Текст книги "Слишком взрослая жизнь"

Автор книги: Никас Славич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Виктор. Запись № 2. Где-то в тайге Приморского края (за 9 лет до основных событий)

Радость освобождения уступала место голоду. Первые дни я словно возвысился над желаниями тела, обходясь практически без пищи; воду же мне давали ручьи и речки, встречавшиеся на пути. Но с каждым днём я всё острее ощущал голод; мало того, мой желудок сводило ещё и от того, что он уже давно привык к ненатуральной пище, и лесные ягоды с грибами стали вызывать тошноту. От голода я грыз даже кору деревьев, отщипывая мелкие её кусочки, но всё это не помогало против усиливающейся тошноты. Несколько раз меня вырвало, и тогда я понял, что слишком поздно обрёл свободу.

Моё тело за годы плена в мире Виртуалити настолько привыкло к насыщенной химией пище, к противосмертным порошкам и антисонным таблеткам, что теперь из-за этого я оказался на грани гибели, и ничего не мог с этим поделать. Дни слагались в недели и месяцы, природа пока ещё щедро одаривала меня – но зима надвигалась неотвратимо, и мне нужно было либо возвращаться в плен, против чего восставала моя душа, либо брести в никуда в безумной надежде найти хоть кого-нибудь живого или заброшенный дом. Построить собственный я бы не смог – не хватало навыков и сил.

Но меня окружали только леса и – горы, не очень высокие, но величественные («сопки» – вспомнилось слово из далёкого детства). Я нашёл в себе силы подняться на одну из них, чтобы осмотреться и найти хоть какие-то признаки человеческого жилья. Но сзади я увидел пройденные мною леса, а за ними, до самого горизонта – километры крыш модулей. А во все остальные стороны – только торжествующая природа, хоть на какое-то время оставленная человеком в покое. Леса и сопки, реки и маленькие озёра – и больше ничего. Я оказался в самом сердце тайги, и никто не в силах был помочь мне, дать надежду на спасение и выживание.

Бредя наугад, не различая сторон света, я со всё более ослабевающей надеждой стремился найти брошенное жильё. Ноги мои сбились в кровь, но я нисколько не жалел о выкинутых киберобутках. Позже кожа на стопах загрубела, но даже тогда я сознавал, что вряд ли это спасёт от холода зимы. Ведь на мне лишь лёгкая рубашка и штаны, даже не доходящие до голеней.

Все мои блуждания так ни к чему и не приводили. Первоначальные навыки выживания в лесу, обретённые в детстве, практически все забылись напрочь – я не мог даже толком вспомнить, как ориентироваться и разводить огонь. Каждый день медленно осыпались листья с деревьев, словно убаюкивая меня своим тихим падением. Я шёл всё более неуверенно, а потом в моей голове появилась сильная боль – от недоедания, от становящейся всё более холодной погоды, от простуды, что терзала меня вот уже неделю после обильных дождей, оросивших природу. Я не проклинал себя за побег – мне достаточно было ощутить ту радость, то счастье, что оставались со мной в самые первые дни после него. Теперь они ушли, и настало моё время. Я стал свободен, но расплатился за это собственной жизнью. Невеликая цена, если учесть, что лучше погибнуть свободным, чем жить в рабских невидимых цепях мира Виртуалити.

…Первый снег неспешно серебрит оголившиеся ветки деревьев; сыпет под ноги и за шиворот, заставляя съёживаться от холода. Я пишу на бересте, не веря, что кто-то найдёт и прочтёт эти записи. С каждой секундой моё тело всё больше коченеет. Я знаю, я чувствую, что смерть близка, но не страшусь её – я всё же познал радость! И верю, верю – моя гибель станет не напрасной. Энергия, отданная мною на борьбу за выживание и за свободу, не растворится в бездонной пустоте. Она накопится, наярится, сольётся с силой природных стихий. Она дождётся своего часа.

Сейчас я брошу обмазанную глиной палочку. Улыбнусь последний раз, оглядев искрящийся серебристый мир зимы вокруг. И нежно-нежно прижмусь к земле, чтобы уснуть навсегда, оставив после себя энергию, которая может дать людям радость и свободу.

Виталий. Запись № 3. Город 33

…И снова потянулись беспросветные тоскливые дни. Один раз мне стало до того тошно, что я хотел бросить всё и сдаться на милость судьбы. Но внутреннее чутьё остановило меня, и сразу появилась мысль: «Не могли же они прицепить датчики и к телу! А что, если попробовать сбежать без одежды?»

Легко сказать, да трудно сделать. За окном тем временем выпал первый снег; становилось всё холоднее. Сколько, интересно, может человек провести времени голышом зимой, прежде чем умрёт от обморожения? Решив это выяснить, я включил ноутбук, но тут же подумал: за всеми выходами в интернет тоже могут следить. Тогда я решил просто ввести в строку поиска «советы по сохранению здоровья в зимний период», понадеявшись, что такой запрос лишних подозрений не вызовет.

Как всегда, поиск, работающий по странному принципу, выдал кучу несуразицы вроде «как сохранить волосы красивыми и здоровыми зимой?» или «советы экстрасенса о сохранении здоровья кожи в зимний период». На самом деле все мы знали, что в нашей слишком взрослой жизни неоткуда взяться всяческим экстрасенсам, но советами этими всё равно пользовались.

Только на третьей или четвёртой странице со ссылками я обнаружил то, что требовалось. «Закаливание – лучшее средство для сохранения здоровья в зимний период». Судя по статистике, сайт довольно часто посещали – там предлагалось множество полезных или не очень советов по сохранению здоровья и красоты.

Выхватывая взглядом словосочетания вроде «ледяные ванны» и «обливания холодной водой», я вздрогнул, почувствовав, как меня пробивает дрожь только от одних этих слов. Но что оставалось делать? Чтобы выдержать хотя бы минут пять на морозе и совершить-таки побег, нужно как следует подготовиться. Так началось моё закаливание.

Поначалу я очень боялся простыть или вовсе заболеть гриппом. Первые два дня я осторожничал, а вот на третий, почувствовав, что всё нормально, немного переусердствовал, приняв ванну, куда налил только холодной воды. Следующие три дня я беспрестанно чихал, ловя на себе насмешливые взоры исорга. Даже не саркастические, а скорее надменные: мол, я-то не заболею никогда, в отличие от вас, людишек!

Я всё время пытался представить себе Александру человеком, но не получалось. Исорги, с которыми я раньше сталкивался, делали гуманную работу: одни служили медперсоналом в больницах и роддомах, другие – вталкивали в детские головки хоть какие-то знания. В общем, они играли важную социальную роль, полностью заменив спятивших взрослых. Но Александра выбивалась из их числа – видимо, потому, что была боевым исоргом.

Когда АЛ-31 попыталась в очередной раз съязвить насчёт хлипкости человеческой расы, я твёрдо решил продолжить закаливание и на сей раз подходить к делу постепенно, не торопясь, а главное – не страшась. Вскоре насморк прошёл, и я продолжил закаляться. Ольга тем временем вместе с маленьким Фёдором перешла в «детский сад», где другие исорги заботились о них. Так что я находился дома один (сумасшедшие родители не в счёт) и мог свободно заниматься чем угодно.

Через месяц я ощутил каждой клеточкой, как моё тело буквально пышет здоровьем. Теперь ледяные ванны казались мне сущим пустяком. Но день рождения всё приближался, и мне следовало поторопиться. Я начал готовиться к побегу и наблюдать за Александрой. Чтобы полностью обойти вокруг моего дома (а ночью она занималась только этим, уже не пытаясь ко мне приставать), ей требовалось около двух минут. Таким образом, у меня оставалось всего полторы минуты, чтобы открыть окно, выбраться наружу и выбежать за пределы двора. Я взглядом определил кратчайший путь к бетонной стене, ограждавшей мой дом (такие же стены ограждали любые дома в частном секторе, деревянные заборы остались пережитком прошлого). Ворота в стене открывались автоматически, но кто знает, не заблокирует ли их Александра? Поэтому, чтобы оказаться на свободе, предстояло ещё перелезть через стену. Посему я плотно занялся в свободное время физическими упражнениями, особенно подтягиваниями и бегом. Время не ждало, и я спешил, стараясь натренировать своё тело…

За четыре дня до юбилея, совсем не радовавшего меня, я запланировал побег. Я рассчитывал улизнуть ночью, всё тщательно рассчитав, но вскоре выяснилось: планам этим не суждено сбыться.

Прямо посередине рабочей смены случилась неожиданность: по внутренней связи меня и Михаила – того знакомого, что загружал ингредиенты в прибор, – попросили пройти в подвал для пополнения запасов. Ни о чём не подозревая, мы с Михаилом спустились вниз. Едва мы вошли в подвал, как откуда-то сбоку, со стороны стены, на нас напали три исорга; в их числе я увидел и Александру.

Мне и Михаилу скрутили руки за спиной; мы даже не успели ничего сообразить. Моего знакомого протащили в соседнюю комнату, меня – следом за ним. В этот момент я вспомнил, что именно сегодня Михаилу исполняется двадцать пять лет. Александра усадила его в кресло посередине комнаты, другие два исорга держали меня у стены.

Своим неживым голосом Александра произнесла речь, ввёдшую меня в ступор:

– Человеческая особь по имени Михаил Бердников приговорена с рождения к гипнотической лоботомии мозга. Поскольку срок в двадцать пять лет истёк, и особь не сошла с ума добровольно от неверного образа жизни, то пришло время привести приговор в исполнение. Немедленно.

В голове помутилось. Раньше я уже слышал по визору это страшное слово «лоботомия», и прекрасно знал, что оно означает. Перед моим испуганным взором Александра выкатила из соседней комнаты прибор весьма странного вида: на небольшой тележке с колёсами был закреплён высокий, в человеческий рост, столб, оканчивающийся на вершине пятью острыми иглами. Сзади столба крепились несколько рычагов.

Я попытался вырваться, но исорг крепко держал меня; другой завязал рот принявшемуся протестовать Михаилу и встал сбоку, полностью контролируя моего знакомого. Александра, вертя рычагами у вершины столба, отрегулировала положение игл и рассказала нам следующее:

– Все человеческие особи, достигшие возраста двадцати пяти лет и не сошедшие с ума, проходят подобную процедуру. Из прибора исходят гипнолучи высокой мощности. Они легко воздействуют на различные участки мозга. Главный луч быстро и безболезненно проводит нечто сродни лоботомии, только без хирургического вмешательства. После чего люди становятся пускающими слюни идиотами. Я показываю – ты запоминаешь, – она кивнула в мою сторону и нажала на один из рычагов. Михаил завопил даже сквозь завязанную тряпку, но уже через минуту осел на кресле и загулюкал в точности, как мой отец. Александра тем временем продолжала свою лекцию: – Впрочем, помнить это ты и сам будешь недолго. Через пятнадцать минут прибор зарядится для следующей процедуры. – Она откатила тележку в сторону, достала из неё провод с вилкой и включила прибор в розетку. – Вижу, ты удивлён, увидев, какие тайны скрываются в подвале завода. Вынуждена разочаровать тебя – точно такие же приборы есть в любом подвале каждого рабочего помещения по всему миру.

В тот момент я находился в состоянии шока, разочарованный и подавленный. Всё, что я смог выдавить из себя, это жалкое заикающееся:

– Но… з-з-з-зачем?

– О, кстати, про зачем! Могу рассказать, всё равно ты это забудешь через десять минут, став идиотом. Зато часть тебя послужит моим хозяевам. – Александра дала знак исоргам, подошедшим к Михаилу. Те аккуратно сделали надрез в лобной доле и принялись что-то извлекать из мозга моего знакомого. – Видишь ли, в мире есть истинные правители. И они нашли способ оставаться вечно молодыми. Всё, что им нужно для этого – становящаяся особенно активной в возрасте двадцати пяти лет не так давно открытая железа в мозгу. Её вживление продлевает жизнь и не даёт стареть. Посему всех людей – и тех, кто сам по себе не сходил с ума от псевдопродуктов и неверного образа жизни, и ставших идиотами тоже, приговорили к гипнотической лоботомии и, заметь, добровольному пожертвованию после неё этой самой железы. Всё это готовилось годами: сначала создавались исорги, заменяющие людей на непрестижных работах учителей, врачей и так далее. Затем молодёжи предложили работать всего по три часа в сутки, заодно предоставили бесплатный интернет. И в результате слаженной работы боевых исоргов за несколько дней по всему миру всех взрослых превратили в идиотов, а молодёжь – в вечных доноров. Ну а сейчас – готовься стать похожим на своего отца. Ещё десять минут потерпите, больной. Послушайте, что ждёт человечество в будущем. Сейчас вся молодёжь трудится только ради своих родителей. Но уже готовы новые модели исоргов, способные заменить людей на заводах, подобных этому. Человеческий труд полностью обесценится, а всех взрослых старше двадцати пяти лет предадут эвтаназии. Молодёжь будет беспрестанно сидеть в Интернете и единственное, что ещё от неё будет требоваться – это давать потомство. Кстати, о последнем. Ты как, ещё не решился на смелый эксперимент со мной?!

Я скривился и решительно произнёс:

– Нет! Ты ещё смеешь у меня об этом спрашивать? Вы всего-навсего послушные куклы, вами управляют, как хотят, и вы при этом мечтаете стать людьми? Исорг, желающий родить ребёнка? Зачем – чтобы он стал сумасшедшим или тупой марионеткой, выполняющей приказы? Нет и ещё раз нет!

– Что ж, твоё право. Хотя за оставшиеся минуты ты бы вполне управился.

«Что это? Сарказм в голосе исорга? Так проявляется её человеческое начало?» – подумалось мне. Я сплюнул и постарался отодвинуться от Александры подальше, насколько возможно. Но она кивнула державшим меня исоргам, и те неожиданно начали срывать с меня одежду.

– Эй! Что вы делаете! – возмутился я, но Александра принялась помогать товарищам. Видимо, она решила перейти от слов к действиям.

Когда меня полностью раздели, Александру отвлекли от задуманного – неожиданно прибор заискрил. Свет в подвале замерцал и резко погас. В комнате стало темно. Александра выдернула провод прибора из розетки, а исорги бросились устранять возгорание. Но искры по-прежнему освещали дальний угол комнаты. Воспользовавшись моментом, – ведь мне опрометчиво развязали руки, рассчитывая, что я обниму ими АЛ-31, тьфу! – я как можно незаметнее встал и вышел в соседнее помещение, а там уже пришлось наощупь двигаться вдоль стены и искать лестницу. Сзади послышался шум – Александра и исорги перестали заниматься прибором и погнались за мной. Наконец я обнаружил лестницу и рванул со всех ног наверх.

В здании завода тоже творилось нечто невообразимое: лампочки перегорели, а от взорвавшихся приборов в помещении начался пожар. Внутри метались люди с вёдрами, и в этой суматохе никто не обратил внимания на меня, пробиравшегося сквозь всё помещение к выходу. Но я знал, что сзади сейчас следом за мной бегут исорги.

Выскочив голышом на улицу, я даже не обратил внимания на снег, ожёгший стопы, и морозный ветер, ударивший по телу. Бежать, бежать как можно быстрее!

А вокруг происходило то, чего я не мог представить и в страшном сне. На меня, бегущего нагим по снегу, никто не обращал внимания, потому что практически каждый дом в городе, будь он многоквартирный или частный, в эти минуты был охвачен пламенем. Лишь несколько домов уцелели – видимо, в тот момент там никто не пользовался электричеством. Люди, отчаявшиеся погасить огонь или спасти умалишённых взрослых, тоже выскакивали на улицу кто в чём был и бежали, бежали прочь от чадящего города.

Я заскочил в дом на несколько минут, спасая из пожара свои записи – почему-то они показались мне очень важными. Родителям я уже не мог помочь: с горечью увидев, что отца и мать уже охватило жадное пламя, я отвернулся и поспешил выбежать из дома. А затем, воспользовавшись всеобщей суматохой, я несколько раз сменил направление и вскоре убедился, что погоня отстала. И тогда я со всей возможной скоростью побежал к лесу, стараясь держать направление туда, куда меня пытался привести ворон.

Но если по городу зимой ещё можно более-менее сносно бегать голышом, то вот по лесу… удовольствие не из приятных. На моём пути постоянно попадались густые кустарники, и их тонкие ветви больно хлестали по телу. Через пять минут такого бега грудь и живот покрылись кровоподтёками, стопы были больно иссечены – я бежал, почти не глядя под ноги, и натыкался горящими от холода ступнями на мелкие сучки, скрывающиеся под сугробами. Пришлось поневоле перейти на шаг. Становилось всё холоднее, немилосердный ветер дул в лицо, а босые ноги, казалось, касались не снега, а горящих углей. Тело единственным доступным способом сопротивлялось холоду: его температура возрастала. Но долго я так выдержать не мог. Идти становилось всё больнее, я стиснул зубы и терпел. Через минуту такой ходьбы по спине поползли холодные мурашки, но я упрямо шёл, даже не зная толком, куда именно.

Выдержал я примерно ещё минут пятнадцать. А потом я споткнулся о выступающий корень дерева и обессиленно упал. Последнее, что я видел, закрывая глаза – свои иссечённые и кровоточащие ноги. Но я всё равно добился своего. Смог сбежать из ужасного мира и не стал идиотом…

Милен и Ярослава. Из ноосферы «Райского сада»

Тревога набрасывала покрывало тьмы на душу Милена. Он безостановочно бродил по широкой горнице. В углу тихо потрескивал камин; Ярослава с беспокойством поглядывала на сына, пытаясь определить, что же именно терзает его душу. Наконец женщина поняла, в чём дело, и с заботой произнесла:

– Милен, ты переживаешь из-за того человека, что так и не дошёл до нас?

– Конечно, я беспокоюсь. Ведь на вид ему уже почти двадцать пять лет, но он разумнее остальных. Так неужели и он обречён на безумие?

– Увы, видимо, да. Ты прекрасно знаешь, что мы с тобой единственные сохранившие чистый ум, и вокруг только города и исорги, разрушающие разум, убивающие душу…

– Нет, я не могу так просто смириться с этим! Неужели мы ничего не можем сделать?

– Сынок, ты прекрасно знаешь: сколько ни пытались – ничего не получалось. Теперь этого мужчину контролирует исорг, и мы не можем с ним сражаться. Энергия нашего сада мирная, она не предназначена для боёв, даже во имя справедливости.

– Точно! Мама, точно! – Милен застыл на месте, озарённый мыслью. – Энергия сада мирная, но! Разве ей не захочется освободить солнечную энергию, пленённой птицей томящуюся в панелях, что установлены на домах? О боги, как же я раньше не подумал об этом! Ведь мы можем отключить электричество во всём городе, и тогда многие люди получат шанс сбежать!

– Милен, погоди, мы не знаем, к каким последствиями приведёт высвобождение энергии из солнечных панелей…

– Но надо хотя бы попытаться! Не можем же мы всю жизнь просидеть тут, бездействуя!

– Тогда делай, раз решил. Только не забудь об осторожности, – Ярослава улыбнулась, глядя на сына, в очередной раз обогнавшего её своей скоростью мысли. Женщина подумала о том, что стареет, а теперь более молодой и гибкий ум её сына способен решать задачи, и ранее ей не подвластные. Но что-то в душе Ярославы предостерегало против столь поспешных действий, и вскоре выяснилось, что мудрость прожитых лет столь же важна и нужна, как и быстро мыслящий ум.

Сын вышел во двор – в тонкой рубахе, просторных светлых штанах до голени, босой, не страшащийся снега и мороза – и обратился душой к энергии сада. Та отозвалась сразу, уловив желанье Милена и, ощутив страдания заключённой в панелях пленницы-сестры – силы солнечных лучей, рванулась в город, чтобы освободить её. Но энергия эта слишком долго томилась в неволе, забыв о том, как разгоняла мрак, развеивала тьму тонким лучом, пробуждала природу от ночного сна. Здесь солнце словно теряло часть себя, пропадая в ловушке панелей, установленных на домах.

Через неуловимое мгновение Милен пошатнулся и чуть не упал, почувствовав, с какой силой столкнулись две энергии. Да, побеждала живая сила сада, но, как последствие этой борьбы с омертвевшей энергией-рабыней, дома в городе загорались; некоторые солнечные панели взрывались, другие просто обесточивали здание, искря и создавая угрозу пожара. Паникующие, ничего не понимающие люди выбегали из домов в лёгкой, наспех накинутой одежде, забыв о морозной зиме, пытаясь вырваться из огненного ада, воцарившегося вокруг. Но гораздо больше оказалось тех, кто погибал в пламени.

Крупные слёзы катились по лицу Милена, видевшего всё это «птичьим» зрением с высоты – подручные вороны парили над городом, чтобы снизиться и привести хотя бы кого-то из выживших к саду. Но остальные сгорали заживо; всюду искрило, горело, кое-где от жара таял снег…

Ярослава поддерживала сына, как могла, но и она не могла не пожалеть всех несчастных, что погибали сейчас в городе. Страдала и энергия сада; ощутив боль и горе сотен смертей, она метнулась обратно, чтобы больше никогда не возвращаться в город.

Милен видел всё глазами одного из воронов; вот среди беженцев мелькнула фигурка того самого мужчины, которого он пытался спасти осенью. Мужчина почему-то бежал нагишом; его дом уже горел с двух сторон. На минуту беглец скрылся в здании; Милен подумал: «чтобы одеться», но тот выбежал всё также нагишом, крепко прижимая к телу какие-то исписанные листы бумаги.

Выйдя из транса, сын обратился к Ярославе:

– Мама, мы должны спасти всех, кто выживет и доберётся до леса. Мне жаль, что мой необдуманный поступок привёл к такой трагедии.

– Ты не виноват, Милен, – как можно мягче отозвалась женщина. – Ведь корень зла – это те, кто заточил и умертвил энергию природы, кто довёл людей до этого кошмарного существования в бесконечном страхе сойти с ума. Пойдём, попробуем спасти хоть кого-нибудь.

Мать и сын торопливо зашагали к городу, чтобы искупить свою невольную вину.