Текст книги "Футбол – только ли игра?"

Автор книги: Никита Симонян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Ты можешь, наконец, сказать, куда ведешь меня? – не выдержал я.

Проводник мой буркнул:

– Я же тебе сказал – узнаешь!

Вскоре мы оказались у дверей директора завода И. А. Лихачева.

Иван Алексеевич встал из-за стола, протянул руку.

– Здравствуй, Никита. Так что же ты изменяешь автозаводцам? – сразу перешел он к делу. – Подал заявление в «Спартак»?

– Подал.

– Решил окончательно?

– Да.

– Тебе не кажется, что защищать спортивные интересы работников индустрии более почетно и более достойно, чем… Что твой «Спартак»? Промкооперация! У нас же – огромный завод. Рабочий класс футбол любит, переживает за свою команду.

К директору я проникся большим уважением – открытый, дружелюбный, он не давил на меня своим авторитетом, но чувствовалось, очень хочет убедить играть за «Торпедо». Когда же понял, что я твердо сделал выбор, сказал:

– Жаль, но запомни, больше никогда ни при каких обстоятельствах в «Торпедо» мы тебя не возьмем, даже если на лбу у тебя засияют звезды.

Нет, не угрожал, как когда-то тбилисский футбольный меценат. Видно, очень любил свою команду, и ему казалось непонятным, как мог молодой парень отказаться от такого лестного предложения. А каково было мне? К такому директору я бы рабочим пошел в любой цех. Но в команду не мог: спартаковцы уже знали, что перехожу к ним. Я дал слово и изменить ему не мог. Как бы я выглядел? Юнец, не сказавший пока своего слова в футболе, уже мечется туда-сюда…

Но были у меня для такого выбора и другие причины, пожалуй, самые веские, хотя никому о них не говорил. Именно в ту пору, на третьем году жизни в Москве, я почувствовал уверенность в себе, освободился от внутреннего плена, раскрепостился. Теперь мог показать то, что умел с детства, и то, чему успел научиться в команде мастеров. В «Крыльях» я обрел крылья. Поэтому и в заголовке этой главы снял кавычки, которые поставил было поначалу, обозначив лишь место действия – «Крылья Советов».

Одно из прекраснейших ощущений – рождение уверенности. Прежде доверял только наставникам, теперь доверяю и себе. А мое «хочу» – «Спартак». Почувствовав, что уже способен учиться в «академии», хотел постигать науку именно спартаковскую.

1946 год. Финальный кубковый матч. «Спартак» встречается с тбилисским «Динамо». Он явно слабее, но выигрывает!

1947 год. Снова финал Кубка. На этот раз спартаковцы играют против «Торпедо», команды, превосходящей их во многих отношениях. И снова побеждают!

Сидел на трибуне, терялся в догадках – почему? Ведь это не просто везение. Какой-то неукротимый дух, А из чего он возникает, как его обрести?

КРАСНОЕ И БЕЛОЕ – ГРУППОВОЙ ПОРТРЕТ

Сегодня играет «Спартак» – и я собираюсь на стадион. Посматриваю в окно – как там погода? У футболиста форма неизменна – хоть пекло, хоть снег с дождем. Это зритель волен утеплиться или прихватить зонтик.

Когда-то совсем другими были для меня дни спартаковских матчей. Настраивался на игру, выходил на поле… Теперь мое место на трибуне, в окружении страстных спартаковских болельщиков, которые уверены, что лучше тренера и футболистов знают, как должно играть их команде: «Отдай пас!» «Не стой!» «Куда мчишься, куда?!.» Бывает, кто-то повернется в мою сторону: «Никита Палыч, – узнали, стало быть, – скажите вы им, чтоб они…» Разведу в ответ руками: я только зритель, ребята.

Давно не играю в «Спартаке», давно не тренирую эту команду, но вот для многих так и остался спартаковцем. Мне это приятно, потому что и сам себя таковым считаю. Я спартаковец. Как футболист, да и как человек я окончательно сложился в «Спартаке», и многое, что здесь понял, усвоил, ценно для меня и поныне. Если бы меня, скажем, попросили определить модель идеальной команды, то мне не пришлось бы абстрагироваться, называя ее черты и свойства. Это «Спартак» пятидесятых годов, команда, в которой я играл.

Может, время все сгладило? Память избирательна, в ней остается больше хорошего, чем плохого, особенно если воспоминания относятся к юности, молодости. Но уверен, оглядываясь назад с позиций игрока и тренера с немалым опытом, трезво оцениваю родную команду.

Сейчас очень модно говорить – «команда единомышленников». Кочует это определение из репортажа в репортаж, из одного интервью в другое, не сходит с уст телекомментаторов. Проведет команда одну-две хорошие игры – и все: единомышленники. Даже если команду раздирают противоречия, конфликты. Нередко, услышав это ходовое определение, теряющее свой изначальный смысл, хочется спросить: а в чем они единомышленники? Какие принципы – игровые или нравственные – исповедует команда? По каким законам строятся отношения между игроками и тренером, взаимоотношения в коллективе?

В «Спартаке» как раз четко проявлялись именно единые принципы, которым следовал каждый.

Уважение к своему делу, к мастерству. Правда, что греха таить, некоторые футболисты могли нарушить режим. Но к тренировкам, к игре относились серьезно, творчески. Умели анализировать свои действия, стремились совершенствоваться.

В командах высшей лиги, к сожалению, всегда существовало ремесленничество – его и сейчас предостаточно: пришел, погонял мяч, отыграл кое-как и ушел. Вроде бы футболист дисциплинирован, не к чему как будто придраться. Любое задание тренера выполняет беспрекословно, но механически. Пробил по воротам – мяч пролетел выше, он повернулся и пошел. Второй раз – то же самое. И так многократно. Не переживает из-за ошибки, не пытается ее исправить. Спросишь, почему мажешь, а у него наготове самооправдание: так получилось. Начинаешь разбирать, и окажется, не постиг азбучных истин, не пожелал задуматься над ними, дойти самостоятельно.

В «Спартаке» не водилось подобного. Мы хорошо усвоили: тренировка – подготовка к игре. Музыкант не выйдет на концерт без десятка, сотни репетиций: ищет единственно точное звучание ноты, музыкальной фразы. И красивого зрелищного футбола не покажешь без изнурительной работы и поиска. Мы строго спрашивали друг с друга. Если кто-то не выкладывается на тренировках – товарищи не спустят. Это не вносило разлада, наоборот, сплачивало коллектив.

Отсюда шло и единство команды на поле.

Оставить опекуна растерянным за спиной, подкупить обманным маневром и уйти от него – это удовольствие. Но истинное наслаждение испытываешь от сыгранности с партнером. Он понимает твои замыслы, а ты мгновенно улавливаешь то, что видит он, что задумал, делаешь рывок и оказываешься там, где тебя ждет пас. Была импровизация, вдохновение.

Думаю, в том составе команда могла бы приспособиться к любой системе игры (система, как известно, трансформировалась, пережила крутые перемены в 1958 году, в 1962-м…), потому что были яркие футболисты, яркие люди.

Мы умели отмечать и ценить достоинства друг друга. Нам было интересно вместе и после тренировок не спешили разбегаться по домам. Нередко большой компанией шли обедать, чтобы посидеть, поговорить, нередко почти всей командой, с женами, отправлялись в театр… Дорожили общением, возможностью послушать Игоря Нетто, большого книгочея и страстного любителя шахмат, или Сергея Сальникова, неистощимого рассказчика. Не одним футболом жили. Юрий Седов, например, самостоятельно взялся за изучение английского и сегодня – он работает в Госкомспорте СССР – владеет им в совершенстве.

О спартаковцах моего поколения можно сказать: личности. И в групповом портрете команды ни один не затерялся. Каждый на виду. Каждый привлекает внимание. Каждый индивидуальность.

…Атака накатывается на ворота соперника, вырываюсь вперед – вот оно, мгновение, которого нельзя упустить. Все решит доля секунды, надо бить по воротам тотчас! Я без мяча, но точно знаю, сейчас он будет у моей ноги: щуплый юркий Тимофеич сделает точнейший пас, и я пробью!

Счастье, что мне довелось играть рядом с Николаем Тимофеевичем Дементьевым, братом легендарного Пеки. Ему я обязан многими своими голами и становлением как игрока.

У братьев была разная манера игры. Оба неповторимы и оба талантливы. Николай – левый полусредний нападающий. В «Спартак» пришел в тридцать лет и играл до тридцати восьми за счет своего исключительно профессионального отношения к футболу. Выступал прежде за ленинградское «Динамо», за московское, но считал себя спартаковцем, настолько сродни стал ему этот клуб.

Хотя возрастная разница между нами была большой – около одиннадцати лет, – взаимопонимание в иrpe пришло очень быстро. Как только он брал мяч под контроль и я начинал предлагать себя, открываться – тут же получал пас. В мгновение. Тимофеич не был жаден на передачи. Иной раз мог сам поразить ворота, находясь в выгодной ситуации. Ему кричат: «Коля, Тимофеич, бей!» – а он неожиданно отдает мяч. В перерыве или после матча говоришь ему: «Коля, что же ты? Мог ведь и сам забить!» – «Да ладно, ничего, нормально…»

Отличался колоссальной работоспособностью. Не останавливался ни на секунду, участвовал в обороне, тут же переключался в нападение и посылал своих партнеров вперед.

Тимофеич был невероятно аккуратен. Казалось, что аккуратностью он подчерчивает свое уважение к футболу. Всегда начищенные до блеска бутсы, свежая майка, выглаженные трусы. Так выходил на любую тренировку, а после тренировки сразу же стирал свою форму, сушил, наглаживал. И мы невольно подтягивались рядом с ним, стыдно было не следовать примеру.

Он казался таким же молодым, как большинство из нас. Держался со всеми просто, на равных. От него во многом шла обстановка доброжелательности, спаянности, дружбы, которая складывалась в команде, и эта спаянность переносилась на поле. Человек почти всегда един в игре и в жизни.

Все знали, Дементьев – настоящий товарищ и удивительный семьянин. Дом для него был всем, даже футбольные вопросы решал на семейном совете. Если что-то не нравилось его жене Зине, Зинаиде Ивановне, она говорила: «Мы с Колей уходим». Это стало нашей любимой присказкой: скажешь: «Мы с Колей уходим», – и все поймут, что ты чем-то остро недоволен. Зина бывала на тренировках и непременно на всех матчах.

Сейчас далеко не все жены так ходят на футбол. А выйти замуж за футболиста мечтают многие. Завлекательно: слава, зарубежные поездки, модные тряпки… Но быть женой футболиста так же нелегко, как, скажем, женой моряка. Жизнь футбольной звезды трудна – перегрузки, нервное перенапряжение. Человеку в такой ситуации очень нужен надежный дом, где он всегда встретит понимание. А некоторые ребята – по ним чувствуешь – возвращаются на сборы расстроенными, взвинченными. Случается, закончилась футбольная карьера – и жена спешит с признанием: «Ошиблась. Не любила, не люблю…»

Конечно, я знаю и хорошие семьи, заботливых жен. Но нередко они устраивают тренерам настоящую осаду:

– Муж не бывает дома, то у него поездка, то сборы! Это же ненормально! Что за жизнь?!.

Начинаешь говорить:

– Разве вы не знали, что выходите замуж за футболиста? Так и будет, поездки, сборы… Вот кончит играть, станет домоседом. А пока терпите…

В наше время, правда, было повольней. В Тарасовке общество «Спартак» снимало частные дачи. Холостяков поселяли по двое-трое в комнате, женатых отдельно. У всех семейных жены с детьми приезжали в Тарасовку на лето. Ходили друг к другу в гости.

На одной из дач жил Тимофеич с супругой. Зинаида Ивановна была хозяйственной, домовитой и властной: следила, чтобы муж строго соблюдал режим. Иногда после игры, после бани Николай зовет нас к себе: «Пошли, ребята, посидим, победу отпразднуем». – «А Зина?» – спрашиваем с опаской. «Что Зина?! Что Зина?! Кто, в конце концов, хозяин в доме?»

Зина с порога угадывала наше настроение, наше намерение. Под горячую руку такого могла наговорить! Но быстро отходила, начинала накрывать на стол. У нее всегда все было вкусно. Мы ели, похваливали. А Тимофеич с гордостью поглядывал на жену, был рад, что мы у него в гостях, что и нам достается ее забота.

Не припомню в команде человека, который бы его не любил, не относился с особым почтением. Игорь Нетто ласково называл его дедушкой русского футбола.

Когда я только попал в «Спартак», «дедушек» в нем было немало. Капитан Василий Соколов. Прирожденный вожак, хотя человек далеко не простой. Большая сила воли, злость, азарт в игре. Влияние на других имел огромное. Ему было за тридцать шесть и тем не менее продолжал играть.

В линии полузащиты в то время играли Олег Тимаков и Константин Рязанцев. Тимаков – суровый, напористый, всегда лез вперед. Не обладал высокой техникой и тем не менее часто забивал решающие голы. Рязанцев – полная ему противоположность. Не очень быстрый, маленький, кругленький, курчавый, нос картошкой. Его звали «Карандаш». Ростом он, правда, был повыше знаменитого клоуна, любимца Москвы тех лет, но очень похож на него. Отличался высокой техникой, свои умения и знания держал при себе.

Если у кого-то не получался тот или иной прием, Рязанцев, подойдя, говорил: «А я знаю, как это сделать, но не покажу». Фирма секретов не выдавала. Иногда, правда, расщедрится, отведет в сторону: «Ладно, только тебе… Смотри. Но ты – никому!» Нет, это был не Тимофеич со своей широтой. И не его знаменитый брат Пека.

Вскоре Рязанцева сменил Нетто. Прежде он играл в дубле. Был уже заметен, знал себе цену. Если его не ставили в основной состав, заявлял старшему тренеру Дангулову:

– Все равно я свое место не сегодня завтра займу.

И мы верили: займет. Все при нем – умение играть в обороне и в атаке, чувство игры, характер, наконец, спортивная злость.

Он играл современнее Рязанцева. Ведь футбол идет вперед – увеличиваются скорости. От игрока все больше требуются быстрота мышления, способность мгновенно принимать решения. Рязанцев уже выглядел тихоходом, а Игорь в совершенстве владел скоростной техникой. Мог в мгновение обыграть соперника, рвануться вперед, нанести удар и тотчас вернуться назад.

Все игроки его сразу признали.

Но как только он это почувствовал, тут же прорезалось все своеобразие его характера. Стал нетерпим к нам на поле. Не прощал ни малейшей оплошности в игре, грыз всех нещадно. В общем-то он всегда бывал прав, но ведь не за всякий промах стоит корить. А Игорь давил на всех и вся, кричал. Правда, при этом никогда не останавливался и ни на секунду не упускал из виду мяч.

Мчится в атаку, но успевает крикнуть Коле Тищенко: «Хохол, куда лезешь, что делаешь?»

Вспоминая матчи, так и слышишь их «звуковое сопровождение». Товарищи ведь тоже не молчали, не спускали.

Скажем, такого, как Тищенко, он не мог вывести из равновесия, а вот Анатолий Ильин, случалось, терялся. Игорь до конца, пока Толя играл, «ел» его, «воспитывал». Ильин нередко сам пытался забить мяч, хотя выгодней было передать товарищу. И Нетто прорывало: «Ты что?! В газету мечтаешь попасть?»

Незаметно Нетто выдвинулся в лидеры. И потом, когда закончил играть Василий Соколов, мы выбрали Игоря капитаном, хотя, конечно, характер капитана далеко не всем нравился. Но все понимали: он справедлив. И это было главным. Плохо другое: в игре, когда все напряжены до предела, от горячего слова нетрудно завестись.

Сергею Сальникову, одному из лучших игроков команды, влюбленному в красоту футбола – даже в сложных ситуациях Сергей старался применить красивый прием, – капитан мог бросить: «Ты что, для кухарок играешь, да?» Бытовало у нас такое выражение – значит, на публику, на девушек.

Серега подбегал ко мне: «Никита, что от меня хочет этот… Что мы с тобой, хуже, чем он, играем? Почему он меня грызет? Я что ему, мальчишка?..» – «Не мальчишка, так ответь!» – говорил я. «Дело не в этом, – Сергея начинало заносить. – Тут вопрос принципиальный: мы что, хуже играем?..» А игра не прекращается, и снова крик: «Не умеешь мяч остановить?» Это уже адресуется Коле Паршину. Он был игроком не очень техничным, но обладал исключительный храбростью. Шел напролом, мог забить головой мяч, который летел в полуметре от земли. И отношения с капитаном Коля выясняет мгновенно, не оглядываясь: «Иди ты…»

Помню, был матч с «Локомотивом». Игра не шла. В раздевалке во время перерыва Николай Петрович Старостин метался от одного игрока к другому: «Сережа, – подбежал к Сальникову, – ты что, не можешь ребят вывести в прорыв?» «Никита, ты что, не можешь потерзать защиту?..» Нетто сидит, опустив голову. «Ну а ты, капитан, не можешь команду взять в руки?» – «Нет, не могу, Николай Петрович, не могу: посылают меня…»

Матч с Индонезией на Олимпиаде в Мельбурне. Индонезийцы так построили защиту, что к воротам не прорваться: на одного нашего игрока бросаются трое. Нужна четкость действий, а правый полузащитник Масленкин все время пытается пересечь зону Нетто, мешая ему тем самым. Въедливый капитан бутсой чертит границу: «Не лезь в мою зону, не лезь! Вот твоя зона, вот моя зона, понял?..»

Мы не всегда бывали удовлетворены нагрузками на тренировках, просили, чтобы занятия проходили более интенсивно. Но «просили» – это не про Игоря.

Вот Николай Алексеевич Гуляев дает задание: «Сейчас мы сделаем легкую пробежку, общеразвивающие упражнения, бег с высоко поднятыми коленями…» И тут же Нетто восстает: «Этой ерундой мы заниматься не будем!» Тренер наш сдержан, склонен всегда спокойно убеждать: «Игорь, есть общий порядок…» Подходит Старостин: «Что за митинг?» – «Нам не дают в футбол играть: нам надо набегаться, уйти в мыле, а нам предлагают монотонные упражнения…» – «Николай Алексеевич, мы же имеем дело с профессионалами, – дипломатично расставляет все по местам Старостин. – Может, стоит к ним прислушаться?»

Нетто говорил все и всем в глаза, а вот критики в свой адрес не любил. Например, Николай Алексеевич делает замечание: «Игорь, ты играл хорошо, но коротко». Игорь избегал длинных передач: будучи самолюбивым, не рисковал, его пасы были короткими или средними, играл наверняка, иначе самого себя потом бы заел. Так что Гуляев наступил ему на мозоль, и Игорь взвился: «Я всегда буду отдавать пас своему. В деревенский футбол, в „бей-беги“ играть не намерен!» – «Нет, Игорь, если бы ты играл длиннее, было бы все острее». – «Вы глупостей не говорите!»

Такое мало кому могло понравиться. Но Игорь – это Игорь. В нем столько достоинств, что его не просто терпели, воздавали за них должное, а любили. Был отходчив. Игра закончилась – и все, как будто никаких инцидентов на поле не наблюдалось. Обруганные поворчат и тоже склонятся к полному миру: видели, как капитан сам бился, сражался, не щадя себя. После атаки молниеносно возвращался на место и еще успевал следить за всей игрой, чувствовал свою ответственность за исход матча, за всех нас, поскольку мы – одна команда. Все успевал.

Непросто найти такого вожака. Это талант. Но капитаном «Спартака» и сборной его избирали много лет подряд не только потому, что он умел руководить на поле.

Мы признавали за ним право на жесткую требовательность: не было случая, чтобы кто-то из нас усомнился в его справедливости, честности, высокой порядочности.

На чемпионате мира в Чили, в тяжелейшем ответственном матче, он лишил команду засчитанного уже гола.

Сборная СССР играла со сборной Уругвая. Мяч влетел в сетку ворот соперника. Гол засчитан, судья показывает на центр поля, и тут к нему подбегает Нетто, просит подойти к воротам и объясняет, что мяч был забит с внешней стороны сетки, угодил в то место, где она была прорвана. И если бы не дыра…

Как много говорили на том чемпионате о поступке капитана советской команды! Восхищались, удивлялись. Но не удивились те, кто знает Игоря Нетто. Он просто не мог поступить иначе – это все в крови, в характере.

Часто думаю сегодня: а если бы пришлось ему участвовать в договорной игре – ведь запланированный заранее результат не тайна для футболистов, – как бы он поступил? Уверен, взбунтовался бы, покинул поле, команду.

Для Игоря не было мелочей как в футболе, так и в жизни. И он не изменился. Однажды собрался навестить меня в больнице, а нашего общего приятеля, который тоже хотел пойти, с собой не взял. Наказал таким образом за то, что тот, по его мнению, в последнее время не совсем правильно живет. Я смеялся над неисправимым другом: «Вот это принципиальность!..»

Свое мнение всегда выскажет. Иногда это очень надо, а иногда и не очень. Может быть, поэтому он, выдающийся игрок, не стал столь же выдающимся тренером. То, что поймут, простят товарищи, что отольется в их спортивной злости, не всегда поймут воспитанники. На похвалы Игорь Александрович скуп, следует строгому правилу: не хвалю никого, пока по-настоящему не заслужит.

И еще мне кажется, он никак не мог до конца победить в себе игрока. Не он один. Встречал многих хороших футболистов, которые, став тренерами, продолжали – сколько бы лет ни прошло после конца спортивной карьеры – жить теми событиями, в которых реализовывались как игроки. И из молодых футболистов они прежде всего стремились вылепить свою копию, свое повторение. Но ведь стать Нетто никто не сможет.

А Сергею Сальникову, на мой взгляд, не хватало для тренерской работы собранности. Будучи уже тренером, мог опоздать на тренировку, не понимал, насколько это серьезно. Когда он работал у меня помощником, минут за двадцать до конца тренировки мог уйти, считая, что уже не нужен здесь. Не преодолел в себе человека неорганизованного. Может, это неотъемлемое свойство разносторонне талантливых людей?

Однажды нас, команду, пригласил для беседы секретарь Бауманского райкома партии, а Сальников не явился. «Где же ваш Сальников?» – спросил он; не заметить отсутствие такого популярного игрока было нельзя. И Николай Петрович Старостин, большой дипломат, начал, что называется, заминать Сережину непунктуальность: «Понимаете, все дело в том, что Сергей Сергеевич по натуре своей человек рассеянный. Я думаю, что он, видимо…» И тут встрял Игорь: «Никакой он не рассеянный. Он просто распущенный». Сальникову позвонили, и минут через двадцать он явился, заспанный, небритый.

– Сергей Сергеевич, – обратился к нему секретарь. – Тут считают, что вы рассеянный, а некоторые даже утверждают, распущенный, а вы сами как полагаете?

– Я, честно говоря, над этим вопросом не задумывался, – ответил Сергей. – Может, рассеянный, может, и распущенный. Не знаю.

Был непосредственным, как ребенок. Непосредственным, как всякий талантливый человек.

Окончил факультет журналистики. Писал о футболе. Настолько тонко и образно, что до сих пор не могу поставить рядом с ним ни одного известного спортивного журналиста.

Я говорил ему не раз:

– Сережа, не вышел из тебя тренер. Займись журналистикой всерьез. Ты великолепно знаешь футбол. Ты знаешь его лучше, чем многие специалисты, ты видишь и замечаешь больше, но ты не тренер.

А он не мог оторваться от футбола. И готов был, кажется, носить мячи на поле, полагая, что это занятие более важное, чем газеты, репортажи, статьи…

В 1949 году, когда я пришел в «Спартак», Сальников играл на левом краю. Слышал о нем еще раньше – он был в составе ленинградского «Зенита». В 1944 году «Зенит» стал обладателем Кубка страны, и решающий гол в финальном матче забил Сальников.

Сергей – москвич. Лето обычно проводил со своими родителями на даче в Тарасовке. Детство, можно сказать, прошло на маленьком стадионе, где он видел выдающихся мастеров, ведь Тарасовка и до войны была базой «Спартака». На глазах у него тренировались Старостины, Степанов, Семенов… Безусловно, та великолепная техника, которой владел Сергей, осваивалась с детства.

Мы играли вместе с ним год, а в 1950-м он перешел в «Динамо». Из «Спартака» редко уходили в другие клубы, в другие команды. И поступок Сальникова вызвал бурю возмущения у игроков, поклонников команды. Сергей объяснял свое решение вескими причинами: неожиданно без всяких оснований был арестован отчим. И Сальников надеялся, что, став динамовцем, сможет тем самым как-то облегчить его участь. Потеря для команды была, конечно, ощутимой, все мы тяжело ее переживали. Тогда вообще острее, чем сейчас, воспринимались переходы из клуба в клуб, тем более что Серегу любили.

Именно в тот год, в финале розыгрыша Кубка страны, «Спартак» схлестнулся с московским «Динамо», где уже выступал Сальников.

В матче против своей бывшей команды «перебежчик», как правило, старается сыграть вдвойне сильнее. Понятный психологический эффект: стремится доказать, что он настоящий боец и везде останется таковым. Но и «противная» сторона ему платит тем же – с большей старательностью и злостью опекает, не дает ходу. Вполне естественные чувства. Сергею не удалось показать в том матче, на что он способен. Мы играли вдохновенно и выиграли со счетом 3:0. В честь этой победы поклонник «Спартака» поэт Яков Зискинд написал стихи. В них были строки о Сереге и обо мне:

 
…Потом над лужею зеркальной,
Где кубок отражен хрустальный,
Сошлись Никита Симонян
И Сальников, как ураган.
Враги! Давно ли друг от друга
Их жажда Кубка отвела?
Давно ль они часы досуга,
Зарплату, пиво и дела
Делили дружно… А вышло так:
Покинул Сальников «Спартак».
 

В «Динамо» партнерами Сальникова были игроки выдающиеся: Василий Трофимов, Константин Бесков, Василий Карцев, Соловьевы, Леонид и Сергей. Тем не менее, внимательно наблюдая за игрой динамовцев, мы видели, что мяч ему достается нечасто. Он не получал его, будучи даже в выгодном положении. Сергея как-то игнорировали.

Когда в «Спартаке» стал начальником команды Николай Петрович Старостин, возвратившийся в Москву из дальних мест после реабилитации, он сделал все, чтобы Сальников снова стал играть с нами. Ведь он знал его еще мальчишкой, по Тарасовке. Сергея наказали – сняли звание заслуженного мастера спорта, – но переход разрешили. Курьезный, в общем-то, случай. «Потерял заслуженного, приобрел вас», – отбил нам Сергей телеграмму в Донецк, где предстоял очередной матч чемпионата.

1955 год был порой расцвета «Спартака», и Сергей тогда полностью раскрылся. С его приходом наша игра обрела новую краску. Николай Дементьев к тому времени закончил выступать, его место занял Сальников. И тоже стал великолепным диспетчером. Футболист комбинационного склада, он умел руководить игрой. Такому игроку чаще других адресуют мяч, потому что знают: он его не потеряет, распорядится как можно целесообразней и выведет партнера на ударную позицию. Соперник всегда приставляет к диспетчеру сторожа, который неотступно следует за ним. Но и Дементьев и Сальников всегда умудрялись ускользать от своих сторожей.

Как футболист Сальников был требователен к себе. Работал над техникой в поте лица своего. Часами после тренировок, часами… Порой, может, однообразно и даже нудно.

Отрабатывая обводку, собирал пять-шесть мальчишек, ставил двое ворот в двадцати метрах друг от друга и один играл против всей ватаги. А обвести юрких пацанов далеко не просто. Часами мог жонглировать мячом и на ехидные замечания Нетто неизменно отвечал: «Не лезь! У меня своя метода».

Техника владения мячом лучше постигается в раннем возрасте. А Сальников, как я уже говорил, в детстве имел возможность копировать мастеров, сколько душе угодно. Тренеры почти не работали с ним над техникой. Тогда как со многими новобранцами приходилось штудировать даже футбольную азбуку: как мяч установить, как сделать наиболее точную передачу, как ударить по воротам… Сергей же обладал техникой, я бы сказал, элегантной – красив был на поле.

Он вообще был красив и походил на голливудского киноактера. Знал об этом и, случалось, говорил, что он самый красивый футболист. Изысканно, модно одевался. Пользовался успехом у девушек.

В то время появился в ЦДКА Вячеслав Соловьев, и однажды я, подтрунивая над Сергеем, сказал: «А ты знаешь, есть футболист красивее тебя». Он встрепенулся: «Кто?» – «Славка Соловьев». – «Удивляюсь я тебе, Никита, – хмыкнул Серега, – в нем же нет совокупности мужских данных.. Рост, понимаешь? Он ниже меня ростом!..»

Прекрасно играл в теннис и своих дочек обучил с ранних лет. Одна из них, Юлия, стала чемпионкой Союза по теннису.

Был эстетом во всем. Одно время он работал старшим тренером «Спартака», и Николай Петрович Старостин рассказывал: забивают гол в спартаковские ворота – что в таком случае остается тренеру? Хвататься за голову. А Сергей восхищен: как красиво забили! Николай Петрович кричит ему: «Но ведь мяч в твоих воротах, чем ты восхищаешься?» А он опять свое: «Нет, вы видели, как красиво он это сделал!»

Умел на все взглянуть философски. Я, например, всегда остро переживал и собственные неудачи, и неудачи команды, а он относился к ним более спокойно: «Да ладно тебе, старик, не майся. Ну, проиграли сегодня – и что? Завтра выиграем. Проигрыш – не мировая трагедия».

Умел гасить конфликты в игре, в отношениях. Едем после матча, садится рядом, уже отошел от пыла борьбы: «Ну, что? Будем извиняться?»

Плохо, если между людьми, которые в общем-то уважают друг друга, что-то надолго встает – недоразумение или ссора, вспыхнувшая в горячую минуту. Не каждый умеет первым сделать шаг навстречу. Сережа умел.

Если предстояла игра с сильным соперником, он обычно всех настраивал: «Ребята, давайте получше подготовимся, подрежимим, сыграем красиво». И это действовало на нас.

Он соединил в игре интеллектуальное начало, эстетику, чувство товарищества. Был благодарен, если с подачи партнера забивал гол. Помню, в 1957 году в матче против «Милана» на стадионе Сан-Сир в присутствии ста с лишним тысяч зрителей мы с Сергеем сыграли в стенку, и он великолепно забил гол. Тут же подбежал ко мне: «Спасибо, старик!»

Как никто бил пенальти. Могу откровенно сказать, я одиннадцатиметровых не любил и бил их плохо. Если в игровых эпизодах был уверен в себе, то оставаться один на один с вратарем, чувствуя за спиной всю команду, зная, что на тебя надеются и товарищи и болельщики… Нет, тут надо иметь стальные нервы. А Сальников уверенно подходил к мячу и мог направить его в любой угол ворот.

Запомнилась его дуэль с Яшиным в 1955 году. Мне не пришлось тогда участвовать в матче с московским «Динамо»: был травмирован и смотрел на все происходящее с трибуны. Судья назначает пенальти в динамовские ворота. Сальников вроде бы уже приготовился бить. И вдруг подходит к судье – судил Николай Михайлович Хлопотин – и что-то говорит. Потом выяснилось, что: «Товарищ судья, обратите внимание на Яшина. Он до удара делает движение». Известно, такое не по правилам. Короче, первый мяч Яшин отбил.

Сдвинулся он на самом деле с места или нет – это уже загадка истории, но предупрежденному судье показалось, что сдвинулся, поэтому он заставил пенальти перебить. Возмущению динамовцев не было предела, они бурно протестовали. Лев Иванович вышел из ворот и тоже включился в дискуссию, но судья был неумолим. Сальников повторил удар и пробил в левый от себя угол (первый раз бил в правый), Яшин рванулся, достал мяч кончиками пальцев, но тот все-таки оказался в сетке. Это была чистейшая психологическая дуэль, и выиграл ее Сергей. Хотя можно спорить, имел ли он право на «обработку» судьи.