Текст книги "Итальянская свадьба"
Автор книги: Ники Пеллегрино
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)
Но когда она поставила на огонь кастрюлю со спагетти, он не выдержал.
– Когда закипит, не забудь посолить воду, – настойчиво крикнул он. – Но не раньше! Не раньше!
Пьета старалась сохранять самообладание. Зато теперь она имела представление о том, что изо дня в день приходится терпеть Адолорате в «Маленькой Италии». К тому же это был папин первый день дома, и ей не хотелось, чтобы он закончился ссорой.
Когда они уселись за стол, папа был мрачнее тучи. Подцепив на вилку несколько макаронин, он легонько обмакнул их в соус.
– С паппарделле[34]34
Паппарделле – итальянские макаронные изделия в форме широких плоских ленточек; обычно подаются с мясным соусом.
[Закрыть] было бы намного лучше, – посетовал он, проглатывая первую порцию.
Пьета сделала вид, будто не расслышала.
– Просто объеденье, правда. – Адолората с аппетитом уписывала кушанье. – Что ты туда положила?
– Может, я потом дам тебе рецепт. – Пьета внимательно следила за отцом. – Пап, тебе нравится?
– Да, – сердито буркнул он. – Очень хорошо. Очень вкусно.
Он насухо вытер свою тарелку кусочком корочки, а чуть позже, когда он ушел на кухню за стаканом воды, Пьета обнаружила, что он, вооружившись деревянной ложкой, подчищает остатки соуса со дна кастрюли.
– Да-да, очень вкусно, – пробормотал он, обернувшись и увидев дочь. – И все-таки с паппарделле было бы намного лучше.
Рагу[35]35
Может означать мясной соус или же мясо, тушенное с чесноком и травами.
[Закрыть] с рубленой говядиной по рецепту Пьеты
Если честно, я мало понимаю в готовке. Знаю только, что терпеть не могу мясной фарш. Вообще не представляю, как можно есть то, что пропущено через отверстия мясорубки.
Но для папы мне захотелось приготовить нечто особенное – рагу, но без фарша. И вот что я сделала.
Взяла пару больших бифштексов и хорошенько отбила их, пока они не сделались нежными и мягкими. Потом обжарила их с обеих сторон, так как где-то читала, что так надо, положила в кастрюлю, добавила полбутылки красного вина и поставила на огонь.
Потом я нашинковала репчатый лук, сельдерей и чеснок и обжарила их в оливковом масле, добавила баночку пассаты, пару столовых ложек томатной пасты, посолила и поперчила. Я бы и перца чили добавила, но мама его не любит. Ладно, как бы там ни было, когда моя смесь забулькала, я влила туда вино, положила бифштексы, убавила огонь и продолжила тушить.
Пока суд да дело, я сама пропустила пару бокалов красного вина. Потом вынула бифштексы, срезала жир и порубила их ножом. Положила измельченные бифштексы обратно в томатную смесь и тушила на слабом огне до тех пор, пока соус не загустел, а мясо не размягчилось. В самом конце я добавила немного свежего базилика с нашего огорода. А потом я подала этот соус со спагетти. Хотя папа, наверное, сказал правду: с паппарделле было бы намного лучше.
Примечание Адолораты: Знаешь, у тебя совсем неплохо получилось. Может, в тебе еще не окончательно погиб талант кулинара. Я, пожалуй, подумаю о том, чтобы включить нечто подобное в наше меню.
Примечание Беппи: Только через мой труп. Но задумка хорошая. Спасибо, Пьета, было очень вкусно.
22
Все будто испарились. Родители Пьеты куда-то исчезли на все утро, и она понятия не имела куда. А когда она позвонила в «Маленькую Италию», чтобы узнать, не сможет ли Адолората составить ей компанию за обедом, ей ответили, что она взяла несколько дней отпуска.
– Вы уверены? – с недоумением переспросила она у Федерико. – Она все твердит, что очень занята. Как же у нее получилось выкроить время для отпуска?
– Понятия не имею. – Федерико никогда не позволял втягивать себя в хозяйские дрязги. – Она только сказала, что у нее важное дело и что ей нужно время, чтобы его уладить. Очевидно, это имеет какое-то отношение к свадьбе.
Пьета с раздражением опустила трубку на рычаг. Она не могла представить себе, зачем вдруг Адолорате понадобилось несколько дней, чтобы уладить какие-то свадебные дела, когда она, Пьета, сама уже давно позаботилась обо всем, вплоть до мелочей. Она решила украсить стены и потолок «Маленькой Италии» романтическими белыми драпировками из полупрозрачного газа и постелить белые скатерти вместо привычных клетчатых. По центру каждого из длинных рядов столов она выложит ручеек из сверкающих кристалликов морской соли с вкраплениями из крошечных светодиодных светильничков, а для драматического контраста установит горшки с ярко-розовыми орхидеями.
Она заказала чудовищного размера свадебный торт – четырехъярусный, покрытый белой сахарной глазурью и украшенный такими же розовыми орхидеями. Она даже наняла оркестр: он будет играть на банкете, чтобы гости, следуя старинному итальянскому обычаю, могли танцевать между бесконечными переменами блюд. А когда выяснилось, что на церемонии будут и еще девочки, разбрасывающие цветы, она купила для них миленькие розовые платьица с рюшами и оборками. О чем еще волноваться Адолорате? Абсолютно не о чем.
И вдруг Пьета догадалась, какое такое дело собралась уладить Адолората. Не чуя под собой ног от волнения, она помчалась в комнату сестры. Там царил обычный беспорядок: на полу груды чистой одежды вперемешку с грязной, смятая постель, на туалетном столике – сплющенные тюбики крем-пудры и истерзанные карандаши губной помады без колпачков. Пьета заглянула на шкаф. Так и есть: сестрин чемодан исчез.
Отодвинув в сторону тарелку с хлебными крошками и засохшими пятнами повидла, она тяжело опустилась на кровать.
– Черт тебя дери, Адолората, – громко выругалась Пьета. Она уже знала, что в ящике прикроватной тумбочки нет ни паспорта, ни кредиток. Ей стало понятно, что сестра отправилась в Рим на поиски тети Изабеллы. Она сказала, что сделает это, и сдержала слово. Вот черт!
Пьета утешала себя тем, что Адолората только несколько дней как узнала о существовании их тетки. Вероятность того, что она найдет ее в таком большом городе, как Рим, невелика. Однако вся беда в том, что Адолората бывает удивительно изобретательной и настырной, и это веем хорошо известно. Она никогда не остановится и не задумается о последствиях, прежде чем что-то предпринять. Вместо этого она бросается очертя голову в омут, создавая новые проблемы.
Но даже если Адолорате удастся ее найти, неужели тетя Изабелла потащится в Лондон на свадьбу к племяннице? Она ведь не сумасшедшая. Однако, как Пьета ни пыталась успокоить себя этими мыслями, ничего у нее не вышло.
Она испытывала настоятельную потребность поделиться с кем-нибудь, способным посочувствовать, вникнуть в их семейные сложности и дать дельный совет. В Риме мама поверяла все свои тайны греку по имени Анастасио. Он был добрый и мудрый человек. Мне тоже нужен такой друг, решила Пьета.
Пьета прошла к себе в комнату – воплощение идеального порядка по сравнению с сестриной, ни единого намека на немытые тарелки или груды грязной одежды на полу. Здесь она сможет хорошенько все обдумать.
Пьета прилегла на кровать и уставилась в потолок. Приняв решение, она уселась за туалетный столик и до блеска расчесала свои черные волосы, а потом начала аккуратно накладывать макияж. Сначала – основа, чтобы крем-пудра легла как надо, потом нейтральные тени для век – бежевые и цвета слоновой кости, штришок черной туши для выразительности взгляда и, наконец, на губы два-три легких мазка розового блеска.
Вполне довольная результатом, Пьета перешла к гардеробу. Она остановила выбор на джинсах в обтяжку и коротеньком топике, обрисовывавшем ее изящную фигуру немного больше, чем она обычно себе позволяла, надела изящные босоножки на платформе, в которых она казалась выше, повязала на шею зеленый шарфик и брызнула на себя туалетной водой.
Чтобы не терять времени даром, она поймала такси на Клеркенвелл-Грин и дала указания водителю. Когда они остановились у бакалейной лавки Де Маттео, она, к немалому облегчению, увидела, что Микеле за прилавком один.
Заметив Пьету, он приветливо улыбнулся:
– Эй, как дела? Я слышал, твой папа уже выписался.
– У меня все в порядке… Почти. Я хотела спросить, не найдется ли у тебя полчасика, чтобы составить мне компанию в баре?
– Да, разумеется, если хочешь. – Он был удивлен и в то же время польщен. – Сейчас, я только позову маму, чтобы она присмотрела за магазином.
При виде Пьеты мамаша Микеле недоуменно подняла брови.
– Ты сегодня очень хорошо выглядишь, – сказала она. – Собралась куда-то?
– Нет, всего лишь в паб, чтобы пропустить стаканчик.
Гаэтана с интересом взглянула на нее:
– Твоя мама говорила твоему отцу о том, что я приходила?
– Если честно, понятия не имею.
– Что ж, ладно, – холодно процедила Гаэтана и встала за прилавок. – Я сделала все, что от меня зависело.
Пьета надеялась, что Микеле не подумал, будто она неожиданно заявилась к нему, решив сходить в паб за его счет; она просто не представляла себе, с кем еще могла бы обо всем поговорить. Друзья ее не поймут; скажут, чего доброго, что она слишком остро на все реагирует. Но Микеле знает их семейную ситуацию, он с детства был свидетелем вражды их отцов и прекрасно понимал, что может произойти, если пылкий итальянский темперамент смешать с ледяной британской невозмутимостью.
Он отвел ее в тот же паб, но на этот раз она заказала холодного пива.
– Тот коктейль очень вкусный, но от него у меня потом жутко болела голова, – призналась она.
– Да, один – это еще куда ни шло, но три – это, пожалуй, перебор, – улыбнулся он. – Надо сказать, ты меня поразила.
Они сели за уличный столик, чтобы Пьета смогла закурить, и, возобновив прерванный разговор, непринужденно болтали и много смеялись. Однако когда она начала рассказывать ему об Адолорате и о том, что та наверняка махнула в Рим, он страшно смутился, и она сразу это заметила.
– Знаешь, Пьета, вообще-то я вроде как знал об этом, – признался он. – Ко мне приходила Адолората. Она решила, что мне известен их адрес.
– Но с чего вдруг она решила, что ты знаешь их адрес?
Их глаза встретились, и он пожал плечами:
– Потому что твой кузен Беппи доводится мне единокровным братом, почему же еще.
Пьета почувствовала себя оскорбленной. Все это время он знал о существовании маленького кузена Беппи, а она – нет.
– В прошлый раз ты об этом даже не упомянул, – с упреком сказала она.
– Я не знал, должен ли об этом говорить. Прости. Конечно, мне следовало тебе сказать.
– Ну а ты-то сам как о нем узнал? – спросила Пьета. – Тебе твои родители сказали?
– Нет, но я годами слушал, как они спорили по поводу сложившейся ситуации, а поскольку они орали как сумасшедшие, я не мог не слышать. Так что однажды, когда они оба куда-то ушли, я забрался к ним в комнату, перерыл папины вещи и, найдя на дне ящика кое-какие письма Изабеллы, переписал ее адрес. У меня ведь, как ты знаешь, никогда не было ни сестры, ни брата, – напомнил он. – Он мой единственный брат, и мне хотелось найти его.
– Тебе удалось с ним встретиться? – Пьета сгорала от нетерпения.
– Я отправился в Рим. Объяснил это так же, как это делал отец, – якобы еду по делам. Добрался до Рима, сразу взял такси и поехал по нужному адресу.
– И что? Ты их нашел?
– Нашел. Сначала твоя тетка была немного, как бы это сказать… шокирована, но, как только поняла, зачем я приехал, приняла меня с распростертыми объятиями. Знаешь, мне она понравилась. Мы очень весело проводили время.
– И ты не почувствовал обиду за твою маму? Изабелла все-таки причинила ей боль.
– Вообще-то да, – признался Микеле. – Но отец виноват в этом не меньше Изабеллы. К тому же мне очень понравился мой братец. Мне захотелось поддерживать с ним отношения, а значит, мне пришлось принять и Изабеллу.
– Господи боже, и ты дал их адрес моей сестре! – воскликнула Пьета, уронив голову на руки. – Черт! Дерьмовая ситуация.
– Она предупреждала меня, что ты встретишь эту новость в штыки.
Пьета попыталась объяснить ему, почему появление тетки и двоюродного братца на свадьбе сестры, вероятнее всего, обернется бедой. Но Микеле начал возражать, настаивая на том, что в дальнейшем так будет лучше для всех.
– Поверь мне, я знаю своего папу. Это его окончательно доконает, – твердила она.
– Слушай, Пьета, я могу понять, почему ты не хочешь видеть меня на свадьбе Адолораты. Не волнуйся, я уже ей сказал, что не приду. Но это все-таки ее свадьба, а не твоя. Тебе не кажется, что ведешь себя неразумно, пытаясь диктовать ей, кого приглашать, а кого нет? – Эти суровые слова он произнес так мягко, что у Пьеты вдруг защипало в носу.
– Просто я переживаю из-за папы. Не хочу, чтобы он расстраивался, особенно теперь, когда он еще не совсем оправился от болезни.
– А ты уверена, что переживаешь только из-за него?
Она погасила сигарету и потянулась за следующей.
– Я столько сил положила на эту свадьбу! Я не переживу, если все пойдет прахом, – призналась она.
– Может, все еще и обойдется, – предположил Микеле. – Может, это, наоборот, сплотит твою семью. Ты же не станешь спорить, что все эти годы твой отец отказывался от общения с Изабеллой только из гордости? В конце концов, смысл свадьбы – это прежде всего семья, а не все эти ленточки, бантики, вычурные платья…
– Но Изабелла родила ребенка от твоего отца – от человека, которого он ненавидит, – защищалась Пьета. – Папа наверняка решил, что Джанфранко сделал это нарочно, чтобы насолить ему.
– Мой отец… – Микеле смешался. – Знаешь, он не такой уж плохой. Да, у него был роман, но такое случается с большинством женатых мужчин.
– Да, но тут есть кое-что еще.
– И что же, скажи мне?
– Я бы с удовольствием, но… Это не мой секрет.
– В любом случае, все это было бог весть когда, – настаивал он.
– Мой папа так не считает. Для него это произошло будто вчера. – Пьета залпом осушила свой бокал и поднялась, чтобы идти. Она жестоко ошиблась, посчитав, что сможет излить ему душу. – Ладно, Микеле, спасибо за пиво. До скорого.
Она возвращалась домой, чувствуя себя еще более несчастной, чем прежде. Больше всего ей сейчас хотелось затвориться в четырех до мелочей знакомых стенах родного дома, крепко закрыв за собой дверь.
Николас Роуз звонил уже раза три, чтобы узнать, собирается ли она возвращаться на работу, и Пьета понимала, что больше нельзя тянуть. Болезнь отца подарила ей лишнюю неделю отпуска, но, нравилось ей это или нет, настало время возвращаться к привычной рутине.
Она устроилась на ступеньках крыльца с утренней сигаретой и чашкой кофе, чувствуя себя так, будто возвращается в тюрьму. У нее не было ни малейшего желания общаться с Николасом и терпеть его выкрутасы, и одна только мысль о неурядицах, обрушившихся на ее голову, повергала ее в отчаяние. Взять хотя бы это вычурное платье с пионами, придуманное для невесты Микеле. Интересно, что с ним сталось?
Купаясь в лучах утреннего солнца и наслаждаясь тишиной и покоем, Пьета думала о том, как было бы здорово не ходить на работу и провести весь день дома, помогая отцу возиться в саду.
Она нехотя облачилась в элегантный костюм и запихнула в сумку рабочие принадлежности: ежедневник, блокнот, любимые карандаши. Она уже успела слегка отвыкнуть от них, несмотря на то что последний раз держала их в руках всего-то три недели назад.
По дороге к Холборну она размышляла над тем, что сказал ей Микеле у дверей паба. Ей совсем не понравилась картина, которую он ей нарисовал. Неужели она и вправду такая – живет чужими проблемами, неизменно ставя во главу угла интересы отца, планируя свадьбу сестры? Судя по его словам, у нее и собственной жизни-то нет.
У входа в салон она немного помедлила, надеясь, что Николас пребывает в радужном настроении, в противном случае день будет долгим.
Как она и опасалась, на ее рабочем месте царил немыслимый беспорядок. Стол был усеян бумагами, а лоток для входящих документов переполнен. Пьета села за стол и начала методично все сортировать, зная, что до тех пор, пока все не будет разложено по местам, она не сможет сосредоточиться.
Девушки из мастерской обрадовались ее возвращению. Войдя к ней, они выложили ей последние сплетни, не спуская глаз с двери на тот случай, если нагрянет Николас и увидит, что они шепчутся.
– Все это время он был в жутком настроении, – пожаловалась Иветт, лучшая портниха салона. – Орал на нас ни за что ни про что. А как-то даже расколошматил о стену телефон, а потом влетел в мастерскую и потребовал, чтобы мы купили ему новый.
Пьета не могла удержаться от улыбки:
– И по-вашему, какая муха его укусила?
– С одной клиенткой возникли серьезные проблемы. С той самой, для которой ты придумала довольно вычурную модель, с рюшами и пионами. Какая досада! Ведь наши девчонки уже раскатали губу на это платье.
Пьета обрадовалась. Иветт понравилась ее модель, а у нее хороший глаз, и, как правило, если ей что-то не нравилось, она об этом немедленно сообщала.
– Значит, Николас переделал его? – спросила она.
– Да, он сделал его сдержанным, элегантным и скучным. Неудивительно, что бедной девочке оно не понравилось. Она сказала ему, что хочет твое платье. Вот тогда-то телефон и полетел в стену.
– Что ж, оно, в общем, не выглядит как типичное платье Николаса Роуза, – снисходительно признала Пьета. – Это совсем не его стиль.
– Что ж, может, пришло время пересмотреть свой стиль. Он годами делает одно и то же. Нас уже от него тошнит. Твоя модель была оригинальной, что-то веселенькое для разнообразия.
Иветт вернулась в мастерскую, а Пьета – к своему лотку. После разговора с мастерицами ее настроение немного улучшилось. Внезапно она снова почувствовала себя творцом.
К тому времени, когда Николас перешагнул порог дизайнерской комнаты, порядок в ее углу был полностью восстановлен. Сегодня он щеголял в светлом льняном костюме и шляпе-панаме. Когда он увидел Пьету, его лукавая мордашка эльфа озарилась улыбкой.
– Пьета, ты вернулась. Как это мило. Может, приготовишь нам по чашечке кофе? А потом я введу тебя в курс наших дел. – Он легонько клюнул ее в щеку. – Я так рад снова тебя видеть, дорогая. И я больше никогда не отпущу тебя в отпуск, слышишь? Мне без тебя не справиться.
Пока он болтал, Пьета приготовила кофе так, как он любил, – две чашки крепкого черного напитка с капелькой нежирного молока. Потом он ввел ее в курс дела: показал модели, над которыми они работали, журнал консультаций и календарь. График был напряженный. Пьета понимала, какой он пережил стресс, пытаясь справиться со всеми проблемами в одиночку. Неудивительно, что он все это время пребывал в ужасном настроении.
Новую версию свадебного платья для Элен Сиэли он оставил, что называется, на десерт.
– Да, кстати, я довел до ума твое недоразумение с пионами, – обмолвился он как бы невзначай. – Я немного его подправил, придал ему классический вид. Как видишь, теперь оно смотрится намного лучше.
– А что думает о нем невеста? – не удержавшись, спросила Пьета.
Николас нахмурился.
– Оно ей понравилось? – снова спросила Пьета.
– Оно ей обязательно понравится, дорогая… К тому времени, когда ты с ней закончишь. Она придет к обеду на первую примерку.
Пьета окинула оценивающим взглядом новую модель. Ничего плохого о ней сказать было нельзя. Николас нарисовал вполне миленькое платьице без бретелек, с более широкой юбкой, чем она изначально задумала. Пышные пионы усохли до микроскопических маргариток из тафты, бесследно исчезли оборки и рюши. Платье приятное, но бесконечно скучное. Интересно, как мне удастся уломать невесту надеть его? – подумала Пьета.
– Да, меня в это время здесь не будет, – беспечно добавил Николас. – Так что ты сама ее встретишь. Не волнуйся, дорогая, ты справишься.
Спорить с ним не имело никакого смысла. Это никогда ни к чему не приводило. Но все утро ее буквально трясло при мысли о надвигающейся встрече с разочарованной невестой Микеле. Пьета давно взяла себе за правило никогда не запихивать клиентку в платье, в котором ей некомфортно, тем более если оно ей просто не нравится. И пускай другие дизайнеры навязывают свои творения, но Пьета больше всего ценила доверие клиентов; она всегда пыталась проникнуть в душу невесты, чтобы создать по-настоящему «ее» платье.
Ожидавшая в гостиной Элен обрадовалась Пьете не меньше Николаса.
– Ой, как хорошо, что вы наконец вернулись, – воскликнула она, как только Пьета опустилась рядом с ней на большой белый диван. – А я тут воюю с вашим боссом. Он вам уже рассказал?
– Воевать с ним – не очень удачная идея, – иронично улыбнулась Пьета. На коленях у нее лежал презентационный комплект, который они готовили для каждой невесты: серебристая папка, перевязанная белой ленточкой из тафты, с образцами тканей и копиями рисунков, отпечатанных на такой же серебристой бумаге.
– Почему бы вам еще раз не взглянуть на него, а потом мы примерим образец из хлопчатобумажной ткани.
– По-моему, в этом нет никакого смысла. Все равно оно мне не понравится.
Пьета притворилась, будто не слышала этих слов.
– Примерив образец, вы составите полное представление о форме платья, а мы потом сможем правильно подогнать его по вашей фигуре, – сказала она и, по своему обыкновению, добавила: – Но предупреждаю, оно будет смотреться довольно просто и не будет сидеть на вас так же, как платье в его окончательном виде.
Она протянула Элен презентационный комплект, и девушка с недовольным видом взяла его в руки.
– Я не хочу это платье, – сказала она, переворачивая страницы с рисунками. – Я хочу то, которое вы для меня нарисовали.
– Но Николас Роуз считает… – Пьета замолчала. Все, решила она, с меня хватит. – Послушайте, все это, конечно, очень мило, но ничего не выйдет. Это моя вина, зря я вам показала тот эскиз. Ничего похожего на это платье никогда не выйдет из этого салона.
– Что ж, если так, то и не надо, – решительно проговорила Элен. – Вы сможете сшить его для меня в свободное от работы время. Держу пари, вы частенько этим занимаетесь, чтобы подработать, а?
– Нет, я не…
– У нас еще куча времени, – перебила ее Элен. – Мы с моим женихом еще не назначили дату, так что не торопитесь, работайте в вашем привычном ритме.
– Если об этом узнает Николас, он тут же меня уволит, – сказала Пьета.
– А как он об этом узнает? Его-то я уж точно не позову к себе на свадьбу.
– Я просто не могу. Извините.
– Но могли бы вы, по крайней мере, об этом подумать? Пожалуйста, – взмолилась девушка. – Спешки никакой нет, я ведь уже вам сказала. У нас с моим женихом сейчас много чего происходит в жизни, и нам нужно время. Но для меня это и вправду очень, очень важно, так что, пожалуйста, не принимайте решение здесь и сейчас.
– Хорошо, я подумаю. – У Пьеты не осталось сил спорить. – Но предупреждаю сразу: я редко меняю свое решение.
Элен улыбнулась:
– Но с другой стороны, всякое бывает, верно? Пожалуй, я скрещу пальцы.
Когда Николас вернулся с обеда, он по-прежнему держался в высшей степени любезно.
– Итак, она примерила образец? – поинтересовался он.
– Вообще-то нет. – Пьета знала, что его это расстроит. – Она решила ненадолго все отложить.
– Правда? – удивился он. – А сколько у нас еще времени до свадьбы?
– В том-то все и дело, они отменили первоначальную дату, а новую, похоже, еще не назначили. И теперь я сомневаюсь, что это вообще когда-нибудь случится.
Николас с утомленным видом покачал головой.
– Но почему девушка ничего нам не сказала? Я полагаю, она испугалась, что мы попытаемся взыскать с нее кругленькую сумму за проделанную работу, а потому устроила весь этот переполох, заявив, что ей не нравится платье. Она решила все отменить. Бедняжечку бросил жених.
– Может, так оно и есть, – согласилась Пьета. Она вдруг осознала, что за время всех их разговоров с Микеле он только один раз упомянул о своей невесте, да и то сто лет назад, когда Пьета его поздравляла. Все это очень странно.
В тот день, пытаясь сосредоточиться на работе, она то и дело вспоминала о предложении Элен. Это несчастное платье с пионами прямо-таки требовало, чтобы его сшили. Она хотела перенести его со страниц альбома, придать ему объем и форму, помочь Элен подобрать к нему туфли и сережки, посоветовать ей, из каких цветов составить букет. И в то же время она вдруг осознала, что вовсе не хочет, чтобы девчонка, нарядившись во все это великолепие, пошла к алтарю с Микеле.
В тот вечер Пьета вернулась с работы усталая. И все-таки, сидя у себя в комнате и вдыхая доносившиеся из кухни ароматы готовящегося ужина, она достала альбом и принялась рисовать. Из-под ее карандаша вышло платье с асимметричной бретелькой из шелковых пионов с нежно-розовым ободком, с подолом, спереди подхваченным пышной оборкой и скромно приоткрывающим ножку. Она вспомнила каждую деталь платья Элен, даже подобранную для него ткань.
Воодушевленная, Пьета нашла свои старые наброски, сделанные ею для коллекции, которую она когда-нибудь создаст. Немало воды утекло с тех пор, как она видела их в последний раз, и теперь они показались ей слишком уж строгими и чопорными. Слишком в манере Николаса Роуза.
Она достала чистую бумагу и дала волю воображению. Выходившие из-под ее карандаша платья были смелы и романтичны. Не каждая невеста отважилась бы надеть такое; но всякая женщина, любившая моду так же, как Пьета, непременно заинтересовалась бы ими. Пьета вдруг страшно разволновалась. Может, это и есть ее фирменный стиль? В свадебных салонах она точно никогда ничего подобного не видела.
Услышав, как папа снизу кричит ей, что ужин готов, Пьета с неохотой отложила карандаш. Днем она так и не успела поесть и теперь основательно проголодалась. К тому же, что бы он там ни сготовил, пахло из кухни просто божественно.
Это была лазанья – первая папина лазанья с того момента, как он вернулся домой. И хотя листочки теста для нее он достал из кладовки, а соус был собственноручно заморожен им еще несколько недель назад, Пьета восприняла это как знак, что к отцу вновь возвращаются силы.
Всю последнюю неделю или около того отец передвигался по дому шаркая, как глубокий старик. Из-за головокружения и слабости он сделался сварливым. Его дурное настроение отражалось на всех, хозяйство тоже пришло в упадок. Но теперь, вытаскивая лазанью из духовки, отец выглядел бодрым. Он взирал на противень с искренним удовлетворением.
– Какая жалость, что твоя сестра этого не видит, – рокотал он. – Ты только полюбуйся, какая прелесть.
– Очень красиво, – согласилась Пьета.
– На вкус она будет столь же прекрасна, как и на вид.
Пока он раскладывал кушанье по тарелкам, Пьета осведомилась как бы невзначай:
– Пап, Адолората, случайно, не сказала тебе, куда она отправилась?
– Нет, но я подозреваю, она где-то с Иденом, решила немного передохнуть. Может, начал сказываться стресс, связанный с подготовкой к свадьбе, а?
Пьета изобразила удивление.
– Наверное, ты прав, – пробормотала она.
Папа сбрызнул салат оливковым маслом и лимонным соком, а мясные тефтельки поставил на плиту пропитываться соусом.
– Сегодня у нас на ужин два блюда, – объявил он. – Я приготовил нежнейшие маленькие polpette[36]36
Мясные фрикадельки (ит.).
[Закрыть], потому что от этой кошмарной больничной стряпни я совсем обессилел. Подумать только, эти бедняжки в больнице вынуждены изо дня в день питаться такой дрянью. Вспоминай о них, Пьета, когда будешь наслаждаться моей прекрасной лазаньей.
Лазанья и впрямь была хороша. Тонкие коржи таяли во рту, а соус бешамель придавал блюду приятный сливочный привкус.
– Бесподобно, – похвалила мама, сумев на сей раз осилить больше, чем обычно.
– Это тяжелое блюдо, но людям оно нравится, – с радостью согласился отец, подкладывая добавки на тарелку Пьете. Она попыталась было отказаться, но он даже слушать ее не стал.
– Молчи и ешь, – приказал он, и она не осмелилась противоречить.
И только когда они принялись за второе блюдо, мама решилась заговорить.
– На днях к нам заходила Гаэтана Де Маттео, – произнесла она так, будто сообщала какую-то пустячную новость.
Пьета в упор посмотрела на мать. Это совсем на нее не похоже: говорить о том, что может огорчить отца.
– Она была здесь? В нашем доме? – растерялся отец.
– Да, именно так, – подтвердила мать, спокойно продолжая есть.
– Но зачем? Что она хотела?
– Она рассказала нам об Изабелле и ее ребенке.
– А! – Отец недовольно хмыкнул. – Моя сестра была глупая девчонка, а теперь она глупая женщина. – Он раздраженно возил тефтелькой по тарелке. Его хорошее настроение как ветром сдуло.
– Но пришла она не за этим, – продолжала мать. – Она пришла к нам с просьбой.
– Гм! – снова хмыкнул отец, делая вид, будто ему все равно.
– Она думает, что пришло время забыть прошлое.
Отец отшвырнул вилку и резко отодвинул от себя тарелку с нетронутой тефтелькой.
– Не надо так, Беппи. Послушай меня, одну минуточку послушай, – по-прежнему спокойно продолжала мать. – Все, что она хочет, это чтобы мы время от времени могли позволить себе купить кусочек пекорино у них в лавке, а они – изредка наведываться к нам в «Маленькую Италию». А случайно столкнувшись в церкви Святого Петра или на улице, не испытывать неловкости.
– Но зачем?
– Затем, что так ведут себя все цивилизованные люди.
– А зачем нам вести себя как цивилизованные люди?
– Ох, Беппи, я знаю, он ранил тебя намного больнее, чем кто-либо, но…
– Stai zitta![37]37
Замолчи! (ит.).
[Закрыть] Я не хочу обсуждать эту тему.
– Не надо затыкать мне рот, Беппи. И пожалуйста, не надо на меня кричать. Настало время положить конец вашей вражде. Никто не говорит, что мы с Джанфранко должны становиться друзьями. Этого никогда не произойдет. И все-таки можно оставаться цивилизованными. Это, по крайней мере, мы можем сделать.
Пьета, не говоря ни слова, переводила взгляд с отца на мать. Теперь, когда она знала все об их прошлом, они казались ей совсем другими – более уязвимыми, менее уверенными в себе.
– Мне кажется, мама права, – решилась наконец она. – Спору нет, он человек ужасный, но почему мы должны вымещать это на его жене и сыне? Мне они показались вполне нормальными.
В ответ папа даже не потрудился хмыкнуть.
– Послушай Пьету, она говорит разумные вещи, – увещевала его мать.
Он с шумом отодвинул стул.
– Ну что ж, отоваривайся у Де Маттео, дочка. Это твои деньги, ты сама их зарабатываешь. Отдавай их ему, если тебе так этого хочется. Но вот что я тебе скажу: ты испортила мне ужин!
Пьета проводила взглядом отца, пулей вылетевшего из кухни.
– Не очень у нас получилось его убедить, – заметила она.
– Другого я и не ожидала. Надо дать ему время. Он столько лет ненавидел Джанфранко, и…
– Он упивается своей ненавистью, так?
– Это неправда. Может, я и рассказала тебе о том, как все произошло, но тебя там не было. Тебе не понять, что он чувствует. И у него достаточно оснований ненавидеть Джанфранко.
Пьета очистила тарелки от объедков и приступила к мытью посуды. Когда она отскребала противень от присохших остатков соуса и теста, ее мысли снова закрутились вокруг привычных проблем. Если папе неприятно даже говорить об Изабелле, что с ним будет, когда она, празднично разодетая, появится на пороге церкви Святого Петра?
