Текст книги "Хранитель Мечей. Одиночество мага. Том 1"

Автор книги: Ник Перумов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Интерлюдия 3

Сильвия с наслаждением потянулась, расправляя затёкшие плечи. Пребывание в птичьем облике, помимо многих очевидных преимуществ, имело и свои недостатки. Так, вытянуться после многочасового полёта посыльная Архимага могла с трудом – болели все до единой мышцы и связки.

Громадный чёрный фламберг она небрежно воткнула в ближайший сосновый ствол, и остриё чудовищного оружия с лёгкостью пробило дерево навылет, несмотря на то что Сильвия вообще не прикладывала почти никакого усилия. Меч слушался её с полувзгляда, с полумысли, молниеносно. В кошмарном клинке жила, казалось бы, сама разрушительная суть Хозяина Ливня, некогда сотворившего или же где-то раздобывшего этот клинок, которого не погнушались бы сами боги. Наверное, он и Спасителю пришёлся бы впору, для того дня, когда Ему покажется уместным прекратить течение истории мира и спасти всех живущих в нём от уготованной им юдоли страшного посмертия.

В облике белой совы Сильвия оставила позади Пик Судеб, миновала Железный Хребет, пронеслась над заснеженными лесами, замками и городками Эгеста – пока не очутилась возле самой столицы. Перед ней лежал Эгест – уже не страна, город. И там, в этом городе, судя по всему, сейчас и скрывалась Клара Хюммель со своим отрядом. Пешком Сильвия доберётся до городских стен ещё засветло – кто его знает, этот Эвиал, как далеко разносится здесь эхо ее заклинаний, и не выдает ли она себя столь не свойственным этому миру колдовством. Конечно, вряд ли, но рисковать не стоило.

Разумеется, у Сильвии оставались артефакты Архимага Игнациуса. Череп нерождённого ребёнка (когда Сильвия задумывалась, чейже это на самом деле ребёнок, её продирала лютая дрожь), бесспорно, сыграл свою роль – в Межреальности дорога Сильвии оказалась словно метлой расчищена, все чудовища поспешно удирали без памяти, даже не пытаясь напасть, при одном только её появлении.

Орб – пожиратель магии. Заветная мечта магов Красного Арка (и не только его). Конечно, можно пустить его в ход прямо сейчас. Подлететь к Кларе, преобразиться обратно, и…

Но опытная, бывалая боевая волшебница, конечно же, тотчас почует неладное. И тогда спор придётся вести на мечах, а это, увы, совсем не та схватка, на которую Сильвия вышла бы с лёгким сердцем и твёрдой уверенностью в победе.

Она не обманывалась. Мессир Архимаг Игнациус Коппер дал ей приказ убить Клару Хюммель. И вручил оружие, которое очень сподручно вогнать Кларе под лопатку или перерезать горло, напав из-за угла, но никак не вести фехтовальный поединок. Кстати, в отношении свойств этого ножа приходилось полагаться только на слова Архимага – сама Сильвия определить род его силы так и не смогла. Клинок явно был зачарован, но что он может, на что способен?.. Почему Игнациус не сказал ей этого? – вставал закономерный вопрос.

Сильвия знала ответ. Или, по крайней мере, ей казалось, что она знает. И на лице её всякий раз, стоило ей об этом подумать, появлялась более чем нехорошая усмешка.

«Хитёр Архимаг, да я ещё хитрее», – шептала она себе.

Она не сомневалась, что Архимаг отправил её на верную смерть.

Оно и неудивительно – никто не должен знать, что почтеннейший мессир Архимаг Долины, господин Игнациус Коппер, высокоучёный чародей, самый сильный из ныне живущих мастеров волшебства, непререкаемый авторитет для всех без исключения обитателей Долины, слабейший из которых играючи заткнул бы за пояс десяток-другой лучших волшебников Радуги, – никто не должен был знать, что Игнациус Коппер, словно самый обычный воровской главарь, отдаёт приказ своей подручной убрать слишком много себе позволившую Хюммель.

Сильвии казалось, что она понимает всё. И Архимага, и его план. Столкнуть Сильвию с Кларой, и тогда… тогда возможно всё, что угодно. Ну, например, взорвутся разом все три артефакта, испепеляя и убийцу и её жертву. Это первое, что приходило в голову Сильвии. И уже хотя бы поэтому не следовало столь уж безоглядно доверять вручённым ей Игнациусом вещам.

Сильвия хорошо помнила брезгливую неприязнь на лице Игнациуса, отвращение и чуть ли не ненависть, которые Архимаг даже не считал нужным прятать. Конечно, кто она для него – выскочка, наглый и беспринципный подросток из ничем не примечательного мирка, где каким-то чудом оказались созданы Алмазный и Деревянный Мечи, артефакты непредставимой мощи, несказанно превзошедшей даже самые смелые ожидания своих создателей. Конечно, никакого дома в Долине ей не видать как своих ушей. После того как она выполнит задание, за её жизнь никто не даст и ломаного гроша. За ней начнётся охота почище, чем за Кларой. И уцелеть шансов почти не останется. Не останется, если только ей не удастся воплотить задуманное.

Разумеется, Сильвия не была бы Сильвией, своенравной внучкой Главы мельинского Красного Ордена, если бы не начала придумывать свой собственный план в тот самый миг, как переступила порог дома Игнациуса в бестревожной Долине.

…Она решительно спрятала все три данных Игнациусом артефакта. Метнула быстрый взгляд на жуткого вида фламберг. Подвести может всё, что угодно. Этоподвести не должно.

На то, чтобы спрятать в ветвях запорошенной снегом ели кожаную сумку-зепь с дарами Архимага, ушло совсем немного времени. Сильвия усмехнулась, легко махнула фламбергом – меч послушно исчез, словно его никогда и не было.

Девушка двинулась прочь сквозь густую чащу – туда, где ухо тренированной чародейки уловило отзвук колокольчиков под дугами катящих по надёжному зимнику саней.

Сильвия шла к дороге. Оттуда она повернёт на Эгест. Клара Хюммель ничего не узнает о её приближении, точнее, узнает, когда будет уже поздно что-либо предпринимать.

Глава 3
Мекамп. Ветер раздувает пламя

Нельзя сказать, что Фесс покинул Дренданн с лёгким сердцем. Он понимал, что вновь нарушил завет Сфайрата – поступил не как некромант. Правильный Чёрный маг, исходя из принципа меньшего зла, просто стёр бы селение половинчиков-хейсаров с лица земли, заплатив их муками и кровью долг Великой Шестёрке. Тем более что карать воинственный народец было за что. Работорговля в самом отвратительном своём виде – чего же вам ещё? Уж во всяком случае, к достопочтенному голове точно следовало бы применить кой-чего из богатого Фессова арсенала ритуальных мучительств…

Ты не сделал этого, некромант. И теперь ты вновь идёшь по чужому следу, чувствуя эманации страха, боли и мучений, идёшь в бой почти что безоружным – ты не можешь воззвать ко Тьме Древней, и ты не можешь почерпнуть сил у той, что позаимствовала у этой древней Тьмы имя. Ты уже используешь и стихийную магию, и даже эльфийское волшебство, так справедливо ли именоваться некромантом? Тем более что ты оставляешь в забвении главный принцип твоей магии. Что, ну что ты сумеешь сделать с охраной каравана, в которой наверняка идут не просто пентюхи-охранники, а маги-инквизиторы? Или ты рассчитываешь на свой меч, на вернувшуюся память как Фесса, так и Кэра Лаэды?..

Он презрительно скривился. Да, Чёрному магу противопоказаны чрезмерные жалость и чувствительность. Его долг – жертвовать собой, своей совестью и честью, своим добрым именем, запятнав его «злодействами» (тем же, к примеру, ритуальным мучительством), чтобы остальные, простые смертные, могли бы спать спокойно. В этом высший смысл некромантии Эвиала – разумеется, до той лишь поры, покуда она служила именно другим, а не себе самой.

Значит, Даэнур плохо учил тебя, – подумал Фесс. – Значит, придётся действовать не только и не столько некроманту по имени Неясыть, сколько воину Серой Лиги Фессу и рождённому в Долине потомственному магу Кэру Лаэде, пусть даже и не получившему диплома Академии за подписью господина Архимага Игнациуса Коппера.

Правда, на прощание дренданнский голова снабдил некроманта всем необходимым; лошадей у хейсаров не нашлось, и Фесс вёл за собой низкорослого мохнатого пони, навьюченного тюками с провизией. Согласно уверениям Фирио, должно было хватить чуть ли не до самого Салладора.

Пробираться пришлось бездорожьем, через мокрые лесистые холмы. Пару раз попадались другие селения половинчиков, Фесс заходил в них, всякий раз вызывая чрезвычайный переполох.

Но на сей раз Фесс уже ничего не искал и ни до чего не допытывался. В первой же деревне – Глеммлире – он как-то сразу почувствовал исходящую из неприметного погреба эманацию страха, боли и безнадёжной мольбы. Прежде чем невысоклики успели опомниться, странный пришелец одним ударом своей глефы срубил с дверей преотличный замок эбинской работы и откинул тяжёлую дубовую створку.

Это была тюрьма, самая настоящая тюрьма, где незадолго до того томились пленницы. О нет, конечно, их не пытали, от этого дорогостоящий живой товар потерял бы в цене, но держали скованными, в кандалах и ошейниках, ржавые цепи от которых тянулись ко вбитым в стенки кольцам.

Справедливости ради следует заметить, что ничего подобного в Дренданне Фесс так и не обнаружил.

– Чей погреб? – выбравшись наружу, спросил Фесс у толпы. Спросил самым обычным голосом, как ему показалось – без всякой угрозы, однако ответом ему стало лишь угрюмое молчание да скрип натягиваемых луков. Здешние обитатели явно не были расположены ни к шуткам, ни к переговорам.

– Эту штуку я уничтожу, – спокойно сообщил некромант толпе. – И знайте, не бросите этот промысел – пеняйте на себя. Я предупредил.

Тетивы так и остались натянутыми.

Некромант стоял, не пригибаясь, одно остриё глефы смотрит в землю, другое – в серые небеса, но отчего-то никто не усомнился, что в случае надобности эти лезвия проложат Чёрному магу дорогу сквозь любую толпу и даже сквозь летящие стрелы.

Фесс с наслаждением разнёс злосчастный погреб по брёвнышку – вот где пригодились пусть и начальные познания в стихийной магии Земли. Чёрные губы сомкнулись, размалывая в мелкую крошку стены погреба, и миг спустя с отвращением словно бы выплюнули остатки. Очистительный огонь довершил остальное.

Самым трудным оказалось не дрогнуть и не скорчиться от жестокой боли отката уже после того, как заклятье было сплетено. Обитатели Глеммлира молча и мрачно следили за незваным гостем; а гость, не теряя ни секунды, направился прямиком на погост, где начался такой ужас, что не выдержали даже самые крепкие духом.

Некромант рыскал из стороны в сторону, словно охотничий пёс, то замирая, то вновь принимаясь мерить кладбище широким шагом. Потом он долго возился, что-то вычерчивая на земле, – а затем вдруг воткнул в землю свою глефу и взялся за странного вида широкий меч, явно слишком для него тяжёлый.

…Фесс не собирался повторять собственных ошибок. На сей раз он и не надеялся покончить с неупокоенностью одним широким взмахом. Нет, вовсе нет. Его заклятье, гептаграмма, действовало куда слабее, но зато выдёргивало неупокоенныхиз могил не всех сразу, а по одному.

И тогда в дело вступал гномий фальчион.

Зомби некромант рубил с каким-то непонятным остервенением, словно беря реванш за поражение в Дренданне, опять же нарушая одну из краеугольных заповедей своего магического ремесла: не допускать, чтобы волшебником овладевали какие бы то ни было чувства. Неупокоенныхне следовало ненавидеть или бояться – это только прибавляло сил бестиям. Однако у Фесса сохранять это безразличие в последнее время никак не получалось. Особенно после того, как к нему вернулась память.

И он рубил. Тяжесть меча, собственное хриплое дыхание, боль в перенатруженных мышцах и связках – всё это словно бы говорило ему: «Ты живой и настоящий. Ты способен чувствовать, ты не просто „истребитель“, ты – человек. Пока ещё человек… пока ещё человек!»

…И хотя с него градом катился пот, одежда промокла чуть ли не насквозь – с глеммлирского погоста он уходил победителем. Заклятье подняло неупокоенных, меч и посох помогли покончить с ними, а затем, уже безбоязненно, некромант вытянул из могильной земли и рассеял ту Силу, что заставила вновь открыться раз закрывшиеся глаза мертвецов. Это заняло почти весь день, до темноты – но, когда он покидал деревню, в спину ему уже не смотрели острые наконечники стрел и дротиков.

Ему указали, куда двинулся салладорский караван с пленницами. Указали не слишком охотно, но не запираясь. Правда, не оставалось у Фесса и иллюзий, что ему удалось завязать дружбу с глеммлирскими обитателями.

Холмы постепенно отступали, место лесов занимали степи, длинный залив степного моря достигал здесь берегов моря настоящего; здесь властвовал Мекамп, некогда просто союз разбойничьих шаек, со временем тем не менее превратившийся во вполне респектабельное королевство, признанное даже чванливым Салладором.

Здесь всегда жил лихой народ, знавший не только с какого конца браться за меч, но и как наполнять свои сундуки. В Мекампе не было крепостной зависимости, сеньор обязан был защищать пахарей от разорительных набегов степняков с востока, за что получал оговоренную законом пятину, обладал правом суда, но только когда к нему обращались сами тяжущиеся. И никакой торговли людьми, никакого «права первой ночи» и тому подобного, чем изобиловала повседневная жизнь считавшихся более «цивилизованными» земель.

Раньше, говорят, жизнь в Мекампе была куда вольготнее, чем, скажем, в том же Эгесте, не говоря уж об Эбинской Империи. Так было, пока не набрала полную силу Святая Инквизиция, нашедшая в королях Мекампа верных сподвижников – недаром говорят, что раскаявшийся разбойник вдвое больше поклонов кладёт.

У святых братьев в Мекампе появилось несколько хорошо укреплённых оплотов. По всей стране запылали костры – с корнем искоренялась ересь, ведь здесь, на востоке, многие, говорят, до сих пор верили в старых богов, благость коих, по несказанной милости своей, признавал даже Спаситель.

Но потом – как следствие «грехов бесчисленных» – наступило Время Тьмы. И мёртвые стали пробуждаться ко второй жизни – каковое пробуждение стоило очень и очень многим живым их первой и единственной настоящей жизни…

Фесс знал, что Инквизиция повсюду старалась бороться с этим бедствием. Методы он уже видел – в Больших Комарах. Крики несчастной пары любовников до сих пор эхом отдавались у него в ушах.

Наверняка нечто подобное творилось и здесь, в Мекампе. Для того чтобы остановить расползающуюся чуму, потребовалась бы, наверное, целая армия некромантов – но факультет малефицистики в течение многих лет не имел ни одного студиозуса.

В другое время Фесс бы, наверное, как и советовал дракон, неспешно двинулся от замка к замку, от селения к селению, уже обретя опыт, он не допустил бы прежних ошибок, и, наверное, это была бы та жизнь, к которой его готовил Даэнур (во всяком случае, так тогда казалось Фессу), – но, хотя он и не давал никакого обещания королеве Вечного леса, освободить пленниц он решил твёрдо. Пусть даже это шло вразрез с тем, что ему говорил Сфайрат.

Кто играет с запретным? Кто, если это правда, практикует самые жуткие разделы магии крови, жертвоприношения, исстари недоступные никому, кроме некромантов? Конечно, Инквизиция тоже научилась извлекать из подобного Силу; но всё-таки это прикрывалось хоть каким-то флёром «законности» – или инквизиторы уже решили отбросить и эту завесу? Пытаются освоить арсенал истинной некромантии?.. На подступах к ритуальному мучительству?..

…Караван, судя по всему, тащился медленно. Инквизиторы – если это были они – никуда не торопились. И направлялись отнюдь не в сторону салладорской границы, а к столичному порту Агранна. Собирались плыть дальше морем?

Так или иначе, Фесс продвигался на юго-запад. Мокрая зима то сеяла липким, быстро таявшим снежком, то разражалась нудным моросящим дождиком. Всё вокруг пропиталось влагой, и казалось, что во всём мире не осталось уже ничего сухого. Фесс упрямо шагал по размокшей дороге, скользя и оступаясь на глине, – и с каждым днём всё увереннее сокращал отделявшие его от каравана лиги. Те, за кем он гнался, выбрали для путешествия не самое лучшее время.

До порта оставалось примерно три дня пешего пути, когда некроманту впервые дерзнули преградить дорогу. Под серым небом, под непрестанно сеющим мелким дождём мокла застава – с десяток солдат в королевских цветах Мекампа, с гербами на щитах и плащах – распростёрший в стремительном полёте крылья степной орёл.

Лучники – это не беда, успел подумать некромант, едва завидев перегородившую мокрый тракт рогатку; однако в следующий миг из наскоро сбитой дощатой караульни под дождь вынырнули четыре фигуры в рясах.

Инквизиция. Ну, разумеется, ничего другого и ожидать не приходилось. Долго ли вестям проделать путь из Эгеста во все окрестные земли?..

Фесс не замедлил шаг, всё той же размеренной походкой, опираясь на посох, он шёл прямо на засуетившихся стрелков. Видно было, что тут на заставе поставили либо новобранцев, либо никуда не годных лентяев. Никто даже не попытался взять подозрительного незнакомца на прицел, солдаты вместе с десятником пялились на некроманта, вместо того чтобы для начала хотя бы выдернуть стрелы из колчанов.

Инквизиторы же, напротив, действовали чётко и слаженно, словно всё время только и знали, что готовиться к подобным обстоятельствам. Трое составили нечто вроде круга, четвёртый, высоко поднимая символ Спасителя, похожий на гномью руну j, вышел на середину дороги, и Фесс мгновенно ощутил напор чужой мощи – мощи, изначально враждебной его Тёмной стихии.

Ему не приказывали остановиться. Дорога была пустынна, почтенные негоцианты не торопились двинуться сквозь промозглые слякоть и морось. И Фесс всё так же размеренно шагал прямо на загородившую путь рогатку – скупые, сдержанные движения могут напугать порою сильнее пламенных волн и тому подобной пиротехники.

Тем временем мекампцы наконец-то построились и даже наложили стрелы на тетивы. Трое инквизиторов застыли, опустив головы и положив руки друг другу на плечи, – и Фесс с необычайной яркостью представил себе, как жидкая бурая грязь на дороге стремительно смешивается с кровью – там, где прошёл он, некромант Неясыть, землю всегда щедро пропитывают алой влагой жизни. Несмотря даже на самые горячие его желания предотвратить подобное. Какая горькая насмешка – он, некромант, должен защищать живых от уже мёртвых, следовательно, при благоприятных обстоятельствах должен побеждать, вообще не проливая ни капли крови, кроме разве что своей. А вместо этого…

Вместо этого – побоище за побоищем. Арвест, Кривой Ручей, болотная горловина по пути в Вечный лес, и венец всего – Эгест. Неужели и здесь ему не оставят иного выбора, чем идти по трупам этих несчастных (исключая, разумеется, святых братьев)?..

Одинокая фигура в намокшем тёмном плаще, с чёрным посохом в руках, спокойно и мерно шагающая прямо на тусклые оголовки стрел. Лучники Мекампа невольно попятились, лишний раз доказывая, что прислали их сюда из запасного полка, да и там, похоже, учили их кое-как.

Первым не выдержал десятник и тем самым, похоже, сломал святым братьям всю игру. Заговоривший выдаёт свою слабость и страх. Молчащий побеждает. Тот случай, когда один намёк на угрозу опаснее самого её осуществления.

– Эй, кто таков? Стой, кому сказано! Не то подстрелим, как зайца! – Он храбрился, но получилось на редкость неубедительно.

В Мекампе говорили на эбинском, с характерным акцентом, растягивая слова и порой глотая отдельные слоги. Десятник был несомненно родом отсюда, когда же заговорил инквизитор – Фесс невольно поразился его идеальному столичному выговору. Этот родился и вырос в самом Эбине. Какими же ветрами его занесло сюда?

– Остановись для досмотра! – резко и зло крикнул инквизитор. – Назови себя, носящий чёрный посох!

«Они что же, не узнали меня?.. Вообще-то на будущее – не стоит держаться людных трактов, если хочешь добраться до цели незамеченным».

Некромант не ответил. Шёл дальше, прямо на заставу, про себя подсчитывая шаги и секунды. Что он должен будет сделать, когда разом дрогнут все десять тетив? Инквизитор совершенно напрасно открыл рот, обнаружив свои страх и слабость.

«Или весть обо мне ещё просто не дошла до них?.. Но тогда – зачем инквизиторы на заставе?.. Для чего?..»

В грудь толкнулась горячая волна. Магия Спасителя. Чистая, незамутнённая и очень, очень опасная. Даже в руках новичка. Особенно в руках новичка, не знающего, что такое правила, и способного на любой фортель.

– Стой, Тёмный!.. – Инквизитор уже надсаживался.

Фесс оказался совсем рядом с преградой. Стрелки пятились всё дальше и дальше, лица белые от ужаса – они что, увидели перед собой неупокоенного?..

Так знают или нет? Или инквизиторы осведомлены только о самом лишь факте существования такого вот Тёмного некроманта, и больше ничего?

Ощетинившаяся острыми кольями рогатка совсем рядом. Глефа словно сама скользит в ладони, лезвие вскидывается над плечом, готовое и рубить, и колоть, и отбивать стрелы, если понадобится. Правило одного дара не властно над родившимся в Долине; пусть попробуют заступить ему дорогу!

Тёмная, злая радость подкатывает к самому горлу, мир подёргивается алой дымкой. Он пройдёт, несмотря ни на что, пройдёт, если надо, по трупам, и горе тем, кто окажется у него на дороге!

…Фесс не знал, что произошло. Почему вдруг дружно взвыли дурными голосами лучники, с похвальной резвостью бросаясь наутёк; инквизиторы прервали своё бдение, побелевшими непослушными губами шепча молитвы; вышедший навстречу Фессу чуть не выронил свою перечёркнутую стрелу прямо в дорожную грязь, попятился назад, глаза его широко раскрылись от ужаса, но смотрел он не на некроманта – куда-то ему за спину, и, судя по всему, ему там открывалось такое, что даже угроза немедленной смерти меркла перед этой картиной.

Сперва Фесс решил, что это просто уловка, хотя бегство стрелков едва ли можно было назвать заранее спланированным обманным маневром. Но нет – вот побежали и инквизиторы, воздевая руки к небу и что-то громко вопя, наверное, просили у своего Спасителя помощи и защиты…

Но, само собой, серые небеса остались глухи и недвижны. Ничья рука не раздвинула плотные низкие тучи, ничей лик не глянул в разрывы пелены; некромант остался стоять на безлюдной мокрой дороге, возле пустой караульни, и всё, что он мог сделать, – это недоумённо развести руками.

…Что-то он ощутил только сейчас. Слабое мелькание, где-то на самом пределе зрения, заметное лишь уголками глаз, – за его спиной словно и в самом деле маячило что-то, размытое, неопределённое, чёрное пополам с белым, – но стоило Фессу резко обернуться, всё разом исчезло. Всё тот же унылый нагой тракт, те же лужи на глинистой земле, круги от гибнущих дождевых капель, словом – ничего особенного.

Вот только откуда же эта твёрдая, непоколебимая уверенность, что совсем ещё недавно в этом небе вновь взвивались знамёна Тьмы, слишком хорошо памятные ещё по Эгесту?

На всякий случай некромант заглянул в караулку. Все как всегда: простой и грубый солдатский скарб, из угла с горестной укоризной на Фесса воззрился лик Спасителя. «Смотри-смотри, всё равно ничего не высмотришь. Я не твой, я родился в Долине магов, а ты – ты просто миф, сказка для слабых, затравленных, напуганных жизнью, вера для рабов… И пусть даже моя родная тётушка Аглая истово верит в тебя, сил это тебе не прибавит».

На мгновение Фесс ощутил сильнейшее желание искрошить этот лик в мелкую щепу. Удержался он с трудом – немного чести рубить беззащитное дерево, не способное дать сдачи.

…Голова слегка кружилась, когда он вновь выбрался наружу. Такого приступа жгучей жажды крушить и разрушать он никогда ещё не испытывал. И странное дело – он ведь враждует не с этим непонятным Спасителем, которого, конечно же, нет и в помине, что бы там ни говорила горячо любимая тётушка, его враги – инквизиторы, посредники между Спасителем и добрыми мирянами. Так почему же он должен ненавидеть ни в чём не повинное дерево?

Он привалился спиной к стене. Очень не хотелось никуда идти. Разжечь вновь огонь в погасшей печурке, завалиться на лежанку, укрыться брошенными одеялами, пусть даже рваными и не шибко чистыми (сказать по правде, более чем грязными), – и провалиться в сон, в спасительное отдохновение, и пусть темнота закроет ему глаза, только так он сможет найти покой…

И он даже сделал нетвёрдый шаг к двери, когда ему показалось, что его окликнул знакомый звонкий голос.

Он с трудом поднял внезапно отяжелевшую голову. Нет, конечно же, ему показалось. Не было никакой Рыси, не стояла страж Храма посреди мокрой дороги, не махала ему приветственно рукой… не было ничего, кроме пронёсшегося над пустынным лесом голоса. Ничего, кроме бесплотного зова – зова, от которого болезненно и пусто сжалось сердце, отзываясь тупой болью в левом межреберье.

Однако это помогло. Некромант глубоко вздохнул раз-другой, поправил седельные сумки на пони, вздохнув, оттянул натиравший плечо ремень от ножен с фальчионом – и без того тяжёлый гномий клинок, казалось, прибавлял в весе с каждой пройденной лигой – и двинулся дальше, по чёткому следу каравана с пленницами, оставлявшего за собой сильнейшую эманацию горя, ужаса и отчаяния.

…Но всё-таки, что же такое увидали за его спиной солдаты и инквизиторы? И интересно, испугался бы этого зрелища сам достопочтенный отец Этлау?

Но ответа на этот вопрос он, само собой, не получил.

Чем ближе к побережью, тем оживлённее становилась дорога. Степь взрыли железные лемехи плугов, рощи дали брёвна домам, речки наполнили крепостные рвы. Некромант шёл, не задерживаясь и не скрываясь. Нельзя сказать, что его встречал радушный приём, но люди всё-таки не разбегались при одном его появлении, словно от поражённого моровым поветрием. Торопясь настичь караван, Фесс урывал лишние часы от сна, шагал допоздна, правда, в чистом поле ему ночевать не пришлось ни разу – чем ближе к столице, тем больше деревень и деревенек, хуторов, замков, заимок, городов и городков…

Дважды ему предложили работу – один раз навстречу скромно одетому волшебнику в поношенном дорожном плаще и старых сапогах выехала блестящая депутация – местный сеньор в полном парадном вооружении, с челядью и домочадцами: мальчишки с горящими глазами таращились на жуткого некромансера, о собратьях которого успели наслушаться столько страшных сказок: непослушных некромансерзабирал с собой, казнил мученической смертью, а потом превращал в зомбей, своих преданных слуг…

Другой раз его встретило поголовно всё взрослое население небольшой деревеньки, где на погосте тоже начались неприятности. Мужики и бабы все разом повалились Фессу в ноги, голося что-то вроде «как прослышали, что сам пройдёт… что сюда путь держит… спаси, обереги, надёжа наша… уж Спасителя сколь ни молили, не даёт защиты… и братьев святых просили… а они нам и ответили, мол, поважнее дела найдутся… не откажи, благодетель, защити и оборони!..». Плакали женщины, всхлипывали мужчины, а староста принялся совать некроманту в руку туго стянутую тряпицу, где оказался пяток истёртых салладорских двойных диргемов – деревенька оказалась не из зажиточных.

Оба раза Фесс останавливался. Оба раза делал своё дело – разумеется, оба раза, согласно договору, получая разрешение на своё чародейство от настоятеля местного храма. Тут тоже что-то изменилось, во всяком случае, ни одному из священников не пришло почему-то в голову читать некроманту нотации или, паче того, чинить препятствия. Оба раза попики чуть ли не умоляли некроманта вмешаться – верно, страху натерпелись и они, так что даже стены Спасителева храма переставали казаться надёжной защитой. Фесс делал свою работу молча, не произнося ни слова, только кивая головой. Оба раза в дело вступал гномий фальчион – некромант не рисковал слишком сильными заклятьями, которые – наверное, вследствие наступления Тьмы – стали порой действовать совсем не так, как хотелось бы их сплётшему.

Оба раза с погоста не вырвался ни один неупокоенный. Оба раза сработанный подземными мастерами клинок всласть попировал на мёртвой плоти и костях зомби. Оба раза не произошло никаких неожиданностей, за исключением одной.

Умирая, зомби умоляли пощадить их. Заплетающимися языками, медленно и едва выговаривая слова, шепелявя, хрипя, так что их едва можно было понять, – но умоляли. Просили не убивать.

Просили напрасно. Хотя нельзя сказать, что рука Фесса ни разу не дрогнула. Дрогнула – но, наверное, это от тяжести неподъёмного фальчиона.

После упокаивания погостов Фесса, похоже, начинали бояться втрое больше, чем до этого. Нанявший его владетель, хоть и выплатил причитавшееся некроманту вознаграждение, но как! – выпустил плотно увязанный в воловьи кожи кошель из требучета через стены замка, где у бойниц уже густо стояли и лучники, и арбалетчики, и даже пращники.

Фесс только усмехнулся. Вы даже не представляете себе, насколько плохи ваши дела, сказал он про себя. Если зомби начали просить пощады – значит, западная Тьма становится всё сильнее, и уже не с каждым годом, но с каждым месяцем, если не неделей. Ему надо торопиться. Тьма наступает быстрее, чем он того ожидал.

И если отбросить всё остальное, даже свою собственную судьбу, и принять, что западная Тьма есть твой смертельный враг, то окажется, что все усилия вообще напрасны. Нет никакого «тёмного властелина», не высится среди Гор Ужаса жуткого вида замок с тянущимися в чёрное от гнева небо неправдоподобно тонкими башнями, нет мрачного тронного покоя, где восседает главный злодей, вгони в которого меч – и все беды с тревогами в мире исчезнут, словно дым под сильным порывом ветра. Нет ничего. Даже Этлау со своими инквизиторами – это так, не враги – врагишки. Мелкие суетящиеся муравьи, устроившие охоту на забредшего к ним жука, не подозревая о том, что уже совсем рядом с их родной муравьиной кучей стоит лесоруб, в руках которого огниво, и муравейник уже обложен хворостом, и осталось только выбить искру на приготовленный трут.

…Был промозглый день, с моря дул сильный и злой зимний ветер, гнал на берег сердитые орды волн. Набрякшие тучи над головой, как обычно, исходили мелкой водяной сечкой, и всё вокруг было насквозь мокрым – даже железные флюгера на городских башнях, выкованные в виде задорных петухов, поникли, распушённые хвосты словно бы уныло опустились к земле.

Агранна никак не могла соперничать даже с Эгестом. Воинственное королевство, Мекамп думал не о красоте, а о прочности и надёжности. Вот почему башни были пузаты и уродливы, а стены – неровны. Но зато толщиной эти стены поспорили бы с доброй скалой. Да и слагал их не какой-нибудь кирпич или, тем более, мягкий песчаник, а настоящий, матёрый гранит, громадными блоками выпиленный из скал и доставленный сюда. Едва ли во всей западной Ойкумене нашёлся бы хоть один таран, способный брешировать эти бастионы.