Текст книги "Кровью!"

Автор книги: Нэнси Коллинз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

16

– Автомобиль на стоянке, милорд. Видимо, она в номере мотеля, – заметил шофер.

– Блестящий вывод, ренфилд, как всегда, – вздохнул Морган с заднего сиденья «роллс-ройса».

Поверх защитных тонированных очков он смотрел на «феррари», припаркованный рядом с номером 20 «Розового мотеля». Автомобиль принадлежал ему, хотя документы в бардачке утверждали, что владельцем автомобиля является некто доктор Джоуд Кэрон. Номера с индивидуальным рисунком это подтверждали. Но так как добрым доктором был сам Морган, то все, принадлежавшее доктору Кэрону, принадлежало ему. Включая пациентов.

Морган посмотрел на сидящего рядом человека. Этот ренфилд был этническим китайцем, предки которого шесть поколений служили пророками при императорском дворе. Их специально выводили, культивируя самый утонченный бионический талант, который только Морган встречал у людей. Не менее поражало относительное здравомыслие и стабильность этой генетической линии – вещь, редко встречающаяся среди самых сильных неодомашненных талантов. Особый статус этого слуги получил признание том, что Морган обращался к нему не по родовому имени «ренфилд».

– Несносная Муха, просканируй.

Сенситив молча кивнул и склонил голову набок, как малиновка, слушающая шевеление червяка.

– Она там. Одна.

– Ты уверен? – нахмурился Морган. – Я не сомневаюсь в твоих способностях, мой друг. Просто не люблю неожиданностей. Таких, какие могла приготовить наша проказница миз Блу.

– Она одна. Ей больно.

Морган тщательно взвесил информацию. Не исключено, что вероятная спасительница Аниз все-таки ее бросила, хотя Морган недоумевал, почему же его противница оставила племенную особь в живых.

Фелл ему рассказал, что Аниз несла какую-то чушь насчет «свободы воли» и «права выбора», а потом оглушила его угольным совком. Быстрота и энтузиазм, с которыми произошло обращение Аниз, беспокоили Моргана. Он ее выбрал на племя из-за острой психологической потребности ассимилироваться в структуры правящего класса. Его программирование должно было выдержать. То, что эта дикарка смогла столь быстро пройти его защиту и разрушить такую огромную работу, тревожило Моргана. А то, что его противница назвала себя его побочным отпрыском, пугало еще больше.

Последние годы среди Ноблей распространились слухи о каком-то странном существе, которое охотится на вурдалаков, вампиров и их ренфилдов. Эти слухи наделяли диссидента-Притворщика невероятной силой, умением ходить при дневном свете и неслыханным иммунитетом к серебру.

Некоторые считали, что этот их антагонист – продукт человеческой технологии, созданный для уничтожения расы Притворщиков. Морган относил такие слухи на счет сенильного слабоумия группы древних, ставших параноиками за столетия интриг и контринтриг. Он потешался над их потребностью выдумывать себе страшилки.

Но эта молва породила у него идею вывести собственную расу гибридных вампиров. Управляя специально выведенными homo desmodus, он вскорости поставил бы на колени всех подобных барону Луксору и маркизе Нюи. Они бы принесли ему клятву верности на всю вечность. Или на столько, сколько он бы разрешил им существовать.

Но теперь мечты о величии рушились, подорванные существом, которое он, Морган, считал мифическим. Он ценил иронию, но не когда становился ее объектом.

– Подай сигнал, – велел он, разглаживая шелковый манжет.

Несносная Муха кивнул, молча передавая команду хозяина пассажирам второй машины.

Двери «мерседеса» распахнулись, и вылезли двое. Один был ренфилд, а второй – назойливый страховой агент, который приставал к мнимому доктору Кэрону с предложением купить полис. Теперь его тело содержало стихийный дух огня. Ренфилд старался держаться от пиротика подальше, опасаясь его свирепого жара.

Морган вылез из «роллса», а за ним, не отставая, Несносная Муха. Захрустел гравий под итальянскими туфлями ручной работы.

Дверь номера 20 была открыта. Хотя это было не важно.

Аниз лежала на простынях, залитая кровью и родильными жидкостями. Кожа побледнела и стала серой, глаза запали в орбиты. К груди она прижимала измазанный кровью узел. Она съежилась, увидев в дверях Моргана с его верными – и сильными – ренфилдами.

– Ты огорчаешь меня, дитя мое.

Она закрыла глаза, стараясь подавить привитые рефлексы, которые его физическое присутствие в ней пробудило. Но мало было просто отключить визуальные раздражители. Он был в ней повсюду: в мозгу, в ноздрях, во вкусовых пупырышках на языке. Он был всем, он был во всем. Он был неизбежен, неудержим.

– Я не твое дитя! – попыталась она произнести твердо, но получилось скорее капризно, чем гневно.

Губы Моргана растянулись в тонкой и злобной улыбке.

– Если не я твой отец, то кто же? Бог? Сатана? Беломазый из Уотсонвиля, искавший дешевую телку? Такова твоя благодарность? Сбежала и убила моих слуг? Так разве должна дочь благодарить отца за все, что он для нее сделал?

– С нейсделал!

Губы женщины задрожали, но ненависть во взгляде не погасла.

– Перестань, дитя мое! Разве такого я хотел для нас с тобой? Ты сейчас сбита с толку, ничего не понимаешь, не знаешь, чему верить, так ведь? Твоя подруга тебя бросила? Она говорила тебе о свободе и свободной воле? Да, это красивые слова, не правда ли? Но всего лишь слова. Фразы для простаков, которыми люди убеждают себя, будто они – хозяева своей судьбы. Нет в этих словах смысла. – Морган широко раскинул руки. – Вернись со мной домой, Аниз, и все будет прощено.

Аниз почувствовала, как тает ее защитный барьер. Она ненавидела Моргана, но каким-то уголком души рвалась броситься в эти сильные, надежные объятия. Думать самой, решать самой – это трудно до изнеможения и даже страшно. Все станет лучше, если она отвергнет эту фальшь свободы воли, даст Моргану взять управление на себя. Гораздо легче сказать «да» и сдаться, стать таким, как он...

Нет! Этого он и хочет! К этому и ведет! Злись, злись, не переставая! Не дай ему победить! Будь сильной, женщина! Если не для себя, то хоть ради Лит...

–Больше ты меня не обманешь, Морган. Я теперь знаю тебе настоящую цену. Я не вернусь!

Пиротик с кожей цвета горелого мяса побрел в угол, где стоял старый черно-белый телевизор на подставке. Глаза пиротика были похожи на яйца вкрутую, но это не влияло на его способность передвигаться. Он нажал кнопку и отступил. На полную громкость полилась из динамика мелодия «Горцы из Беверли».

О бедном горце по имени Джон,

Я вам сейчас спою;

Что день и ночь лез из кожи вон,

Чтоб прокормить семью...

Морган резко повернулся, побагровев от ярости.

– Отключить эту дрянь! Ренфилд! Отгони этого чертова элементала от проклятого ящика!

Пиротик выразил неудовольствие, издав шум истекающего из радиатора пара. Ренфилд хмыкнул и двинулся выключать телевизор. Раздался громкий треск – и половины головы ренфилда как не бывало.

Морган обернулся к Аниз. В ушах еще звенело от выстрела. Дуло пистолета смотрело Моргану между глаз.

– Положи пистолет, Аниз.

– Меня зовут Лакиша!

Морган притворился, что не слышит.

– Я сказал, положи пистолет, Аниз.

Она выстрелила второй раз, но слишком сильно тряслась у нее рука. Пуля попала Моргану не в голову, а в плечо.

– Стараешься, Аниз. Но все-таки мажешь.

– Я тебе сказала, ублюдок, меня зовут Лакиша! – прошипела она, сунула дуло себе в рот и спустила курок. Голова ее лопнула, как перезрелая дыня, забрызгав стену сырым носителем памяти. Морган остался стоять, глядя на капающую со стен жижу, будто разгадывал знамения.

Несносная Муха взял с кровати измазанный кровью узел и подал его хозяину для изучения. Морган скривился при виде мутанта с уродливо выпяченным ртом и носом как у скелета, потом выхватил мерзкий труп из рук Несносной Мухи, тряся им, как тряпичной куклой.

– Вот она, работа Хауэлла! Он мне обещал, что ребенок сможет сойти за человека! Врал, мерзавец! Врал! Ну, этот наркоман мне заплатит!

Морган швырнул труп младенца на труп матери и с отвращением повернулся спиной к этому зрелищу.

– Поджигай!

Пиротик шагнул вперед, челюсть у него пошла вниз, изо рта выпрыгнул ком жидкого пламени, пожирая кровать вместе с мертвыми телами. Комната заполнилась вонью горящего поролона и жареного мяса.

Морган вышел из номера, глядя в ночное небо и не видя его. Во рту держался вкус пепла. Только одно могло смыть горечь поражения – кровь его врага.

– Эй, ты! А ну, держи руки так, чтобы я их видел!

От офиса мотеля через стоянку бежал пожилой мужчина с двустволкой в руках. Полы его халата хлопали, открывая пижамные штаны и грязную футболку.

– Что тут у вас творится? Я слышал выстрелы! Где Смиты?

– Смиты? – приподнял брови Морган. Ситуация его забавляла.

– Не притворяйся, будто не знаешь! Молодая пара, что сняла номер 201. А ну, говори все как есть, а то смотри, дырку в тебе проделаю! Со мной лучше не шутить!

– Не сомневаюсь.

Из номера вышли Несносная Муха и пиротик и встали рядом с Морганом. Менеджер отеля нахмурился и машинально шагнул назад. Глаза его полезли из орбит – он увидел в окнах отблески пламени.

– Гады, вы мне мотель подожгли!

Моргану надоела эта сцена, он зевнул, повернувшись к менеджеру спиной.

– Разберитесь с ним, – лениво махнул он рукой слугам.

– Ты куда, сволочь? – Голос человека с ружьем дрожал от сдержанной ярости. Он шагнул вперед, вскидывая приклад к плечу. – Стой, пока полиция не приедет!

Пиротик рыгнул, и огненный шар размером с приличный кочан капусты ударил старика в грудь. Он бросил оружие и схватился за пламя, поедающее одежду и кожу. Огонь тут же охватил рукава.

Вереща, как разозленная сойка, старик покатился по земле, и огонь разлился по штанинам и волосам. В последние секунды сознания человек попытался отползти туда, откуда пришел, а в ушах у него ревел звук собственной горящей плоти, шипящей и щелкающей, как сало на сковородке.

Ему удалось проползти почти шесть футов, пока огонь не сожрал его целиком.

Пиротик присел возле дымящихся останков и вдохнул сине-белое пламя в себя. Пламенный жар уменьшил череп старика до размеров апельсина. Несносная Муха нетерпеливо махнул пиротику, чтобы садился в машину.

Морган сел за руль «феррари», возмущенно фыркнув на грубую работу угнавшей машину Аниз. Через несколько секунд он мчался по шоссе, а «роллс» и «мерседес» летели за ним. Ночь только начиналась, и много еще предстояло работы.

17

– Что мы будем делать с новорожденным? Я ни черта не знаю ни чем их кормят, ни вообще ничего!

Лит, уложенная в импровизированную колыбель из чистых полотенец и ящика комода, замахала ручками и задрыгала ножками, будто выражая согласие с утверждением Палмера.

– Значит, тебе придется научиться.Я сбегала в кругло-точную аптеку на углу и там разжилась этой фигней, – объяснила Соня, толкнув к Палмеру пачку памперсов, как медицинский мяч.

– Если ты думаешь, что я буду заниматься этим,то ты с ума сошла!

– А как ты думал? Держать ребенка в ящике и раз в неделю мыть из шланга? Я ей купила детского питания на несколько дней и плюс еще пару бутылок и пустышку. Разогревать смесь можно вот на этой плитке...

– В отеле не разрешается готовить в номере!

– Тот старый джентльмен за конторкой ухом не повел, когда мы из нашей «увеселительной поездки» вернулись с новорожденным. И ты думаешь, здесь кого-то колеблет, что ты поставишь в номере эту дурацкую плитку? Слушай, мы обещали Аниз позаботиться о...

Палмер выставил руки ладонями вперед и энергично замотал головой:

– Тыобещала, а не я! Детка, я готов ради тебя драться с любыми монстрами. Я даже подставился под обвинения во взломе, проникновении в частное владение и убийстве. Но черт меня побери, если я стану менять пеленки!

– Палмер!

–Если мы с тобой потрахались, это еще не значит, что я готов создавать семью, тем более таким образом. И вообще откуда ты знаешь, что она не превратится во что-нибудь вроде того первого?

– Она же просто ребенок!

– Да? А глаза ее ты видела?

Лит загукала и еще сильнее задергала ручками и ножками. Соня отвернула импровизированное одеяльце с личика своей подопечной. Она мало имела дела с детьми, тем более с такими маленькими, но была уверена, что Лит слишком активна для однодневного ребенка. Только черта с два она об этом скажет Палмеру – он и так уже собственной тени шарахается. Лит глянула из гнездышка золотистыми глазками без зрачков и улыбнулась беззубо.

– Ладно, у нее глаза неправильные. Это что, преступление?

– Нет, но ведь не из тебя этот ее зверский близнец хотел бифштекс сделать!

– Черт побери, я же не прошу тебя взять ее на воспитание! Я прошу тебя ее немного понянчить. Если мы в ближайшие двенадцать часов хотим сесть на самолет на Юкатан, мне надо связаться кое с кем из моих... деловых знакомых. И сам понимаешь, я не могу этого делать с куклой на руках!

– Ладно, согласен. Но только на этот раз!

– Отлично! Я постараюсь обернуться побыстрее. Все, что тебе понадобится для кормления, – в этих сумках. Читай этикетки на банках – там все написано.

Палмер состроил гримасу в спину Соне, потом обратил свой неодобрительный взгляд к Лит.

– Ну да, сейчас ты очень мила. Но попробуй только что-нибудь выкинуть – полетишь на фиг в окно. Понял, беззубик?

Лит загукала и зевнула, показав розовые десны.

– Ну вот, так что не забудь.

~~

Таксофон был на перекрестке Герреро и Двадцать пятой, напротив «Ремонта телевизоров», где в витрине стояли наполовину собранные или наполовину распотрошенные «Филкосы» и «Зениты». Черно-хромированную поверхность аппарата разрисовали, монетосборник выдрали, а на щель для монет наклеили желтую этикетку «не работает».

Соня осмотрелась. По той стороне улицы прогуливалась под руку пара молодых людей в летных черных куртках со шпицем на поводке. Сурового вида пожилой мужчина с кустистыми бровями входил в кафе. Где-то выла полицейская сирена, отдаваясь эхом в холмах.

Убедившись, что вокруг чисто, Соня лениво повернулась к аппарату и взяла трубку. Пластик был на ощупь тверд и холоден. Приложив наушник к уху, Соня небрежно нажала несколько кнопок. Сначала было каменное молчание, потом где-то на той стороне континента сняли трубку.

– Да? – Голос был низок, почти мелодичен.

– Я хотела бы поговорить с Мальфеисом.

Голос на том конце захлюпал:

– Ага, конечно. Как вас представить?

– Синяя Женщина.

– Соня, цыпленочек! Извини ты меня за того дурака. Племянника он обучает – ну что тут скажешь? Ладно, киска, что я могу для тебя сделать?

– Тебе уже надоело быть скейт-панком, Мэл?

– Ну, опять же – что тут скажешь? Я не меньше всякого другого люблю новации, но классика есть классика!

– Мэл, мне нужна помощь...

– Помощь?

– Понимаешь, Мэл, я тут оказалась между твоим кузеном и глубокой ямой. Влипла по-крупному! И мне нужна магия.

– Ли Лиджинг подойдет?

– Он всего лишь алхимик, Мэл! А мне нужны вещи посерьезнее.

– Тут, видишь ли, лапонька, я бы рад тебе помочь, но...

– Но что?

– Не знаю, что именно ты там натворила, конфетка, но акции Моргана летят вниз, как свинцовый груз в Марианскую впадину! И в Первой Иерархии есть много серьезных мальчиков, которых это не особо радует, если ты понимаешь, о чем я. И я тут сильно связан семейными делами, Соня. Я бы тебе даже не имел права сказать, который час, и уж тем более помогать тебе выигрывать.

– Мэл, черт тебя побери, ты же знаешь, что за мной не заржавеет! Могу достать тебе мозги Эда Гина – очищенные!А челюсть Менгеле – хочешь? Настоящую, не те фальшивки, что в Южной Америке выкопали. Брось дурака валять, Мэл! Я тебе мозги не парю.

– О'кей. Я тебе так скажу: ты была таким отличным клиентом, что я тебе помогу на этот раз. Но только на этот раз, capisce[3]3
  Понимаешь? (ит.).


[Закрыть]? А то еще слух пройдет, что меня легко разжалобить.

– Спасибо, Мэл! Я твой должник.

– Больше, чем ты думаешь. Ладно, вот что ты сделай. К югу от Маркет-стрит есть бар под названием «Ящик теней». Иди туда и жди моего работника. Он там будет через час.

– А как он выглядит?

– Не беспокойся. Как увидишь, так узнаешь.

Только что миновала полночь, и в «Ящике теней» народ только разогревался.

Диск-жокей в неоновой будке выдавал грохочущую смесь евро-попа, ретро-диско и кислотной ностальгии. Солнечные прожектора с потолочных балок бросали длинные тени от танцующих на больнично-белые стены. Соня обратила внимание на стилизованные движения танцоров, резкие позы, как на показе мод, а еще – что танцующие больше заняты собственными тенями, нежели своими партнерами.

– Непарный танец, – буркнула она с отвращением.

Гусиное стадо стильно причесанных и раскрашенных будущих воротил бизнеса протиснулось мимо, оттолкнув Соню, которая порывалась побыстрее добраться до танцевального пола. Она мельком подумала, не обезножить ли кого-нибудь из них, но оставила эту мысль. Она сейчас не могла пойти на такой риск – привлекать к себе внимание.

Бары и ночные клубы всегда пробуждали в ней самое худшее. Соня думала, что какие-то мимолетные эмоции, порождаемые в таких местах, стимулируют Другую, возбуждают в ней жажду увечить. И даже сейчас под внешним спокойствием собственного "я" Соня ощущала молчаливое и зловещее присутствие Другой – как проплыв акулы, патрулирующей свою территорию. Мэл мог бы выбрать для встречи место и менее людное, но просителям выбирать не приходится.

Музыка становилась все быстрее и громче, тени на стенах дергались, как бирманские марионетки. Соня глянула на часы. Мэл говорил, что его связной придет в течение часа.

И она почувствовала это: острый, насыщенный адреналином прилив гнева и возбуждения, холодный и резкий, как неразбавленная водка из морозильника. Волосы зашевелились у нее на затылке.

Кто-то пришел по-настоящему разозленный.

Соня обернулась оглядеть интерьер клуба. За последние пятнадцать минут людей стало вдвое больше. «Ящик теней» превратился в сплошную стену молодых мужчин и женщин – танцующих, пьющих, болтающих, перекрикивая музыкальную завесу из колонок.

Соня сменила спектр, высматривая характерные ауры Притворщиков, но видела только сравнительно слабые ауры людей, измененные гормонами или наркотиками.

Ее стукнул второй порыв ненависти, и она ахнула, как в тисках мощного оргазма. Другая застонала от удовольствия, и Соня прикусила губу, надеясь, что боль и кровь отвлекут Другую достаточно надолго, чтобы Соня взяла себя (и ее) в руки.

Такие темные эмоции, как ненависть, – это для вампиров вроде обеда из семи блюд и приход такой силы, что крэк по сравнению с ним кажется детским аспирином. Волосы Сони затрещали от статического электричества, пока она переваривала заряд.

Надо отсюда выбираться. К гребаной матери этого хмыря от Мэла. Выбираться надо из этой селедочной бочки, набитой мешками с едой: Соня не питалась уже с тех пор, как поймала в Чайнатауне карманника, и сейчас ослабела, стала податливой внутреннему голосу Другой. Уходить надо, пока не стало по-настоящему плохо.

Соня оттолкнулась от стойки и плечом вперед стала пробиваться к выходу. Наткнулась на высокого парня с наполовину обритой головой и бриллиантом в левой ноздре. Парень покачнулся и пролил пиво себе на кожаные штаны.

– Ты, сука, глаза разуй!

Тип с проколотым носом схватил Соню за локоть. Она напряглась и зарычала. Рокот выходил из глубины грудной клетки, как у гигантской кошки. Пропирсованный поспешно отпустил руку.

Еще бы чуть-чуть, и...

Соня сделала глубокий прерывистый вдох и стала проталкиваться дальше сквозь кашу тел. Не успела она пройти и десяти футов, как ее снова схватили за плечо. Ненависть пролилась в нее такая чистая, как будто ткнули полным шприцем стопроцентного китайского товара.

Она не сопротивлялась, когда схвативший повернул ее лицом к себе.

Соня криво улыбнулась:

– Значит, эта сволочь меня подставила? Следующий раз я ему усы отрежу костями святых мучеников! Я бы сказала «будь он проклят», но это уже излишне.

Фелл обнажил клыки в ритуале вызова.

– Не знаю, шлюха, о чем ты бормочешь, и знать не хочу! Ты убила Аниз и моего ребенка, и я сейчас сровняю счет!

– Ты всегда изъясняешься дешевыми штампами, Фелл?

Он двигался быстро, даже по меркам Сони, когда въехал кулаком ей в челюсть. Голова Сони мотнулась назад, рот наполнился кровью. Толпа была такая плотная, что некуда было отлетать.

Соня сплюнула щепоть сломанных зубов и вытерла подбородок тыльной стороной ладони.

– Ладно, о'кей. Это я заслужила и приняла. Но я не убивалаАниз, Фелл! Ты уж мне поверь, что бы тебе ни говорил этот подонок...

Фелл ударил еще раз, но Соня на этот раз ждала и перехватила его кулак. Фелл с гримасой ненависти и боли попытался вырвать руку.

– Я предпочитаю решить дело миром, но ты мне никак не облегчаешь задачу. Мне не хочется делать тебе больно, пацан...

Фелл ругнулся и попытался ударить Соню другой рукой но к этому она была готова. Фелл попытался вырваться, но Соня только сильнее сжала пальцы.

– Пусти, убийца!

– А зачем?

Кипящая внутри Фелла ненависть заполняла ее, как дым бутылку. Заряд был так силен, что волосы на голове Сони поднялись петушиным гребнем. Она рассмеялась, бело-голубые искры отлетели от кончика ее языка, а голос звучал так, будто она проглотила молотое стекло. Голос Другой.

– Ты так ничего и не понял? Ни хренашеньки не сообразил? Как только Морган мог пытаться вывести новую породу, взяв вместо жеребца такую комнатную собачку, – не постигаю! Ну давай, любовничек! Продолжай ненавидеть! Злись на меня изо всех сил! Я от этого лишь сильнее становлюсь!

Ухмылка ее исчезла. Она выпустила его руки и схватила за перед рубашки, дернув к себе поближе – нос к носу. Ненависть, излучаемая Феллом, перешла в страх. Изумительно!

– Хочешь со мной играть, так играть надо не по детским правилам, фраерок! Дошло до тебя?

Группка каких-то клерков, выбравшихся повеселиться, завопила, когда Фелл грохнулся к ним на стол, взметнув фонтаны разбитого стекла и пролитого пива. Из носа Фелла текла кровь, он тряс головой, пытаясь избавиться от звона в ушах.

Соня схватила его за длинные желтые волосы и вздернула на ноги. Он попытался вырваться, но она не отпускала.

– Я сделаю тебя мужчиной, даже если тебе сдохнутьпридется! – прошипела она. Показав на танцующих, погруженных в транс ритмом и колыханием собственных теней, она сказала: – Видишь вот этих? Так ты ничуть не лучше! Дерешься с собственной тенью, а не с настоящим врагом!

– Ты лжешь! – Фелл вырвался, оставив пучок волос в ее руках. – Ты только лжешь и разрушаешь! Ты настроила против меня Аниз! Ты уничтожила все, что мне было дорого!

Он ударил ее ногой в живот, как каратист, и Соня спиной влетела в стойку.

Ухватив хромированную табуретку, она метнула ее в Фелла. Ближайшие к дерущимся посетители попытались сдать назад, но те, что были у двери, оглушенные музыкой и ничего не замечающие, загораживали им выход.

Рыча от злости, Фелл схватил ближайшего к нему человека, поднял его над головой и бросил в свою противницу. Соня пригнулась, и вопящий мужчина влетел в зеркало за стойкой.

Бармен, что-то заорав, нырнул вниз. Соня перепрыгнула стойку, как раз когда он поднимался с ружьем в руках. Она вырвала оружие из рук бармена раньше, чем он успел замкнуть затвор.

– Чеши-ка ты отсюда подальше – целее будешь! – рявкнула она, замыкая затвор движением кисти. Бармен повернулся и быстро сбежал в кладовую.

Соня наставила ружье на перелезающего через стойку Фелла. Он остановился при виде глядящей ему в грудь восьмерки.

– Даже настоящему вампиру нелегко было бы выжить после выстрела с такой дистанции, а уж такому молокососу, как ты... Так что, красавчик? Рискнешь?

Фелл подался назад, не отрывая глаз от ружья.

– Ага, так я и думала. – Соня вспрыгнула на стойку. – Но перед тем, как заняться делом, очистим рабочее место!

Она уже их видела – они стояли у выхода. Два ренфилда – негр и китаец. Это они забили бар народом и прикрыли Фелла от ее сканирования. Фелл никак не мог настолько себя осознавать, чтобы проделать подобный трюк. Они создали завесу, не дав толпе возле двери вообще заметить драку. Да, они поставили смертельную западню. Только на кого?

Негра-ренфилда Соня убрала первым выстрелом расплескав его мозги по ближайшим яппи. Второй выстрел миновал китайца и попал в какого-то банкира с Пасифик-Хейтс. Ренфилд завизжал и прикрыл глаза руками, когда фрагменты черепа убитого банкира полетели шрапнелью.

Завеса раздернулась. Люди заорали, завопили, сшибая столы и друг друга в бешеной давке к выходу. От этой паники у Сони голова пошла кругом, как от закиси азота. Но она не успела насладиться моментом, как на нее налетел Фелл.

Лицо его свело гримасой животной злости. Он еще не настолько развился, чтобы пить из клубившихся вокруг эмоций, но определенно получил контактный приход. И бросился на Соню, как молодой лев на первую добычу, сбив ее на пол. Сильные руки сомкнулись у Сони на горле.

Он хотел давить и давить, пока ложь и зло не хлынут у нее из ушей грязной водой. Он хотел оторвать ей голову и нассать в горло. Он хотел вырвать ей руки из плеч и отлупить ими же по морде. Он хотел заставить ее расплатиться за все.

Соня зарычала и вдвинула колено в пах Феллу. Он вскрикнул на вдохе, отпустил ее горло и свалился набок, вцепившись в себя руками. Соня поднялась, шатаясь, схватила Фелла за шею сзади, как котенка, и вздернула вверх. Потом вбила его спиной в стену, а левым локтем прижала горло.

Секунду она оценивала его раны. С виду плохо. Глаза теряются в припухлости цвета баклажана, нос сломан, капающая кровью нижняя губа распухла, как у мула. Да, у него клеточная регенерация медленнее, чем у Сони.

– Вот погоди... вот погоди, пока Отец придет! – выдохнул он окровавленными губами.

– Дурак ты! Безмозглая марионетка из мяса! Ты еще не понял? Он подставил нас обоих!У тебя против меня ни одного шанса, и он это знал! Он послал тебя подыхать, Фелл! Ты должен был меня отвлечь, пока эти ренфилды наведут серьезную порчу, чтобы меня убрать.

– Ты врешь!

– Слушай, ты, фраера кусок, у меня ни времени нет, ни терпения действовать по правилам. Надо было бы тебяубить, но раз ты отец Лит...

– Лит? – моргнул недоуменно Фелл.

Соня сунула руку в карман и вытащила пружинный нож.

– Как тебя зовут?

Фелл глянул на нее так, будто она спросила, кто лежит в гробнице генерала Гранта.

– Фелл.

– Неверно. – Соня махнула ножом и аккуратно отхватила ему левое ухо. Фелл завопил, попытался вырваться, но это было безнадежно. Не ему было разорвать хватку Сони. – Ладно, спрашиваю опять.Как тебя зовут?

– Да Фелл же, черт тебя побери! Ты сама знаешь! Какого черта...

Протестующая речь Фелла оборвалась воплем, когда лезвие отсекло ему левую ноздрю.

– Ты меня не слушаешь. Как тебязовут? Назови свое имя.

– Что ты хочешь, чтобы я сказал? Фелл! И всегда было Фелл.

– Я спрошу тебя еще один раз, красавчик, и теперь это будет по-настоящему. Ты понял? – сказала Соня, отрезая ему правую бровь. – Назови свое имя.

– Я же тебе сказал... – Тут у него отвисла челюсть и глаза вытаращились, будто он вдруг вспомнил что-то важное. – Господи. О Господи! Тим. Меня зовут Тим!

Соня вздохнула и позволила ему упасть на пол, спрятав изувеченное лицо в окровавленных ладонях. Плечи его затряслись – он пытался заплакать. Слышен был приближающийся вой сирен.

– Пошли, парнишка. – Голос Сони смягчился. Она потрепала Фелла по макушке. – Пошли, нельзя здесь оставаться Копы сейчас будут.

Фелл отпрянул от ее прикосновения, со страхом глядя на нее.

– Ты меня убьешь?

– Нет. Понимаешь, мне очень жаль, что пришлось так тебя уродовать, но это был единственный способ до тебя достучаться. А теперь пошли! Есть человек, которого ты должен видеть.

– Кто это?

– Твоя дочь.