Текст книги "Перепёлка"

Автор книги: Никандр Алексеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

КУРОПАТКА

Осенью увядшую траву и опавшую листву дождями прибило к земле. Снегопад дважды белил колхозные поля. Южный ветер тоже дважды своей тёплой волной смывал побелку. И поля стояли серые.

Серые куропатки любят бесснежные поля, – они серых птиц делают невидимыми. И потому осенью птицы подпускают собаку на близкую стойку. А это означает – Фингал их почует, тихонечко подвинется и, остановившись, замрёт, указывая направление носом, словно говорит мне:

– Хотя я и не вижу их, но чувствую, вот они сидят, пахнет куропатками.

В такое время эти неперелётные полевые курочки и охотника подпускают на близкий выстрел. Птицы думают – их, серых, охотник не увидит. А ему и видеть не надо. Когда собака подведёт совсем близко, табунок взлетит; тогда – стреляй, охотник!

И вот, в начале ноября, когда второй раз согнало снег и поля сделались серыми, я спросил Фингала, потрогав ружьё, висевшее над кроватью:

– Не сходить ли нам на охоту на серых куропаток?

Фингал радостно трижды пробасил: «Ав, ав, ав», и взглядом, горевшим от нетерпения, позвал:

– Пойдём скорее. Ах, я так хочу на охоту.

На поясе патронташ, полностью набитый патронами, за плечами на ремне ружьё, на боку сетка для дичи. Впереди бежит Фингал и громким лаем докладывает всей улице о важном большом деле:

– Мы идём на охоту.

Встречные улыбаются. Даже незнакомые останавливаются, разговаривают и провожают дружественными взглядами.

Народ любит охотников.

В поле Фингал быстро нашёл табунок куропаток, привёл меня и показал:

– Вот они, на жнивье. Сейчас полетят.

Куропатки были напуганы выстрелами охотников.

Взлетели далеко. Я выстрелил. Одна птица снизилась, опустилась на землю и побежала.

Не знаю, как у других охотников, но у меня всегда сочувственно билось сердце, когда я видел подраненную птицу.

Удивительная собака – Фингал… Раненую птицу несёт, не помяв ни одного пёрышка. Чтобы не причинить боли, берёт её осторожно, тихо, как санитары берут раненого на поле боя. Фингал остановился у моих ног. Взгляд и движения его говорили:

– Возьми осторожно. Ей больно.

Дома было установлено, что дробинка тронула маховое перо. Нашли кровинку и на косточке, на крыле.

За раненой ухаживала Леночка. Фингал неизменно присутствовал при лечении и кормлении, как будто проверял: всё ли делается по правилам…

И когда ранка покрывалась порошком стрептоцида и крылышко забинтовывалось, сидевший на полу Фингал удовлетворённо ударял хвостом:

– Правильно.

Куропатка из столовой ходила в кухню. За куропаткой следовала Леночка, за Леночкой по пятам шёл Фингал.

Около печки на полу наша новая крылатая жилица находила свою еду – гречневую крупу. Гречиха – самое лакомое блюдо куропаток.

Фингал стоял поодаль и по-хозяйски наблюдал:

– Ты, наверно, думала: тебя тут съедят. А вот видишь – к хорошему народу попала.

А курочка набила зобик, напилась и принялась стучать клювом в стенку, словно просит открыть дверь. Она стучит, и со стенки сыплются крошки извести. Курочка их подбирает. Птицам для здоровья постоянно требуется известь.

Когда все утренние заботы о куропатке заканчивались, Леночка говорила:

– Фингал, гулять!

Её друг немедленно отзывался. Ударом двух передних лап с разбегу он открывал тяжёлую дверь. Выбегал на двор и весело лаял, готовый на всё, хоть в огонь и в воду.

Так хорошо на дворе. Здесь качалось несколько оголённых кустов сирени, редкою листвой шелестел шиповник. Эти деревца напоминали Фингалу раздетые берёзовые рощицы среди полей. И Фингал носился по двору, стрелой летел на зов Леночки. И ветер, врывающийся во двор, расчёсывал его белые косматые бока.

За шиповником – крыльцо соседнего дома. У крыльца домашние голуби подбирали с земли зёрна. Кормила девочка Леночкиного возраста, Ниной её звали. К голубям присоединились белые куры и белый петух. Куры с голубями не ссорились из-за зёрен.

Неожиданно голуби взлетели – кто-то напугал их. Вот кто. Большой чёрный кот подкрался и схватил одного голубя за кончик крыла. Голубь упирался, кот тащил его к сараю, и крыло голубя стало широким, растянулось на все перья, как гармонь растягивается на все свои ряды. На защиту самой мирной птицы выступил петух. Он подпрыгивал, как это делал в драке с другим петухом, и норовил клювом ударить злого чёрного разбойника. Кот горбатился, иногда уклонялся от удара, но иногда здорово ему попадало. И всё же он не выпускал из своих зубов крыло несчастной птицы.

Всё это произошло так быстро и так неожиданно, что Нина и Леночка – обе в белых капорах и таких же белых козьих дошках – растерялись, застыли, как вылепленные из мягкого талого снега фигурки.

Добрые глаза голубя, обведённые красными ободками, просили о помощи.,Девочки очнулись. Леночка беспокойно глядела по сторонам. Она искала Фингала. Пёс был занят своим любимым делом – он носился по двору, как будто в зубах у него была не палка, а ценная добыча.

Петух так угрожающе кричал, что я бросил на бумагу ручку и прильнул к стеклу, чтобы посмотреть, что делается за окном.

Леночка махнула рукой и, наверно, позвала: «Фингал!»

Пёс в несколько прыжков был на месте происшествия и сразу определил свою позицию. Бросил палку себе под ноги, видно она ему мешала, и недолго думая с одного прыжка так ткнул носом чёрного неприятеля, что тот разжал зубы и удрал, унося на своём носу одну прилипшую голубиную пушинку.

Я вышел во двор и последовал примеру Леночки– ласково провёл рукой по спине Фингала. А ему есть не давай, но скажи доброе слово.

Петух не понимает ласковых слов. Он гордый. Он несколько раз победоносно пропел. Может быть, он пел о благородном поступке Фингала, может быть, о своих геройских подвигах.

А голубь взлетел, расправляя помятые перья. Своей родне и друзьям он наохает, наворкует о страшном происшествии.

На второй день я услышал такой разговор между дочкой и мамой.

Леночка спросила:

– Почему Фингал называется птичной собакой?

– Потому что с Фингалом охотятся только на птицу. Он относится к породе птичных собак.

– А собаки, с которыми охотятся на зверя, называются зверскими, да?

Этот вопрос озадачил маму. Пришлось позвать меня. Я разъяснил:

– Собаки, которые гоняют лису и зайца, называются гончими. На медведя охотятся с лайкой.

Но Леночка думала не об этом.

– Фингал птичной собакой называется потому, что любит птиц. Он спас перепёлку с красным бантиком, вырыл из снега ещё четырнадцать перепёлок, защитил голубя.

Мы не возражали.

И Леночка заключила:

– Вот почему Фингал – птичная собака.

Все курочки быстро привыкают к рукам. Как в поле к роднику, наша жилица бежала к чайному блюдечку. Опускала в него коротенький клюв и поднимала кверху, чтобы струйки воды могли пролиться по горлышку. Раны совсем зажили. Курочка останавливалась посреди комнаты, вытягивала шею и сама как-то вытягивалась, поднимаясь на цыпочки. Стоя на месте, одновременными взмахами двух свистящих крыльев она рассекала воздух, как будто хотела сказать:

– Смотрите, я полечу.

Но куда полетишь? Крылом стены не проломишь:

Однажды, за утренним чаем, Леночка поманила:

– Тю-тю-тю!

И куропатка взлетела на стол, клюв её нашёл плавленый сыр в протянутой руке Леночки.

Если куропатки долго не было слышно, Леночка спрашивала:

– Фингал, где наша курочка?

И пёс отправлялся на розыски.

Мы сидели в столовой, когда Фингал, посланный на розыски, поднял страшный переполох в моём кабинете. Раздался такой лай, что хоть затыкай уши и беги из дому. Мы с Леночкой первыми прибежали на голос тревоги. И вот картина: куропатка сидит на подоконнике и смотрит сквозь стёкла на двор. За окном, тоже на подоконнике – сгорбившийся чёрный кот. Глаза его даже днём светятся, зрачки превратились в чёрные восклицательные знаки. Так ему хотелось сцапать нашу курочку. А Фингал горел нетерпением потрепать чёрный кошачий полушубок. Однако пёс не мог сообразить, что надо выбежать на двор и загнать на крышу чёрного зверя. Он забыл о том, что своими лохматыми могучими лапами умеет открывать наружную дверь. Леночка ему напомнила.

– Фингал! – и указала на порог.

Пёс вылетел из дома. Вдоль окон пронёсся его громовой лай. После этого мы нигде не видели чёрного кота – ни на заборе, ни на крыше. Как сквозь землю провалился.

Леночка гибкими ручонками обхватила шею своего возвратившегося любимца:

– Фингал, ты настоящая птичная собака!

Наконец осень уступила место зиме. Порезали

лёд стальные коньки. Побегали резвые лыжи. Потрещали морозы и попели вьюги. Прошла зима – зазвенели ручьи. Зима уступила место весне. Солнце поднималось высоко и посылало к нам сквозь двойные стёкла горячие лучи.

Наша птичка беспокойно ходила по комнатам, вытягивала шейку, подёргивала головкой и звала кого-то. У серых куропаток по внешнему виду невозможно отличить курочку от петушка. И только весной мы поняли, что у нас жил куропат. Он запел, затосковал, затоковал:

– Чи-чиу-у! Чи-чу-у!

Мы подумали-подумали и решили подарить его зоопарку – там жила стая серых куропаток. Домашние куры готовы заклевать не свою, а у куропаток незлобивый характер. Зимой много табунков объединяются в один большой табун. Куропатки никогда не обижают друг дружку.

Переселением нашего серенького петушка на новую квартиру занялась Леночка с мамой. На шейке куропата появилась красная завязочка. На дорогу он поклевал гречишных крупинок и попил из блюдечка с зелёной каёмкой. Фингал предчувствовал расставание. Он лежал на полу и поминутно перекладывал голову с одной лапы на другую. В зоопарк собакам ходить не положено. Леночка поднесла петушка к носу Фингала и сказала:

– Прощайся.

Пёс приподнял голову и несколько раз нюхнул воздух. А когда Леночка с петушком скрылась за дверью, Фингал пришёл в мой кабинет и, чтобы удобнее было смотреть в окно, поставил лапы на подоконник. Проходя мимо, Леночка протянула птицу к окну:

– Фингал, пожелай счастливого пути.

Пёс в этот день не притронулся к еде.

Серенькие обитатели зоопарка без единого возражения приняли в свою семью куропата с красной завязочкой.

Леночке было тоже нелегко расставаться со своим питомцем. Она протянула свою ручку сквозь проволочные сплетенья вольеры и поманила:

– Тю-тю-тю.

«Красная завязочка» отделилась от стаи, подошла к сетке и потрогала ладонь своим клювом.

Мама заметила:

– Это петушок крупки просил.

Леночка думала иначе:

– Это он говорит мне «до свиданья».

Пришла новая весна. Время от весны до весны равняется году – большой срок.

В одно из весенних воскресений Леночка погладила преданного ей Фингала:

– Передавай привет. Мы с мамой пойдём петушка проведать.

Пёс два раза весело взмахнул пушистым хвостом.

– Всё понял! – решила девочка.

Зоопарк. Вольера с куропатками. Детское любящее сердце радостно забилось. Но беспокойный взор напрасно искал красную завязочку. Мама утешила:

– Красная завязочка могла износиться, как износилось твоё синенькое платьице.

И мама посоветовала:

– Ты помани…

Протянулась в отверстие проволочной вольеры детская ручонка, и послышалось:

– Тю-тю-тю.

Одна птица немедленно отделилась от стаи, пришла и долго глядела на ладонь. Леночка тайком от мамы смахнула рукавом со своих глаз две мокрые горошины. Так радостно было встретиться со своим воспитанником.

Это был петушок.

УТРО НА ОЗЕРЕ

Весна летела за весной, а Леночка оставалась такой же выдумщицей. Мы часто ездим с ней на рыбалку с ночевой. Вот и сегодня мы переночевали под укрытием берёзовой рощицы.

Наш костёр почти потух. Время идти. Чтобы не случилось пожара, затоптали красные точки на чёрных головешках. И пошли.

Час был очень ранний. Пчёлка ещё не летала с цветка на цветок, сопровождая свой труд пением тонким, как звучание струны. Кузнечики ещё не принялись за своё ремесло – не ковали в траве. И где-то за краем луга, за перелеском, ещё отдыхало солнышко.

Я хотел провести Леночку к озеру самым коротким путём. Мы напрямик пересекли луг и подошли к лодке.

Там, где мы прошли, роса не блестела – мы сбили капельки её с травинок, и позади нас осталась проложенная тёмная тропа.

– Вода!-сказала Леночка и попросила у меня кружку.

Она хотела зачерпнуть озёрной воды и напиться. Но раздумала, подойдя к озеру. Поставила кружку в лодку. И, глядя в воду, одной рукой сняла белый беретик, а другой начала поправлять заплетённые косички. Днём её косички были русыми. А сейчас, словно обрызганные росой, потемнели. Она поправила платьице-матроску. Белые полоски на тёмном воротнике чётко отразились в воде.

Она забыла, что хотела напиться. Воды не было, перед глазами было зеркало, в котором виднелся берег, широкие тальниковые кусты и она с беретом в руке.

Наше двухвесельное судно сильное: оно скользит по глади озера игриво, несёт нас легко. Слева от лодки, на воде, переливается серебром отражение Млечного Пути.

Позади лодки остаётся на озере голубая с лазурными обочинами дорога – наш след.

Эти краски запомнила Леночка. Она любила раскрашивать картинки. Дома она нарисует и раскрасит нашу озёрную дорогу.

Вода морщинится и дрожит.

Мы не хотим будить ещё не проснувшееся озеро, и вёсла чуть-чуть пошевеливают воду.

Но кто-то встал раньше нас.

От тёмного берега кланяются навстречу нам редкие камыши. Я вспомнил: камышины стоят на пути ручья, вытекающего из озера. Это текущая вода заставляет их кланяться.

К нашей лодке приближается водяной круг, за ним второй, третий, ещё и ещё. Кто пускает круги в такой ранний час? Ага! Вот оно, серое семейство, выплывает.

Это оно пустило круги по воде.

Мамаша начала полоскать крылья, как бельё полощут, полетела вперёд потихоньку и закричала:

– Кря! Кря! Кря!

Крик тревожный. Это – властное приказание быстрее прятаться.

Леночке знаком этот крик. У нас на дворе живёт охотничья подсадная утка. И Леночка, приложив палец к губам, шепчет:

– Утки! Утки! Утки!

Беспокойные, как мышата, птенцы сбились в кучу, пищат.

Куда им деться?

Наконец малыши сговорились – нырнули разом, как по команде.

На воде нет ни одного. Только морщины, да трепет зыбких камышинок.

Моя спутница шепнула тревожно:

– Потонули?

Я успокоил:

– Живут. Спрятались. Где-нибудь сидят в воде, под лопухами, зацепившись носиком за травинку.

И теперь уже без тревоги новый вопрос:

– Утки тоже пробуждаются раньше солнышка?

– Когда мы спим и солнышко спит, утки купаются, моют и полощут свои пёрышки, играют в прятки – ныряют и, конечно, кушают.

Леночка хотела, чтобы поскорее показалось солнце. Она сказала, глядя на зарю:

– Засоня!

– Кто?

– Солнышко.

– Оно спит, а нам светло, – говорю я в защиту ещё не проснувшегося светила.

– Потому что оно недалеко от нас спит, вон за тем лугом. У солнышка ещё горит костёр, видишь– вон там розовеет, а наш – потух. Мы раньше встали.

Лодка плыла по направлению к сети, поставленной вчера вечером.

– Лодка идёт прямо к сети, – сказал я.

– Она помнит место, куда ходила вчера,– поддерживает разговор моя маленькая собеседница.

Даже неживые предметы она наделяет человеческими свойствами.

– Она идёт неслышными шагами.

– Кто она? – недоумеваю я.

– Лодка.

– Лодка плывёт, – поправляю я.

Леночка настаивает:

– Ты сам сказал: «Лодка идёт прямо к сети». У неё ноги – вёсла. Она идёт.

За разговорами мы не заметили, как лодка «дошла» до сети.

Перед нами, начиная от берега, метров на двадцать в длину белели поплавки из берёсты. Они держали одну сторону сети на поверхности.

В конце сети поплавки собрались в кучу.

– Кто-то плыл тут раньше нас…

– Плыл? – спрашивает Леночка.

– Да, плыл. Видишь, конец сети спутан.

– Рыба. Это она плыла.

Я втягиваю конец в лодку и чувствую, что тащу тяжёлое и живое, кто-то дёргает сеть. Я приподнял эту тяжесть и, когда она упала в лодку, увидел две большие рыбины. Так вот кто спутал конец сети.

– Лини!

– Золотистые? Да?

Я взял одного и другого, и, когда повернулся и протянул руки, чтобы показать рыб, лучи восходящего солнца уже скользили по рукам.

– Золотистые! Золотистые! – воскликнула Леночка.

Кроме линей, в сеть попали пять карасей золотистых и три серебристых.

– Тех раскрашивало солнце, а этих луна, – придумала Леночка.

Солнышко отчаливает от одного края небесного моря и плывёт к его середине. Кудрявые июльские облака глядятся в наше озеро. Мы идём на вёслах бесшумно и колеблем, точнее – чуть-чуть пошевеливаем отражённые облака.

Из-под широкого листа лопуха появился утёнок и поплыл впереди нас. Его неширокая грудь слабо разрезала воду.

Наша лодка следовала по пятам, однако недолго. И хотя он не больше недели живёт на свете, нырнул так ловко, словно много лет учился этому делу.

Он нырнул в чистую воду, на глубоком месте, где не было ни одного лопуха, ни одной травинки и только в далёкой-далёкой глубине виднелось отражённое облако.

Я удивился:

– Куда подевался? Странно. Ему не за что зацепиться под водой. Чисто. Ни травинки.

Лодка не двигалась. Леночка долго смотрела в воду, словно хотела обыскать глазами всю глубину, но утёнка нигде не было видно!

– Он заплыл за облако. Когда солнце заплывёт за облако, оно не золотится, мы его не видим.

Я попытался разъяснить:

– Там тоже держаться надо.

– Он возьмёт в клюв края облака и будет держаться.

– Но облако – лишь отражение.

– Он возьмёт в клюв край отражения и будет держаться. Он такой физкультурник, – сказала Леночка и два раза с явным лукавством заглянула в мои глаза.

– А если наш физкультурник оборвётся, то куда он упадёт?

– Не оборвётся. Физкультурники ловко держатся.

– Ну, а если край облака, край отражения, оторвётся?

– Нет.

– Ну, а если? – ставлю я настойчивый вопрос.

– Тогда утёнок упадёт по ту сторону, за облако, за отражение, вниз. Скажи, кто-нибудь падал вверх?

За разговором текли, как весенние ручейки, быстрые минуты.

Солнышко уже проплыло по небесному морю не меньше, чем наша лодка по озеру от того места, где стояла сеть. Камышины по-прежнему чуть-чуть кланялись. Неслышный и невидимый ветерок повернул нос нашей лодки.

Мы снова лицом к сети. Над нашей сетью что-то плескалось, мы видели, как ныряли и снова выпрыгивали поплавки.

– Большая рыба, – слышится вкрадчивый шёпот.

И я в ответ тоже почему-то шёпотом говорю:

– Большая. Наверно, щука.

Я нажал на вёсла.

– Тише, тише, не плескайся очень.

Я рассмеялся:

– Щука не птица – не улетит.

Подплыли.

Поплавки ходуном заходили.

Опять шёпот:

– Большущая!

И вот предполагаемая щука вынырнула вместе с поплавками:

– Крылатая!

– Утка!-кричит Леночка, считая больше ненужными никакие предосторожности.

Всё объяснилось: крупный утёнок раннего выводка, ныряя, попал в верхнюю часть сети – около поплавков и потому так легко волновал снасть. Я хотел освободить утёнка, взять его, как берут рыбу из чулка режевой сети. Ничего не вышло. Он слишком запутался, продевшись в ячеи шеей и перепончатыми ногами.

Попытка порвать нити окончилась неудачей. Сеть новая, крепкая. Разрезал бы. Ножа не было.

– Зубами! Зубами! – звучит приказ ребёнка.

Особенно неудобно было перекусывать нитку на шее и на клюве. Костяной холодный носик дотрагивался до моего лица.

– О чём он думал сейчас?

– Он думал, что его скушают, – ответил я. – Лиса, хорь или колонок – только попадись им, непременно скушают.

Я разорвал нити и освободил пленника. Погода стояла чудесная. Мы сделали замечательную прогулку по небольшому, но волшебному озеру, в котором поместилась, отразившись, синь всего неба с его солнцем и облаками. А маленький широконосый житель озера – утёнок – был такой доверчивый, что мы решили дать ему полную свободу. Я предоставил ему место на дне лодки у моих ног и сказал:

– Хочешь, живи с нами, хочешь – с камышами.

Утёнок стоял, как бы раздумывая, с кем жить.

И, наверно, хотел сказать:

«Видно, вы не плохие существа!»

– Он будет помнить добро, – прошептала Леночка.

«В самом деле, сидит, как домашний», – думал я. Утёнок ловко прыгнул на борт и уселся на нём.

– Ловкач! – послышалась похвала.

Лодка бежит и бежит. А он сидит на борту и смотрит вниз, то на один, то на другой бок склонит головку, быть может, тоже отражениями облаков любуется. Водичка близко-близко. Клюв чуть-чуть недостаёт…

Наконец утёнок спустился в воду.

– Пить захотел. – Слова были сказаны тихо, чтобы не испугать.

Лодка услужливо приостановилась:

– Пусть напьётся. Подождём.

И он в самом деле опустил клюв в воду и потом поднял его кверху. Леночка вспомнила, что и она хотела пить. Я зачерпнул для неё кружку зеркальной воды. Напившись, утёнок начал делать медленные полуобороты, чтобы посмотреть на нас то правым, то левым глазом. Мол, забавные существа.

Утки любят поплавать. И наш утёнок проплыл секунду и – был и нет – нырнул.

Леночка хотела выплеснуть в озеро недопитую воду, но, подумав, как бы не испугать нырнувшего утёнка, осторожно поставила кружку на дно лодки.

Мы ждали долго-долго.

Леночка наконец сказала:

– Он где-нибудь далеко, где нет сетей…

Я взялся за вёсла, и лодка тронулась, чуть-чуть морщння безмятежное озеро.