Текст книги "Последняя история Мины Ли"
Автор книги: Нэнси Чжуён Ким
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)
В понедельник Мина пришла на обучение к мистеру Киму, оказавшемуся тем самым привлекательным корейцем. Он действительно был немного моложе ее, у него была гладкая смуглая кожа, квадратное лицо, высокие скулы и застенчивая, несколько асимметричная улыбка. Он был невысок, примерно одного роста с Миной, поэтому, разговаривая с ней, смотрел ей прямо в глаза, чем сильно ее смущал. В своих широких брюках, розовой футболке поло и поношенных кроссовках она казалась себе неопрятной.
Когда мистер Ким показывал ей кассу и бланк, в который нужно записывать точную сумму в кассе в начале и конце смены, она не могла не любоваться его руками – тонкими, но жилистыми, покрытыми светлыми волосками. Ей всегда нравились руки. К тому же лучше смотреть на них, чем ему в лицо.
В первый день работы за кассой Мина долго возилась с наличными, и покупатели недовольно пялились на нее, теряя терпение, слишком занятые своей собственной жизнью, своими собственными заботами, чтобы заметить отсутствие у нее опыта и то, как она старается учиться быстрее.
– Вот двадцатка. Верните мне три доллара пятнадцать.
– Хорошо.
– Нет, не так. Позвольте облегчить вам задачу. У меня есть точная сумма.
Мина все еще привыкала к доллару, к размерам монет, к достоинствам купюр, которые кажутся одинаковыми на первый взгляд, но все же немного отличаются. К счастью, Марио, упаковщик продуктов, работавший с ней – с колючим ежиком на голове и мягкими манерами, – был терпелив. Он помогал ей с кассовым аппаратом, улыбался и извинялся по-корейски перед покупателями, пока она стояла в растерянности, вынужденная использовать часть мозга, которая за эти годы заржавела от неупотребления. В свободное время Марио помогал мистеру Киму или другим кассирам поднимать на тележки мешки с рисом или коробки с продуктами.
Несколько часов спустя Мина приноровилась к сканеру штрихкодов, запомнила некоторые коды для популярных товаров, довела до автоматизма получение денег и подсчет сдачи.
Хотя работа не требовала физических усилий, присутствие покупателей, нетерпеливо ожидающих в очереди, и необходимость постоянно оставаться дружелюбной, необычайно утомляли. Все эти взгляды. Нервировало пристальное внимание покупателей, следящих за тем, чтобы она не ошиблась. Однако Мина уверяла себя, что скоро привыкнет. В конце концов люди станут подобны бутылкам соевого соуса, которые она расставляла на полках, – просто еще одним элементом повторяющейся, по сути, бесчувственной работы.
Шпинат. Соевая паста. Тонкая рисовая лапша. Мешок риса. Чеснок. Мороженое из фасоли. Два апельсина. Пакетик имбиря. Упаковка из шести банок «Хайта». Пачка картофельных чипсов. Пучок зеленого лука.
В конце смены мистер Ким, весь в мыле, пришел ее проверить. Тем не менее он старался вести себя с ней как можно более мягко и доброжелательно. Сверяя оставшиеся деньги в кассе с тем, что она записала в отчете, он спросил, есть ли у нее какие-нибудь вопросы, и вытер потный лоб голым предплечьем. Мина достала из кармана салфетку и протянула ему.
– Спасибо, – улыбнувшись, поблагодарил он по-английски.
– Не… за что? – неуверенно спросила она и рассмеялась оттого, что все еще плохо выговаривает некоторые буквы.
– Вы сегодня хорошо поработали.
– Спасибо! – Их взгляды встретились, и Мина ответила на его улыбку.
По дороге домой она сидела в начале автобуса, уставившись в пространство и оцепенев. Ей хотелось поскорее добраться до дома, принять душ и закрыть глаза. Жаль, у нее нет телевизора, чтобы отвлечься от волны печали, поднимающейся внутри. Может, ей не стоило соглашаться на эту работу? Сумеет ли она справиться с недовольными взглядами и нетерпением покупателей? Сможет ли привыкнуть к необходимости постоянно контактировать с людьми, когда единственное ее желание – остаться в одиночестве, ни о чем не думать и ничего не чувствовать; физической болью от нагрузки заглушить все остальное, как наркотиками?
Мина понимала, насколько легко и приятно попасть в сети зависимости. После смерти мужа и дочери она несколько раз напивалась до беспамятства. Похоронив любимых, Мина хотела броситься вслед за ними в ту же яму. Она начала пить, а на следующий день просыпалась с жуткой головной болью и ползла в ванную, где ее рвало.
Разумеется, такой образ жизни не мог продлиться долго. Теперь же самое главное – быть хорошей и упорно трудиться, чтобы попасть на небеса, где ее ждут любимые. Вот и все, что имело значение. Даже мистер Пак с его словами, которые словно касались ее кожи, оставляя липкий след, не мог сбить ее с пути.
Покачиваясь из стороны в сторону в автобусе, Мина пыталась уверить себя, что все будет хорошо. Она привыкнет к кассовым аппаратам, к наличным, к людям, а если нет, то всегда сможет попросить хозяина вернуть ее на прежнюю должность или заняться чем-то еще, даже найти другое место. И, заработав достаточно, она найдет юриста, который поможет остаться в стране навсегда. Вспомнив о мрачных днях, проведенных в Сеуле после смерти любимых, о квартире, улицах, по которым они когда-то ходили вместе, она поняла, что никогда не сможет вернуться в Корею. Вся страна превратилась для нее в кладбище.
Мина посмотрела на водителя автобуса, чернокожую женщину примерно ее возраста, с каре, уложенным внутрь. Та проводила в автобусе целый день, выполняя свою работу – маневрируя в потоке машин, и в то же время ей приходилось реагировать на потребности пассажиров, которые могли быть добрыми и дружелюбными, а могли – раздраженными и грубыми. На женщине лежала ответственность за то, чтобы каждый день отвозить всех этих людей домой или на работу.
Водитель оглянулась на Мину:
– Эй, все путем?
– Что?
– Все нормально?
– Да, спасибо.
Мина хотела добавить что-то еще, просто не знала, что именно и как. Может, спросить в ответ, как у нее дела? Нет, будет неловко.
Почему водитель обратилась к Мине? Может, забеспокоилась? Или ее начал напрягать долгий взгляд?
Мина поспешно вышла из автобуса и прошла меньше чем полквартала до дома. Зайдя к себе в комнату, она взяла пижаму и полотенце, чтобы сходить душ и смыть с себя весь этот день (все деньги, подсчеты, нетерпеливых покупателей, благодарность мистера Кима на английском, его улыбку). Нужно очистить голову, расслабиться.
Взявшись за ручку, чтобы выйти, она услышала, как в коридоре хозяйка обратилась к ее соседке, назвав ту миссис Бэк. Так Мина узнала, как зовут ее онни.
Марго
Осень 2014 г.
Напротив закрытой лавки мамы находилась лавка детской одежды ее подруги Альмы – вероятно, одной из последних людей, кто видел маму. Она могла заметить что-то или кого-то подозрительного.
Марго с Мигелем вошли в безлюдное помещение. На креплениях вдоль стен, подставках и вешалках висела детская одежда – маленькие джемперы супергероев для мальчиков и костюмы принцесс и пони для девочек.
– Может, она отошла в туалет? – предположила Марго и вернулась в проход, нырнув под крошечное белое платье, завернутое в пакет. Мигель последовал за ней.
– Подождем?
– Давай пока откроем мамину лавку и посмотрим, что удастся найти там. Мы увидим, когда Альма вернется.
Мама работала на рынке «Меркадо де ла раса» – бывшем складе с жестяной крышей, высокими потолками и бетонными полами, набитом торговыми лавками. Он располагался на юго-востоке Лос-Анджелеса – в пыльной местности с полуразрушенными фабриками и продавцами фруктов на углах с пакетами апельсинов. В этом районе доминировало латиноамериканское население рабочего класса, образующее собственное сообщество среди руин оборонной и обрабатывающей промышленности.
Местные жители собирались по выходным на рынке, где повсюду играла мексиканская музыка региональных жанров – например, банда или нортеньо. По проходам под руку с детьми мирно бродили мужчины с татуировками на лице и шее. Церкви арендовали крытый угол парковки рынка для выступлений и религиозных собраний, а семьи – для кинсеаньер – традиционных в Мексике празднований пятнадцатилетия девочек.
В такой местности, пересеченной железнодорожными путями, где повсюду валяется обычный и крупный мусор вроде матрасов, старой мебели и сломанных тележек, мама Марго и другие корейские иммигранты зарабатывали на жизнь, арендуя относительно дешевые помещения. Даже Корейский квартал оказался слишком конкурентным и дорогим, поэтому они перекочевали в другие округа – Южный Централ, Белл или Хантингтон-Парк, – работая за прилавками по десять часов в день, порой без выходных, астрономически далеко от своих домов и привычного уклада жизни.
Марго терпеть не могла ходить сюда с мамой по выходным и по будням во время каникул, когда, по ее представлению, остальные дети во всем мире наслаждались свободой, катаясь по белому песку или изумрудной траве. Она же вместо этого торчала на рынке среди пластиковых вешалок и одежды, пахнущей химическими красителями, а мама, изнемогая от усталости, порой даже срывалась на крик.
«Amiga! Amiga!» – с корейским акцентом кричала она покупателям, когда те уходили, лишь просмотрев вещи на полках. Этот образ запечатлелся в памяти Марго – вид удаляющихся женских спин, обращение amiga к женщинам, которые не нуждались в подруге, мамины попытки говорить на их языке: «Amiga! У меня вам что-то есть». Ее не слышат, на лице отражается печаль… нет, скорее стойкое принятие отказа. Марго отлично помнила тон маминого голоса в самые отчаянные времена, когда та не знала, сможет ли заплатить за квартиру или купить продукты, – крик женщины, которую выбросило за борт и она барахталась в воде и звала на помощь других женщин, проплывающих мимо на шлюпках.
Теперь же, вновь вернувшись на рынок после долгого отсутствия, Марго поразила окружающая ее грязь. Ужасно, что Мигель – человек из ее мира среднего класса в Сиэтле с посудомоечными машинами, вещами из флиса и бутылками воды из нержавеющей стали – увидит другую неприглядную сторону ее детства и юности. Марго привыкла стыдиться своего дома, работы мамы, своей жизни.
Вот только почему?
Возможно, зеленые лужайки и торговые центры лишь одно из воплощений американской мечты, а это место – другое. Теперь Марго это понимала. Да, оно не соответствовало общему представлению; его не показывали с состраданием во всей своей многогранности по телевизору или в кино, потому что оно воплощало в себе все то, чего боялись и потому презирали люди среднего и высшего класса, включая Марго, – кажущейся неизбежной, циклической бедности. И все же в действительности эта жизнь тоже является воплощением американской мечты, ради которой люди покидают родину и трудятся день и ночь. Здесь они строят и развивают то, что любят: семью, дружбу, общество, чувство общности. Это их версия мечты.
Марго отперла замок на ржавых воротах, складывающихся вверх гармошкой, с помощью ключа, который нашла в маминой сумочке, и приподняла их так, чтобы можно было проскользнуть внутрь – в женскую версию лавки Альмы, битком набитую одеждой. На стенах висели изящные вечерние платья, обтягивающие кофточки с вырезами на плечах, скромные вышитые блузки для женщин в возрасте и джинсы, к которым булавками были приколоты цветные картонки с надписями маркером: «Распродажа 20 долларов».
На пыльном стеклянном прилавке возвышалась керамическая Дева Мария, близнец разбитой дома в гостиной. Рядом стоял кассовый аппарат с пустым выдвинутым ящиком для наличных и сломанным краем – жалкое зрелище. Мама всегда оставляла его приоткрытым, чтобы отвадить воров, как бы говоря: «Здесь ничего нет. Пожалуйста, уходите».
Марго подошла к тому месту, где мама обычно прятала размен – под стопкой бесплатных календарей в одной из витрин для бижутерии с ожерельями со стразами и серьгами, большими кольцами из бисера, пластиковыми браслетами, – мама надеялась, что когда-нибудь их возьмут в дополнение к купленной одежде. Там нашелся перевязанный резинкой сверток с мелкими купюрами.
– Ну, деньги на месте, – сказала Марго, вставая из-за витрины, и тут обнаружила, что Мигель не последовал за ней внутрь.
Он остался в проходе и теперь разговаривал с Альмой, которая плакала и вытирала глаза салфеткой. Марго спрятала деньги в сумочку с ремнем через плечо и подошла к ним. Альма распахнула объятия ей навстречу, и Марго в них упала.
Альма знала их семью около двадцати лет, они познакомились после массовых беспорядков в Лос-Анджелесе – когда на улицах валялись осколки и стоял черный дым, – из-за которых пострадал первый бизнес мамы, расположенный в паре километров отсюда, на другом, гораздо более опрятном рынке, где лавки были отделены друг от друга полноценными стенами и закрывались на стальные ворота.
Альма наблюдала за ростом Марго из лавки напротив – проход был одновременно узким из-за переполненных стеллажей с товарами и необъятно широким из-за различия языков и культур. Круглое лицо Альмы с жирной кожей, казалось, почти не старело, в то время как Марго прошла через множество неловких стадий собственного взросления – из застенчивого ребенка с косичками или аккуратным каре она постепенно превратилась в одиннадцатилетку, которая посреди ночи красила волосы в темно-синий и после школы курила сигареты, а затем выросла в гораздо более сдержанную студентку колледжа, которая понимала, что диплом может быть единственным способом избежать такой жизни.
Марго разрыдалась. Альма отстранилась и, заключив ее лицо в ладони, заглянула в глаза и пробормотала: «Pobrecita»[11]11
Бедняжка (исп.).
[Закрыть], после чего снова обняла.
– Когда вы видели ее в последний раз? – спросил Мигель по-испански.
– В последний раз я ее видела… около двух недель назад, – ответила Альма, когда они разомкнули объятия. – Перед Днем благодарения. Может, в выходные.
Марго более или менее понимала испанский при бытовом общении, но, как и в случае с корейским, ей было сложно составлять предложения. Страх показаться глупой или быть неправильно понятой действовал как сито, через которое проходила любая речь, даже английская. Поэтому ей было в принципе сложно разговаривать, а иностранные языки имели в ее сознании более плотную структуру, поэтому еще медленнее подбирались ко рту и выходили наружу.
– Она взяла отгулы на все праздники? – по-английски удивилась Марго. – Как странно.
Мама всегда работала по праздникам, включая День благодарения и Рождество, лишь закрывалась на пару часов раньше обычного. На День благодарения они иногда заказывали цыпленка из KFC – голени и бедра с двойной хрустящей корочкой и острым соусом. А по средам не работал весь рынок. Значит, в последний раз перед смертью мама должна была прийти на работу во вторник.
– Вы не заметили в ней ничего странного? – спросил Мигель.
– Да, последние пару месяцев она казалась грустной, – ответила Альма. – Очень грустной.
– Почему? – вмешалась Марго.
– Сначала я подумала, что у тебя какие-то проблемы. А она заверила, что у тебя все в порядке, хорошая работа, тебе очень нравится Сиэтл. – Альма высморкалась. – Тогда я подумала, может… какие-то проблемы в семье, в Корее, например, кто-то заболел или умер, и поэтому ее так долго не было.
Она жестом попросила их подождать и, сбегав за коробкой с салфетками, продолжила:
– Я думала, она все это время была в Корее. Может, в семье кто-то умер или заболел. Она выглядела очень грустной.
Марго вспомнила о некрологе, который нашла вчера вечером, и то, что сумела разобрать: «Рак», «супермаркет», «жена», «Калабасас», «церковь». Лицо на крошечной черно-белой фотографии казалось ей ее собственным привидением. Может, мама оплакивала этого мужчину? Был ли он тем же мужчиной, тем самым гостем на шикарной машине, о котором говорил хозяин дома? Иначе зачем она сохранила его некролог? Наверняка он многое для нее значил. Вот только если он умер в октябре, на кого тогда она кричала? Действительно ли ее смерть была несчастным случаем?
Марго казалось, будто ее накрывает волной, она почти ощущала соленый привкус во рту. Слишком много на нее навалилось – сначала смерть мамы из-за несчастного случая, потом возможность убийства, а теперь незнакомый мужчина, тоже погибший, который мог приходиться ей отцом.
Между ними в узком проходе протиснулась продавщица чампуррадо[12]12
Чампуррадо – горячий мексиканский напиток из молока, кукурузной муки и шоколада.
[Закрыть], оставляя в воздухе запах горячего шоколада, корицы и кукурузы.
– К ней кто-то приходил? – спросил Мигель.
– Насколько мне известно, нет. – Альма сочувственно посмотрела на Марго и положила ладонь ей на плечо. – Хочешь воды?
– Нет, нет, спасибо.
– Она часто общалась вон с той кореянкой. – Мексиканка указала на лавку где-то позади себя. – Продавщицей носков. Ты ее знаешь?
– Носков?
– Носков, нижнего белья, пижам и прочего. – Альма снова высморкалась. – Она не так давно здесь работает, с весны, кажется. Они с твоей мамой быстро подружились или даже, казалось, уже были подругами, очень близкими.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
