Текст книги "Имя Зверя. Том 2. Исход Дракона"

Автор книги: Ник Перумов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Старые, старые сказки. – Алиедора постаралась зевнуть как можно натуральнее. – Мир всегда погибает, мир всегда нужно спасать, и спасти его может непременно лишь один и только один герой…

– Не герой, – выплюнул ноори, словно ругательство. – Не герой, а проклятие! Воплощение нашего рока!

– Проклятые дети, – кивнула Алиедора. – Слыхала, слыхала, как же не слыхать. Меня и саму так едва не прозвали. Придумай что-нибудь получше, Мудрый, потому что иначе… – И она слегка натянула петлю.

– Аррррххх!!.. Отпусти, безумная! Я расскажу!

– Ничего иного я и не желаю. Говори! Или ты надеешься, что потянешь время и кто-то из твоих собратьев придёт в себя, после чего прикончит меня одним аккордом вашей Беззвучной Арфы?

– Дхусс рассказал тебе слишком много…

– Не тебе судить, – отрезала Алиедора. – Давай по порядку. С чего всё началось?

– Никто не знает в точности, как и кем сотворено было Великое Древо. Наши предания говорят, что…

– Это можешь пропустить.

– Как угодно, – страдальчески сморщился Мудрый. – Однако сии материи весьма важны для понимания последующего. Силы, которые вы, мёртвые, называете «богами» или «Зверями», наложили строгие запреты. Всё подвластно всемогущей смерти. Нет ничего истинно вечного, кроме одного лишь Древа. Если умирают цветы, трава, животные и мы, разумные, то могут умирать и миры. Ты следишь за ходом моей мысли, мёртвая?

– Ещё раз назовёшь меня так – сам станешь мервее мёртвого, – посулила Алиедора.

– Не грози понапрасну, – ухмыльнулся ноори. Кажется, он приходил в себя, обретая уверенность. – Ты же хочешь дослушать всё до конца, мё… Гончая?

– Не заговаривай мне зубы, – мрачно заявила доньята.

– Обладающий знанием может предвидеть грозные признаки. Один из них – небесные явления…

– Этот самый Небесный Сад, о котором столько болтали?

– Он самый. Полчища разъярённых духов… выпущенных из вековечной темницы… Силам, богам, Зверям – зови как угодно – надоел какой-то мир. «Мера грехов превысила», как сказали бы служители Прокреатора. Равновесие нарушается. Разрушительная мощь даруется… таким вот Роковым детям.

– И потом их убивают, – докончила Алиедора ровным, холодным голосом. – Под любыми предлогами. Знаемо.

– Просто прервать существование Рокового дитя недостаточно, – скрипел ноори, судорожно дёргая челюстью. – Более того, это очень опасно. Требуются особые деяния…

– Деяния?

– Свершения. Изменения. Сотворения и возведения. Я не знаю ваших слов, они такие же мёртвые, как и вы сами.

– Я поняла, – медленно проговорила Алиедора. Она уже некоторое время прислушивалась к слабым, едва различимым звукам у себя за спиной – там, похоже, приходил в себя кто-то из Мудрых. Пленник, конечно, слышал это тоже и явно тянул время. Но пусть пока думает, что она ничего не замечает. – И чего же следует достичь оными свершениями, равно как и изменениями с сотворениями?

– Враждебное миру должно быть изгнано. – Ноори сморщился, то ли от боли в натёртой грубым вервием шеи, то ли от обессиливающего страха. – Только тогда воплощение Тёмного может быть остановлено и обращено вспять. Иначе же… то, что вы, мё… простые смертные, называете «Гнилью», пойдёт за ним по пятам, усиливаясь с каждым днём. Пока мы ещё можем её сдержать, здесь, на нашем острове. Но вскоре она сделается непобедимой. И тогда…

– Что тогда? – нетерпеливо переспросила Алиедора. Мудрый за спиной ворочался, наивно полагая, что поглощённая допросом Гончая ничего не слышит и не замечает.

– Лист сгниёт, – прошептал Мудрый таким голосом, что даже Алиедору продрало холодом. – Сгниёт и сорвётся с Древа. Точно так же, как в ваших лесах листья опадают каждую осень, когда наступают холода. Теперь ты поняла, зачем нам твой дхусс?!

– Если всё так просто, почему же вы так долго ждали?

– Здесь нельзя ошибиться. Затраты сил на обряд огромны, мы не можем хватать первых попавшихся. – Губы пленника презрительно дрогнули, глаза шевельнулись, глядя куда-то за плечо Алиедоре.

Не поворачиваясь, Гончая ударила назад каблуком сапожка. Нога вошла во что-то упругое, раздался хриплый выдох-вскрик, и что-то упало.

– Плохо же вы обо мне думаете, – прошипела она прямо в расширившиеся от ужаса глаза ноори. – Если решили, что достаточно Гончей повернуться спиной – и она ничего не увидит.

– Я ответил тебе, создание Некрополиса, – в тон ей прошипел ноори. – Что дальше? Убьёшь всех нас?

– Нет, не убью. Пока. У меня ещё остались кое-какие вопросы.

– А потом? Неужели тебе всё равно, Гончая?

– Конечно, – равнодушно сказала Алиедора. – Я же отвратная тварь Некрополиса, забыл об этом, о утончённый ноори? Какое мне дело, что случится с миром, если наше владение – вся бесконечная Смерть?

– Врёшь! Врёшь! Все вы смерти боитесь и потому…

– Думай как хочешь, – перебила Мудрого Алиедора. Полноте, такого уж на самом деле «мудрого»? – Это ты боишься сейчас, а не я, – закончила она. – Страх у тебя сочится прямо сквозь кожу, как пот. Сдается мне, ты не всё сказал, ноори.

– Что тебе нужно ещё? – простонал пленник.

– Где Тёрн? – гаркнула Алиедора прямо в лицо ему. – Мы вместе вошли в башню. Где он? Куда мог деться?

– Куда мог деться? Надеюсь, он уже в руках моих братьев. – И ноори плюнул в глаза Алиедоре.

Гончая должна оставаться холодна и спокойна при любых обстоятельствах. Но сейчас словно ожила благородная доньята Алиедора Венти, дочь знатного владетеля, – и Гончая Некрополиса опомнилась, лишь когда шея ноори сухо хрустнула, словно сломленная ветка.

Проклятие. Пленник наболтал много, но что из этого правда?

Алиедора рывком подняла бесчувственную девушку-ноори.

– Тебе не повезло, сестрёнка, – злобно прошипела она. – Придётся-таки нам поговорить.

* * *

Дигвил Деррано невольно позавидовал некрополисцу. Мастер Латариус спал, словно младенец, дышал ровно и спокойно.

Где же твои Гончие, хозяин мертвяков? Ты обещал, что они принесут вести, – Дигвил сжал кулаки. Ожидание становилось совершенно невыносимым.

Он сидел на чурбаке, заменявшем здесь скамьи, привалившись спиной к двери, – а так хотелось вскочить, и бежать, туда, к жене, к детям; сгрести их всех в охапку, прижать к себе и никуда уже не отпускать. Никогда.

Окно в их комнатушке было крошечным, забранным толстыми кусками мутного и неровного стекла, изнутри висело грязноватое полотнище. В изголовье горела одинокая свеча, её мастер Латариус велел не гасить ни в коем случае.

И там, за нечистой занавесью, за непрозрачным стеклом, где стыла тьма, вдруг что-то полыхнуло бесшумно-алым. Полыхнуло – и угасло, мрак вернулся, но Дигвил уже был на ногах. Слишком долго он странствовал, чтобы списывать подобное на «да мало ль чего бывает! Спи давай!».

– Мастер.

Латариус открыл глаза, словно и не спал совсем, а смежил веки просто так, на мгновение.

– Я почувствовал. – Некрополисец рывком сел, совсем не похоже на старика. – Что ты видел?

Никаких уже «благородных донов».

– Беззвучная вспышка. Алая. Словно зарница, но куда сильнее.

Брови Латариуса сошлись у переносицы.

– Убираемся отсюда! – бросил он.

– А твои вестницы, Мастер?

– Они нас найдут. – Латариус уже набрасывал плащ. – Скорее, скорее! Нельзя ждать!

– Почему нельзя? И чего именно? Ютайла! Что-то это мне совсем не нравится! Я без семьи отсюда ни шагу, Мастер.

– Не сомневался, – проворчал Латариус. – Ладно, нам хотя бы из города выбра…

С улицы, сотрясая стены, подбрасывая лежаки и скамейки, щедро осыпая головы известью с потрескавшихся потолков, донёсся громовой удар.

– Бежим! – Латариус в развевающемся плаще, как никогда похожий на диковинную птицу, кинулся вниз по крутым ступеням. Дигвил подумал, что некрополисец бросится в стойла, к их гайто, однако тот, напротив, пробежав общий зал, полез по мелкой неприметной лесенке, что использовалась только слугами, но не постояльцами.

– На крышу! – скомандовал Латариус.

– Ютайла…

– Ты ей сейчас не поможешь! Скорее, сюда, давай сюда!

Крутые и узкие ступени вели на третий этаж, в мансарду. Там, похоже, спали работники. Латариус, не мешкая ни мгновения, ногой высадил крошечное чердачное оконце; Дигвил нырнул следом. С мансарды кто-то орал, понося их последними словами, но благородный дон Деррано сейчас уже ничего не слышал.

Небо на юге пылало. Алое зарево сожрало звёзды, поглотило не успевшую высоко подняться Гончую. Прокатившаяся же по землям Меодора судорога на первый взгляд не наделала особых бед; однако стоило Дигвилу повернуться, и он заметил рыжие космы вспыхнувшего пожара.

Это ещё как?! За те мгновения ничего и разгореться не успеет!

Второй пожар вспыхнул совсем рядом. Языки пламени вырвались разом из всех окон трёхэтажного дома, крыша провалилась и осела, взметнулись облака янтарных искр. Выскочить никто не успел.

– Что же это такое?! – услыхал Дигвил потрясённый шёпот некрополисца. Он явно ожидал чего-то другого; а от этой беды, что нагрянула, спасаться следовало отнюдь не на крышах.

С юга уже дул ветер. Горячий, сухой, раскалённый; на крышах таял снег.

– Где моя семья?! – заорал Дигвил, хватая некрополисца за плечо. – Где твои Гончие?!

Сейчас рыцарь уже не думал ни о каких тайнах.

– Не знаю! – огрызнулся Мастер. – Это… что-то совсем новое.

Пожары занимались во многих местах. Полуодетые горожане выскакивали на улицы – и им ещё сильно повезло, потому что вспыхнувшие дома рушились моментально, оставляя просто груду пылающих развалин. Кажется, что горел даже камень.

Дико и страшно кричали ничего не понимающие, растерянные люди. В Меодоре случались пожары, но каменный город всё-таки был лучше защищён от огня, чем деревеньки серфов, здесь умели бороться с пламенем. Однако нынешние пожары ничуть не походили на обычные. Словно внутри дома вспыхивал весь воздух, из окон вырывались клубы рыжего огня, в несколько мгновений рушилась крыша, погребая всех не успевших выскочить. Хотя едва ли кто-то и мог – пламя, похоже, убивало всех в момент самой первой вспышки.

– Ты как хочешь, – Дигвил тоже отбросил всякие сантименты, – но я бегу…

– Куда бежишь?! – яростно перебил его некрополисец. – Мои сейчас будут здесь. Я уверен. Потом вытащим твоих. Не сомневайся.

Он оказался прав. Тень соткалась буквально из ничего, Дигвил, как ни старался, так и не смог заметить, откуда она появилась. Девушка, до самых глаз закутанная в непонятные тряпки; на первый взгляд это могло показаться нищенскими лохмотьями, и, лишь приглядевшись, дон Деррано смог понять, насколько тщательно пригнан там «по месту» каждый лоскуток.

Гончая склонилась перед Латариусом, быстрым, почти не различимым глазом движением. Что-то прошептала на ухо.

– Не может быть, – выдохнул некрополисец.

– Что с моей семьёй?! – не выдержал Дигвил, придвигаясь ближе.

– Ещё совсем недавно были живы, – буркнул Латариус. – Веди, Аммали!

Гончая молча кивнула и, как была, ринулась вниз прямо с крыши.

– Нет уж, годы мои не те… – прокряхтел Латариус, направляясь к чердачному окну.

Внизу, на улицах Меодора, царил полный хаос. Куда-то бежали вопящие люди, кто-то волок какие-то узлы, вставали на дыбы обезумевшие тягуны; а с юга всё дул и дул сухой, безжизненный, раскалённый ветер – словно в лежащих на дальнем полудне сказочных пустынях, о которых мальчишке Дигвилу рассказывал домашний учитель и маг, мэтр Бравикус. Снег исчез с крыш и из переулков, по замощённым улицам текли потоки воды, словно весной. Жара стояла такая, что впору было броситься по-летнему в реку. Дышать становилось нечем, воздух обжигал, словно жар из кузнечного горна.

Гончая скользила сквозь охваченные паникой улицы, точно рыбка по быстрому потоку. Её, похоже, вообще никто не замечал. Латариус и Дигвил верхами едва поспевали следом.

Дом, куда их привела Гончая по имени Аммали, украшали гордые гербы с меодорским саблезубом – несмотря на уже длящееся не один месяц правление его величества Семмера Дольинского, свирепых каменных зверей сбивать с фасада не стали. Гончая склонилась в молчаливом поклоне, отступила, уже почти растворяясь в багровой полумгле, как вдруг согнулась, схватившись за живот, и безмолвно завалилась набок, подтягивая колени к груди.

Латариус почти рухнул на колени рядом с ней, молниеносным движением выхватил какое-то снадобье, но Дигвил на это взглянул лишь мельком – ударил плечом в резную, с вычурными завитушками, дверь и сам удивился, насколько легко она распахнулась.

– Ютайла! – заорал он, уже не скрываясь. – Где ты?!

Кто-то заверещал в недрах дома, где-то топали ноги, что-то скрипело, трещало и хлопало, что-то вопили ненужные, пустые для него голоса, и только голоса Ютайлы он по-прежнему не слышал.

Богато разубранный зал начинался сразу за входной дверью, стояли громадные кованые сундуки, крытые дорогими южными коврами, стены украшены гобеленами, наверх ведёт лестница тёмного дерева, всюду резьба, кованые шандалы – и мечущиеся люди. Их он не знал, не мог узнать и герба, хотя в своё время помнил наперечёт всю геральдику не одного лишь Долье, а и Меодора, и Доарна.

– Мама?! Отец?! Это я, Дигвил!

Какая-то служанка истошно завопила, отшатываясь от него, словно рыцаря с головы до ног покрывала проказа. Забыв о Латариусе и его повалившейся Гончей, Дигвил бросился вглубь дома. Что тут происходит? Кто все эти люди? Его должны были привести к родным!

– Где донья Ютайла?! – Дигвил схватил за плечо пробегавшего мимо мальчишку-слугу, однако тот лишь заверещал, словно придавленный ушкан, забился, суча ногами и заваливаясь набок.

– Ютайла! – надсаживаясь, заорал рыцарь, взбегая по ступеням. От него с воплями и визгами отшатывалась челядь.

И вдруг – слабый отклик:

– Ди… Дигвил?!

– Юталя! – Он перепрыгнул через споткнувшегося прислужника. Кого-то опрокинул, кого-то сшиб с ног, чуть не сбил с петель подвернувшуюся дверь.

– Дигвил! – Он едва успел разглядеть жену. Ютайла бросилась ему на шею, щёки уже мокры. – Дигвил, милый, вернулся…

– Юталя… – горло сдавило. – Ом великий, да что ж такое?..

Сквозь пальцы рыцаря лился чистый снег совершенно седых волос.

– Дети? Юталя, где дети?

– Тут, Дигвил, здесь они… ох, ох, ног не чую… голова…

– Бежать надо! Где отец, где мама, где Байгли?

– Ох, ох, Дигвил… – Она шаталась, если бы рыцарь не поддерживал её, донья Ютайла уже упала бы на пол. – Дон Деррано… он…

– Папа! Папа! – запищали малыши. Так, хвала всем богам и Зверям, хотя бы няня тут.

– Скорее, скорее! – гаркнул Дигвил. Отец, мама и брат неведомо где, хозяева дома – те, чей герб на стенах, – тоже; значит, он будет тут распоряжаться. А мастер Латариус может провалиться хоть сквозь землю.

А по улицам всё дул обжигающий сухой ветер, испуганно жались к ногам дети, совсем рядом вспыхивали и почти сразу же рушились дома; им пока что везло. Дигвил, с мечом наголо, навёл кое-какой порядок среди слуг; из стойл выводили тягунов, мужчины поголовно вооружались, готовые, если надо, силой прокладывать дорогу через горящий город.

Мастера Латариуса Дигвил нашёл всё там же, возле крыльца. Ветер раздувал небольшую кучку чёрного пепла у ног некрополисца, а тот, словно оцепенев, смотрел на это, не в силах отвести взгляда.

Дигвил не выдержал – вздрогнул, едва поняв, что этот пепел – всё, что осталось от Гончей по имени Аммали.

– Ты с нами, лекарь? – даже сейчас молодой рыцарь не забыл о роли.

– С вашего любезного разрешения, благородный дон. – Латариус с ходу подхватил игру, ответил без запинки и колебаний. – Почту за честь оказать любую помощь вашему достославному семейству.

– Юталя, это… учёный лекарь, мэтр Латар. Мы… встретились по пути сюда. Он… нам поможет.

– С превеликим желанием, благородная госпожа.

– Добро пожаловать, мэтр. Хотя едва ли сейчас можно сказать о чём-то «добро»… – Донья Ютайла оставалась благородной доньей, даже если вокруг всё горит и рушится.

– Надо уходить. – Латариус решительно брал дело в свои руки. – Я знаю, благородные господа, что творится. Я слыхал… разное. Навсинай применил новые боевые заклинания. Наверное, метили в мертвяков, а попали – попали в нас.

Пожар разливался по Меодору стремительно и неостановимо. Время от времени из горящих, рушащихся домов выбирались рычащие, изрыгающие пар и дым големы Навсиная; Дигвил заметил, как внимательно глядит на них некрополисец.

– Новые штуки… никогда не видел таких прежде, – вполголоса бросил Мастер.

Караван под водительством Дигвила Деррано, несмотря ни на что, сумел прорваться к городским воротам, спасая по пути всех, кого только можно. Ютайла посадила детей в седло, сама шла рядом, неся на руках совсем крошечного малыша, выхваченного из занявшегося пламенем дома. Сам Дигвил вместе со слугами и присоединившимися горожанами расчищал дорогу от брошенного скарба и повозок, где бились в постромках обезумевшие тягуны. Горело совсем близко, но Ом-Прокреатор смилостивился – пламя ни разу не преградило дорогу. Мастер Латариус на ходу пользовал обожжённых и ушибленных, и какая-то совсем молоденькая девушка хромала рядом с ним, опираясь на плечо некрополисца.

«Почему мы воевали с ними?.. – мелькнула у Дигвила запоздалая мысль. – Зачем и для чего?»

В воротах Меодора, конечно, была жуткая давка. Пришлось остановиться и где глоткой, а где и пинками хоть как-то, но упорядочить толпу. Неподалеку грузно ворочались, словно чудовищные звери, вырванные из глубокой спячки, навсинайские големы.

И потому Дигвил ничуть не удивился, когда по толпе пронеслось – «навсинайцы город пожгли… навсинайские всё это учинили!».

Алое зарево, поднявшееся до самого зенита и залившее полнеба, медленно опадало, раскалённый ветер постепенно стихал, из всех ворот Меодора текли живые реки. Где король Семмер, что с ним – никто не знал.

Дигвил закусил губу. Вот как оно всё обернулось! Он-то был уверен, что семья его хоть в какой, но безопасности, насколько это вообще возможно при нынешних делах. И куда теперь? Что делать со всей этой толпой, вырвавшейся из погибающего города? Здесь, пока дует этот жуткий ветер, по крайней мере не приходится бояться стужи. Но зарево гаснет, стихнет и жаркое дыхание неведомой магии, люди окажутся во власти предзимья, почти что нагие и нищие…

– Мэтр, – негромко обратился рыцарь к мрачнейшему Латариусу, по-прежнему поддерживавшему худую, бедно одетую девушку с наспех забинтованными плечом и рукой. – Мэтр, нельзя ли послать… весть вашим соратникам и единомышленникам в Гильдии? У нас тут тысячи людей – без крова, без пищи, без всего. Ничего не остаётся делать, как просить помощи. Надеясь, что их всех, – обвёл рукой толпу Дигвил, – что их всех не зомбируют.

– Я бы хотел увериться для начала, что мои… соратники вообще остались в пределах досягаемости, – разлепил плотно сжатые губы некрополисец. – Навсинай использовал… нечто невиданное. Мои Гончие…

– Одна сгорела, я видел, – мрачно сказал Дигвил, снова поймав себя на том, что жалеет «это отвратное отродье».

– Да. Навсинай… отыскал что-то по-настоящему новое. – На Латариуса было страшно смотреть. – Я уцелел, но тоже… немалой ценой. Но об этом нет смысла говорить, благородный дон. Сейчас тебе надо возглавить этих людей. Город догорит к утру. Останется пепелище. Я отправлю весть, как только смогу.

– Долье…

– Боюсь, там сейчас ужас похлеще, чем после Гнили, – бросил Латариус, отворачиваясь. Девушка, которую он поддерживал, застонала.

– Сейчас, милая, сейчас помогу. – Латариус остановился, одной рукой скинул сумку с плеча. И, вдруг обернувшись к Дигвилу, некрополисец сказал прежним негромким голосом: – Поверни кольцо, благородный дон. Камнем наружу. Объяви себя.

Дигвил перевёл дух. Бросил взгляд на жену. Та почувствовала, подняла глаза, улыбнулась, несмотря ни на что; Альвейна и Десмонд оба смотрели, как мама убирается с найденным малышом. Отца они ещё чуть стеснялись, отвыкнув за долгие месяцы.

Зарево на юге медленно опадало. Жаркий суховей сменялся обычным ветром, обычным для этого времени года, сырым и холодным. Ошалевшие люди натягивали обратно рубахи, кафтаны и кожуха. Кое-где загорелись костры.

– Не мешкайте, лорд Дигвил, – едва разлепил губы Латариус. – Пришёл ваш час.

Рыцарь вздохнул, в последний раз бросил взгляд на жену, улыбнулся несмелым улыбкам малышей и решительно повернул фамильное кольцо камнем наружу.

Глава XVI

– Вот это ударили так ударили. – Магистр стоял, заложив руки за спину и глядя на полночь. Там, над далёкими Реарскими горами, по небу растекалось алое пятно, словно полыхающая кровь, пролившаяся в тёмную воду. – Ай да господа маги. И зачем им мои воители, когда под рукой такая мощь? Да ещё и големы…

Остальные братья-рыцари, вскочив, тоже смотрели вдаль. Сидеть у жарко пылающего костра остался один трёхглазый чародей Метхли. Он даже не повернул головы; сидел себе, протянув к огню озябшие, подрагивающие руки.

– Скучно и неинтересно, Метхли? – Рыцарь не смотрел в сторону собеседника. – Вы это хотите сказать?

– Скучно и неинтересно, – глухо отозвался колдун. – Навсинай ударил. Сила огромная. Получится ужас что. Даже подумать страшно.

Трёхглазый волшебник откинул капюшон, и магистр, наконец соизволивший взглянуть на мага, брезгливо поморщился, не скрывая отвращения.

– От вас разит, Метхли, как от самого последнего нищего.

– Гниль сильнее с каждым днём, – без всякого выражения отозвался трёхглазый. – Ничего удивительного, на мне это тоже отражается.

И впрямь, весь лоб чародея вокруг третьего глаза и до самых висков покрывали огромные, вздутые гнойники. Желтоватая жижа сочилась из пор, проступала из всех складок воспалённой, бугристой кожи, кислое зловоние расползалось вокруг, так что даже привычные ко всему братья-рыцари старались отодвинуться подальше. Гноились у чародея и кончики пальцев, Гниль окаймляла отросшие ногти.

Магистр скорчил гримасу, напоказ достал платок, прикрыл им нос и рот.

– Маги ударили. Не чувствуете?

– Чувствую. И что с того? – Чародей даже не потрудился пожать плечами. Всё его раболепие куда-то делось, уступив место тому, что постороннему глазу могло показаться тупой апатией и полным равнодушием.

– Даже я ощущаю, как рвутся сухожилия у этого мира. А вы?

– Я, милорд магистр? Я всего лишь жалкая развалина, огрызок, тень себя бывшего.

– Прекратите самоуничижаться. Что вы ощутили?

– Гниль вскричала разом и от боли, и от радости, – без выражения произнёс трёхглазый. – От боли – потому что сгорело множество её частиц. От радости – потому что ей открылись новые врата.

– А можно без туманностей в духе прорицающего жреца?

– Без туманностей не смогу, милорд. Я ж там не был, обычными глазами не видел, простите покорно. Только Гниль отозвалась во мне, вот и всё. Я постарался проговорить это словами, как сумел.

– А что теперь? Что говорит та Гниль, что в тебе?

Маг равнодушно пожал плечами:

– Она молчит, милорд. Я не могу принудить Её отвечать мне.

– Тогда берись за дело. – Магистр отбросил надменно-вежливое «вы». – Я должен знать, есть ли хоть какие-то перемены в Гнили вокруг нас.

– Слушаю и повинуюсь, милорд, – Метхли закряхтел и поднялся.

Отряд братьев-рыцарей пока оставался на прежнем месте, вблизи главного пояса навсинайских укреплений вдоль Делхара. Магистр чего-то ждал, не делясь ни с кем своими намерениями. И конечно, никто не задавал ему никаких вопросов. К объявленной цели – старому храму – магистр тоже почему-то уже не торопился.

– Интересно, очень интересно. – Рыцарь по-прежнему глядел на далёкое алое зарево, что поднималось всё выше и выше, так что звёзды тонули в кровавом пламени. – Могу лишь догадываться, что они туда всадили. Хоть сколько всадили – знаю почти наверняка. Не могу понять, однако, как это там оказалось.

– Поверьте мне, милорд, это уже неважно, – вдруг перебил Метхли. – Навсинай зашёл слишком далеко. Слишком далеко, – повторил он, дрожащей рукой стирая со лба обильно проступивший гной.

– Меньше болтовни, Метхли, – рыкнул магистр. – Говорите толком, кратко и по делу. Что значит «слишком далеко»? Какой именно барьер они переступили?

– Ударили слишком сильно. Гниль обретёт больше свободы.

– Только этого нам и не хватало, – ругнулся магистр.

– И взгляните туда, милорд. – Маг вдруг вытянул руку.

С холма, где устроили свой лагерь братья-рыцари, днём хорошо были видны многочисленные башни, рвы перед ними и изломанные линии-росчерки частоколов. Сейчас их окутывала тьма, горели лишь редкие сигнальные огни, однако ночь к западу от укреплений дышала разогретым железом, шипела, выпуская пар из бесчисленных клапанов, поблескивала рубиновыми глазницами – големы выстроились длинными шеренгами, что казались отсюда почти бесконечными. Сейчас всё это скопище пришло в движение, словно управляемое единой волей. Широкие ворота открывались, на цепях опускались целые погоны бревенчатых частоколов, множество железных бойцов, держа равнение, шагало к реке, без колебаний входя в холодные воды.

– Надо же, – покачал головой магистр, – решились-таки наши друзья… Не думал, не думал, – признался он. – Что ж, именно этого я и ждал. Теперь ни Навсинаю, ни Некрополису не будет никакого дела до нас.

– С рассветом отправимся, наконец, в святилище? – осведомился Метхли. В тусклых глазах мелькнуло что-то вроде интереса.

– Да. Готовьтесь, Метхли. Что делать, вы помните.

Чародей кивнул.

Остальные братья-рыцари, вскочив на ноги, неотрывно глядели, как масса големов бестрепетно переходит пограничную реку.

– Ну, сейчас начнётся… – проронил кто-то.

– Пусть Навсинай и Некрополис разбираются друг с другом, – поднял руку магистр. – Мы выполнили свой долг союзников. Маги получили от нас всю помощь, какую мы только могли оказать. Теперь каждый должен просто исполнить свой долг.

Над восточным берегом реки высоко в ало-чёрное небо взвился слепяще-белый шар сигнального пламени. Забурлила река, на поверхности вздувались громадные пузыри, словно там, в глубине, заворочались неведомые чудовища. На возведённых тут и там острых, как рыбьи кости, дозорных башнях тоже вспыхивали огни, больше, наверное, как сигналы тревоги, потому что зомби отлично видели в темноте.

В тёмных водах Делхара что-то блеснуло, одна вспышка, другая, третья… что-то горело даже на дне, пузыри поднимались к поверхности и лопались, извергая клубы серого дыма. И Навсинай, и Некрополис имели «донных стражей», и сейчас те, пробудившись от долгого сна, решили, наконец, положить конец царившему в глубине пограничной реки двоевластию.

Угадывалось какое-то движение и на восточной стороне Делхара, но Мастера Смерти, похоже, не торопились. Во всяком случае, вскоре река перестала пузыриться, шеренги големов выбрались на восходный берег. Они изрядно поредели, тут и там зияли прорехи; только оказавшись на суше, ряды железных солдат стали смыкаться. С башен им навстречу полетели крутящиеся тёмные бочонки, разбрызгивая вокруг себя светящуюся зелёным, словно лесные гнилушки, жидкость.

– Отбиваются алхимией, – заметил магистр. – Хотя как-то вяло. Признаться, ожидал, что Мастера Смерти вцепятся в берег мёртвой хваткой.

– Не до берега им сейчас. – Метхли всё так и сидел подле костра. – Их на севере так тряхнуло, что там всё перемешалось. Небось и тут не могут решить, что делать.

С запада во тьме маршировали новые и новые отряды големов. Ночь лязгала железными сочленениями и шипела бесчисленными струйками пара, вырывавшимися из всех клапанов; на востоке же армада големов одолела приречные бастионы Некрополиса и валила дальше, не обращая внимания на потери. На земле дымились ядовито-зеленоватые лужи, в них нелепыми поломанными игрушками застыли почерневшие остовы механических чудовищ, кому не повезло оказаться под разлившейся из бочонков жижей.

– Они что, сдали берег, считай, без боя? – Магистр неотрывно смотрел за реку. Несколько некрополисовских башен загорелись, лениво и неспешно, пламя с трудом находило себе пищу.

– Похоже на то, милорд, – откликнулся кто-то из рыцарей.

– Заманивают, не иначе, – предположил другой.

– Не, не рискнут, – тотчас возразил третий. – Что, если не удержат?

– А почему ж пропустили так далеко?

– Да небось на севере у них руки связаны. Вряд ли даже у Некрополиса запасы зомби неисчерпаемы!..

– Что скажете, Метхли? – обернулся к трёх-глазому магу магистр. Тот едва заметно скривил губы в некоем подобии саркастической ухмылки.

– На севере сейчас страх, смерть и ужас, ваша светлость. Гниль сходит с ума. Всё, что могло опрокинуться, опрокинулось. Я боюсь даже представить, чем там всё обернулось. Вторжения с демонического плана, полагаю, одно из невиннейших последствий.

– Всё интереснее и интереснее, – сощурился магистр. – Но откуда ж такая осведомлённость, а, Метхли?

Трёхглазый пожал плечами с деланым равнодушием:

– Гниль сильна во мне. Я чувствую, словно вижу Её глазами, которые везде.

– Замечательно. Превосходно. – Магистр прошёлся туда-сюда, что-то явно решая. – Тогда здесь нам делать больше нечего. В дорогу, братья.

– К святилищу, ваша милость? – осведомился Метхли. – Я могу…

– Именно, – кивнул рыцарь. – Если Гниль проявится, предупредишь.

Метхли молча поклонился, пряча хитрую улыбку.

Точно так же улыбался, отвернувшись от трёхглазого колдуна, сам магистр.

* * *

…Отряд рыцарей Солнца повернул на юг вдоль пограничной реки – и они сейчас оказались чуть ли не единственными, кто удалялся от рубежей Державы. Им навстречу со всех сторон, по всем дорогам и трактам тянулись нескончаемые вереницы големов вперемежку с напуганными, растерянными людьми, обычными пахарями и городской беднотой, волей Коллегиума чуть ли не впервые в жизни взявшимися за оружие. Давным-давно маги Державы объяснили простолюдинам, что ныне, присно и во веки веков именно они, чародеи, будут «сберегать и защищать» мирных обывателей.

Ан не сберегли.

В этом потоке рыцари, отпустившие любезно предоставленных големов, казались чёрным камнем, очутившимся прямо посреди бурного потока. Торный тракт вёл прямо на юг, вдоль пограничного Делхара, река уже начинала сворачивать на восток – обжитые места, исхоженные, где нет и не может быть никаких «тайных святилищ».

Однако магистр, похоже, был иного мнения.

Двое суток миновало с той ночи, когда северный горизонт залило алое зарево. Казалось, ничего не изменилось в мире; всё так же сеяло снежком, так же задувал холодный полуночный ветер, топали големы, тягуны надрывались в хомутах, месили грязь новые рекруты, вчерашние пахари, неумело таща с собой докучливые пики; иные так и вовсе волочили их за собой по грязи.

– Сюда. – Магистр завернул отряд в придорожное редколесье, где на невысоком холме виднелись какие-то развалины. Их никто не прятал, не огораживал, они, можно сказать, торчали почти на виду, но, похоже, никому не были нужны.

Вскоре уже был разбит лагерь, загорелись костры, а магистр с Метхли и ещё парой рыцарей обошли развалины.

Когда-то это и впрямь был величественный и обширный храм, с высокой колоннадой и далеко оттянувшимися крыльями. Колонны обрушились, крышу снесло, нагие стены равнодушно встречали непогоду. Ценности – если какие и были – давным-давно исчезли. И не только ценности, не осталось ни статуй, ни фресок или чего-то подобного. Только голые камни.