Текст книги "Адамант Хенны"
Автор книги: Ник Перумов
Жанр:
Эпическая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Глава II
АВГУСТ, 1, ДВА ЧАСА ПОПОЛУДНИ, ТРИ ЛИГИ ЮГО-ВОСТОЧНЕЕ ХРИССААДЫ
Четвёртый день полноводные реки вчерашних рабов, а ныне как будто бы почти что полноправных воинов Великого Тхерема текли на полдень, к южным рубежам Харада. Гордой державе грозили войной невесть откуда взявшиеся орды странных пришельцев. Женщин гнали вместе с мужчинами. Кормить стали получше – но цепей так и не сняли. Появились харадские же полутысячники, из тех, что знали западное наречие, – каждый при двух-трёх десятках воинов ближней охраны. Обычных же сотников и десятников набрали из рабов.
– И с этим сбродом мне идти в бой! – Уперев руки в боки, командир – харадрим в полном боевом доспехе – остановился перед сбившимися вокруг Серого рабами. – Пожива для трупоедов! – Он с отвращением сплюнул. – Откуда здесь столько стариков? – вопросил полутысячник невесть кого. – Почему их тащат на юг? Или, может, они думают, что я слепой? Тут половина не может держать оружие!
Это было правдой, хоть и слегка преувеличенной. Среди примерно двух сотен рабов, что держались Серого, десятка три и впрямь никак не годились в строй. Ховрарские старики, под горячую руку прихваченные удальцами Старха и гуртом проданные в Умбаре вместе с сильными, здоровыми и молодыми. Их ждали гибельные копи, если б… если б не Серый и странная слепота, внезапно поразившая надсмотрщика, что отбирал рудничных смертников…
Харадрим окинул замершую толпу цепким взором опытного воина. И как подземная водяная жила притягивает лозу искателя-водогляда, так и глаза тхеремца впились в лицо Серого. Полутысячник безошибочно почувствовал в невзрачном на вид немолодом мужчине настоящего вожака. И вновь, как и на караванной тропе из Умбара в Хриссааду, прозвучало резкое:
– Ты! Как зовут? Лет сколько? Откуда родом?
Серый спокойно шагнул вперёд – голова гордо поднята, руки скрещены на груди.
– Зовут Серым, – негромко ответил он, в свою очередь не сводя с харадрима пристального, тяжёлого взгляда. – Откуда родом? Из Минхириата. Сколько лет? Не считал. Не важно это.
– Когда тебя спрашивают, велбужья требуха, нужно отвечать, встав на колени! – вскипел харадрим. Рука уже сжала эфес сабли.
– На колени вставать не обучен. – Голос Серого не дрогнул.
– Так, эту надменную скотину – четвертовать, – с ответной ленцой распорядился тхеремский командир, давая знак окружавшим его доннам и тотчас же повторив – уже для своих – команду на родном языке:
– Грар’доа хир! Реззар’г! Нассир’г![3]3
Взять его! Казнить! Четвертовать! (харадск.)
[Закрыть]
Серый не шелохнулся.
– Все, прикончат… – прошептал кто-то за его спиной. Однако, как ни тих был шёпот, рыбак его услышал и обернулся. Четыре сотни глаз смотрели на него с ужасом и надеждой.
– Я постараюсь, чтобы им этого не удалось, – хладнокровно промолвил он и вновь отвернулся.
Два тхеремца были уже рядом. Один грубо схватил Серого за правое запястье, явно собираясь выкрутить невольнику руку – обычный приём харадских надсмотрщиков, – однако Серый, заметно уступавший и ростом, и статью, остался стоять, как стоял. С таким же успехом можно пытаться голыми руками выкорчевать столетний дуб. На помощь первому стражнику пришёл второй – но преуспел не больше.
Полутысячник побагровел. Сабля с лёгким шорохом выпорхнула из ножен. По толпе рабов пронёсся общий вздох.
Серый шагнул вперёд, стряхнув с себя воинов, точно медведь – псов. Один из стражников тупо, точно колода, грохнулся в дорожную пыль прямо у ног рыбака. Нагнувшись, Серый одним движеним сорвал с его пояса саблю – железная цепочка, что крепила ножны к боевому пластинчатому поясу, лопнула, точно гнилая бечева. Мгновение Серый пристально смотрел на оружие… а потом лицо его исказилось, словно от внезапной боли, и он резким движением сломал саблю вместе с ножнами о колено. Две половинки упали на дорогу.
Рабы ахнули.
Харадрим так же стремительно бледнел, как только что багровел. Смуглая кожа южанина посерела, на лбу проступил пот.
– Я могу быть хорошим воином, – медленно выговорил Серый, глядя в глаза тхеремцу. – Я доказал.
Полутысячник судорожно проглотил застрявший в горле ком.
Серый спокойно вздохнул.
– Ну хорошо, я вижу, ты и впрямь силён, – сквозь зубы процедил командир. – Но ты проявил неповиновение и должен быть наказан. В нашем войске за это положена дюжина ударов бичом. – Не сводя глаз со странного раба, харадрим потянулся к притороченному возле правого бедра длинному бичу.
Серый по-прежнему не шевелился. Но невольники видели, как спина его внезапно заблестела от пота. Сбитые с ног стражники поднимались, кряхтя и охая. Опасливо поглядывая на Серого, они поспешили убраться подальше. Тот, чью саблю постигла столь печальная участь, воровато покосившись, торопливо подхватил обломки.
Свистнул бич, обвившись вокруг плеч Серого. Тот дернулся, но не издал ни звука и не сдвинулся с места.
– Раз, – пытаясь придать голосу прежнюю уверенность, объявил полутысячник. – Два… Три… Четыре… – Удары следовали один за другим, брызгала кровь, тяжёлый бич с острыми гранями рвал кожу на спине и плечах. Серый молчал, хотя кулаки у него побелели, и один раз, не сдержавшись, он заскрипел зубами.
Полутысячник отсчитал двенадцать ударов. Неожиданно Серый опустился на одно колено, словно благородный гондорский нобиль перед королём.
– Я принял наказание.
Он произнёс это твердо, без малейшей дрожи в голосе – словно и не текла по спине и животу кровь.
Полутысячник принуждённо рассмеялся. Он не понимал, что происходит, однако был далеко не глуп и решил выждать.
– Да, ты принял наказание, ты стойко терпел боль. Ты и впрямь сильный воин, я ставлю тебя сотником! Десятников назову позже! – Харадрим поспешно вскочил в седло, дав шпоры коню.
Кавалькада скрылась в дорожной пыли, и только теперь Серый смог повалиться на руки бросившихся к нему рабов.
АВГУСТ, 1, ТРИ ЧАСА ПОПОЛУДНИ, ДВЕ ЛИГИ ЮГО-ВОСТОЧНЕЕ ХРИССААДЫ
Днёвка у Фолко и его спутников выдалась неспокойной. Где-то неподалёку, по словам Рагнура, пролегал один из главных харадских трактов – и сейчас по нему сплошным потоком шли войска. А по бокам, невесть чего опасаясь в самом сердце собственных владений, шныряли конные разъезды харадримов, порой углубляясь далеко в заросли. Здесь тянулись охотничьи угодья правителя Великого Тхерема, раздувшегося от гордости после долгожданного падения Гондора.
– Тут про Олмера стараются не вспоминать, – вполголоса заметил Рагнур. – Им как-то приятнее убеждать себя, что победу они одержали сами… Кстати, про то, что Минас-Тирит снова у гондорцев, и причём давно, – распространяться тоже не принято… Ну что за страна, утопи её Морской Отец!
Из-за этих вот разъездов (Фолко сразу заподозрил, что дело тут нечисто) несколько раз приходилось менять место стоянки, скрытно перебираясь подальше в заросли. Зоркий Рагнур заметил нескольких хищных птиц, что кружили над лесом, – то ли посланные на поиски ночных возмутителей спокойствия ловчие кречеты, то ли нет, сказать он не мог.
– Лучше будем считать, что нас ищут, – предложил хоббит.
– Ага, и не тронемся с места, пока все вокруг не уберутся куда подальше! – тотчас подхватил Малыш. – Мне здесь нравится, а во фляге ещё осталось доброе старое гондорское. Хорошо, что ты, Фолко, догадался тогда, в Минас-Тирите, заглянуть в тот подвал!.. Славное винцо там хранится, самому королю впору! Ничуть не хуже пива, я вам доложу! Да, пивка бы сейчас… – Маленький Гном сокрушённо покачал головой.
– Брось мечтать! – отрезвил друга Торин. – Не ровён час – убереги нас Дьюрин…
На сей раз они не услышали ни треска кустов, ни заливистого лая гончих псов. Ничто не шевельнулось, не дрогнуло, не хрустнуло, и возле них бесшумно – эльфам Трандуила впору! – появилась воительница Тубала.
Даже в длинной кольчуге, надетой на толстую поддоспешницу, она смотрелась стройной и сильной, точно молодое деревце, уже набравшее сок и давно вдвое переросшее посадившего его садовника.
– Ог-го… – только и успел выдавить Малыш, бросаясь к оружию, – но его опередила Эовин:
– Тубала! Стой! Зачем нам драться?! Ведь ты же спасла меня!
– Отойди, девчонка, – холодно бросила молодая воительница. В полном, хоть и лёгком вооружении, с саблей наголо, она пристально смотрела на хоббита – и только на него. Однако Фолко не сомневался, что при этом она видит каждое движение и Торина, и Малыша, и Рагнура…
Кхандец тоже не мешкал. Сабля его, куда длиннее и явно тяжелее той, что сжимала рука Тубалы, спокойно отливала серым. Добрая сталь, пусть и вышедшая не из подземных кузниц, но тоже крепкая.
– Я пришла, – голос Тубалы звенел, – для того, чтобы умертвить вас. Я буду сражаться со всеми вместе или с каждым поодиночке – мне всё равно. Я опередила посланных для вашей поимки гвардейцев – но правитель всё равно получит ваши головы, только не от своих толстозадых, что только и умеют бить мух по караульным, а от меня!
– Сколько слов, Тубала. – Фолко шагнул к ней навстречу. Хоббит успел надеть шлем, и оставалось лишь сбросить на лицо забрало. – Сколько слов – да ещё каких! Но ты забыла – мы на войне, а не на турнире. Нас четверо…
– Пятеро! – возмущённо выкрикнула Эовин.
– Пятеро, – поправился хоббит. – Пятеро, а ты одна. Ты надеешься сладить со всеми?
– Именно так! Даже если доблестный половинчик ударит мне в спину, как один его прославленный сородич на Пелленорских полях! – презрительно бросила Тубала.
– Она, похоже, спятила. – Малыш двинулся вперёд. Меч и даго грозно сверкали. – Что с ней говорить, Фолко? Тут они в Хараде все немного придурковатые. Да ещё и Свет этот…
– Я бы её обезоружил, а убивать – лишнее, по-моему, – спокойно заметил Торин, в свою очередь поднимая топор.
– Послушай, а нельзя ли узнать – почему, собственно, ты так жаждешь нас прикончить? – осведомился Фолко, не прикасаясь к мечу.
– Когда ты будешь валяться со вспоротым брюхом, я, пожалуй, скажу тебе – медленно наматывая твои кишки на свой кинжал! – отрезала девушка.
– Ну, я тогда едва ли что-нибудь услышу. – Фолко улыбнулся, всё ещё надеясь избежать драки. Они явно имели дело с безумной – а таких, как известно, не убивают, хотя сами они очень опасны…
– Я позабочусь, чтобы услышал, – заверила его воительница. И в следующий миг атаковала.
Никогда ещё доселе Фолко не сталкивался с таким противником. Тонкая, с виду хрупкая девушка обладала твёрдостью и мастерством Санделло; её сабля с такой силой сшиблась с клинком Фолко, что хоббит, чуть не расставшись с оружием, едва устоял на ногах. Чужое остриё зацепило броню; металл негодующе заскрежетал, словно отвыкнув отражать вражеские удары.
Торин, Малыш и Рагнур бросились со всех сторон на Тубалу. С безумцами не ведут поединков, а связывают – для их же собственного блага.
Воительница отбивалась мастерски – скупыми, точными движениями, и клинок ни на долю мгновения не отставал от мысли. Железный вихрь Малыша разбился о немудрёную, но выверенную до точки защиту Тубалы. Торин, ухнув, обрушил свой топор, полагая выбить саблю из рук воительницы – но та, и глазом не моргнув, сама подставила клинок, и гном, запросто рассекавший таким ударом вооруженного воина от плеча до пояса, пошатнулся и был отброшен – а Тубала лишь усмехнулась.
– Да она круче горбуна! – вырвалось у Маленького Гнома.
Замелькала, сливаясь в неразличимый серый вихрь, сабля Рагнура – кхандец оказался искушён в тонкой игре клинков, – и Фолко, улучив момент, бросился Тубале в ноги. Ещё миг – и на упавшую дружно навалились все остальные.
Тубала взвыла, точно раненая волчица. Получив страшный пинок в грудь, отлетел в сторону Малыш; Торин с проклятием ослабил хватку; и кто знает, чем бы всё это кончилось, не вмешайся наконец в дело Эовин. Девушка вцепилась обеими руками в горло Тубале, и, пока рычащая воительница пыталась оторвать её цепкие пальцы, Малыш, Торин и Фолко с Рагнуром сумели-таки скрутить южанку.
– Уф-ф-ф… – Малыш скинул шлем. – Ну и дела! И откуда ж взялось такое чудо?
– Этого тебе никогда не узнать, недомерок! – Тубала шипела и плевалась в путах, словно пантера. – Вы никогда бы не взяли надо мной верх, слышите, вы! Вы только и можете побеждать по-подлому…
Ей никто не ответил – просто не успел. Новый бой вспыхнул раньше, чем по-настоящему окончился первый.
«Не зря, верно, эти птахи тут кружили», – только и успел подумать Фолко. Со всех сторон надвигались харадримы.
Как они умудрились подобраться незамеченными, как хоббит, всегда остро ощущавший опасность, не почувствовал их приближения, – в тот миг никто не мог сказать. Пришло время сражаться.
Быть может, друзьям вновь удалось бы прорваться сквозь ряды врагов – но оказалось, что харадримы быстро учатся. На сей раз их явилось куда больше, шли тяжеловооружённые панцирники, рослые, настоящие великаны, с головы до ног закованные в броню, с громадными – почти в полный человеческий рост – щитами.
Дико закричала связанная Тубала – извиваясь, в муках пытаясь дотянуться до узлов зубами. Очевидно, она не испытывала иллюзий по поводу того, что её ожидает.
Крик этот, полный звериного отчаяния и какой-то запредельной, нечеловеческой тоски, эхом отозвался в сердце хоббита. Как-никак именно Тубала спасла Эовин… она изменила правителю Харада, и бросать её вот так, беспомощной и безоружной… Прежде чем он даже сам осознал, что делает, его клинок двумя взмахами рассёк путы на воительнице.
Однако затем бешеная круговерть боя разлучила их. Спасти коней не удавалось. Теперь только одно – прорываться как есть, любой ценой разомкнуть смертельное кольцо вражеских щитов.
– Вместе! – рявкнул Торин. Но даже силач гном должен был уступить сейчас место хоббиту – против закованной в панцирь силы требовалась ловкость.
– Эовин, не отставай! – в свою очередь гаркнул хоббит.
Оказавшись впереди всех, Фолко поднырнул под меч ближайшего панцирника, юркнул за край тяжёлого щита – и выбросил вперёд руку с мечом, целясь в щель панцирного сочленения. Сталь отыскала дорожку, харадрим с воплем опрокинулся, и, прежде чем его товарищи успели затянуть прореху в рядах, все пятеро оказались по ту сторону цепи загонщиков.
Кое-кто называет гномов неуклюжими и медлительными – но это только те, кто ни разу не видел никого из этой подземной расы. Когда надо, тангары умеют бегать, и притом очень быстро. И сейчас они едва не обогнали легконогого Рагнура.
Чужой лес изо всех сил старался не дать беглецам скрыться. Тяжёлый, спёртый воздух, точно кровожадный вампир, высасывал из груди дыхание и силы. Корни выпирали из земли в самых неожиданных местах, норовя сунуться под ногу и повалить. Путь преграждали то невесть откуда взявшиеся на ровном месте овраги, то широкие ручьи с болотистыми берегами, то внезапно вздыбливающиеся чуть не посреди болота холмы.
И все же они сумели оторваться от тяжеловесных харадских панцирников. Оторвались – но только лишь для того, чтобы лицом к лицу столкнуться с новой опасностью.
– Эовин!!!
Впереди, блистая металлом узорных доспехов и гордыми золотыми гербами на алых щитах, надвигалась вторая цепь.
Здесь справился вырвавшийся вперёд Торин. Тхеремцы не успели сомкнуть ряды, вышла схватка один на один, и гном с неожиданной ловкостью вдруг метнул совершенно не предназначенный для этого свой боевой топор. С совершенно иным балансом, чем у метательного оружия, топор тем не менее со свистом пронёсся над щитом харадрима, ударив прямо в забрало. Воин охнул, выронил щит – и тут уже оказался рядом Малыш, одним движением даго добив раненого.
Они вновь прорвались. Но вот Эовин повезло меньше. Харадрим справа оказался несколько более расторопен и храбр, чем хотелось бы, и Эовин, прикрыв спины спутников, схватилась за оружие. Но отчаянный выпад её детской сабельки оказался отбит краем тяжёлого щита, а в следующий миг удар щита опрокинул Эовин на спину. Правда, она вскочила, ловкая и гибкая, как кошка, – однако между ней и спутниками уже вырос ряд щитоносцев. Оставалось только одно.
– Эовин, беги! – круто развернувшись, Фолко бросился на преследователей. За ним с яростным рёвом катились гномы.
Времени было мало, очень мало – но всё же его хватило, чтобы, свалив ещё одного из харадской шеренги, дать девушке возможность скрыться. Пусть бежать тут некуда – всё равно! Не стоять же и покорно ждать, пока тебе накинут петлю на шею!
И опять – отчаянный рывок. Хорошо, что мифрил намного легче стали, он позволял сохранить дыхание при долгом беге…
Псы отстали – у Рагнура, по счастью, осталось несколько жменек отбивающего ищейкам нюх снадобья.
Эовин, Эовин, что же нам теперь делать?! Где искать тебя?!
АВГУСТ, 2, РАННЕЕ УТРО, ВОСЕМЬ С ПОЛОВИНОЙ ЛИГ ЮГО-ВОСТОЧНЕЕ ХРИССААДЫ, ЛАГЕРЬ РАБОВ
Серый не мог спать. До побудки оставалось ещё немало времени, сотня его спала, спал и весь огромный лагерь невольников – которых почему-то харадские военачальники упорно именовали «свободными воинами Великого Тхерема».
Невдалеке заскрипели колёса огромных возов, что везли в лагерь бочки с водой от ближайших колодцев. Воды давали мало, хватало не всем, и возле бочек постоянно затевались драки. Зашевелились сонные караульщики-рабы – им бегом, наперегонки, нестись к возам, едва те остановятся.
Серый упруго поднялся на ноги. Никто не заставлял его этого делать, но каждое утро он обходил свою сотню, словно повинуясь накрепко усвоенной в прошлом воинской привычке. Толку от обходов вроде бы как и не было – но люди отчего-то чувствовали себя увереннее, если первое, что они видели, просыпаясь по глухому грохоту кожаного била, – фигуру Серого, молча обходящего занятый сотней пятачок.
– Мы уже, уже, сотник. – Двое парней покрепче, поддерживая кандальные цепи, заторопились с бадьями к бочкам. Никто из спящих не пошевелился – предстоял тяжёлый день, и каждый старался урвать полную меру отпущенного хозяевами сна.
Продолжая обходить лагерь, Серый оказался возле самой границы. По углам располагались посты дозорных тхеремцев – но ограждения вокруг отсутствовали. Несмотря на заманчивую близость кустов, бежать никто не пытался. Слишком свежи были ещё в памяти крики тех, что рискнули. Ищейки и ловчие кречеты отыскали их мигом. Расправа была суровой: пойманных оставили умирать над пышущими жаром углями, и идущие мимо колонны рабов угрюмо взирали на казнь… Все надеялись, что там, где сошлись армии Харада и неведомые орды южных пришельцев, станет полегче. Должны же им будут дать оружие, в конце-то концов! И расковать… А вот тогда посмотрим, кто кого…
Так – или почти так – думало громадное большинство в невольничьем войске, что неуклонно продвигалось всё дальше и дальше на юг…
Шагах в пяти от зарослей Серый остановился. Нет, у него не возникло и мысли о побеге (хотя оставленные бичом полутысячника рубцы сильно саднили) – просто там, в чаще, ему почудилось какое-то движение – словно кто-то опрометью, из последних сил, продирался сквозь сплетения ветвей, отчаянно пытаясь уйти от недальней погони.
А погоня и впрямь близилась. Лязгало оружие, храпели и ржали кони; харадские охотники уверенно гнали жертву к краю леса.
Серый замер, прислушиваясь. Ему казалось, что весь лагерь должен подняться на ноги – но все вокруг спали, добирая остатки ночного отдыха. Часовые-харадримы лениво потягивались на своих постах – Серый, даже стоящий невдалеке от кустов, не возбуждал в них особого рвения. Никуда не денется – в кандалах-то! А если по дурости и попытается бежать – так на то собаки есть.
Жертва неслась из последних сил. И – прямиком к тому месту, где застыл Серый.
Листва дрогнула, и на рыбака воззрилось хорошенькое, но до предела измученное девичье личико – всё исцарапанное, исхлёстанное ветками. Золотистые волосы спутались, разметались в беспорядке. Большие серые глаза мгновенно наполнил ужас – едва только девушка увидела стоящего перед ней закованного в кандалы человека, а невдалеке – харадских лучников. Но позади настигала погоня, и на лице беглянки появилось выражение обречённости. Серый заметил, как она потянула из ножен лёгкую саблю.
И тогда одними глазами Серый приказал ей:
«Иди ко мне!»
Часовые равнодушно глазели по сторонам. Шум погони раздавался уже совсем близко – и беглянка наконец решилась. Одним рывком она преодолела пустое пространство – и оказалась рядом с Серым. Не произнеся ни слова, тот мгновенно толкнул её к спавшим вповалку людям. Девушка быстро кивнула – и, ловко прикрыв краем одежды роскошные золотые волосы, тотчас притворилась спящей.
Никто ничего не заметил. Только десятник, среди людей которого Серый спрятал беглянку, быстро взглянул на Серого и тотчас же кивнул. Если сотник что-то делает – значит, так надо.
Затрещали кусты. Караульные, спохватившись, вскинули луки – но тотчас же и опустили. Из зарослей вырвалась кавалькада тхеремских охотников за рабами; на длинных сворках ярились псы-ищейки. Старший из охотников что-то крикнул караульному, и совсем не требовалось знать харадский язык, чтобы понять – он спрашивает: «А не пробегала ли здесь?..»
Часовые дружно замотали головами. Мол, ничего не видели, ничего не знаем. Псы же внезапно заскулили, упираясь лапами в землю и явно не желая идти дальше.
Серый внимательно и пристально смотрел на них. Старший над погоней досадливо плюнул, зло рявкнул на жмущегося к конским копытам пса и развернул скакуна. За ним, горяча коней, понеслись и остальные поимщики.
Серый неспешно повернулся спиной к зарослям. Лицо его блестело от обильного пота. Казалось, он только что перетаскал на собственных плечах добрую сотню неподъёмных тюков.
Всё происшествие заняло совсем не много времени.
И тут грянула побудка.
АВГУСТ, 3, СЕРДЦЕВОЙ ХАРАД
Нет нужды говорить, что Фолко и его спутники были в отчаянии. Никто не говорил ни слова. Забившись в тёмный, заросший распадок, отысканный Рагнуром, они мрачно молчали. Ни у кого недоставало сил говорить. Малыш что-то шептал, сжав кулаки, – не то бранился самыми чёрными словами, не то взывал к прародителю Дьюрину… Торин просто молчал – но лицо его могло в тот миг напугать до полусмерти всех девятерых назгулов с Сауроном в придачу. Более спокойным казался Рагнур – кхандец твердо верил в судьбу. Они сделали всё, что могли, и даже больше. Всемогущий Рок рассудил иначе – так что же теперь убиваться! Видно, Эовин на роду написано остаться в Хараде…
Наконец кхандец нарушил затянувшееся молчание:
– Нам надо уходить. И быстро. Будет большая охота, а у нас нет ни припасов, ни коней. Северный путь наверняка перекроют. А потому придётся уходить туда, где нас не ждут, – на юг.
Он говорил чётко и отрывисто, как о чём-то давно решённом.
– На юг? – Фолко поднял глаза. – Я не ослышался? На юг?
– Именно так. – Рагнур стукнул кулаком по ладони. – Там нас не ждут. Коней и всё прочее возьмём в бою. И тогда – к морю!
– Ага, свяжем плот и поплывём, – съехидничал Малыш.
– Если припрёт, может, и поплывём. Если, конечно, ты хочешь вернуться в Умбар, – без тени улыбки ответил кхандец. – У нас, у Морского народа, есть свои секреты. Так вот, если мы выйдем к определённому месту побережья и подадим сигнал – нас подберут. Первый же корабль.
– Это как же? – невольно заинтересовался Фолко.
– Увидишь, – отрубил Рагнур. – Это одна из наших тайн.
– Так, – медленно протянул Фолко. – А Эовин, значит, пусть пропадает? Так, что ли?
– Судьба не благоприятствует нам, – пожал плечами эльдринг. – Но если ты скажешь мне, что это не так, что в наших силах всё изменить, – добро!
Фолко опустил голову. Всё пропало! И заветный сосуд с Древобородовым питьём – тоже. Не дотянуться теперь до Эовин даже в мыслях, не понять, где она… А что толку сожалеть о несбыточном! Кони стали добычей харадримов, и о них надо забыть. Как и о том, что было в седельных сумках. Хорошо ещё, что всё оружие осталось при себе…
Он молчал, не находя слов, чтобы опровергнуть жестокую правду Рагнура. В самом деле, что делать им, лишившимся всего? Пусть даже они с боем добудут коней – что дальше? Погоня тотчас же окажется у них за плечами. И потом – что станут они делать там, у моря? Тайные сигналы Морского народа? А сколько времени придётся ждать, пока придёт ответ?
– Мы не можем уйти, – спокойно и строго сказал Торин, глядя прямо в глаза кхандцу. – Мы не можем уйти. Ты – как хочешь. Уходи, если честь твоя позволяет это.
Рагнур вскочил, глаза его налились кровью, рука до половины вытянула саблю из ножен.
Маленький Гном тотчас же оказался напротив него – меч и кинжал наготове.
– Стойте, да стойте же! – Фолко кинулся разнимать гнома и человека, готовых вот-вот вцепиться друг другу в глотку. – Совсем обезумели! Рагнур! Малыш! Торин! Забыли, с чем дело имеем?!
– А что он… – разом выпалили кхандец и Строри.
– Каждый сказал, что думал, – строго проговорил Фолко. – Не судить же друг друга. Каждый выбирает свою дорогу. Нам будет очень не хватать тебя, Рагнур, но если ты так решил – иди. Мы останемся здесь и либо погибнем, выручая Эовин, либо спасем её. Возвращаться без неё для нас – хуже смерти. Вот и всё, и незачем драться… – закончил он устало.
Торин угрюмо кивнул. Малыш спрятал клинки. Чуть помедлив, кхандец тоже убрал руку с эфеса. Несколько мгновений все молчали.
– Это безумие… – прорычал наконец Рагнур. – Безумие, но… А, всё равно! Остаюсь! – И тотчас же, словно и не было ничего: – А всё-таки, как вы намерены искать пропавшую?
Фолко, Торин и Малыш разом тяжело вздохнули. Ответить на это никто не мог.
АВГУСТ, 4, ТРИДЦАТЬ ЛИГ ЮГО-ВОСТОЧНЕЕ ХРИССААДЫ, ЛАГЕРЬ РАБОВ
Не так уж просто спрятать нового раба, если каждое утро и каждый вечер – обязательные переклички. Да ещё если все вокруг – в цепях, а новичок – нет. К тому же – единственная золотоволосая девушка во всём громадном невольничьем караване.
– Роханка! – взвизгнула какая-то молодая пленница – из племени хеггов, судя по вытянутому лицу, заострённому подбородку и чуть раскосым глазам.
– Роханка! – подхватили сразу несколько голосов. И по рядам сотни Серого (в которой на самом деле, считая женщин, было почти двадцать десятков невольников) прокатился глухой ропот: «роханка…», «роханка…», «тварь…». Вокруг Эовин мгновенно образовалось пустое пространство. Женщины яростно шипели; мужчины косились ненавидяще.
Эовин затравленно огляделась. Её словно бы захватила чужая злая Сила – как только девушка очутилась среди рабов. Она толком даже не понимала, что заставило её тогда сделать роковой шаг из зарослей навстречу Серому. Казалось – останься она там, в кустах, то сумела бы и уйти от погони, и отыскать спутников… А теперь тащится здесь, среди толпы вчерашних врагов, среди тех, кто люто ненавидит её победоносную родину, разливы степей зелёного Рохана и гордый, вечный бег белого коня на её стягах… Эовин чувствовала, что лишь сабля, с которой она так и не рассталась – только упрятала глубоко в лохмотья, коими в изобилии снабдил её Серый, – лишь сабля удерживает остальных невольников от того, чтобы немедленно не наброситься на неё – раз уж сотник не дозволяет выдать её охране…
Ночью Эовин боялась спать. Что спасёт её, беспомощную, если все эти грязные хегги, ховрары и прочие дикари, затопившие в злые годы войны западные земли, если в темноте они внезапно бросятся на неё? Не помогут ни сабля, ни короткий кинжал, что она прятала за широким поясом.
Серый это заметил. Когда после первой проведённой без сна ночи Эовин, пошатываясь, встала в строй, он тотчас оказался рядом.
– Не спала, – сказал он, ни о чём её не спрашивая. – Хорошо. Сегодня ляжешь рядом со мной.
Эовин густо покраснела – ей, деве-воительнице, прямо говорят: «Ложись со мной!»
Серый коротко взглянул – и Эовин отвела глаза. Он всё понимал. Молча, без слов, с одного взгляда. И его ответный взор – чуть насмешливый и в то же время успокаивающий. «Не глупи, девочка, – говорил этот взор. – Не глупи».
На женщину сотника никто, конечно, не дерзал посягать. Серый поддерживал твёрдый порядок. Два или три раза в самом начале он пустил в ход кулаки – и даже самые здоровые, сильные мужчины падали без чувств, как подкошенные.
Золотые волосы Эовин были теперь густо покрыты серой засохшей грязью. Всё лицо тоже размалёвано серым. На ногах и руках звякали кандалы – правда, ненастоящие. Цепи – опасное оружие в умелых руках, и в невольничьем войске они так просто не валялись где попало; но Серый и тут преуспел. Добытая им невесть где цепь была старой и ржавой, без железных браслетов, и пришлось просто обкрутить её вокруг щиколоток. Обмануть харадрима это могло лишь издалека…
Серый ни о чём не спрашивал девушку. Защищал – да, оберегал – да; но совершенно не интересовался ни ею самой, ни тем, как она оказалась здесь, в харадских лесах, за сотни лиг от Рохана… И Эовин не выдержала:
– Куда мы идём?
Был вечер. Лагерь устраивался на ночлег. Тракт миновал редколесья и уходил всё глубже в дремучие, жаркие чащобы, где деревья взносились к самому поднебесью. Да какие деревья! Никогда доселе Эовин не видала ничего подобного. Кора тонула в море опутывавших стволы лиан, с яркими, сочных красок цветами. Тёмно-зелёные мясистые листья, казалось, расталкивали друг друга, жадно стремясь к солнцу. Царила духота – и было очень сыро. Тхеремские проводники несколько раз обошли всё войско, предупреждая: как бы ни хотелось, пить можно только ту воду, что привозят в бочках. Лесные ручьи и речки, такие милые и ласковые на вид, таят смерть…
Чем дальше на юг, тем меньше шансов вернуться домой, тем меньше шансов, что мастер Холбутла и его друзья отыщут её…
– Куда мы идём?
Эовин лежала на голой земле. Рядом на спине, скрестив руки на груди (странная, неудобная поза!), вытянулся Серый.
Он не ответил. Лишь чуть заметно повёл головой. Мол, не всё ли равно? Сейчас ничего не изменишь.
– Я не могу так больше! – вырвалось у девушки.
– Никто не может, – негромко проговорил Серый, – но все идут.
– Куда? Куда же? Что там?!
– Там война. – Серый лежал совершенно неподвижно, точно неживой. – И мы будем сражаться… за Великий Тхерем.
Непонятно было, говорит он всерьёз или нет.
– Война? Но разве можно воевать в цепях?!
– Значит, мы будем первые, – невозмутимо ответил бывший рыбак.
– А оружие?
– Думаю, нам придётся отбивать его у врагов. Так что твоя сабля нам пригодится.
– Отбивать? – не поверила Эовин. – Голыми руками?
Серый не ответил.
Спускалась ночь. Далеко на юге, за лесом, по краю неба плясали исполинские белые молнии – но в лагере не слышали и малейшего намёка на раскаты. Странная какая-то гроза…
Эовин ёжилась, точно замерзая, – хотя вокруг растёкся горячий, душный, пропитанный зловонием гнилых болот воздух. Неподвижный, жаркий – словно недобрый дух этих мест, что злобно взирал на вторгшихся в его владения; и человек напрасно старался отыскать хоть малейшее дуновение.
Девушка сжалась, закрывая голову руками. Дура, дура, несчастная дура! Возомнила о себе… Как красиво всё получалось в мечтах! Сверкающий доспехами строй пехоты, всесокрушающей лавиной несущиеся конные полки, копья и стрелы, тела поверженных врагов – все, как одно, отвратительные, нелюдские, – и она, в кольчуге, обтекающей тело, точно вода, с подъятым мечом несущаяся во весь опор на разбегающиеся от одного её вида вражьи полки… И что же вместо этого? Сперва – похищение и плен, сераль владыки Тхерема, потом Тубала, вытащившая Эовин из ловушки, точно котёнка из проруби, потом мастер Холбутла и его друзья, для которых она оказалась лишь ненужной обузой, нелепое бегство и венец всему – караван рабов!