Текст книги "Семь кабинок"

Автор книги: Никита Питерский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Последний укол Ринго

Загнувшегося от передоза парня, которого обнаружили Олег со Штрихом, звали Ринго. Как ни странно, это было его настоящее имя.

Родители Ринго, типичные советские интеллигенты, росли и мужали в годы запретов на все заграничное. Как известно, тлетворное влияние Запада цинично развращало умы советских людей, а несознательные советские люди, и особенно молодежь, упорно тянулись ко всему запретному и с восторгом, как и родители Ринго, с младых ногтей слушали «Биттлз», естественно, втихаря от предков, которые вечно были недовольны своими крейзанутыми на рок-музыке детьми. «Биттлз» произвели на обоих такое впечатление, что позже, когда они поженились и на свет появился замечательный крепенький малыш, долго выбирать ему имя не пришлось: чуть ли не в тот же день было решено назвать его Ринго, в честь Ринго Старра. Джон Леннон и Джордж Харрисон отпали сразу, потому что имена Джон и Джордж ассоциировались у советских людей в первую очередь с Джоном Кеннеди и Джорджем Вашингтоном. Трудно сказать, какая судьба была бы уготована дитяте, назови они ребенка именем американского президента. С Полом Маккартни была другая загвоздка. Родителям казалось, что такое имя стало бы поводом для бесконечных дразнилок – про пол. А как известно, это и вовсе была запретная тема. К тому же, прибавим мы, мальчик мог отреагировать на дразнилки неоднозначно и вообще впоследствии заделаться трансвеститом. Сами понимаете, имя Ринго было наилучшим из всех вариантов. Если к тому же учесть, что Джона убили, а Джордж, как выяснилось, тоже был не жилец.

Ринго рос примерным и послушным мальчиком, чему никак не могли нарадоваться родители. Он был тих, мало говорил, не любил шумных компаний и почти ни с кем не дружил, предпочитая шумным, драчливым мальчишкам книги. Благо у родителей была большая библиотека. А те нет чтобы вовремя забить тревогу: ведь не может быть ничего хорошего в том, чтобы ребенок постоянно сидел с книжкой, забившись в угол, как маленький звереныш. Во-первых, потому, что, как известно, от многих знаний многие печали. Во-вторых – всю жизнь за книгами не просидишь. Рано или поздно надо выйти в люди.

Ничего удивительного, что общаться с людьми Ринго так и не научился. Он не умел находить общий язык ни со сверстниками, ни даже с родителями. Я уж не говорю о девушках, с ними он и вовсе не мог связать двух слов. К тому же его, естественно, тянуло к самым бойким, веселым и бессердечным. А те никогда не упускали случая над ним посмеяться. Так что с годами Ринго все больше замыкался в себе и к своим двадцати трем стал совершенным бирюком.

Почему мы постоянно ходим друг к другу в гости, предпочитаем работать в компаниях, где, кроме нас, трудится масса народу, переписываемся по электронной почте с десятками практически незнакомых людей, постоянно сводим знакомства в кафе, ночных клубах и том же Интернете, влюбляемся, заводим семьи и рожаем детей, а когда жена окончательно осточертеет, обзаводимся любовницей? Почему вечно кому-то звоним, приобретаем домашних животных, записываемся в исторические клубы, выходим в день города на улицу, влившись в толпу, смотрим по телевизору тупые передачи, посещаем кинотеатры, где покупаем попкорн – не для того, чтобы его есть, а просто так, за компанию?

Потому что таким образом мы становимся частью чего-то целого. Мы перестаем быть одни. Мы впускаем в себя мысли и идеи других людей, которые подпитывают нас своей энергетикой. И еще потому, что мы ненавидим одиночество. Оно, как огромный серый камень, словно мхом, обросший страхами, тянет человека вниз, пригвождает его, забирает последние силы.

Да, в мире, который населяют шесть миллиардов человек, мы в большинстве своем одиноки. И часто неосознанно делаем все, чтобы избавиться от этого неприятного, но навязчивого чувства. И некоторые из выбранных нами средств убийственны, точнее – самоубийственны.

Ринго нашел выход из своего одиночества. Как ему казалось, лучший, хотя, конечно, это только казалось. Точнее было бы сказать, что он нашел лазейку в другой мир, мир без проблем и нервотрепки, без квартплаты и налогов, без катастроф и терактов, без напрягающих телевизионных новостей, без необходимости искать работу. Без армии, куда тебя непременно призовут. Без времени, которого постоянно не хватает, без дней, сливающихся в месяцы и годы, которые так пугающе зияют впереди, сразу же за цифрой «40». Мир, в котором нет глобального потепления и войн. А есть лишь безмятежный покой. И этот иллюзорный мир стал для него доступным благодаря наркотикам.

Как всякий уважающий себя потребитель наркотиков, Ринго по нескольку раз в год пересматривал фильм «Страх и ненависть в Лас-Вегасе», снятый по роману Хантера Томпсона. Зачитывался взахлеб книгами непревзойденных представителей контркультуры Ирвина Уэлша и Чака Полланика, но иконой для него была, конечно, «Джанки» Уильяма Сьюарда Берроуза.

Ринго употреблял псилоцибин, глотал одну за одной таблетки метадона, курил «Лед», так как отравлять легкие обычным никотином считал слишком тривиальным, еще любил время от времени вдыхать фенциклидин и делал себе инъекции спидболла.

В данный момент он как раз направлялся за очередным пакетиком с порцией счастья к своему дилеру, которого все за глаза называли Зая. Потому что тот заикался, и довольно сильно.

Поплутав по территории заброшенного завода, где Моисей мог бы преспокойно водить евреев не сорок лет, а гораздо дольше, так как заплутать там было легче легкого, он наконец увидел капот черного лимузина Заи и прямиком направился к нему.

Зая, заприметив знакомую фигуру, вышел ему навстречу. Ринго не мог не оценить шикарную лисью шубу Заи, надетую поверх спортивного костюма. Подойдя к Зае, Ринго молча ему кивнул и протянул руку, ладошкой книзу. Тот, в свою очередь, сделал такой же жест, только развернув ладонь кверху. В тот момент, когда ладони соприкоснулись, Ринго что-то передал Зае, хотя заметить это было практически невозможно, разве что с помощью спецтехники. Зая тупо посмотрел на свою ладонь, в которой лежали сложенные купюры. Не поднимая рук и не разгибая купюр, он пересчитал их профессиональным жестом наркодилера, после чего небрежно засунул в карман. Его взгляд, и без того не отличавшийся живостью, сделался совсем неподвижным.

– Момоможешь брать, тттвой номер пять, – произнес он так, словно продавал на рынке квашеную капусту, и собрался было снова сесть в лимузин.

– Пять?

– Да, ппппппять. Какакие-то проблемы? – Зая недоуменно взглянул на Ринго.

– Да нет, в общем-то нет. Но, можно, я возьму товар под другим номером? – Во фразе Ринго было что-то отчаянное, что-то такое, что невозможно было проигнорировать.

Зая внимательно посмотрел на своего клиента. И что только в голову не приходит этим любителям дырявить свои вены!

– Тттовар ве-е-е-есь одинакковый. Какого черта ты будешь ббббрать тттовар под другим нонономером? Твой нономер пять, бббери и проваливай.

– Послушай, мне по жизни не везет с пятым номером. Я два раза оставлял на хранение сумки в универсаме в кабинке с номером пять, и оба раза они пропадали. На вступительных я вытянул пятый билет и провалился, а от пятой девушки я подцепил

какую-то дрянь и потом все лето раз в неделю посещал кавэдэ. – Ринго умоляюще взглянул на Заю. —

И еще куча всякой хрени со мной случилась, когда я встречал на своем пути номер пять. Я даже не сажусь теперь в пятый трамвай, меня там постоянно штрафуют, один раз я и билет купил, но, пока ехал, он куда-то запропастился, и меня снова штрафанули. Ничего ведь страшного не произойдет, если я возьму, ну, допустим, номер семь, это мое счастливое число, тем более ты сказал, что товар весь одинаковый. – Ринго понял, что его понесло и что это, конечно, не к добру.

Но выдающаяся речь начинающего оратора не произвела на Заю должного впечатления.

– Нннет, пропроизойдет. Если каждый зазазахочет брать тот нонономер, который ему ннннравится, то я пппппросто не буду ззззнать, в каком остался тттовар, а в каком пусто. Я пропросто-напросто зазазазапутаюсь, а я не хочу пупупутаться! Сесесейчас я знаю, что первые четыре кикикирпича у меня уже освободились. А тттак что я буду делать? Ммммне бббудет кккказаться, нанапример, что под нонономером двенадцать еще есть тттовар, а там его нене окажется, и я буду муууумучаться потом цецелую неделю, дудудумая, то ли это я его зазазабыл положить, то ли его уже взяли, ааа я не люблю создавать себе тататакие проблемы. Пппонятно? Или даже, зззнаешь что, я отдам тетебе деньги, можешь бббрать дозу у другого ддддилера, но только не жжжалуйся мне попопотом, что они разбавляют попопорошок тттальком. Я бббольше не продам тттебе ни ггграмма. Так что ттты вывыбираешь?

Такая реакция могла показаться странной только тому, кто не знал всей истории Заи. Впрочем, Ринго как раз относился именно к этой категории клиентов. Зая, а правильнее сказать Степан, появился на свет совершенно случайно, как, впрочем, и многие детки, рождающиеся у еще не вступивших в брак девчонок, молодых пар и многодетных семей.

Однажды уже немолодая женщина Вениамина Бобышева проснулась утром от ужасной головной боли и долго не могла понять, с чего это вдруг в ее голове что-то то ли взрывается, то ли уже взорвалось. И вдруг обнаружила рядом с собой, в постели, неизвестного мужчину. Она хотела рвануться к телефону и вызвать мальчиков в красивой синей форме, но что-то ее остановило. Возможно, внешний вид неизвестного, который был совершенно голым и в носках. Что, по ее понятиям, для настоящего грабителя было, скорее всего, неприемлемо. Собрав все свое женское мужество, Вениамина решила разбудить странного незнакомца. И хотя тот упорно не желал просыпаться, жутко ругался и даже махал руками, чтобы отделаться от нее как от назойливой мухи, она все-таки добилась своего. Незнакомец, ошарашенно повращав минут пятнадцать глазами, не без труда припомнил, что все дело в Светке-лифтерше, которая их накануне познакомила. Светка и водкой угощала, а вот сколько было выпито… тут он надолго замолчал, явно пытаясь что-то припомнить, но Вениамина опять начала его трясти и верещать. «Ты сама предложила, – вдруг, нагло улыбнувшись, сказал он. – Я вообще-то к Светке пришел». На этом мужик иссяк и снова захрапел, на этот раз сидя. С большим трудом его удалось вытолкать из квартиры лишь к ночи. Больше она его не видела, хотя, когда поняла, что беременна, Вениамина, конечно, пыталась мужика разыскать. Светка-лифтерша напрочь не могла припомнить того безымянного приятеля. А может, врала, зараза, кто ее разберет.

С самого рождения Степы-Заи на его жизни сказывался тот факт, что папины сперматозоиды в момент зачатия были залиты водкой по самые хвостики. И именно это, а не что иное могло служить объяснением, почему Зая пошел в первый класс на два года позже своих сверстников и даже мог не пойти вообще, так как мало во что врубался. Его любимым анекдотом был: «Звонит тампакс тампаксу и спрашивает: «Ты где?» Лучшей оценкой для него была двойка, а любимым занятием после школы – допивать пиво из выброшенных алюминиевых банок и проигрывать мамины вещи в наперстки. Он никак не мог понять, почему шарик постоянно оказывался не под тем стаканчиком, где он его только что видел! Зая, наверное, проиграл бы в любимую игру и квартиру, если бы мать вовремя не спохватилась и не решила спихнуть его в военное училище. Конечно, в роли курсанта он там был на хрен никому не нужен. Вениамина пристроила сына на кухню: и при деле, и к еде поближе. К тому же она решила не забирать его после работы домой, а отправляться вечером к маме шестнадцатилетний Зая самостоятельно не решался, и ему пришлось там жить. Жизнь в училище кардинально изменила сознание Заи, так сказать, раскрыла все его чакры на полную катушку. Он видел, как люди ходят строем, как обедают по

часам, как с видом камикадзе мчатся сломя голову исполнять приказ и ложатся спать, едва в казарме выключат свет. Он понял, что порядок и дисциплина – это страшная сила. Правда, был в его новой жизни и один минус: Зая начал нюхать «Момент», которым курсанты клеили подошвы своих ненадежных ботинок. Он делал это от скуки, перед сном, потому что засыпать, едва погаснет свет, не умел.

Неожиданное известие заставило Заю покинуть место обитания: тело матери обнаружили на полу рядом с кроватью; на тумбочке в изголовье стояла бутылка с остатками спиртосодержащей жидкости и химикатов. Похоронив маму, Зая продал ненужную квартиру и ушел в отрыв. Пришел же он в себя уже после того, как прокутил все деньги. Зато теперь он знал все виды наркотиков, какой процент девушек не носит нижнего белья, где достать паленые шмотки с настоящими лейблами, как отличить мусора, который косит под пробитого наркушника, чтобы схватить тебя с поличным, а также усвоил, что, когда берешь вещи в магазине, за них вовсе не обязательно платить. Согласитесь, такой бесценный жизненный опыт стоит потраченных денег. Отныне в его плеере целыми днями речитативил Тупак Шакур, а ночевал, точнее, дневничал (так как спал в основном днем) он в стареньком, чуть ли не послевоенном «Форде», который приобрел на последние двести баксов. Сидя в нем перед ночными клубами, Зая принимал клиентов, желавших приобрести всевозможные разновидности экстази. У Заи был представлен весь спектр. Можно даже сказать, у Заи был мобильный супермаркет экстази: белые, с выдавленными на них знаками D&G, $, звездой; ярко-красные; голубые со значками супермена и бегущим человечком; селенные с сердечком; синие; желтые с мальтийским крестом.

Но, помня о том, что ему довелось узнать в военном училище, Зая делал все по порядку и строго по расписанию. Выглядело это примерно так: Зая приезжал на первую точку всегда ровно в десять, ровно в одиннадцать на вторую, ровно в двенадцать на третью и т. д. К себе в машину не сажал незнакомцев, а только тех, кого мог узнать. Не брал с собой товара больше чем на штуку баксов. Не принимал деньги купюрами крупнее, чем по сто рублей, и ложился спать ровно в шесть утра. Теперь он не пугался неизвестности, когда приезжал в Финляндию: смело шел завтракать в «KFS», обедать в «Сбарро», а ужинал в «Пицца Хат». Как все-таки здорово, что фаст-фуд потеснил все кухни мира!

Прошло еще долгих шесть лет, прежде чем Зая смог себе позволить сидеть в огромном черном лимузине, с почти настоящими водительскими правами, которые не вызывали претензий у гаишников, и, не парясь о будущем, спокойно слушать последний альбом «Эминем».

И вот теперь, когда в его жизни все было правильно, все разложено по полочкам, этот поганец Ринго ни с того ни с сего пытается устроить ему бардак!

Ринго несколько опешил: он и не думал, что Зая способен на такие тирады.

– Не горячись, я только спросил. Я спросил, и, если ты отвечаешь, что товар хороший, то какие проблемы, я возьму номер пять.

Слова Ринго несколько успокоили Заю:

– Тттовар пппппросто улет. Яяя сам отложил дддля своих нунунужд несколько гггграмм из этой папартии. И уж если ттты рррешил, то давай зазабирай бббыстрей и не мозоль мммне глаза. Ааа если тттебе нууужна кокомпания, то нана чердаке в тооом доме… – Зая указал пальцем куда-то вдаль —…зазависают Длинный, Шшшурик и Филин, с полчаса уже, как тттрутся.

– Спасибо, но я нашел очень крутое место и теперь торчу только там.

– Чччто за место?

– Женский туалет. В «My Little Baby», – гордо заявил Ринго.

Зая решил, что парень пришел к нему, уже наглотавшись чего-то:

– Жжженский тттуалет, это сссортир, препредназначенный дддля женщин?

– Да, а разве бывают какие-то еще?

– Ррринго, я раразве похож нана человека, зазависающего в женских тттуутуалетах? Я ни разу нене бывал в таких меместах, поэтому ппппонятия не имею, какие они бббывают, и есть ли мемежду ними принц.. принципиальные отличия…. А ггггде ты, говоришь, он нананаходится?

– В «My Little Baby», это крутой ночной клуб в центре.

– И что тетебя в нем приприкололо? Я имею в вввиду сортир, – поинтересовался Зая.

– Да на земле нет места лучше, чем женский сортир. И не только когда под кайфом, а вообще. Во-первых, это помещение, в котором идеальная чистота, там даже воздух переполнен чистотой, она исходит от всего – от стен, от пола, от унитаза, на котором сидишь, я даже думаю, что там чище, чем в раю. Правда, сейчас там легкий ремонт и прежней чистоты не наблюдается. Но все равно это не мужской туалет, где в самом углу стоит гибонообразное существо и сверлит тебя взглядом. Я один раз там засел, так даже ширнуться не успел, как он меня выбросил оттуда. Не говоря уже о том, что там вечно нет туалетной бумаги, на стенках телефоны всяких педиков, которые предлагают совершенно немыслимые вещи. А на унитаз и не присядешь, понятно почему. Вот всего этого дерьма не встретишь в женских туалетах. И потом, там очень спокойно, я прихожу туда днем, когда вообще никого не бывает, поэтому у меня всегда есть три-четыре часа спокойно насладиться атмосферой, а какой там запах! Что-то непередаваемое, у них потрясающий дезодорант, таких в магазине не купишь. А когда там пересекаются две бабы, они непременно начинают трепаться, они просто не могут молча помыть руки или выкурить сигарету, нет, им обязательно нужно рассказать о том, как облажался муж в постели прошлой ночью, о том, как она провела выходные или какой бюстгальтер купила на распродаже. Черт, они даже белье туда ходят примерять. И, кстати, знаешь, у теток совсем по-другому развито мышление, они иначе смотрят на все вещи…

– Да лаладно, бабы по-другому дудумают? – Зая начал испытывать уважение к собеседнику и даже потер от волнения нос.

– Говорю тебе! Я такого там наслушался, мне можно диссертацию писать на тему: «Окружающая действительность глазами женщины». А самый кайф в том, что туда приходит одна парочка, парень и девушка, и они там оттягиваются по полной. Они думают, что там никого нет, и такие темы развивают, ты бы слышал! Хотя заканчивается все очень тривиально – он ее женит, и они уходят.

– И ты пппподслушиваешь их из сососедней кккабинки? Нуууу, ты и изизизвращенец.

– Слушай, называй как хочешь, но если ты один раз там зависнешь, то, поверь, постоянно будешь туда приходить.

– Ууубедил, Ринго, попожалуй, я попопопробую.

– Обещаю, не пожалеешь. – С этими словами Ринго направился к близлежащей стене из старого, некогда красного кирпича. Прежде это была стена огромного плавильного цеха, которая почему-то уцелела и теперь одиноко стояла среди руин. Подойдя к ней, Ринго нашел взглядом кирпич, на котором была нацарапана цифра «5». Вынув его из стены, запустил в образовавшееся отверстие руку. Вытащив шприц в аптечной упаковке и маленький пакетик с белым порошком, Ринго поставил кирпич на место и, помахав на прощание еще не севшему в машину Зае, удалился.

Осторожно открыв дверь, Ринго просунул голову и, убедившись, что в любимом месте отдыха никого нет, направился к одной из кабинок, но вдруг остановился и, поколебавшись, подошел к раковинам. Ополоснув руки, он взглянул на себя в ту часть зеркала, которую недавно кто-то протер, и увидел худое, усталое, невыспавшееся лицо.

– Хреново выглядишь, надо будет поколоть витаминов, – сказал он сам себе. И сам себе ответил: – Черт, да что это с тобой, Ринго, при чем здесь витамины? Посмотри на себя, как можно было так опуститься, это ведь женский сортир, а ты приходишь сюда как к себе домой! Разве не ты клялся родителям, что больше с тобой такого не случится? Тебя еле откачали, если бы врачи не подоспели, ты бы спокойненько лежал в могилке, сверху весь усыпанный венками из искусственных цветов.

И в упор посмотрел на себя в зеркало.

Может, Ринго померещилось, а может, и в самом деле под воздействием принятой накануне марки LSD, отражение как будто изменилось. Появились темные синяки под глазами, губы стали бледными, как у покойника, а лицо исказилось гримасой.

И этот покойник в зеркале неожиданно произнес:

– Ладно, не кори себя, у тебя трудный период в жизни, ты провалил экзамены, никак не можешь устроиться на хорошую работу, тебе приходится мириться с тем, что по ночам ты разгружаешь фуры с морожеными пельменями, нет, парень, у тебя есть моральное право пару-тройку раз ширнуться. К тому же родители понятия не имеют, какая сейчас жизнь, в их золотые годы они со всех сторон были защищены государством. Обязательное трудоустройство, бесплатные санатории от предприятий, льготы со всех сторон: не жизнь – сказка. А сейчас? Полное дерьмо. Да и какого хрена ты тут себя оправдываешь, тебе нравится твой образ жизни, и к черту все! Ты волен сам выбирать: жить со знаком плюс или минус. Ты же не собираешься тридцать лет горбатиться в каком-нибудь офисе, продавая по телефону канцтовары. Возвращаться уставшим домой, садиться перед кастрюлей холодных щей и слушать от расползшейся, как кисель, жены с коэффициентом интеллекта ниже единицы подробный пересказ последней серии из сериала для домохозяек. Лучше прожигать жизнь красиво и быстро – пшик и погас, зато как горел!

Ринго даже не понял, это он сказал или ему послышалось, а если все-таки он, то неужели вслух? Нет, это не мог быть он.

Тогда кто? Подожди-ка, он ясно видел, как отражение произносило эти фразы, двигая синими губами, так что были видны кривые, коричнево-грязные, словно проржавевшие зубы. Не его зубы – у него они белые и ровные.

Ему стало страшно, он опустил голову и уставился на струйку воды, которая с легким шумом стекала по грязной раковине. Ринго представил себе, что это с шумом несется вниз водопад, разбиваясь о пласты мрамора и исчезая в огромной черной дыре. Вода немного успокоила его.

– Да, – произнес он. – Красиво и быстро, как Федя Азимов, как Кислый, как Радик. Черт, а ведь Радику было всего двадцать… Нет, глупо так умирать. Столько интересного происходит в мире, у нашей сборной по футболу новый тренер. Нет, нет, нет, я ведь еще молод, я еще могу бороться в этой поганой жизни за место под солнцем. И показать всем, что Ринго – не какой-то паршивый наркоман и полный неудачник. Решено: это последний мой кайф, завтра иду в клинику. За несколько месяцев меня приведут в порядок, я подготовлюсь, похожу на курсы и на следующий год обязательно поступлю. А если годам к тридцати ничего не добьюсь, тогда можно будет послать все в жопу и сесть на иглу, но не сейчас, только не сейчас.

Ринго выключил воду и снова поднял голову к зеркалу. На него посмотрело его обычное, ничем не примечательное лицо. Он раздвинул губы в улыбке. Зубы были его, красивые и белые.

– Все, это мой последний укол! – произнес он решительно. – Раз уж купил, глупо было бы выбрасывать. Просто денег жалко.

Он повернулся и быстрым шагом направился к своей излюбленной третьей кабинке справа.

Но едва он устроился на унитазе, как услышал звук шагов.

В туалет зашли Валерия с Людком. Ринго напрягся.

– Да успокойся ты, он тебя не бросит, – раздался голос Валерии Павловны.

Услышав этот приятный властный голос, Ринго успокоился. Тетка, которой он принадлежал, время от времени заходила сюда, чтобы проверить, не появились ли сантехники, или сделать нагоняй уборщице. Типа, она у них была начальницей. Правда, Ринго это волновало меньше всего на свете.

Между тем Валерия Павловна продолжала:

– Погуляет немного и вернется. Это абсолютно нормально для мужика в его возрасте.

Ринго, уже не вслушиваясь в диалог, не спеша оголил руку и начал растирать место, куда собирался сделать укол. Эти голоса действовали на него, как шум прибоя. Или щебет птиц.

Сквозь легкую пелену кайфа до него донесся голос Людка:

– Даже не с одной?

– Да, представляешь, с тремя какими-то мочалками.

Эти слова вызвали у Ринго улыбку, он прикрыл глаза и попытался представить, как, нежно касаясь его губами и постанывая, три обнаженных девушки, готовые воплотить любую его фантазию, извиваются возле него. Мечты нарушил пронзительный возглас Людка:

– Тремя?!

И голос Валерии Павловны:

– Да, кобель хренов. Он сказал этим шлюхам, что это его квартира, они подумали сначала, что я его мать, и долго не врубались, чего я так разоралась.

Ну ничего, через пару минут ему уже никто не помешает, никто не сможет потревожить его мысли и разрушить его иллюзорный и такой реальный мир.

Ринго стянул бицепс жгутом, держа один конец во рту, взял шприц и поднес к вене.

Валерия Павловна продолжала:

– Одна так его и спросила: чего это твоя мать так вопит? Козел!

Шприц выпал из расслабленной руки. Ринго закрыл глаза, на его худом лице блуждала глупая улыбка.

Ему стало вдруг так хорошо, что непроизвольно вырвалось:

– А-а-а-а…..

– Что это за дерьмо в моем клубе? – Валерия Павловна внимательно посмотрела на дверь, из-за которой до нее донесся этот непонятный, но почему-то пугающий звук.

– Это, наверное, жена Самуила Андреевича. – Людок понизила голос.

– С чего ты взяла? – Валерия Павловна была заинтригована.

– Ты сидела к ней спиной, а я все видела. Сначала она пила, как сапожник. А потом встала и вышла минут двадцать назад…

Тело Ринго обмякло, голова склонилась, веки были сомкнуты. Если бы сейчас Людок начала орать, это не произвело бы на него никакого впечатления.

– Вот она сюда и завалилась. Она же не знает, что этот туалет на ремонте, а нашим и в голову не пришло ее проводить.

О, она была права, ему уже ничего не приходило в голову! Совсем ничего. Ринго был уже очень далеко…

Два котенка играли на залитой солнцем лужайке с аккуратно подстриженной сочной зеленой травой. Они легонько били друг друга лапками по мордочке, отскакивали в сторону и даже кувыркались, время от времени отвлекаясь на пробегавших и пролетавших мимо жуков. Один котенок был черненький с двумя большими серыми пятнами на брюшке и голове, а второй совершенно белый, как после стирки с отбеливателем. Черный котенок заметил стрекозу, севшую на лист лопуха, и, медленно крадучись, словно леопард, заприметивший жертву, направился к ней. Оказавшись возле стрекозы, он едва успел ткнуться в нее своим холодным носом, как та бесшумно взлетела и вмиг исчезла с нагретого солнцем лопуха.

– Как жаль, что мы не умеем летать! – буркнул раздосадованный черный котенок.

– Ну почему же не умеем? Я, например, летаю иногда, только не люблю это дело, – сказал белый котенок, облизывавший правую заднюю лапу. Давалось ему это с трудом из-за круглого животика, время от времени он терял равновесие и перекатывался с боку на бок.

– Ты умеешь летать? – Черный котенок, наблюдавший, какой тот неловкий, не скрывал своего изумления. – Но как?

– Откуда я знаю как! Просто взлетаешь и летишь. Вот смотри! – Белый котенок неожиданно приподнялся над землей и закружился на высоте полутора метров над головой черного.

От неожиданности черный котенок так и застыл и, потеряв равновесие, снова ткнулся носом в давно уже опустевший лист лопуха.

– Я тоже так хочу, – промяукал он.

– Ну так давай ко мне. – Белый котенок пронесся над кустами смородины, попутно срезав коготочками несколько ягод. – Давай сюда, поиграем в Пёрл-Харбор!

Черный котенок подпрыгнул и неожиданно почувствовал, что его уже не тянет к земле. Он завис в воздухе на высоте тридцати сантиметров.

Какие странные ощущения, вот это да! Легкий ветерок обдувал его со всех сторон. Он распластался в воздухе, и что-то вдруг понесло его вперед, какая-то сила внутри маленького черного котенка проснулась от долгого сна и рвалась наружу. Теперь все выглядело по-другому: скамейка со столиком, старый сарай, совсем маленькая конура и рядом с ней пес, зашедшийся в лае, – все казалось ему таким смешным и крошечным. Он впервые почувствовал себя не беспомощным существом, которого пинали все, кому не лень, а грозным хищником, для которого нет преград. Котенок пролетел до конца участка и понял, что не умеет поворачивать. Тем временем в нескольких сантиметрах под ним с бешеной скоростью пронесся старый забор, и котенок очутился уже в совершенно незнакомом мире.

– Эй, а как же я? – услышал он голос белого котенка.

В следующее мгновение кто-то пролетел над ним, слегка коснувшись черного левого уха. Он увидел своего белого братца, который, расправив все четыре лапы, пикировал сверху, держа на прицеле маленького воробья, глупо решившего, что он сможет уйти от летающего кота.

Незаметно для себя котята подлетели к лесу, который еще вчера казался им таким далеким, даже недосягаемым. Правда, когда они смотрели в сторону леса, сидя на старом заборе, им представлялось, что это просто густые заросли кустарника. Теперь же оказалось, что лес был не то что огромным, а необъятным и зловеще темным.

Видя, как с невероятной скоростью к нему приближается темная стена гигантских деревьев, черный котенок завопил:

– Я хочу домой!

– Рули хвостом! – крикнул в ответ белый котенок.

Черный котенок попытался, но у него ничего не получилось, словно какая-то злая сила затягивала его в лес.

Тем временем белый котенок, который все еще гнался за изворотливым воробьем, оглядевшись вокруг, неожиданно понял, что они с братцем залетели слишком далеко. Видя, что черному котенку нужна помощь, белый подлетел к нему и собрался было доходчиво объяснить, как следует рулить хвостом, как тоже почувствовал, что его буквально затягивает в этот ужасающе темный лес.

– Я ничего не могу сделать! – услышал голос белого черный котенок. – Нас куда-то несет!

О, он и сам, к несчастью, это понял!

Ветки деревьев приняли котят недружелюбно. Они вырывали из них клочки шерсти, хлестали по лапкам и маленьким ушам. От ужаса котята зажмуривались, когда подлетали к очередному дереву. Мордочки были в кровь расцарапаны, а маленькие тушки все в ранах и ссадинах. Неожиданно деревья закончились, и котята увидели под собой затянутое тиной и поросшее камышом болото с противно квакавшими лягушками. Посреди этого вонючего пространства стоял одинокий дачный нужник с почерневшими заплесневелыми досками. Он возвышался над болотом, как черная крышка гроба. Котята почему-то мчались именно к нему. Когда до нужника оставалось метра три, дверь открылась и – о ужас! – котята увидели сидящего в нем мертвеца, опутанного паутиной. Он был абсолютно гол, и плоть его была до костей изъедена червями. Котята в отчаянии завизжали, и в тот же миг тьма и ужас накрыли их с головой…

– Черт возьми! Какого хрена ты не поставила будильник! Вот бля! Меня уволят на хрен! Думаешь только о маникюре! – Это были первые слова, которые услышала Котенок, не успев открыть глаза. Страшный сон с котятами растаял, его сменило белое пространство потолка.

Здравствуй, новый день, отличное начало! Она еще не открыла глаза, а уже столько всего услышала. Положим, это так, Котенок действительно дольше всего способна была сосредотачиваться только на состоянии своих ногтей. Но что в этом плохого?..