Текст книги "Право любить тебя (СИ)"
Автор книги: Ники Анро
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)
Я много раз ее склеивала, но полной она так и стала. На месте скола виден засохший клей, но для меня это не важно. Она все равно остаётся самым прекрасным подарком на свете. Птичка была рядом с уменьшенной версией Эйфелевой башни, которую тоже подарил Виктор. У меня много маленьких подарков от него. Так же там лежит черепашка, сделанная тоже его руками, и куча монеток. Моя самая дорогая драгоценность – фотография.
Однажды, в снежный зимний день мы с Виктором сидели возле нашего дерева. Нас обоих любила одна воспитательница, в шутку говорила жених и невеста. И подходя мимо она нас сфотографировала. Она отдала мне и Виктору эту фотографию на память. Я не знаю есть сейчас она у него или давно выкинул, но я ее досих пор храню. В любом случае, что бы я сделала, встреться с ним лицом к лицу? Главный вопрос вспомнил бы он меня взрослую?
***
Почти двухчасовая поездка из дома в Детский Госпиталь с тяжело больным детьми, дала мне предостаточно времени, чтобы вспомнить все свое прошлое. К тому времени, как я пришла в регистратуру и записалась на свой первый сеанс работы добровольцем, я разволновалась еще больше, чем раньше.
– Ты прежде работала в больнице с детьми, Виктория? – спрашивает медсестра Дарья. Покачивая бедрами, она идет по длинному коридору, а я следую за ней.
– Нет, с улыбкой отвечаю я.
Однако я провела в больницах достаточно времени, чтобы пикающие звуки машин и ударяющие в нос запахи лекарств и хлорки мгновенно вернули меня назад в прошлое. К дням вымученных улыбок матери с пустым взглядом, с рассованными повсюду трубками.
– Что ж, слышала, твои рекомендации чуть ли не светятся в темноте, – шутит она, когда мы поворачиваем за угол и следуем по знакам в игровую комнату. Моя быстрая экскурсия по больнице подходит к концу. – Тебя дети любят, это видно.
Я закатываю глаза. Еще в июне, я подала документы на позицию волонтера в эту больницу. На следующей неделе мне позвонили для короткого собеседования, и вскоре за телефонным звонком последовало официальное предложение места волонтера в программе «Жизнь ребенка». Днем по субботам я должна была играть с маленькими пациентами. Я ухватилась за эту возможность. Я знаю, что мое место здесь. Так что, я вежливо киваю медсестре и говорю:
– Я тоже люблю детей, но к сожалению….
Она останавливается у двери и оборачивается, грустно мне улыбаясь.
– Что ж, просто будь осторожна с привязанностями, слышишь, милая? Я понимаю твою проблему.
На этих словах мы входим в яркую, красочную игровую комнату, где уже находятся несколько детей и другие волонтеры. Как только я слышу заразительный смех, мои плечи мгновенно расслабляются. Для меня это, словно доза валиума, введенная в вену. Просто есть в маленьких детях что-то такое незамысловатое, но притягательное.
Может быть, их заразительный смех или их скромные объятия. Может быть, их жестокая честность. Может быть, то, как они тянутся ко мне, когда напуганы или им больно. Я знаю только, что хочу им помочь. Всем им.
– Сегодня ты занимаешься с этими двумя. Матвей? Тимофей? Это Виктория Александровна.
Ко мне поворачиваются идентичные личики и осматривают меня.
– Близнецы! – восклицаю я с улыбкой. – Дайте угадаю…ты – Матвей. – Я показываю на мальчика слева, на голове у которого есть волосы.
Он широко улыбается, показывая отсутствующие передние зубы.
– Я Тимофей.
Я театрально закатываю глаза.
– Никогда не запомню.
– Ты проиграешь с нами? – тихо спросил Матвей.
– Конечно. Для этого я и здесь.
Я по-турецки сажусь напротив них и хлопаю в ладоши.
– Кто хочет показать мне, как строить один из этих крутых домов?
Вероятно, никто, потому что в этот момент прорывает плотину вопросов…Они задают их один за другим, чередуясь, словно часами это репетировали.
Я просто улыбаюсь и киваю, не вдаваясь в подробности.
– Ты все неправильно делаешь! Дай мне. – Тимофей забирает у меня подобие дома, и начинает строить сам.
Я притягиваю колени к груди и обнимаю. Почему-то эта поза приносит комфорт, когда внутри все внезапно напрягается. Они могут пропустить все то, что может предложить жизнь, потому что по какой-то жестокой причине дети не бессмертны.
– Ты, как мама, крепко сжимаешь губы, – говорит Тимофей, скрепляя две детали конструктора. – Она всегда так делает, почему?
Меня это не удивляет. Господи, каково должно быть этой бедной женщине, когда она наблюдает, как не одного, а обоих ее маленьких мальчиков накачивают химией, а она не знает, достаточно ли этого будет, что принесут следующие недели, месяцы или дни! При одной мысли об этом в горле застревает болезненный комок.
Я удивляюсь, что четыре часа пролетели так быстро, когда заглядывает медсестра и говорит мальчикам, что пора прибраться и возвращаться в свою комнату.
– Ты вернешься? – спрашивает Матвей. В его расширившихся глазах застыл вопрос.
– Ну, я подумывала снова прийти в следующую субботу, если вы не против.
Он равнодушно пожимает плечами, но через мгновение я ловлю его косой взгляд и ухмылку.
– Тогда ладно – я поняла его немую просьбу, встаю, потрепав его волосы. – Увидимся в следующие выходные.
Сделав все дела в больнице я пошла в сторону своей машины. Возвращаюсь назад к своей домашней работе и глупым девичьим мечтам. Прошел почти месяц с момента нашей встречи.
Я некоторое время озиралась буквально на каждом углу, ожидая увидеть Его. Но теперь нет нужды искать. Мне достаточно лишь закрыть веки, как образ Виктора перед глазами. Хоть мы и никогда больше не увидимся, его образ всегда со мной как и та фотография в моей коробке вместе с птичкой.
Не спеша, я добираюсь до своей машины.
Обхожу вокруг, нажимаю кнопку на брелоке. Сигнализация отключается с мягким щелчком. На моей машине, припаркованном возле угла, моргнули фары.
Только я открыла дверь авто, боковым зрением замечаю, как от стены отделяется тёмный силуэт и движется в мою сторону. Всё ближе и ближе.
Это он. Виктор. Моё сердце выпрыгивает из груди. На его скуле красуется огромный синяк, налитый кровью, а большая часть нижней губы опухла.
– Господи, ты в порядке? – я с сочувствием подхожу к Виктору. Стараюсь не заплакать перед ним, не хочу показаться жалкой, но не могу сдержаться. Прямо сейчас ему, должно быть, очень больно.
Остановившись возле меня, он кидает на меня взгляд из-под прикрытых глаз. Они сощурены далеко не для придания ему сексуальности, а просто скучающе и отчасти задумчиво.
Ему это идет.
– Не умру. Не беспокойся об этом, – бормочет он.
Я поднимаю на него свой взгляд, и снова застаю его разглядывающим меня.
Это странно. Он не похож на хищника. И однозначно, не ведет себя, как один из них. Так в чем же дело? Во мне мигом вспыхивает раздражение.
– Как ты меня нашёл? – спрашиваю я.
Эти слова достигают цели, вызывая в нем хоть какую-то реакцию. Он ухмыляется, поняв.
– Я наблюдал за тобой.
6
®Виктория
– Почему ты… наблюдаешь за мной?
Не получив ответа, я поднимаю на него свой взгляд, и снова застаю его разглядывающим меня.
Это странно. Он не похож на хищника. И однозначно, не ведет себя, как один из них. Так в чем же дело? Во мне мигом вспыхивает раздражение.
– В чем твоя проблема? – спрашиваю я, положив руку на бедро.
Эти слова достигают цели, вызывая в нем хоть какую-то реакцию. Он ухмыляется, поняв, что раздражает меня.
К этому моменту я бросаю попытки заговорить. Все равно знаю: что бы не произнесла, прозвучит это как идиотский лепет – так я начинаю говорить, когда нервничаю, сильно удивляюсь или расстраиваюсь.
Внезапно он приближается и впивается глазами мне в лицо. Он так близко, что я чувствую его запах.
– Какие ответы ты хочешь получить от меня? – спрашивает он, вынуждая меня сказать это уродливое слово.
Делаю глубокий вдох. Я хочу, но не могу. От него так хорошо пахнет. Лосьоном после бритья и мускусом… так по-мужски.
– Я просто хотела узнать, почему ты наблюдаешь за мной? – тихо шепчу я.
Воцаряется неловкая, предательская тишина.
Взгляд его глаз немного смягчается.
– Уезжай, – указывая на мою машину, он продолжает: – Садись.
Я мотаю головой в знак отказа.
Виктор понижает свой голос:
– Я не знаю тебя, ты не знаешь меня. Но я не могу думать о тебе. Сейчас я должен быть на другом конце города и заниматься делами. Неотложными делами. Но вместо этого я здесь. Понимаешь? Просто еще раз посмотрю, успокаиваю я себя. Еще один раз просто заглянуть в эти больше глаза, и все. Все, что мне было нужно – последний взгляд, прежде чем я оставлю эту нездоровую одержимость позади раз и навсегда. И я действительно в это верил. Что же в тебе такое?
– Я не знаю.
Его глаза вспыхивают. Когда он переводит взгляд на мой рот и впивается зубами в нижнюю губу, я чуть не падаю в обморок.
– Не стоило мне приходить, – хрипло заявляет он.
– Но ты пришел… – Мое сердце бешено бьется, когда я смотрю ему в глаза и тихо говорю: – У тебя есть важные дела, но ты пришел сюда, чтобы увидеть меня, хотя и не хотешь этого, что противоречит твоему здравому смыслу.
– Распусти волосы.
Я выгибаю брови.
– Прошу прощения?
– Волосы. Распусти пучок.
Ладно. Он, вероятно, привык отдавать приказы и заставлять своих подчиненных бежать, сверкая пятками, чтобы выполнить его приказ. К несчастью для него, я столь же упряма, сколь вспыльчива и злобна.
– Я распущу для тебя волосы. Но это нужно заслужить. Уж не знаю, к каким женщинам ты привык, но меня растили не рабочую пчелку. – Я смотрю на него без тени улыбки. – И я не раздаю мед бесплатно.
Он так долго молчит, что мне становится не по себе. Но потом наклоняется на мою машину и смотрит мне в глаза. Его взгляд свирепый и жгучий.
– А я-то думал, что ты застенчивая.
– Так и есть, – я соглашаюсь. – Но это вовсе не означает, что я слабая. Я почти всю жизнь прожила в своей голове, но когда необходимо, достаю ножи.
Виктор на меня пялится. Никогда еще на меня не смотрели так пристально.
– Сколько тебе лет?
– Двадцать два. Тебе?
– Много старше.
– На сколько же?
– Достаточно, чтобы понимать, что мне не следует этого делать.
– Что делать? Беседовать на парковке возле больницы?
Он снова облизывает губы. Я представляю себе льва, который облизывает отбивные перед тем, как съесть. Его взгляд неторопливо скользит по моему лицу. Мое тело признает, что хотя мужчина, напротив, одет в костюм и его часы, вероятно, могли бы решить множество проблем этой больницы, он далеко не цивилизованный.
– Тогда почему ты до сих пор здесь? – спрашиваю я, и мой пульс учащается.
Мгновение он так сосредоточен на мне, что мне кажется, вот-вот бросится на меня и съест целиком.
Он открывает рот, чтобы что-то сказать… но передумывает.
Сжав губы, он смотрит на меня с каменной холодностью. Передо мной словно только что захлопнули дверь.
– Было очень приятно познакомиться с тобой и поговорить. Надеюсь, у тебя будет хорошая жизнь.
Понимая, что это прощание, я недоверчиво смотрю на него. Затем тихо хмыкаю:
– И тебе. Это было круто.
Он смотрит на меня напоследок, прежде чем развернуться и уйти.
Виктор завел машину, и та, грозно зарычав, тронулась с места.
Он уезжал.
От меня.
Что не так с этим парнем?
«Феррари» стремительно отдалялась, а я стояла и ничего не делала. Почему он так ведет себя?
Секунды растянулись и превратились в бесконечные часы. Когда автомобиль Виктора скрылся из виду я начала действовать.
Я села в мою машину повернула ключ зажигания и надавила на педаль газа. Автомобиль лениво завибрировал и медленно поехал.
– Давай же, – прорычала я, набирая скорость.
Мне с трудом удалось нагнать Виктора. Когда я увидела красный цвет вдали, я решила ехать медленно и следить за ним. Мысли, как путались, так и путаются, руки, как дрожали, так и дрожат… Я пожалела о принятом решении, о том, что решила наплевать на свою гордость, которая вдруг проснулась и начала в истерике бить кулачками по моему разуму… До которого, по-видимому, не смогла достучаться, так как я сейчас как идиотка ехала за парнем, о котором совсем нечего не знаю.
Я выехала из города и повернула в сторону коттеджей. Я проехала километр или около того, потом повернула направо.
Наконец-то, после трёх километров по главной дороге Виктор съехал с грунтовой дороги и стал натыкаться на заросли травы.
Двухэтажный дом стоял среди тополей. Остановившись около дома я задаюсь вопросом, сколько стоит арендовать это место на ночь. Это бесподобное место.
Я решила посидеть в машине, убедиться что это его дом. Я не знала что именно я хотела. Я просто должна узнать это парня и в чем его проблема. Он привлекает меня я могу в этом поклясться, но почему? Почему именно он? Что в нем такое?
Я взяла сумку, отныне в сумке я хранила фотографию моего детства. Я надеялась, можно сказать даже догадывалась что на фотографии это Виктор. Я не знала точно, но думала, возможно это он. И если я найду доказательства в его доме, мое сердце успокоится. Я хочу знать он ли это, или нет.
Пока я ждала выйдет он из дома или нет наступила ночь. Дом окружал лишь свет от ночных прожекторов.
Я прошла мимо стены, заглядывая во все окна и двери надеясь, что хоть одна из них открыта, но этому не суждено было сбыться. Все окна и двери были наглухо закрыты. Если только окна наверху. Но как мне попасть в дом незамеченной?
Верхний балкон был открыт. Но до него тоже нужно забраться. В детстве я любила лазить по деревьям, но здесь деревья были далеко от окон. Одному Богу известно, что было бы, если меня кто-нибудь поймает.
Я леза вверх по колонне, у меня было столько радости, когда я нашла выступ от стены. Ловко уцепившись длинными пальцами за решетку балкона второго этажа, я подтянулась и закинула ногу, пыхтя от усилия. Теперь оставалось только перелезть через перила.
И вот я уже стояла перед большими окнами, прижавшись к стеклу, и, прикрывая ладонями глаза, пыталась разглядеть, что происходит внутри спальни.
Может я перепутала и это не его спальня. Может это вообще не его дом, вдруг у него есть жена? Какая же я дура, не обдумала все.
Тут, словно услышав мои слова, хлопнула дверь, оповещая о том, что в спальне кто то был.
Да…. Я знала, что инстинкты самосохранения есть у каждого живого существа, но, по-видимому, я исключение из всех правил, поскольку только мне в голову может прийти идея залезть в дом незнакомого парня. Это безумие. Причем в БУКВАЛЬНОМ смысле!
Виктор подошёл к шкафу, одетый в светло-серые спортивные штаны без футболки. Виктор резко развернулся всматриваясь в окно. Я отшатнулась и прижалась к стене спиной. Мгновением позже хлопнула входная дверь, и звук этот показался мне первым ударом грома перед бурей.
Я достала из сумки карандаш для рисования и альбом. Моя рука двигалась как бы сама собой. Я мгновенно набросала портрет Виктора, – голову, шею, плечи, несколькими штрихами наметила сильное мускулистое тело, потом начала тщательно прорисовывать лицо. Когда с листа бумаги на меня посмотрели его дерзкие глаза, я отшвырнула карандаш.
Я опустила руки и уставилась на набросок. Я несколько раз рисовала Виктора, но ни один из рисунков не удовлетворил меня, вот если бы попросить его позировать… Да мечтать не вредно.
Я залезла через окно в его спальню, пока его не было. Моя сердцевина взволнованно сжимается при виде королевского размера кровати в правой стороне комнаты, но я беру себя в руки. Я кладу свой альбом на кровать. Интересно. Рядом стоял диван. Но вот для чего в одной спальне диван, когда есть кровать.
На диване лежал огромный кот, рыжий, полосатый. Он сначала апатично на меня посмотрел, а потом спрыгнул на пол и важно прошагал к порогу.
Неспособная осознать, что конкретно я здесь делаю, я пользуюсь возможностью и прогуливаюсь по комнате. Дойдя до солидного антикварного комода, я снимаю крышки с двух декоративных стеклянных вазочек, стоящих на нем. При этом веду себя, как дома, так как нахожусь в моей долбаной комнате. Одна ваза до краев наполнена разноцветными шоколадными круглыми конфетками, а другая – запонками всех видов.
Стены были окрашены в белый, и они были пусты, за исключением нескольких мрачных, абстрактных картин. На стене был установлен телевизор, а под ним несколько стеллажей с книгами. Возле стены стоит кресло, на спинке большое чёрное одеяло. Я медленно погрузила пальцы в роскошную мягкость. Я не знала, что это был за материал. Возможно кашемир?
Он был черным, хотя, Виктору это подходило.
Тут, прислушавшись, я замерла. Шума воды из ванны уже не было. Только приближающиеся шаги.
'Твою мать!!!' – выругалась я, выйдя из ступора. Нужно было что-то делать. По мере приближения шагов, мой мозг начал активно думать, чуть ли не дымясь от напряжения. Не придумав ничего умного, я, открыв дверь, стоящего напротив большого шкафа, залезла туда, радуясь тому, что места там было достаточно для человека.
Повсюду были вешалки с его вещами. Я взяла в руку его джемпер. Люблю, когда парни одеваются со вкусом. Прижав кофту к груди, вздохнула тонкий аромат одеколона, который я помню ещё с парковки, когда вместе стояли – Вкусно, – мурлыкнула я, словно токсикоманка, утыкаясь носом в джемпер и балдея от этого запаха.
Дернувшись, от того что я хотела просто выпрямиться, я ударилась головой о верхнюю полочку.
'Черт, черт, черт!' – весь матерный состав слов мигом пронесся у меня в голове.
В душе мелькнула маленькая надежда на то, что Виктор окажется глухим и не услышит, но я сразу же рассеялась, как только дверь шкафчика распахнулась. Передо мной стоял почти раздетый Виктор.
Вокруг его талии было обёрнуто полотенце, капельки воды стекали по выступающим кубикам идеально накачанного пресса. Дорожка темных волос на чётко вычерченном V-образном торсе скрывается под тёмно-синей тканью… Я зачарованно оглядывала каждый дюйм его совершенного тела.
Говоря «совершенного», я имела в виду абсолютное отсутствие изъянов на его теле.
Понятия не имею, сколько времени я так стояла и пускала слюни. А когда, наконец, я подняла глаза, то встретилась с его.
Мы долго смотрели друг на друга, находясь в неком шоке. Он от удивления, я – от страха.
– И что же мы теперь будем с тобой делать? – хмыкнул он, оглядывая меня. От его взгляда внутри все сковало холодом.
7
® Виктория
Мне понадобилась пара секунд, чтобы сделать вдох через нос и выдохнуть через рот.
– Я все объясню. – ляпнула я. Я понимала гнев этого парня, это была его комната, а я пришла и целиком вторглась в неё.
– Попробуй. – прорычал он, находясь в нескольких дюймах от моего лица.
– Я…это, как бы тебе объяснить…. В твоей комнате…
Он сузил глаза:
– В моём доме – поправил он меня, – Не испытывай меня.
– Я хотела с тобой поговорить. – прошипела я сквозь зубы.
– О чем? Мы разве не все выяснили?
– Я нет.
Виктор вытащил меня из шкафа и прижал к стене. Наши грудные клетки вздымались. Взгляд Виктора был так агрессивен, так свиреп, что я не могла ничего сделать с влагой, появившейся у меня между ног. Парень был чертовски сексуален, когда злился. Мне нравилось это всё больше, потому что это было направлено на меня. Глубина его глаз пронзила мою душу, пока я смотрела, как они перебегают вперёд-назад по моему лицу. Когда я заметила его взгляд, мельком коснувшийся моих губ, я чуть-чуть наклонила голову. Что он делал? Прежде чем я уловила это движение, Виктор вырвал из моих рук сумку.
– Э, что ты делаешь? – кинулась я к нему пытаясь забрать сумку.
– Я хочу посмотреть что ты у меня украла…
Чертов нахал!
– Ты не имеешь права рыться в моих вещах. – произнесла я, собрав весь яд, на который была способна.
Он подарил мне полную блеска улыбку, которая почти обессилила меня:
– А врываться в чужой дом, ты имеешь права?
Мне ничего не оставалось, кроме как врезаться в него. Схватив за край полотенца, и потянув его вниз, увидела…., что я там увидела! Но поскольку времени на разглядывание небыло, я, повалила его на кровать.
Его лицо побледнело. Мы находились друг против друга, в состоянии конкурентной борьбы. Я лежала на нем сверху, моя сумка была зажата у него в руке. Я попыталась дотянуться до его руки, но моего роста не хватало.
Виктор ко мне прижался, задев рукой мою грудь, и мое тело отреагировало на это касание так бурно, будто я изголодавшийся по любви подросток. Дрожь сместилась вниз живота.
Заметив краем глаза, как судорожно дернулось его адамово яблоко, я поняла, что он действительно случайно задел мою грудь.
Дерьмо.
Если бы он нарочно попытался облапать меня своими мускулистыми ручищами, я бы могла ответить остроумным комментарием типа «извращенец». Но он прикоснулся нечаянно, вызвав еще больший всплеск сексуального напряжения.
Мы уставились на губы друг друга, задышав тяжелее и чаще.
Я хотела уйти отсюда как можно скорее, почти так же, как и дать себе пинка под зад. Вдруг его взгляд скользнул к моей груди, и мне показалось, что в комнате исчез весь воздух.
В его глазах вспыхнуло желание, от чего мое лоно сжалось в предвкушении, и я почувствовала разливающееся там тепло.
Я краснею? Черт, я краснею.
Я должна была от него отстраниться. Должна была засмеяться от неловкости и попытаться избежать тепла его тела. Но вместо этого я оставалась на месте, пойманная в ловушку неизведанных для меня чувств.
Он снова перевел взгляд на мои губы, и я их разомкнула. Я склонила голову, и медленно, мучительно медленно, пыталась его поцеловать. Но…
Внезапно раздается телефонный сигнал. Реальность обрушилась на меня. Я сжала пальцы в кулак, чтобы остановить дрожь.
– Эмм… – выдавила я, мой голос был тихий и скрипучий.
Быстро слезла с его колен, я не смела смотреть ему в глаза.
– Черт, – пробормотал Виктор.
Посмотрел на дисплей и коснулся большим пальцем экрана, чтобы ответить на звонок.
– Да, брат, – сказал он. Но в ответ нечего не произошло. Он коснулся экрана большим пальцем. Набрал новый номер, при этом подошёл уже к знакомому шкафу и начал шарить в поисках джинсов, футболки, нижнего белья и носков.
– Отследи номер Фила и напиши мне адрес. – он отключился и стиснул зубы.
– Выходи через дверь и больше не смей приходить в мой дом. – Адресовал уже мне.
– Прости– я забрала сумку и вышла через дверь как нормальные люди.
Виктор
Сексуальное напряжение подобно надоедливому голубю. Стоит только один раз его подкормить, и оно вечно будет тебя донимать. Оно никогда не устанет и не уйдет в отпуск, зато будет все время расти.
Черт.
Я так крепко стиснул кулаки, что начали трястись руки. Я хочу что-нибудь ударить. Я хочу кричать. Боже, как же я хочу кричать от бессилия.
Черт.
Я резко вскинул руки вверх и сжал челюсти. Я смотрел, но ничего не видел.
Ударил кулаком по стене как можно сильнее, позволяя острому жалу боли растекаться не только по костяшкам моих пальцев, но и дальше по руке. Ударил еще, и на этот раз штукатурка все-таки лопнула, даруя мне хоть какое-то чувство удовлетворения. Еще удар – и покрытие начало осыпаться вниз, оставляя дыру. По пальцам потекли алые струйки крови. Я долбил стену до тех пор, пока боль окончательно не завладела моей рукой, а к кулаку невозможно было прикоснуться.
Сделав шаг назад, я провел здоровой рукой под носом и оценил разрушения. Огромную черную дыру невозможно было игнорировать, как и валявшуюся на полу штукатурку, измазанную в моей крови.
Что со мной не так?
Я уже не первый раз обратился к кровати. На нем лежал открытый альбом. Его страницы чуть шевелились под легким ветерком.
Я не понимал, почему моё сердце бьется слишком быстро. Черт побери, оно билось по меньшей мере вдвое быстрее обычного. Я и припомнить не мог, когда со мной такое случалось при одной лишь мысли о женщине.
Эта девушка рисовала меня. На каждом листке был изображен я. И это была потрясающая работа. Рисунок как будто дрожал от напряжения, от насыщенного цвета, и мне показалось, что его изображение может в любой момент шагнуть прямиком в комнату.
В ее рисунках жила такая сила, такая страсть, что я был ошеломлен. И в то же время меня охватила радость.
Художник? ХУДОЖНИК? Да какого хрена?
– Неужели я и вправду такой? – услышал я собственный голос.
Виктория
Поднявшись к себе наверх, я села на кровать, сжимая кулаки и проклиная себя за избыток чувствительности.
Очень давно, еще в самом нежном возрасте, я научилась скрывать свои чувства. По крайней мере на людях.
Я потянулась за новым альбомом, в котором снова рисовала его. Линии были настолько резкими и сильными, что лицо, казалось, выступало из листа… и при этом сходство с оригиналом было изумительное. В его глазах таился какой-то намек, о смысле которого я не осмеливалась гадать.
Я страдала. Я вынуждена была признаться себе в этом. Он выгнал меня из своего дома не дав обьясниться. Ах, если бы я могла найти слова, чтобы выразить свое Смущение и свое разочарование, если бы я могла рассказать кому-нибудь о своих чувствах.
Улыбнувшись самой себе, я прячу альбом под подушку, иду в ванную и включаю душ, стараясь не думать о том, что парень, которым я увлеклась, совсем не интересуется мною.
Я вышла из душа, обмотав себя полотенцем, и поплелась в свою комнату, чтобы переодеться в чистые вещи. Я убрала сырые волосы в пучок, чтобы они не мешались. Войдя в комнату я закрыла дверь за собой.
Не успев даже ничего сообразить и опомниться, я оказываюсь прижатой к двери, а мой рот был закрыт ладонью.
Я собралась было закричать, но тут парень, нагнувшись, схватил меня за руки, и повалил на кровать, нависнув сверху.
– Ты что делаешь?
– Ты была у меня в комнате, теперь моя очередь. – он злобно улыбнулся, – А теперь расскажи, откуда это у тебя?
Перед моим лицом я увидела фотографию которую Виктор держал в своих руках. Мою детскую фотографию из детского дома.
8
® Виктория
Этот идиот уселся на меня и, схватив запястья одной громадной рукой с длинными пальцами, прижал их к кровати у меня над головой.
Длинные золотистые волосы каскадом упали мне на лицо, так что теперь я ничего не видела.
– Отпусти меня! – зло прошептала я.
Ко всему прочему он безжалостно сжал ногами мои бедра. Я почувствовала, как пальцы гладят мои щеки, убирая с них спутанные, разметавшиеся пряди.
– Я хочу знать, что ты ещё украла из моего дома?
Я открыла рот чтобы закричать и несколько мгновений ничего не ощущала и не слышала, кроме громкого биения своего сердца, а только смотрела в глаза, пронизывающие меня насквозь.
– Это моя фотография, моя! Личная! И я у тебя нечего не брала и не крала. Отпусти меня сейчас же.
– Не лги мне!! – сказал парень, его глаза полыхали синим пламенем гнева; – Это моя Фотография. Она не может быть твоей.
Я сомкнула веки, чтобы не видеть этих глаз. Сердце моё бешено колотилось. Как же доказать что это моя фотография?
– Это моя Фотография, так как на ней изображена я!! – у меня в груди бушевала горькая обида. Он не узнал девочку, он не узнал меня, или может я ошиблась?
– Ты лжешь!!Это не ты!! – прогремел его голос возле моей головы.
– Это я. Почему ты не можешь мне поверить. Я не вру!! – я стиснула зубы, пытаясь унять дрожь. Я не струсю перед ним.
– Девочка на снимке умерла! – закричал Виктор.
Услышав его речь, я едва не рассмеялась: Как я могу быть мертвой, если я здесь?
– Ты идиот? Это я! И я жива. С чего ты взял?
– Докажи, что это ты! – потребовал Виктор.
– Слезь с меня. – воскликнула я.
Приподняв бровь, парень еще ниже склонился ко мне:
– Хочешь снова меня обмануть? – властно спросил он.
– Нет, просто Слезь. И я покажу. Хорошо.
Внезапно он вскочил – быстро и грациозно, словно кошка.
Виктор потянул меня вверх, внезапно прижав к себе. И снова его взгляд пронзил меня. В этот момент я не двинулась бы с места, даже если бы он не удерживал меня.
– Не делай глупости! Если ты меня обманула, ты будешь наказана. – воскликнул Виктор.
– Я тебе что игрушка? Наказана! Не смеши меня! Уйди– со злостью я отолкнула его от себя, а сама полезла под кровать, доставать уже знакому нам коробку.
На глазах у меня выступили слезы, когда я открыла ее. Все было такое знакомое. Все мои драгоценные вещи подаренные им.
– Вот, это все моё. Каждая вещь, каждый подарок, подарил мне ты! На снимке мы с тобой. И как видишь я жива.
Интересно, способен ли он питать к кому-то привязанность как и раньше! Виктор взял из коробки письмо, которая была последняя от него. Письмо, я очень ждала от него любых слов, когда была одинока. После, он мне больше не писал, и постепенно я свыклась с мыслю, что его больше нет со мной, моего друга. Еще мгновение – и хлынут слезы. Нет, я не расплачусь перед ним. Виктор молчал и, казалось, стремился умчаться как можно дальше в прошлое.
– Я считал тебя мертвой! Мне так сказали, я писал тебе письма много раз, и они все приходили обратно не распечатанные. Каждая! Мне сказали, что тебя больше нет. – услышала я приглушённый голос Виктора.
– Я не знаю, почему тебе так сказали. Но писем от тебя никаких не было. Я свыклась с мыслью, что ты меня забыл. Я привыкла жить без друга.
Мы встретились глазами в тусклом свете ламп, обмениваясь по-прежнему болезненными ощущениями.
Возможно, официально мы и являлись взрослыми, но в данный момент я почувствовала себя такой же беспомощной, как и раньше в детстве. Потерянной и напуганной.
– Я виноват, должен был все проверить, – сказал он еле слышным шепотом, трепещущим в воздухе и скользящим по моей коже.
Я посмотрела на него с тоской и, черт меня возьми, если это не все, чего я хотела от этого мира. Печаль, наполнившая помещение, словно живое существо, подобно смертельной болезни, дыхнула на наши сердца. И мы не знали, как это исправить.
– Виктория…
Он захватил меня и потянул в медвежьи объятия. В моём горле образовался ком. Он был настоящим: поддерживающий, любящий, заботливым другом, каким я его и помню. Не тот, который отсутствовал в твоей жизни последние несколько лет и не вспоминал. Я крепко обняла его, почти жалея, что не могу продлить это мгновение подольше, не взирая на то, что только что я снова обрела друга. Я чувствовала тепло, которое излучало его тело. Я обняла его, зная, что никогда не забуду это мгновение.
– Вика! Открой дверь! – закричал мой дядя, громко стучась, отчего моя дверь заходила ходуном.
Я уставилась на Виктора с ужасом. Он хотел что то спросить, но я приложила руку к его рту, заставляя соблюдать тишину.
Виктор кивнул мне и я убрала руку из его рта. Я быстро прочистила горло.
– Что то случилось? Я не одета. Не входи! – закричала я, стараясь, чтобы мой голос казался спокойным.
– Зайди ко мне в кабинет.
– Хорошо, сейчас спущусь.
Я чувствовала, как внутри меня рождается истерика, но знала, что должна держаться. Я не знала что хотел от меня дядя. Я обернулась к Виктору. Он смотрел на меня непонимающим взглядом.
– Я пойду, если я не спущусь он сам придет. Он не должен тебя видеть. Я не надолго, – я повернулась и практически выбежала из комнаты, оставляя Виктора одного в моей комнате.
