Текст книги "Тьма. Игрушка мажора (СИ)"

Автор книги: Ника Княжина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Глава 62. Просто наблюдение

– Ладно, ребятки, давайте-ка в дом. Иначе оба сейчас до бронхита догуляетесь, – раздаётся вдруг рядом с нами голос моего папы.

Чёрт! Надеюсь, что он ничего не слышал. Не готова я ещё с ним разговаривать на все эти темы. Особенно про предполагаемую беременность. Не хочу огорошивать папу раньше времени. Это ведь пока не точная информация, к чему ему лишние переживания?

Матвей будто и не слышит слова моего отца. Так и держится за меня, словно боится, что я прямо сейчас растворюсь в пространстве. И ждёт. Он думает, что я прямо сейчас озвучу своё решение.

– Пап, – зову я. – Помоги мне.

Стираю слёзы с лица.

Пока до конца не осознаю, что Матвей придёт к нам домой. Неожиданное решение со стороны папы. Я ведь никак не готова продолжать этот разговор. Тем более в чьём-то присутствии, да и наедине тоже не смогу.

Хотя, конечно, ему по-хорошему стоило бы проспаться. Прийти в себя. Судя по увиденной бутылке, половину он точно осилил. А когда протрезвеет… Не пожалеет ли он о своих словах? Вообще будет помнить, что произошло перед домом моего отца?

Как он стоял на коленях и вымаливал у меня прощение. И признавался…

Сердце тоскливо сжимается. Если бы эти слова были произнесены раньше. Намного раньше и в другой обстановке… Я была бы самой счастливой. Я бы поверила.

Папа подходит ближе и помогает Моте подняться. Но даже в вертикальном положении он меня не выпускает из своих рук. Цепляется за меня как за последний лучик надежды.

Кажется, что Матвей вообще не осознаёт, что происходит.

– Ириш… Скажи мне…

– Не сейчас, – качаю я головой.

– Ты простишь меня?

Я бросаю через него взгляд на папу. Понимаю, что ситуация до ужаса неловкая. Папа отворачивается и делает вид, будто не слушает наш разговор. И при этом тянет Мотю за плечи к дому. И я иду шаг в шаг с ними, потому что на мне руки Матвея. Он сжимает мою талию.

– Мне надо всё обдумать, – отвечаю уклончиво.

Никаких решений сейчас. Я не могу довериться ему. Слишком сильно обожглась. Мне было очень больно. И надо ещё посмотреть, какой он будет позже. Станет ли настаивать на своих словах или заберёт их назад…

Мы добираемся до дома.

– Давай-ка твоего… друга... отправим в гостевую комнату.

Я киваю. Спасибо, что папа не задаёт никаких вопросов. Не спрашивает, что за «друг» такой у меня, почему я реву, почему он передо мной на коленях стоял. И я удивлена такой эмпатии. Не думала, что папа вообще способен быть таким… заботливым.

Матвей покорно следует куда его ведут. Так же безропотно заваливается на застеленную кровать. Прямо в грязной одежде. Только в этот момент он меня и выпускает из объятий. И стоит коснуться ему головой подушки, как Матвей тут же вырубается.

Мы с папой стоим перед кроватью. Я в ужасе от происходящего, а папа, скорее всего, в ещё большем. Но я на него не смотрю. Я вижу перед собой только хмурое лицо Матвея. Он будто даже сейчас страдает.

Делаю глубокий вдох.

– И что же нам теперь делать? Может стоило его выгнать? – спрашиваю я тихонько.

– А ты хотела его оставлять в таком состоянии на улице?

– Нет, но нам нужно уезжать. Я не хочу из-за Моти и его выходки бросать подругу.

– Мотя?

Я закусываю губу. Да, как-то не до представлений было. Да и что бы я сказала? Папа, знакомься, это парень, который решил, что может играть мной, но потом вроде передумал, но я не уверена в его чувствах.

– Матвей Потёмкин. Мой сводный брат, ну и вроде как мой парень, – отвечаю максимально нейтральным тоном.

– Вот теперь я в шоке.

Я перевожу взгляд на папу. Он и вправду выглядит ошеломлённым. Надеюсь, это не из-за того, что у меня завязались отношения со сводным. Думаю, что он просто и не в курсе был, что у Кирилла Юрьевича есть сын. Мама с папой ведь толком после развода и не общались. Только на тему детей, то есть нас с Илюшей.

– Прости, – шепчу я.

– Ничего. Я просто не знал. Это… хм… немного неожиданно. Но оставим разговоры на потом. Давай я позвоню своей… подруге. Присмотрит за домом и Матвеем, пока нас не будет.

– Подруге?

Ну конечно. Почему я думала, что мой папа одинок? Я его жизнью как-то и не интересовалась. А то, как он выделил слово «подруга», даёт определённый намёк на то, что отношения близкие.

– Обсудим позже. План одобряешь?

Я киваю. И пока папа уходит звонить своей подруге, я сажусь на краешек кровати. Не удержавшись, тянусь к волосам Матвея и провожу по мокрым прядям пальцами. Надо бы хотя бы полотенцем его протереть, а то и правда заболеет.

– Конфетка… – вдруг тянет Мотя и обхватывает мою кисть.

Я вздрагиваю, хочется убежать тут же. Я не понимаю спит он или нет. Глаза закрыты, но дыхание беспокойное. Не могу пошевелиться. Но спустя пару минут понимаю, что он продолжает спать.

С трудом освобождаю свою руку из цепкого захвата Матвея и иду в свою комнату. Нужно собираться. И не думать о том, что по возвращении сюда обнаружу тут его. Он ведь уедет когда выспится, да?

Мне не хочется думать о будущем. Только не сейчас. Когда-нибудь попозже.

***

– Надежда Петровна мне понравилась, – говорю я спустя пару минут тишины в машине.

Папина подруга оказалась симпатичной женщиной. Улыбчивой и разговорчивой. А увидев меня, она сразу заключила меня в объятия и сказала, что счастлива наконец-то со мной познакомиться.

Неудобно правда, что папа не говорил про неё. Но видимо это у нас семейное. Огорошивать новостями и такими вот неожиданными знакомствами.

– Спасибо. Она очень хорошая. И твоего Матвея на место поставит при случае. Занимается делами несовершеннолетних. Может приструнить кого угодно.

Ого! Я бы никогда не подумала, что у этой добродушной женщины такая сложная профессия. Хм. Задумчиво смотрю на свои колени. Не привыкла я общаться с папой. Но чувствую, что у него ко мне много вопросов.

– Так Матвей и есть причина твоих слёз?

– Я запуталась, – признаюсь я и отворачиваюсь к окну. Изучаю капли на стекле. – Мотя… очень сильно обидел меня. И я не уверена, что готова простить его.

Папа долго молчит. Я даже думаю, что у него иссякли вопросы. Вот так просто. Да и что тут спросишь? Если бы хотела, рассказала сама. А папа правильно делает, что не лезет. Я всё равно не смогу с ним такие вещи обсуждать.

– Все совершают ошибки, – вдруг говорит он. – Я не собираюсь тебя учить жизни, поздновато спохватился. Но… Просто задай себе вопрос. Что будет, если его не окажется больше в твоей жизни. Готова ли ты к такому?

Сердце сжимается от боли. Я кусаю губу. Конечно, мне будет ужасно без него. Но я ведь вывезу это? Да? Или… сложно не поддаваться чувствам. Ведь несмотря ни на что, я его люблю.

А ещё папины слова заставляют задуматься. Кажется, что всё-таки он услышал намного больше, чем следовало бы ему знать.

– Пап… Это слишком сложный вопрос…

– Я думаю, ты знаешь на него ответ. У меня, скажем так, профдеформация. Я умею считывать чувства людей. Ещё по молодости в следственном отделе наработал этот навык. Так вот… Твой Матвей влюблён в тебя по уши. Может быть даже… немного одержим, – задумчиво говорит папа. – И он тебе ведь тоже небезразличен. Просто подумай… Не будешь ли ты жалеть в будущем, что не дала шанс этим отношениям.

Я замираю. Влюблён. Одержим. Папа впервые в жизни видит Матвея и говорит такое. А вдруг это правда? Это ведь так на похоже на Мотю. Скрывать свои чувства за масками. Никого не впускать в свою жизнь. Даже меня…

– Может ты и прав, – вздыхаю я и закрываю лицо руками. Едва держусь, чтобы не завыть в голос. Всё слишком сложно. Разрывает на эмоции. – Мы с ним оба запутались. Но я подумаю насчёт второго шанса.

Папа снова замолкает. Я откидываюсь на спинку кресла. Убираю руки от лица. Ну вот. Вроде даже получилось сдержать порыв снова разрыдаться. И как бы я ни была настроена, слова папы… дарят надежду. Маленькую. Но всё-таки… мне этого так не хватало.

– Правда помучить его всё-таки стоит, – добавляет папа с усмешкой. – Чтобы осознал, что мою дочь нельзя обижать. Хочешь заберу его на учения? Мои ребята быстро ему мозги на место вправят.

– Па, – усмехаюсь я. – Думаю, что можно обойтись и без этого.

Хотя забавно было бы посмотреть на то, как несладко придётся мажору в полевых условиях. Но я ведь не настолько жестока?

Глава 63. Исповедь

– Настя!

Ощущение, что мы вечность не виделись. Я кидаюсь к подруге на шею и не сдерживаю своих слёз. Меня буквально с головой накрывает всеми эмоциями сразу. Оглушает.

Я приехала, чтобы поддержать её, а вместо этого понимаю, что не смогу промолчать. Я должна ей всё рассказать. Я просто не вынесу, если это будет и дальше сидеть во мне. Не хочу никакой недосказанности между нами. Уж мне ли не знать, к чему это приводит.

– Ира!

Настя тоже плачет. Мы с ней рыдаем в два ручья. Я только рада, что мы в её комнате, и нас никто не видит. Кстати, она ведь даже встречать меня не вышла. Но её отец дома, всё обошлось. А ощущение, что у неё случилось что-то ещё. Какое-то горе.

– Как ты? Прости, что не позвонила тебе. Мой телефон умер. А я… вчера я была не в себе… И… – я запинаюсь.

Стираю слёзы с лица, хлюпаю носом и не знаю, что сказать. Если и начинать, то с самого начала, а не с конца. Иначе история выйдет неполноценной.

– Я рассталась с Антоном, – шепчет Настя с такой болью в голосе, что у меня мурашки по телу бегут.

– Насть.

Я снова притягиваю её в объятия. Так и сидим. Теперь беззвучно плачем. Блин, а ведь я думала, что у Насти есть Шип. Что она вчера была под его защитой, а выходит, что у них что-то случилось. Они ведь не сегодня расстались? Вчера я видела между ними… пожар.

Это же заметно было на вечеринке.

– Что у тебя случилось? – спрашиваю я, когда немного беру себя в руки.

– Сначала ты, – говорит Настя. – Ты ещё вчера планировала мне что-то рассказать. Ириш, я не понимаю… Ты меня совсем запутала со своим Матвеем.

– Я знаю. Я просто… прости меня. Я всё расскажу.

Мы с Настей забираемся в кровать, как в старые добрые времена. Когда могли часами болтать, лежа на диване или сидя в детском домике на дереве. Да нам было всё равно где.

Когда мы встречались, то трещали без умолку. А потом что-то пошло не по плану. Я выросла и стала закрытой. Отгородилась от неё. В этом и была моя ошибка. И сейчас я лежу на подушке и собираюсь с мыслями.

Исповедь.

Тяжело вздыхаю и начинаю. Говорю про то, как Матвей появился на пороге моей комнаты. Как заявил, что я буду его игрушкой. Как поцеловал. Мой первый поцелуй, который запомнился шоком.

И как мы с ним виделись на протяжении этих двух лет. Вспоминаю первое свидание, на которое я пошла с Литвиновым, а там появился Матвей. Дал по носу Вите и увёз меня к отелю. До смерти напугал тем, что мы с ним в номере будем время проводить.

Я рассказываю, как Мотя поцеловал меня на виду у всей школы, а я прежде заявила всем, что это просто мой сводный брат. И как со мной перестали общаться одноклассницы, решив, что я врушка.

Вспоминаю и то, как Матвей приезжал ко мне и не приставал. Мы с ним просто молчали. И один раз даже спали в обнимку на диване в гостиной. За что я огребла по полной программе от мамы.

А ещё я рассказываю о том дне, когда Настя была у меня в гостях, когда я ушла от неё, соврав, что иду к однокласснице. И рассказываю про мой побег к Насте после того, как поняла, что Мотя серьёзно намерен воплотить в жизнь своё желание. А именно – лишить меня девственности. Быть первым.

По её глазам я вижу, что она в шоке. Но не перебивает. И я уже даже готова к тому, что к концу моей речи Настя просто вычеркнет меня из своей жизни. Я слишком много врала ей, и понимаю это.

Сглатываю и продолжаю. Вечеринка у Шипа дома, где я пообещала позволить Моте всё. От отчаяния, потому что уже не знала, как от него отделаться. И таблетки снотворного, и мой «гениальный» план накачать его и сделать вид, что между нами что-то уже было…

Боже. Каким же бредом это сейчас кажется…

И вишенкой на торте выступает видео, где я прошу в самой некрасивой форме Матвею уже сделать то, что он так хочет. Ибо я напилась так, что до сих пор не помню этих часов своей жизни. А потом безумный спор, что я буду жить у него и если между нами ничего не случится, то он меня отпустит. И моё же поражение.

– Ты спала с Матвеем? – охает Настя.

– Даже больше. Я сама… полезла к нему, – я прикрываю глаза и вспоминаю этот день. Нет, перед подругой не стыдно открывать этот эпизод. Потому что я всегда думала, что так и случится. Я расскажу ей сразу же, как только это произойдёт. Ведь это Настя! Ближе у меня никого нет. – В тот день мы поссорились с нашими родителями. Они заявили, что хотят завести общего ребёнка. А мы с Мотей вспылили. Ушли на задний дворик и там всё и случилось.

– На улице?!

Кажется, Настиному изумлению нет конца и края.

– Я была сверху, – добиваю я. – На лавочке.

– Обалдеть.

Я смеюсь. Впервые за время исповеди мне становится смешно. Тогда с Матвеем я переключилась. Отпустила эмоции и позволила себе почувствовать себя счастливой. И ведь мне казалось, что мы с Матвеем так близки. Я поверила, что между нами не просто игра или какой-то идиотский спор.

И возможно я права. Может быть он тоже это чувствовал. Но это не отменяет того факта, что Мотя этого признать не смог. Ему потребовалось намного больше времени, чем мне, чтобы понять, что он неравнодушен ко мне.

Чтобы признаться мне в любви.

– Он кончил в меня, – закусываю я губу. – И возможно я беременна, потому что месячные со мной решили попрощаться.

– Что?!

Настя резко садится в кровати. Смотрит на меня шокировано. Хотя куда уж больше. И я переворачиваюсь на бок. Подкладываю руку под голову.

– Я не делала тест. Потому что боюсь, что это правда. Глупо, да?

– Ира… Ну почему ты не рассказывала? Я бы всё поняла. Я бы поддержала тебя. Во всём, что бы ни случилось. Матвей полный придурок. Если бы ты только сказала… Надо было рассказать всё Илье!

– Ты знаешь… После того случая на лавочке мы уехали от родителей. В отель в горы. Ну помнишь… Я не появлялась в универе. И тогда всё было по-другому.

Я отвожу взгляд в сторону. Потому что этот отпуск навсегда останется в моей памяти светлым пятном. О чём я и говорю. Открыто признаюсь, как я наслаждалась этими днями. Как поняла, что влюбилась. И мне казалось, что Матвей любит меня.

А потом мы вернулись. И всё было хорошо до поры до времени. Но я накрутила себя из-за его визитов в общежитие, а потом Литвинов меня затащил в комнату… Тут я рассказываю сухо и быстро, чтобы не вводить Настю в ещё больший транс. Да у меня и самой нет желания ковыряться в этом деле.

И катарсис. Матвей шантажирует меня видео.

– Не может быть!

– Да. И твой Антон это слышал.

– Что?!

По глазам Насти вижу, что в её голове стыкуется какая-то картинка. Она ложится обратно на кровать. Обнимает подушку и смотрит на меня.

– Ира, у меня просто нет слов. Одни только маты в голове на эту историю. Спасибо, блин, Антону за обогащение моей речи. У него через слово бранная речь проскальзывает…

И Настя замирает. Будто вспоминает о чём-то очень болезненном. Только что отвлекалась на мой треш, а тут осознала, что собственный её не покинул. Я тянусь к ней и беру за руку в подбадривающем жесте.

– Вы такие разные. Расскажешь, что у вас случилось?

– Обязательно расскажу. Но у меня вопрос.

– М?

– Что ты собираешься делать дальше?

Хороший вопрос. Очень хороший. Потому что на самом деле я понятия не имею, что мне делать и что ждёт меня впереди. Мотя в доме моего отца и рано или поздно мы с ним увидимся.

И что-то случится.

Глава 64. Прочистить мозги

Матвей Потёмкин

– Подъём, салага!

Бездна. Какого чёрта происходит? Резкий женский голос над головой. А внутри… проще сдохнуть сразу, чем начать разбираться. Ощущение, будто башку сдавило обручем, а во рту раскинулась пустыня.

– Пить, – хрипло выдыхаю.

Глаза-щёлочки. Пытаюсь рассмотреть кто там надо мной возвышается.

Определённо, объект неопознанный. Последнее воспоминание, как валяюсь в ногах у Иры, умоляю меня простить и признаюсь в любви. Как долбанный придурок упустил своё счастье, но рассчитываю ещё на что-то.

Мечтаю всё исправить. Но в её глазах… не вижу прощения.

Блядь. Без неё всё бессмысленным становится. Ничего не хочу. Мне только моя конфетка нужна. Моё спасение. Где она?!

– Пить я могу организовать, а в принципе, почему бы и нет?

В лицо с размаха получаю дозу долгожданной воды. Только, блядь, в рот нихрена не попадает. Подрываюсь с места и протираю лицо руками. Твою мать, что за херня творится?! Я умер и попал в ад?

– Блядь! Что вы творите?!

– Так. Со мной, молодой человек, вам придётся подружиться. А я очень не люблю маты. Поэтому за каждое бранное слово вы переводите мне на карту сто рублей.

Я ошалело смотрю на невысокую хрупкую женщину примерно лет пятидесяти. Тёмные волосы. Каре. Строгие глаза. И несмотря на внешнюю хрупкость, понимаю, что баба огонь. В смысле, женщина в расцвете сил и с железным характером.

Куда это я умудрился вляпаться?

– Сто? – изумлённо тяну.

Что за детский сад? Материться при ней нельзя. Кто она вообще такая?

– Да, вы правы. Судя по брендовой одежде, припаркованной у дома машине, часам… Мажор. Думаю, что тысяча сгодится. Но вы не переживайте, это я не для себя. Все средства отправлю в благотворительный фонд. Идёт?

– Пиздец какой-то.

Я протираю снова лицо руками. Сжимаю виски, где меня нехило так лупят молоточки. Который час? И в какое адское место я попал? Мне сейчас только нравоучений не хватало. От незнакомой дамочки.

– Две тысячи уже накапало, – хмыкает женщина. – Меня зовут Надежда Петровна. Думаю, что я могу уже на «ты» перейти? Вроде познакомились, Матвей. Если будешь хорошим мальчиком, налью тебе чай и дам поесть.

– А может быть вы меня сразу прибьёте, чтоб не мучился? – уточняю у Надежды. Очень у неё имя звучное. Вот я на неё и рассчитываю. На надежду.

– Ирочка расстроится. А нам этого не надо, да? Будем возвращать тебя к жизни.

Я вздыхаю. Ладно. Будем решать проблемы по мере поступления. Раз всплыло имя моей конфетки, значит, всё не так плохо. Это, скорее всего, дом её отца, а значит, эта Надежда Петровна имеет какое-то отношение к Ростовским.

Смотрю на женщину новым взглядом.

– Конечно, называйте меня как пожелаете, Надежда Петровна. А я могу… ополоснуться, прежде чем пойду заслуживать чай и жратву?

– Еду, Матюша. Не порть красивую русскую речь. Конечно, ты можешь искупаться. Я даже для тебя нашла одежду. Надеюсь подойдёт. Это Илюшина. Иришиного братика.

– Спасибо.

Я кошусь на стопочку, которую мне аккуратно сложила удивительная Надежда Петровна. И когда она оставляет меня в комнате одного, поднимаюсь и плетусь в ванную комнату. Жизнь полный отстой, а после коньяка, выпитого на голодный желудок, ещё отстойнее.

Но ради Иры я продержусь. Узнаю, где она и буду снова и снова упорно добиваться её. Пока не заслужу прощения.

Если заслужу. Чёрт возьми, если только она сможет простить все мои косяки.

***

– Ну вот, другое дело, – довольно улыбается Надежда Петровна, окидывая меня внимательным взглядом. – На человека ты уже похож, Матвей. Садись за стол.

Я покорно иду к стулу. В кухне пахнет обалденно. Вкусный аромат чая с какими-то травами и блины. Блядь. Я сто лет не ел домашних блинов. Когда-то давно, пока мой отец ещё не перессорился со своими родителями, он отправлял меня к ним в деревню. Бабуля пекла блины. Запах детства.

А потом всё пошло насмарку. Отец отгородился от них, а теперь уже и никого в живых не осталось. Есть только небольшая горстка воспоминаний, что там было хорошо. Никаких статусов, никто меня ни в чём не обвинял, и я был вроде как… нужен.

– Держи сметанку. Я всегда покупаю фермерскую, она самая вкусная. Свеженькая.

На столе появляется стопка ровненьких кругляшей, похожих на солнце. Белоснежная сметана на блюдце, а следом и кружка с горячим чаем. Во рту собираются слюнки.

– Спасибо, Надежда Петровна.

– Пожалуйста, Матюша.

Бросаю беглый взгляд на женщину. Спокойная. Уверенная в себе. Садится напротив меня и тоже пьёт чай и с аппетитом уминает приготовленное блюдо. Поколебавшись не больше пары секунд, тоже приступаю к еде.

Вообще странно всё. Ем блины с незнакомой женщиной. В доме своей девушки. Хотя тут вопросики. Ириша вряд ли считает меня своим парнем. Сбежала. А я потом её полночи искал. Гонял с одного края города в другой, потом к её маме, она-то мне и сказала адрес отца конфетки.

– Итак, Матвей. Хотела сказать тебе одну вещь. Я не в курсе, что там у вас с Иришей происходит, но ясно одно. Ты где-то очень сильно ошибся. А в твоём возрасте уже должно быть понятно, что девочек обижать нельзя. Тем более, таких нежных и ранимых, как наша милая Ириша.

Блин в горле застревает. Блядь. Лекция. Будто я сам не понимаю, что сделал всё неправильно. Надо было лучше копаться в себе. Надо было осознать и понять, что я люблю её, а не отмахиваться от странного желания всегда быть рядом с ней, заботиться, переживать, что кто-то на неё посмотрит, попробует её отнять у меня.

Игрушка. Это каким идиотом нужно было быть, чтобы ляпнуть ей это? Ну какая она игрушка, она мой свет. Она всё. Центр моего мира. Солнце в моей Вселенной. И я обижал её. Самого дорогого мне человека.

– И если ты не исправишь свои ошибки, если Ира не захочет, чтобы ты рядом появлялся, то тебя не будет в её жизни. Доходчиво объяснила?

Надежда Петровна напряжённо смотрит на меня. Ждёт ответ.

– Да кто вы?

– Можешь считать, что я вторая мама Иры. И ещё я бываю очень злой временами. Если с моими близкими плохо обращаются.

– Понял, – поднимаю руки вверх, показывая, что сдаюсь. – Надежда Петровна, извините, но мне нужно отлучиться. Переварить информацию и перекурить это.

– Переварить можно, а вот курить не стоит. Рассказать об ужасах курения? И, кстати, за них штраф выше. Каждая выкуренная сигарета – пять тысяч на счёт.

Я усмехаюсь. Безумная женщина. Тянусь к телефону. Куплю себе право выкурить хоть одну, а потом брошу. С такой тёщей не побалуешься. Чёрт. Хлопаю себя по карманам, и вспоминаю, что телефон в машине оставил.

Увидел тогда Иру на улице и обо всём сразу забыл.

– Я сейчас. Пойду за телефоном. Нужно же вам перевести за маты, – смеюсь я и поднимаюсь с места.

Надежда Петровна меня не останавливает. Я выхожу на порог дома. Вдыхаю свежий воздух. Тут намного приятнее, чем в городе. Дышать лучше.

Было бы здорово нам с Ириной, как отучимся, купить дом, а не квартиру. И с ребёнком будет проще. Не на площадку тащиться, а на заднем дворике коляску качать. Сам себе удивляюсь и своим мыслям. Явно в голове что-то перестраивается.

Потягиваюсь и спускаюсь по ступенькам.

И в этот момент открываются ворота и во двор въезжает машина, озаряя меня фарами. Приехали.

Сердце сжимается, когда вижу конфетку. Она появляется со стороны пассажирского сиденья. И бросает настороженный взгляд на меня.