Текст книги "Ячейка (ЛП)"

Автор книги: Ник Винсент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Священник посмотрел на пистолет в своей руке. Пистолет был маленьким, аккуратным и хорошо вычищенным – оборонительное оружие, полезное в ближнем бою.

Послышался глухой удар и гул горящей огнесмеси, помещение осветилось красно-оранжевым пламенем огнемета. Но Пардью все еще не видел врага. Он заметил, как Логир бросился к входу и выстрелил в узкий проем между поврежденными стенными панелями, где никогда не было двери. Какофония снаружи вдруг распалась в разуме Пардью на отдельные звуки, ясные и отчетливые: топот ботинок по земляному полу, щелчок спускового крючка, медленный выдох прицеливающегося стрелка, звук механизма подачи патронов уродливого автогана, хриплое неровное дыхание врага.

«Враг», подумал Пардью. «Один враг».

Он сделал несколько неловких шагов, пригнувшись к земле, и положил руку на спину Логира.

Крак! Крак! Логир выстрелил в пролом еще два раза, с пласкритовых стен посыпалась древняя пыль, со звуком, похожим на шум сыпавшегося песка.

Пардью протянул руку через плечо Логира, чтобы рабочий мог видеть его жесты не оборачиваясь. Священник указал одним пальцем на пролом в стене, и поднял этот палец вертикально перед грудью Логира. Между их позицией и позицией противника не было линии прямой видимости. Их было двое, а противник один.

Швуум! Комната снова осветилась огнем. Но пламя огнемета не подожгло ничего, а лишь опалило земляной пол. Частицы земли запеклись и раскалились докрасна, но Пардью и Логир были вне досягаемости, а больше гореть там было нечему.

Крак! Крак! – ответил огнем Логир.

Пардью досчитал до трех, поднялся в полный рост и бросился к правой стороне пролома, сжимая в обеих руках пистолет Логира. Логир последовал за ним и вырвался вперед, пока Пардью обстреливал пролом из пистолета, не пытаясь приблизиться к врагу.

Когда Логир шагнул в пролом и повернулся, то оказался лицом к лицу с противником – на расстоянии менее метра, глядя прямо в налитые кровью и заплывшие гноем глаза застигнутого врасплох врага. На лице этого не было маски. Он нес огнемет на спине, держа его ствол под мышкой, и пытался поднять для выстрела автоган. Его торс был голым, серая кожа скользкой от пота, множество язв и нарывов окружали разъемы, вживленные высоко по обеим сторонам груди. Логир смотрел на него лишь долю секунды. Он не стал стрелять.

Пардью слышал, как штык-стилет вошел в плоть врага, еще раз и еще раз. Он услышал сырой звук вскрытой брюшной полости и глухой стук падающего тела.

– Надо выбираться отсюда, – сказал Логир, шагнув в пролом.

Пардью без раздумий последовал за ним.

– Я могу тебе доверять? – спросил Пардью, когда они покинули тот район и укрылись в комнате в каком-то жилом здании; он не знал, где именно.

Логир рассмеялся.

– Мы давно забыли о доверии, священник, – сказал он. – Ты не знаешь моего имени, а я не знаю твоего, но у нас есть общее дело.

– Я не хочу передавать осколки мальчику, слишком большой риск, что его убьют, – сказал Пардью.

– Тогда ты должен быть готов доставить их сам, – ответил рабочий. – Будь я проклят, если возьму их у тебя после этой неудачи.

– Оккупанты повсюду, – произнес Пардью.

– Они повсюду там, где ты, – сказал Логир. – Ты не передал осколки из-за них, а этой ночью они опять знали, где ты. Я прекращаю операцию и лягу на дно. Откуда я могу знать, что они не следят за тобой? Откуда мне знать, что ты не предатель?

– Я сделаю это, – упрямо процедил священник сквозь зубы.

– Это не игра, – сказал Логир, вставая, чтобы взять тарелку у невысокой стройной женщины, работавшей у старинной печи в другом углу комнаты – слишком близко, чтобы не слышать разговор между ними.

– Ей можно доверять? – спросил Пардью, указав на женщину.

Логир снова рассмеялся.

– Мы знаем, ты пытался привести его в сознание, – сказал он.

– Что за… – начал Пардью.

– Как я говорил, это не игра, – устало сказал Логир. – Ты слишком промедлил. За тобой следили, и теперь мальчик вышел из операции.

– Я доставлю осколки, – заявил Пардью.

– Это трудно, – сказал Логир. – И крайне, критически важно. То, что случится потом, может изменить все. Мне приказано говорить тебе лишь то, что тебе необходимо знать.

– Я не хочу знать, – ответил айятани. – Я хочу лишь внести свой вклад.

– Да, но тебе нужно это знать. Мы хорошо организованы, действуем эффективно и не теряем людей зря. Босс послал меня к тебе, потому что не было другого выбора. Нам нужны союзники в улье, вооруженные и готовые действовать, и нам нужно безопасное место, чтобы переправить…

– Переправить что? – спросил Пардью.

– Ты, наверное, слышал… мы еще можем выиграть эту войну. Мы лишь должны быть готовы, когда… – Логир не договорил.

– Магистр Войны… – начал Пардью, но рабочий прервал его.

– Чем меньше ты знаешь, тем лучше для тебя. Но ты должен знать, что это крайне важно. Нам известно, что происходят утечки информации, что это работа предателя. Но мы не знаем, кто предатель.

– А осколки? – спросил священник.

– Указатели направления, – ответил Логир, – к тайнику. Нам нужно переправить оружие отсюда, в другую ячейку. Но они должны доказать, на что они способны, прежде чем мы начнем перевозку… Мы не сможем увезти его далеко.

– В одну из ячеек в улье? Туда мальчики доставляют информацию.

– На осколках координаты тайника, но им понадобятся все шесть. Мы планировали передать их по частям, но уже не можем…

– Не можете потерять еще одного человека, – закончил за него Пардью. – Как можно связаться с ячейкой в улье? Мальчик?

– Он не вернется в ячейку, пока ты не передашь ему осколки, а теперь это невозможно. Мне известно имя… один из ваших…

– Из моих? – удивился Пардью.

– Священник по имени Ревере.

Миниатюрная женщина в другом конце комнаты сидела тихо во время их разговора, но сейчас начала двигать сковородки и тарелки, производя слишком много шума.

– Ты должен идти, – сказал Логир, поняв этот сигнал.

Пардью не ответил, просто поднялся и повернулся, чтобы выйти в ту же дверь, в которую вошел. Логир сделал знак женщине, которая подняла ковер, висевший на стене рядом с печью и скрывавший запасной выход. Пардью перевел взгляд с женщины на Логира.

– Следуй прямо вперед пару сотен метров, а потом сверни в северный коридор и иди полкилометра; ты увидишь знак.

Пардью выскользнул из комнаты, не говоря ни слова.

Айятани Ревере стоял перед Бедло, Маллетом и Шуи, сжимая в руках молитвенник так, словно душил его. От пыла в его голосе глаза Шуи сияли.

– Император хранит милость Свою к тем, кто следует за Ним до самой смерти. Не бойтесь долга, не бойтесь невзгод, ни боли, ни страданий. Слава нашей соратнице и воистину соратнице Императора Веско, за жертву ее ради товарищей, ради Рередоса, ради Империума.

На секунду наступила тишина, и Шуи не удержался от того, чтобы один раз хлопнуть в ладоши, пока не осознал, что, какой бы волнующей ни была речь священника, сейчас не время для аплодисментов.

– Если бы у нас было больше оружия, если бы наше оружие было лучше, Веско, возможно, не погибла бы, – сказал Бедло.

– Она погибла, чтобы спасти нас, – произнес Шуи.

– Воистину так, – ответил священник.

Маллет сидел на корточках, как всегда, спиной к стене, и опять разбирал лазган Бедло. Бедло посмотрел на него. Наемник продолжал свою работу, не обращая внимания на заупокойную службу айятани по Веско. Он не присоединился к ритуалу, даже не поднял взгляд. Словно Веско никогда не существовала, словно она ничего не значила для Маллета. Но для Бедло в этот момент она значила очень многое. Его отношения с Маллетом всегда были напряженными, но сейчас неприязнь достигла критической точки.

Бедло взмахнул кулаком, выбив лазган из рук Маллета. Маллет приставил нож к горлу командира, прежде чем кто-нибудь понял, что случилось.

– Спокойно, – произнес айятани.

Прошло несколько напряженных секунд, в течение которых священник оценивал ситуацию; одно неверное движение сейчас могло уничтожить ячейку и некоторых ее участников. Ревере знал, что Маллет был трудным человеком, а Бедло сейчас крайне взвинчен. Секунды шли, и Шуи многозначительно посмотрел на священника, словно спрашивая, что делать. В конце концов айятани перевел взгляд с Маллета на Бедло, подмигнул и громко рассмеялся; он смеялся долго, широко открыв рот.

Маллет убрал нож, подобрал упавший лазган и вернулся к прежней работе. Шуи смотрел на Маллета, потом на священника, и, наконец, на Бедло, ожидая его реакции. Бедло поправил куртку, несколько успокоившись.

– Информация уже должна поступить, – сказал он. – Где мальчик?

– Он придет в нужное время, – ответил Ревере. – Ячейка в агро-галереях сильна и активна, но им нужна наша помощь. Они дадут вам то, чего вы хотите. Они поделятся оружием, но и вы должны будете доказать, на что способны. Будет больше рекрутов и больше оружия, можете на это рассчитывать.

Маллет, настраивавший прицел лазгана, поднял взгляд.

– И больше смертей, – сказал он.

– Если легенды говорят правду, – сказал Ревере, – Император спасет Рередос, и умирать будут только враги.

Пардью стоял на узком перекрестке под нависающим верхним этажом заброшенного мануфакториума, небольшой местной фабрики по производству одежды, и смотрел на жалкую питейную лавчонку, обслуживаемую одной из многих вдов, пытавшихся кое-как заработать на жизнь на окраине улья. На секунду в подвальном окне мигнул синий свет, почти незаметный снаружи, если бы не слабый отблеск от него на мокром тротуаре. Этот адрес был указан ему для встречи с айятани Ревере, но Пардью не чувствовал спокойствия. Он ощущал тревогу и неуверенность.

Ему казалось, что в этот раз пришлось избегать экскубиторов и глифов куда чаще, чем обычно, и Пардью подумал, что Логир, возможно, прав, и за ним следят. Глубоко вздохнув, он попытался найти в себе смелость пересечь улицу и подойти к указанному месту.

Пока он собирался с духом, ставни над его головой открылись и снова закрылись, и через секунду кто-то взял его под руку и повел к тому месту, куда он смотрел.

Пардью не смотрел на своего миниатюрного спутника, но понял, что это, наверное, женщина или, может быть, мальчик. Эта мысль ему не понравилась, ведь он пошел сюда сам, чтобы спасти мальчика. Он потер пальцами левой перчатки о ладонь, чтобы убедиться, что осколки на месте. Они были на месте.

Лишь в паре метров от двери лавки спутник Пардью притворился, что падает, и поставил священнику подножку, повалив на мостовую и его.

Пардью приготовился вскочить на ноги и защищаться.

– Не двигайся, – прошептал его спутник, склонившись над ним и притворяясь, что обыскивает. Пардью спрятал левую руку за спину и увидел, что смотрит в лицо мальчика примерно четырнадцати лет. Мальчишка сильно пнул его в живот и, завизжав, бросился бежать.

На мостовую позади Пардью пролилось еще немного света, когда открылась дверь лавки и на помощь священнику вышел высокий крепкий мужчина с хмурым лицом. Пардью продолжал притворяться, позволив ему помочь себе, хотя помощь не требовалась, и высокий человек поддерживал его, когда они оба вошли в питейное заведение. Должно быть, это и был его связной.

– У тебя информация? – спросил Ревере, склонившись над Пардью, словно чтобы осмотреть его раны, хотя никто в комнате не мог их видеть, кроме вдовы.

– Ревере? – спросил Пардью. – Айя…

– Император спаси нас, – прошипел Ревере, пристально глядя на младшего священника. – Никаких имен и никаких званий.

Пардью смотрел в глаза Ревере секунду или две, не вполне понимая, что он там видит, но, тем не менее, испытывая страх. Медленно, все еще глядя на старшего айятани, он снял перчатки и положил их на стул рядом с маленьким открытым очагом. Он протянул руки к очагу, чтобы почувствовать тепло желтого пламени.

– Я погреюсь немного, – сказал Пардью, – и пойду. Никому от этого хуже не станет.

Он больше не смотрел на Ревере, и через несколько минут, собравшись с духом, вышел из комнаты, оставив ее в том же виде, в каком вошел, только теперь его перчатки лежали на стуле. Ревере подобрал их и сунул в карман. Скатав с пола клеенчатый коврик, он поднял вделанную в пол ручку люка, ведущего в подвал.

– Священник? – спросил Озия буфетчицу, поднеся стакан к губам.

– Их двое, – ответила женщина.

Озия получил подтверждение, что осколки, наконец, достигли места назначения. Он поставил стакан на стойку и ушел.

Ревере не смотрел на осколки, он просто отдал их Бедло, втиснув их ему в руку.

– Делай что должен, с благословением Императора, – прошептал айятани.

– Император хранит, – сказал Бедло, глядя в глаза священнику.

Он подождал, пока старик благословил их всех и помолился над их оружием, прежде чем оставить их. Потом, пока Маллет разбирал лазганы и автопистолет, а остальные стояли на сторожевых постах, Бедло осмотрел керамитовые осколки. Их пришлось рассматривать в лупу, но вскоре Бедло смог разглядеть знаки на них – указания направлений по компасу на лицевой стороне и цифры, обозначающие градусы и минуты на обратной. По румбам компаса Бедло аккуратно расположил осколки в нужном порядке, начиная с севера, перевернул их и увидел направления.

Повернувшись к Маллету, он сказал.

– Дай мне карту. Должно быть, это не одно место.

Маллет снял с пояса палочку немногим больше карандаша, цилиндрическую, примерно полсантиметра в диаметре. На ней не было заметно никаких швов, но Маллет быстро разломил ее пополам и начал извлекать из нее что-то. Вскоре он вытряхнул из нее кусок шелка размером около сорока пяти квадратных сантиметров, покрытый множеством тонких линий и крошечными надписями, расчерченную на квадраты, со стрелкой, указывающей на север и координатами по краям.

Карта была ценнейшим ресурсом, ее рисовал вручную несколько лет и перерисовывал при любой возможности один из подпольщиков, ныне покойный.

Маллет дунул на пол между собой и Бедло, подняв облачко тусклой пыли, и положил карту, повернув ее к командиру.

Бедло методично осмотрел карту, отметив пальцем их положение на данный момент. В другую руку он взял пустую палочку и, перепроверив координаты, отметил на карте еще два места, образовав между тремя точками неправильный треугольник. Потом он снова отметил первую точку, указав на их изначальное положение.

– Это меньше чем в километре отсюда, – сказал Шуи, заглянув через плечо Маллета.

Маллет взял карту и начал снова ее сворачивать.

– Наверное, в том месте тайник, – сказал Бедло. – Другие координаты – этот что-то еще.

– Даром ничего не бывает, – произнес Маллет.

Бедло поднял глаза и подозрительно посмотрел на него.

– Другие координаты – это место, на которое нужно совершить нападение, – сказал он. – Они хотят, чтобы мы отработали полученное, проявили себя.

– И? – спросил Шуи.

Бедло протянул руку в направлении Маллета.

– Дай это мне, – сказал он.

Маллет швырнул ему древний лазган, от которого так и не смог добиться правильного звука при выстреле. Секунду Бедло подержал его в руках. Потом он сжал ствол обеими руками и, размахнувшись, со всей силы ударил прикладом в комковатую рокритовую стену подвала. Разлетевшись о стену, лазган издал в точности тот треск, который должен был получаться при нажатии спускового крючка. Бедло разбил его с такой силой, что остаток ствола в его руках сильно погнулся и стал практически неузнаваем. Бедло бросил его на пол, но Маллет уже копался в обломках в поисках чего-нибудь полезного.

– Видеть больше не хочу этот кусок дерьма, – сказал Бедло. – Достаньте немного огнесмеси, и я покажу, как надо жечь.

Пардью смотрел на пять склоненных голов перед ним. Пятеро верных его прихожан стояли вокруг него полукругом. Лица их всех были ему знакомы, хотя и были скрыты густыми тенями от склоненных голов. Айятани не ожидал снова увидеть Логира, но Логир был здесь – шестой прихожанин – и смотрел прямо на него. Он не склонил голову в молитве Императору. Пардью задержал на нем пристальный взгляд, продолжая читать последнюю молитву, и Логир медленно опустил голову и закрыл глаза.

– Ты вернулся, – сказал Пардью, когда остальные ушли.

– Человек ищет утешения и укрепления силы там, где может, – не моргнув, ответил Логир.

Пардью хотел сказать что-то еще, но не мог придумать, что именно.

– Ты хотел узнать, доставил ли я осколки? – спросил он наконец.

– Нет, – ответил Логир. – Добрый вечер, айятани.

– Император хранит, – машинально произнес священник, и Логир проскользнул через низкую дверь в темную аллею на улице.

Пардью поспешно спрятал молитвенник под одежду, приготовившись последовать за рабочим. Он хотел посмотреть в лицо Логиру, но не знал почему. Впрочем, это не имело значения; он все равно опоздал. Когда Пардью вышел в аллею, там не было никого, даже мальчика.

Люди на Рередосе редко ходили группами. Группы местных жителей вызывали подозрение у солдат оккупационных войск и заставляли глифы нервничать. Допускалось ходить по двое, но лишь женщины и дети могли ходить по трое и больше, и то не всегда без помех.

Поэтому ячейка Бедло не могла идти к тайнику в полном составе, и Бедло приказал своим подпольщикам разделиться и следовать разными маршрутами.

Бедло хотел бы, чтобы старый айятани поддержал их, но не знал, придет Ревере или нет. Бедло не был его начальником, и знал, что если Ревере перед кем-то и отвечает, то лишь перед Императором. Поэтому Бедло мог лишь сообщить ему время и место нападения и ждать. Но Бедло был начальником Шуи, и приказал ему идти к месту сбора вместе с новым рекрутом Эйлли. Бедло знал, что Шуи сообразительный и ловкий парень, который без проблем смог бы завербоваться в Имперскую Гвардию, если бы война не отрезала Рередос от Империума; но Бедло еще не доверял Эйлли, который лишь недавно присоединился к подпольщикам и мог оказаться обузой.

Бедло приходилось доверять Маллету, несмотря на напряженные отношения между ними. Выбора просто не было: наемник фактически сам себе закон. Он был непредсказуем, но когда доходило до боя, на него можно было положиться. Бедло иногда думал, не перейдет ли Маллет на сторону врага, если его перестанет устраивать нынешнее положение. Это бы его не удивило.

Бедло заметил Маллета на полпути по главной дороге, ведущей к агро-галереям; наемник шел на юг, направляясь прямо к указанному месту, почти под прямым углом к пути Бедло. Сам Бедло шел почти в точности с востока на запад, мальчикам же он указал более длинный путь, в обход нижних западных кварталов улья, ведущий к северу от их места назначения.

Участники ячейки должны были встретиться у тайника и дальше идти вместе, но не такой группой, которую бы легко заметили вражеские охранники, патрулировавшие у окраин агро-галерей.

Бедло сейчас хотелось бы иметь аугметику. Он начинал чувствовать себя слишком заметным среди рабочих, которые жили, ели и спали в этих кварталах. Но его снаряжение выглядело достаточно убедительно, и он приспособил старую крышку фильтра, чтобы было похоже, будто фильтр прикреплен к его груди. На первый взгляд его можно было принять за сельскохозяйственного рабочего, хотя более подробный осмотр выдал бы его. В стандартном снаряжении рабочего был замаскирован огнемет, который Маллет вычистил и приготовил к бою. Бедло лишь надеялся, что огнесмесь, которую сумел достать Маллет, чтобы заправить резервуар хотя бы наполовину, действительно будет гореть.

Мальчишки по всей планете были одинаковы, и Шуи с Эйлли не являлись исключением. Аугметика не делалась рабочим очень давно, и мальчики, работавшие в галереях, не отличались от тех, что жили в улье или на «ничейной земле» – в районах между агро-галереями и ульем. Вражеские солдаты иногда охотились на них ради развлечения, но даже будучи легкой добычей, они были шумными надоедливыми маленькими засранцами, и по большей части их не трогали.

Маллет предпочел обойти зигзагом по краю улья, чем лишнее время ждать поблизости от галерей. Он не доверял открытым пространствам или ровным рядам туннелей, тянувшихся на большие расстояния. Ему не нравился слишком упорядоченный вид этого места. Куда спокойнее он чувствовал себя в улье, где невозможно разглядеть что-то дальше следующего угла или перекрестка, и где никто не заметил бы его с любого расстояния, особенно эти проклятые глифы. Он пробирался по аллеям и переулкам, по дворам зданий с разбитыми окнами, и по бесконечным крытым переходам. Чем выше – тем хуже.

Тайник был спрятан в старом бункере для сушки хмеля на ничейной земле, в одном из полудюжины втиснутых на клочок земли, слишком маленький для них. Окружающие здания, не больше четырех этажей в высоту, стояли вплотную друг к другу. Казалось, они выпирают наружу, отбрасывая густые тени на окружающие их мануфакториумы, в которых когда-то располагались пивоварни и бродильные чаны, а теперь гнили мясистые фиолетовые стручки и корни, служившие продовольствием противнику. Узкие темные круглые здания с островерхими крышами и вентиляционными колпаками над трубами оказались абсолютно бесполезны для оккупационных войск Великого Врага. Оккупанты пытались хранить в них продукты – с прискорбным результатом. В сухом теплом воздухе, хорошо подходившем для хмеля, их растения сгнивали, едва их успевали туда поместить, и получившаяся пенистая черная жижа никуда не могла быть использована. Гнилое месиво так и было брошено вместе со зданиями.

Логир вошел в сушильню в южном углу площадки. Он мог ходить здесь свободно, его аугметика служила пропуском практически во все сельскохозяйственные районы. Он легко мог заметить подпольщиков из улья, но они его не узнают, а вражеские патрули здесь редки. Глифы в основном парили дальше отсюда, над галереями – слишком далеко, чтобы патрули экскубиторов действовали эффективно. Местное население не интересовалось сельскохозяйственными культурами оккупантов и только те, кто непосредственно работал с этими зловонными растениями, могли оказаться поблизости от их зарослей. Для присмотра за рабочими здесь хватало охранников, но за три года оккупации они обленились и расслабились, а из-за беспрепятственного доступа к продовольствию стали толстыми и медлительными.

В сушильне было тепло и сухо, и больше ничем не пахло. Гнилые стручки быстро превратились в жижу, которая потом затвердела, образовав на полу гладкую черную поверхность толщиной около тридцати сантиметров. Остались отметки на стенах на высоте метра от пола – там, где был когда-то сложен урожай стручков, но за исключением этого не было никаких признаков того, что сушильню использовали для чего-то еще.

Большую часть этих трех лет ни свои, ни чужие не приближались к заброшенным сушильням, и они стали удобным перевалочным пунктом для товаров, провозимых через ничейную землю, и подходящим местом для связи между подпольными ячейками улья и агро-галерей.

Логир надел на свои аугметические ноги прорезиненные бахилы, чтобы меньше скользить на гладкой стеклоподобной поверхности, и пошел проверить оружие из тайника, разложенное на носилках и в импровизированных контейнерах в другом конце помещения, рядом с большой ручной тележкой. С начала деятельности их ячейки Озия накопил приличный склад оружия, и им было чем поделиться ради правого дела.

Логир вытащил из брезентового чехла лазган и поднял к плечу. Потом достал прицел и прикрепил к лазгану. Секунду он подержал оружие в руках, потом снял прицел и спрятал все обратно. То же самое он проделал с автопистолетом, потом осмотрел огнеметные резервуары, аккуратно поставленные в ряд на штабель носилок. Никакое оружие здесь не было полностью боеготовым, все было разобрано на части, боеприпасы и огнесмесь хранились отдельно – таковы были инструкции Озии.

Если противник найдет тайник, то не сможет немедленно использовать оружие против местных рабочих, а к тому времени, пока они смогут собрать и зарядить оружие, недалекие умы вражеских солдат, возможно, будут уже отвлечены чем-то другим, более важным.

Однако это оружие не смогут сразу использовать и бойцы сопротивления, поэтому, если противник застанет их здесь, им лучше быть уже вооруженными.

Маллет сидел на корточках, сняв туфли и носки и аккуратно положив их рядом; он всегда разведывал обстановку, и раз взглянув на черный блестящий пол, понял, что не падать на нем возможно только если ходить босиком. Прижавшись спиной к стене сушильни, он наполовину спрятался за штабелем носилок, на которых стояли огнеметные резервуары. Он собирал, проверял и снова разбирал оружие, методично переходя от лазганов к автопистолетам, а потом к огнеметам, проверив сначала маскировку и бурдюки с вонючим пойлом, которое только враг счел бы пригодным для питья.

Когда в единственную дверь в сушильне вошел Бедло, Маллет инстинктивно поднял автопистолет, который только что проверил, и нацелил его на командира. Бедло не видел Маллета несколько секунд, а Маллет никак не обозначил свое присутствие, наслаждаясь ощущением могущества и власти. Бедло понял, что наемник здесь, только когда вошли Шуи и Эйлли, спотыкаясь друг о друга и скользя на гладкой поверхности, на которой не держались подошвы их ботинок. Мальчишки не могли удержаться от смеха, поскользнувшись и проехав несколько метров сидя. Маллет прицелился и выстрелил в стекловидный пол между ними. Это было как будто разбить леденец молотком. Осколки окаменевшего растительного сока брызнули в воздух, сверкая на свету, словно черные бриллианты, и со звоном посыпались обратно на блестящую черную поверхность пола и на одежду и волосы мальчиков.

Шуи упал на пол и скорчился в приступе тошноты – от выстрела гнусное зловоние стручков пробудилось с прежней силой. Эйлли, пытаясь увернуться от осколков, поскользнулся и врезался в штабель носилок, опрокинув несколько пустых резервуаров для огнеметов, и их пришлось собирать снова.

Маллет поднял взгляд на Бедло, единственного человека, стоявшего на ногах, злобно глядя на него, и спросил:

– Что?

Логир видел, как все четверо подпольщиков вошли в сушильню, и задержался еще на секунду или две, на случай если подойдут другие, но вокруг больше никого не было видно. Рабочий уже начал уходить, когда в здании раздался выстрел, но Логир не стал задерживаться, чтобы узнать, что за безумие творится внутри. У ячейки из улья была своеобразная репутация, порожденная списком злоключений, катастроф и безумных поступков, к которым часто добавлялась эффектная отчаянная бесшабашность. Поэтому Озия выбрал их, и поэтому Логир никогда не считал их настоящей угрозой.

Шуи разрывался между смехом над Эйлли, пытавшимся встать на ноги, и тошнотой от вони, исходившей от осколков. Потом он заметил противостояние между Маллетом и Бедло. Подумав секунду, он подмигнул и громко расхохотался, копируя смех айятани Ревере, взявшийся за секунду словно ниоткуда. Эйлли перестал пытаться встать на ноги, Бедло обернулся в сторону Шуи, а Маллет вернулся к проверке оружия. Заклятье было снято.

– Грузите все на тележку, – приказал Бедло. – Я хочу скорее выбраться отсюда.

Логир смотрел, как тележка катится по узким переулкам трущоб. На нижних уровнях улья всегда существовали трущобы, но после начала войны и оккупации, это место стало более темным, более мрачным и более зловещим. Здесь обитали неполноценные люди, ставшие инвалидами из-за работы в агро-галереях или оккупации, люди, потерявшие конечности, изувеченные, ослепшие, оглохшие, израненные, которым не суждено было получить аугметику, доступную в других мирах Империума. Они влачили свое жалкое существование в этих трущобах, обмениваясь между собой и помогая кому угодно, когда в этом возникала необходимость. Ворам и бродягам было не до благородства, речь шла о выживании, и спустя три года оккупации это значило, что жизнь здесь была коротка – и каждый это знал.

Трущобы подулья были также излюбленным местом развлечения и охоты у вражеских солдат низших рангов, безмозглых скотов, служивших Великому Врагу. Это были злобные, свирепые твари, лишенные чувств и разума, давно поправшие все нравственные нормы. Они были зверски жестокими и ленивыми, и находили удовольствие в самых ужасных и порочных сторонах жизни. Глухих, слепых и безногих калек было легче убивать, чем жителей улья или рабочих с галерей, и никто здесь не считал трупы.

Подулье было местом, где отвратительные, скотоподобные солдаты вражеских войск отдыхали и развлекались, предаваясь своим излюбленным удовольствиям: охотились, пытали, зверски издевались, насиловали, отыгрываясь за все ужасы, которые претерпевали от своих начальников. Местные жители не могли отбиваться и лишь умоляли о быстрой смерти; никто не был настолько наивен, чтобы молить о пощаде.

На Рередос прибыли новые войска в порядке обычной смены, и сменяемые солдаты отрывались в подулье как могли, прежде чем покинуть планету. Это место кишело сотнями врагов, жаждущих еды, выпивки и разнообразных жестоких развлечений – и подпольщики из ячейки улья готовились поучаствовать в этих «развлечениях».

Бедло приказал мальчишкам грузить тележку, пока Маллет проверял оружие. Они бросили все старое оружие, которое принесли с собой, кроме Маллета, который доверял своему старому автопистолету, так долго служившему ему, как никакому другому оружию; но это не помешало ему прихватить снайперский лазган гвардейского образца, просто на всякий случай. Шуи оставил дядин лазган без малейшего промедления, когда увидел, чем можно вооружиться из тайника, и вскоре оба мальчика набрали кучу оружия. Маллету это не понравилось. Он хотел, чтобы с собой несли только то оружие, которым можно тут же воспользоваться – и дополнительные боеприпасы.

Он не был командиром, но когда он так смотрел на командира, обоим мальчикам становилось немного страшно.

Он указал на оружие.

– Положите обратно, – приказал он.

Мальчики посмотрели на Бедло, ожидая от него окончательного решения.

– Выберите по одному хорошему стволу, – сказал он, – остальное никуда не денется.

Шуи выбрал лазерный карабин, а Эйлли лазган, и оба начали набивать карманы боеприпасами. Маллет не хотел брать и огнеметы, так как для них фактически невозможно было достать нормальную огнесмесь, но Бедло просто помешался на этом оружии с тех пор, как разбил свой неисправный лазган, и Маллет не захотел лишний раз спорить с командиром.

Бедло и Маллет легли в тележку. Было слишком рискованно, если бы кто-то заметил, что они несут оружие, поэтому оно было сложено в тележку вместе с двумя подпольщиками, а сверху все это замаскировали бурдюками с вонючей выпивкой, которой участники ячейки в галереях готовили специально для врага. Безоружные мальчики впряглись в тележку и потащили ее со склада через ничейную землю. Оккупанты не тратили глифы на наблюдение за подульем, а если кто-то спросит, то мальчики везут солдатам контрабандную выпивку. Никто не стал бы им мешать: к таким вещам проявляли терпимость. Ожидалось, что солдаты оккупационных войск будут отводить душу в подулье – это делало их более послушными в исполнении тягостных служебных обязанностей – и одним из способов достижения этого было поглощение огромного количества зловонного пойла. Подпольщики войдут в самую гущу пьяных вражеских солдат, там, где враги будут наиболее уязвимы – и перебьют их всех.