Текст книги "В огне"

Автор книги: Нгуен Динь Тхи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

– Дык, милый, где ты?..

Шам просовывала сквозь узкую щель в изгороди узелок с холодным рисом, который она, сама чуть живая от голода, сберегала для брата. И покуда он жадно поглощал сухие комки риса, рука сестры легонько гладила его волосы, щеки, плечи. Они не видели друг друга, он слышал только, как Шам негромко плакала по ту сторону изгороди.

А когда пришла революция, Шам убежала от хозяев и вернулась вместе с братом в деревню. Затем началась война, и она ушла в партизанский отряд. Дык пошел вместе с ней. Партизаны привязались к нему, вскоре он стал в отряде связным.

В четырнадцать лет он был уже связным партизанского штаба уезда, потом его взяли в батальон ополчения. Он все больше отдалялся от дома. Французы устроили в их округе «белую зону», понаставили всюду форты и заграждения, и ему очень редко удавалось повидаться с сестрой.

Никогда не забудет он ту декабрьскую ночь пятьдесят второго года. В непроглядной тьме под резким, холодным дождем перешел вброд речные протоки, глубокие и топкие, как болота. Когда пробрался наконец к своему дому, у него зуб на зуб не попадал от холода. Но дом был пуст. Он решил заглянуть к соседям. Старуха, приоткрыв дверь, посветила бамбуковой лучиной прямо ему в лицо и, узнав, вдруг заплакала навзрыд:

– Ох, какое у нас тяжкое горе!.. Самолеты налетели и убили из пулемета твою сестру!..

Поэтому в пятьдесят третьем, услыхав, что его берут в ПВО, Дык ни о чем больше и не мечтал. Под Диен-биен-фу появились уже зенитные пушки и пулеметы, которые впервые дали отпор самолетам. Все говорили: «Ну, теперь и умирать не обидно!..»

А Дык с тех пор так и не разлучался с зенитками: сперва – служба на батарее, потом – артучилище. Теперь он командует ротой. И в небе снова вражеские самолеты – американские!..

Приближалась новая группа реактивщиков. Они не пошли прямо на зенитные позиции, а широкими кругами стали уходить к югу. «Хотят зайти со стороны солнца», – подумал Дык.

Тут же, словно отвечая его мыслям, раздался голос связного, слушавшего КП группы.

– Приготовиться к заходу с запада… Цель – четыре головных Ф-105!..

– Рота, внимание!.. Цель – четыре головные машины!.. – выкрикнул Тхо слова команды.

– Товарищи! Спокойнее, не горячитесь… Цельтесь получше! – Политрук Хюйен говорил с солдатами так, словно они были охотниками, обложившими матерого зверя.

Поблескивающие стволы зениток быстро поднялись к небу. От рева самолетов дрожала земля. Кан, глядя в окуляры дальномера, выкрикивал:

– Четыре тысячи… шестьсот!.. Четыре тысячи… двести!.. Три тысячи… девятьсот!..

Они шли прямо на батареи! Дык увидел, как первый самолет лег на крыло и понесся к земле.

Ухнули пушки, изрыгнув длинные языки пламени. Метнувшийся в стороны воздух рванул накидки из парашютной ткани за плечами бойцов.

Самолет, сбросив бомбы, задрал нос кверху, уходя от повисших вокруг разрывов.

– Что, сволочь, не выдержал?! – закричал Дык.

Бомбы, ревевшие, как сирены, взорвались за его спиной, где-то в поле.

Следующий самолет, оглушительно воя, вошел в пике. Земля на позициях содрогнулась от взрывов. На этот раз бомбы упали неподалеку, рядом с дорогой; осколки застучали по густым веткам сандалов. В тучах дыма и пыли красными сполохами вспыхивали залпы зениток…

– Молодцы, ребята! Отлично стреляли!.. Спокойнее, сейчас будет новый заход… Наводить как можно тщательней! – Голос Хюйена – самого его не было видно в густом дыму – звучал неторопливо и спокойно.

Два самолета, поднявшись повыше, описывали круг в небе.

– Эти двое с перепугу побросали бомбы куда попало!

Суан присел рядом с Дыком на бруствер и протянул ему сигарету. Оказалось, что у них нет спичек.

– Они сейчас отвлекают наше внимание. – продолжал Суан, – их цель – «единица» и мост.

Кан бросил им из своего окопа коробку спичек. Они прикурили и стали наблюдать за тем, что происходило у моста.

Один из самолетов начал пикировать на мост примерно с пятнадцати тысяч метров. От него отделилась огненно-красная искра, за которой потянулся хвост белого дыма.

– Бьет ракетами, гад!

Самолет продолжал пикировать на мост, направляя полет ракеты. «Единица» открыла огонь. С другого берега реки тоже заговорили пушки. Темный силуэт самолета неотступно преследовали белые дымки разрывов. Вокруг сетью сплетались красноватые линии трассирующих снарядов.

Пилот не выдержал и круто взмыл вверх. Над рекой взметнулся высоко к небу гигантский белый фонтан. Ракета упала в воду! Дык и Суан ясно видели, как на речной глади заблестели под солнцем волны.

Следующий Ф-105 спикировал на мост, за ним – еще один… Рвались бомбы, грохотали пушки, ходуном ходила земля. Черный дым, поднимавшийся над воронками, смешался с пороховой гарью и затянул весь берег. В бамбуковых зарослях и в кронах деревьев метались и тревожно кричали птицы.

Бой у моста становился все ожесточеннее. Разрывы и выстрелы слились в сплошной, непрерывный грохот. У Дыка, смотревшего, как «единица» стеной огня встречает каждую вражескую машину, от напряженного ожидания гулко колотилось сердце. Он поднял руку и показал комиссару на мост.

– Обратите внимание, со стороны высоты «сто двадцать» наши позиции совершенно открыты. Противник все время заходит именно оттуда. Надо заткнуть эту дыру!

Суан вскочил и, подбежав к одному из наблюдателей, выхватил у него бинокль. Дык встал на бруствер.

Огромный столб черного дыма, крутясь, поднялся прямо над расположением «единицы»; рядом появился еще один. Огонь зениток сразу ослабел, выстрелы раздавались все реже. Судя по звуку, действовали всего два или три орудия. Гнев стиснул Дыку горло: «Все из-за того, что до сегодняшнего дня так и не сменили позиций!.. Мы здесь на отшибе, можем только глазами хлопать!..»

Самолеты, звено за звеном, отбомбившись, уходили в сторону моря. На смену им шла вторая волна.

Суан протянул бинокль Дыку:

– Мост цел! Ну, ладно, я подъеду в первую роту, погляжу, как у них там дела.

Дык не решился возразить комиссару, но в душе встревожился: шутка ли – тащиться по этой дороге под бомбами…

– Надо усилить наблюдение, – продолжал Суан, – чтобы они не проскользнули с тыла!..

Через несколько секунд Дык увидел, как «газик» комиссара петлял по дороге между полями.

Шестнадцать «мухобоек» шли прямо к мосту. Первое звено снизилось и сбросило бомбы на позиции зенитчиков, прикрывавших мост.

«Они решили раздавить «единицу»!» – пронеслось в мозгу у Дыка.

«Газик» мчался по большаку, прижимаясь к зарослям филао[26]26
  Хвойное дерево.


[Закрыть].

«Единица» все-таки продолжала огонь. Дык прислушался, выстрелы стали более частыми. «Так и есть… три орудия… четыре… теперь – пятое… и шестое… Молодцы, ребята!..»

«Газик» проскочил последний участок мощеной дороги перед мостом и остановился, свернув в засеянное бататами поле у самой реки. Дык хорошо видел в бинокль, как комиссар бежит по полю, но вот он исчез в облаке дыма.

«Мухобойки» непрерывно снижались и подымались, вися над мостом. Снова огромными черными грибами встали фонтаны взрывов. Мост заволокло дымом.

– Один готов! – крикнул вдруг Хюйен, стоявший рядом с Дыком.

– Горит!.. – закричали бойцы.

– Горит, сволочь!..

– Смотри, дым так и прет!..

Самолет пытался набрать высоту, волоча за собой длинный черный шлейф. Потом начал полого спускаться к морю.

Когда все смолкло, в ушах у Дыка долго еще отдавался грохот боя.

Над рекой в расплывающемся черном дыму забелело бетонное тело моста. Его хорошо было видно в бинокль. Мост совершенно не пострадал, хотя поля и дорога рядом были перепаханы бомбами, а деревья – начисто сбриты взрывами.

VII

Суан, спрыгнув с машины, бежал через поле, затянутое пеленой дыма. Несколько женщин-ополченок тоже бежали на позиции «единицы», громко крича что-то. Одну Суан успел разглядеть: сжимая винтовку, она оборачивалась назад и махала рукой подругам, тащившим бамбуковые носилки. Следом торопилась женщина с сумкой на боку. Потом дым, стлавшийся по ветру, закрыл все вокруг.

Не пройдя и ста шагов, Суан остановился на краю огромной воронки. Огибая ее, он свернул вбок и взобрался на груду выброшенной взрывом земли. Вдруг она с шумом поползла у него из-под ног. Он побежал, увязая в дымящейся рыхлой земле.

Неожиданно Суан почувствовал, что проваливается куда-то, и, не успев еще толком понять, что произошло, очутился на дне воронки. Сверху, вдавливая его в землю, обрушился тяжелый рев реактивных турбин. Самолет пикировал прямо на него. Суан, прижавшись к обожженным глыбам земли, смотрел, сощурив глаза, вверх, откуда неслись, казалось, направленные ему в грудь струи трассирующих пуль.

Самолет промчался мимо. Суан смахнул с лица комья грязи. Земля набилась ему в рот. Бешено колотилось сердце. Тело налилось тяжестью, которая словно приковала его ко дну воронки. «Что это – страх?..» Вдруг почудилось, что он снова видит маленькие фигурки женщин, бегущих среди столбов черно-рыжего дыма.

Он поднялся и пополз вверх по скату воронки, перевалился через край, встал и побежал прямиком через поле – туда, где за густыми клубами дыма полыхали вспышки орудийных залпов…

«Наконец-то!» Суан различил силуэты пушек. Он принялся считать, сколько орудий ведут бой: «Одно… второе… третье… четвертое… пятое… Отлично! Почти вся огневая мощь роты!»

Грохот разрывов, гром канонады, вой бомб и рев реактивных моторов рвали воздух в клочья.

Суан замедлил шаг и огляделся.

Бомба, упавшая рядом с орудийным окопом, разметала бруствер и перевернула пушку. В окопе сидели и лежали раненые. Наклоняясь то к одному, то к другому, перебегала женщина с медицинской сумкой на боку.

Вторая бомба завалила траншею прямо перед КП роты, где сидели связисты. Бойцы вытаскивали засыпанных землей товарищей.

Около траншеи командир роты Шон невозмутимо взмахивал флажком, указывая цели. Возле него, поддерживая руками трубы дальномера, стоял наблюдатель и, не отрываясь от окуляров, следил за самолетами. Он был ранен в голову, и кровь багровыми кругами расплывалась по его рубахе.

«А где Тхань? – подумал Суан? – Почему не видно политрука?.. Может быть, ранен?..»

Красный флажок в руке Шона прочертил резкую дугу.

Огонь!..

Огонь!..

Огонь!..

Пушки, сотрясая землю, выплевывали снаряды навстречу двум «мухобойкам», снижавшимся над мостом. В орудийных гнездах вокруг лафетов поблескивали сотни разбросанных медных гильз.

Лица солдат с воспаленными, красными глазами почернели от порохового дыма. Для них не существовало сейчас ничего, кроме распарывавших небо реактивных машин. Люди оступались, падали и поднимались снова, не сводя глаз с самолетов, не замечая глины и сажи на гимнастерках, не обращая внимания на раны и ссадины, на кровь, которая, смешавшись с землей, бурой коркой запекалась на руках и на лицах и темными пятнами, вместе с потом и грязью, расползалась по одежде. Они слились в единое целое со своими пушками, посылая в небо снаряд за снарядом…

Самолеты поодиночке и по два стремительно уходили вдаль.

Девушки-ополченки из меддружины, перебежав через поле, рассыпались по позициям. Несколько человек с бамбуковыми носилками сразу побежали к перевернутому орудию. По полю спешила еще одна группа ополченцев – мужчины и женщины.

Комиссар подошел к Шону. Почему-то сейчас особенно бросалось в глаза, что ротный совсем молод. Шон потерял где-то свой шлем, гимнастерка его была разорвана в клочья и вся залеплена грязью, волосы, ресницы и брови стали серыми от песка и пыли. Он выплевывал набившийся в рот песок.

Суан понял, что Шон тоже был засыпан взрывом в траншее.

Увидев комиссара, Шон широко улыбнулся.

– Где Тхань? – спросил Суан.

– Он во время боя был у третьего орудия. Наверно, еще там. – Шон мотнул подбородком в сторону перевернутой пушки.

В траншее, наполовину закаленный землей, сидел телефонист, прижимая к груди аппарат.

– Ну как, есть связь с КП группы?

– Товарищ Шон, где-то на линии разрыв. Разрешите, я пойду и исправлю?

– Хорошо, идите. Только осторожнее! И побыстрее!..

Самолеты возвращались обратно. Шон вскочил на груду земли около воронки и, взмахнув флажком, закричал:

– Рота! Внимание!.. Вести огонь залпами!

На этот раз самолеты заходили прямо на мост. Один за другим они разворачивались со стороны солнца и, отбомбившись, уходили на восток, к морю. Но огонь «единицы» и соседей с той стороны реки каждый раз смертоносным острием вонзался в небо на их пути. И они сворачивали в сторону, сбрасывая бомбы куда попало.

Зенитчики, видя эффективность своего огня, стали действовать слаженней и точнее. Один из самолетов загорелся и стал уходить, набирая высоту.

Трое тяжелораненых лежали на земле, залитой кровью. Среди них был ротный фельдшер; у него была перебита нога, он бредил. Рядом с ним лежала на земле медицинская сумка.

Суан, увидав женщин с носилками, крикнул:

– Сюда! Сюда, товарищи!

Дружинницы подбежали, с трудом переводя дух. Молоденькая девушка лет шестнадцати, наклонившись над раненым, начала делать перевязку.

Женщины выносили раненых. Суан провожал глазами каждые носилки.

Наблюдатель, стоявший рядом с Шоном, вдруг покачнулся и упал на землю. Суан подбежал к нему и, с трудом разжав его пальцы, осторожно взял дальномер. Лицо у парня совсем посерело, он потерял много крови. Он пошевелился, открыл глаза и, увидав комиссара, попытался приподняться, но снова рухнул прямо на руки Суану.

Дружинницы бросились к Суану, следом за ними торопился старик. Несколько пар рук подхватили раненого. Одна из женщин быстро перебинтовала ему голову. Старик, стоя подле нее, повторял:

– Дай-ка ему попить сладкой воды!.. Быстрей, быстрей! Натягивай бинт!..

Суан отыскал Тханя в землянке рядом с разбитым орудием. Одна рука его была перевязана и притянута бинтами к боку. Он сидел, прислонившись к плетеной стенке.

Рядом с политруком лежал раненый солдат, накрытый по грудь окровавленным одеялом. Он был очень плох. Около него сидела женщина; в одной руке она держала шприц, в другой – блестящее металлическое блюдце с разноцветными ампулами.

Подойдя поближе, Суан узнал Лить. При виде комиссара Тхань привстал. Суан хотел заговорить с ним, но, бросив взгляд на солдата, промолчал и опустился на циновку.

Лицо солдата, по-мальчишечьи округлое, было прозрачно как воск и с каждой секундой становилось все бледнее. Черная прядь волос, упавшая на лоб, слиплась от пота. Длинные ресницы стали неподвижны, побелевшие губы не шевелились. Жизнь заметна была лишь в слабом подрагивании ноздрей.

Лить не подняла головы. Пальцы ее лежали на запястье раненого, улавливая пульс. Комиссар и политрук ждали, что она скажет.

Снаружи умолкли пушки. Самолеты ушли. Издалека доносился голос Шона:

– Привести в порядок боекомплекты!.. Осмотреть орудия!.. Об окончании доложить!..

В землянке царило молчание. Лить, подняв голову, взглянула на офицеров. В широко раскрытых глазах ее застыли горечь и боль. Она снова нагнулась и, вытерев пот со лба раненого, тихонько окликнула его:

– Ну как, милый… Ты слышишь меня?..

– Дыонг!.. Товарищ Дыонг! – наклонившись, позвал Тхань.

Еле заметно дрогнули ресницы, потом медленно разжались веки…

– Дыонг, ты узнаешь меня? – спросил Тхань.

Раненый чуть пошире открыл глаза, как бы стараясь разглядеть нечто, стоящее прямо перед ним. Губы его шевельнулись, словно он хотел произнести что-то. Он вырвал руку из пальцев Лить, судорожно приподнял и вытянувшись, откинулся назад.

У Тханя покраснели глаза. Здоровой рукой он подтянул край одеяла и прикрыл им лицо солдата. «Дыонг!.. Какой же это Дыонг?!» – думал Суан.

Лить вышла из землянки и позвала женщин с носилками. Тхань решил, что они хотят унести умершего, но Лить сказала:

– Ложитесь, пожалуйста, на носилки! Вас доставят на медпункт. Вероятно, потребуется операция…

Тхань поднялся:

– Я дойду сам. Возьмите лучше тяжелораненых…

– Нет, сами вы не дойдете! – мягко, но решительно возразила Лить. – Ложитесь на носилки.

– Ничего не попишешь, – сказал Суан, – выполняй приказ фельдшера.

Он посторонился, пропуская Тханя в дверях.

– Товарищ комиссар, надо срочно назначить нового политрука.

– Ладно. Ты не волнуйся, погости у «медицины»!..

Тхань лег на носилки и снова обратился к комиссару:

– Да, нужно разыскать рюкзак Дыонга, а то еще пропадет… Отошлите семье… Когда разорвалась бомба, его ранило осколком в живот. Он упал, но тут же встал и бросился к орудию. Первый снаряд, которым рота ответила на бомбы, – это его снаряд…

– Хорошо. Я разыщу рюкзак и сам перешлю родным.

– И еще, надо сегодня же вечером обсудить новую систему огня. Хорошо бы поставить зенитные пулеметы на высоте «сто двадцать», чтобы закрыть путь самолетам.

– Не беспокойся, все будет в порядке… Скажи, пожалуйста, у вас в роте нет другого Дыонга?

– Нет, только один… был…

– Ну, пока… Поправляйся скорее.

Суан обошел расчеты и вернулся на КП роты. Шон разговаривал по телефону со штабом. Рядом стоял Хоа.

– Товарищ Шон, – сказал шофер, – комиссар пришел.

– Алло! Товарищ Мау, вы хотели говорить с комиссаром. Он только что вернулся.

Суан уселся на край окопа и взял трубку.

– Это ты, Мау? Да, говорит Суан… В общем, здесь все в порядке… Как там Фаунг?.. Уже прибыл?.. Ну и отлично. Я сейчас выезжаю к вам. Алло!.. Не понял?.. Так вот, передай в полк, что сегодня я не вернусь… Слушай, Мау, тот план… ну, семидневный, мы должны выполнить за эту ночь!.. Надо мобилизовать все силы!.. Позвони Виену, пусть соберет народ… Всех, кого только сможет… Да нет, задача вполне выполнима… И вот еще что, вызови Туана, политрука «четверки». Пусть перейдет пока сюда вместо Тханя.

Он положил трубку и повернулся к своему шоферу:

– Хоа, у меня к тебе просьба – сходи в третий расчет, найди там вещи рядового Дыонга и отнеси в машину.

– Дыонга! А… какого? – Хоа запнулся и посмотрел на комиссара.

– Да… Того самого. Ну, иди!

«Эх, жаль, опоздало письмо!» – подумал Суан и украдкой вытер глаза.

Опускался вечер. Ребята из интендантской команды на коромыслах притащили из деревни ужин.

Дружинницы уносили последнего раненого. Следом, с сумкой на боку, шла Лить.

– Вы куда, Лить? – окликнул ее Суан.

– На уездный медпункт. Ночью будем отправлять тяжелораненых в город.

– Если хотите, подождите меня немного. Я подвезу вас. Быстрей будете на месте.

– Конечно. Мне с вашей машиной просто везет!

Суан объяснил Шону, с кем из местных властей надо связаться по поводу похорон Дыонга, и напомнил, что завтра утром совещание в штабе группы.

Суан шагал по меже через поле, Лить шла за ним следом. Они молчали. Может быть, потому, что очень спешили, и было им не до разговоров. Но вот шаги за спиной Суана неожиданно затихли. Он оглянулся. Лить сидела на меже спиной к нему и плакала навзрыд, спрятав лицо в ладони. Суан постоял в нерешительности, потом подошел к ней.

– Что с вами, Лить?

– Мне жаль парнишку!.. Так жаль…

VIII

Кончился еще один день. И казалось, будто темнота вновь принесла сюда, где скрещивались дороги и реки, извечный спокойный ритм жизни.

В деревушках, под крышами из листьев запылал огонь в очагах – сегодня люди садились за трапезу позже обычного. А на реке матери, вместе с детьми прятавшиеся днем от бомбежек, купали своих малышей и стирали белье. Лодки, скрывавшиеся при дневном свете бог весть в каких протоках и заводях, заскользили по речной глади. Над ожившей рекой раздавались человеческие голоса и скрип весел.

Вдоль берега, на дороге, мощенной камнем, толпился народ. Особенно много людей было у въезда на мост. Лопатами, мотыгами, ломами они крошили и пересыпали землю; заваливая воронки.

Тяжело груженные автомашины с погашенными фарами, урча и переваливаясь на ухабах, ползли по только что восстановленной дороге; скрипели повозки, запряженные буйволами и лошадьми, но больше всего, пожалуй, было грузовых велосипедов.

Под покровом ночи обочинами большака и тропинками, вьющимися по межам через поля, шли и шли люди – мужчины и женщины, стар и млад – они несли мотыги, лопаты, корзины и коромысла. Это крестьяне шли строить новые позиции для зенитчиков.

В шестой роте начался ужин. Ребята ели вяло, хотя Хюйен, обходя расчеты, уговаривал их поднатужиться и «полностью решить проблему вечернего рациона».

– Разве в такую жару много съешь? – отвечали солдаты. – Попьешь воды, а больше ничего и не надо!

Но дело было не в погоде и даже не в том; что солдаты устали. Хюйену и самому кусок не лез в горло. Перед глазами снова и снова вставали картины недавнего боя, огненные кусты взрывов и дым, крутящийся над воронками…

После ужина Дык приказал готовиться к земляным работам. Рота оживилась. Все были уверены, что новые позиции выгодней теперешних. Сегодня в течение дня ребята приглядывались к трассам американцев и решили, что высота, на которую им предстояло перебраться, – самый лучший огневой рубеж.

– Эх, – сокрушались они, – будь мы там, наверняка ощипали бы несколько птичек!..

Едва стемнело, из деревни потянулись люди. И не сто пятьдесят человек, как днем обещал Дыку товарищ Тай, а человек пятьсот или шестьсот. Пришли и старики, и школьники вместе с учителем.

Тай торжественно явился на командный пункт с мотыгой на плече.

– Мы постановили, – объявил он, – чтобы солдаты сегодня не работали! Ребята дрались весь день, пускай отдохнут. У них еще все впереди!

– Но ведь…

– Это что же, такая тьма народу, как у нас, да не выроет пару окопов?! Между прочим, никого не пришлось уговаривать. Все пожелали идти – до последнего человека! Еле убедили остаться дома матерей с малыми детьми да самых древних старцев. Вон у тетушки Бонг пятеро в семье – и все явились, да еще со своим инструментом. Так что вы уж лучше отпустите солдат искупаться. Потом им от кооператива суп принесут, а там, глядишь, и на покой. Пусть отоспятся как следует! И завтра, в четыре утра, когда пушки станете перетягивать, нечего вам вызывать тягачи да грузовики – сами все сделаем; снаряды и прочий припас тоже перенесем. А солдаты на новое место пойдут налегке. Вы только командиров пришлите, чтоб объяснили, что к чему, как все сделать по науке.

Тай уламывал Дыка и Хюйена, пока те не согласились с ним.

– Ну вот, – сказал он, – теперь все как надо, по справедливости!

– Тхо, – приказал Дык, – возьмите людей и покажите товарищам, где и какие работы потребуются. Я ухожу на совещание в штаб, оттуда – прямо к вам на строительство.

Хюйен собрал личный состав роты и рассказал про инициативу крестьян.

– Вот так обстоит дело! – сказал он в заключение. – Мы решили согласиться с их предложением. Нельзя отказываться от народной любви и щедрости.

– Зато уж мы завтра дадим янки спуститься пониже, – раздался из темноты чей-то молодой, звонкий голос, – и шарахнем прямо в брюхо.

– А если они в мост попадут? – возразил кто-то. – Надо и мост ведь сохранить в целости!

Тут все заговорили разом.

– Внимание, товарищи, – громко, перекрывая все голоса, сказал Хюйен, – сейчас в каждом расчете провести летучки. Пускай люди выступят с самокритикой: какие у нас в сегодняшнем бою были недостатки и какие успехи. Сделаем необходимые выводы и обсудим, как будем драться завтра. Затем – осмотр орудий и боекомплектов и подготовка техники к транспортировке. После чего расчеты купаются поочередно. Сегодня всем лечь пораньше. Первое орудие – дежурное. Парторгам расчетов остаться. Остальным – разойтись!

* * *

Пока в подразделениях шли собрания, на КП боевой группы прибыли командиры рот. Они рассаживались в небольшой, крытой листьями землянке. Посредине на развернутой тактической карте стоял фонарь. Рядом непрерывно звонил телефон: подразделения докладывали о готовности к переброске, советовались, излагали свои просьбы.

Суан сидел молча. У его ног лежал зеленый рюкзак, на ротором химическим карандашом было выведено: «Чан Ван Дыонг I».

Слушая выступающих, он осторожно развязал рюкзак. Сердце его сжалось, он вспомнил вдруг, как Лить говорила сквозь слезы: «Мне жаль парнишку!.. Так жаль…» В рюкзаке лежали аккуратно сложенная противомоскитная сетка, одеяло и комплект обмундирования, выстиранный и тщательно отглаженный, сумка с принадлежностями для умывания, записная книжка и маленькая квадратная коробочка из благовонного дерева, на крышке которой был приклеен листок бумаги с надписью: «Мама, посылаю Вам в подарок эту шкатулку, чтоб Вы в ней держали бетель». На самом дне оказалась бамбуковая свирель и палочки для еды, искусно вырезанные из красивого, похожего на слоновую кость бамбука, что растет на западе. Они были обернуты полоской бумаги, на ней виднелись какие-то буквы. Суан прочитал на свету: «Лиен, моей любимой…» Фонарь закачался и уплыл куда-то вдаль. Перед глазами Суана возникло лукавое личико девушки, приходившей в политотдел полка. Она зарделась тогда от смущения, объясняя, что разыскивает Дыонга, своего земляка… Наверно, это была Лиен… Суан старательно увязал рюкзак и прислонил его к стене.

Начальник штаба Зиак водил карандашом по карте с красными пометками.

– Позиции, которые строит «шестерка» на этой высоте, дают возможность эффективно выполнить поставленную задачу: прикрыть огнем мост и лесопилку. На другом берегу реки следует подготовить новые позиции – вот здесь… и тут. Завтра утром еще одна рота будет переброшена ближе к берегу, это позволит сконцентрировать огонь. Что касается «единицы», то я предлагаю передвинуть ее на позиции, которые строит шестая рота, а к мосту переставить «шестерку». В первой роте есть потери и выведено из строя одно орудие, «шестерка» же в последнее время была на более спокойном участке. Я думаю, такая замена правильна.

Мау, который все время сидел опустив голову, поднял глаза на Шона:

– А вы что думаете об этом?

Несколько секунд длилось молчание. Шон сидел, поджав ноги, в углу, и шедший снизу, от фонаря, свет резко очерчивал его лицо.

– Ну что ж, – произнес наконец Шон, – если будет приказ о переброске, мы его выполним. Но у нас в роте есть другое мнение.

– Изложите толком, какое мнение?

– Мы хотим остаться на старом месте у моста. Предлагаем только командованию перевести одно из подразделений на высоту «сто двадцать».

– О высоте «сто. двадцать» разговор еще впереди. Давайте решим первый вопрос. Мау повернулся к Фаунгу.

– По-моему, «единица» вполне боеспособна, – сказал замполит группы. – Пускай она остается около моста, ребята справятся!

Фаунг улыбнулся и поглядел на начштаба, словно говоря: «Соглашайся же. Будь спокоен, ничего не случится!»

– Я согласен с товарищем Фаунгом, – кивнул Мау. – Оставим первую роту у моста, надо им только перейти на запасные позиции.

Все ждали, что скажет комиссар.

– Ребята из первой роты дрались у моста не на жизнь, а насмерть, – заговорил Суан. – К позиции этой они привыкли. Там полегли их товарищи, и бойцы хотят отомстить за них. В другой роте, может, и личный состав укомплектован, и все орудия в строю, а передвинь мы ее к мосту, она не покажет себя в бою так, как «единица». Думаю, правильно будет оставить «единицу» около моста, верю, что первая рота выполнит свой долг с честью. Да почему бы вам не выделить им одну пушку?

– Шестая рота просит разрешения отдать один расчет в распоряжение товарища Шона.

– Спасибо! Спасибо, товарищи! Шон улыбнулся и крепко пожал руку Дыку, Все заговорили разом.

– Товарищи!.. Товарищи!.. – Мау поднял руку. – Переходим к вопросу о высоте «сто двадцать»… Поставить там пушки очень сложно. Вершина заострена, на ней нет площадки. Можно было бы установить тяжелые пулеметы – не больше взвода. Только вот дадут ли нам пулеметы и успеем ли за ночь оборудовать для них огневые рубежи? Ваше мнение, Фаунг?

– Я сегодня днем осматривал высоту. Почва там каменистая, много скал; рыть окопы будет нелегко. Да и с доставкой туда техники тоже хлебнем горя – склоны крутые, сплошь заросшие колючим кустарником. Но общинный комитет и партбюро лесхоза твердо обещали прорубить дорогу для пулеметов. Товарищ Виен сейчас как раз там, на Дровяной пристани, мобилизует в помощь нам население.

– Что касается пулеметов, – взял слово Зиак, – то я звонил в штаб полка и просил сегодня ночью прислать нам пулеметный взвод. Но Хынг еще не дал ответа. Да если он и согласится, пулеметы, наверно, прибудут только к завтрашнему утру. Поэтому я предлагаю собрать имеющиеся у нас в ротах четыре пулемета и прямо сейчас отправить их вместе с расчетами к Дровяной пристани. Выделим их в отдельный взвод, командование можно будет поручить товарищу Хаю.

– Ну что ж, ясно, – улыбнулся Мау, – как, товарищи, все согласны с начштаба? Теперь самое главное – вовремя закончить позиции! Что там у них слышно?

– Сейчас позвоню в роты.

Фаунг поднялся и вышел в соседнюю землянку, где стоял телефон.

– Рассмотрим, товарищи, новую систему огня, – сказал Мау, наклоняясь над картой.

Вдруг в дверях показалась голова телефониста:

– Разрешите доложить, комиссара вызывает штаб полка!

Суан подошел к телефону. На другом конце провода Хынг, командир полка, разговаривал с кем-то.

– Алло! – крикнул в трубку комиссар. – Это я – Суан!.. Хынг, ну как там у вас дела?

– Да как всегда, ничего замечательного.» Даже издалека слышно было, как Хынг смеется.

– Все время разведчики крутятся, – продолжал он, – Рыскали до темноты, искали радары.

– Ты знаешь уже здешнюю обстановку?

– Да, Мау докладывал мне… Слушай, Суан, я приказал подбросить вам снарядов. Согласен немедленно выслать и пулеметный взвод. Автоколонна будет у вас не позднее трех часов утра… И каски тоже доставят!..

– Отлично! У тебя есть какие-нибудь дополнительные соображения насчет завтрашних планов?

– Да нет, ты, если что, сам все решай на месте. Надо только не прекращать ночью наблюдения за воздухом. И пусть солдаты обязательно выспятся. Я думаю, не меньше половины личного состава может отдыхать. Как ты считаешь?.. А ты что, сегодня не вернешься?

– Нет еще.

– Послушай, из округа сообщили, что в вашем секторе сбито два самолета. Один загорелся и упал здесь, прямо около города, второй свалился в море. Летчик выбросился с парашютом… Ты сообщи ребятам, это их воодушевит, А тебе завтра надо возвращаться, послезавтра утром совещание в штабе округа.

– Ладно, завтра вечером буду.

– Да, знаешь, тебя здесь дочка разыскивает.

– Май?.. Она там, у тебя?.. Что-нибудь случилось?

– Нет, все в порядке. По-моему, она собирается вступить в ударную молодежную бригаду и хочет с тобой посоветоваться. Сегодня утром приехала на велосипеде из Ханоя в штаб округа. Чи хотел оставить ее у себя, говорил, что послезавтра совещание, и она с тобой увидится. Но Май, оказывается, срочно ищет тебя, завтра утром она должна возвращаться. Она добралась сюда после обеда, я сказал ей, чтобы ехала к вам с автоколонной. Совсем стала взрослая, я даже не сразу ее узнал.

Суан усмехнулся: «Ну-ну, девчонка с норовом! Если уж что задумает, все равно своего добьется… Шутка ли – от самого Ханоя на велосипеде!.. Ведь это не одна сотня верст. Интересно, сколько ночей она добиралась? Значит, решила бросить школу и идти в ударную бригаду?..»