Текст книги "Да будет праздник"

Автор книги: Никколо Амманити

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

10

Подкрепив свое эго жизнетворной инъекцией, Фабрицио Чиба пребывал в великолепном расположении духа. Он написал значительный роман и напишет другой, еще более значительный. Не было больше нужды задаваться вопросом о причинах успеха. Поэтому, увидев, как Элис Тайлер беседует с директором по продажам издательства “Мартинелли”, Фабрицио решил, что пришло время действовать. Он допил виски, взъерошил волосы и сказал индийскому писателю:

– Простите, мне надо поздороваться с одним человеком.

И двинул в атаку.

– Вот и я, здравствуйте, я Фабрицио Чиба, – не церемонясь, представился он и обратился к Модике: – А поскольку вы кровопийцы и не платите мне ни лиры за ваши презентации, я могу делать что хочу, так что я забираю у вас самую талантливую и очаровательную переводчицу в мире и ухожу с ней пить шампанское.

Директор по продажам был синюшный толстяк-гипертоник, и в ответ он лишь надулся, как рыба-мяч.

– Ты ведь не против, правда, Модика? – Фабрицио взял переводчицу за запястье и увлек за собой к столу с закусками. – Единственный способ избавиться от него – заговорить о деньгах. Так вот, мои комплименты, ты отлично перевела книгу Соуни, я сверял каждое слово…

– Не издевайся, – со смешком фыркнула она.

– Это правда, клянусь! Клянусь головой Пенаккини! Я проверил все восемьсот страниц – и ничего, все безупречно. – Фабрицио положил руку на сердце. – Только одно замечание… помнишь, на шестьсот пятнадцатой странице ты перевела creel как “корзина для рыбы”, а надо было – “верша”… – Фабрицио пытался смотреть ей в лицо, но не мог оторвать глаз от бюста. И эта ее обтягивающая блузочка не облегчала ему задачу. – Слушай, а я думал, все переводчицы – скверно одетые воблы!

Фабрицио чувствовал себя в своей стихии. Он снова Чиба – покоритель сердец, каким бывал в свои лучшие дни.

– Итак, когда мы поженимся? Я пишу книги, а ты их переводишь, нет, лучше наоборот, ты пишешь книги, а я перевожу. Успех обеспечен! – Он налил ей бокал шампанского, а себе еще стаканчик виски. – Да, нам точно надо это сделать…

– Что “это”?

– Да жениться! – пришлось повториться ему. У него возникло смутное ощущение, что девушка не врубается. Элис – не типичная итальянская телка, к ней, пожалуй, нужен более тонкий подход. – У меня идея. Почему бы нам не улизнуть отсюда? Моя “веспа” тут за воротами. Только вообрази: здесь все со скуки помирают, разговаривая о литературе, а мы болтаемся по Риму и веселимся как сумасшедшие! Что скажешь?

Он посмотрел на нее глазами ребенка, попросившего у мамы кусочек торта.

– Ты всегда такой? – Элис провела рукой по волосам и приоткрыла губы, обнажив ряд белоснежных зубов.

– Какой – такой? – пробурчал Фабрицио.

– Ну… такой… – Она замолкла на мгновение, подыскивая нужное слово, потом вздохнула: – Дурак!

“Дурак? То есть как это – дурак?”

– Это живущий в гении ребенок, – бросил он наугад.

– Нет, мы не можем уйти. Не помнишь? Нас ждет ужин. И Соуни…

– Ах да, ужин. Я и забыл, – соврал он. Он переборщил, предложив ей смыться, и теперь старался скрасить неловкость.

Она взяла его за руку:

– Идем.

Проходя мимо стола, Чиба на ходу прихватил бутылку с виски.

Куда она его вела?

Спустя минуту они были у выхода в сад.

11

Было очевидно, что Сатана использовал Джерри Скотти, чтобы передать ему послание. Разве могло быть случайностью, чтобы из всего бесконечного множества существующих в мире вопросов авторы программы выбрали именно этот, про Абаддона? Это был знак. Каков его смысл, Саверио не имел ни малейшего понятия. Но это было несомненное послание Зла.

Тип из Сабаудии продул. Он ответил, что Абаддон был англиканский пастор восемнадцатого века, и уехал домой выплачивать свой кредит.

“Поделом тебе. Будешь теперь знать, кто такой Абаддон Разрушитель”.

Саверио достал из ящика шкафа упаковку алка-зельтцера и, пока таблетка растворялась в воде, прокрутил в голове прошедший день. В событиях последних двенадцати часов было что-то сверхъестественное. Все началось с его внезапного решения провернуть крупную операцию со Зверями. Затем отказ Куртцу Минетти. А теперь еще и супервопрос. Следовало поискать другие знаки присутствия Дьявола в его жизни.

Какое сегодня было число? 28 апреля. Чему соответствует 28 апреля по сатанистскому календарю?

Он сходил в гостиную за сумкой с ноутбуком. Комната была обставлена этнической коллекцией “Занзибар”. Квадратная мебель из лощеного черного дерева с ромбовидными вставками из кожи зебры. Она издавала особый пряный запах, от которого при долгом нахождении в комнате начинала болеть голова. Плазменный экран Pioneer находился под огромной мозаикой, которую Серена сделала из ракушек и цветных камешков, собранных на пляжах Арджентарио. По замыслу жены она должна была изображать русалку, сидящую на скале и играющую на своих длинных волосах как на арфе.

Саверио вышел в интернет и задал поиск в Гугле: “сатанистский календарь”. Выяснилось, что 28 апреля ничему не соответствует. Но зато 30 апреля Вальпургиева ночь. Когда ведьмы собираются на шабаш на горе Брокен.

Он в задумчивости встал из-за компьютера. По тому, как складывались события, было очевидно, что 28 апреля – сатанистский день.

“В конце концов, 28-е недалеко от 30-го, Вальпургиевой ночи”.

Он подошел к картонной коробке, стоящей рядом с дверью. Перерезав клейкую ленту, открыл крышку. Затем, как паладин прежних времен, преклонил колено перед сокровищем, погрузил руки в пенопластовый наполнитель и достал Дюрандаль. Держа меч обеими руками, он поднял его над головой. Лезвие из закаленной стали, эфес из кованого железа и обшитая кожей рукоятка. Он долго колебался между ним и японской катаной, но в итоге хорошо сделал, что выбрал оружие, принадлежащее нашей культурной традиции. Меч был такой красивый, что дух захватывало.

Мантос вышел на террасу, поднял меч навстречу лунному диску и, как Роланд при Ронсевале, принялся вращать им. Он бы охотно вызвал Куртца Минетти на дуэль. У него на базе в Павии.

“Я с Дюрандалем, а он со своей секирой”.

Мантос представил, как уклоняется от удара, оборачивается и точным ударом срубает голову с плеч верховного жреца. После этого он скажет лишь: “Приидите ко мне! Будете Звери”. И все Сыны Апокалипсиса склонили бы головы. Вот это была бы операция. Жаль, что этот Куртц Минетти, хоть и метр с кепкой, – ученик Санте Луччи, шаолиньского мастера из Триеста.

Саверио одним взмахом рассек вешалку для белья. При мысли о том, что это сокровище будет повешено над камином у тестя в Роккаразо, ему делалось не по себе.

Зазвонил телефон и тут же замолк. Трубку подняла Серена. Через мгновение раздался ее крик:

– Саверио, это тебя. Твой двоюродный брат. Скажи ему, что, если он еще раз позвонит в такое время, он у меня свои зубы проглотит!

Предводитель Зверей вернулся в гостиную и убрал меч в коробку, затем взял трубку и торопливо ответил:

– Антонио? Чего у тебя?

– Эй, привет. Как дела?

– Нормально. Что-то случилось?

– Нет, ничего. Вернее, да. Мне нужна твоя помощь.

Так, и он туда же. Неужели никому не приходит в голову, что Саверио Монета может быть занят своими делами?

– Нет, слушай… У меня самого работы по горло… Извини.

– Погоди. Тебе ничего делать не надо. Я знаю, что ты занят. Но я иногда вижу тебя с этими юнцами…

“Он видел меня со Зверями. Надо быть осторожнее”.

– Я в заднице. Четверо поляков кинули меня в последний момент. Ищу им замену. Таскать ящики с вином, расставлять столы в саду, убирать со стола и тому подобное. Простых работяг, но чтоб добросовестных. Большого опыта не надо, главное, чтобы у людей было желание работать и чтоб не вытворяли фокусов.

Антонио Дзаули был администратор Food for Fun, столичной кейтеринг-компании, которая, благодаря руководству Золтана Патровича, непредсказуемого болгар ского шеф-повара и владельца знаменитого ресторана “Регионы”, стала номером один в Риме по части организации банкетов и фуршетов.

Саверио не слушал. “А что, если ударом Дюрандаля отрубить падре Тонино голову? У него к тому же Паркинсон, я окажу ему услугу. Завтра после педиатра отвезу меч к точильщику… Нет, так получится подражание Куртцу Минетти”.

– Саверио? Ты меня слушаешь?

– Да… Извини… Ничем не могу помочь, – бросил сатанист.

– Какое к черту “ничем не могу помочь”? Ты меня даже не слушал. Ты не понял. Я в отчаянном положении. Задницей рискую из-за этой вечеринки. Целых шесть месяцев ее готовил. – Он понизил голос. – Поклянись, что никому не скажешь.

– Что?

– Сначала поклянись.

Саверио поднял глаза и заметил, как уродлив светильник в этническом стиле.

– Клянусь.

Антонио заговорщицким голосом зашептал:

– На этот праздник все придут. Назови знаменитость. Любую. Ну? Первое имя, которое придет в голову.

Саверио на секунду задумался:

– Папа.

– Да нет! Я же сказал – знаменитость. Певцы там, актеры, футболисты…

Саверио фыркнул:

– Слушай, чего ты от меня хочешь? Кого я должен тебе назвать? Пако Хименес де ла Фронтера?

– Центральный нападающий “Ромы”. Бинго!

Надо заметить, что, если было в мире слово, которое Саверио Монета ненавидел, это было то самое “бинго”. Как и все серьезные сатанисты, он ненавидел массовую культуру, сленг, Хеллоуин и американизацию языка. Будь его воля, все должны были бы по-прежнему говорить на латыни.

– Назови кого-нибудь еще!

Саверио не выдержал:

– Не знаю! И какое мне до них дело! У меня своих забот хватает.

Антонио ответил обиженным голосом:

– Да что с тобой? Чудной ты все-таки! Я предлагаю тебе и твоим приятелям возможность подзаработать да еще и поприсутствовать на самом эксклюзивном приеме десятилетия, побыть рядом с известнейшими людьми, а ты меня посылаешь в задницу?

Саверио хотелось вырвать у кузена сонную артерию и искупаться в плазме его крови, но он сел на диван и постарался успокоиться.

– Нет, Антó, прости, правда, ты ни при чем. Просто я устал. Сам понимаешь: близнецы, тесть, черная полоса…

– Да, понимаю. Но если тебе придет кто-то в голову, звякни мне. Завтра утром мне надо раздобыть четверых парней. Ты подумай, ладно? Скажи им, что хорошо заплатят и что на приеме будет концерт Лариты и фейерверк.

Предводитель Зверей навострил уши:

– Как ты сказал? Лариты? Певицы Лариты? Которая выпустила Live in Saint Peterи Unplugged in Lourdes? Которая поет песню King Karol?

Эльза Мартелли, известная под сценическим псевдонимом Ларита, несколько лет пела в Lord of Flies, дэт-метал группе из Кьети-Скало. Их песни были гимнами Люциферу и высоко ценились среди итальянских сатанистов. Потом Ларита внезапно оставила группу и обратилась в христианство, приняв крещение от папы, после чего начала карьеру поп-певицы. Ее диски были нелепой мешаниной из нью-эйджа, юношеской влюбленности и благонравия и поэтому снискали огромный успех во всем мире. Но сатанисты ее дружно презирали.

– Да. Кажется, да. Ларита… это которая поет “Любовь вокруг”. – Антонио не был экспертом по части поп-музыки.

Саверио заметил, что в воздухе разлит приятный запах земли и свежесрезанной травы на газонах. Луна скрылась, и стало совсем темно. От внезапного порыва ветра задрожали стекла и закачался фикус. Начался дождь. Крупные тяжелые капли стали закрашивать темными пятнами плитку на террасе, молния разорвала мрак, и на мгновение стало светло как днем, а потом грохнуло так, что дрогнула земля, завопили сигнализации и залаяли собаки.

Саверио Монета со своего дивана увидал громаду перекошенных черных туч, надвигавшихся на Ориоло-Романо. Одна особенно большая прямо напротив него вдруг нагнулась, вытянулась и приняла формы лица. Черные глазищи и разинутый рот. Мгновение спустя вернулась тьма.

– Мадонна дель Кармине! – невольно вырвалось у него. Саверио бросился закрывать окна – дождь заливал паркет. – Согласен! – выдохнул он в трубку.

– В каком смысле – согласен?

– У меня есть трое. Четвертым, – он ударил себя в грудь, – буду я.

12

Фабрицио Чиба и Элис Тайлер чинно сидели на мраморной скамейке у овального фонтана. Справа бамбуковая роща в галогеновой подсветке. Слева куст гортензии. Между ними было двадцать сантиметров. Было прохладно и темно. Огни виллы у них за спиной отблескивали на поверхности воды и на роскошных ногах Элис.

Фабрицио Чиба глотнул алкоголя из бутылки и передал ее девушке, она тоже приложилась. Надо было действовать быстро. Иначе они тут окоченеют. Что делать? Сразу наброситься на нее? “Не знаю… Поди разбери этих английских интеллектуалок”.

Для властителя рейтингов, занимающего третье место среди самых сексуальных мужчин Италии согласно женскому еженедельнику Yes(после мотогонщика и актера ситкома, мелированного блондина), отказ был категорически неприемлем. Это могло обречь его на годы лечения у психоаналитика.

Молчание начинало становиться томительным. Надо было нарушить его хоть чем-то:

– Ты ведь и книги Ирвина Паркера переводила, верно? – Уже говоря это, Фабрицио понял, что выбрал худшее начало для стремительной атаки.

– Да. Все, кроме первой.

– А… Ты познакомилась с ним?

– С кем?

– С Паркером.

– Да.

– И как он?

– Приятный.

– Правда?

– Да, очень.

Нет! Не действует. Ко всему прочему он чувствовал, что она думает о чем-то постороннем. Разделявшие их двадцать сантиметров казались двадцатью метрами. Лучше было отступить и вернуться на виллу.

– Слушай, мож…

Элис посмотрела на него.

– Я должна сказать тебе одну вещь. – Глаза ее сверкали. – Мне немного неловко… – Она глубоко вдохнула, словно собиралась выдать великую тайну. – “Львиный ров” меня тронул до глубины души… Мне стало плохо, представь, что на тот вечер у меня были планы, но я осталась дома, настолько я была потрясена. На следующий день я перечитала его, и роман мне показался еще прекраснее. Не знаю, что сказать, это было неповторимое ощущение… Я нашла столько аналогий со своей жизнью.

На Чибу накатили волны наслаждения, валы эндорфина, спускавшиеся с головы вниз, струясь по венам, как нефть по нефтепроводу. Только на этот раз, в отличие от разговора с Соуни, поток наслаждения устремился в мочеточник, в придатки яичек, в бедренные артерии и взорвался внутри репродуктивного органа, вызвав яростную эрекцию. Фабрицио схватил девушку за запястья и засунул язык ей в рот. И она, собиравшаяся признаться писателю в том, что написала ему длинное письмо, обнаружила его орган речи у себя меж миндалинами. Она издала серию гласных: “Ы я-и!”, которые означали: “Ты спятил!” – и инстинктивно попыталась освободиться от непрошеной гастроскопии, но, не преуспев в этом, уступила, зарылась пальцами в его волосы, сильнее прижалась губами к его губам и принялась энергично ворочать маленьким плотным язычком.

Фабрицио, почувствовав, что она сдалась, обхватил ее руками и прижался грудью к ее груди, ощутив ее тугую плотность. Она подняла одну из своих ошеломительных ножек. Он надавил возбужденным членом. Тогда она подняла вторую ошеломительную ножку. И он залез рукой ей в трусики.

* * *

Федерико Джанни, управляющий директор издательского дома “Мартинелли”, и его верный оруженосец Акилле Пеннаккини стояли, опершись о балюстраду балкона, откуда открывался вид на сад и на весь Рим.

Джанни был верзила, вечно щеголявший в роскошных костюмах от Карачени. В юности он играл в баскетбол и дошел до лиги А2, но в двадцать пять лет оставил спорт, чтобы заняться производством спортивной обуви. Затем, один бог ведает какими путями и благодаря каким связям, он проник в издательское дело, вначале получив должность в небольшом миланском издательстве и, наконец, бросив якорь в “Мартинелли”. В литературе он ни бельмеса не смыслил, обращался с книгами как с туфлями и гордился своим образом мыслей.

Полная противоположность Пеннаккини, которого Джанни выудил из Урбин ского университета, где тот преподавал сравнительное литературоведение, и поставил руководить издательским домом. Это был университетский тип, интеллектуал, и все в его облике об этом говорило: круглые очки в черепаховой оправе на испорченных чтением голубых глазах, мятый клетчатый пиджачок, рубашка из грубого хлопка с пуговицами на воротничке, шерстяные галстуки и габардиновые брюки в полоску. Говорил он мало. Всегда тихим голосом. И выражался туманно, так что никогда нельзя было понять, что он думает на самом деле.

– Ну, вот и это позади. – Джанни потянулся. – Кажется, все прошло хорошо.

– Очень хорошо, – отозвался Пеннаккини.

Рим походил на усыпанное огнями огромное грязное одеяло.

– Большой город, – задумчиво сказал Джанни при виде этого зрелища.

– Очень большой. Протянулся от Кастелли до Фьюмичино. Поистине необъятный.

– Сколько он будет в диаметре?

– Гм-м, даже не знаю… По меньшей мере восемьдесят километров… – выдал наобум Пеннаккини.

Джанни взглянул на часы:

– Через сколько мы идем в ресторан?

– Максимум через двадцать минут.

– Фуршет был никудышный. Я съел три тартины с лососем, и все они были черствые. Есть охота. – Он сделал паузу: – И отлить надо.

Пеннаккини на последние слова шефа качнул головой вперед-назад, как голубь.

– Сделаю-ка я это дело в саду. На свежем воздухе. Что может быть лучше, чем отлить на фоне такого пейзажа. Взгляни туда, кажется, там гроза. – Джанни свесился с перил и вгляделся в темнеющую растительность. – Посторожишь меня? Если кто-нибудь выйдет сюда, останови его.

– И что я ему скажу? – растерянно пробормотал директор.

– Кому?

– Тому, кто может сюда прийти.

Джанни секунду поразмыслил:

– Ну, что-нибудь… Отвлеки его, задержи.

Управляющий директор спустился по ступенькам в сад, расстегивая на ходу молнию брюк. Пеннаккини, как швейцарский гвардеец, занял пост на верхней площадке.

13

Ларита.

Она была предуготована им. Они принесут певицу из Кьети-Скало в жертву Владыке Зла. На званом вечере Мантос отрубит ей голову Дюрандалем.

– Это тебе не монашки… Ты у меня посмотришь, Куртц, – ухмыльнулся Саверио и запрыгал по гостиной.

Что будет, когда узнают, что певица, продавшая десять миллионов дисков в Европе и Латинской Америке и певшая для папы на Рождество, обезглавлена Зверями Абаддона? Эта новость займет первые страницы газет всего мира. Событие планетарного масштаба, как когда-то смерть Джона Леннона и Дженис Джоплин…

Саверио усомнился. Дженис Джоплин тоже убили?

“Да какая разница!”

Сейчас имело значение, что после такого поступка его имя запомнят навсегда. Ему посвятят интернет-сайты, форумы и блоги. Его портрет будут носить на футболках тысячи подростков. И многие поколения сатанистов будут вдохновляться фигурой Мантоса и поклоняться его харизматичной и психотической личности, наравне с Чарли Мэнсоном.

Саверио взял айпод Серены с комода у входной двери. Он был уверен, что у жены среди mp3 есть записи певицы. Так оно и было. Он нажал на Play. Певица запела своим богатым мелодичным голосом про историю любви двух подростков.

“Какая гадость!”

Эта тварь умудрилась совместить вещи, которые он ненавидел больше всего на земле – любовь и подростков.

Из шкафчика с ликерами Мантос выудил бутылку “Ягермейстера” и сделал глоток.

Он был жутко горький.

14

На мраморной скамейке было неудобно. Фабрицио Чиба и Элис Тайлер переплелись телами, в то время как налетевшие порывы мистраля качали стволы бамбука. Одна рука писателя опиралась на бетонную ограду, другая стискивала грудь переводчицы. У нее же одна рука оказалась зажата за спиной, другая – просунута в штаны писателя. Ремень, как кровоостанавливающий жгут, затруднял циркуляцию крови в кисти, и единственное, что она могла делать онемевшими пальцами – это сжимать член. Фабрицио тяжело дышал ей в ухо, пытаясь высвободить из-под бюстгальтера грудь, но, не преуспев в этом, решил, что займется ее интимными местами.

Они не замечали управляющего директора, который справлял нужду в десятке метров от них, пока тот не вздохнул:

– Ах!! Наконец-то. Какое облегчение!

Парочка застыла, как два морских языка, и будь их воля, они, как Solea solea, поменяли бы цвет, чтобы слиться с окружающим пейзажем. Фабрицио прошептал Элис в ухо:

– Тихо, тут кто-то есть… Тихо, прошу тебя. Не дыши. – Они замерли, как два помпейских слепка. Руки так и остались лежать друг у друга на гениталиях.

Другой голос. Более отдаленный:

– Чиба сегодня хорошо себя показал.

“Сколько их там?”

Более близкий голос ответил:

– Да, надо сказать, в этих делах наш Чиба лучше всех!

– Это Джанни! Управляющий директор! – шепотом объяснил Элис писатель.

– Боже мой, боже мой, – застонала она. – Что, если они нас увидят?

– Тихо. Ничего не говори. – Фабрицио вытянул шею. Силуэт Джанни высился за кустом гортензии. Чиба снова пригнулся. – Он вышел по нужде! Нас он видеть не может. Сейчас он уйдет.

Но управляющий директор, страдавший простатитом, продолжал трясти своим инструментом, ожидая новой струи.

– Неплохо у него вышло с огнем! Бред, но выразительный, ничего не скажешь. Надо почаще звать его на такие мероприятия, он умеет покорять публику.

Фабрицио самодовольно улыбнулся и посмотрел на Элис, которая весело фыркнула. Чего еще он мог желать? Лапаешь экзотическую красотку-интеллектуалку и одновременно слушаешь дифирамбы, которые поет тебе босс твоего издательства.

Он коснулся ее клитора. Она вздрогнула и выдохнула ему в ухо:

– Тише… тииииишее… А то я не выдержу и закричу…

Член его превратился в железобетонный блок.

– Ну а если серьезно… Как там у Чибы с романом?

– Не могу понять… То немногое, что я прочел… – Пеннаккини умолк на полуслове. С ним такое часто случалось, словно ему отключали ток.

– Что, Пеннаккини? Как оно тебе?

– Мне кажется, ммм… несколько расплывчатым… Скорее… как сказать… неуклюжие наброски, нежели настоящее повествование…

Фабрицио, тем временем усиленно корпевший над ремнем, замер.

– Понял, фигня. Как его последняя книга… “Сон Нестора”. Мне совершенно не понравилась… И расходится так себе. От человека, продавшего полтора миллиона экземпляров, я, честно говоря, ожидал большего. И это несмотря на всю рекламу, которую мы ему оплатили. Ты видел полугодовые отчеты? Если бы не “Львиный ров”…

Элис мастерским движением наконец, пробралась к члену и начала его оглаживать.

– …Надо нам снова обсудить контракт на следующую книгу. Его агентша совсем чокнулась. Затребовала абсурдную цифру. Прежде чем подписывать, надо нам хорошенько подумать. Нас не может так обирать автор, который на поверку продается как Аделе Раффо, а она, между прочим, получает ровно вдвое меньше него.

Чиба подумал, что сейчас лишится чувств. Этот сукин сын сравнивает его с жирной монахиней, что пишет кулинарные книги! И что это за идея снова обсудить контракт? И потом, какое лицемерие! Разве Джанни не сказал ему, что “Сон Нестора” – нужная книга, роман зрелого автора?

Элис тем временем не слушала, она продолжала сосредоточенно массировать ему член точными движениями руки против часовой стрелки, но, к ее великому удивлению, усилия не приносили плодов, напротив: он буквально сдувался у нее в руках.

– Что происходит? Он идет сюда?

– Прошу тебя… Минутку. Помолчи минутку.

Элис услышала тревожную ноту в голосе Фабрицио, отпустила безжизненный отросток и прислушалась.

– …Все равно он никуда не денется! Куда ему идти? Ни одно издательство не согласится платить ему столько, сколько мы. Даже вполовину меньше. Кем он себя воображает? Гришэмом? Ко всему прочему я узнал, что его передачу еще не утвердили на будущий год. Если ее закроют, Чиба пойдет ко дну. Надо бы сбить ему спесь. Знаешь что, Акилле, на той неделе я хочу устроить совещание с Модикой и Малаго, там и решим, как действовать… Никакую новую книгу он не напишет. Чиба выдохся. – Секундная пауза. – А-ах!! Вот и все. С самого самолета терпел. – И послышался звук удаляющихся шагов.

Чиба повис в воздухе, неспособный реагировать, затем рухнул вниз, на грешную землю, вернее, на женщину, в вагину которой был погружен его средний палец. С которой он к тому же только что познакомился. И которая работает в той же сфере, что и он. Чужая. Потенциальная шпионка.

Он поднялся с багровым лицом и обезумевшим взглядом.

Она прикрыла грудь блузкой и состроила невразумительную мину.

“Сочувствует! Она мне сочувствует!” – догадался Фабрицио. Он вытащил палец и обтер его о пиджак. Какого черта он тут творил? Совсем свихнулся? Бросается на незнакомку, как распалившийся подросток, а издательство между тем строит козни против него.

“Я не дам себя в обиду”.

В мире лишь один человек мог помочь ему. Его агент. Маргерита Левин Гритти.

– Извини, мне надо идти! – рассеянно бросил он, убирая червяка в штаны и поспешно удаляясь.

Она озадаченно проводила его взглядом, а затем принялась застегивать блузку.