком далеко, чтобы можно было рассмотреть Эдисона. Хотя он точно там. Я знаю это.

И мне снова бросается в глаза конверт. Должно быть, Дрейк собирался закинуть эти бумаги в офис Шеридана, пока мы будем в городе. Вот и прекрасно, одним делом меньше.

Я уверена, что после встречи в «Норт Эрхарт» я буду никакая. И надеюсь только на то, что удача будет на моей стороне и не придется после всего еще и закатывать пир горой.

Внезапно на меня наваливается тяжесть.

Я делаю глубокий вдох, готовясь к тому, что ждет меня через несколько минут.

– Наверное, надо предупредить тебя о моих родителях.

– Не надо.

Я хлопаю глазами, но через секунду понимаю, что он имел в виду.

– Э-э-эм, дед тебе объяснил, да?

– Ага. И твой дед, и собственный опыт. Я знаю этот тип людей и как вести себя с ними.

Я смотрю на мелькающие в окне столбики ограждений и судорожно соображаю. Что бы ни говорили родители о дедушке, сам он редко говорил о них. Я должна спросить.

– И что он тебе объяснил?

Тут что-то есть. Гораздо больше того, что известно мне.

– Все.

Мило. Но очень обтекаемо. Если он и замечает, что я подглядываю за ним, то не показывает этого.

– Да? И что входит в это «все»?

– Ты и правда хочешь знать все грязные подробности? – Он молчит, пока мы сворачиваем на трассу. – С самого начала?

Само собой. Я должна знать, что он имеет в виду, а он должен быть действительно готов к грядущему скандалу.

Я киваю.

– Начинай.

– Ну, Джон сказал, что твоя мама никогда не знала своего отца. Никто не знал, кто он, даже ее мать, которая работала в баре в городе. Старик сказал, что для нее твой отец был единственным шансом свалить из этого города и воплотить в жизнь ее самую большую мечту, поэтому за неделю до окончания средней школы она сказала, что беременна.

Черт возьми. Что?!

Я пытаюсь удержать всхлип, рвущийся с губ. Если дед сказал так, значит, это так и есть.

– Я тебя предупреждал, – говорит Дрейк, чувствуя мое замешательство. – Если хочешь, чтобы я прекратил, самое время.

– Нет. Продолжай.

– Когда это произошло, твой отец уже был зачислен в штат «Норт Эрхарт». Джон пытался его переубедить, но в конце концов махнул рукой и дал согласие на брак при одном условии. Он хотел, чтобы они оба отучились в колледже. И помогал им во время учебы. Купил домик в Фарго, оплатил учебу и продолжал выделять Гарри зарплату от компании. В общем, сделал все, чтобы облегчить им жизнь и подстраховать их на первых порах.

Господи.

Аж мурашки по коже. Я сжимаю руки. Жутковато, что этот незнакомец знает о семье больше, чем я. Кашлянув, я набираюсь смелости и спрашиваю:

– Но… я родилась через много лет после того, как они окончили школу. По крайней мере, они всегда так говорили. Не понимаю…

– Скажем так, Джон совершенно не удивился, когда оказалось, что никакого ребенка не будет. Твоя мама утверждала, что у нее случился выкидыш, но старик в принципе сомневался в ее беременности, и поэтому он заставил ее подписать брачный контракт.

Мой желудок подскакивает к самому горлу. Брачный контракт? Дед ее заставил?

Это как-то слишком. Я представить себе не могу, чтобы мой добрейший, умнейший дед таким безумным образом устанавливал правила игры. Разве что… разве что он ненавидел ее и не доверял ей с самого первого дня.

Вражда была изначально, а не возникла из-за постепенно портящихся отношений, как я всегда думала.

– Милая, что-то ты выглядишь не очень. Кажется, я уже достаточно наговорил? – Голос Дрейка напоминает раздающийся вдали рокот.

– Нет! Я должна знать все.

– Ты уверена? Выдержишь? Потому что мы оба знаем, что эта встреча не будет легкой. Не стоит доводить до того, чтобы мне пришлось нести тебя туда.