Текст книги "Когда Зеленая Звезда померкла"

Автор книги: Ничтцин Дайлхис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Ничтцин Дайлхис. Когда Зеленая Звезда померкла.

© Nictzin Dyalhis. When the Green Star Waned. «Weird Tales», April 1925

Рон Ти – наш величайший ученый. То есть он величайший во всех известных нам мирах, ибо мы, жители планеты Венхес, лидируем среди остальных во всех достижениях и свершениях, а наша цивилизация – самая древняя и развитая.

Мы собрались всемером в его «мастерской», как он называл свою экспериментальную лабораторию. Пришли Хул Джок, великан-командующий Силами планетарной обороны; Мор Аг, знающий всё, что только можно было знать о типах, языках и обычаях обитателей каждой из главных планет; Вир Дакс, умеющий оживлять мертвых своими странными снадобьями, порошками и отварами; Тодж Кул, мягкоголосый, острого ума венхесианец, умевший, как говорится, «уговорить птицу слететь с ветки» – наш главный дипломат по межпланетным делам; и Лан Апо, чей дар заключался в том, что он мог безошибочно определить, слушая кого угодно, будь то венхесианец, маркхурианец или житель далекого Ураноса – планеты неожиданностей, говорит ли этот человек чистую правду или откровенную ложь. Более того, он мог даже распознать скрываемую правду, хотя, казалось бы, внимательно слушал ложь! Ценный человек, но временами рядом с ним бывало неуютно!

И, наконец, пришёл и я, чье единственное достоинство, и то весьма незначительное, заключается в том, что я – составитель записей, записывающий деяния других. Но даже у таких, как я, есть имена, и меня зовут Хак Ири.

Рон был взволнован. Это было видно по его равнодушной, непринужденной манере поведения. Вот такой он. Остальные откровенно любопытствовали, все кроме Лана Апо, которого невозможно было сбить с толку. На его лице играла легкая улыбка превосходства, как бы говорящая: «Для меня здесь нет никаких тайн!» Я люблю этого парня как брата, но бывают моменты, когда мне нестерпимо хочется его покусать!

Рон стоял перед огромным циферблатом. Это не рассказ о его изобретении, а описание странного приключения, в котором мы семеро оказались замешаны из-за событий, вызванных этим чудесным прибором, поэтому я не буду пытаться дать его полное описание, просто скажу, что он выглядел, как циферблат, на ободе которого через равные промежутки были выгравированы символы основных планет, а в центре качалась длинная стрелка, как раз в тот момент указывающая на пустое место.

– Слушайте, – сказал Рон и подвел стрелку к символу нашего мира.

В то же мгновение в тихой комнате послышались звуки разнообразной жизни, с которыми мы, венхесианцы, хорошо знакомы. Все шестеро слушающих понимающе кивнули. Нашей науке уже был известен этот принцип, поскольку у нас уже давно были циферблаты, превосходящие этот; поскольку наши, хотя и были настроены только на нашу планету, могли записывать каждое событие, зрелище или звук на ней, на любом расстоянии, не взирая на серьезность препятствий на пути. Но этот циферблат – на нем были символы всех обитаемых миров. Неужели?..

Рон перевел указатель на символ Маркхури, и тут же раздался громогласный рев, характерный для этого мира возбудимых, переменчивых, но добродушных людей.

Планета за планетой, ближние и дальние, мы связывались с ними таким образом, невзирая на пространство, пока Рон не перевёл стрелку на символ Езмли.

И результатом стала тишина!

Взгляд Рона говорил о многом. Мы посмотрели друг другу в глаза и увидели в них то же беспокойство, тот же страх, что испытывал каждый из нас.

То, что с нашим соседом что-то в корне не так, все уже знали – за много лет до этих событий зеленый свет Езмли стал ощутимо тусклее. Однако поначалу на это мало кто обращал внимание, поскольку, согласно межпланетному законодательству, обитатели каждой планеты должны были оставаться дома, если только их присутствие не требовалось в другом месте. Мудрая идея, если вдуматься. Ни к нам, ни в другие миры с Езмли не поступало никаких сигналов; поэтому мы списали всё происходящее на какую-то чисто естественную причину, с которой, несомненно, езмляне вполне могли справиться без посторонней помощи или вмешательства.

Но год за годом зеленый свет в ночном небе слабел, пока, наконец, не исчез совсем.

Возможно, это было связано с изменениями в атмосфере. На Езмле вообще исчезла жизнь, и никто не мог больше поддерживать связь с другими обитаемыми мирами Планетарной цепи, но это было маловероятно, если только катастрофа не произошла мгновенно; а в этом случае она должна была быть ужасной. Любая столь грандиозная катастрофа была бы немедленно зарегистрирована приборами по всей Вселенной.

Но теперь… это изобретение Рона Ти делало вопрос намного серьезнее. Ведь если Езмля по-прежнему находится на своём месте – а мы, вне всякого сомнения, понимали, что это так, – то что кроется за этой двойной завесой молчания и невидимости?

Какая страшная угроза нависла над Вселенной? Ведь то, что произошло на одной планете, вполне может произойти и на другой. И если Езмля окажется разрушенной, хрупкое равновесие Вселенной серьезно пошатнется, может быть, даже окажется полностью нарушенным, и Маркхури, находящийся так близко к Солнцу, превратится в пылающие руины. И тогда ужас будет сменять ужас, пока хаос и старуха ночь снова не взойдут на трон, и не раскроются непостижимые цели Великого Разума.

О, такие мысли приводят к безумию! Что делать? Только этот курс позволял сохранить здравомыслие.

– Ну? – спросил практичный Хул Джок. – Что ты собираешься с этим делать, Рон?

В этом был весь Хул Джок! Он был лучшим другом и горячим поклонником Рона. Он знал о научных способностях Рона и твердо верил, что если Венхес треснет, то в течение часа Рон Ти плотно закроет щель и заново заварит ее так, что при осмотре не будет обнаружено никаких следов трещины! Впрочем, все венхесианцы думали о способностях Рон Ти одинаково, так что Хул Джок, в конце концов, был в этом плане ничем не лучше остальных.

– Это дело Верховного Совета, – серьезно ответил Рон. – Я предлагаю, чтобы мы семеро получили разрешение посетить Езмлю на одном из великих Эфир-Торпов, имея при себе верительные грамоты Совета, объясняющие, причину нашего визита, и, если это возможно, попытались выяснить, является ли происходящее там поводом для вмешательства или нет.

Зачем писать про очевидное? Когда такие, как Рон Ти и Хул Джок, обращаются с просьбой к Верховному Совету, всем понятно, что это делается по необходимости, а не для развлечения.

Совет взглянул на нашу просьбу именно с такой стороны и предоставил нам свободу действий. Мы отправились в путь так быстро, как только могли.

Великий Эфир-Торп под управлением Хула Джока плавно мчался в космическом пространстве. А кто лучше подходил для этой задачи? Разве не он был нашим принцем войны, знакомым со всеми известными приемами нападения и обороны? Несомненно, тот, чей искусный мозг мог управлять целыми флотами и армиями, был наиболее логичной кандидатурой для того, чтобы управлять нашим единственным кораблем, направлять его и, если возникнет необходимость, сражаться на нём!

Подумав об этом, я спросил его небрежно, но с любопытством:

– Хул Джок, если езмляне обидятся на наши вопросы и прикажут нам убираться, что ты будешь делать?

– Уберусь! – добродушно ухмыльнулся великан.

– Ты не собираешься сражаться, если на нас нападут?

– Хм! – проворчал он. – Это ж другое дело! Ни одна раса ни на одной планете не может похвастаться тем, что она безнаказанно напала на Эфир-Торп Венхеса. По крайней мере, – решительно добавил он, – пока Хул Джок носит на груди эмблему Петлекреста!

– А если там мор? – продолжил допытываться я.

– Вир Дакс знает об этом больше, чем я, – коротко ответил он.

– А если– – начал я, но гигант убрал одну руку с рычага управления и сжал своими огромными толстыми пальцами мое плечо, чуть не раздавив его.

– Если, – прорычал он, – ты не перестанешь болтать, пока я нахожусь на дежурстве, я наверняка вышвырну тебя через люк этой боевой рубки в космос, и там ты сможешь выйти на собственную орбиту в качестве маленькой хитрой планетки! Ответ понятен?

Да. Я улыбнулся ему, потому что знал нашего великана, и он улыбнулся в ответ. Но он был совершенно прав. В конце концов, предположения – это попытки глупцов предвосхитить будущее. Лучше подождать и увидеть всё в реальности.

А что касается предположений, то никому и в голову не могло прийти такое кошмарное положение дел, какое мы застали по прибытии.

Слабое, тусклое и зловещее красноватое свечение первым известило нас о том, что мы приближаемся к месту назначения. В действительности это была атмосфера Езмли; густая, мутная, вязкая, как сырой дым.

На самом деле, она была настолько плотной, что возникла необходимость снизить скорость нашего Эфир-Торпа, чтобы сильное трение, возникающее при прохождении сквозь неё, не расплавило практически не поддающиеся плавлению пластины из Берулиона – металла, из которого был построен Эфир-Торп. И чем ближе мы подбирались к поверхности Езмли, тем медленнее из-за этого нам приходилось двигаться.

Но вот, наконец, мы, не торопясь, заскользили над самой поверхностью, и, о, какая картина запустения предстала нашим глазам! Случилось так, что первым мы увидели то место, где когда-то стоял огромный город. Я говорю «стоял», потому что теперь там были всего лишь груды развалин, да кое-где еще вырисовывались очертания огромных зданий; но даже они находились на последних стадиях разрушения, готовые рассыпаться в любой момент.

На самом деле, одно здание действительно рухнуло с глухим грохотом от вибрации, вызванной прохождением нашего Эфир-Торпа – а ведь мы находились на расстоянии доброй полумили от него, когда оно упало!

Напрасно мы трубили в наш неблагозвучный хутар; мы не смогли обнаружить никаких признаков жизни, как ни напрягали глаза. Это был мертвый город. Неужели вся Езмля была такой?

Оставив позади этот памятник великому прошлому, мы очутились на открытой местности. И здесь царило все то же мертвящее запустение. Нигде не было видно ни поселений, ни следов жизни – ни птиц, ни животных, ни людей. Нигде не было видно признаков возделывания земли, и даже дикорастущих растений почти не было видно. Ничего, кроме серо-коричневой земли и уныло окрашенных скал, кое-где виднелись единичные тусклые, серовато-зеленые кустарники, низкорослые и искривленные.

В конце концов мы добрались до невысокой горной гряды, скалистой, мрачной и наводящей тоску. Пролетая низко над ней, мы впервые с тех пор, как прибыли на Езмлю, увидели воду. В довольно широкой долине мы заметили лениво извивающуюся узкую ленту медленно текущей жидкости свинцового оттенка.

Рон Ти, находившийся в тот момент у руля, успешно посадил наше судно. Эта долина, особенно непосредственно вблизи берегов ручья, была самым плодородным местом, из виденных нами до сих пор. Там росло несколько довольно высоких деревьев, а кое-где виднелись заросли бледно-зеленого кустарника высотой с рост Хула Джока или даже выше. Но и стволы деревьев, и кусты были покрыты тускло-красными, ярко-фиолетовыми и кричаще-желтыми грибами. Вир Дакс, едва взглянув на них, заключил, что они настолько ядовиты, что их не только не стоит есть, но даже прикасаться к ним.

И здесь мы нашли местное животное. Я обнаружил его, и каким же удивительным оно было, несмотря на уродливый вид! Оно было похоже на огромную мясную каплю отвратительно-синего цвета, диаметром в два с лишним роста Хула Джока, с зияющим треугольным отверстием вместо рта, в котором торчали алые клыки; и эта пасть находилась в центре раздувшегося тела. В каждом углу рта злобно сверкали овальные, мутные, серебристые глаза.

Что ж, можно сказать, что мне повезло, потому что, прислушавшись к настоятельному требованию Хула Джока, я держал свой бластер в готовности, так что, когда я наткнулся на чудовище, и оно взвилось своей уродливой тушей в воздух – как, я не знаю, потому что я не увидел у него ни ног, ни крыльев – и уже собиралось рухнуть на меня, но я инстинктивно утопил кнопку спуска крошечного бластера, и мерзкая тварь исчезла – за исключением нескольких фрагментов ее краёв – превращенная в ничто колебаниями, исходящими от этого мощного маленького дезинтегратора.

Я впервые использовал это ужасающее устройство, и был потрясен скоростью и эффективностью его работы.

Бластер не издал ни звука – он никогда не шумит, как и большие Ак-Бластеры, являющиеся боевым оружием, используемым на Эфир-Торпах, для стрельбы аннигиляционными разрядами – но это тошнотворное уродство, устранённое мною, издало что-то вроде булькающего шипения при возврате в исходное атомарное состояние; и остальные члены группы, услышав этот звук поспешили к тому месту, где стоял я, дрожа от волнения – Хул Джок был неправ, когда сказал, что это был страх! – и они принялись расспрашивать меня о том, с чем я столкнулся.

Вскоре после этого Хул Джок нашел еще одно и позвал нас всех посмотреть на него, он бросил в него камень размером со свою голову, попав точно в центр его пасти; камень исчез внутри и, по-видимому, был оценен по достоинству, так как оживший кошмар слегка вздрогнул, пошел рябью и затих. Хул Джок испробовал на нём ещё один камень, но имел несчастье попасть своему маленькому приятелю в глаз – и семь бластеров отправили этот синюшный ужас в тот лимб, который его породил! Он был уже в воздухе над нашими головами и обрушился бы на нас, если бы мы не разнесли в пыль! Молния едва ли движется быстрее! Даже Хул Джок, впечатлившись увиденным, впоследствии, столкнувшись с подобной тварью, ограничивался тем, что направлял на него бластер и нажимал на спуск, а не пытался играть с ним в игры.

Но, в конце концов, это был единственный вид жизни, обнаруженный нами в той долине, хотя чем питались эти существа, мы тогда не смогли установить, если только они не пожирали себе подобных.

В другом месте мы нашли других существ – нечто неописуемое, что не брали наши бластеры, там мы увидели, как питались каплеобразные твари. Но об этом я расскажу в своё время!

Мы провели ещё некоторое время в этой долине, но, не обнаружив ничего нового, снова сели в корабль и перевалили через окружающие горы, чтобы обнаружить за ними другие горы. И другие долины.

Наконец мы добрались до долины, бывшей больше, чем все виденные нами ранее. Это была, скорее, равнина между двумя хребтами, или, если говорить более точно, равнина образовавшаяся там, где хребет раздваивался и образовывал огромный овал, чтобы затем вновь соединиться и продолжиться дальше непрерывной цепью гор.

И вот мы приземлились в этой долине, там, где роща деревьев могла послужить укрытием для нашего Эфир-Торпа на случай чего бы то ни было – мы сами не знали чего! Но все мы чувствовали тягостную уверенность в том, что мы находимся в местности, враждебной самому нашему существованию.

Почему? Мы не могли этого сказать, но каждый из нас это чувствовал, знал и, в какой-то степени, боялся – ведь даже самые храбрые могут бояться неизвестности.

Именно Мор Аг произнес слова, которые мы потом вспоминали в течение некоторого времени.

– Если бы Езмля была населена в нашем понимании этого слова, – наставительно сказал он, – то огромный город, виденный нами, не был бы руинами, а кипел бы жизнью и всяческой активностью, как это было принято у езмлян до того, как угас свет Зеленой Звезды. Поэтому, если кто-то из них еще жив, мы должны искать его в пустошах. Это место будет ничуть не хуже любого другого, пока мы не узнаем что-то новое.

Вскоре стало ясно, насколько он был прав.

Черная мгла ночи постепенно сменилась бледным, тусклым дневным светом, в котором не было ни единого солнечного луча, и когда мы собрали наши бластеры и прочую утварь, готовясь к выходу, Тодж Кул предупреждающе поднял руку.

В словах не было необходимости. Мы и так всё сами услышали. Я думаю, даже мертвые способны были услышать этот адский, диссонирующий шум. Описать его? Я не могу. Нет подходящих слов!

Когда наши уши немного оправились от потрясения, Вир Дакс покачал головой.

– О-о-о-ф-ф! – воскликнул он. – Если бы нам пришлось слышать такое очень часто, то мы сошли бы с ума! Это мучительно!

– Возможно, – проворчал Хул Джок. – Но я уже сошел с ума – сошёл с ума от любопытства! Пойдёмте.

Он был командиром. Мы пошли, предоставив нашему Эфир-Торпу возможность самому позаботиться о себе. Никогда больше мы не вели себя так глупо.

Мы продвигались осторожно, вытянувшись в линию, чтобы один держался в пределах видимости второго. Шум доносился с северной стороны равнины, и мы направились туда. Хорошо, что нас скрывали деревья и кусты!

Все как один, мы внезапно остановились, сбились в кучку и уставились вперёд с изумлением, недоверием и ужасом.

Мы вышли из зарослей высокого кустарника, перед нами лежало открытое пространство, простиравшееся до подножия высоких скал, отвесно поднимавшихся примерно на высоту десятикратного роста высокого мужчины.

На полпути к вершине располагался широкий каменный выступ, тянувшийся по всей поверхности утеса от западного конца до восточного, и через равные промежутки там виднелись большие прямоугольные проемы, запечатанные или прикрытые дверями из какого-то тускло поблескивающего металла свинцового оттенка.

А все пространство между краем зарослей кустарника и подножием скалы было занято теми же самыми отвратительными чудовищами, с которыми мы сталкивались ранее! Они лежали, по-видимому, в ожидании, поскольку все их внимание было сосредоточено на выступе скалы, возвышавшемся высоко над ними.

Дверь на западном конце выступа открылась, и оттуда появилась процессия. Наконец мы нашли …

– Великая Сила Жизни! – выдавил из себя Мор Аг. – Эти существа – не езмляне!

И он был прав. Езмля никогда не создавала таких существ, как те, что мы увидели в тот момент!

У них были лица, и у них не было лиц! У них была форма, и они были бесформенны! Как я могу описать то, что не поддается описанию? Мы привыкли к конкретным, целостным, постоянным типам форм и лиц, а эти были в некоем зачаточном состоянии! Их облик ни на минуту не сохранял постоянства. Они удлинялись, сжимались и распухали. В какой-то момент нижняя часть одного из этих существ, по-видимому, исчезла, в то время как верхняя оставалась видимой, а потом ситуация изменилась на противоположную. Или передняя часть мгновенно исчезала, оставляя видимой только заднюю часть, чтобы тут же повторить всё в обратном порядке. Или левая сторона исчезала, оставляя видимой правую сторону; в общем, представляйте дальше сами! Я рассказал достаточно!

У меня закружилась голова; Мор Ага они раздражали, потому что он не мог придумать названия для подобного; они привели Хула Джока в ярость, он горел желанием наброситься на всю эту толпу и разорвать её в клочья– он не мог бы сказать почему, но их вид вызывал у него именно такие чувства.

Рон Ти испытывал легкое любопытство; Вир Дакс сгорал от желания изучить подобных существ. Владычица Блаженства, избавь меня от любопытства таких, как Вир Дакс, и его методов изучения!

Только Тодж Кул и Лан Апо остались невозмутимыми; Тодж Кул, потому что был дипломатом, а значит, ни в коем случае не мог быть ничем поражен или удивлён. А Лан Апо был полон презрения; ибо, глядя на них, он понимал, что любая раса, столь изменчивая в телесном отношении, неизбежно должна быть изменчива и в умственном, а он не испытывал ничего кроме презрения к лжецам любого рода. Странный аргумент, странный стимул для храбрости, но, возможно, не хуже любого другого!

У этих существ было только одно постоянное свойство – и даже оно изменялось. Они были серебристого цвета, и они были черными, того типа черноты, которая чернее черного. Позже мы узнали, что это были за существа и откуда они пришли, чтобы досаждать Езмле своим присутствием.

Они выстроились в ряд на приличном расстоянии от края выступа, а затем из той же двери, из которой вышли они, появилась другая процессия, или, скорее, беспорядочная толпа. Это были, как сразу же заявил Мор Аг, несомненные езмляне. Но как же низко пала эта некогда мудрая и могущественная раса! Ибо эти люди были немногим лучше скотов. Обнаженные, с сгорбленными спинами, склоненными головами, съежившиеся, с неуклюжей походкой, со спутанными волосами и бородами – по крайней мере, у мужчин – и совершенно раздавленные, сломленные, опустошенные!

На всех обитаемых планетах давно ходила поговорка: «Прекрасны, как женщины Езмли»; но женщины, увиденные нами тогда, были, пожалуй, даже более жалкими, более деградировавшими, чем мужчины.

Нам, смотревшим на этих несчастных, многое стало ясно. Какие-то существа, пришедшие откуда-то, поработили некогда могущественную расу, не имевшую равных во всей Вселенной – и вот, вот во что они превратились в итоге.

Хул Джок переступил с ноги на ногу и беспокойно зашевелился, издавая гортанное злобное рычание. Несмотря на свирепый вид нашего великана, сердце у него было как у маленького ребенка или у милой девчушки, нежное, ласковое и сопереживающее там, где несправедливость или притеснение осмеливались поднять свои уродливые головы. А здесь, как было совершенно очевидно, оба этих демона, рожденных в преисподней, усердно потрудились.

Толпа езмлян остановилась на самом краю выступа, сгруппировавшись, примерно в центре длинной шеренги тех, названия которым мы не могли подобрать. И пока езмляне, воплощения отвращения, стояли там, находящиеся на земле твари устремили свои злобные взоры на несчастных созданий, их треугольные рты широко раскрылись, и порождённый всем этим множеством отвратительных сгустков, в наши скорчившиеся, дрожащие, измученные барабанные перепонки ударил тот самый сводящий с ума диссонирующий звук, слышанный нами ранее, еще до того, как мы покинули Эфир-Торп.

Внезапно существа, стоявшие за езмлянами, перестали мерцать и приобрели четкую форму, хотя не могу сказать, чтобы эти изменения сделали их лучше. Ибо, хотя по форме они стали похожи на других живых, чувствующих, разумных существ, на их лицах читалось зло.

Представьте всю порочность, распутство, отвратительную непристойность, когда-либо известные во Вселенной с самых древних, забытых времен, умножьте это в энное, бесконечное количество раз, и тогда вы даже близко не приблизитесь к тому, что читалось на их лицах!

Даже я, лишь созерцая подобные проявления зла, чувствовал себя так, словно бессчетные века барахтался в самой отвратительной грязи! И на моих спутников это подействовало точно так же, и теперь мы, прочувствовав это, поняли, что случилось с езмлянами.

Если бы подобные мерзкие твари однажды обосновались на нашем великом центральном светиле, сияющая чистота этой обители совершенных оказалась бы запятнана, осквернена одним случайным взглядом на такую немыслимую порочность!

Эти твари медленно подняли руки, указывая на одного езмлянина из группы. Тот, стоя спиной к ним, задрожал, затрясся, заизвивался, а затем, вопреки собственному желанию, медленно поднялся в воздух и, переместившись в пространстве, повис над каплевидными уродами, в ожидании жадно разинувшими рты. Езмлянин перевернулся в воздухе и повис головою вниз, все еще удерживаемый в воздухе сосредоточенной волей тех, кто указывал на него…

Затаив дыхание, с глазами чуть не вылезшими из орбит от ужаса перед тем, что должно было произойти в следующий момент, я смотрел, ожидая того мига, когда сила, поддерживающая несчастного езмлянина, исчезнет.

Полуосознанно я заметил, как бластер Хула Джока нацелился на бедную визжащую жертву, как раз в тот момент, когда он начал падать навстречу этим треугольным, разверстым, отвратительным пастям, истекающим слюной в ожидании. Я увидел, как человек исчез – и молча благословил Хула Джока за его милосердие и быстроту.

Затем, на мгновение, мы все словно обезумели! Мы целились из бластеров, жали на спусковые крючки и стреляли по шеренгам этих отвратительных существ. Вот только, к нашему ужасу, с ними ничего не случилось. Снова и снова мы обстреливали их шеренги, а они даже не замечали, что их кто-то атакует! Смертоносные бластеры были бессильны!

Рон Ти первым оценил ситуацию.

– Эти твари не являются реальными существами, они просто злые сознания низшего порядка, скорее коварные и подлые, чем умные! Они обладают слишком низкой плотностью – вибрации распада не могут разрушить их, и проходят, не воспринимаясь ими, сквозь атомные структуры! Мы ничего не можем сделать, кроме как из милосердия убить этих бедных езмлян и уничтожить те мерзкие порождения гнили, только и ждущие, чтобы их накормили.

Мы так и сделали! Наш поступок был проявлением искренней доброты по отношению к езмлянам. И все же, несмотря на кажущуюся бессердечность нашего поступка, мы понимали, что так будет лучше. И это доказало одно: как бы низко ни пали езмляне, они не так уж далеко отдалились от своей божественной сущности, и в каждом из них все еще присутствовала серебряная искра, отличающая носителей души от бездушных. И по мере того как каждое тело возвращалось в первозданный Эфир, из которого оно было образовано, серебряная искра, наконец, высвобождаясь, поднималась в воздух, исчезая вдали. После этого мы сосредоточили своё внимание на каплеподобных существах.

Когда мы расправились с грязными тварями, мы заметили, что странные существа на каменном выступе осознали тот факт, что обстоятельства на Езмле изменились. Они стояли, пораженные, ошарашенные, сбитые с толку, примерно с минуту, а затем начали действовать с быстротой, достойной восхищения.

Несколько из них бесстрастно поднялись в воздух со скального выступа и устремились к нам. Каким-то образом они почувствовали где мы находимся и выбрали правильное направление. В мгновение ока они зависли над нами, спустились вниз и оказались лицом к лицу с нами.

Одно из них, очевидно, занимавшее важное положение среди своих собратьев, принялось издавать членораздельные звуки, но мы не смогли их понять. Да мы и не хотели понимать! Потому что с такими, как они, должно быть не понимание, а безжалостная война!

Итак, мы снова и снова испытывали на них действие своих бластеров и, как и прежде, понимали, что они бессильны. Я взглянул на Хула Джока. У него от гнева изо рта шла пена.

От оказавшихся поблизости от нас существ, казалось, исходила отвратительная, отупляющая вибрация. Мало-помалу я уловил безмолвный, но настойчивый приказ направиться к подножию скалистого утеса. Не задумываясь, я сделал шаг вперед, но могучая рука Хула Джока оттолкнула меня назад.

– Я тоже это чувствую, – прорычал он всем шестерым. – Но, – сурово продолжил он, – именем Петлекреста я приказываю вам стоять на месте. Это всего лишь их воля! Разве мы младенцы, чтобы повиноваться им?

Внезапно я рассмеялся! Подчиняться воле таких, как они? Это было смешно! В ответ на это остальные члены нашей компании рассмеялись. Хул Джок одобрительно кивнул мне.

– Молодец, Хак Ири! – похвалил он меня. – От имени Петлекреста выражаю тебе благодарность – Верховный Совет дарует тебе право носить его в знак признания твоего мужества!

И он обещал мне высший дар нашей планеты, величайшую награду за смех! И все же, могу признать, возможно, мой поступок был не таким уж банальным. Ведь, в конечном счете, нет более действенного оружия против зла, чем насмешки и смех! Воспринимать зло всерьез – значит преувеличивать его значимость; а насмешка делает его яд бессильным, бесполезным. Попробуйте, если сомневаетесь, – попробуйте в час крайней нужды!

Существа стали полностью черными, серебристый цвет полностью исчез. Одно из них попыталось схватить меня, подтолкнуть в нужном направлении. Что-то – я не знал, что подобное могло дремать во мне – вспыхнуло гневом. Моя ладонь сжалась в кулак, рука взметнулась вверх без моего сознательного усилия, и мой кулак со всей силы врезался в лицо существа – оставив после себя ужасное, зияющее отверстие, медленно заполнившееся подобием лица. Существо издало странный, сдавленный, полный боли вопль.

– Ого! – радостно воскликнул Хул Джок. – Их нельзя убить, но– им можно причинить боль!

И он, взмахнув своим бластером, как дубинкой, обрушил его на голову ближайшего существа. Удар прошел сквозь него, как сквозь мягкую грязь, но оно, очевидно, решив, что с него хватит, поспешно поднялось в воздух и устремилось в безопасное место, а за ним последовали и остальные.

– Назад в Эфир-Торп! – скомандовал Хул Джок, и мы ретировались так быстро, как только позволяли ноги. При этом мы добрались туда не первыми.

К нашему ужасу, мы обнаружили, что он захвачен большой группой таких же существ. Они были повсюду, даже внутри; и что еще хуже, повсюду вокруг него были езмляне, огромная толпа, слившаяся в сплошную массу, все они были обращены лицами наружу, и держали в руках длинные сверкающие клинки из ярко блестящего металла, с острыми концами и отточенными режущими кромками.

– Мечи, – выдохнул Мор Аг. – Я думал, что таким оружием не пользовались на Езмле десять тысяч лет! Оно может и резать и колоть!

– Хоэ-хо! – крикнул Хуэй Джок. – Бластеры, быстрее!

О, какая трагедия! Я помню, что слезы потекли у меня из глаз еще до того, как все закончилось. Рон Ти был расстроен не меньше меня. Хул Джок страшно ругался, и, если бы не Лан Апо, я сомневаюсь, что у нас хватило бы мужества довести это ужасное дело до конца. Но когда первые серебряные искры устремились ввысь, на его неподвижном белом лице появилась счастливая улыбка.

– Они рады! – воскликнул он, обращаясь к нам, с прискорбием расстреливавшим их. – Я чувствую, как они благодарны нам за то, что мы дали им избавление от жизни, бывшей горше смерти. Они рады уйти безболезненно!

И после этого мы больше не скорбели.

Когда почти все езмляне были уничтожены, Мор Аг крикнул:

– Поймайте одного или нескольких из этих рабов живыми! Я хочу спросить–

Хул Джок прыгнул вперед, схватил одного из них за запястье, вырвал клинок из его руки, ударил его о корпус Эфир-Торпа, сбив с ног, бросил его нам и поступил аналогичным образом со вторым.

Тем временем наши бластеры палили не переставая, и вскоре несчастных езмлян больше не осталось. И все же существа, одной лишь силой воли заставили езмлян подвергнуться уничтожению – ибо они не могли вступить с нами в бой, потому как бластеры убивали на расстоянии, недоступном для меча или брошенного камня, – эти существа все еще контролировали наш Эфир-Торп. Конечно, Владычица Венхезская не дала им догадаться, что им нужно всего лишь переместить рычажок на одном из огромных Ак-бластеров с белого поля на черное, и мы – пуф! Хорошо, что среди них не было Лана Апо, способного уловить наши мысли!

Некоторое время спустя мы выяснили, что они были знакомы с принципом действия Ак-бластеров, и я могу объяснить то, что они не применили их по нам, только предположением, что они хотели захватить нас живыми, чтобы удовлетворить свои дьявольские наклонности, поэтому воздержались от убийства, готовые пойти на все, лишь бы не делать этого, ибо мертвых ни в коем случае нельзя заставить страдать!