Текст книги "В огне"

Автор книги: Нгуен Динь Тхи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

III

Домой к Виену они добрались около трех часов ночи.

Пройдя мимо пальм ко, листья которых отсвечивали в лучах луны, они вслед за хозяином вошли в дом. Там было темно. Виен посветил вокруг фонариком, чтобы они смогли где-нибудь присесть, пока жена зажжет керосиновую лампу. Мягкий оранжевый огонек затеплился за стеклом и осветил развешанные по стенам цветные картинки, изображавшие ребятишек с огромными тыквами. Мебели – простой и скромной, как в обычном крестьянском доме, – было немного: два деревянных топчана, кровать под белым марлевым пологом, чайный столик и несколько лакированных скамеек для гостей; на столике – термос в плетеном бамбуковом футляре и расписные глиняные чашки.

Зато уж дом зампреда уезда был изобилен бататами! Красноватые, белые клубни – мелкие и крупные – высились грудой на полу соседней комнатушки; даже под кроватью были бататы. И еще – свидетельство великой любви хозяина к своему велосипеду – на стене, у изголовья, висели тщательно обернутые бумагой два обода и пара покрышек.

Гости изумленно озирались по сторонам, все это представлялось им почти нереальным после оврага и пережитой бомбежки.

Жена Виена, с наспех подколотыми волосами, раскрыла пачку чая и, заварив его, пригласила гостей к столу. В отличие от Виена, темнокожего и плотного, как батат, жена его была изящной и стройной; голова ее красиво сидела на длинной шее; глаза, большие и умные, поблескивали на круглом белом лице.

– Ну, – сказал Виен, – умывайтесь, пейте чай, товарищи, и – спать. Отсюда до позиций еще несколько километров, встанете завтра пораньше, как раз к утру доберетесь.

– Не успеешь прилечь, подъем – и трясись дальше, – улыбнулся Суан.

Жена Виена разлила горячий чай в чашки и обнесла гостей.

Они взялись за еду. Разговор, само собой, шел о переделке, из которой они только что выбрались.

– Когда вы попрыгали в воду, – с полным ртом говорил Хоа, – я на пароме хлебнул сполна за всех. Шофер машины, что стояла впереди, видно, здорово сдрейфил, вывернул руль не в ту сторону, чуть весь паром не перевернул. Слава богу еще, что успел съехать на берег, пока янки кидали бомбы на той стороне. Только мне съезжать, они тут как тут и пошли сыпать бомбы! Думал, не выберусь. Хорошо, они все почти в реку грохнули…

– А вы разве не поужинаете с нами, Лить?

– Спасибо. Вы ешьте, я только чаю попью.

– Больше всего переволновался я за эту женщину с ребятишками. Правда, малыши у нее орлы – кругом бомбы рвутся, а они даже не заплакали…

– Когда янки во второй раз стали пикировать, меня прямо зло взяло…

– Ну, хозяйка, вам сейчас самое время курицу зарезать и закатить пир! Ведь муж ваш только чудом от смерти спасся!

– Нет, мне помирать нельзя! – рассмеялся Виен. – Я еще должен помочь жене произвести на свет сына.

Хозяйка залилась краской.

– Вечно ты со своими глупыми шутками, только людей смешишь.

– А разве у вас нету еще сыночка? – спросил Хоа.

– Ни сыночка, ни дочки. Вот и пришлось мне пригласить на ужин всеведущую целительницу болезней, может, хоть она что присоветует. – Виен кивнул на Лить. – Позвольте вам представить, исцелительница эта прямо-таки творит чудеса!

– О, господи! – Лить, сидевшая в углу на циновке с чашкой чаю в руке, улыбнулась. – Без детей куда легче. Вон и правительство призывает всех разумно планировать рождаемость. У меня у самой один ребенок, и то хлопот полон рот.

Суан теперь только разглядел Лить как следует. В неярком свете лампы черты лица ее казались необычайно тонкими и нежными. Чуть раскосые глаза, веселые и быстрые, блестели, совсем как у молоденькой девушки.

Дык временами тоже поглядывал на нее, словно что-то припоминая. Вдруг он широко улыбнулся.

– Ну и ну, как же это я вас сразу не узнал? Ведь это вы на перевязочном пункте в Дой-шим дали кровь для переливания Тоану! Я тогда сидел рядом с ним.

– Вы… тоже были ранены?

– Э, я легко отделался, меня уже починили. А Тоан пока в госпитале, но дело уже пошло на поправку. Он все убивался, что не спросил, кто же спас его, и адреса не узнал. Я напишу ему, то-то обрадуется. А вы теперь в этом уезде?

– Да, сюда эвакуировалось отделение городской больницы. Виен поручил нам подготовить для сельских общин сандружинниц и организовать медпункт поблизости от зенитных позиций.

– Вот здорово! Значит, опять будете около нас?

– Не знаю, – усмехнулась Лить, – всем этим ведает Виен.

Хозяйка, присев рядом с Суаном, спросила:

– А у вас много детей?

– Да нет, одна дочка. Ей уже восемнадцать, так что хлопот с ней мало.

– Она, наверно, еще учится?

– Перешла в десятый класс.

– Они живут вдвоем с матерью?

– Жена у меня умерла… Погибла еще в ту войну, когда девочке было три года.

– Ах, какое несчастье! И что же, вы больше не женились?

– Да пока нет.

Хозяйка налила ему еще чаю и сказала:

– Ну, знаете, таких, как вы, мало. Обычно стоит жене умереть, муж через месяц уже играет свадьбу с другой. Случись что со мной, мой благоверный небось тут же побежит свататься к какой-нибудь красотке. Даже подумать обидно!..

– В таком деле каждый поступает по-своему, – мягко ответил Суан.

– А что, если жена да при живом муже идет за другого? – расхохотался Виен.

– Это совсем не то! – рассердилась хозяйка. – Ты вечно боишься, как бы по-моему не вышло. Вы уж простите меня за эти разговоры, – снова обратилась она к Суану, – а все-таки, как поглядишь, женщины, овдовев, всегда остаются одни; мужчин же, вроде вас, почти нету.

Суан взглянул на Лить, она смотрела куда-то вдаль, словно не замечая его, и мысли ее, наверно, были далеко.

Суан встал.

– Значит, договорились, Виен, завтра жду вас у себя.

– Да, я буду между девятью и десятью. Лить тоже поднялась.

– А можно, – улыбнулась она, – я как-нибудь зайду к вам вместе с Виеном посмотреть на зенитки?

– Милости просим, – сказал Дык, пожимая ей руку. – Приходите когда угодно. Скажете ребятам, чтобы вас проводили в шестую роту, проще говоря, на «шестерку» – я буду там.

«Газик» проскочил небольшой перевал, дальше уже начинались позиции зенитных батарей. Здесь, у слияния двух рек, скрещивались нити шоссе. Машина мчалась среди широких полей.

Где-то далеко, у самого берега, мерцали электрические фонари. Сон как рукой сняло. «Наверно, лесопилка», – подумал Суан, осматривая местность.

Высоко в небе между белыми облаками медленно плыл месяц. Земля была еще влажной после дождя. Над деревьями и зарослями бамбука поднимались клубы тумана. Скоро и мост. А там, впереди, у подножия невысокой гряды холмов – городок, уездный центр. По-видимому, сейчас все население из него эвакуировано, да и дома вряд ли уцелели после налетов.

Из машины уже ясно виден был изогнутый белый силуэт моста, перемахнувшего через реку. Вдруг мощенное камнем полотно дороги исчезло, словно проглоченное сотнями воронок, черневших вокруг и разворотивших окрестные поля.

– Все время «джонсоны» рот разевают на этот мост! – громко сказал Хоа.

– Что они запоют, когда тут поджарят еще парочку Ф-105,[11]11
  Реактивный истребитель-бомбардировщик ВВС США, известный под названием «громовержец».


[Закрыть] – подхватил Дык.

«Газик», сделав объезд по новой, недавно выстроенной дороге, въехал на небольшую плотину и свернул к мосту.

– Ну-ка постой, Хоа!

Машина остановилась у обочины. Здесь, около моста, дорога была цела, только на полях чернели воронки.

Хоа показал на песчаную отмель около слияния рек:

– Вон там первая рота, товарищ комиссар!

– А ты знаешь, где «шестерка»? – спросил Дык.

– Само собой! До нее еще примерно километр.

– Огневые позиции первой роты расположены очень низко, – сказал Дык. – «Единице» труднее всех. Но это место – лучшее, что можно было выбрать.

Им ясно было, что «единица» принимает на себя самые яростные удары самолетов, бомбящих мост. Суан перевел глаза на противоположный берег: где-то там, в поле, – четвертая рота. Вчера днем американцы попали на позиции «четверки» ракетой. Неизвестно, тяжело ли ранило Лаунга?

По горизонту бежали горы Чыонг-шон.[12]12
  Длинные горы (вьетнамск.) – Аннамский хребет, идущий вдоль Индокитайского полуострова.


[Закрыть] Поближе, у берега реки, торчал холм, высокий и острый. Суан вспомнил, что там находится Дровяная пристань. По карте это – высота «сто двадцать».

– Ладно, поехали, Хоа! Заедем сперва на «шестерку», подбросим Дыка домой. Потом – прямо в штаб, к Мау.

– Ясно!

Хоа включил двигатель и с места погнал машину. Они свернули на проселок. По обе стороны росли сандаловые деревья – высокие, прямые и точно выбеленные известью. «Газик» остановился у старой кирпичной печи. На ветру шелестели листвой деревья. Суан спрыгнул на дорогу и огляделся. Привычный глаз сразу различил в темноте возвышавшиеся над полем брустверы орудийных укрытий. Суан подождал своих спутников, и они прямиком, по оставшимся после дождя лужам пошли на батарею. С позиций, тонувших во мраке, не доносилось ни звука…

– Кто идет? – раздался негромкий окрик.

– Это ты, Бинь?

– О, товарищ Дык! Вы вернулись!.. И комиссар с вами! – обрадовался часовой.

– Значит, «писатель» в ночном карауле?

– Так точно! Сверните, товарищи, на тропинку, там не так грязно.

Дождь, ливший всю ночь, затопил расположение роты. Подойдя к орудию, Суан– остановился и посветил фонариком. Ребята отлично укрыли пушку от дождя, ящики со снарядами были подняты на подставки и обернуты нейлоном. Но стенки траншей и орудийных гнезд кое-где размыло водой.

Рядом, под сплетенным наспех навесом, вповалку спали солдаты. Из досок и старых снарядных ящиков они устроили себе топчаны, чуть возвышавшиеся над водой. Дождь вымочил насквозь их гимнастерки, но солдаты храпели как ни в чем не бывало. Они лежали, тесно прижавшись друг к другу, а кругом плескалась вода, плавали сандалии из автомобильной резины и кеды вперемежку с пучками соломы и листьями, приплывшими сюда издалека.

Суан, глядя на солдат, не мог сдержать улыбки, хоть ему и было, конечно, жаль ребят. Их рота уже три с лишним месяца не имела ни одного дня отдыха. Едва выйдя из боя, они меняли позиции, срочно рыли на новом месте траншеи, землянки и орудийные гнезда и вели бой, потом снова меняли позиции, снова копали укрытия и траншеи, вступали в бой и опять снимались с места… Все они – и офицеры и солдаты, почерневшие от солнца, ветра и порохового дыма, – регулярно недосыпали и поэтому пользовались каждым удобным случаем, чтобы поспать.

Землянка командира роты тоже была залита водой. Под маленьким фонарем у телефонного аппарата сидел дежурный и записывал что-то, разложив листки бумаги на пустом ящике от снарядов. Увидав комиссара и ротного, он тотчас разбудил политрука и заместителя командира роты. Те, в трусах и майках, вылезли из-под пологов, протирая заспанные глаза.

– Вот это да! – воскликнул, улыбнувшись, заместитель ротного Тхо, белоснежные зубы блеснули на его смуглом, обветренном лице.

– Дык, ты? – Политрук Хюйен обнял командира. – Оброс, как еж!

Суан сел на скамейку.

– Ну что, обменялись любезностями?

– Как вы добрались, комиссар, в такой ливень?.. Они что, бомбили паром?

– Да, специально нас дожидались. Ладно, я пошел, мне нужно к товарищу Мау. Пусть ребята завтра встанут пораньше, приведут в порядок укрытия и траншеи и отведут воду, особенно из орудийных гнезд. С утра могут начаться налеты.

– Ясно. Будьте спокойны, комиссар. Может останетесь лучше у нас, поспите немного? Завтра успеете на командный пункт.

– Нет, времени мало! Хюйен, завтра в восемь жду вас на совещание. Да, вот еще что: Дык, по-моему, вышел из госпиталя слишком рано. Приглядывайте за ним, ему нельзя переутомляться.

* * *

Приехав на командный пункт, Суан не разрешил дежурному будить офицеров. Пусть отсыпаются, им предстоит нелегкий день. Он и сам хотел немного поспать, до рассвета оставалось еще больше часа.

Он улегся на койку и, подобрав ноги, чтобы занимать поменьше места, натянул на себя полог. В общем, ему повезло: после ночной тряски и всех дорожных происшествий удалось еще и поспать. Здесь, правда, тоже сыро, но все же лучше, чем у ребят на позициях. Дожди эти совсем не вовремя! Завтра придется солдатам опять сбросить гимнастерки и брюки, расчищать окопы и заново насыпать брустверы…

Комиссар давно уже убедился: на войне тяжелее всего солдату – он первым встречает смерть лицом к лицу, вгрызается в землю, проходит сотни и тысячи верст в дождь и в зной. Суан понимал, что, хоть сам он и не щадил себя, хотя немало сделал на своем веку, все же ему доставалось не так, как солдатам. И поэтому, глядя в лицо ребятам, он ощущал иногда какую-то неловкость…

Суан закрыл глаза. В памяти всплыло румяное лицо девушки, дежурившей у парома, – она светила фонариком, рассматривая пропуск, а дождь лил как из ведра… Да, женщины теперь не то что раньше – смелые и даже как будто стали красивее… Сон все не шел… Он вспомнил вдруг о письме, которое лежало у Хоа. Его принесла какая-то девушка в политотдел полка, как раз когда Суан был там. Она спрашивала «роту товарища Шона». Девушке, наверно, лет семнадцать; черные глаза ее весело блестели, а чуть вздернутый нос придавал лицу забавное, лукавое выражение. «Рота товарища Шона», проще говоря «единица», незадолго до этого как раз была переброшена сюда, к бетонному мосту…

– А кто вам там нужен? – спросил Суан.

– Я… мне нужен товарищ Дыонг… он мой земляк.

– Их роты сейчас здесь нет. У вас важное дело?

Девушка слегка покраснела.

– А нельзя ли мне передать письмо? – спросила она, помолчав.

– Можно, конечно. Оно у вас с собой?

– Я… можно я здесь напишу?..

Суан сказал Хоа, чтобы тот взял у девушки письмо и не забыл передать его Дыонгу из первой роты…

Да, солдаты теперь тоже не забывают своих девушек. Нынешние молодые – счастливцы: никто из них по чужой воле не женится и не выходит замуж. Им, пожалуй, не понять, как все было в старину. Суан никогда не рассказывал дочери, что родителей ее связывала не столько любовь, сколько долг. Какая от этого польза, одно расстройство! Вспоминая о прошлом, он еще больше жалел Тхуан. Она вышла за него, никогда не видев его прежде, и впервые смогла мельком взглянуть на жениха, когда тот вместе со сватами принес в невестин дом традиционный бетель. Едва они поженились, началась революция. Он ушел в армию, и хорошо, если удавалось раза два-три за год побывать дома. Тхуан понимала, конечно, что муж ее не любит, но молчала, не жаловалась. Встречаясь с женой, он чувствовал, как сердце у него сжимается от боли. «Что сделано, то сделано, – думал Суан, – ни она, ни я не виноваты, надо теперь как-то уживаться. Она, в общем, добрая и верная жена, да потом сейчас главное – война до победы…»

Когда же пришло письмо о том, что Тхуан погибла во время бомбежки, он долго мучился от смутного сознания своей вины перед женой. И, может быть, поэтому так заботливо растил маленькую Май. Теперь дочка Тхуан уже совсем большая. Такая же красивая и самостоятельная, как та девушка у парома или «землячка товарища Дыонга»… Конечно, судьба ее сложится иначе, чем у Тхуан. Революция принесла ей новую жизнь, и никто не сможет эту жизнь у нее отнять!..

Суан уснул.

IV

Ему вдруг приснилось, будто над ним гремит гром. Солнечный луч ударил прямо в лицо. Он зажмурил глаза. В небе грохотали реактивные самолеты. Он услыхал, как Мау скомандовал:

– Внимание! Направление тридцать четыре…

У него еще слипались глаза, но мозг сработал сразу: «Начался бой!..» В соседнем шалаше как ни в чем не бывало храпел Хоа. Суан выбежал из землянки.

Голос Мау звучал все так же спокойно, с неистребимым южным акцентом:

– Отставить наблюдение за самолетом-разведчиком! Направление три, взять цель!

И, словно эхо, отраженное от невидимых сводов, повторились его слова:

– …направление три, взять цель…

– Непрерывно наблюдать за нижним слоем облаков, подготовиться к внезапной атаке!

– …подготовиться к внезапной атаке…

Мау стоял, закинув голову, на небольшом, скользком от грязи холме. Зеленые штаны его были закатаны до колен. Он придерживал рукой висевший на груди бинокль, за спиной у него колыхалась от ветра накидка из парашютной ткани. Рядом стояли политрук боевой группы Фаунг и начальник штаба Зиак, оба в таких же накидках. Они наблюдали в бинокли за белыми облаками, тянувшимися над зелеными отрогами гор. Прямо перед ними по склону вилась траншея, скрытая диким кустарником. В ней группами сидели штабные командиры и офицеры связи. Высокая антенна изгибалась, точно побег бамбука. Справа и слева от Мау в небольших окопах склонились над телефонными аппаратами и рациями двое солдат; они повторяли вслух каждую фразу Мау, передавая распоряжения на позиции рот.

Прохладное утро было необычайно прозрачным. Холм, где расположился командный пункт, поднимался над полями, засаженными арахисом. Неподалеку от дороги, поворачивавшей к реке, стояла древняя часовня с почерневшими и обросшими мхом стенами. Посреди двора, некогда вымощенного кирпичом, возносились к небу старые баньяны; их могучие стволы переплетались, словно тела гигантских питонов. За часовней виднелась школа, черепичная крыша ее была разбита осколками. Рис на широких полях по другую сторону дороги был почти весь убран, лишь кое-где отсвечивали под солнцем золотистые квадраты волновавшихся на ветру колосьев. Там стояло огромное дерево гао, ветви его четко вырисовывались на фоне неба, А дальше зеленели бамбуковые изгороди, одна за другой убегавшие к горизонту, и блестела лента реки в белых песчаных берегах.

* * *

Суан поднялся на холм и быстрым взглядом окинул всю позицию. В небе по-прежнему гудели два реактивных разведчика; они кружили на большой высоте и казались отсюда белыми точками, терявшимися в синеве неба.

И поля, и река, и деревни – все дышало таким спокойствием и тишиной, что, не будь этого надсадного воя самолетов, трудно было бы догадаться, что идет война.

На кооперативном току позади школы какой-то мужчина строгал бамбуковые прутья в тени арековой пальмы. Крестьяне вывели из деревни буйволов и коров и привязали их в поле под укрытием густого кустарника. Люди, собравшиеся на пригорках под деревьями, ждали, когда зенитчики вступят в бой с самолетами. Рядом с древними надгробьями у часовни пастушонок, запрокинув голову, глядел в небо. Прямо около холма две девчонки лет по тринадцати пропалывали арахис, время от времени распрямляя спины и с любопытством поглядывая на солдат.

А самолеты все грохотали в небе. Гул то ослабевал, то снова нарастал и доносился уже со всех сторон горизонта.

Телефоны и рации работали бесперебойно.

– Докладываю: замечено звено Ф-105, направление четыре, расстояние пятнадцать километров!

– Докладываю: «единица» обнаружила три самолета, направление четырнадцать!

– «Шестерка» засекла цель!..

– Докладываю…

– Докладываю…

В траншее рядом с Зиаком молодой офицер, прижимавший к ушам сразу две телефонные трубки, опустил их на рычаги аппаратов и цветным карандашом нанес на карту трассы самолетов.

Шум моторов становился все громче. Красно-синие змейки на карте, извиваясь, подползали все ближе и ближе к мосту.

Наблюдатели из рот сообщали о передвижениях противника. Штабные офицеры, не отрываясь от биноклей, обменивались короткими репликами:

– Слишком высоко! Сволочь, идет выше восьми тысяч метров…

– Вот черт, второй начал, менять высоту!

– Он идет на максимальной скорости.

– Вон, видишь, самолеты выходят из-за облаков!

– Точно, еще звено!

– Не прекращать наблюдения за снижающейся машиной!

Вдруг начальник штаба закричал:

– Эй, парень! Ты что, уснул? Твой буйвол весь арахис сожрет!

Офицеры расхохотались, видя, как пастушонок со всех ног бросился выгонять буйвола с поля.

Суан подошел к Фаунгу. Замполит группы показал ему границы расположения рот.

Вдруг из-за гор докатился грохот разрывов.

– Наши!

– Точно! Это артиллерия…

На несколько минут воцарилась тишина. Стало слышно даже, как в кустарнике шелестит ветер.

– «Шестерка» докладывает: восемь Ф-105 в зоне!

– Внимание! – крикнул Мау. – Всем ротам: направление четыре, взять цель!

Суан поднял к глазам протянутый ему бинокль. В слепящих лучах – самолеты заходили со стороны солнца, чтобы их труднее было обнаружить, – он разглядел черно-серые точки, отпечатавшиеся на белых облаках.

Точки стремительно увеличивались. Считанные секунды – и уже можно было различить силуэты Ф-105 с длинными хищными носами и отогнутыми назад куцыми крыльями, под которыми торчали острия бомб и ракет.

– «Шестерке» разбить строй противника! «Единице» приготовиться к отражению штурмового захода!..

В кругах, выхваченных линзами бинокля, Суан отчетливо видел позицию «шестерки»: длинные стволы зениток, прикрытых ветками, поворачивались навстречу реактивным машинам, которые мчались, обгоняя звук, прямо на батареи.

– Шесть тысяч восемьсот…

– Шесть тысяч шестьсот…

– Шесть тысяч триста…

– Шесть тысяч ровно…

Голос наблюдателя, казалось, задавал ритм предстоящему бою.

Но четверка самолетов, едва достигнув высоты, выгодной для зениток, круто взмыла вверх. Каруселью, друг за другом, они описывали широкий круг, уходя вправо от артиллерийских позиций.

Следующая четверка лесенкой – на разных высотах – шла слева от позиций. Самолеты все время описывали зигзаги, то опускаясь, то поднимаясь выше, словно рыбы, пляшущие в прозрачных волнах.

Мау, поворачиваясь всем телом, следил за черными точками. Так и есть, они возвращались обратно к мосту.

– Всем ротам: внимание! Поставить заградительный огонь!.. «Единице» приготовиться к отражению штурмового захода!

Длинноносые самолеты, набрав высоту, кружили в разных направлениях над огневыми позициями. Тяжелый гул реактивных моторов сотрясал землю.

Неожиданно самолеты один за другим повернули к горам. Выйдя из опасной зоны, они построились и, выпустив длинные хвосты белого дыма, скрылись.

На позициях снова стало тихо.

Суан вздрогнул – позади холма неожиданно прогремел мощный взрыв. Он едва успел повернуть голову. Оглушительный свист резанул уши. Огромная реактивная машина, выкрашенная в цвет плесени, словно чудовищная птица, пронеслась над его головой, едва не задев верхушки деревьев. Он не успел даже разглядеть самолет, как тот исчез за стеною бамбука.

– Здорово ему вмазали! – закричал Зиак. – Фюзеляж горит!

Все зашумели.

От моста, с позиций «единицы», тоже донеслись громкие крики.

У бамбуковых изгородей, возле кустов на межах, люди кричали и махали руками.

Фаунгу пришлось повысить голос, чтобы восстановить тишину на КП. Мау передал по телефону приказ:

– Всем ротам: усилить наблюдение! Возможна высотная бомбардировка из-за облаков.

Но на этот раз противник не возвращался. Оба разведчика тоже ушли.

– Объявить готовность номер два! Расчетам можно уйти в укрытия…

Бой кончился. Все заняло примерно десять минут.

Клубы черного дыма поднимались за рощей фыонгов, на раскидистых ветвях которых недавно распустились красные цветы. Ветер медленно относил дым к мосту. Офицеры молча глядели туда, где, судя по всему, начался пожар.

– Это, наверно, в деревне около реки, – медленно сказал Мау. – Мост цел.

Дым поднимался все выше… Уже можно было различить острые языки пламени, лизавшие кроны соанов. Ветер доносил неясный шум и голоса людей.

Суан подошел к телефону.

– Вызовите Шона! Срочно!.. Телефонист взглянул на Суана и поднял трубку:

– Алло, «единица»?.. Позовите товарища Шона, комиссар на проводе!.. Эй, вы! Кто там свистит на свирели прямо в телефон? Вам здесь не консерватория!.. Алло, алло!.. Дайте начальника связи!.. Разрешите доложить, какой-то болван дует на свирели с утра до ночи. Все уши продудел!.. Слушаюсь!.. Алло!.. Товарищ Шон?.. Говорите с комиссаром…

Суан присел на бруствер и взял трубку.

– Шон, это ты? Говорит Суан. Ну как, у вас все в порядке? Ребята все целы?

– О, комиссар, давно ли к нам пожаловал? – весело зазвучал голос командира «единицы» на другом конце провода. – Докладываю: у нас полный порядок. Одного только поцарапало осколком ракеты да у первого орудия пробило шину на колесе. Ребята ее сейчас заменяют.

– Что там горит?

– Это от нас метров за четыреста. Нельзя ли помочь населению тушить пожар?

– Кто-нибудь борется там с огнем?

– Ополченцы…

– Среди населения есть жертвы?

– Точно не знаю. Мы видели только, как пронесли несколько носилок.

– Оставайтесь на местах. Ополченцы потушат пожар без вас. Самолеты могут вернуться в любую минуту… «Единица» хорошо стреляла, без задержки. Ребята твои – молодцы. Мы отсюда видели, как вы попали в фюзеляж Ф-105. Передай всем благодарность от имени командования батальона… Смотрите только не зазнавайтесь!.. Исправляйте колесо… Не ослабляйте наблюдения… Вчера они подтянули к берегу два авианосца. Судя по всему, одна из главных целей – наш мост! Будьте наготове, не давайте застать себя врасплох… Ясно?

– Ясно!

– Если прилетят, бейте без промаха! Отомстите за убитых и раненых крестьян, за сожженные дома!

– Ясно!..

– У вас окопы сильно пострадали от дождя?

– Сегодня с утра мы все привели в порядок; сейчас насыпаем брустверы.

– Надо внушить ребятам, пусть не жалеют сил. Лучше укрытия – меньше потерь, меньше крови.

– Ясно.

– Как товарищ Тхань? Не забыл, что ему надо сюда на собрание?

– Он уже пошел к вам.

– Ну, хорошо. А ты-то, Шон, как? Здоров?

– Докладываю: здоров как бык…

Суан положил трубку. Подул ветер, и с неба стали падать черные хлопья сажи.

* * *

Комиссар вернулся в жилую землянку на КП. Неглубокая, крытая бамбуком и листьями, она ничем не отличалась от укрытий орудийных расчетов. У входа деревянная дверь, взятая на время в каком-нибудь крестьянском доме; стены, возвышающиеся над землей, связаны из плетеных щитов. В самой землянке только и было добра что два рюкзака – Мау и Фаунга, несколько иллюстрированных журналов, фонарь и транзисторный приемник.

– «Единица» сегодня дала жару, – весело сказал Хоа. – Я сам видел, как у самолета из брюха хлестало пламя. Далеко он не уйдет. В лучшем случае дотянет до моря и отправится пускать пузыри. Умывайтесь и садитесь завтракать. Я уже поел.

Холодная вода приятно освежала, усталость как рукой сняло. Суан снова почувствовал себя бодрым и полным сил. Вернувшись в землянку, он с аппетитом взялся за еду, хотя рис уже остыл, а свинина была слишком жирной.

Рядом, на КП, начальник штаба Зиак кричал в телефон:

– Алло, «шестерка»! Какой у вас расход снарядов?.. Сколько?.. Как, тридцать два? Почему так много?.. Ах, мало еще?.. Вы что их, с рисом едите?!

Прислушиваясь к негодующему голосу Зиака Суан усмехнулся. Начштаба, человек добрейшей души, становился неумолимым и выходил из себя, едва дело касалось расхода снарядов. Вспомнив, как сегодня перед боем Зиак поднял крик из-за буйвола, который залез в арахис, Суан улыбнулся еще шире…

А вокруг землянки громко пели и щебетали птицы. Издалека доносилось воркованье голубей и собачий лай. Женщина окликала кого-то в деревне на берегу реки. Перед глазами Суана бежал большак, вымытый ночным дождем, и простирались вдаль поля арахиса и бататов. У реки темнели ряды дынных деревьев и густые кроны нянов.[13]13
  Дерево с небольшими съедобными плодами, имеющими белую сочную мякоть и круглое черное семечко.


[Закрыть] Фыонги поднимали к небу ветви с ярко-красными цветами.

Но все это в одно мгновение могло утонуть в реве реактивных турбин, в грохоте разрывов и холодном свисте металла…

Войдя в землянку, Мау спросил Суана:

– Ну как, отдохнул?

Он присел рядом с Суаном. Следом за ним вошел Фаунг, сняв у двери кеды с налипшими комьями глины.

– Приступим к работе.

– Фаунг, у тебя нет чего-нибудь вкусненького угостить комиссара?

– Да уж найдется…

Он протянул руку к маленькой тумбочке в углу и извлек оттуда гроздь бананов, пакетик чая и пачку сигарет.

Достав из полевой сумки штабную карту, Мау расправил ее и тут же, пока Фаунг заваривал в кружке чай, приступил к тактическому анализу.

– Боевая тревога! – металлически прозвучал в рупор голос дежурного.

– Мау встал:

– Фаунг, доложишь обстановку сам.

Он быстро выскочил из землянки и побежал на КП.