Текст книги "Война с готами. Жизнь Константина Германика, трибуна Галльского легиона"

Автор книги: Никита Василенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Никита Василенко
Война с готами. Жизнь Константина Германика, трибуна Галльского легиона

Посвящается моим сыновьям: Тарасу и Гавриилу, дочери Ксении. Каждый из них причастен к роману. От идеи – до вдохновения. От исторической консультации – до зримой реализации замысла.

Без вас отец бы не справился

Предисловие

События, сообщества, нравы, а особенно время, описанное в романе Никиты Василенко, до этого в мировой художественной литературе подробно не освещались. В принципе.

Действие романа происходит в IV веке преимущественно на территории современной Украины во время войны прославянских племен с готами и жесточайшего поражения от готских армий войск Восточной Римской империи при Адрианополе. Это, в свою очередь, стало одной из причин Великого переселения народов, открыв путь ордам гуннов в Европу.

Готы, гунны, сарматы, римляне, анты, лютичи, даки – все перемешалось в бурлящем котле истории. Читатель имеет уникальную возможность погрузиться не только в иную историческую эпоху, но даже в иной гидрологический период. В IV столетии уровень вод в этой части земли был гораздо выше, минимум на несколько метров. Реки, которые сейчас досужие туристы переходят по щиколотку в воде, были настолько полноводны, что, по свидетельству хронистов, на Мертвоводе произошло столкновение двух речных эскадр: готской и антской. В степях бродили туры, в небесах парили орлы. Природа буйно одаряла человеческий род злаками и вином, стадами и щедрым уловом.

Люди разумные тем временем, и об этом рассказывает автор в своем романе, продолжали целенаправленно уничтожать себе подобных. Произведение начинается подготовкой к войне и кровопролитием заканчивается. В прологе римский император Флавий Юлий Валент посылает с особым заданием своего молодого офицера (впрочем, уже ветерана Персидской кампании) в военную ставку рекса готов Германариха, находившуюся предположительно в районе острова Хортица, чтобы разведать о военных планах короля.

Да-да, того самого Германариха, по свидетельству Иордана, автора «Истории готов», дожившего до ста двух лет и скончавшегося от раны, полученной в бою с гуннами. В славянской мифологии Германарих – Кащей Бессмертный, наследник которого, христианский король Винитарий, распял антского князя Божа вместе с семидесятью сыновьями и родственниками.

Автор романа, следуя классической традиции, опирается прежде всего на хроники, археологические источники, документы эпохи. Об Иордане мы уже упоминали. Настольной книгой романиста стал исторический труд незабвенного Аммиана Марцеллина – древнеримского историка и одновременно видного администратора и военачальника того времени, непосредственного участника битвы при Адрианополе, похоронившей античную цивилизацию и ставшей началом эпохи «темных веков», раннего Средневековья.

Несколько слов о противниках Империи, которые создали мощное, но не менее агрессивное государственное образование.

Готы обосновались южнее протославян, сформировав в начале IV столетия собственную державу. Во времена правления Германариха (350–375 гг.) она простиралась от берегов Дуная до современной Кубани. Столица – Данпарштадт, или, согласно скандинавским сагам, «город над Днепром». Готы приняли христианство, что способствовало консолидации общества, укреплению государственной власти. Праславянская аристократия, попав в орбиту их политических интересов, активно участвует в совместных походах на причерноморские города, опустошая целые провинции Восточной Римской империи, доходя до столицы – Константинополя. От готов анты перенимают новые воинские навыки, ценности более развитого готского сообщества. Такие слова, как «князь», «щит», «полк», «шолом» – пришли к нам от готов.

В экспедиции главного героя романа, римского трибуна Константина Германика, принимают участие представители многих народов и народностей Ойкумены. За каждым из них – целая история. О своих одиссеях герои романа рассказывают на привалах, вспоминают в передышках между схватками и стычками.

А боевых эпизодов в романе – предостаточно. От столкновений с речными пиратами до осады крепости на Юрьевой горе. Следует отдать должное автору: он досконально описывает как технику построения воинского строя, так и тактику вождения боевых судов. Недаром роман консультировали более трех десятков специалистов десяти стран мира: от Германии до России, от Израиля до Британии: этнографы, историки, реконструкторы оружия, археологи, гидрографы, лингвисты, судостроители и ювелиры.

Ну и, разумеется, большое значение в романе уделено антам лесостепной зоны, которых историк М. С. Грушевский считал «предками нашего народа» и которые, безусловно, впитали в себе сарматские обычаи степняков, элементы их быта и культуры. Сарматы-кочевники практически непрерывно сопровождают главных героев похода.

Сама экспедиция, сюжет собственно, проходит или, вернее, «протекает» водным путем: Южным Бугом, Синюхой, Тикичем, Гнилым Тикичем, Шполкой. Далее – через тщательно описанный автором переход из бассейна одного водоема в другой: по притоку Тясмина, Тясмин, Черную речку в Домну, когда-то полноводный залив Днепра (ныне – Ирдынские болота) – в Днепр. Реконструкция водного маршрута выполнена согласно научным разработкам ныне покойного Ю. В. Павленко – доктора философских и кандидата исторических наук, лауреата премии имени М. И. Туган-Барановского, а также – с учетом личного опыта сплава по рекам Украины автора предисловия.

Кульминацией первой части романа стала оборона крепости на Юрьевой горе, возле современного города Смила, где заблокированный отряд Константина Германика отбивается от готов и сарматов, ожидая помощи от антского князя Божа.

Пронзительно светлая и одновременно чувственная любовная линия облагораживает суровое повествование, а элемент мистики в виде фатальной предрешенности судеб избранных героев придает повествованию незабываемый колорит. Запоминаются не только характеры, но даже речь персонажей: автор порой вкладывает в их уста аутентичные пословицы, поговорки на разных языках. Естественно, что читателем вполне логично воспринимается ассоциативный ряд, параллели, цитаты и стихи античных поэтов и прозаиков, вплетаемые в структуру романа.

Искренне завидую молодым и зрелым, стремящимся к знаниям и познавшим жизненный опыт – читателям, которым предстоит на страницах этой книги встретиться с римским трибуном Константином Германиком, пылкой готской принцессой Ульрикой, епископом Вульфилой, дакийским кузнецом Дурасом, Лютом-Василиусом – пиратом с озера Нобель, стрелком Калебом, готским офицером Атаульфом, мужественной антской амазонкой Смилой – всеми теми, кого сотворил и пустил в наш мир талант романиста, нашедшего вдохновение в событиях, отстоящих от нас более чем на полторы тысячи лет.

Александр Евдокименко,

реконструктор исторических событий, эссеист

Карта рек Украины. Государственное агентство водных ресурсов Украины, лицензия Creative Commons Attribution-Share Alike 2.5 Generic Free Cultural Work

Я родился в 337 году, когда скончался император Константин (да простит Господь грехи его!).

Погиб в 378-м, при Адрианополе, со спатой в руке, когда по приказу государя моего, Валента, палатийская гвардия, прикрывая отход своих, сомкнув щиты, встретила бешеный удар конницы готов.

Глава I
Сон императора Валента

Когда украшенная колесница с позолоченной деревянной статуей императора Константина[1]1
  Для удобства чтения, восприятия неизвестных терминов, малознакомых имен и пр. в конце первой части книги приведен специальный словарь, в котором читатель без труда разыщет необходимую информацию (с. 457–473).


[Закрыть], сопровождаемая гвардейцами с ярко горящими свечами из белого воска в руках, въехав в ворота ипподрома, поравнялась с кафизмой-трибуной императора Флавия Юлия Валента, тот встал со своего места и поднял руку, приветствуя своего предшественника, основателя Восточного Рима. Трибуны гигантского ипподрома ответили ревом и громом оваций. Через некоторое время, повинуясь приказу магистра канцелярии, призванного следить за протоколом, колесница двинулась дальше, вдоль продольного возвышения в центре гигантской арены, спины ипподрома, украшенной языческими статуями неведомых героев, медными фигурами слонов, быков, медведей и львов, собранными со всей Империи.

Император Флавий Юлий Валент, оглядевшись по сторонам, кивком подозвал понятливого евнуха из египтян, недавно удостоенного звания Префекта Священной опочивальни.

– Им не Константин нужен, – зло бросил Валент евнуху, – им бега подавай.

Евнух со скорбным видом склонил голову, выражая абсолютное согласие с мнением своего господина. Валент, пребывая в привычном для него дурном расположении духа, продолжил, щуря слепой глаз:

– Мне… меня посетило… сообщение. Или – предупреждение, или…

Понятливый евнух, справедливо полагая, что их разговор никто не слышит, угодливо подсказал своему повелителю (который, как известно, особой грамотностью не отличался) искомое слово:

– …откровение. Цезарь, Ваше Высокое и Удивительное Величество, позволю себе заметить, Вас посетило откровение.

– Изжога меня посетила, – сморщился император и крепко, по-солдатски, выругался по-гречески. – Перепил вчера. Но, впрочем, ты прав. Откровение тоже было. Может, от изжоги.

Префект Священной опочивальни, один из самых значительных и, безусловно, умнейших чиновников Римской империи, не позволил себе усмехнуться даже мысленно. Валент был подозрителен и недоверчив до крайности, особенно жесток к людям богатым и знатным, впрочем, как и ко всем, кто мог составить ему конкуренцию в чем бы то ни было. Кроме собственного евнуха, которого солдафон Валент за человека не считал, поэтому счел возможным довериться:

– Большие звери. Мне приснились, привиделись, уж не знаю что… Но – звери. Сильные. Медведи или волки. Понимаешь?

– Враг? Вторжение персов? – быстро переспросил понятливый чиновник.

– Не думаю. – Темное от рождения лицо переродившегося наследника аристократического рода Флавиев еще более потемнело и побагровело от воспоминаний о тяжести перенесенного еще в составе войск императора Юлиана, прозванного Отступником, Персидского похода. – Тогда бы привиделись слоны проклятого царя Сапора. Нет. Опасность исходит с севера. Это – готы. Недаром откровение явилось мне сегодня, именно в то утро, когда мы празднуем день императора Константина… Чувствую, это он, переживший неслыханную наглость готов и воздавший им по заслугам, предупреждает о новой войне.

– Вторжение на северных границах может быть опасным вдвойне, если персы вдруг решатся потревожить покой наших восточных областей, – отважился евнух на собственное суждение. И тут же поплатился.

– Ты, скопец! Ночной горшок! Не смей лезть в походную палатку! – заорал император так, что оглянулись даже зрители, сидевшие от кафизмы в двух десятках шагов.

Бедный египтянин покрылся холодным предсмертным потом, но его спасло появление на арене первой колесницы – действо, традиционно сопровождаемое криками и свистом плебса. Валент тут же с любопытством уставился на четверку великолепных лошадей и, как от надоевшей мухи, отмахнулся от слуги, который пытался целовать край его пурпурной мантии.

Первый заезд выиграл возница в голубом. Валент с удовольствием взмахом руки поприветствовал трибуны богатого сословия венетов, не поскупившихся на быстрых лошадок. Не дожидаясь второго заезда, император снова оглянулся, его беспокоил и тревожил утренний сон, засев в голове, как шершень в конской гриве.

Египтянин-евнух, конечно, уже улетучился, как вода в бурдюке во время того проклятого Персидского похода. Явится потом с покаянным видом, оправдываясь, что готовил опочивальню ко сну. Император ухмыльнулся хотя бы тому, что поставил умника на свое место. Но наказывать его больше не стоит, евнух, в отличие от многих, купивших себе место в свите, хоть читать умеет. Впрочем, и мешкать нельзя.

– Любезный Иосаф! – Валент подозвал начальника личной охраны, ведавшего манипулами палатийской стражи.

Комит дворцовой охраны Иосаф, выходец из солдат, ценился императором прежде всего в силу личной преданности. Рожденный в царствие императора Константина, он был крещен еще в младенчестве. Других привилегий ему не досталось, путь наверх он буквально прорубил обоюдоострой германской секирой, оставив за собой ряды окровавленных персов, сарматов, остготов, алеманнов. Был он малограмотен, но в военных походах быстро приучился к солдатской брани на двух десятках языков и наречий наемников, составлявших большую часть провинциальных комитатских легионов. И это делало его незаменимым в переговорах с командирами далеких частей, часто капризными и грубыми, постоянно склонными к мятежу.

Повинуясь приказу императора, Иосаф поспешил подойти, на ходу сдергивая позолоченный шлем с железным гребнем. Валент, сам солдат, с удовольствием отметил мозоли на подбородке Иосафа, образовавшиеся от долгого «общения» с кожей ремней, удерживавших этот самый шлем на голове офицера практически круглые сутки. «Вот что значит преданность! Вот что значит забота о своем командире!»

– Ваше Великолепное Высочество… Величие… – начал было Иосаф заученно, но сбился.

– Хватит! – милостиво разрешил император. – С тебя достаточно, я знаю, что ты меня любишь.

Простак Иосаф благодарно улыбнулся. При этом страшный продольный шрам на его правой щеке – след от удара персидского конника-катафрактария, вдруг дернулся, придав лицу солдата совсем уже дьявольский вид. Обычно это производило неизгладимое впечатление во время переговоров с командирами пограничных, комитатских легионов.

– Иосаф, кончай ржать, ты лошадей испугаешь, – по-отечески посоветовал своему офицеру император. – Найди ты лучше мне Константина Германика. Знаешь, того, из Галльского легиона.

Кроме всего прочего, Иосаф ценился императором за цепкую, как, впрочем, у многих безграмотных людей, память. Он знал имена не только своих солдат, но практически всех командиров, офицеров ближних и дальних гарнизонов.

– Я видел его в свите сегодня утром, – с готовностью доложил Иосаф.

«Конечно же, в свите, – подумал император. – Я сам назначил ему аудиенцию еще вчера. Как чувствовал…»

Додумать Валент не успел, начался второй заезд колесниц, и он с азартом подался вперед, криком подстегивая снова вырвавшегося вперед возничего в голубом.

Глава II
Константин Германик, трибун 1-й когорты Галльского легиона

Состязания закончились после полудня. Из положенных двадцати четырех заездов колесницы венетов – богатых болельщиков, традиционно облаченных в голубые цвета, были первыми тринадцать раз. Трижды колесничие, не удержав коней, вылетали из упряжек, разбиваясь о медные статуи греков, каменные колонны египтян, а то и просто варварских идолов, разделявших арену по спине ипподрома.

Зрители остались довольны. Простолюдины поспешили к гигантским аркам на выходе: пить и смотреть на улицах представления мимов и фокусников. Богатые жители Константинополя отправились в бани-термы, чтобы после традиционного омовения и массажа на прогретых мраморных столах вкусить мясо и сладости, накануне доставленные в порт из всех уголков Ойкумены.

Арену, статуи, каменные сиденья громадного ипподрома мигом обсели большие невесть откуда взявшиеся в этих краях коричневые чайки. Пронзительно крича, словно обманутые женщины, они обсуждали, казалось, грехи рода человеческого, среди которых первыми были, разумеется, алчность и азарт жителей Константинополя.

Тем временем император Валент по специально сооруженным для такого случая переходам прошествовал со свитой в Палатий. Выстроенный по приказу императора Константина всего за шесть лет, дворец представлял собой огромный комплекс строений из соединявшихся или отдельно расположенных зал, нескольких церквей, императорских спален, обеденных комнат, бань и помещений для прислуги и охраны, всего числом до полутысячи.

Неудивительно, что император Валент, чье детство прошло в отцовских гарнизонах провинциальной Британии и пыльной Африки, до сих пор путался среди мраморных колонн, длинных переходов, порой наглухо перекрываемых дверьми из бронзы и чистого серебра, утыкаясь в столбы из яшмы там, где, по мнению императора, должны были находиться открытые внутренние дворики, засаженные карликовыми деревьями и благоухающими яркими цветами.

Разумеется, вовремя подоспел евнух-египтянин и, как будто никуда не отлучался на ипподроме, бодро засеменил чуть впереди самодержца, который коротко бросил: «На террасу, к морю».

Через некоторое время император, вездесущий евнух-египтянин, начальник охраны Иосаф, который вообще ни у кого не спрашивал разрешения быть рядом с императором, присоединившийся к ним Евсей, квестор Священного двора, вышли на залитую солнцем, увитую плющом террасу, откуда открывался изумительный вид на Мраморное море, прозванное в этих краях Греческим.

– Иосаф, вели подать вина. Сюда. – Валент небрежно указал на предусмотрительно спрятанные в тени мраморные уступы-скамейки. – Выдерни из свиты Константина Германика. Все остальные пусть ждут в Большом дворце, скоро будем кушать.

Зная простоту вкусов своего императора, Иосаф, не мудрствуя лукаво, приказал служкам приволочь несколько тяжелых амфор с сирийским вином. И тут же, из спрятанного в цветах фонтана-дельфинчика, сам наполнил свежей водой большие чаши-кратеры, чтобы разбавить в них сладкое вино.

Одетые, как знатные горожане, рабы, обычно прислуживавшие за обедом, внесли стеклянные кубки, ножки которых были украшены серебром и зелеными изумрудами.

– Чужих глаз нам не надо, – распорядился император, – даже в моей свите могут быть соглядатаи проклятых персов. Поэтому, евнух, будешь за виночерпия. Лиши девственности эти дивные кубки, плесни нам вина! А ты, Иосаф, зови сюда Константина Германика.

Не успел египтянин, внутренне содрогаясь от варварского нарушения этикета, серебряным черпаком в виде коварного змия наполнить большие бокалы, как на террасе возникла громадная фигура трибуна Галльского легиона Константина Германика.

Лучи полуденного, но еще жаркого солнца отразились на роскошных доспехах вновь прибывшего, которые на мгновение ошеломили даже приближенных императора. Начищенный до зеркального блеска нагрудный панцирь. Под ним – доспех из узких бронзовых пластин, перекрывавших одна другую. Медные накладки портупеи, поддерживавшие меч-спату на левом бедре и полуспату на правом. Ножны, расцвеченные драгоценной эмалью. Посеребренный парадный шлем с двухцветным красно-белым гребнем, с золотыми крестами на налобнике. Кроваво-красные рубины на перевязи. Все ослепляло, сверкало, переливалось, играло на солнце.

Да и сам трибун соответствовал своему роскошному одеянию. Был он высок – на голову выше любого из палатийских гвардейцев. Аристократическое выражение лица, нос с горбинкой, серые глаза и вдобавок густые светлые курчавые волосы, хоть и подстриженные коротко по римскому армейскому стандарту, но даже в этой прическе выглядевшие так, будто молодой мужчина собрался на любовное свидание, никак не на встречу со своим государем.

– Хорош! Ай, хорош! – прокомментировал император. – Как тот жеребец, который сегодня выиграл последний заезд. Хорош!

С этими словами Флавий Валент вскочил с мраморной скамьи и, не удержавшись, обошел своего трибуна, придирчиво рассматривая парадные доспехи. Внезапно, сильно хлопнув по нагруднику, спросил:

– Думаешь, выдержит?

Трибун понял солдата-императора с полуслова:

– Если надеть еще стеганый льняной кафтан, думаю, даже копье остановит.

– Да? – недоверчиво произнес император. – А что ж тебя перс тогда стрелой пощупал?

– Так ведь в бедро попал, Величайший, а я в кольчуге был. Стрела в разрез на бедре и вошла.

– Ах, да, – сказал Валент. – Ты же тогда конный был, федератами командовал. Сарматами, кажется?

– Точно так, мой император. – Германик то ли согласно кивнул, то ли склонил голову в поклоне, видно, вспомнив об обязательном ритуале приветствия.

Немногочисленные доверенные лица, собравшиеся на уютной площадке, обдуваемой ветерком близкого моря, прекрасно знали, что от своих солдат Валент ждал не лести, но преданности и готовности к бою, а потому давно не обращали внимания на условности.

Евсей, квестор Священного двора, исполнявший обязанности главного финансиста Империи, человек грузный, любивший перекусить до и после обеда, поспешил распорядиться, чтобы принесли горячих пирожков с перепелиным мясом и грибами под острым соусом. Евнух, страдальчески закатывая глаза, продолжал опустошать кратеры, то и дело подливая туда вино из громадных амфор. Иосаф, поигрывая германской секирой, с иронией рассматривал полуспату трибуна, пытаясь сложить слова для уместной, по его мнению, шутки. Что-то вроде: «Кого напугает этот “огурчик”?» «Император будет доволен!» – решил было Иосаф, но оказалось, что любимый государь его опередил.

У Светлейшего были другие планы. Тяжело опустившись на каменную ступень, он внезапно вздохнул, обращаясь к трибуну:

– Помнишь того солдата, убитого молнией?

– Во время Юлианового похода, – кивнул головой Константин. – Кажется, его звали Иовиан. Он напоил коней и вел их от реки в лагерь, неподалеку от Дару.

– Иовиан – значит Юпитер, – угодливо подсказал евнух.

– Да, – произнес император задумчиво. – Именно так сказали императору Юлиану этрусские гаруспики, знатоки в деле предсказаний. Мол, не стоит продолжать поход, если молнией убит солдат со столь знатным именем да двое боевых коней в придачу.

Иосаф, единственный, кто не воспользовался милостивым разрешением Валента и не присел у его ног, а продолжал стоять на страже, высматривая шпионов и наемных убийц, даже подался вперед, не умея скрыть любопытство. Молодой мужчина, но старый солдат, он был суеверен безгранично.

– Мой Великий государь, а почему же император Юлиан, ваш предшественник, не внял словам провидцев?

– Философы, мой ручной лев! Философы совратили Юлиана! Он даже в походах таскал их за собой, советуясь с бородатыми греками больше, чем со своими офицерами. Кстати, оттого и прозвали его Отступником. Не знаю, был ли Юлиан отступником на самом деле, несведущ я в платонах да сократах, но в Персидском походе греки сыграли со всеми нами злую шутку. Именно философы из греков сказали странные слова, что, мол, «течение эфира вниз не предвещает ничего дурного. Но, наоборот, молния предрекает императору возрастание его славы». И мы на следующий день маршем отправились дальше, вступив в пределы знойной Ассирии. Поначалу все действительно шло хорошо, ну а потом… Меня, откровенно говоря, до сих пор знобит, когда я вспоминаю строй конных катафрактариев, закованных в «железо» по самые брови и огромных слонов, которые двигались за ними, как большие серые горы.

Валент икнул, сплюнул, встал и справил малую нужду на ствол ближайшей магнолии.

– Евнух, что рот открыл, будто мальчика юного увидел! – разорался он затем. – Хватит нам о слонах да о философах, поговорим о деле!

Теперь уже Евсей, квестор Священного двора, встрепенулся, как командир пехоты, услышавший звуки анапестического такта, сигнала к атаке военного оркестра. Только вместо спаты в его руках появились папирусный свиток и оловянный стилос, предназначенный для записей.

– Этого – не надо, – возразил Валент. – Имеющий уши да услышит, а папирус может попасть не в те руки.

Сделав пару крупных глотков вина из бокала, поданного высокообразованным слугой-евнухом, император задумался. Думал долго. Собравшиеся замерли в почтительном молчании. Тишину прерывал только звон цикад, не знакомых с придворным этикетом.

Наконец Валент Флавий кивнул сам себе. Затем четко и сжато, будто формулируя воинский приказ, изложил свите суть дела.

Готы, их влияние и возможные набеги на северные границы Империи очень тревожат его последнее время. Больше всего, его, Валента, беспокоит то, что соглядатаев среди варваров у него нету, да и если бы были, то верить шпионам – дело неблагодарное. Значит, следует в ближайшее же время отправить к варварам своего человека. Через Понт Евксинский в Ольвию и выше, по Гипанису и Борисфену, в их город-крепость, что зовется Самбатас и где весной собираются, чтобы переоснастить свои корабли для морских походов северные бойцы, прибывшие из тех земель, где столь холодно, что по морям плавают ледяные горы.

А попутно пройти земли, населенные воинственными гордыми готами, на границах которых орудуют сухопутные пираты аланы, а с ними, в свою очередь, враждуют известные всем анты – народ многочисленный, живущий отдельными племенами между Гипанисом и Борисфеном.

В Самбатасе узнать: кто такие древляне, по слухам, укрепившиеся в этих землях. Говорят, они контролируют с антами всю северную торговлю варваров.

– Твой отец был командиром германского Максимилианова легиона. Мать – из батавов, не так ли? – Валент хлопнул по плечу Константина Германика. Тот мгновенно вскочил с края каменной ступени.

– Точно так, мой император!

– Сегодня ты должен был получить титул комита и отправиться командовать одним из местных легионов, – продолжил Валент, глядя на своего офицера снизу-вверх единственным здоровым глазом. – Честно скажу: от своего я не отказался бы, но вмешались силы высокие божественные, можно сказать. Ведь если мне приснился император Константин и предупредил об опасности, то разведать тайны врага логично тоже должен Константин! Понимаешь? Ведь еще до сна я вызвал тебя для назначения. До… – Валент нетерпеливо щелкнул пальцами.

– … откровения! – тут же подсказал сметливый евнух.

– Да-да! До откровения моего великого прадеда Константина я вызвал тебя, трибуна Константина, верного боевого офицера. Улавливаешь?

Трибун Константин Германик сморщил высокий лоб и как-то по-мальчишески утер нос, пытаясь собраться с мыслями. Безусловно, ему иногда было сложно понять ход мыслей Божественного.

– Про готов я вполне согласен, – осторожно проронил он. – Славный император Константин не раз останавливал их злобу. И далее тоже все вроде понятно… Но вот вы сейчас о каком-то откровении упомянули. Я, честно, не слыхивал о таком. Одно могу твердо обещать: если вы мне доверите комитатский легион (желательно галльский) и еще хотя бы три сотни кавалеристов из батавов, то я дойду до этого самого Самбатаса.

Император Валент с одобрением посмотрел на своего трибуна. «Молодец, парень. Главное, оба глаза целы». Потом произнес вслух:

– Все верно, ты должен добраться до Самбатаса. Но не на своем коне, во главе комитатского легиона. Иначе тебя, кстати, раздавят по дороге если не анты, то аланы. А доплывешь на торговой корбите, вместе с купцом. Соображаешь? Твоим оружием будет не спата, но золотые солиды. Еще старые, полновесные, чтимые во всей Ойкумене, с профилем твоего великого тезки, императора Константина. Твое дело провести разведку, – продолжал Валент. – И кстати, навербовать Иосафу в палатийскую гвардию сотни две воинственных антов. Себе, в будущий комитатский легион, можешь подкупить конных аланов. Сегодня день весеннего равноденствия, начало навигации. Должен вернуться к нам до осенних штормов. Ничего не записывать, да ты и писать, наверное, не обучен…

– Нет, матушка научила, – несмело улыбнулся трибун. – Но меня больше чтение привлекало: «Илиада» Гомера да «Александрия» Каллисфена.

– Ну, ясно, – проворчал удовлетворенный его ответом император. – Хорошему офицеру больше знать и не надо.

Затем Валент резко повернулся к квестору Священного двора Евсею:

– Все понял?

– Все, о Величайший. Завтра же в порту подберу нашему герою солидный караван. Думаю, из трех суден, не меньше. Прослежу, чтобы семьи купцов оставались на время экспедиции в столице. Так спокойнее. Если Величайший настаивает, слегка потревожу воинскую кассу, золота надо много.

Император скривился, как от укуса малярийного комара в дельте Евфрата. Он не любил, когда кто-то накануне летних передряг без нужды посягал на деньги для войны.

Евсей понял, что ошибся, и допустил еще одну оплошность:

– Возможно, мы слишком тратимся на акведук?

Валент мгновенно вспылил:

– У тебя мозги окончательно жиром заплыли! А что столица пить будет? Где ты воду возьмешь?

Император лично следил за строительством акведука, который превосходил многое, известное в истории доселе. Акведук уже тянулся на десятки стадий, посылая живительную влагу в громадные бассейны под столицей.

Неожиданно на помощь Евсею пришел египтянин-евнух:

– Мой Величайший Господин, позволь, я избавлю тебя от этой надоедливой заботы.

Валент с интересом уставился на Префекта Священной опочивальни.

– Предприятие обещает быть удачным и прибыльным, – пояснил египтянин. – Я берусь его профинансировать, если на то будет твоя воля, о Великий. Заодно дам на помощь одного своего земляка, он уже многие годы ходит с кораблем из Египта с грузом отличной пшеницы для твоих солдат, Светлейший.

Император Валент мгновенно пришел в хорошее расположение духа: расходы сокращались до минимума.

– Тебе – верю. Ты – своего не упустишь. – Затем перевел взгляд на Иосафа. – Ну, а ты, герой?! Что молчишь?! Помоги товарищу!

Иосаф по простоте душевной ничего бы не понял, если бы евнух опять не пришел на помощь. Тот кашлянул, призывая внимание начальника охраны, и кивнул на его секиру, украдкой показав указательный и средний пальцы.

– А-а, – сообразил Иосаф. – Я выделю Германику нубийца. Эфиопа значит, из стрелков. Он овладеет древним искусством критских лучников, попадает в яблоко с двухсот шагов. Ну… Кого еще… Лучше Тираса, фракийца, серпоносца, пожалуй, не сыскать. Он своим серпом первым перерубил хобот слона в битве при Кохе, неподалеку от полноводной реки Тигр.

– Тирас?! – в возбуждении вскричал Валент. – Помню его, как не помнить! Славный был удар!

Император, который боевых слонов боялся ужасно, как, впрочем, и большинство в войсках Юлиана Отступника, при воспоминании о том, что его нынешние гвардейцы запросто отрубают им хобот, пришел в неистовый восторг:

– Вот и славно, вот и порешили! Вина сюда, вина! И – фиников, и – грушу сушеную, и – льда побольше!

Под вечер военный совет быстро перешел в симпозиум или «дружескую попойку», как сказали бы греки.

Великолепная, блистающая золотым шитьем и сверкающая красными рубинами свита императора, утомленная скачками и донельзя проголодавшаяся, но терпеливо ожидавшая обеда в Большой зале, была изрядно поражена (виду, разумеется, никто не подал), когда уже при первой звезде с закрытой террасы вдруг появилась странная процессия. Первым важно шагал Префект Священной опочивальни, за ним, пошатываясь, следовал квестор Священного двора, грозя пальцем: «Молчать, всем молчать, что здесь видели». И наконец шествие замыкали Иосаф и Константин Германик, которые тащили императора Священной Римской империи Флавия Валента. Тот, свирепо ругаясь, требовал тут же предоставить ему грозный серп, чтобы отрубить хобот проклятого слона царя Сапора.