Текст книги "Эверест-82; Восхождение советских альпинистов на высочайшую вершину мира"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 34 страниц)

– Не волнуйся, по пути все устроится, кормить начнешь в базовом лагере.

Но экстремальные походные условия заставили принять другое решение: завтраки и ужины–вместе, а вместо обеда–перекус на ходу.

Продукты несут одни носильщики, посуду–другие, примусы–третьи. Как их раньше отправить, и как назначить им встречу, и как своевременно организовать ужин? Для меня все это проблемы. Вдобавок мой абалаковский

зеленый рюкзак, явно привлекающий внимание на тропе своей импозантностью, набит всякой всячиной: там и две бутылки Советского шампанского, и стеклянные банки с сублимированными ягодами, и два фотоаппарата, и т. д. и т. п. Совершенно не представляя, что такое акклиматизация к высоте, пытаясь не отстать, а иногда и опередить (мальчишество! Знать бы тогда, чем это кончится!), я иду по тропе, забегаю вперед, чтобы сфотографировать яков, караван, ущелья, висячие мосты через горные реки. Если к этому рваному темпу добавить, что, решив сократить путь к монастырю Тхъянгбоче, я пошел не по тропе, а просто вверх, заблудился, истратил остаток сил, то можно себе представить, в каком виде я оказался на последнем участке пути к базовому лагерю.

Началась "горняшка": головные боли и полное отвращение к пище. Каждый раз перед тем, как подойти к своим кухонным предметам, мысленно готовлю себя минут 10, убеждаю, но находиться возле пищи долго не могу. На последнем переходе буквально плетусь по тропе, которая никогда, кажется, не закончится (оказалось всего 2–3 км), и встречаю наших ребят. Увидев меня, они молча сняли с меня безобразно набитый рюкзак, разобрали мою всячину, высказав сочным русским языком, что'-дкмают о содержимом, напоили соком и повели: впереди Евгений Игоревич, за ним я шаг в шаг и подстраховывающие Свет Петрович, Юра Голодов, Валя Иванов. Видимо, я представлял жалкое зрелище, хотя до большого камня в центре базового лагеря на "площади Дзержинского" дошел сам. Нет,, никогда не забывается участие и помощь в трудную минуту! А может быть, у каждого из них (у тех, кто гору не обходит) в,ламяти целое ожерелье таких моментов и оно согревает, и маломи-нает, и делает человека добрее, и тянет в горы? ч

Следующий день, 22 марта, Евгений Игоревич объявил "рабочим днем отдыха" и поручил Коле Черному, Володе,-Балыбердину и мне оборудовать кухню и кают-компанию. Как в сказке, появился буфет, столы, скамейки, продуктовый склад, а на берегу небольшого замерзшего озерца под охраной верного пса Пумори удалось соорудить ледяной склад для скоропортящихся продуктов. Юра Голодов, как заправский техник, делал ревизию газовым плитам и наладил их. Каждый из команды приложил руку к тому, чтобы работать мне было удобно, а кают-компания была уютной и праздничной. Рядом с кухней на пригорке установлен и мой дом, так что, не выходя из него, по звону кухонной утвари определяю, что в ней делается. По-прежнему нахожусь под влиянием все той же дамы– "горняшки", с той лишь разницей, что ее горячие объятия превратили мои губы в какое-то месиво. Хорошо еще, что Свет-солнышко не оставляет меня наедине с этой дамой, умело и тактично подстраховывает на кухне. А к этому времени в лагере собиралось до 40 человек, несмотря на то, что на маршруте находилось две группы. Постепенно удается пересчитать запасы рационов, продуктов и количество баллонов и убедиться в том, что всего достаточно.

1 апреля над входом в кают-компанию появилась надпись о том, что сегодня санитарный день, а ближайший пункт питания находится в нескольких километрах от лагеря, на высоте 8848 м. Правда, именно в этот день все блюда удались, и кто-то заметил, что никогда на такой высоте пища не была такой высокой по качеству. В этом большая заслуга моих помощников: Бидендры, Санама, Падама и Анга Норбу, которым непросто было приспособиться к особенностям русской кухни. Действительно, первые 2 недели приходилось проводить с ними так называемые планерки. Вначале при помощи Ю. Кононова, а затем и без него растолковывал, что требуется от каждого и от всей бригады в целом по чистоте, гигиене, санитарии и исполнительности, а в отношении перца ("чили") учить слову "чуть-чуть". Обычные для нас халаты и чепчики были встречены таким заразительным смехом, что невозможно

341

было и мне не улыбнуться, глядя на их веселые лица. Шерпы, как дети, легко отвлекаются и забывают о порученном им деле.

Большие трудности встретились при введении графика питания: в 6 часов–уход групп на маршрут, в 9–завтрак, в 12^второй завтрак, в 14–обед и в 19 часов–ужин. Никакие беседы и разъяснения не помогали, и даже письменное меню на английском языке и непальском наречии не приводили к успеху. 7 апреля обед был задержан на целый час, и я от огорчения отказался от еды. Результат был удивительный: не только мои помощники, но и шерпы–высокогорные носильщики подходили и предлагали "кани", что в переводе означает кушать. Начиная с этого дня установился график питания в базовом лагере, и когда что-то на кухне не ладилось, на помощь приходили все свободные от восхождения шерпы.

Вспоминается еще забавный эпизод–с молодым и очень симпатичным шерпой Ангом Фурба, которому я поручил носить плиты и устилать ими пол в кают-компании. На леднике Кхумбу .преобладают сланцы, и если по периметру обстучать глыбу камня, то можно при определенном навыке откалывать очень тонкие и достаточно большие плиты. Таким способом мы настелили пол в кухне, сделали дорожки между кают-компанией, складом и кухней. Анг Фурба тогда простудил горло и долгое время находился в лагере и обычно очень помогал по хозяйству. Однако в этот день в лагерь пришли туристы и среди них обаятельная француженка, с которой Анг Фурба, забыв о работе, затеял длительную и оживленную беседу. Когда он вернулся и я не допустил его к работе, он бросился к леднику разыскивать плиты, и через час вся кают-компания имела если не паркет, то по крайней мере ровно устланный пол. Анг Фурба был, конечно, прощен, а шерпы еще долго подшучивали над ним, вспоминая его увлечение.

Беспрекословным авторитетом пользовался сирдар Пемба Норбу–участник более 20 экспедиций, в результате одной из которых он побывал на высочайшей вершине мира. Очень скромный, трудолюбивый Пемба Норбу даже в самых сложных ситуациях умел разрядить обстановку тонким юмором. Как правило, он сам принимался за дело, проявляя при этом большую силу, рабочую смекалку и этим увлекая своих помощников. Заметив его склонность к рисованию, я попросил его изобразить лагерь. Его рисунки поражают своей простотой, наивностью и точностью изображения и чем-то похожи на рисунки детей. На обратном пути в Лукле Пемба Норбу организовал вечер в честь нашей экспедиции, и мы смогли увидеть народные танцы, сопровождаемые песнями о горах, о Сагарматхе, о шерпах.

Шерпская пища отличается от европейской, и поэтому для них организовывался другой стол. Однако многие блюда, особенно на рисовой основе, понравились шерпам, а наши ребята с удовольствием вкушали лепешки чапоти.

Известно, что в экспедиций два основных центра. Это радиорубка и кают-компания. Все альпинисты весьма серьезно относятся к питанию, очень много знают о науке по питанию и сами могут приготовить или квалифицированно проконсультировать. Но однажды все было готово, стол накрыт, и вдруг раздались нежные звуки флейты и гитары. Оказывается, в лагерь пришел американский музыкант, а Сергей Ефимов сначала тихо, а потом громче играл на гитаре. Уже позже, в Дели, Сережа рассказывал, что никогда не солировал на гитаре и то, что произошло тогда среди вечных льдов и гор, он и сам объяснить не может. Обед остывал, а все слушали этот необычный, импровизированный концерт. Действительно, ars longa, vita brevis– искусство вечно–жизнь коротка.

Нужно отметить, что отношение к питанию в лагере не у всех альпинистов было одинаковым. Замечания Сергея Ефимова, Казбека Валиева, Ерванда Ильинского тщательно изучались, и затем изменялись меню и технология приготов

342

ления пищи. Например, когда в лагере находился Валерий Хрищатый, концентраты перед приготовлением промывались для удаления из них глутамината натрия, обычно вводимого в продукты в качестве вкусовой добавки. Вообще, восприятие пищи в сильной мере зависело от высоты, а также физического и психического состояния спортсменов.

Ритуал выхода окончательно сложился к заключительному этапу экспедиции. В 5 часов утра начинается подготовка завтрака для отходящей группы по заказу, который оговаривается накануне. В половине 6-го, пока ребята завтракают, их походные фляги заполняются горячим чаем с добавлением сублимированного сока и зажигается жертвенный огонь. А в 6 часов группа уходит на маршрут, и долго видны маленькие точки, перемещающиеся по ледяным глыбам Кхумбу.

Теперь до начала завтрака, до 9 часов, у меня образовывается "окно" свободного времени. А нельзя ли проводить ребят до начала трудных участков? Первыми согласились на мои просьбы Е. Ильинский и Э. Мысловский и разрешили пройти до 2-й веревки, а затем подобные прогулки стали почти системой. По команде: "Ну хватит! Давай, старик, назад!"–я возвращался в лагерь. Технику хождения в кошках показал мне вначале Хута Хергиани, а затем настойчивым и терпеливым педагогом стал для меня Леня Трощиненко–имитация срыва, страховка, хождение по серакам и т. д. После этих азов альпинистской науки даже непреклонный Евгений Игоревич стал уже официально разрешать ходить на ледник,–естественно, в солидном сопровождении. Особенно запомнились мне выходы на ледник с Л. Трощиненко и А. Г. Овчинниковым по проверке "дороги жизни" и, конечно, операция "Шляпа".

Дело в том, что парадная киргизская шапка Анатолия Георгиевича упала в трещину, и Бэл вызвался помочь ее достать. Эта операция позволила сделать Володе Балыбер-дину удивительные снимки видов из трещины, Анатолию Георгиевичу получить сувенир–шляпу, на которой затем вся команда поставила, автографы, а мне узнать, как работает Бэл, и в последний раз увидеть ледяные глыбы.

Кажется, от моей идеи подняться в I лагерь и навести там порядок с продуктами не остается камня на камне. Неумолимый Е. И. Тамм так говорит свое "нет", что не остается даже маленькой надежды. И не помогают ни ежедневная зарядка с Анатолием Георгиевичем, ни купание в ручье со Славой Онищенко, ни даже практический курс по технике с Л. Трощиненко. Огорчение было так велико, что, когда Леня шепнул о возможном походе в горы, я не почувствовал особой радости. Она появилась значительно позже–на плече Нупцзе, куда мы прошли инкогнито под видом прогулки.

3 мая ничем особенно не примечательный день. День как день, потому что только через сутки придет известие о . первой победе, вместе с радостью начнутся тревоги, затем снова успех и бессонные ночи!

А все-таки 3 мая–необычный день: в сборной СССР появился новый альпинист. Фотоаппарат зафиксировал сооружение тура, вкладывание записки, панораму гор, спуск со скользящим карабином. Леня предупредил:

– Если появится страх, обязательно скажи, чтобы я знал, что делать.

Страха не было, боязнь была, что я своей неловкостью могу засыпать камнями Света. Не засыпал, но один "живой" полетел к нему, но был отброшен так ловко и легко, как будто он не весил пяти килограммов. bull;

Завершилось мое восхождение, а к вечеру каждый тихонько поздравил и незаметно пожал мне руку.

Часто спрашивают: не заболел ли я горами, поехал бы еще, тянет ли снова в путь? Отвечаю сразу: заболел, поехал бы, безусловно тянет! Первый диалог состоялся, хочется его продолжить, теперь уже в качестве обладателя значка "Альпинист СССР".