Текст книги "Красивый, богатый, свободный…"

Автор книги: Никки Логан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

– Наташа?

– Ты знал, кто она такая, когда приглашал меня сюда сегодня вечером?

Вина бурлила в каждой клеточке его тела. Эйден привел ее сюда, чтобы немного разрядить ситуацию. Но понятия не имел, что причинит такую боль. И в глубине души не верил, что его отец и Таш делают что-то плохое. Определенно не настолько, чтобы расстроить мать до такой степени.

– Это Наташа Синклер. Художница… – начал он.

Немедленно последовало насмешливое фырканье, которое непривычно было слышать от его благородной матери, оно превратилось почти в рыдание.

– Она, может быть, и Синклер, но она также Портер.

Глава 4

«Он знал вашу мать», – прорычал Эйден, заталкивая Таш в крошечную раздевалку: он захлопнул за собой дверь, скрываясь от чужих глаз и ушей, и запер ее.

Таш буквально отшатнулась от безобразного обвинения и отступила на несколько дюймов назад, под защиту дорогих пальто.

– Эйден, что?..

– У нас было пятнадцать минут, пока мы ждали такси, которое я вызвал, потому что мама была в истерике и не могла сама вести машину. Она поделилась со мной подробностями этой грязной истории. О романе вашей матери с моим отцом. Я никогда не пригласил бы ее, если бы знал.

– Она в порядке?

– Нет. И не стройте из себя любезную невинность. Ее сестра едет, чтобы побыть с ней дома и попытаться восполнить ущерб, который вы нанесли ей сегодня вечером.

– Я нанесла? Это же вы ее пригласили!

– Вы влезли в жизнь моей семьи. Ничего этого не произошло бы, если бы не вы.

– Это не то, что вы…

Но он не слушал. Конечно, не слушал. Он ведь Мур.

– В моей семье она известна как Портер, – вывалил он. – Почему?

Снова мужское превосходство. Таш распрямилась и обрела до определенной степени почву под ногами.

– В вашей семье она была изгоем, и вы многое сделали, чтобы ее жизнь стала невыносимой! – прошипела она. – Портер ее девичья фамилия. Именно под этой фамилией ее знали в универси тете.

– В университете? Но это же было сто лет назад!

– Вот так они и познакомились. Они с одного курса. Моя мать и ваша. Они были подругами.

– Подругами? – Эта новость застала его врасплох. – Думаю, тогда мне не следует удивляться вашему поведению, вы ведь происходите из такого коварного семейства.

Таш шагнула к нему.

– Ваш отец тоже обманщик.

– О-о, его ожидает совсем другой разговор, не беспокойтесь. Сейчас речь о вас.

– Почему? Мне было семь лет, когда у них…

Таш не могла заставить себя произнести это слово. Роман. Кроме того, разве можно назвать этим словом то, что длилось всего один уик-энд? Хотя в глубине души она знала, их любовная связь продолжалась несколько десятилетий, независимо от того, что они были вместе всего один раз.

Эйден поедал ее взглядом.

– Виновна по определению. Зачем вы в нашей жизни сейчас? Почему вдруг возникли?

– Потому что она умерла, Эйден. И умерла, по-прежнему любя вашего отца. – Она проглотила слезы. – Я просто хотела узнать человека, которому принадлежало ее сердце все эти годы.

Эйден старался переварить эту новость.

– Зачем ворошить старое?

– Я ничего не ворошу. Только хотела встретиться с ним, поговорить. Попытаться довести это дело до конца для них обоих. Это вы подняли вопрос о заказе и втащили меня в вашу жизнь. Это вы привели сюда свою мать сегодня вечером и обнажили то, что десятилетиями скрывалось.

– У вас такой вид, словно вы ее недолюбливаете.

– А почему я должна любить женщину, которая помогла сделать жизнь моей матери несчастной? Почему должна любить всех вас? Вы, Муры, при любом удобном случае чернили имя Портеров. Ее практически изгнали из общества из-за вас.

Эйден окинул ее сверху вниз горящим взглядом.

– Избавьте меня от упреков. Я был такого же возраста, как и вы.

– Правильно. Поэтому никто из нас не в ответе, нам остается собирать осколки.

Эйден смотрел так, будто хотел возразить, но логику ее доводов было трудно опровергнуть. Преодолев напряжение, он все же задал вопрос:

– Вы хотели просто познакомиться с ним?

– Мне это было необходимо. Ее дневники посвящены ему. Я хотела дать им обоим возможность поставить точку.

– Вот почему он так одержим вами?

– Разве не достаточно того, что вы думали, будто я бегаю за ним, и мы на самом деле вместе? Я лишь тень его одержимости.

– Вы говорите о моем отце, Таш.

– Знаю. И сожалею. Это сказывается и на моей семье тоже, но не меняет сути. Они любили друг друга и не могли быть вместе.

– Вместе, чтобы попасться.

Таш должна помнить, что эту новость Эйден узнал всего несколько минут назад. У нее было гораздо больше времени, чтобы смириться со всей этой печальной неразберихой.

– Они не попались. Ваш отец во всем признался.

– Что вы имеете в виду?

– Один раз они поддались порыву. Он пожалел, что предал обещание, данное вашей матери. Поэтому рассказал ей о своем поступке и больше никогда не виделся с моей мамой.

Хотя он предавал Лору Мур всю жизнь, тайно любя другую. И предавал себя, не поддаваясь любви. Бедный Натаниэль. Бедная Лора. Бедная мать Таш. Ни одного счастливого человека в этой истории.

– Она рассказала вашему отцу?

Таш опустила глаза:

– Нет. Он узнал от общих друзей.

– Недостаток характера – семейная черта.

Таш сильно ткнула его в грудь.

– Вы можете оттачивать свою язвительность на мне, но не смейте ставить под удар женщину, которая не может защитить ни себя, ни свои поступки.

Эйден не ответил, его глаза потемнели и загорелись. Ее удар даже не сдвинул его с места.

– Должно быть, она была та еще штучка, ваша мама, – выдохнул он. – Внушить такую страсть своему ребенку. Вдохновить моего отца на такую подлость.

– Она была удивительной женщиной. А для танго нужны двое.

Его рука двинулась вверх, намереваясь поправить выбившуюся прядь ее волос. Перед ее глазами возникла картинка, как они с Эйденом танцуют танго. Соски мгновенно напряглись.

– Вы верите этому.

– Да, – выдохнула она. – Мне жаль, что это причинило боль вашей семье, но я не жалею, что у моей матери был единственный божественный уикэнд.

– Она так сильно его любила?

– Она жила ради него.

До того дня, когда просто не смогла больше жить, даже ради него.

Эйден опустил голову и закрыл глаза. Таш подумала, что его мир рухнул.

– Вы хотите отменить заказ? – спросила она после молчания, которое показалось ей вечным.

– Нет. У нас контракт. Кроме того, следующий шаг – мой отец. Ему решать. Если он попросит вас уйти, вы уйдете?

– Если он меня попросит. Да.

Но он не попросит. Воспоминания о ее матери слишком сильны.

Хотя если, оставшись, она причинит ему боль, то, конечно, уйдет, независимо от его желания.

– Вы парадоксальны, – пробормотал Эйден, опершись на старую стойку. Манжеты его дорогого костюма задрались, когда он скрестил руки на груди. – Жарден назвал вас коварной.

– Кайл – подлый пьяница.

– Но он не ошибся.

Ее сердце упало. В самом деле? И он тоже? Почему-то Таш ожидала лучшего от сына мужчины, которого любила ее мать. Это, вероятно, глупо.

– Есть в вас что-то… – продолжал Эйден. – Трудно уловить.

Он очертил пальцем вырез ее платья. У нее сразу перехватило в горле, что-то вздымалось и раздувалось, как шар тепла, в груди. Связь. Готовая обжечь.

– Две минуты назад вы были рассержены.

– Я и сейчас сердит. Только не на вас.

– И две минуты назад ты думал, что я сплю с твоим отцом.

Эйден подвинулся ближе.

– Но ты не спишь. И облегчение по этому поводу волнует.

– Почему облегчение? – Таш не посмела спросить, почему волнует.

– Потому что теперь это могу сделать я.

Тепло пальто, висящих у нее за спиной, было ничто по сравнению с жаром, исходящим от Эйдена, когда он набросился на нее, овладев ее губами с такой уверенностью, что у нее перехватило дыхание. Будто он точно знал, как хорошо они подходят друг другу и каким будет ответ. И как вяло она будет сопротивляться. Он крепко держал ее в объятиях. Каждый страстный пылкий взгляд, которым он одаривал ее, вел к этому моменту. Таш почувствовала это еще в кафе, когда Эйден впервые прошел мимо ее столика.

Таш хотела отреагировать на его настойчивость и явную сокрушительную мужественность, но что-то подсказывало: стоит уступить хоть немного, и она пропала. Эйден Мур знает, что хочет. Он будто почувствовал легкую отстраненность Таш, его пальцы, подкравшись, зарылись в ее волосах, нежно сжали в кулаках густые локоны и потянули. Ее шея обнажилась для разрушительного воздействия его губ. Властное прикосновение заставило кровь бежать еще быстрее. Каждая ее частичка отвечала на его магнетическое притяжение. Было бы так просто обнять его шею и держать, пока он не зацелует ее до полусмерти. Она позволила приподнять ее на деревянную стойку и обхватила ногами его пояс ницу.

– Как ты объяснишь это своей матери, не слишком ли жестко? – выдохнула Таш между поцелуями. Если бы она могла мыслить яснее, возможно, также подумала и о том, как его отец воспримет эту новость.

– Я, как правило, не спрашиваю у нее разрешения, чтобы с кем-либо переспать.

– Ты решил, что я буду спать с тобой, – выдохнула Таш.

– О, ты будешь. – Он прикусил губу. – Кроме того, ты никогда не будешь приходить на семейные ужины или что-то в этом роде.

Эйден имел в виду ситуацию, сложившуюся в их семье. Таш понимала это. Суровая реальность выхватила ее из чувственного тумана, отбирающего силы. Она пообещала себе, что больше никогда не допустит такого к себе отношения. Эйден приподнял веки, явив совершенно остекленевшие глаза.

– Что?

Таш подняла руки и прижала их к его груди с такой же решимостью, как он целовал ее, вдохнув драгоценного воздуха, проникшего между ними. Немного, но достаточно.

– Мы не можем этого делать.

– Ты имеешь в виду, не здесь?

– Я имею в виду вообще.

– Но ты же не спишь с моим отцом.

Как будто это единственное, что стояло между ними.

– Я сейчас работаю на вас.

– И что?

– Это абсолютно неуместно.

Такая мысль явно не приходила ему в голову.

– И слишком грязно.

Он притянул ее к себе. Улыбнулся как Чеширский кот.

– Я и рассчитывал на то, что это будет грязно.

– Эйден, остановись.

Таш оттолкнула его, он же отстранился всего на дюйм. Но все-таки остановился. Именно тогда, когда это было важно.

– Ты серьезно?

– Конечно, серьезно. Ты думал, я просто разыгрываю недотрогу?

Эйден наморщил лоб.

– Ну да. Что, слишком публично?

Действительно, риск, что кто-то постучит в дверь, способствовал еще большему напряжению, чем было бы при других обстоятельствах. Но не это останавливало Таш.

– Нет, слишком близко. Мы с тобой едва ли придем к соглашению. Плюс я едва тебя знаю.

– Ты знаешь мою семью. Знаешь, где я работаю, что люблю на обед и как пью бурбон. И ты знаешь, что происходит, когда наши феромоны начинают смешиваться. Что еще?

Вероятно, именно так обстоит в его мире, где отношения исчисляются днями.

– Мы никому не скажем. Будем встречаться тайно. Тогда проблем не будет.

Таш уставилась на него. Боже, он умен, красив и совершенно наивен!

– В том-то и проблема. Ее просто не видно.

И нечестно. И дешево. А она покончила с дешевыми чувствами. Его шипение точно отражало выражение лица.

– Ты не привык к отказам, не так ли?

Его смех прозвучал издевкой.

– Я не запла́чу, если ты об этом. И не стану умолять.

– Представить не могу, как бы это выглядело.

Эйден молча уставился на нее. Поправил галстук.

– Ты кажешься одним из тех, кто хочет меня только потому, что не может иметь. – Таш старалась держать дыхание под контролем.

– Это правда?

– Правда.

Его глаза сузились, он свирепо посмотрел на нее, не успев в полной мере запугать. Как ни странно, она поняла, что все здесь в ее власти. Господи, как же он должен ненавидеть! Она наконец нарушила молчание.

– Итак, что теперь?

– Ты выйдешь отсюда первой, я через некоторое время после тебя.

Таш рассмеялась:

– Вдруг забеспокоился о моей репутации?

Эйден улыбнулся и широко распахнул дверь. Достаточно широко, чтобы выйти, но не слишком, и ей пришлось прижаться к нему. Она сделала это с величайшей осторожностью. Но когда протискивалась между ним и дверью, его губы на мгновение коснулись ее уха, теплое дыхание вызвало бунт нервных окончаний.

– Не о твоей, Таш.

Эйден смотрел, как Таш уверенно вышла из тесной раздевалки, и понимал: она притворяется. Она, как и он, потрясена. Интересно, чем? Его или своими действиями?

Видит Бог, в семействе Мур, если ты усердно игнорируешь что-то, оно просто перестает существовать. Статус-кво в конце концов возвращается, и нет необходимости сдирать кожу с эмоциональной раны. Надо переждать.

Эйден только один раз до этого видел мать в таком же состоянии, как сегодня вечером. Точнее, не видел, только слышал через систему вентиляции, как она рыдала в винном погребе, когда он сидел рядом со своей детской кроваткой, обхватив руками коленки и прижав ухо к вентиляционному отверстию. Это было двадцать с лишним лет назад. Поэтому он не знал, что делать сегодня вечером, видя, как мать, которую он обожал, разваливается у него на глазах. Разве что послать ее к чертям и разъяриться. И искать выход. Непогрешимая логика Таш лишила выхода, который он планировал, пришлось менять тактику. Поцеловать Таш – лучшая идея, как ни крути. Воспламенить кровь, подчинить своей воле. Некое интенсивное удовлетворение, селективная анестезия. Правда, невозможно ощущать боль и желание одновременно.

От этого темно-шоколадные глаза Таш сначала загорелись сопротивлением, затем растаяли от страсти. Ему импонировала ее капитуляция, интригующая смесь покорности и ожидания. До тех пор пока она не начала бить противника его же оружием.

– Сынок!

Эйден отвернулся от отца и направился к бару.

– Позже, папа.

– Нам нужно поговорить.

Нет, в действительности не нужно. Лучше надолго отдалиться друг от друга, чтобы раны стали затягиваться.

– Позже.

Отец замедлил шаг, остановился, Эйден почувствовал, как его взгляд прожигает дыру у него в спине, пока он заказывал самую большую порцию бурбона. Тоже неплохая селективная анестезия. Эйден отпил и повернулся лицом к отцу, но тот исчез в толпе. Тогда он просканировал зал в поисках кого-то другого. Россыпи светлых волос. Нашел. Таш превосходно справлялась с задачей игнорировать его, хотя, скорее всего, точно знала, где он находится. Она улыбалась, разговаривая с гостями праздника, склонными к полемике, но даже через зал Эйден видел: ее улыбка лишь видимость. Это доставляло ему удовольствие. Вот ведь каков негодяй, знает же, что в ответе за эту хрупкую улыбку! Не исключена, конечно, изощренная месть за то, что он, отвлекая ее от отца с помощью поддельного интереса, сам попался на удочку.

Глава 5

Таш отвела глаза от футбольного поля за окном и снова сосредоточилась на Натаниэле.

– Значит, вы никогда ему не рассказывали?

Натаниэль резко одернул полы пиджака, взглядом скользнув по многолюдной корпоративной ложе к Эйдену, беседующему за столом с двумя мужчинами.

– Как я мог? Он мой сын.

Таш понизила голос, хотя и знала, что Эйден не услышит их в шумном помещении по другую сторону стекла.

– Но он все равно узнал?

– Эйден был таким тихим ребенком, потому люди говорили больше, чем следовало, в его присутствии.

Тихим? Эйден? Не такой образ складывался в ее воображении.

– А каким еще он был?

Натаниэль прищурил глаза при ее вопросе, но затем выражение лица смягчилось, он предался воспоминаниям тридцатилетней давности, глядя поверх ее плеча.

– Он был потрясающим мальчиком. Вдумчивым и внимательным к другим. Любил учиться. Был сосредоточен, глубоко во все вникал уже тогда.

Вдумчивым и внимательным?

– И что же с ним произошло?

Лишь только эти слова сорвались с губ, Таш поняла, насколько они бессердечны.

– Не стоит его недооценивать, Таш. Эйден эмоционален, у него очень тонкое ощущение добра и зла. Иногда эти чувства вступают в конфликт.

– Это распространяется и на его отца?

Натаниэль опустил глаза.

– Я знаю, вы остановились в гостинице. Избегаете офиса?

Неужели и он туда же? Натаниэль решительно покачал головой.

– Он вырос с этими сплетнями в отсутствие фактов.

Видите, это должен был сделать любой отец. Защитить своего ребенка от всего. Даже от намека на критику. Так и должно быть.

У Таш с Эриком Синклером так не сложилось, а хотелось.

– Вы когда-нибудь задумывались о том, чтобы рассказать ему, как только он станет взрослым?

– Его хорошее мнение для меня слишком много значит.

– Вы должны были понимать, что он смог бы все выяснить самостоятельно. И ваша жена тоже. Если не на прошлой неделе, то в любое другое время.

Натаниэль кивнул:

– Понимал. Думал, смогу отложить это, проконтролировать. – Он смотрел куда-то через ее плечо. – Довести дело до конца.

Его стон утонул в одобрительных возгласах блестящего момента игры на поле. Таш скорее увидела это по тому, как ссутулились его плечи, чем услышала.

– Я хотел, чтобы это открылось. Хотел разоблачения. – Натаниэль поднял глаза. – Когда я отказался от твоей матери, во мне что-то сломалось. Но теперь все в прошлом. Наконец-то я могу признаться, что она была в моей жизни.

Тридцать лет держать это в себе.

Натаниэль поднял глаза, полные печали.

– Я использовал тебя, Таш. Но не хотел делать вам больно. Мне так жаль.

– Вы не причинили мне никакой боли.

В отличие от вашего сына.

– Жаль, что это повлияло на ваш брак.

Натаниэль тяжело вздохнул:

– С этим разбираться нам с Лорой. Мой брак разваливался на протяжении очень долгого времени. Дважды у меня не хватило духа. Может быть, я наконец повзрослел.

Таш едва не пропустила эти слова – так небрежно он их произнес. Но дневники ее матери свидетельствуют о том, что они никогда больше не виделись после того одного раза два десятилетия назад.

– Дважды? – рискнула уточнить она.

Натаниэль улыбнулся и похлопал ее по руке.

– Нет, я сдержал слово, данное Лоре. Я не видел твою мать с тех пор, как ты была ребенком. Я имел в виду прежде. В университете.

Таш нахмурилась:

– Не понимаю.

Натаниэль был смущен не меньше ее.

– Мы с твоей матерью были парой до того, как я переспал с Лорой.

– Что? – Таш выпрямилась. – Почему этого не было в ее дневниках?

Натаниэль взвешивал слова, словно передумывал все заново.

– Наверное, из-за твоего отца. Он был мелочным и ревнивым человеком. Одно мое имя бесило его. Может быть, она боялась, что он прочтет ее днев ники?

Да. Он, безусловно, был способен на это. И выместить свой гнев на матери тоже.

– Но потом вы были вместе, она писала об этом.

Если бы не писала, Таш бы не знала.

– Она оставила его к тому времени. Я помню, как она однажды сказала, что оставляет пустые страницы в дневнике, где будет писать обо мне.

– Значит, она вернулась и вписала все это?

– Я полагаю, так. Как только оказалась в безопасности.

В безопасности. Итак, он знал.

От волнения у Таш сжался желудок. Она хотела спросить, но знала, что это будет обвинением.

– Как вы могли оставить ее с ним? – прошептала она. – Зная, каким жестоким он был?

Натаниэль побледнел.

– Я начал действовать, как только узнал наверняка. Но Адель не позволила мне разоблачить себя. Максимум, что я мог сделать, – дать ей денег, чтобы вы обе оказались подальше от него. И устроил так, чтобы переключить его внимание.

Таш обдумывала его неловкое выражение. Он старательно избегал ее взгляда.

– Переключить внимание?

Натаниэль тяжело вздохнул:

– Я сделал так, чтобы Эрик узнал о нас, и таким образом заставил его действовать немедленно. Твоя мать не знала об этом.

Случайная оговорка сестры матери вдруг обрела больше смысла. Совсем не случайная. Ее отец не любил тетю Карен и поэтому купился на явное предательство. И упивался им.

– Но тогда вас разоблачили…

Его взгляд был таким искренним. Таким решительным.

– Я не заботился о своей репутации. Просто хотел, чтобы она была в безопасности. И ты тоже.

И может быть, он просто хотел довести дело до конца даже два десятилетия спустя. Поэтому придумал способ переключить внимание Эрика и профинансировал побег матери в коттедж. Знала ли об этом Лора?

– Что же тогда произошло в университете? Почему вы не остались вместе?

Если любовь была такой сильной.

Натаниэль пожал плечами:

– Был зачат Эйден.

Таш была не настолько быстра, чтобы сгладить вздох изумления от шока.

– Вы спали с Лорой, когда встречались с моей матерью?

– Нет!

Ярость его отрицания потрясла ее. Учитывая, что она исходила от мужчины, который изменял жене.

– Спустя три недели, как мы расстались из-за какой-то глупости, но в то время я… – Натаниэль покраснел. – Я был мальчишкой, думал, что знаю все обо всем, и переспал с Лорой для самоутверждения.

О-о боже.

– И она забеременела.

– Да.

Это судьба.

– Когда вы узнали об этом?

– Около месяца спустя, после того как мы с твоей матерью снова сошлись.

– И вы остались с Лорой?

Натаниэль распрямил спину.

– Она забеременела от меня. Это было в восьмидесятых.

Точно, но не в пятидесятых же годах!

Натаниэль Мур в некоторых отношениях был человеком старой закалки. И может быть, его понятие о чести было таким же искаженным, как у его сына.

– А мама?

– Опустошена.

Как и ты.

– Не думаю, что она связалась бы с Эриком, если бы я не ранил ее так сильно.

– Вы вините себя.

– Каждый день на протяжении тридцати лет.

– Но вы не вините Эйдена?

Откуда это взялось? И почему меня волнуют отношения между этими двумя мужчинами?

Натаниэль внимательно посмотрел на нее:

– Надеюсь, тебя не занимает мысль, что вы с Эйденом подходите друг другу.

Подлый удар пришелся ниже пояса. Она не ожидала от этого человека такого отношения, разочарование ужалило остро.

– Я недостаточно хороша для наследника Муров, Натаниэль?

Его взгляд стал непреклонным.

– Тебе лучше знать. Он был бы счастлив найти женщину такую же талантливую, умную и хорошую, как ты.

Предательство обожгло обидой. За Эйдена.

– Он же ваш сын.

– Верно, сын. И поэтому я в лучшем положении. Подозреваю, он плохо подходит для женщины столь же мягкой, как ты. Я думаю, ты можешь найти лучше, – настаивал он.

Неловкость впервые повисла в воздухе.

– Ну, вам нечего беспокоиться. У нас отношения совсем иного рода.

– Обещай мне, что не будешь с ним связываться. В память о твоей матери.

Образы пьянящих поцелуев среди роскошных пальто пронеслись в ее памяти.

– Обещаю, что никогда не соглашусь на меньшее, чем, по-моему, заслуживаю. Как вам это?

Не слишком хорошо, судя по тени, пробежавшей по его лицу.

– Таш…

– Извините, что перебиваю, – раздался позади равнодушный голос. – Ричард надеялся на несколько минут твоего внимания сегодня.

Натаниэль выпрямился, будто его застали с Адель, а не с ее дочерью. Таш воспользовалась моментом, чтобы подняться и оправиться от смущения. Натаниэль предупредил ее держаться подальше от его сына. Неужели Эйден действительно так испорчен?

Он извинился и тихо закрыл стеклянную дверь. Мужчины избегали смотреть в глаза друг другу. Эйден смотрел в окно невидящим взглядом, потом повернулся и пристально посмотрел на отца. Наблюдать, как двое мужчин, любящие отец и сын, обходят друг друга стороной, было ужасно.

– Как дела? – рискнула спросить Таш после напряженного молчания.

В ответ Эйден только кивнул, но, по крайней мере, кивнул в ее сторону.

– А как идет работа над заказом?

– Очень хорошо. Обретает форму, это будет нечто.

Дальше молчание. Отлично.

Но прежде чем она сумела нарушить его, Эйден повернулся и обратился к ней впервые за несколько дней:

– Знаешь, тебе не надо изображать заинтересованность, чтобы провести время с ним. Он никуда не денется теперь, когда нашел тебя.

Таш вздохнула, обнаружив, что они по-прежнему нисколько не ближе к перемирию, чем раньше.

– Я ничего не изображаю.

– Ты не выглядишь фанатом австралийского футбола.

– Это моя команда. Я обычно приходила сюда с мамой. Люблю футбол.

– Угу!

– В это трудно поверить?

– Ты скорее принадлежишь к территории женских сплетен, чем к территории фанатов. Постоянно смеешься над его шутками. А еще говоришь мне, что тут нет никакого подхалимства?

Таш нахмурилась. Что происходит?

– У нас одинаковое чувство юмора.

– Ты даже переняла кое-какие его манеры.

– Какие манеры?

– Ну, скажем, приподнимаешь бровь, когда сомневаешься. О-о, или громко выкрикиваешь: «Я и полмира!» Играешь под него.

Таш сжала пальцы с той стороны, где Эйден не мог их видеть.

– Не играю. У нас просто есть нечто общее.

– Тщательно продуманное.

– Зачем мне это делать?

– Чтобы привлечь его. Вскружить голову.

Таш небрежно отнеслась к оскорблению, уже успела привыкнуть.

– С какой целью? Ты же сказал, он никуда не денется.

– Ну, не знаю. Может быть, просто чтобы завоевать себе место в его жизни?

Или, пожалуй, занять место Эйдена. Нечто вроде потрясения в его взгляде поразило ее. След отчаяния. Для человека, который провел множество переговоров и заключил немало крупных сделок, это странно. Таш встала и перешла на его сторону у окна.

– Эйден, послушай…

Он повернул к ней мрачное лицо.

– Я понимаю, насколько все плохо между твоим отцом и тобой, знаю, как ты должен себя чувствовать.

– Ах, ты знаешь? Неужели?

Да, она знала. Как женщина, которая все детство пыталась быть достаточно хорошей, чтобы угодить отцу.

Таш попробовала снова:

– Уверена, легче перенаправить гнев на меня.

– Ты не думаешь, что заслужила мое недовольство?

– Мы оба были детьми тогда.

– Я говорю не про тогда. Я говорю про сейчас.

– Что я делаю, отчего ты так злишься?

– Ты с ним флиртуешь.

Серьезно? Опять?

– Я не…

– Я не скажу, что это нечто сексуальное, но ты все время находишься рядом, держа его на крючке.

– Я?

– Как он может разобраться с моей матерью, если ты всегда рядом, напоминая ему о своей?

Краска залила его лицо, у Таш сжалось сердце, она понизила голос:

– Ты хочешь, чтобы они выяснили отношения?

Эйден угрожающе шагнул к ней и тоже понизил голос:

– Я хочу навещать мать и не находить ее с макияжем толщиной в дюйм на явно отекших от слез глазах. Я хочу, чтобы внимание моего отца вернулось к нашей компании и он не зацикливался на прошлом, когда срываются важные сделки. Я хочу, чтобы он прекратил искать оправдания по каждому пустячному поводу приглашать ее тень.

Больно быть тенью своей матери в глазах Эйдена.

– Думаю, ты предпочел бы, чтобы у нас с твоим отцом была интрижка.

– Предпочел бы, клянусь. По крайней мере, это было бы только физической стороной.

Таш выпрямилась.

– Интересно, почему?

– Только потому, кем вы оба являетесь: генеральный директор и ремесленник. По крайней мере, тогда не было бы никакой эмоциональной угрозы.

Эйден сказал «ремесленник», как если бы имел в виду «куртизанка».

– Ты не думаешь, что генеральный директор и стеклодув могут сойтись?

Его смех звучал хрипло.

– А ты?

Таш пожала плечами:

– Почему бы и нет. Ты определенно заинтересован.

И вдруг она поняла, что они говорят совсем не о Натаниэле, а о божественных моментах в раздевалке. Когда ничто, кроме влечения, возникшего между ними, не имело значения.

– Я говорю не о краткосрочной перспективе. – Эйден поедал ее взглядом. – Это вполне возможно. Я говорю о чем-то более постоянном.

Эйден сказал «эмоциональная угроза». Будто долгосрочные отношения были явной опасностью для него.

Таш подбирала слова.

– Хочешь сказать, я недостойна большего?

– Вовсе нет. Ты красивая женщина, исключительно талантливая. Ты достойна большего, чем когда-либо имела. Но мы из разных миров.

Благодарю вас, мистер Дарси.

– Я вполне способна жить в вашем мире и делала это в течение года.

– Жарден – мелкая рыбешка по сравнению с акулами, с которыми плаваю я. Ты не протянешь и недели, – продолжал он.

– Неужели?

– Весьма вероятно.

– Докажи.

– Я не должен доказывать. Я просто знаю.

– Давай, Мур, подкрепи слова поступком.

– Хочешь поспорить?

Почему бы и нет?

– Да.

– О том, выживешь ты или нет в моем мире?

– Да. У тебя довольно непривлекательное представление о жизни, и, я думаю, ты не прав.

Неожиданно доказать его неправоту показалось ей жизненно важным. Как ради него, так и ради себя.

– Это смешно.

– Ты не хочешь изъять меня из обращения? – спросила Таш с вызовом, Эйден сощурился. – Я не смогу отвлекать твоего отца, если буду все время находиться с тобой, не так ли? Разве не этого ты хочешь? Дать ему возможность переориентироваться на жену.

Ее слова впитывались в его мозг, пока она внимательно изучала его. Именно этого он хотел. Что могло бы объяснить, почему он сказал «да». Но почему же она сама предложила это? Эйден прислонился бедром к балюстраде и небрежно скрестил ноги.

– Что ты предлагаешь?

– Не то, что ты думаешь. – Таш закрыла тему быстро и изящно. – Позволь мне доказать, что статус не влияет на то, смогут ли два человека ужиться.

– Ужиться? Это то, о чем мы говорим?

– При одном условии.

– Одно условие – это ваше состояние.

– Ты отплатишь мне той же любезностью.

Голубые глаза сузились.

– Как?

– Сходишь со мной кое-куда.

– И куда это?

– Я не знаю. Еще не думала об этом. В мои места.

– И что именно это докажет?

– Что ты порядочный парень. И отношения работают с обеих сторон.

Эйден наклонился к ней и прошептал: «И почему это так важно?»

Столь же важно, как доказать, что она соответствует обществу красивых людей. Ей отчаянно захотелось взглянуть на того Эйдена, каким видел его отец. Эйдена в юности. Если он еще существует. Его лицо осветила понимающая улыбка.

– Если, прячась в просмотровой комнате, ты справляешься с представителями высшего света, у нас не слишком хороший старт.

– Прости, я думала, что приглашена посмотреть футбол. – Таш отбросила волосы назад и выпрямилась, кипя возмущением. – Тогда пусть начнется игра!

С этими словами она направилась к двери, широко ее открыла и шагнула внутрь с сияющей улыбкой на лице.

– Джентльмены.

Требовался особый талант, чтобы отвлечь группу привилегированных руководителей от бесплатного бара и шведского стола, но Эйден получал особое удовольствие, наблюдая, как это делает Таш. Она творила чудеса на церемонии в свою честь, но тут совсем иная среда. Корпоративная ложа компании Муров, хваленый рай неумеренности и потакания слабостям. То, что происходит в корпоративной ложе, там и остается. Женщина, подобная Таш, весьма вероятно, найдет у себя в декольте бумажку в пятьдесят долларов. Но нет, она заставила их есть у нее из рук. Они не озвучивали предположения и не вели себя в соответствии с ними. Они относились к ней уважительно. Такое бывает нечасто. Хотя многое в бизнесе, безусловно, делается здесь.

– А ты будешь смотреть?

Румянец на ее щеках пылал, когда она шла к нему. Невероятно привлекательная.

– Похоже, ты сама справляешься. – Эйден гнал мысли о том, как он мог бы заставить ее покраснеть. Это подразумевало выгнать отсюда всех пинками и прижать Таш к большой стеклянной стене.

Эйден прочистил горло.

– О чем ты говорила с ними?

– О матче. Инсталляции. Стеклодувных работах.

– Что произойдет, когда ты исчерпаешь все темы?

– Сделаю вид, что мне интересен их бизнес.

У него вырвался смешок.