Текст книги "Фелисетт"

Автор книги: Никита Чирков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Никита Чирков
Фелисетт

1

В какую ложь поверить?

Неосведомленный ум влегкую ошибется, сделав поспешный вывод о том, что перед ним находится не живой человек, а строго выполненный из камня памятник. Даже более того: поверить, что перед нами на самом деле персона с самыми густыми и от того трудно контролируемыми в обуздании чувствами, – опрометчивый и рискованный шаг для любого пари, которого, к счастью, никто делать не будет. Так вот, историю мы начинаем именно с этого человека не просто так, уж точно не для удобства повествования. Отдельно стоит подчеркнуть: рядом с ним на космическом корабле «Шарлотта» присутствуют во много раз более приятные для знакомства личности, как минимум в сравнении, но раскрытию их еще будет посвящено время. Холд Хобер – так зовут нашего героя – против своей воли берет роль проводника в эту историю как раз из-за прямой причастности к ее существованию. Транспорт, персонал, ресурсы, техническое обеспечение, разрешения и допуск, не говоря уже о заготовках на будущее, – организация всего этого и даже большего предшествовала данному моменту строго из-под его руки. И вот сейчас, с молчаливым наблюдением того самого места, ради которого все затевалось, пришло полное осознание безвозвратности старой жизни, практически дорога… Только вот непонятно куда: в один конец – или же в новую, более светлую жизнь? Но эти вопросы, как, наверное, и любой из нас, Холд захотел оставить на потом. Ведь если ответ есть, то не будет ли это подстреканием ядовитого понимания безысходности? Пусть стратегическое мышление и являлось крепим фундаментом его мировоззрения, но все же приятно было порой адаптироваться по обстоятельствам, а сейчас это лучший и самый продуктивный инструмент. И вот, полноценно осознав отсутствие обратного пути, Холд остается один на один с давным-давно забытым животным страхом. Тяжелый взгляд на лице, изборожденном отчетливыми рытвинами морщин, прячет неописуемую борьбу между тем, кем ему хочется быть, и кем быть необходимо, а инструментом в угоду последнего является чувство безграничной вины.

В минуту этих размышлений у него получается сделать лишь единственный твердый, но от этого не менее досадный вывод: он ненавидит себя. Корень этого жгучего груза кроется в умении адаптировать гнев, цинизм и холод прагматичного ума под нужды быть стойким и готовым принимать любые, даже самые немыслимые решения, вместе с грядущими не менее тяжелыми последствиями. Таков он был в глазах многих людей: человек с бронированной кожей и стальным характером. Хотя на деле, о чем никто достоверно не знал, пусть догадки и имели место быть в тот или иной момент, Холд – заложник всех вышеперечисленных и многих иных, но близких по смыслу черт порой ему же ненавистного характера. Бремя это с каждым годом удавалось нести все с большим трудом, а тут недавно, как-то совсем уж для него и неожиданно стукнуло шестьдесят пять лет. Умом он ощущал себя моложе, чем его тело дозволяло чувствовать, – заметный животик, больные колени и локти, немного сутулые плечи, длинные седые волосы он зачесывал назад, а массивную бороду того же оттенка никогда не трогал, отчего она была жесткой и густой. К счастью, лицо и глаза играли ту самую компенсирующую роль, и даже неподготовленный человек лишний раз подумает о том, как и что говорить при Холде. Встретить свои шестьдесят пять он мечтал в ином месте и при других обстоятельствах, но все с теми же, окружающими его ныне людьми. Позволив себе отвлечься на наручные часы, Холд с трудом заставил себя завести будильник – должны сработать чуть меньше чем через сутки от нынешнего момента. Довольно трудно дается выбор между чуждой ему сентиментальностью и привычной прагматичностью, но один из вариантов точно обретет свое место с наступлением нужного времени. Ему хочется – и даже почти удается – отдаться грядущему событию, словно некоей судьбе, а там уж все само решится, и какой бы вариант череда решений ни спровоцировала, так оно и будет. Вот он, момент старости, когда нити контроля попросту устают существовать.

К счастью, чего было не отнять, чаще он повелевал эмоциями, нежели они им. И, равно как и про самого себя, Холд не знает, откуда у его единственного сына такое же умение: результат воспитания или умелая работа генетики. Вопрос этот был, с одной стороны, не так уж и жизненно необходим – сыном он гордится, да и тот достиг много к своим годам даже без наставления отца. Но с другой, более личной, от того и более скрытой, Нил Хобер уже давно и крайне успешно использует это умение в адрес Холда. И вот вновь, словно и вовсе стыдится быть пойманным на теплой связи с этим человеком, сын непринужденно и будто бы даже случайно оказался рядом с отцом. Встал спиной к иллюминатору, не сводя взгляда с жены Лилит и сына Максима в паре метров впереди, занятых проверкой костюмов для высадки на планету.

– Наша задача – восстановить «Фелисетт», правильно? – Холд не ответил, даже не среагировал. – Хочешь, чтобы я поверил, что не твоя рука назначила мою семью в этот проект?

– Почему тебя это волнует? – не сразу прозвучал ответ при первом взгляде друг на друга, где в глазах сына Холд увидел сомнения, а после и неприкрытое размышление.

– Потому что это опасно? – с интересом Нил выдал вариант, наблюдая за Холдом. Но в ответ была лишь разочарованная усмешка и вновь наблюдение в иллюминатор.

– Слушай, Холд, я знаю, возможно, ты пытаешься так наладить отношения – это я могу понять, не принять, а понять. Но эта брошенная еще до моего рождения база – явно не лучшее место для твоей затеи… как минимум для детей. Не считаешь, что малька перегнул?

– Я считаю, что тебе нужно заняться делом и подготовить своих к приземлению, а не доставать меня своими бестолковыми вопросами. Мы здесь для важной работы, которую нам поручили. – Отечески-укоризненный тон впечатался в Нила своей силой, воскресив в нем знакомое с детства чувство горькой покорности. – Ищешь, в какую ложь поверить? Если мне не доверяешь, то помогать тебе в этом я не буду. Делай свою работу.

Их взгляды встретились в молчаливой борьбе характеров. Каждый читал в противнике ровно то же, что и всегда: властное доминирование старшего над пусть и яростной, но все же недостаточной силой младшего. Такое было им далеко не впервой, уже привыкли настолько, насколько сильно каждого прошибло насквозь странной ностальгией, сокрыть проявление которой у обоих получилось не совсем удачно.

Но итог был понятен и предсказуем: Нил ушел к своей семье, а Холд остался на месте в одиночестве с ранее высказанной сыну неправдой. Хотя разве он в чем-то лукавил? Да вроде бы толком нет, укрепляет он в себе оборону перед чувством вины за ложь. «Фелисетт» и правда нужно восстановить, даже больше подходит определение «расконсервировать и вдохнуть жизнь» – это прямое назначение их работы, тут нет подвоха. А вот стоящие за этим причины, провокатор этой авантюры… мысль об этом все продолжает пугать, пусть и в меньший ущерб, нежели раньше. И вот не успевает он вновь окунуться в дебри причин и следствий, как по громкоговорителю сообщают, что звездолет готов к вылету.

Брифинг

«Фелисетт» находился на отдаленной планете Аттон, чьи размеры были вдвое больше привычной нам Земли, а расстояние от звезды позволяло обладать и кислородом, и даже зарождением примитивной жизни на уровне бактерий и микробов. Чудесное на первый взгляд место обладало и иной стороной, хотя тут уж кому как: ценителям холода и уютного снежного покрова здесь будет в самый раз, ну а противникам такой природной стихии, увы, комфорт получить не удастся. В среднем температура была от минус десяти до минуса сорока, здесь уж сама космическая сила так распорядилась, подарив довольно маленькое светило. Как раз перед посадкой на звездолет, должный отправить наших героев на планету, через иллюминаторы на правой стороне «Шарлотты» можно было разглядеть выглядывающее поверх Аттон светило. Но, как бы красив ни был этот яркий момент с орбиты планеты, этому придали значение лишь Август и Нора Манлио. Подняв дочку на руки и подойдя к иллюминатору, Август с некоторым даже теплым изумлением наблюдал за реакцией Норы, чей нос уже почти уткнулся в стекло от завораживающего вида. То было не удивительно: она впервые покинула дом, где наблюдала виды за иллюминатором космической станции, но все же из года в год они были неизменны. А тут само понимание иных координат – это уже свежее восприятие для детского ума. Ничто не сравнить с реальным опытом взаимодействия с естеством матушки-природы, оттого Август и был крайне рад возможности взять Нору с собой. Ранее он не раз покидал ее, отправляясь в командировки по приказам Холда или же сопровождая его, оставляя под присмотром нянек или же попросту хороших соседей. Но тут были еще несколько факторов: сам Холд настоял на том, чтобы взять Нору: «Пусть мир повидает, как отец говорю, детям нужны простор и возможность познания». С чем трудно было не согласиться, да и отказать своему работодателю и в некотором роде покровителю он вряд ли мог. Ну а главное заключалось вот в чем: Август более не хотел оставлять ее одну, ему надоело ощущать возрастающее пространство между ним и его двенадцатилетней дочерью. И тут есть общее у него с Холдом, в чем ни он, ни сам руководитель этого задания не признаются: проблема воспитания. На то были свои причины, но сейчас не тот момент для их вскрытия и изучения, уж совершенно не хочется разрушать ту душевную и мирную обстановку перед отправлением на «Фелисетт».

База эта была построена у основания крупной скалы, растянувшейся на полсотни километров в стороны, правда, без высокого наконечника – лишь множество небольших, но отчетливо видимых глазу издалека. Поближе к местам, которые, опять же находившись немного в окружении скал, могли стать источником ценных ресурсов. Не случилось этого по причинам финансирования, хотя, будем честны, в написанное в официальных отчетах и заключениях верится с трудом, как минимум из-за невозможности допросить создателей проекта по самой простой, но от этого не менее грустной причине – смерти.

Когда на брифинге, после прибытия на орбиту планеты и до разговора с Холдом, Нил слушал эту информацию, его не покидало ощущение, что все это будто бы придумано на ходу. Да, схожих ситуаций, когда что-то делается, потом бросается, пусть и денег потрачено больше приличного, было предостаточно, но проблема была в двух моментах. Он никогда не слышал про «Фелисетт», хотя подобных построек было не больше пятидесяти по всей галактике, а популяризация подобных мест присутствовала давненько. Второе – он до сих пор не верит в такой шанс. Нет, не подумайте, карьера доктора-терапевта у него отличная, даже более чем, как и работа его жены Лилит программным специалистом также дает повод для гордости. Тут дело несколько в ином – для них двоих вполне мог наступить сильнейший кризис в браке, скорее всего, коснувшийся и ребенка, если бы не эта внеплановая работа. Холд не знал про это. Или знал? Это и беспокоило Нила. Поверить в то, что Холд специально вытащил семью просто из-за желания внушить свою помощь, – да легче легкого, думал Нил про себя, наблюдая за отцом на брифинге. Даже Лилит подумала об этом, лишний раз с некоторым укором одарив Нила тем самым многозначительным взглядом, будто и вовсе не веря в происходящее, подозревая мужа в некотором заговоре. Но тут она ошибалась: Холд не знал про их проблемы, а Нил никогда бы никому не рассказал, особенно отцу. По-настоящему Лилит радовало в тот момент лишь одно – наличие Норы. Здорово, когда у ребенка есть кто-то, кроме взрослых: так их сыну Максиму будет с кем играть, общаться, даже чему-то научиться, хотя отсутствие няни или же просто сиделки в этом путешествии – очень неприятное для нее условие.

Когда они все погрузились в звездолет, должный доставить их на «Фелисетт», Лилит специально посадила сына с Норой: пусть нормально познакомятся и подружатся, как раз почти одного возраста. Правда, стоит наперед огорчить, но такое отношение к сыну было вызвано не заботой о его воспитании, пусть и не без этого, а желанием матери побыть одной, отстраниться. Страшное решение не только для ребенка, но и для родителя, в частности мамы, но, как бы она себя за это ни ненавидела, по-другому просто не могла. Особенно это подчеркнулось в тот самый момент, когда она поняла, что видеть их двоих куда труднее, чем если бы Максим и дальше был один. Закрепив эту мысль, Лилит сделала ужасные, но необходимые выводы, к сожалению, ощутив уже знакомый, догнавший даже тут, крайне далеко от дома, взгляд из темноты. Вытащило ее из жгучих лап преследователя появление Холда, приказавшего всем пристегнуться.

Холд занял место впереди, рядом с Августом, пилотировавшим этот звездолет прямо к посадочной, разумеется, давно покрытой льдом, платформе рядом с главным входом на базу. Потом отрапортовал статус готовности двум пилотам «Шарлотты» – Алексу и Броку, которые останутся здесь на орбите как помощь и страховка.

Холд обернулся взглянуть на Нила, но тот даже не заметил внимания отца, а ведь ранее был прав – тот хотел наладить отношения с семьей. Он не видел сына уже почти десять лет, а тут свалился на их головы, будто бы они только его и ждали. Желание это было искренним и чистым, тут не было фальши, но дать понять им это было нельзя, иначе ничего бы не получилось. Очередное бремя, которое ему придется нести, как он надеется, не слишком долгое время. Но, с другой стороны, если его план удастся, то это будет уже не так важно, пусть его будут ненавидеть или презирать – оно того будет стоить. Видя их сейчас, Холд даже почувствовал некое предательство в сторону Августа, работавшего на него последние три года без нареканий, ответственно и честно, исполняя роль и пилота, и охранника, и заместителя директора по безопасности, когда это требуется. Все-таки они стали очень близки, но, увы, не совсем – некоторые темы не трогались, а личное самого Холда… Вы и так понимаете, насколько он твердолобый и даже скупой на чувства человек. И вот вроде бы рядом с ним самые близкие люди, а одиночество пробирает до самых костей. Бесчисленное количество раз совершалось примирение с этим чувством, но, как и полагается, каждый раз волна отчаяния и боли накрывает без предупреждения, ломая до основания всю уверенность и казавшийся идеальным контроль своего «я».

Ты уже тут бывал?

Сокращая расстояние до «Фелисетта», звездолет столкнулся с буйным нравом погоды Аттона, решившей встретить гостей сильным ветром со снегопадом. Разумеется, подобное волнение никак не могло навредить конструкции и материалу чуждого планете транспорта, но все же некая борьба явно ощущалась. Небольшая вибрация в совокупности с толчками не впечатляли своей угрозой никого из старших даже близко с той силой, которая без предупреждения нахлынула на еще не окрепшие детские умы.

Если бы на Максима обратили внимание, то без промедления заметили бы волнение, граничащее с почти что азартом на почве любопытства перед новым местом прибытия. Оно интриговало своими тайнами не меньше первого или любого другого, а представить тот момент безразличия к неизвестному – это для него непосильная задача. Он впился двумя глазами в иллюминатор, двигая порой шеей, словно цапля, надеясь первым из первых углядеть таинственный «Фелисетт», совершенно уже позабыв о родителях, как и обо всех вокруг. Хотя именно родители и брали его в самые разные командировки, позволяя видеть мир за пределами дома, знакомиться с новыми людьми и находить новые интересы, надеясь дать ребенку разноплановое представление о жизни. В этот же раз он впервые посещает не обжитые территории, а одинокое строение на безлюдной планете, что чуть ли не на периферии галактики, – комбинация этих фактов пробирала до мурашек.

И без того гиперактивное воображение получило идеальный источник для удовольствия путем представления всех темных уголков «Фелисетта», где, помимо историй ранее обитавшего там персонала, Максим визуализирует вскрытие старых тайн, поиск разгадок и нахождение кладов, может быть, даже спасение всех от лап страшного зверя или же предотвращение катастрофы, героически принимая волевое решение! Ух, какие краски бурлили в голове десятилетнего мальчика, всегда отдававшегося фантазиям и приключениям с завидным азартом! А под его скафандром, в нагрудном кармане куртки, лежала коробочка, где он хранил памятные вещички с каждой такой поездки, причем три из них были на космических станциях, не сильно отличающихся друг от друга, а три другие были уже на планетах, где Максиму посчастливилось познать быт разных колоний. Хотя сам он мечтает изучить все шесть из семи заселенных в разной степени планет – на Земле он уже был – и чуть ли не каждую орбитальную и космическую базу, численность коих переваливает в общей сумме за сотню. Юная фантазия полна энтузиазма, чему всегда следует радоваться чуть больше, чем меньше, из-за скоротечности такого редкого процесса. И вот сейчас, приложив руку на место ее хранения, он уже предвкушал пополнение коллекции. «Наконец-то настоящие приключения!» – повторяет он себе непроизвольно снова и снова, чуть ли не вслух, предвкушая начало новой жизни, где не надо более страдать на трудноусваиваемой учебе и скучать от безделья в ожидании родителей с бесконечной работы. Вся эта тряска звездолета, снегопад за окном и кромешная интригующая темнота так его увлекли, что он напрочь забыл еще и об обещании отцу помогать и заботиться о маме, заметно изменившейся за последние три месяца в сторону отрешения, особенно по отношению к сыну. Более того, он даже не обращал должного внимания на Нору, хотя никогда не чурался новых знакомств, как и не проявил энтузиазма при встрече с дедушкой Холдом, пусть тот и неуверенно напомнил, как последний раз видел внука, когда тот еще толком ходить не научился. И, как часто бывает, за великим возбуждением приходит горькое разочарование, а именно – несоответствие ожидания и действительности. Звездолет перестало трясти, снегопад поутих, а темнота расступилась перед мощными прожекторами на корпусе снаружи, предоставляя возможность узреть вполне обычное, скучное окружение. Для Максима подобное не впервой, но, увы, опыта пока было мало, чтобы заблаговременно подстроиться под открытие действительности. А «Фелисетт» – это тот пример примитивной унылости в угоду максимальной практичности, и если существует визуализация такого понятия, как скукота, то изображение базы будет самым идеальным воплощением термина. Ну а плавная посадка и взгляд на «Фелисетт» в ста метрах от правого борта растопили бурную фантазию окончательно.

Холд вышел с места пилота и, держа в руках шлем, уже готовый выбраться наружу через шлюз, решил обратиться ко всем:

– Мы проверим «Фелисетт», и если все в порядке, то начнем освоение.

– Ты уже тут бывал? – спросил неожиданно Нил.

– Нет.

– Давай я с тобой пойду, – скорее из профессиональной ответственности, нежели личной заботы, проговорил Нил, но не успел даже встать, подметив непонимание Лилит, как сам Холд строго отсек попытку:

– Ты единственный врач, нельзя тобой рисковать, останешься здесь за главного.

– Там, может, нужно было дополнительных людей взять, для страховки? – с заметным укором вырвалось из Нила.

Холд ответил ему таким же ледяным взглядом, каким планета встретила гостей, после чего вошел в шлюз, надевая шлем. К нему вот-вот должен был присоединиться Август, но сначала он обратился к Норе, присев перед ней для контакта на одном уровне. Правда, сидевшего слева от нее Максима он даже не заметил, хотя тот с трудом скрывал удивление от строгого тона, каким Август обратился к Норе, да и содержание было непривычным его ушам.

– Оставайся здесь, с этими людьми. Ни в коем случае не иди за мной, особенно если там что-то произойдет. В том случае, если я не вернусь, ты знаешь, что делать. Я верю и знаю, что ты не будешь делать глупостей, а позаботишься в первую очередь о себе, нежели обо мне. Выходи на связь только в случае чрезвычайной необходимости, пользоваться передатчиком ты умеешь.

– Да, отец, – кратко вырвалось из нее механически. Август промедлил и глянув в сторону, поймал кивок Нила в согласии приглядеть за Норой. Смягчив тон, он заговорил вновь, твердо глядя в глаза Норы:

– И я знаю, что ты переживаешь, а новое место кажется пугающим. Но любые трудности мы решаем, думая головой, оставляя чувства напоследок. Я могу рассчитывать на тебя?

– Да, отец, – ответила она, держа мину твердого характера.

Август скромно улыбнулся, сжал ее руку, а потом быстро оказался возле Холда, наблюдавшего за этим общением с крайним любопытством, будто бы подмечая что-то для себя на будущее. Не прошло и пары минут, как шлюз закрылся, а после проверки открылся выход на заснеженную планету, где внезапно опять поднялся ветер, словно пытающийся препятствовать посещению «Фелисетта». Август нес с собой сигнальные маяки, втыкая каждый в полутора метрах от другого в ледяную корку, а там уже механизм всверливается поглубже, создав нашим героям опору и страховку для передвижения к базе.

Нора проследила за всем этим процессом глазами, а после вместе с Максимом уставилась в иллюминатор, наблюдая за удалением от нее отца. Один их прожекторов светил прямо до входа на базу, позволяя детально увидеть их путь, но из-за внезапной непогодицы обе фигуры, идущие одна за другой, то скрывались, то вновь появлялись. Для нее все это было впервые, ранее она никогда не покидала дома, а все, что знала о работе отца, было из скупых на детали подробностей, чаще заканчивающихся лишь краткой сводкой, нежели интересным рассказом. Отчего не трудно представить, каково было ребенку впервые находиться в таком пугающем месте, да еще и видеть, как единственный родитель уходит на рискованное дело, а она остается с чужими людьми. А ведь не обладай Нора не по годам развитым умом и характером, то, скорее всего, поддалась бы чувствам, прося отца остаться и не рисковать, не оставлять ее тут одну. Все-таки важно отметить, как судьба сделал Августа единственным родителем Норы, чего им двоим до сих пор несколько неприятно осознавать. Она не знает свою маму, а редкие расспросы приводили к отговоркам с последующей отсрочкой раскапывания данной, закономерно болезненной для Августа темы. Это злило не меньше, чем его ничем не обоснованное справедливым образом условие для откровения: когда ей исполнится шестнадцать, тогда он все и поведает. Почему такой возраст? Почему не раньше или же не дозировать правду? Должных ответов она не получала, а требовать путем бойкота или ультиматума не могла, не говоря уже о бунтарстве, к чему сердце порой так и тянуло, правда, до отца она это свойство никогда не доводила. Август любил ее и заботился, тут для сомнений почвы не было и никогда не будет – но методы обучения его были порой слишком строги, направлены приоритетно в дисциплину, образование и знания, нежели на развлечения и азарт. Можно ли сказать, что так он отнимал ту волшебную частичку детства ребенка? Да, к сожалению или нет, но это было так. Причем все это имело под собой обоснованные причины, но об этом позже. Сейчас Нора всерьез рада возможности проверить свои навыки и реализовать потенциал, надеясь через это еще и разрушить невидимую преграду между ней и отцом. Но вот он ушел, оставив ее одну, отчего она не может не визуализировать самый пессимистичный исход, наперед сокрушаясь от несказанных слов и сокрытых внутри чувств к нему. Но все же держится девочка молодцом, тут уж ничего не скажешь. Скрывает сопереживание почти успешно: даже Лилит, поглядывая на нее, до конца не уверена в наличии естественных для ребенка в такой момент эмоций. Такова была Нора, с виду пусть и холодная, с уже профессионально строгим и даже местами властным взглядом, а по общению краткая и сухая, но переполненная надеждой заполнить внутреннюю пустоту.

Тишина затягивалась, вход в «Фелисетт» отсюда не виден глазу, никаких опознавательных знаков не замечено, а фонари со скафандров давно пропали из вида за живыми стенами подталкиваемого ветром снега. Если дети выжидали в самом пике концентрации, когда любой громкий звук со стороны заставил бы их вздрогнуть с визгом, то вот взрослые, наоборот, спокойно и естественно отдавались своим мыслям.

– Нил, – обратился по общей коммуникации Холд, заставив детей и правда вздрогнуть, оглядываясь по сторонам, – мы внутри. Готовьтесь к выходу, когда разрешу, строго по маякам. Ждите.

– Принято, ждем! – Больше он ничего не хотел говорить, но исчерпывающий взгляд Норы в его сторону не мог оставить его равнодушным. – Вы там в порядке, как Август, нужна помощь какая?

Они все смотрели друг на друга, ожидая ответа. Лилит в это время уже начала помогать одеваться Максиму, поглядывая заботливо и на Нору.

– Да, все целы и здоровы, помощь не требуется, – сухо ответил Холд.

Нора кратко улыбнулась, в глазах пробежали еле заметные искры, а Нил направился к передатчику, чтобы сообщить Алексу на «Шарлотту» статус.

Описать ощущения наших героев на пути к базе можно лишь как зыбкое равновесие. Уж больно странное состояние неучтивых гостей по отношению к «Фелисетту» сменялось ватным комфортом благоприятного принятия их в новом месте. Началось это с момента первого шага по планете, все так же выпячивающей свой характер новоприбывшим. Первой шла Лилит, за ней на тросах были закреплены Максим и Нора, а уже позади, чуть отставая, двигался Нил, таща за собой два паллета снабжения на механических специальных колесах, беспрепятственно поддающихся управлению через небольшой беспроводной пульт. Небольшая дверь находилась в центре квадратной, пять на пять метров, ровной вертикальной железобетонной поверхности, чья горизонтальная крыша вскоре уходила в скалу. Эта основная часть немного выпирала наружу, находясь между своих соседей, что слева и справа были приставлены вплотную. Такие же квадратные корпусы, но высота их была уже не более четырех метров, словно отростки, прикрывающие бока. А на крыше правой выделялась конструкция со спутниковой тарелкой для связи с остальным миром. С каждым шагом строение будто бы нависало над ними, смиряя каждого тяжелым взглядом.

Максим жадно разглядывал это неожиданно пугающее строение, а благодаря закономерно вернувшемуся азарту впечатлялся неизведанными тайнами, сокрытыми за крепчайшими стенами. Все-таки стоит оглядеться, как сама окружающая чернота планеты преобразует «Фелисетт» из скучной коробки в нечто единственное и оттого ценное. А вот Нора оказывалась под зеркальным влиянием: с трудом борясь с желанием высказать свое опасение и нешуточную тревогу перед «Фелисеттом», она почти связалась с папой, но неожиданно длинный для нее путь был преодолен успешно. Все они были вместе, идя к уже ожидавшему в дверях Холду, даже не подозревая, какие трудности ждут их в ближайшем будущем.

Не смей нас сравнивать

В первую очередь предстояло вдохнуть жизнь в это покинутое, а может быть, и не знавшее людского присутствия, кроме бригады строителей, место. Казалось даже, что времени потребуется куда больше, а недовольство слишком поспешным прибытием без необходимых людей и разведки вот-вот и должно было соскочить с языка либо у Нила, либо у Лилит. К счастью, до этого не дошло: ведь, несмотря на долгий простой, «Фелисетт» отлично сохранился. Проводка, канализация, система вентиляции – все работало пусть и не без пинка, но прилично лучше ожидаемого. Благодаря взятым энергетическим генераторам, получилось не просто расшатать систему, а создать гибрид старого реактора с новым, за что отдельно захотелось поблагодарить единую инженерную платформу. А двери внутри уже имели систему электронного допуска, но не без наличия механического открытия, разумеется. Самое забавное было в том, что панели сбоку от каждых створок поставили, но не активировали, так что, по сути, их следовало лишь включить и настроить, введя все необходимые данные персонала. Пока решили оставить как есть: все открыто, прятать им нечего и не от кого, а представить ощутимую опасность попросту неоткуда – на планете, кроме них, людей нет. Ну а окончательное приспосабливание «Фелисетта» произошло в тот момент, как Нил вернулся со звездолета, на котором все прибыли, поставив тот на покой за ненадобностью. Только вторые двери «Фелисетта» закрылись за его спиной, как везде включился свет, наконец-то дав полное видение всех уголков единственного творения рук человека на всей планете Аттон. Нил достал из нагрудного кармана анализатор воздуха и запустил очередную проверку, а когда скорый результат вновь оказался удовлетворительным, то с уже более спокойным сердцем снял шлем. Сам не знает, откуда такая паранойя, но лучше чуть потворствовать ей, нежели потом аукнется, ворчал он про себя, поглядывая по сторонам холодного места. Основной коридор в три метра шириной уходил далеко вперед, заканчиваясь лифтом на нижний уровень, который соседствовал с душевыми слева, а справа шла лестница, вплотную к которой были туалеты. И вот здесь есть некая белая ворона – лифт. Неизвестно, кто, как без видимых в данный момент причин вывел его из строя, полностью обрубив питание всего механизма, а без компьютера… увы, пока ножками по лестнице. Хотя так даже лучше: меньше шансов, что дети окажутся там, куда им не следует ступать. И все бы ничего, но вот для его восстановления, увы, у наших новоприбывших нет ни инструмента, ни запчастей, как, собственно, и знаний в этой области. Ну, решили почти все одновременно, не все же идеально должно быть, да и нужен лифт лишь на этаж вниз спуститься.

По сторонам всего пути к лифту шли двери: справа в жилые комнатки, другие, с противоположной стороны, открыли доступ в столовую и комнату отдыха. Правда, там ничего должного так и не соорудили. А вот уже ближе к Нилу было самое интересное и важное в этом месте: слева от него двери в ремонтную зону, а справа – два помещения: сначала центр связи и некий пункт управления базой, а дальше, вплотную уже к спальням, – приличный медицинский центр. Вот как-то так – вроде бы просто и практично, все, считай, на ладони, но все же данный минимализм несколько давил, будто бы ощущалась масса всей скалы, внутри которой по факту они все и находились. Серо-черные стены без какого-либо желания создать приятный глазу антураж, потолок со встроенными квадратными лампами в шахматном порядке и немного рифленый пол – вид крайне мало красочный, создающий не самую приятную атмосферу, думал Нил, не удивляясь отсутствию посетителей долгие годы.