Текст книги "Ужин с человеком (СИ)"

Автор книги: Ника Январская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

– Антонина, я ведь могу и обидеться, – пробурчал старичок. – Только попробуй меня еще раз силой призвать.

– Извини, Аркадий, – ответила Антонина домовому и положила ребенка на диван. – Я бы никогда так не поступила, если бы ситуация не была экстренной. Это Даша, моя племянница. – Домовой подошел к дивану и взглянул на девочку. Она уже не двигалась, её глаза были мутными. – И она умирает, – продолжила Антонина, собирая по ящикам и полкам необходимые для ритуала вещи. – Помоги мне, удочери её. Человеком она умрет, а вот с нечистью у неё появится шанс. Родители её только что умерли в аварии, так что проблем не будет. Спаси её, а я сделаю для тебя что угодно.

– Я бы и рад помочь, но ведь ты же знаешь, нечисти с крещеными не по пути...

– Да не успели они. Все будет нормально. Все должно получиться.

– Тогда начинай.

Антонина упала на колени и разложила на полу необходимые вещи: чистую страницу из своей колдовской книги, гусиное перо, нож, кастрюлю и спички. Еще раз взглянув на домового, ведунья сделала надрез на ладони, обмакнула перо в кровь и начала писать документ о том, что домовой Аркадий, проживающий у ведуньи Антиповой Антонины Викторовны, соглашается на удочерение Франтиковой Дарьи Александровны. Дописав, Антонина поставила внизу свою подпись и передала нож и перо домовому. Тот так же разрезал ладонь, обмакнул перо в кровь и подписал документ. Оставалась только подпись Даши. Но как попросить грудного ребенка разрезать ладонь, обмакнуть перо в кровь и оставить подпись?..

– Была не была, – махнула рукой Антонина и взяла девочку на руки. Самостоятельно проколов детский палец кончиком ножа, ведунья приложила крошечную ручку к листу бумаги так, чтобы на нем остался кровавый отпечаток.

Затем Антонина положила ребенка обратно на диван. Нужно было закончить ритуал. Для этого Антонина положила документ в кастрюлю и взяла спички.

– Пусть будет так, как на бумаге написано и силой ведуньи скреплено, – проговорила Антонина и бросила горящую спичку в кастрюлю. Пламя в несколько секунд поглотило документ, написанный кровью. И стоило последней букве исчезнуть в огне, как комнату оглушил детский плач.

– У нас получилось! – радостно закричала Антонина и начала убаюкивать розовощекого здорового младенца. – Мы смогли, Аркадий!

Если домовой Аркадий стал приемным отцом Дарьи в мире нечисти, то по обычным людским документам опеку над девочкой взяла Антонина. Кроме сестры у Валентины никого не было, а муж её был из детдома, поэтому добиться опеки над Дарьей не составило большого труда.

Дарья росла обычной девочкой. Бегала с деревенскими ребятишками по улице, купалась в речке, прыгала в сено с деревьев, трещала без умолку о своих приключениях, когда вечером приходила домой... Лишь внешне она слегка отличалась от ровесников. Дело было в том, что Даша очень медленно росла. К 6 годам она еле-еле преодолела отметку в метр, а по весу была чуть тяжелее сетки картошки.

– Дюймовочка! – восхищались соседки, завидев маленькую Дашу на улице.

Деревенские дети тоже нормально воспринимали девочку-куклу. Никто не дразнил Дашу ни за рост, ни за худобу, поэтому она обошла стороной комплексы по поводу внешности. У неё было полно друзей и сердце её, как и у тети Тони, всегда было открыто для нуждающихся в помощи: девочка кормила всех уличных котов, а когда подросла с удовольствием сидела с соседскими детьми...

В общем, Дарья, которая должна была стать городской жительницей, прекрасно прижилась в деревне.

И лишь одна вещь тревожила Антонину: тот фокус, который они проделали с домовым столько лет назад, никто до этого не делал. Никто не спасал человека, обреченного на смерть, привязкой к нечисти. Да еще и без полного обращения в эту самую нечисть – ведь Дарья была лишь наполовину домовкой, от приемного отца ей достались низкий рост, покладистость и умение предчувствовать беду. Но в остальном Дарья была обычным человеком.

По крайней мере пока что...

***

Дарья обессиленно упала на стул и снова заплакала. Антонина подбежала к ней и обняла за плечи. Домовка уткнулась лицом в живот тети.

– Не волнуйся, моя девочка, – шептала Антонина, ласково гладя племянницу по спине, – все будет хорошо. У тебя все всегда будет хорошо. Я обещаю.

6

В зале снова воцарилось молчание, которое изредка нарушалось всхлипываниями Дарьи. Антонина продолжала её обнимать и гладить по спине. Аллан задумчиво глядел на пустую бутылку от вина. Мирина смотрела на Аллана.

Владислав же прибывал в замешательстве. С одной стороны его сердце разрывалось от желания помочь Дарье. Её самоотверженность и чуткость поражали его. Искренность Дарьи пробуждала в нем давно забытый навык сопереживания.

С другой стороны, Влад не мог понять, почему Дарья так убивается по совершенно незнакомому человеку. Он бы мог понять, сели бы Саша был её братом или хотя бы другом детства... Но нет, она видела его впервые в жизни, однако была готова весь вечер поливать тарелку горькими слезами из-за его смерти.

“Я тебя понимаю, не плачь, слезами горю не поможешь, но ты молодец, что оплакиваешь его” / “Вот и зачем ты тратишь нервные клетки на совершенно незнакомого человека?” – внутри Влада боролись эти два варианта. Первый ему захотелось произнести впервые в жизни, наверно поэтому мышцы его рта были непривычны складываться в такие слова. А вот второй вариант отражал его стандартное поведение. Такое он говорил с легкостью:

– Неужели тебе действительно жалко этого человечишка?

– Умер ни в чем не повинный человек, – ответила Дарья, шмыгая носом. – Тебе разве его не жаль?

– Да нет, ему не жаль, – вмешался в разговор Аллан. Он понял, что может убить двух зайцев одним выстрелом: и Дарью отвлечь, чья степень сострадания трогала и его огрубевшее волчье сердце, и довести до конца воспитательную экзекуцию Владислава. – Мы сегодня здесь собрались как раз по этому поводу, – грозно продолжил Аллан, входя во вкус. – Жестокое обращение с людьми. Владик... – Влад снова поморщился от фамильярного обращения. – Да, я специально называю тебя именно Владик, потому что Владислава ты еще не заслужил. Так вот. Владик ставит под угрозу нашу безопасность. На вверенном их семье водоеме, а именно на Мельниковом озере, которое является частью большой градообразующей реки...

– Извините, что перебиваю, – робко произнесла Дарья, – но мне всегда было интересно, как так вышло, что Мельниково озеро – совсем не озеро, а место на реке?

– На этой речке раньше стояла водяная мельница, – пояснила Антонина. – А для них делали мельничный омут – что-то вроде плотины. В этих омутах и селились водяные, которым поручали охрану реки. Ну а у народа как-то так и повелось звать тот участок реки Мельниковым озером.

Дарья поблагодарила за информационную справку, и Аллан продолжил:

– Владик ведет себя неподобающим образом: мало того, что устраивает дикие вечеринки, которые привлекают к озеру внимание не только жителей окрестных домов, но и охранников правопорядка, так он еще и устроил там массовые убийства.

– Я не убиваю их! – возмутился Влад. – Я дарю им новую жизнь.

– А ты спросил, хотят ли они такой жизни? – осадил его Аллан. – Ты затаскиваешь пачками людей на дно реки и обрекаешь их на вечную жизнь при своем дворе. Они не могут покидать воду днем, но и ночью не продвигаются дальше берега. Они не могут видеться с родными и близкими. Да они даже сказать не могут, куда исчезли! Да, может, кому-то из них и требовалась такая жизнь, но не всем. Тебе следует начать думать о чувствах людей.

– А эти самые люди думали о моих чувствах? Или о чувствах моей матери? – горько ответил Влад, сдерживая слезы, словно маленький мальчик.

***

– Папа, идем обедать! – ласково позвала Надя и выключила плиту. Сероватый суп перестал недовольно булькать, видимо, не подозревая о своей дальнейшей судьбе.

В крохотную кухню с видавшим виды советским гарнитуром и шумным холодильником вошел папа. Виктор Николаевич еще не был старым человечком – ему было всего 45 – но суровые условия жизни конца века наложили отпечаток на его внешность. В его доселе черных как смоль волосах просматривалась седина, а на лбу залегла широкая морщина от постоянных раздумий.

Его единственная дочь Надежда – шестнадцатилетняя девочка, на которую после смерти матери неожиданно свалилось все хозяйство и забота об отце – тоже тяжело переживала этот этап в жизни их семьи. Однако как и большинство юных барышень, она была склонна мыслить оптимистично и верить, что завтра будет лучше.

– Ну вот, снова приходиться кормить тебя супом на одной картошке, – протянул Виктор Николаевич и картинно зачерпнул ложкой неприглядную жидкость в тарелке. – А ведь у тебя растущий организм, тебе курица нужна.

– Да ладно тебе, папа, будет у нас еще и курица, – улыбаясь, ответила Надя и с утрированным аппетитом набросилась на невкусный суп.

В какой-то момент разговоры о недостатке денег за обедом стали своеобразным ритуалом. Словно в кухню допуск осуществлялся только по паролю. “У нас нет денег”, – должен был сказать папа, а Надя ему ответить: “Завтра появятся”.

Но назавтра они не появлялись.

А дело было в самой прозаической вещи – в воде. Семья Нади уже много десятков лет владела большой водяной мельницей. Когда-то давно семья Мельниковых была очень уважаемой в деревни – ведь только у них можно было с легкостью перемолоть свой урожай в муку.

Но шли годы. Готовая мука прочно заняла свое место на полках даже самых маленьких магазинов развивающегося города. На мельницу приходили лишь отчаянные блюстители традиций, не признававшие ни аптечных лекарств, ни телевизоров. Зачастую озлобленные на всех вокруг, эти пожилые люди тащили через весь город огромные мешки и непременно ворчали, если на мельнице не оказывалась мельника.

Виктор Николаевич, последний владелец мельницы, уже не застал этих капризных клиентов – к моменту, когда отец перед ему все дела, крестьяне старой закалки вымерли. Громоздкая деревянная постройка на берегу реки очень скоро стала скорее музейным экспонатом, чем элементом мануфактуры. Люди устраивали фотосессии рядом с древней водяной мельницей, начинающие художники располагались на брегу со своими мольбертами и саквояжами и запечатляли историю со всех ракурсов.

К слову, Виктор Николаевич тоже был художником. Люди творческих профессий в реальном мире часто не могут похвастаться большим заработком. Виктор Николаевич не был исключением, но до сих пор его прибыли от продажи картин в мебельном магазине и письма портретов на заказ хватало на простенькую, но безбедную жизнь их семьи. Покойная жена Лариса всегда говорила Виктору Николаевичу: “Витя, не важно сколько у меня платьев. Пускай даже будет одно. Главное, чтобы ты хотел рисовать меня в этом платье снова и снова”.

И он рисовал.

Виктор Николаевич очень любил свою жену. Каждый день глядя на Надю, ему хотелось убежать на мельницу, спрятаться за старыми досками и рыдать. Ведь Надя с каждым годом становилась все больше и больше похожа на свою мать. Невысокая, с темными косами, которые как змеи спускались по узким плечам и тонкой талии, с молочно-белой кожей и зелеными глазами, обрамленными пышными ресницами, – Надя пленила воображение художника.

Он часто путал дочь с покойной супругой. Бывало, зайдет в комнату и видит: его Лариса в ситцевом халатике и домашних тапочках стоит к нему спиной и гладит бельё, подпевая радио. И на душе Виктора Николаевича вмиг теплело, ему хотелось подбежать к женщине, обнять за талию, поднять на руки и закружить по комнате, сказать, как он скучал и рад, что она вернулась... Но потом Лариса оборачивалась и голосом дочери спрашивала, все ли у её папы хорошо, не заболел ли он?

В такие моменты Виктор Николаевич чувствовал себя хуже всего. Потерять любимого человека один раз – тяжело. Терять же его каждый день – невыносимо.

Но тоска по покойной жене была не единственной бедой Виктора Николаевича. С приходом кризиса людей перестало интересовать искусство. Когда в желудке пусто, не до картин. Виктор Николаевич практически лишился заработка. И лишь продажа отцовской мельницы могла помочь пережить им с Надей эту бесконечную зиму. В городе даже нашелся покупатель – завод хотел купить участок под мельницей и построить там что-то... Тонкая натура Виктора Николаевича никогда не разбиралась в технике и механизмах. Но доселе глубокая и быстрая река почему-то обмелела, и завод перестал интересоваться мельницей.

– Это все потому, что ты не задобрил водяного. Ты когда последний раз его благодарил? – говорила Надя всякий раз, когда тема заходила о капризной реке.

– Какой водяной, Наденька? – Виктор Николаевич был художником но к мистике относился скептически.

– Который на Мельниковом озере живет. Дедушка всегда приносил ему подарки, дружил с ним, поэтому и дела у него шли в гору.

– Хватит этого бреда! – завершал всегда разговор о водяных и русалках отец. – Если бы все решалось магическими ритуалами, в мире не творился бы такой бардак.

Однажды Надя решилась на отчаянный шаг – в обход отца пойти на озеро и попросить помощи у водяного. Она помнила, как дедушка ей рассказывал, что к водяному стоит относиться с уважением. Нужно вежливо его позвать и предложить поговорить. Пока он не придет и не разрешит, воды касаться нельзя. Если он все таки даст аудиенцию (водяной – тот же король, только водного королевства), стоит вести себя робко. Нужно объяснить проблему, а затем опустить в воду подарок – любую дорогую вещь.

Надя пришла к озеру днем, сразу после школы – она училась в выпускном классе. Март в том году выдался на редкость теплым – колючая школьная форма неприятно драла разгоряченную кожу девушки. Осмотревшись по сторонам, Надя свернула с дороги и, мягко ступая меж высокой травы, пошла к мельнице.

Высокое сооружение из темного дерева с лишайниками могло вызвать отвращение своей холодностью, сыростью и аварийным состоянием. Но только не у Нади. На мельнице она провела половину детства. Пока солнце беспощадно палило, она купалась в озере или собирала камушки на берегу. Когда мама кричала ей, что у неё уже губы посинели, Надя нехотя выходила из воды и ложилась на траву. Если же погода не располагала к солнечным ваннам или сну на мягкой травяной перине, то девочка залезала в мельницу. Она бродила среди причудливых балок и поршней, устраивала для кукол чаепитие на трухлявых досках. Она даже придумала себе воображаемого друга, который живет в самом темном углу мельницы, и играла с ним в слова и прятки.

Теперь же Надя была уже взрослой, игрушечную посуду ей заменила плита и кастрюля и кормила она теперь не воображаемого друга песчаными кексами, а постаревшего папу постным супом.

Девушка подошла к краю берега, искрящаяся на солнце вода была в нескольких сантиметрах от носков её туфлей. Надя откинула косы за спину и расстегнула портфель. Из потайного кармана она достала золотой кулон на цепочке. Маленький причудливый цветок некогда принадлежал матери Нади и был самым дорогим украшением в её скромной коллекции. Лариса носила его только по особым случаям, а перед смертью вложила в трясущуюся ладонь дочери. С тех пор Надя хранила кулон под подушкой. Перед сном она наматывала цепочку на пальцы, рассматривала крошечный камушек в центре. Когда кулон был в её руках, девушке казалось, что мама жива, что она рядом, обнимает её, гладит по голове и улыбается.

Надя бросила портфель в траву, поправила школьное платье и негромко позвала:

– Уважаемый водяной, я бы очень хотела поговорить с вами.

Ничего не произошло. Квакали лягушки, летали стрекозы, вдали шумела дорога... Но водяного нигде не было.

Но Надя не сдавалась. Она готова была до вечера стоять на берегу и вглядываться в воду. Пускай думают, что она сумасшедшая. Она устала видеть отца с грустным лицом.

– Водяной! – повторила попытку Надя. Её голос уже звучал громче и увереннее. – Я хочу поговорить с вами... Мне нужно поговорить с вами... Пожалуйста.

Надя неподвижно простояла на берегу около получаса, прежде чем из-под воды появился мужчина лет тридцати в деловых брюках и рубашке. Рядом с озером не было людей, поэтому он не мог оказаться шутником. Да и была в появившемся мужчине одна странность: не смотря на то, что он еще пару секунд назад находился под водой, его длинные волосы и одежда были абсолютно сухими. Словно пришелец был покрыт с ног до головы гусиным жиром.

– Ты смелая девочка, – сказал мужчина, голос его был очень низким, но приятным. – Ты всем сердцем веришь в существование потусторонних сил и готова идти до конца. Сейчас мало таких людей, поэтому я решил удостоить тебя встречи.

– Спасибо, – ответила Надя и опустила взгляд в землю, потому что неподвижные карие глаза водяного её пугали. – Меня зовут Надежда. Я пришла, чтобы попросить о помощи. Моя семья находится не в лучшем материальном положении, мой отец страдает. Мы владеем этой мельницей, – Надя, не глядя, показала рукой на постройку, – уже много лет. Сейчас у нас нет другого выхода, как продать её. Но покупатель отказался от сделки, когда речка перестала крутить колесо. Вы бы не могли вернуть мельницу в рабочее состояние? Пожалуйста.

Произнеся последнее слово, Надя нагнулась к воде и аккуратно положила кулон. Украшение сразу же исчезло под толщей воды. Девушка еле сдерживала слезы, все таки, это было единственное напоминание о матери. Но ради отца она готова была пожертвовать своей памятью.

Надя выпрямила спину и взглянула на водяного. Тот все еще стоял на месте. Его поза не менялась. Глаза сверлили бедную Надю, которая дрожала как осиновый лист, не смотря на припекающее солнце.

– Я ценю твою жертву, Надежда, – ответил водяной, – и если бы все зависело от тебя, то я бы непременно помог. Но хозяин мельницы твой отец, а не ты. Это он должен преклониться передо мной. Твое же подношение я возвращаю.

Водяной щелкнул пальцами. На спокойном озере появилась небольшая волна. Она подкатилась к Нади и выбросила к её ногам кулон. Девушка взглянула на водяного. Затем на кулон. А потом снова на водяного. Она поняла, что ему действительно не нужен её кулон, но дважды повторять он не будет. Тогда Надя подняла украшение и зажала в ладонях. Ей даже захотелось заплакать от счастья, что памятная вещица снова оказалась у неё.

– Иди домой, Надя, – сказал водяной как-будто с толикой теплоты и заботы. – Ты молодец. Ты мне понравилась, поэтому я сделаю тебе подарок: ты можешь приходить сюда когда угодно и быть уверенной, что находишься в безопасности.

Водяной исчез. Надя еще некоторое время стояла на берегу и моргала, как рыба. Пока она разговаривала с водяным, она была спокойна. Словно все так и должно быть. Но стоило мужчине уйти обратно под воду, как к Наде пришло осознание: она только что разговаривала с незнакомцем, который буквально вышел сухим из воды, а затем утопила свой кулон, а он выплыл обратно. Фантастика!

Надя поспешила домой, чтобы рассказать отцу всю эту историю. Однако он восторга дочери не разделил. Он счел её рассказ попыткой успокоить его. А когда дочь начала настаивать на реальности случившегося, Виктор Николаевич взбесился и обеспокоился психическим состоянием девочки. Просьбы Нади сходить к водяному и попросить о помощи с мельницей художник не воспринял всерьез ни в тот день, ни в последующие. Каждый вечер дочь умоляла отца сходить на озеро к водяному, но тот был непреклонен.

– Не пудри мои усталые мозги своим антинаучным бредом! – взбешенно говорил он. – Тебе давно уже пора выкинуть все сказки из головы.

И ведь это был тот самый папа, который подыгрывал маленькой Наде, когда та боялась монстра в шкафу и просила посветить туда фонариком...

Состояние отца с каждым днем только ухудшалось. Безденежье и осознание собственной беспомощности кромсали душу и тело художника: морщина на его лбу сначала стала еще глубже, а потом и размножилась, под глазами появились мешки. Надя поддерживала отца как могла, но тот начал все чаще на неё срываться. Вскоре в их доме появились бутылки с дурно пахнущим алкоголем. Надя нередко, приходя со школы, обнаруживала отца с граненым стаканом в руках. В такие моменты все, что оставалось, девушке это обнять отца за плечи и, ласкова шепча всякий бред на ухо, увести его в спальню. Иногда все проходило легко и отец, шатаясь и спотыкаясь о вещи на полу, покорно шел за Надей и плакал. Но иногда Виктор Николаевич напивался до таких состояний, что вырывался из рук Нади и начинал крушить все вокруг. На пол летели кружки, тарелки, плетеная корзинка с искусственными цветами, керамические фигурки зайчиков... А Надя забивалась в угол и закрывала голову руками. Могло показаться, что она боялась поймать нечаянный удар, но нет. Надя просто не хотела видеть отца таким. Она хотела помнить его улыбчивым художником, который приносил по вечерам маме полевые цветы и катал Надю на плечах, а не отчаявшимся алкоголиком, выплескивающем свою злобу на безмолвную мебель.

Когда отец все таки успокаивался и шел спать, Надя убиралась на кухне и убегала из дома. Зачастую в школьной форме и голодная, девушка мчалась по пыльным тротуарам между высоких домов и полупустых магазинов. Она лавировала в толпе безразличных людей, огибала шумные машины... И в конце концов сворачивала в высокую траву.

Лишь стоило ей оказаться на Мельниковом озере, как по телу её разливалось тепло. Словно вокруг берега стоял невидимый забор, за которым находился совершенно другой мир. В нем не было сигнализаций, попсовых песен из магнитол, галдящих людей... На берегу Мельникова озера всегда было спокойно и уютно. Мокрая от росы трава приятно холодила кожу. Воздух пах тиной и сыростью, но этот запах оказывал релаксирующий эффект не хуже эфирных масел. Можно было бесконечно сидеть на берегу, слушать стрекотание всякой живности, смотреть на закат и рассказывать о своих проблемах спокойной воде.

– Вот бы можно было остановить время и остаться здесь навсегда, – однажды сказала Надя и упала в траву.

Кто бы мог подумать, что эта невинная фраза, брошенная в минуту отчаяния, окажется пророческой.

На последней неделе мая отец пришел домой в приподнятом настроении. На лице улыбка, в руках – авоська с продуктами. Надя давно не видела своего отца таким.

– Отец вернулся в пещеру с добычей, – шутливо произнес Виктор Николаевич и дохнул на Надю перегаром.

Та уже привыкла к новому запаху папы, поэтому криво улыбнулась в ответ и начала разбирать продукты.

– Даже не спросишь, откуда сладенькое? – сказал Виктор Николаевич и взял со стола конфету.

– Ну и откуда? – Тон Нади выражал крайнюю степень безразличия.

– Я нашел тебе жениха.

Надя выронила из рук нож, которым резала хлеб на бутерброды отцу.

– Ну, чего ты так испугалась? – сказал Виктор Николаевич, усмехаясь. – Он хороший, богатый. Немного старше, правда, но ведь это же ничего...

– Какой жених, папа! – перебила Надя. – Мне только недавно исполнилось семнадцать! Я школу заканчиваю!

– Ну вот, закончишь и замуж выйдешь.

– А как же институт? Я же собираюсь на худграф, как ты.

– А зачем тебе как я? Хочешь перебиваться с воды на хлеб? А твой жених Савка при деньгах. Будешь как за каменной стеной...

– Боже, папа, проспись! – прокричала Надя и выбежала из кухни.

Девушка схватила с крючка на стене кофту и хлопнула входной дверью. Той ночью она впервые не пришла домой. Как оказалось, спать на на берегу озера не так уж и холодно.

Но даже протрезвев, Виктор Николаевич не оставил идеи удачно выдать дочь замуж. На следующий день в квартиру Мельниковых пришел мужчина. Надя как раз готовила обед, когда он позвонил в дверь. Девушка наскоро вытерла руки о передник и побежала к двери.

– Привет, ты, наверное, Надя, – сказал незнакомец и протянул Наде букет лилий.

Надя от неожиданности опешила. На пороге стоял невысокий мужчина возраста её отца. Его кожаный пиджак еле сходился на брюхе, розовая рубашка смотрелась пошло в сочетании с его поросячьими глазками. Свиноподобный вид ему придавала и раскрасневшаяся кожа, и одышка, и зализанные жидкие волосы.

– А, Савка, привет! – Из комнаты вышел Виктор Николаевич и пригласил мужчину-поросенка в квартиру. Тот настойчиво сунул в руки Наде букет и прошел на кухню. Надя же продолжала молчать.

Савка остался на обед. Нахваливал на все лады суп Нади и причмокивал. Виктор Николаевич же предпочитал отвешивать комплименты Савке и его богатствам. “А у Савки свой автомобиль”, “Савка зарабатывает прилично, колбасу трескает каждый день”, “У Савки такая квартира красивая, с евро-ремонтом”, – слушать все это Наде очень быстро надоело и она попросила отпустить её делать уроки.

– То, что ты так упорно учишься, – это хорошо, – сказал Савка и опрокинул в себя очередную рюмку принесенного к столу конька. – Я то сам был троечником, а теперь женюсь на отличнице.

– Что сделаете? – переспросила Надя.

– А папа не сказал тебе? – Савка удивленно посмотрел на Виктора Николаевича. Тот уткнулся в тарелку. Тогда Савка обтер руки о брюки, встал со стула и сказал: – Разрешите представиться, Савелий Пяточков, жених. Ваш товар, наш купец, как говорится.

Надя тоже вскочила на ноги, уронив табуретку на пол. С одной стороны, ей было смешно, что у мужчины, которого она сравнила с поросенком, оказалась такая говорящая фамилия. С другой стороны, она была в шоке. Нет, Савка не поросенок. Он настоящая свинья! Толстый, старый, неряшливый, но на полном серьезе сватается к школьнице!

– Знаете, что? – сказала Надя, глядя то в поросячьи глазки Савки, то в осоловелые от алкоголя глаза отца. – Идите вы оба...

Надя выбежала из квартиры. Путь был ей настолько знаком, что она могла бежать не глядя. Не важно, что слезы застилают ей глаза, размывая огни фонарей и фары, сигналящих машин. Она бы добежала до озера даже без глаз.

– Водяной! – прокричала Надя, достигнув берега. – Водяной, помогите! Пожалуйста!

К тому моменту солнце уже почти зашло за горизонт, вокруг было темно, но Надя смогла рассмотреть, как из озера медленно выплыл красивый мужчина с пронзительными глазами.

– Что заставило тебя побеспокоить меня в столь поздний час? – спросил без злобы, но с королевской гордостью водяной. – Почему на твоих глазах слезы, а голос дрожит, как вода из-за брошенного в нее камня?

– Я не хочу так! – сказала Надя, чувствуя, что вот-вот снова расплачется. – Спасите меня. Укройте здесь. Взамен я отдам самое дорогое, что у меня есть.

С этими словами Надя сбросила босоножки и зашла в озеро.

Вода была прохладной, по телу девушки побежали мурашки. Пальцы ног утопали в мягком песчаном дне. Чем дальше она уходила в темноту, тем выше поднималась вода. Очень скоро её ситцевое платье в цветочек коснулось поверхности воды. Ткань не захотела сразу потонуть и поднялась куполом. Однако Наде было все равно, видны ли её белые трусики. На кончиках пальцев, она продолжала идти вперед.

Когда до неподвижного водяного оставалась пара шагов, Надя остановилась. К тому моменту вода уже доставала ей до талии, словно все озеро было её огромной юбкой. Девушка заметно замерзла, её губы приобрели синий оттенок, спина содрогалась даже от малейшего ветерка.

– Возьми меня к себе, – прошептала Надя, незаметно перейдя на ты. – Женись на мне.

– Неужели, ты готова отказаться от своей земной жизни навсегда? – сказал водяной, не сводя глаз с девушки. – Ведь ты больше не увидишь ни дома, ни подруг, ни отца...

– Моего отца уже давно нет, – перебила Надя. – Он умер вместе с моей матерью. Мой отец никогда не предал бы мои мечты ради денег.

– Но ведь он сделал это ради тебя. Он просто хотел тебе другой жизни...

– И я её получу... С тобой.

Надя робко протянула руку и дотронулась до твердой груди водяного, выглядывающей из-под наскоро наброшенной рубашки. Он не отпрянул, но и не приблизился. Тогда Надя попыталась подойти к водяному еще ближе, но он положил широкие ладони на её дрожащие плечи и остановил её. Удерживая девушку на расстоянии вытянутых рук, водяной сказал:

– Готова отдаться первому встречному?.. Нет, не готова. Я же вижу, ты не такая. Ты не ропщешь перед моей властью, тебе не нужны богатства и статус любой ценой. Ты просто отчаялась.

– Главное, что здесь я чувствую себя в безопасности. А с остальным я свыкнусь. Я научилась привыкать ко всему.

– Ты ведь даже имени моего не знаешь.

Водяной улыбнулся. Надя впервые видела, чтобы он проявлял какие-либо эмоции. Она расценила это как хороший знак.

– Я думала у водяных нет имен. – поддержала слегка шутливую манеру водяного Надя.

– Водяной – это лишь статус, должность. А зовут меня Аркадием.

– Прекрасное имя, – негромко сказала Надя, улыбнулась и сделала шаг вперед.

В этом месте в озере оказалась пропасть. Девушка быстро ушла под воду. Её платье и длинные волосы взмыли вверх. В глазах защипало и ей пришлось их закрыть. Надя даже и не думала задерживать дыхание, поэтому вода сразу же начала заполнять нос и рот. Это оказалось больнее, чем она думала. Вода, ы которой она до этого момента дрожала от холода, жгла носоглотку и горло. Надя кашляла, барахталась и задыхалась.

Вскоре она почувствовала, как кто-то крепко прижимает ей к себе и плывет. Боль мгновенно прошла, Надя смогла вдохнуть и открыть глаза.

Она все еще была под водой, но та больше не причиняла ей боли. Горло не жгло, глаза не щипали. Вода вокруг словно стала воздухом.

– Поздравляю с началом новой жизни, – сказал водяной, все это время сжимавший Надю в своих крепких руках.

– Спасибо, – ответила Надя и прильнула к мужу.

Надя и Аркадий счастливо жили в подводном царстве. Как и обещала, Надя очень быстро свыклась с новым укладом жизни. Днями на пролет она бродила по озерному дну, рассматривала причудливые растения и камни или сидела в дворце водяного. В земной жизни она бы никогда не подумала, что на речном дне может скрываться такой большой дворец. Мраморные полы, голубые своды, зеркальные стены, хрустальные окна... Надя могла бесконечно рассматривать все это великолепие и восхищаться.

Аркадий искренне полюбил Надю. День он тратил на решение вопросов своего царства, но ночи проводил только с женой. Под луной он устраивал для Нади балы на берегу озера. Все обитатели его царства выходили на поверхность воды и кружились вальсе, Надя лежала на коленях Аркадия и улыбалась, словно он не был подводным властителем, а она совсем недавно не отказалась от всего того, что любила.

Говорят, родители повторяют судьбы родителей. Так происходит не всегда. Но Надя попала в тот несчастный процент.

Их сыну Владику было 6 лет, когда Надя заболела.

Все началось с кашля. Вскоре к кашлю добавились кровотечения из носа и рта, слабость и боль в груди. Придворные врачи разводили руками, когда обеспокоенный Аркадий просил их помочь. Они были бессильны, а Надя продолжала улыбаться и говорить, что хорошо себя чувствует, даже когда валилась с ног.