Текст книги "Охота на Нострадамуса"
Автор книги: Никита Аверин
Соавторы: Игорь Вардунас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава третья
Мистер Дрема, пришли же мне сон,
И пусть он будет сладчайшим из всех.
Обрати его в пару лепестков розы и клевера
И поведай ему одному о тяготе одиночества.
Дрема, я так одинок,
Никто не набирает мой номер.
Прошу, направь на меня свой магический луч.
Мистер Дрема, пошли же мне сон.
The Chordettes. «Мистер Дрема»
Монотонное дребезжание вагонов несущейся за окном электрички заставляло Дениела скрежетать зубами и каждый раз снова и снова накрывать голову слежавшейся, вручную застиранной подушкой с такой силой, словно он хотел оставить на ней отпечаток своего лица. Когда же этот кошмар закончится? Ну и райончик. Ладно, он готов потерпеть для дела. Шуму с исчезновениями денег наделано немало, и по его следу наверняка уже идут ребята из конторы.
– Ничего, дочка. Осталось совсем чуть-чуть.
Нашарив на полу стакан, Дениел сел и долил в него остатки из полупустой бутылки. Может, хоть алкоголь поможет ему, наконец, забыться. Тусклый электрический свет из окон проносящихся вагонов размеренно метался от стены к стене, словно Дениел находился рядом с гигантским дискотечным стробоскопом. Как жук в коробке с просверленными дырочками, сквозь которые дети пугали насекомое фонариком, водя им из стороны в сторону. «Какой идиот вообще может к этому привыкнуть?» – с досадой думал он, вспомнив слова одного умника, нахваливавшего подобные районы, в очереди на биржу труда, куда он ради интереса наведался, пока заметал следы. Ненависть, пьянство, расизм и безработица. Страна катилась ко всем собачьим чертям. Увиденное вновь наполнило его решимостью, отступившей было после ранения во время перестрелки у инкассатора. Унылое, зажравшееся стадо. Им всем было нужно открыть глаза…
Дурум-ту-дум! Дурум-ту-дум! В открытую форточку вместе с ветром, качнувшим тонкую китайскую занавеску, пахнуло ночной прохладой спящего города. Повеяло закусочными, бензином, сладкими грезами и безутешной тоской, миллионами человеческих жизней и мириадами неискупленных грехов. Отмоленных и не очень. Забытых и отмщенных. Все эти нескончаемые следы пребывания рода человеческого, которые не способен был скрыть даже, обманчиво-безмятежный полог темной ночи.
– Грехи – это единственное, что мы оставляем на этой земле, да, детка? – ни к кому не обращаясь, Дениел залпом осушил стакан.
Наконец последний вагон пронесся мимо, и он устало поправил подушку, вслушиваясь в затихающее дребезжание сервиза за соседской стенкой. На лестнице скрипнула дверь, послышалась неразборчивая китайская речь. Мужчина и женщина, судя по голосам, явно «местные», о чем-то ожесточенно спорили, затем послышалась возня и сразу же несколько звонких шлепков. Пружинисто подскочив с кровати, Дениел быстро пересек крохотную каморку, выделенную ему под квартиру, и прислонился к стене, стараясь рассмотреть коридор через узкую полоску света между дверью и косяком. Снаружи сладковато пахнуло кальяном, легонько защекотав ноздри, – где-то курили опиум. Одна рука проверила цепочку на замке, другая потянула из-за ремня нож, вдруг застыв на половине пути.
Нет. Нельзя.
Находящиеся в коридоре еще некоторое время боролись, потом послышался глухой удар, и мужчина охнул. Коленом в пах – догадался Дениел. Поторопился ты, парень. Высокий женский голос в последний раз обиженно крикнул, и вниз по лестнице застучали быстро-быстро переставляемые каблучки. Мужчина, яростно прохрипев, шумно последовал за ней, и наблюдавшего в отверстие Дениела на мгновение заслонила его ломаная тень. Он еще немного подождал.
– Чертова страна.
А что бы он сделал? Заступился за девушку? Тоже мне герой. А если это проститутка (на первом этаже располагался дешевый бордель, который крышевали местные копы, а основной контингент составляли работники ближайшего порта да всякая неприметная шушера, совавшая сюда нос, когда начинали водиться деньги), которой вдобавок уже наверняка заплачено – среди определенного контингента ночных бабочек, особенно приезжих, такая мера расчета была обычной нормой. А ввязываться в драку с сутенером, наверняка дежурившим на лестнице, или, что еще хуже, с дружками в машине на улице, которые сорвутся, только подай условный сигнал, не было ни сил, ни желания. Это не его дело. Каждому свое.
Осторожно отодвинув занавеску, Дениел быстро оглядел двор. Внизу громко хлопнула дверь, и в ярком пятне мягко переливающегося света от вывески, опережая девушку, протянулась ее длинная тень. Следом появилась невысокая девчонка с рыжей копной волос, явно в парике, и в коротком вульгарном платьице с блестками, которое вкривь и вкось сидело на подростковой угловатой фигурке, вызывая скорее жалость, чем вожделение. Все ясно – первый выход. Не справилась. Она пошла к машине, где поджидали подельники, капризно отбиваясь туфлей, на которой сломанным пальцем болтался каблук, от вьющегося кругом разъяренного сутенера, что-то кричавшего ей, и, изредка переключаясь на открывавшего дверь громилу, потрясала кулаком, из которого во все стороны торчали мятые купюры. Проститутка прихрамывала и громко всхлипывала. Видимо, торопясь по лестнице, подломила каблук. Дениел вздохнул, девчонке на вид было не больше шестнадцати. Мотылек, когда же ты себе подпалил крылышки, устремившись на обманчивый огонек сытости и богатства? А может, это, наоборот, тот самый последний рубеж. Край чудовищной пропасти, с которого отчаявшийся человек делает последний шаг, хватаясь за мифическую надежду. И вот несчастный ребенок не смог.
А сколько было бы сейчас его собственной дочери? Двадцать с чем-то? Ближе к тридцати? Какой бы она выросла? Конечно же, умной и красивой – какой нормальный отец будет желать чаду обратного. А еще у нее будут глаза матери. Были бы… Вот она кончает колледж, устраивается на работу, встречает того самого парня и выходит замуж. Рожает детей. Отпустил бы он ее? Любой отец втайне всегда ревниво уверен, что он единственный и главный мужчина в жизни дочери. А тут набегут. Конечно же, набегут, он уверен – ведь она бы была настоящей красавицей. Но она выберет самого лучшего. Как бы нянчил внуков, подшучивая над зятем в воскресное барбекю. Теперь это уже неважно. Несущаяся перед глазами лента несуществующих воспоминаний резко оборвалась, как недоснятая пленка шестнадцатимиллиметровой хроники. Их нет. Больше нет.
В этот момент внизу снова хлопнула входная дверь, и в круге света возник неудачливый, растрепанный клиент. Он что-то несколько раз крикнул вслед садящейся в лимузин девушке и напоследок плюнул. Захлопнувший дверь громила сунул руку за отворот расстегнутого пиджака, и в свете уличного фонаря угрожающе мелькнул пистолет. Клиент испуганно скрылся за дверями, и на улицу снова опустилась гулкая тишина. Ночной город жил собственной жизнью. Дениел невольно ухмыльнулся, но тут же погрустнел, чувствуя, как предательски опускаются руки. Только что разыгравшаяся сценка напоминала фрагмент из какой-нибудь бродвейской постановки. Последний раз он выбирался что-нибудь посмотреть вместе с женой. Кажется, это был мюзикл «Кошки». В другой жизни. Давным-давно.
Потом были смерть и похороны. Пропажа дочери, которую бесчеловечно замучил неизвестный маньяк. Отказ страны и конторы, службе которым он посвятил почти всю свою жизнь, нежелание помочь и разобраться. Невозможность ничего изменить, хотя кое-кому достаточно было в прямом смысле протянуть руку, чтобы пустить время вспять. Первые дни Дениел метался, как раненый тигр, окруженный охотниками. Алкоголь и бессонные ночи после драк в придорожных барах. Укрывательство, прятки с полицией. Полный отказ от прошлой жизни, которая и так была разрушена, в одночасье сгорев дотла. Зачем он бежал? От чего? Охваченный горем и ужасом, он слишком поздно спохватился, что именно своим побегом сделал себя подозреваемым номер один во всех списках особо опасных, разосланных в каждый штат полицией и ФБР.
Он вернулся в комнату. Проверив пустую бутыль, посмотрел на часы. До следующего поезда оставалось пятнадцать минут. Черт! Может, хоть в этот раз ему удастся быстрее заснуть? На кой черт гонять электрички среди ночи, если все равно ни у кого, кроме самых последних олухов и бомжей, в это время не имеется желания кататься с наркоманами и слоняющейся алкашней, готовыми наброситься на любого, кто просто окажется не по нраву. Или полиция таким образом перевыполняет план, превращая дребезжащие вагоны в подобие клейкой ленты на кухне, которая под утро сплошь усыпана трупиками зазевавшейся мошкары.
Дениел снова лег и закрыл глаза, стараясь ни о чем не думать. Спать. Ему нужен отдых. Необходим. Самая муторная и суетливая часть плана позади, и теперь за него будут работать другие. Он надеялся, что будут, иначе все труды последних нескольких месяцев просто пойдут насмарку. Но в этом и заключалось самое сложное. В координации. Фарид обещал заехать за ним в шесть. А значит, нужно заставить себя поспать.
Поезд все не шел, Дениел закрыл глаза и постарался расслабиться, как его учили еще во время подготовки в армейском корпусе. Абстрагировавшись от внешнего мира, он постарался максимально сконцентрироваться на внутренних ощущениях. Через несколько минут уличные шумы потускнели, а затем и вовсе исчезли, словно на голову надели мешок. Через некоторое время откуда-то стал наплывать тягучий непонятный звук, и отчаянно пытавшийся заснуть Дениел испугался. И это был не свист гудка или стук колес приближающейся электрички, продиравшейся сквозь вялотекущее сознание. К этому просто нельзя было приготовиться, ибо каждый раз, когда это случалось, его охватывало ощущение абсолютной реальности. Сон или явь. Сон или явь. Снова навязчивый, назойливый кошмар, от которого он все никак не мог избавиться.
– Нет, ну пожалуйста, – едва ворочая губами, словно в пьяном забытьи, едва слышно пробормотал он. – Только не сегодня. Нет. Не сейчас…
Кровать под ним растворилась, и Дениел ощутил, как неведомая сила, бережно подхватив, увлекает его куда-то в сторону. Словно дыхание ветра задумчиво кружит на поверхности озера опавший осенний листок. Уже заранее зная, где окажется, Дениел открыл глаза…
В лесу стояла абсолютная тишина. Густая, гипнотизирующая. Обхватистые стволы громадных раскидистых сосен ровными рядами, будто иссушенные временем руки стариков, тянущихся к Богу, стояли во всех направлениях, насколько хватал глаз, сливаясь в однородное размытое пятно вдалеке. Словно монолитные колонны, подпирающие невидимый свод, где-то над головой. И мох. Бугристый ковер густого белого мха, из которого то тут, то там, словно нарывы на прокаженной коже, возвышались ярко-красные головки непонятных грибов. Прислушавшись к собственному дыханию, клубами растворявшемуся в неподвижном пространстве, набрав побольше воздуха, Дениел крикнул куда-то вверх, как проделывал уже много раз:
– Эй!
Ответом была тишина.
– Почему я попадаю сюда?
Где-то за его спиной хрустко отломилась ветка и спикировала на мох. Дениел даже не обернулся.
– Да что же это…
От вида ровной, одинаковой перспективы, преломляющейся из ряда в ряд, кружилась голова, как в зеркальном аттракционе какого-нибудь дешевого передвижного шапито. Резкий контраст черного и белого был настолько разительным, что слезилось в глазах.
– Кто вы? – снова громко вопросил Дениел. – Что вам нужно от меня?
– Кто… кто? – эхо его голоса разнеслось вокруг затухающими перезвонами хрусталя, неожиданно искажая смысл вопроса, складывая его в другие слова. – Кто… то, вы… ты… Ты ну… жен!
– Эй! Покажись!
– Эй-эй-эй… Жизнь…
Как и в прошлый раз, он почувствовал дрожь, внезапно поняв, что за ним наблюдают. Дениел резко обернулся и застыл на месте. Стоявший в нескольких метрах за деревом волк, не мигая, смотрел на него. Суженные зрачки больших тусклых глаз, светящихся умом, не двигались, словно были вставлены в чучело. Лишь вырывающийся из раскрытой пасти пар говорил о том, что притаившееся существо живое. Это было для Дениела по-своему приятным сюрпризом – раньше приходили другие. Совсем другие.
– Да что ты такое, – с усилием шевеля непослушными губами, пробормотал человек. – Почему делаешь это со мной?
Волк отвернулся и, подняв голову, посмотрел куда-то в сторону. Дениел тоже повернулся и замер, заметив мелькающий вдалеке среди стволов-близнецов, медленно бредущий детский силуэт. Совсем маленький ребенок, девочка. Она шла не спеша, что-то напевая, изредка приседала и, выдергивая из мшистого ковра грибы с красными шляпками, отряхивала с ножек землю и аккуратно убирала их в корзинку, висевшую на руке.
– Нет… – потрясенно прошептал Дениел. – Это невозможно… Этого не может быть… Как… – он вновь посмотрел на волка, но вопрос застрял в глотке, когда он увидел, что тот подобрался, вытянулся, а на его холке шерсть угрожающе стала дыбом. – Постой, что ты хочешь…
Волк рванулся к не подозревающей об опасности детской фигурке, пружинисто переставляя лапами по белому ковру.
– Нет! Ты не сделаешь этого, стой!
Рванувшись следом, Дениел стремительно побежал через лес. Несущаяся впереди фигура волка мелькала между стволами, словно была нарисована на перелистываемых страницах блокнота.
– Беги!
Обернувшаяся на его крик девочка заметила волка и испуганно съёжилась, прижав кулачки ко рту.
– Папа!
Корзинка упала на землю, и из нее на мшистый ковер резво выкатились грибы. Откуда-то сверху стал стремительно приближаться монотонный нарастающий гул.
– Чего стоишь, беги! – срывающимся от бега голосом прокричал Дениел и споткнулся о подвернувшийся пень.
– Не трогай ее…
Последнее, что он увидел, был волк, с разбегу бросающийся на кричавшую девочку. В следующий миг земля выскользнула у него из-под ног, мох расступился, и Дениел полетел на дно широкой глубокой ямы, прямо на остро заточенные колья загодя приготовленной ловушки.
Дениел вскрикнул и сел на кровати, судорожно ощупывая налипшую на грудь футболку. Небольшую каморку привычно сотрясала вибрация, которую создавала несущаяся за окном электричка. Было темно. Часы показывали три минуты седьмого утра.
В дверь настойчиво барабанили. Вот черт! Должно быть, это Фарид… Вскочив с кровати, Дениел быстро сорвал с двери цепочку замка.
Пока он молча жевал недосоленную и быстро остывающую яичницу, отчего белок все больше напоминал резину, сидящий у окна Фарид, смакуя, курил тонкую женскую сигарету, изредка поглядывая на улицу. Комнатный воздух разбавил синтетический привкус ментола. Завтракая, Дениел с интересом разглядывал своего раннего гостя. Коротко стриженный, с характерным приплюснутым носом-картошкой, долговязый, сутулый, в спортивном костюме и огромных темных очках, араб раз за разом погружал конец сигареты в невидимые под густой, аккуратно подстриженной бородой губы, отчего создавалось ощущение, что он безобидно сосет чупа-чупс. Эдакий колоритный заезжий араб, которыми изобиловали современные французские комедии. Только смотреть на испещренные узловатыми шрамами пальцы, сжимавшие палочку сигареты, было почему-то не смешно. Дениел поспешно проглотил кусок и зацепил вилкой следующий.
– Хвоста не было?
– Какой хвост, – не оборачиваясь, искренне удивился араб. – Да мой костюм даст фору любому здешнему сутенеру. Расслабься, брат. Я здесь свой.
– Точно не хочешь? – Расправившись со своей порцией яичницы, Дениел вопросительно ткнул вилкой в сковородку, хотя гость не мог этого видеть, на которой еще оставалось немного глазуньи с помидором.
– Ешь, – не оборачиваясь, отмахнулся сигаретой Фарид и мельком посмотрел на запястье, где красовались золотые часы. – Только быстрее, Сарбук не любит ждать.
– Сарбук – это самый главный? – проголодавшегося Дениела не надо было уговаривать дважды, скинув остатки яичницы на тарелку, он наклонил сковороду, соскребая остатки шкварок. – Начальник?
– Брат.
– А ты в роли кого? Так, что ли, на побегушках? Курьер?
– Мы ни у кого не на побегушках. Мы семья. Ты вышел на него. Сарбук сказал привезти. Я с тобой. Так надежнее, – рублеными фразами отчеканил Фарид, снова затягиваясь.
– Ясно, – пробурчал Дениел и торопливо запил кусок яичницы чаем.
Почему-то невозмутимое поведение араба заставляло его нервничать. Он впервые общался с человеком такого сорта, и напряжение от предстоящей встречи с главарем, от которого зависел успешный исход операции, упорно выбивало из тела остатки спокойствия.
– Почему ты хочешь убить? – неожиданно поинтересовался Фарид, продолжавший сидеть у зашторенного окна, словно статуя.
– Кого? – оторвавшись от еды, не понял Дениел.
– Всех этих людей? Сарбук сказал, – араб сделал неопределенный жест рукой, и сигаретный дым расчертил в густом воздухе комнаты причудливую кривую линию. – Что они тебе?
– Они убили мою семью.
– Зачем мстить? Мертвым плевать на нашу месть, – пожал плечами Фарид, окружая себя клубами голубоватого дыма. – У них другая жизнь.
– Да, другая, – машинально повторил Дениел, вспомнив, как заметал следы. Как то же самое ему сказал Смит. Им все равно, но ему нет.
– Но вы же… убиваете, – резонно парировал он. – Мстите. Да и какая, в конце концов, разница, я же плач у .
– Мы не мстим. Мы воюем, – докурив, Фарид впервые обернулся и вопросительно показал Дениелу зажатый тремя пальцами окурок, выпуская сизый дым из мясистых ноздрей.
– Кидай в умывальник, – кивнув на раковину рядом с газовой плитой, Дениел допил остатки чая. – Все равно сваливаем.
– Как, говоришь, называется твоя контора?
– Чего?
– Организация, которую ты представляешь, – терпеливо повторил Фарид.
– «Красный восход», – выходя на него, Дениел выдал себя за сотрудника известной экстремистской организации, готовой спонсировать американских террористов.
– Арабы, турки?
– Ливийцы.
– Грозный народ.
– Каждому есть что защищать, – пожал плечами Дениел.
– Мы не мстим, – повторил араб, кинув окурок в немытую пластиковую чеплашку из-под китайского салата, наполовину заполненную мыльной водой, в пене которой виднелись кусочки моркови. – Мы отстаиваем веру и наши убеждения. Это наша война.
– Тогда у меня своя.
– Твоя, наша. Ты, я, – нетерпеливо отмахнулся Фарид, одергивая костюм. – Да я даже не знаю твоего настоящего имени.
– Я же сказал, зови меня Боб, – засовывая в умывальник сковородку с чашкой, отозвался Дениел.
– Пф! Боб. Охренеть как оригинально. Не смеши меня, – Фарид снял очки и посмотрел на Дениела неподвижным взглядом расширенных зрачков мясника-наркомана, который рутинно каждый день рубит головы еще живым птицам. – С конспирацией у тебя явно проблемы, парень. Еще скажи, что внизу так же записался, а? А может, ты вообще коп? На службе у звездно-полосатой свободы полным-полно таких вот простаков, возомнивших себя капитанами Америки!
Верно. Регистрируясь на ночлег, Дениел не назвал настоящего имени суровой пожилой тетке с тяжелым, потерянным взглядом, смотревшей исподлобья поверх распечатанной на принтере надписи «ресепшн». Хотя кому какая разница, под каким именем ты переночуешь в дешевой комнатушке над борделем. С девчонкой или парнем. Один. С мешком денег или травы. Да к черту вопросы. Лишь бы деньги платил.
– Я не коп.
– Ну, тогда порядок, брат, мне сразу полегчало! – Фарид развел руки в деланом изумлении. – Боб, Роберт. Шмоберт. Да ты на себя в зеркало посмотри. На лице же написано – ни семьи, ни постоянной работы, ни жилья. А все Бобы сплошь «ботаники» и очкарики. Не-ет. Ты скорее Дэйв. Или Дуглас. Может, Даг…
Дениел вздрогнул, на мгновение перестав запихивать в лежащую на кровати сумку одежду, под которой был упакован бережно завернутый в полотенце планшетник.
– Нет у меня жены, – застегивая молнию, огрызнулся он. – Ни жены, ни семьи. Никого! Я сам по себе.
– И что? Пусть даже так, – не спорил Фарид. – Твоя жизнь только в твоих руках, и больше никого. Не позволяй ее отнимать у тебя.
– Это уже сделали.
– Ты боишься своего имени? Почему? – продолжал говорить араб, а Дениела не покидало неприятное чувство, что из него по кусочкам выбивают признание. – Им тебя наделил отец, когда тебя родила мать, дав жизнь и сделав человеком. Нас с детства уважают чтить родителей и память о них. Чтить семью. А вы вымираете вот здесь, – Фарид ткнул Дениела пальцем в грудь. – И поэтому вы слабые. В нас с тобой нет ничего плохого. Изначально мы не враги, хоть и принадлежим к разным обществам. Мы никто, так, плоть и мясо, частички этого мира. Со своими тараканами, грехами и амбициями. И в то же время мы – часть гармонии. Но вашей стране не нравится, когда кто-то не похож на нее. Вы на дух не переносите, когда не слушаются ваших надуманных и лживых принципов, которые вы так старательно пытаетесь навязать всему остальному миру, под маской могущества скрывая свою уязвимость. Вы не приемлете, когда кто-то не похож на вас. А сами гордитесь чем – вымышленной историей, построенной на лжи, да парой ядерных пукалок, которые готовы наставить на любого, кто, не дай бог, щелкнет по носу. Как дети в песочнице. Погрязли в порнухе и фаст-фудах, забыв вкус настоящей еды, а потом плачетесь, что в стране восемьдесят процентов населения жиртресты. Послушное, неуклюжее стадо, которым легко управлять.
– Я этого не говорил, – сказал Дениел. – И я не люблю фаст-фуды.
– А это и не нужно. Это у тебя в крови, – покачал головой Фарид. – Все американцы поражены этой болезнью с рождения. Вы передаете это по генокоду родителей, вместе с молоком матери. Вы везде и во всем должны всегда находиться первыми. Школа, работа, война. Никсону переклинило крышу, и вы дали миру Вьетнам. Вам показалось мало нефти, и вы вошли в Ирак. А затем смело убеждали народ в своей правоте, штампуя патриотические киношки. Громкие фразы и смерть под хруст попкорна! Ла-ла-ла! Вертолетики с силиконовыми героями летят в закат под глупую музычку. В задницу вранье! Вы сами пропагандируете массовое насилие, а потом удивляетесь, почему ребенок притащил в школу ствол и устроил кровавую баню. Я знаю, что такое смерть, голод и страх. Видел выгребные ямы, доверху наполненные телами расстрелянных детей. Знаю, на что способна вся эта шваль, гордо именующая себя солдатами и миротворцами. Но то, что задумал ты, это не просто чудовищно. Это предел.
– Так говорит Аллах? – искренне удивился Дениел. – Или ты меня осуждаешь?
– Аллах уже все сказал, – покачал головой Фарид. – Наш черед. Если все, что ты рассказал, правда, мы поможем тебе.
– Тогда зачем вы это делаете?
– У каждого своя дорога. У нас и у тебя. Ты сам к нам пришел, – Фарид приблизился к Дениелу, застегнувшему сумку, и внимательно посмотрел в глаза. – Принес предложение, и Сарбук решил переговорить с тобой. Только об этом. Остальное – наши дела, – он сверился с часами. – Нам пора, и так задержались. Бесплатный совет – только не вздумай врать Сарбуку. Он не я. Он страшнее. Так что говори, как есть. Если хочешь с нами работать и…
– Что? – смело отвечая на хищный взгляд, усмехнулся Дениел, закидывая на плечо сумку. – Жить? Ты это хотел сказать?
– Ты меня понял, – ответил Фарид, снова надевая на глаза очки.
– И что с того? Это моя война.
– Теперь и наша. Судьба теперь у всех общая. Готов? Тогда поехали.
– Да брось. Думаешь, мы напарники? Если бы не мои деньги, ты давным-давно, не задумываясь, отрезал бы мне башку только за то, что я осмелился на вас выйти. Или что услышал только что.
– Деньги не делают тебя начальником, – заметил Фарид, открыв шкафчик над плитой и доставая пластиковую упаковку зубочисток. Вставив одну в зубы, он немного поколебался и засунул банку в карман спортивной куртки. – Это всего лишь средство.
– Мне это и не нужно. И кстати. Зови меня Дениел.
* * *
В кабину небольшого глазастого фургончика «Фольксваген», припаркованного возле телефонной будки под кирпичным пилоном подвесной железной дороги, Фарид не пустил.
– Сарбук велел, – обойдя машину, в стародавние времена наверняка служившую пристанищем хиппи, и раскрыв задние двери, пояснил он. – Там внутри диван. Нормально устроишься.
– А понеприметнее ничего не нашел? – Дениел оглядел плохо окрашенный в вишневый цвет корпус, под которым кое-где можно было различить психоделические узоры и цветы с раскидистыми лепестками, украшенные призывающими к миру и любви лозунгами давно исчезнувшего потерянного поколения шестидесятых. – Прямо фургончик тайн Скуби-Ду!
Фарид не ответил и молча ждал. С того момента, как араб покинул съемные апартаменты Дениела, его вообще словно подменили. Ни пустых разговоров, ни лишних движений – ничего.
– Боитесь, дорогу запомню? – усмехнулся Дениел, оглядев неуютный маленький салон с наглухо заваренными окнами и пристроенным под седалище дырявым кожаным диваном без спинки. Неуютно пахнуло сыростью и разлитым пивом. Да и вообще, черт знает, чем тут занимались бесшабашные хиппи, когда-то колесившие по стране подобно цыганам.
– Руки подними, – неожиданно скомандовал Фарид, и удивленный Дениел подчинился, терпеливо замерев, пока араб охлопывает его бока и карманы.
– Оружие?
– Микрофоны, – деловито отозвался Фарид.
– У меня ничего нет.
– Я посмотрю.
– Может, сумку открыть? – не удержался от того, чтобы не съязвить, Дениел, но внутренне напрягся, вспомнив о лежащем на самом дне планшетнике.
– Ты при мне паковался, не надо, – махнул ладонью Фарид.
– Ну, тогда спасибо за массаж, – иронично поблагодарил Дениел, когда присевший на корточки араб закончил ощупывать его лодыжки, и снова не сдержался: – Что сказать – сервис! А может, еще и массаж ступни? Не стесняйся, я доплачу.
«Ну, все, сейчас как пить дать двинет», – Дениел напрягся, ожидая удара, осознав, что перегнул палку. Но поделать с собой ничего не мог. То ли сказывался недосып и нервное напряжение последних дней, то ли выводило из себя поведение араба, которому так и подмывало бросить в лицо какую-нибудь гадость за его пустое и напускное превосходство да бесцеремонный обыск «Давай же, бей!» – Дениел продолжал ожидать нападения. Но Фарида как подменили, точнее слова обыскиваемый одиночка подобрать не мог.
– Что скажешь, шеф? Или так и будешь молчать?
– Мне не надо твоих денег, а ступней тем более, – задрав голову, араб неожиданно улыбнулся, и у него во рту сверкнул золотой зуб.
– Что же ты? Брезгуешь?
– Не скучай, поедем небыстро, – удовлетворившись осмотром и проигнорировав колкости, сказал Фарид и, немного помедлив, добавил. – Но смотри, если ты все-таки окажешься полицейским…
Посмотрев в непроницаемое лицо облокотившегося на дверь Фарида, мусолившего в зубах зубочистку, Дениел покорно полез в салон.
– Да понял, понял я уже. Изрежешь, нарубишь и развеешь по ветру, – проворчал он, и за его спиной гулко захлопнулась дверца, отсекая звуки извне.
Ехали действительно долго. Несколько часов, не меньше. Сначала Дениел считал перекрестки, выделяя их по регулярным остановкам, но потом сбился и предоставил событиям идти своим чередом. Правда, за последние полчаса, все чаще поглядывая на светящиеся в темноте стрелки наручных часов, Дениел ощутил, что заметно нервничает. И раздражается. А это было опасно, терять над собой контроль сейчас нельзя ни в коем случае. По его примеркам, они должны были уже давно миновать черту города и приехать… Куда? На точку, условленное место? Виллу наркобарона? Где располагалось убежище группировки, на которую он с таким трудом вышел. Что, если Фарид изменил свое решение и специально увозит его подальше? Или вообще мотает круги где-нибудь на окраине или в одном из многочисленных заброшенных кварталов, которыми так славился Чикаго, – в фургоне не было окон, и это раздражало его больше всего. Чертова конспирация! Как он может доверять, а уж тем более положиться на людей, которые в первую же встречу проявляют недюжинную подозрительность. Хотя их тоже можно было понять, дело заваривалось нешуточное, да и он пока не мог предоставить более убедительных доказательств, кроме честного слова. Сарбук. Ну и имена… Нащупав лежащую рядом сумку, Дениел достал планшетник и, размотав полотенце, включил его. По экрану мелькнула шкала загрузки, и лицо мужчины осветил бледный свет плоского монитора. Он поводил по нему пальцами. Без особой цели вызвав несколько окон наугад. Так, чтобы хоть как-то отвлечься. Технология. Сидевший за перегородкой Фарид, что-то изредка тихо и невпопад подпевающий радио дурным, не вяжущимся с угрожающей внешностью голоском, даже понятия не имел, кого он везет в фургоне. Интересно, а что бы было, если б узнал? Поверил? Принял за посланника Аллаха? Убедить араба можно было в два счета – достаточно всего лишь нескольких примитивных демонстраций, чтобы человек понял, что Дениел не просто знает все. Он знает абсолютновсе. Но пока было разумнее помалкивать. До встречи с Сарбуком лучше вести себя как можно тише. Машину несильно тряхнуло на очередном повороте, вырывая Дениела из задумчивости. Судя по неприятной и непрекращающейся вибрации, уже некоторое время охватившей салон, автомобиль съехал с шоссе и двигался по проселочной дороге. Интересно.
– Эй! Долго еще? – легонько стукнув в перегородку, поинтересовался Дениел. – Или ты решил прокатиться в соседний штат?
– Еще немного, брат, – уменьшив громкость радио, откликнулись из кабины. – Почти приехали.
– Какой я тебе брат, – пробормотал Дениел, снова сосредоточиваясь на планшетнике и открывая несколько архивных файлов с выписками, датами и чертежами. Все необходимые документы и информация были на месте, кропотливо рассортированные по отдельным папкам и дисковым слоям. В очередной раз скользнув по экрану взглядом, Дениел посмотрел на уровень заряда батареи, который показывал пятьдесят восемь процентов – половинку прозрачного символа в виде пальчиковой батарейки. Черт! Как он забыл подзарядить планшетник ночью, пока находился рядом с розетками. Теперь придется искать место, где можно это проделать, не привлекая внимания, а это задача не из легких. Дозаправка ценнейшего прибора электричеством занимала несколько часов, абсолютно все из которых ему было необходимо находиться поблизости. Компьютер светить было ни в коем случае нельзя. Недальновидный дурак! Соберись. Слишком много рефлексии, слишком много. Это непозволительная роскошь. Дениел выключил планшетник, погружая салон во тьму.
Машина, круто повернув, остановилась, и Фарид, скрипнув завизжавшим ручным тормозом, заглушил мотор. Со щелчком замолчало радио, резко оборвав на полуслове монотонный рэп, в который вплетались восточноарабские мотивы. Сидящий в салоне Дениел насторожился. Неужели приехали? Нашарив полотенце, он быстро упаковал планшетник обратно в сумку и в потемках поправил пиджак. Хотя какая разница террористам, как он выглядит? А может, и важно. Это ведь тоже бизнес. Снаружи послышались шаги, несколько немногословных приветственных фраз на арабском, возня с дверью, и в лицо заслонившегося рукой Дениела ударил ослепительный свет. В уши ударила какофония звуков, словно его привезли на базар, а лицо обдало теплым воздухом, пахнущим сваркой и раскаленным металлом.
