Текст книги "Под русским флагом"

Автор книги: Никита Кузнецов

Соавторы: Владислав Корякин,Иосиф Тржемесский,Отто Свердруп
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Первое время лед был довольно тонким, но затем, по мере нашего продвижения на северо-северо-восток, он изменился – стал довольно прочным, ледовые пространства достигали такого размера, что мы не видели им ни конца, ни края, они простирались на множество миль. Мы встряли между такими полями и чуть не сломали рулевую ось. Однако нам удалось прорваться сквозь льды, полынья стала пошире и мы смогли обойти крупные поля. Мы обходили острова Скотта-Гансена с внутренней стороны, так как я понял, что с внешней стороны обойти их будет невозможно, поскольку лед там лежал плотно до самого берега.

Однако и с внутренней стороны лед стал таким крепким, что пришлось остановиться. Около 11 часов вечера 5 сентября мы наткнулись на большое поле и приготовились промывать котел. Дул сильный норд-ост. На льду мы нашли достаточное количество воды, чтобы вновь наполнить котел, а также запаслись впрок пресной водой, заполнив все баки.

Самое удивительное из испытанного нами за два дня, что мы стояли тут: в результате точных измерений оказалось, что мы продвинулись на два километра против сильного северо-восточного ветра. Видимо, такое здесь сильное течение.

Когда мы закончили работу, ветер тоже ослаб, и лед начал потихоньку расходиться. Немного за полночь мы отправились на северо-восток мимо островов Скотта-Гансена и вышли, наконец, в довольно узкую полынью. Но тут подул юго-западный ветер и в течение дня усилился до шторма, барометр сильно упал.

В акватории у островов Тилло лед плотно прилегал к берегу, мы никак не могли пройти и нам пришлось вернуться. Юго-западный шторм усилился настолько, что наша паровая машина не справлялась. Чтобы держать острова в поле зрения, мы подняли косые паруса и пробивались сквозь штормовой ветер на полном ходу.

Я боялся, что ветер сменится на северо-западный и лед прижмет нас к берегу. Поэтому я решил найти место, где мы сможем пробиваться сквозь льды так, чтобы лед был у нас и с внутренней стороны. В конце концов, в течение ночи нам это удалось.

Той же штормовой ночью мы услышали переговоры телеграфистов двух судов. Один рассказывал, что его судно попало в очень тяжелые льды, и что особенно сильным их напор был у островов Фирнли. Судно получило серьезные повреждения и, кроме того, дало значительную течь. Другой ответил, что они тоже попали в тяжелые льды и оказались затертыми, их судно тоже получило серьезную течь. Они рассказали друг другу, что перенесли провиант на палубу и готовятся ночью покинуть судно.

Мы послали им телеграмму и спросили, кто они такие. Но ответа не было. Только в 11 часов пополудни мы узнали, что эти суда – «Таймыр» и «Вайгач» русской гидрографической экспедиции, которая направлялась из Владивостока в Петроград.

Следующее утро встретило нас сильным ветром, туманом и дождем. В половине четвертого мы попробовали вновь продвинуться на северо-восток, чтобы все-таки пройти мимо островов Тилло, но льды все еще плотно прижимались к берегу, и нам пришлось вернуться в полынью, которая пока держалась без изменений. Конечно, она немного сузилась, но мы пока в нее вполне помещались. Мы надеялись, что сможем обогнуть острова, когда ветер ослабнет. Но тут спустился густой туман, и все наши надежды на то, чтобы сделать это сегодня, рассеялись.

В ночь на пятницу 11 сентября ветер утих. В половине третьего утра мы снова начали движение на северо-восток, и около четырех часов все-таки прошли мимо островов. Оттуда мы хорошо пошли вперед на подходящем расстоянии от берега. Затем, где-то в час пополудни, мы снова встали у мыса Тилло. Там была очень узкая полынья, лишь несколько саженей в ширину, протяженностью до самого мыса, она огибала огромную льдину, выраставшую в гору. Полынья была так узка, что картина получалась довольно устрашающей. Мы вызвали свободных вахтенных матросов, спустили на воду моторку впереди судна и пошли, промеряя глубину, пока не дошли до этой огромной льдины. Удивительно, но около горы было достаточно воды. Мы попробовали убрать льдину, преграждавшую нам путь. Затем дали на шхуне задний ход, чтобы хорошо разогнаться, и бросились вперед. Мы развили скорость до девяти узлов, старый «Эклипс» был тяжел, так что он прошел сквозь лед примерно до фок-мачты, там он остановился, но мы заметили, что льдина треснула прямо перед носом. Тогда мы начали крутить штурвал – сначала дали на правый борт, потом на левый, и в результате через час мы преодолели это препятствие.

Было тихо, лед не напирал. Вообще здесь, у сибирского побережья удивительные места – обычно тут достаточно мелко. Но когда мы измеряли глубины в полынье, то постоянно намеряли от 20 до 35 саженей, а у самого мыса, в нескольких саженях от берега, у нас все еще получалось 11 саженей.

Отсюда нам открылось примерно шесть квадратных миль чистой воды на северо-восток, затем мы остановились, дальше продвигаться было абсолютно невозможно. Нагромождения старого льда у мыса простирались далеко на берег. Насколько я понял, течение направлялось здесь на северо-восток.

В тот же день мы отправили телеграмму на «Таймыр» и получили ответ, что суда все еще крепко сидят во льдах и дрейфуют на северо-восток со скоростью полмили в час. В остальном положение не изменилось. Они готовы покинуть суда в любой момент. Сейчас они находятся примерно в 300 квадратных милях от нас.

В субботу, похоже, у нас появился шанс. Дул сильный северо-восточный ветер, небо было затянуто облаками. Мы промерили глубины вдоль края полыньи, пустив впереди моторку. Полынья все еще оставалась довольно узкой, так что мы продолжали находиться рядом с берегом.

Пройдя несколько квадратных миль на северо-восток, мы заметили простиравшийся на север длинный мыс.^[28] За ним располагались два островка.^[29]в проливе между мысом и островками была открытая вода, но пролив был довольно узок, а у островов лед напирал на берег и глубоко заходил на сушу. На моторке мы замерили глубину, она составила всего 12 футов, что отняло у нас всякую надежду воспользоваться этим путем. Мы вернулись обратно и вышли из пролива. Там мы заметили что-то похожее на бухту.^[30] Промерили глубины, но вода вскоре спала настолько, что пришлось встать на якорь. Было около шести часов вечера. Вообще-то бухта была совершенно незащищенной с юго-запада до северо-северо-востока, но у нас не было выбора.

В тот день мы получили телеграмму с «Таймыра» о той земле, что они открыли к северу от Мыса Челюскин. Южное побережье этой земли находится на 78°54′ северной широты, а западная часть – на 104° восточной долготы. Затем она простирается на запад-юго-запад на 100° восточной долготы и 77°54′ северной широты. Южное побережье достаточно высокое и имеет золотистый цвет. В акватории этого побережья разбросано множество мелких островов. В проливе между островами Цесаревича и Николая II льда нет.

В воскресенье доктор, штурман и Пауль отправились на оленью охоту вдоль реки. Мы с Хансеном и Георгом сошли на берег, чтобы посмотреть, как выглядят льды дальше на северо-восток. Оказалось, что лед, к сожалению, не изменился: если бы нам удалось обогнуть мыс, то мы бы попали в залив Баренхофа. На обратном пути мы услышали свисток с «Эклипса», поняли, что лед начал движение, и поспешили обратно на борт. Ветер дул с запада-северо-запада, он быстро усиливался и гнал крупный лед к берегу.

Как только мы поднялись на борт, тут же бросились вперед, пробились сквозь лед, насколько это удалось, и временно пришвартовались к большой льдине как можно дальше от берега. Так продолжалось недолго, льды снова начали давить, но мы выбрались из больших льдин и вывели «Эклипс» в место, где лед был достаточно мелким, таким образом, мы спаслись от его дальнейшего напора. В конце концов мы пришвартовались во льдах, но оставили машину на полном ходу.

В понедельник ветер стих, но лед оставался прежним. Мы спустили лот, чтобы посмотреть, в каком направлении мы дрейфуем, но никакого дрейфа не заметили.

В первой половине дня мы подстрелили двух медведей, которые подошли к судну. Мы заметили еще двух, но так далеко, что нам было их недостать, лед был совершенно непроходим.

Мы заметили также морского зайца, который поодаль разлегся на льду. Мясо морского зайца вполне годится в пищу для человека, а из его шкуры получаются отличные завязки для лопарских унт. Поскольку нам требовалось и то, и другое, я послал Хансена, чтобы он добыл зверя. Но ему не повезло, он промахнулся.

Мы слышали, что «Таймыр» и «Вайгач» все еще крепко сидели во льдах – первый примерно в пяти милях от Земли Николая II, а второй – примерно в восьми от полуострова Таймыр. Оба судна медленно дрейфовали к берегу. Ветер держался северо-западный, со скоростью 8-10 метров в секунду. Все шло к тому, что и им, и нам грозила зимовка примерно в том районе, где сейчас находились суда. Если бы подул сильный штормовой ветер с востока, то лед бы отнесло от берега, и мы смогли бы приблизиться друг к другу. В ином случае перспективы были безрадостными для обеих сторон. Мы находились пока на одном и том же месте, лед не проявлял ни малейших признаков движения. Но мы продолжали нести ходовую вахту и стояли под пульсирующими парами, чтобы немедленно быть готовыми, как только поступит сигнал, – мы не знали, когда в это позднее время года может случиться прибрежный шторм.

Среда 16 сентября началась свежим южным ветром и затянутым облаками небом. Барометр падал с вечера понедельника. Однако мы не замечали никаких признаков усиления ветра, в нем не было мощи. В дневнике записано: «Похоже, нам придется остаться тут на зиму, но это плохое место для зимовки. Мы рискуем однажды, в течение зимы, отправиться в дрейф на север с первым же сильным береговым ветром, возможно, прямо на полюс». Перспективы для охоты здесь были также мрачные, к тому же нам обязательно требовалось достать для зимовки несколько шкур морского зайца.

На следующий день подул легкий бриз с юга, было облачно, около трех-четырех градусов мороза. Мы развернули «Эклипс» носом к берегу, чтобы быть готовыми выбраться изо льда, если он начнет дрейфовать к северу.

Следующий день встретил нас юго-восточным штормом и снежными зарядами. Лед по-прежнему не двигался, несмотря на – временами – мощные порывы берегового ветра. В субботу подул сильный восточный ветер со снегом. В течение дня ветер усилился, к 11 часам он достигал 20–24 метров в секунду. К вечеру мы начали дрейф в западном направлении.

Глава 6

Гавань

Только наступил день и непогода утихла, как ребят, не ходивших с нами на лодке, стало разбирать нетерпение – им хотелось посмотреть, как выглядит наша бухта. Но и мы, ходившие на моторке, знали о бухте немногое (разве только, что мы нашли стоянку и защиту ото льда). Хансен хоть и плавал с нами, но и его распирало от любопытства.

Следующее утро принесло ясную погоду, но северо-западный штормовой ветер не утихал. Хансен быстро забрался в «воронье гнездо»: как только стало светать, он должен был увидеть, в какую «дыру» мы залезли. Он изучал все досконально и довольно долго, но зато смог потом рассказать, что прямо на северо-восток почти параллельно берегу протягивается длинная узкая отмель. Вообще ему очень понравилось увиденное, он утверждал, что лучшая гавань для зимовки ему еще не встречалась. Ему также показалось, что на юго-западе от бухты находится залив, глубоко врезающийся в берег. Мы сразу же назвали его «фьордом Хансена». К сожалению и к большому расстройству Хансена впоследствии выяснилось, что это был вовсе не фьорд, а речка. Мы назвали ее «Весте-рельвен» – «Западная река».

После всего пережитого попасть в такую безопасную и красивую бухту для зимовки, как наша, было настоящим наслаждением. Мы все чувствовали себя утешенными результатами наших злоключений.

Мы поняли, что попали сюда как раз вовремя. С северным ветром, дувшим, когда мы пробирались в бухту, нас без всякого сомнения притерло бы к берегу, останься мы на прежнем месте. Пробираясь в бухту, мы шли почти в бейдевинд^[31]. Мы находились в спокойных водах, но тем не менее ветер потрепал нас так, что оторвало несколько досок.

Мы промерили дно бухты и переместили судно подальше внутрь. Затем начали готовиться к зимовке, сняли брам-реи и обрезали бегучий такелаж.

Шторм и снег не утихали, поэтому снаружи делать было нечего. Я начал резать оленьи шкуры на спальные мешки, меховую одежду и другое зимнее снаряжение, а Копстад – шить собачьи упряжи. Часть команды еще раньше стала сшивать брезент для лодок.

^{Экспедиционное судно «Эклипс» во время зимовки. (Из архива семьи Евгеновых)}

22 сентября осадки превратились в ливневый дождь, температура поднялась до +0,8°. Мы бросили якорь и спустили 60 саженей одной и 30 саженей другой цепи.

Когда погода позволила, мы предприняли несколько недальних поездок на лодке, чтобы посмотреть, где можно найти плавник. Дерево нам было нужно и на дрова, и для кольев, в частности, для большого тента, который мы хотели натянуть над судном. Мы запаслись большими кольями на Диксоне, но нам заранее было известно, что колья можно найти по всему побережью. Кроме того, нас интересовало, есть ли тут дичь. Поэтому мы совершили множество вылазок на берег и нашли оленьи следы, но подстрелить ничего не удалось, поскольку на абсолютно ровной местности укрыться было негде, а олени очень осторожны. Мы видели волчьи следы прямо там, где мы свернули, а когда оленей гонят волки, то они крайне беспокойны и постоянно в движении.

Мы со штурманом отправились на мыс и проследовали вдоль берега с северной стороны и на запад к «фьорду Хансена». Там мы увидели много плавника, даже более чем нам требовалось. В приполярных районах во многих местах можно найти плавник довольно высоко над уровнем моря. Я не знаю, в чем тут причина – возможно, земля поднимается. Плавник хранится здесь очень, очень долго и совсем не гниет.

Всю осень дули штормовые ветра – один шторм сменялся другим. Как правило, ветер начинался с юго-юго-востока, затем менялся на юго-восточный, усиливался, затем смещался на северо-запад, стихал, и снова поднимался с юго-юго-востока. Такая карусель продолжалась все предрождественское время.

На судне нам нужно было, среди прочего, приготовить склад для всякого рода инструментов и снаряжения, шурупов, болтов, трубок и т. п., короче говоря – для всех крупных и мелких вещей, необходимых в кузнице и мастерской. С этой целью мы переоборудовали на «Эклипсе» старый трюм для хранения провианта и снабдили его шкафчиками и полочками, которые пронумеровали, а содержимое тщательно переписали в инвентарные списки, чтобы заранее знать, где что нужное можно найти.

Затем мы выгрузили уголь из грузового трюма, заполнили угольные ящики топливом, рассчитав, сколько нужно для зимовки, вычистили помещение и перенесли туда ящики с провиантом.

Пока мороз еще не вступал в свои права, но большей частью шел либо дождь, либо мокрый снег, и мы не имели возможности заняться основными зимними работами, особенно строительством изо льда, однако у нас и так хватало дела. На судне было много мастеров-древоделов, они принялись за изготовление саней. В команде также был человек, умевший шить паруса, да и штурман упражнялся в этом ремесле. Они начали шить палатки. Машинист стал готовить емкости, чтобы перетапливать лед на питьевую воду, и сделал над котлом в машинном отделении огромный бак для воды, предназначенной для мытья.

Мы вскоре обнаружили, что на берегу полно лис (белых и голубых песцов), и решили попробовать наловить их. Это вызвало большой интерес у матросов, они считали, что благодаря этому можно получить дополнительный доход. Двое из них начали делать ловушки.

По воскресеньям матросы отправлялись на берег, по крайней мере, большинство молодежи: они мечтали, что найдут в Сибири золото, или, на худой конец, мамонтовую кость. Каждому выдавали ружье, так что они могли и поохотиться.

Мы с доктором много бродили вокруг, порой уходили в тундру. Там мы однажды нашли большой камень, состоявший, главным образом, из слюды. Это был настоящий сказочный камень, очень крупный, большой кубатуры (размером с маленький дом), сиявший и сверкавший, как золотой. Матросы узнали, где он находится, и несколько воскресений группами устраивали паломничество к «Золотому камню». Они считали, что вскоре найдут там золото.^[32]

Зюйд-вест долго держал нашу бухту свободной ото льда, но затем, наконец, в течение нескольких дней задул норд-норд-ост, и бухта начала покрываться льдом. К борту принесло старую большую льдину в пять-шесть мер, и мы хорошо привязали ее к нашему судну с помощью якорей и тросов. Мы считали, что лучше пришвартоваться к такой старой льдине, поскольку молодой лед не очень-то приятно иметь у себя под боком. На нем невозможно построить собачьи будки, кузницу или другие сооружения. В нем нет плавучести, на его поверхности всегда собирается вода, причем соленая, поэтому-то она и замерзает с трудом. Я видел соленые льдины, которые выперло наружу и с которых капала вода даже при 40 градусах мороза.

С русских судов в бухте Таймыр мы ежедневно получали телеграммы. Они постоянно дрейфовали, как правило, на северо-восток. У них был ветер той же направленности, что и у нас, но не настолько сильный. Барометр находился у них на более низкой отметке. В те дни, когда дул норд-ост, русских отнесло на юго-запад на 11 километров, при самом сильном зюйд-весте случалось, что они дрейфовали километр в час. Однако много времени им приходилось стоять на месте.

В последние дни сентября у нас были стабильные температуры, восемь-десять градусов мороза. Мы думали, что зима уже установилась, и начали строить кузницу и помещение для собак. Но 4 октября погода сменилась – сильный южный ветер с дождем и повышение температуры до +2°. Оттепель длилась неделю, и наши ледяные постройки подтаяли и некрасиво съежились. Когда вновь начались морозы, нам пришлось все строить заново, используя колья в качестве балок для крыш и кузницы, и собачьих будок.

Прямо к югу от судна находился кряж, который мы назвали «гора». Конечно, он не заслуживал такого имени, но мы как норвежцы считали, что у нас должно быть что-то «горное». В воскресенье 11 октября мы с доктором отправились «в горы».^[33] Вершина этой горы была в 12–14 км от судна. Мы видели множество лисьих следов, а также следы леммингов, и решили, что здесь, видимо, хорошее место для охоты. Тогда было решено основать здесь одну из наших промысловых станций, а две другие – подальше на восток.

Вскоре после того, как мы встали на зимовку, мы продули наши паровые котлы и начали разжигать отопительный котел, но оказалось, что дело это хлопотливое и невыгодное. Поэтому мы снова заполнили водой один из паровых котлов и использовали его для нужд отопления. Бак для воды мы переместили на верх парового котла, и всю зиму у нас был запас воды для питья и приготовления пищи, а также для мытья.

Как только установилась холодная погода, команде выделили дополнительную одежду – нижнее белье, меховые рукавицы и мальтизы, нашили и рукавиц такого же фасона, как оленьи рукавицы у лопарей – мехом внутрь.

14 октября мы закончили с тентом для судна, причем значительно припозднились. Погода так бушевала, что несколько раз нам приходилось откладывать работы, так как не удавалось натянуть тент достаточно крепко. У нас было два здоровых кола для марса и большой мачты, один в 72 фута, другой еще длиннее. Один конец этих кольев мы положили на ростры, другой – на ламповые шкафы по обе стороны судна. Вместо конькового бруса мы подняли один кол между мачтами, в качестве продольных брусьев с каждого борта, между коньковым и несущими кольями, мы подняли еще по одному колу, чтобы уменьшить напряжение тента. В кормовой части мы использовали вместо конька бизань-рею. Под все колья с нужными промежутками были установлены подпорки.

С внешней стороны судна построили снежную стену в семь-восемь футов толщиной и такую высокую, что она доходила до кольев, лежавших на рострах, т. е. три-четыре фута над леерами. Поверх всей палатки положили снежный слой в один-два фута толщиной, на него – часть старых парусов, чтобы снег не спадал. Затем вниз, с лееров мы построили настоящий взвоз, примерно такой, как делают для амбаров, а на палубный вход на поставили дверь с настоящей дверной рамой. Таким образом, мы сделали всю конструкцию более или менее герметичной. Под тентом было так тепло, что можно было мыть палубу всю зиму, как минимум, раз в месяц.

Моторку и другие лодки подняли на лед, оттащили немного от судна и накрыли брезентом. Затем мы перенесли на лед провиант в количестве, достаточном для всех нас в течение четырех месяцев. Перенесли и корм для собак, большой ящик с боеприпасами и патронами и значительную часть керосина, а кроме того, часть снаряжения, оленьи шкуры, спальные мешки, примус и т. п. На борту мы оставили только 4000 патронов для маузеров и 2000 для винтовок.

Этот склад на льду мы сделали как резерв на случай, если судно пострадает в результате той или иной непредвиденной ситуации. Мы все тщательно упаковали в герметичные оцинкованные ящики и укрыли старым марсом.

В кормовой каюте было очень холодно. Судно не было предназначено для экспедиций с зимовками. Тогда мы закрыли световой люк доской вровень с нижним краем палубы, на него положили в два слоя оленьи шкуры и прибили их по краю рамы. Затем насыпали сверху большое количество опилок и прикрыли пустыми мешками. Дверцы в кормовые шкафчики законопатили, а сверху прибили слой оленьих шкур. Они шли от палубы, покрывали диван, спускаясь прямо до пола, на них положили диванные подушки. Тамбур и спуск в каюту также обили оленьими шкурами.

Когда мы это проделали, температура в каюте значительно изменилась. Раньше мы с трудом удерживали не более пяти-шести градусов тепла, а после работ температура повысилась до двадцати с лишним градусов. Кроме того, каюта теперь выглядела так уютно, что становилось теплее от одного взгляда на нее. Правда, стало очень душно, и для проветривания нам приходилось часто открывать вентиляционные люки. В коридоре тоже стало тепло, хотя у нас не было там радиаторов: двери в каюты штурмана и машиниста, как правило, оставались открытыми, и тепло шло оттуда.

В последнее время наш телеграфист слышал, как кто-то передает телеграммы по беспроводной связи, но никак не мог понять, кто это. Он не знал других языков, кроме русского. С русских судов в бухте Таймыр тоже рассказывали, что слышали иностранную станцию. Наш телеграфист начал записывать буквы, и, в конце концов, мы поняли, что слышали Инге^[34], а телеграммы посылались на Шпицберген. Телеграфист постепенно выучил норвежский, так что стал кое-что понимать из слышанного. По большей части это были служебные, а частью коммерческие сообщения. Такие послания не представляли для нас никакого интереса. Но после окончания рабочего дня случалось, что мы попадали на чей-то личный разговор, на разные новости, также и на новости с фронта. Военные телеграммы мы пересылали на русские суда. Мы, например, услышали, что большой немецкий вспомогательный крейсер под покровом ночи пробрался в Трондхейм-фьорд мимо укреплений и зашел в Трондхейм. Телеграмма заканчивалась словами: «Большой военный скандал». Нам было ужасно любопытно, в чем же суть большого военного скандала, но за все время нашей стоянки нам так об этом больше и не удалось ничего узнать.

У нас был хороший запас медной проволоки. Измерив ее, мы обнаружили, что можем расширить нашу радиосеть. Мы выстрогали высокий кол, 17 октября установили его, как мачту, перед судном и увеличили нашу сеть на 40 метров. Таким образом мы надеялись установить связь с Югорским Шаром. Мы часто слышали эту станцию и пробовали с ней говорить, но нам это до сих пор ни разу не удалось.

18 октября все матросы отправились на охоту, некоторые из них увидели стадо оленей примерно в 20 голов, но никому не удалось подстрелить хотя бы одного.

Вечером, когда мы отправляли телеграммы, загорелась выхлопная труба мотора динамомашины, но с помощью пожарного шланга удалось быстро справиться с огнем. Затем мы взяли трубу и установили ее прямо вверх, так что она стала почти одной высоты с мачтой. На верх мы установили искроуловитель и таким образом обезопасили себя в дальнейшем от неприятностей подобного рода.

Вся команда с увлечением занималась подготовкой снаряжения к предстоящей промысловой экспедиции. Штурман сшил двойную палатку из парусины размером шесть на шесть футов и четыре фута в высоту, с плоской крышей. Мы увеличили мощность мотора, чтобы на всем судне было электрическое освещение, так как посчитали, что шить шкуры и делать другие вещи при свете керосиновой лампы будет трудно, да и невыгодно. Мотор и лампы в общей сложности потребляли примерно 37 литров керосина в сутки.

В среду 28 октября все было готово для охоты. Отправлялись шесть человек, поделенные на три команды, по двое в каждой. Штурман и Йоханнес делили палатку с другой командой, состоявшей из третьего штурмана и Сигварда. Последнюю команду составляли второй штурман и Брок. У этих двоих была одна из новых парусиновых палаток, они хотели расположить свою стоянку на «горе».

Все находились в отличном расположении духа и радовались, что наконец отправляются в путь. Возлагались большие надежды на добычу, некоторые даже подсчитали, как потратят вырученные от этой охоты деньги.

Охотники взяли с собой 14 собак в двух упряжках, провиант на 10 дней и полное полярное снаряжение.

В воскресенье 1 ноября Пауль и Мартинсен сходили в гости ко второму штурману и Броку. Им пока не удалось никого поймать, они несколько раз видели оленей, но ни разу не смогли приблизиться к ним на расстояние выстрела. Они жаловались, что с трудом установили палатку, а разжечь примус им так и не удалось, так что у них не было горячей пищи. Пауль помог разжечь примус, можно было надеяться, что и они научились теперь с ним обращаться.

Лисья охота тоже не увенчалась пока успехом. Каждый день дул сильный ветер, 14–18 метров в секунду, сносивший все на своем пути; ловушки уносило ветром, стоило только их поставить.

Вокруг судна, около кузницы и собачьих будок намело большие сугробы, так что команде пришлось рыть один туннель сквозь сугроб к постройкам и другой туннель вдоль построек, чтобы у нас был доступ ко всем дверям. Однако снега было столько, что он стал продавливать лед, и судно начало давать крен. Судя по всему, собачьи будки нужно было переносить. Судно стояло поперек ветра, и мы поняли, что требуется как-то освободить его ото льда. Мы вооружились пилами и начали пилить лед вдоль судна с носа к корме и собачьим будкам, и также с кормы к носу. Работа заняла у нас неделю, мы пилили и пилили с утра до вечера, но «Эклипс» сидел крепко. Вода начала прибывать к будкам, так что нам пришлось строить для наших четвероногих друзей новый дом, в стороне от кузни. Мы обложили судно снегом, чтобы лед не намерзал слишком сильно. Наша надежда была на то, что однажды шхуна^[35] все-таки выберется из ледового плена, ведь плавучесть ее должна быть очень большая, высота надводного борта составляла от шести до семи футов. Крен составлял пока не более четырех градусов, но чем это грозило, лучше было не знать. Кое-кто посмеивался над моим беспокойством. Насмешники не видели никакой опасности, но я хорошо понимал, что находиться в полярных районах на судне с креном очень неприятно, среди прочего из-за большой разницы температур. С подветренной стороны можно замерзнуть, в то время как на противоположной стороне можно сжариться живьем.

5 ноября партии первого и второго штурманов вернулись назад, обе ни с чем. Погода все время стояла отвратительная, так что о какой-либо добыче не могло быть и речи. Мне показалось, что они даже не воспользовались провиантом, практически весь запас вернулся обратно.

Второй штурман и Брок разбили свой лагерь буквально в двух часах ходьбы от судна, в ясную погоду они могли его видеть, кроме того, у них был компас. Но они умудрились сбиться с курса и заблудиться, просто не заметив судно. У них была палатка и полное полярное снаряжение, но они не смогли поставить палатку, и поэтому волей-неволей бродили всю ночь при буране, в двух шагах от шхуны. На следующий день погода прояснилась, они увидели «Эклипс» и, наконец, поднялись на борт, скорее мертвые, чем живые. Жизнь их висела на волоске. Они так и не научились разжигать примус и не ели горячей пищи с того воскресенья, когда им помог Пауль. Все их снаряжение было в ужасном состоянии. Провиант был перемешан самым невообразимым манером и полностью испортился. Скажем, масло, патроны, спички, прибор для примуса, табак и т. п. находились в одной коробке. Нервная система второго штурмана получила удар, от которого он так и не мог оправиться за все путешествие.

Никто из охотничьих партий не принес обратно ловушки на песцов. В понедельник утром Сигвард и Йоханнес взяли с собой пса и пошли за ними. Пока они готовились, я вышел посмотреть погоду. Мне показалось, что она не обещала ничего хорошего, и предложил ребятам подождать денек. Но они настаивали на том, чтобы отправиться немедленно, ведь путь был недалекий. На том и порешили.

Однако не прошло и нескольких часов, как с юго-запада пришел жуткий снежный шторм, и когда к трем часам они не вернулись, я начал волноваться. Мы развели в топке огонь посильнее, чтобы получить достаточно пара для свистка, и постоянно в него свистели. Использовали мы и прожектор, иногда направляя его вдоль горизонта, а иногда – прямо вверх. Если бы была ясная погода, свет можно было бы увидеть на расстоянии нескольких миль, но при таком густом снегопаде его не замечали даже в нескольких метрах от судна. Многие пытались отправиться на поиски, но быстро возвращались, так как боялись заблудиться и не найти «Эклипс». Тогда мы выстрелили несколько раз из винтовки. Спустя некоторое время мы услышали выстрел неподалеку, и вскоре Сигвард и Йоханнес вернулись обратно. Они не слышали свистка и совершенно не видели нашего прожектора. Единственное, что они услышали – это выстрелы, пошли в их направлении и вышли, наконец, к «Эклипсу».

Метеорологическая станция стояла в паре сотен метров от судна. Но в тот день нам не удалось снять показания термометра, мы просто не смогли найти станцию. Впоследствии мы проложили «путеводную нить» с нашего «взвоза» прямо к станции, установив вехи с нужными промежутками. Эта веревка помогала нам не сбиться с пути.

Всю зиму в дальнейшем снимать показания термометра ходили два человека. У одного из них было оружие – ведь на станцию мог забраться для отдыха медведь. В полярных районах никогда нельзя ходить безоружным.