Текст книги "Неразобранный сборник 450 песен"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

И выходит старик из воды, из огня, И выводит из лесу гнедого коня. Если хочешь, скачи, сколько можешь, держись, Только это и есть настоящая жизнь.

Он уходит один и не слышно шагов,

Он не смотрит назад, он не видит врагов.

На пылающий лоб ляжет мамин платок,

А в руках у нее апельсиновый сок.

Вишневое варенье

Зоя Ященко Олег Заливако

Я варю вишневое варенье, Я люблю высоких и строптивых, Здесь, наверно, лунное затменье, Вместо лиц повсюду негативы, Я считаю косточки от вишен, Их число стремится к Пифагору, Если я тебя еще увижу, Мы еще вернемся к разговору.

Мне ужасно тесно в этих стенах,

Лето разрывается на части,

Голуби уселись на антенны,

Говорят о голубином счастье.

А на мне передник от Кардена, Разрисованный вишневым соком, В городе такие перемены, Даже страшно, чтоб не вышли боком. Русское теперь у них в опале, Гоголя читают в переводах, Деньги их опять в цене упали, Землю снова раздают народу.

У Андрюши кофе варят гуще,

На столах расставлены букеты,

Виноградник зелен и запущен,

Там сидят студенты и поэты.

Умные в портфелях носят Будду, Знают толк в китайском алфавите, Боже, как мне хочется отсюда, Как же я хочу тебя увидеть. Там, где ты, теперь, наверно, вечер. Ты устал и вышел к океану, Горизонт красив и бесконечен, Корабли плывут в чужие страны

Я увязла в ближнем зарубежье,

Сад вишневый требует терпенья.

Я пишу тебе на побережье,

И варю вишневое варенье.

И варю вишневое варенье.

И никто не знает

Зоя Ященко Олег Заливако

И никто не знает, что случится с нами. Ты не знаешь тоже, потому беспечен. Ты рисуешь листья на моих деревьях, И весна, быть может, будет длиться вечно.

Ты похож на денди в этой чудной шляпе,

Ты бросаешь деньги и слова на ветер.

Только ветер знает, что в карманах пусто,

Только я и верю всем причудам этим.

А чужие жизни втиснуты в обложки, Все уже известно на любой странице. Ты готовишь завтрак для меня на кухне, А что будет завтра, мне во сне приснится.

Я не знаю, что имеет ценность в мире.

Что имеет смысл, печальной смерти кроме.

Если ты уходишь в неизвестность утра,

Я сижу и жду тебя в пустынном доме.

Ни один из сильных, кто имел так много, Кто разрушил Трою и кто ее построил, Ни один из них, великих и ничтожных, Пуговицы на твоем плаще не стоил.

Франция

Зоя Ященко Олег Заливако

Теперь я понимаю мечту Наполеона. Владеть, повелевать, играть такой страной, Поддев на вилку нежный ломтик шампиньона, Я пью его вину – вино всему виной.

Теперь я понимаю фантазии Дюма. Когда так пахнет ночь французскими духами, То муза из огня является сама И дышит на тебя любовью и грехами.

Теперь я понимаю триумфы Пикассо, И "Девочку на шаре", летящую в Париж, А шар такой земной, и сонмы голосов Приветствуют тебя со всех Парижских крыш.

А ты – и Жан Кагтоф и Сальвадор Дали Ты умер и воскрес, ты пеплом стал и пеной, Единственный автобус на плоскости земли Привез тебя и стал у набережной Сены.

Ты, в общем, не готов, ты беден, юн и мил, У бедности, увы, так много искушений, Но за твоей спиной слуга как мышь застыл, Он подает пальто и ждет твоих решений.

Магический узор у Франции ночной, А я гляжу в окно и думаю о том, Как ты среди Парижа притихший и смешной Стоишь, как перст с бокалом, наполненным вином.

Бродяга

Алабин Швец

Есть у каждого бродяги Сундучок воспоминаний Пусть не верует бродяга И ни в птичий край, ни в чох, Ни на призраки богатства, В тихом обмороке сна, Ни на вино, не променяет Он заветный сундучок.

Там за дружбою слежалой, Под враждою закоптелой Между чувств, что стали трухлой Связкой высохших грибов, Перевязана тесемкой И в газете пожелтелой, Как мышонок притаилась Неуклюжая любовь.

Если якорь брига выбран,

В кабачке распита брага,

Ставни синие забиты

Навсегда в родном дому,

Уплывая все раздарит

собутыльникам бродяга,

Только этот желтый сверток

Не покажет никому.

Будет день, в порты, как в щеки Оплеухи бон забьет и, "Все наверх!" засвищет боцман, "К нам идет девятый вал", Перед тем твердо выйти В шторм из маленькой каюты, Развернет бродяга сверток, Мокрый ворот разорвав.

И когда вода раздавит В трюме крепкие бочонки, Он увидит, погружаясь в атлантическую тьму, Тонколицая колдунья, Большеглазая девчонка С фотографии грошовой Улыбается ему.

Перекресток пути

Алабин Швец

Ты скажи, чем тебя я могу одарить? Ни свободой, ни силой, ни славой. Не могу отпустить тебя жить и творить И свой путь по земле невозбранно дарить Только горстью поэзии шалой.

Потому то у нас перекресток пути, Потому то нам в разные страны идти, Где мы оба недолго покружим, Ты раздаривать будешь осенний букет, Я разбрасывать старости злой пустоцвет, Что лишь мне одному только нужен.

Дженни

Алабин Швец

Если Дженни выйдет ночью Посмотреть на злое море, Пусть припомнит ночь и скалы, Месяц, вставший над водой.

Если ж я на вахту выйду,

Память добрая напомнит

Гул прибоя, ночь и скалы,

Месяц вставший над водой.

Может быть, ты вышла замуж,

Может быть, твой муж суровый,

Руганью твой день встречает,

Словно яростью корит,

Может быть, с утра до ночи

Ты спины не разгибаешь,

Вяжешь сеть, готовишь пищу,

Колыбель качаешь ты...

А в твоих глазах, как прежде,

Голубеет зыбь морская,

Зори медленные ходят,

Чайки легкие летят,

А твое лицо, как прежде,

В нежнозолотом загаре,

И медовые веснушки

Выступают на щеках.

В час, когда работу кончишь, Выходи на тихий берег, И припомни ночь и скалы, Месяц, вставший над водой. В этот час и я на вахте Вспоминаю, вспоминаю, Как далекий сон, как песню, Месяц, берег и любовь.

Мне в лицо несется ветер,

Жжет глаза мне соль морская,

Надо мной несутся тучи,

Злое море подо мной,

Но прохладною ладонью

Ты лицо мне отираешь,

А твои глаза сияют

Сладостной голубизной.

Если Дженни выйдет ночью Посмотреть на злое море, Пусть припомнит ночь и скалы, Месяц, вставший над водой.

В.Мищук

Улетаем, в небе таем, чтобы где-то приземлиться, За ли, против ли границы, это, право, ерунда. И в дороге понимаем, что летим к родимым лицам, Где дадут воды напиться и запомнят навсегда.

Разлетаются ветра на облаках, Вслед за ними самолеты к небу льнут. Провожающие мнут платки в руках, Провожаемые песенки поют

не закончена

Юлий Ким Весна

Весна, весна, ручьи бегут по кручам, Кругом идет весенний сев, озимые взошли. А мы, а мы науки учим, Как будто лучше дела не нашли.

Весна, весна, кругом цветут цветочки И лопаются почки, бунтует чья-то кровь. А мы, а мы от точки до точки Уроки отвечаем про любовь.

Чацкий любит Софью,

Которая любит Молчалина,

Который любит Лизу,

Которая любит буфетчика Петрушу,

Которая любит Фамусова,

Который не любит ничего живого

И прогрессивного.

А нам, а нам все уши прогудели: Вы мальчики хорошие, учитесь, то да се, Весна, весна и мы, на самом деле, Становимся способными на все.

Вы – наши отцы, а мы – ваши чада,

Уа – уа – уа.

Ах, если бы не вы, как бы жили мы, увы,

Тут и спрашивать не надо, не надо, да, да.

Учися, дружок не на страх, а на совесть,

Лети, наша песня, лети.

Мы – мирные дети, но наш бронепоезд

Стоит на запасном пути.

394* Ямайка

Вадим Мищук, стихи неизвестного автора

Я поехал бы на Малуки, Чтоб почувствовать вкус муската, На Малуки, где фрукты млеют От гвоздичного аромата. На Кокосах бы поселиться, Или где-нибудь на Галапогос, Где в пушистой тени гуайямы Где в июле жара не в тягость.

Скоротать бы ночь на Ямайке,

Или где-нибудь на Гавайях,

Под гитарные переборы

Умирая и оживая.

Или по островам Канарским Путешествовать на верблюде, Наблюдая, как виноградник Созревает на летнем блюде. Ай-яй-яй-яй ма-ма-ма Ай-яй-яй-яй па-па-па Ай-яй-яй-яй ма-ма-ма Ай-яй-яй-яй па-па-па

И отдав свою душу солнцу, Обучившись повадкам птичьим, Обитать в непролазной чаще Полулешим, полулесничим

Скоротать бы ночь на Ямайке,

Скоротать бы ночь на Ямайке,

Или где-нибудь на Гавайях,

Под гитарные переборы

Умирая и оживая.

МУХА

Леонид Сергеев

На продавленной койке лежу, Мастерю из себя монумент, А в окно с неизменным "жу-жу" Мой секретный влетает агент. С ходу лампочку яркую бьет, Залезает с ногами в постель, И шифровку мне передает, Монотонно жужжа в темноте.

Муха, моя муха, нашепчи мне в ухо,

Что не все так глухо, как в танке,

Вот пройдет чернуха и начнется пруха,

И пойдем в пивнуху к Таньке.

Мой агент трет устало глаза, За день всякого видеть пришлось, Говорит, что один партизан На проезжую часть вынес гвоздь. И буржуйской страны президент Чертыхаясь, менял колесо, И кричал, что отменит в момент Нам поставки семейных трусов.

Я по рации в центр стучу Мне из цнтра приходит ответ, Если так я еще пошучу, То не выдадут мне на обед, Не дождаться от этой шпаны Никаких просветлений в судьбе, Я "героя" родимой страны Сам посмертно присвою себе.

На продавленной койке вдвоем Мы с агентом решаем дела, И последние крошки жуем, Что забыли смахнуть со стола. Ей опять на заданье лететь, Мне опять мастерить монумент, Дай нам, господи, всем уцелеть, Ниспошли в мою лампочку свет.

Сестрица

Вадим Мищук, стихи А.Тарковского

Почему скажи, сестрица, не из божьего ковша А из нашего напиться захотела ты, душа? Человеческое тело – ненадежное жилье, Ты влетела слишком смело в сердце тесное мое.

Сердце может истомиться, яду, невзначай глотнуть, И потянешься, как птица, от меня в обратный путь, Но когда ты отзывалась на призывы бытия, Непосильной мне казалась ноша бедная моя.

Может быть и так случиться, что, закончив перелет, Будешь биться, биться, биться, и не отомкнуть ворот, Пой о том, как ты земную боль и соль и желчь пила, Как входила в плоть живую смертоносная игла.

Пой бродяжка, пой синица, для которой корма нет, Пой, как саваном ложится снег на яблоневый цвет, Как возвысилась пшеница, да побил пшеницу град, Пой, хоть время прекратится, пой, на то ты и певица, Пой, душа, тебя простят.

Рижский вокзал

Леонид Сергеев

Рижский вокзал на московском ветру Тихо вздыхает гудком тепловоза, Я напоследок в ладонь соберу Легких снежинок замерзшие слезы.

Рижский вокзал приглашает меня Снова прожить этот миг возвращенья. Чтоб на исходе небесного дня Свет фонаря подарил мне прощенье.

Расположение гаснущих звезд

Определяет поступков границы,

Годы орешками щелкает клест,

Божья птица.

Рельсы как линии странной судьбы Сходятся в центре вокзальной ладони, Дай мне под звуки прощальной судьбы Встретить себя на озябшем перроне.

Дай мне минуту, чтоб смог я успеть До отправления скорого в Ригу, Или, купив прошлогодний билет, Не доезжая до станции спрыгнуть.

Рижский вокзал на московском ветру

Тихо вздыхает гудком тепловоза,

Я напоследок в ладонь соберу

Чьи-то слезы.

Где-то за далями разными стали мы,

Кто-то состарился, кто-то устал.

Что-то не сбудется, но не забудется

Прошлая улица, Рижский вокзал.

Атлантида

Вадим Мищук, стихи Валерий Мищук

Скоро будем дома

Вадим Мищук, стихи Дмитрия Сухарева

Скоро, скоро будем дома, Скоро милая жена. Там за озером на горке церковь старая видна, Знаю, в церкви той потемки, Да святых пробрала дрожь, Как во нашей комнатенке Хорошо-то до чегошь.

Скоро, скоро будем дома чай вприкуску попивать, А напьемся хорошенько, И скорее – почивать.

Скоро, скоро, да не сразу, Поскорее, да не вдруг, Ах, вприкуску, не вприкуску, Лишь бы сладко, милый друг.

Королева Анна

Вадим Мищук, стихи Д. Самойлов

Как тебе живется, королева Анна В той земле, во Франции чужой? Неужели от родного стана Отцепилась ты душой?

Как живется, Анна Ярославна В теплых странах? А у нас – зима. В Киеве у нас настолько славно, Храмы убраны и терема.

Там, у вас загадочные дуют

Ветры с океана вдоль земли.

И за чо там герцоги воюют

И о чем пекутся короли?

Там мечи и панцыри и шкуры,

Войны и охоты, все в одно.

Там под вечер хлещут трубадуры

Авиньонское вино.

Ты полночи мечешься в постели, Просыпаясь со слезой. Хорошо ли быть на самом деле Королевой Франции чужой?

Храмы там суровы и стрельчаты,

В них святые – каменная рать,

Своевольны лысые прелаты,

А до бога не достать.

Хорошо почувчтвовать на ощупь,

Как тепла медовая свеча.

Девушки в Днепре полощут,

И кричат, по-русски хохоча.

Как тебе живется, королева Анна В той земле, во Франции чужой? Неужели от родного стана Отцепилась ты душой?

Посвящение уходящему

Вадим Мищук, стихи Б. Чичибабин

Дай вам, бог, с корней до крон Без беды в отрыв собраться, Уходящему – поклон, Остающемуся – братство.

Вспоминайте наш снежок Посреди чужого жара, Уходящему – рожок. Остающемуся – кара.

Всяка доля по уму, И хорошая и злая, Уходящего – пойму. Остающегося – знаю.

Край души, больная Русь, Перезвонность, первозданность. С уходящим – помирюсь. С остающимся – останусь.

Но в конце путь сияй По заветам Саваофа Уходящему – Синай. Остающимся – Голгофа.

Позднее наследство

Вадим Мищук, стихи А. Тарковский

Позднее наследство, призрак , звук пустой Ложный слепок детства, бедный город мой. Тяготит мне плечи бремя стольких лет, Смысла в этой встрече на поверку нет.

Здесь теперь другое небо за окном, Дымно голубое с белым голубком, Резко, слишком резко издали видна Рдеет занавеска в прорези окна.

И не узнавая смотрит мне во след Маска восковая стародавних лет. Маска восковая стародавних лет.

Снег на бульваре

Владимир Тиунов

Снег на бульваре, такие дела. Раньше я этого не замечала. Не начинать же всю зиму сначала, Лишь оттого, что незрячей была.

А на удары декабрь – мастак. Вдруг ощутить, что смертельно устала, Не начинать же год старый сначала, Лишь оттого, что он прожит не так.

Вот и с тобой нам вместе не быть. Помнишь, как я тебе вслед прокричала: Не начинать же с тобой нам сначала, Лишь оттого, что хотели любить.

Но, если б все это выпало вновь,

Я бы, наверное так отвечала:

Предпочитаю все это сначала,

Зиму, бессмысленный год и любовь.

Снег на бульваре, такие дела. Раньше я этого не замечала. Не начинать же всю зиму сначала, Лишь оттого, что незрячей была.

Осенняя (Снова листьями осень метет)

Владимир Тиунов

Снова листьями осень метет, Дни плывут, как по речке коряги, И зонтов разноцветные флаги Поднимает озябший народ.

Хлещет ветками ветер в стекло, Словно просит пустить обогреться, Нам от осени не отвертеться, Что поделать, коль время пришло? Что поделать, коль время пришло?

Почернел на дорогах асфальт, Небо серое давит на крыши, И летают обрывки афиши О концерте, где криком кричат.

И уже не хватает тепла, Что накоплено было за лето, И пылают листвы эполеты Там, где радость когда-то жила.

Улетают на юг журавли, Прилетают курортники с юга, Нас несет по периметру круга Годового вращенья Земли.

И живым невозможно сойти С этой старой, как мир карусели, Листопад перекроют метели, Так и будет нас время крутить.

Ну здравствуй, это я

Владимир Тиунов

Ну здравствуй, это я, прости, что не писал, Ты знаешь, все дела, но это не причина. Да что уж там таить, я попросту устал От жизни и от дел, вот так.

Опять летят на юг, курлыча журавли, И мне бы улететь, но нет ни средств, ни силы, И как-то все не так, куда ни кинь, все клин, Все вкось и поперек, вот так.

Ох, что-то я не то, не слушай, пустяки,

Ведь скучной жизнь была б,

Когда бы не мотало,

Пролеживать бока с тобой нам не с руки,

Перины не для нас, вот так.

Я рад, что, наконец, собрался написать, Я рад, что зов дорог живет в нас, не слабея. И снятся гор снега опять мне и опять, А значит, я живу, вот так.

Да, все-таки живу молитвами стихов,

Хоть не везет в любви,

А также в жизни личной,

И полный шкаф души, сомнений и грехов,

Но у кого их нет? Вот так.

А в общем, все O'Key, я весел и богат, Друзьями весь в деньгах, не больно много счастья, И на виски пока не выпали снега, Все это впереди, вот так.

Все это впереди, но главное – понять,

Судьбе не ухватить

Нас голыми руками.

И будут нас в пути рассветы поднимать,

И песни будут греть, вот так.

Ну здравствуй, это я. Ну здравствуй, это я.

Осенняя (И снова дожди)

Владимир Тиунов

И снова дожди, снова осень беснуется. И прячут дома в облака этажи. Кленовый листок ветер гонит по улице, А может меня? И не ветер, а жизнь?

Негромко звучит колыбельная осени. Просьые слова, а о чем, не пойму. Они завели меня в ливень и бросили, Но осень винить в этом мне ни к чему.

А мне бы вокзалов промозглые сумерки,

А мне бы унылую песню колес,

А мне бы в дорогу, чтоб знать,

Что не умер я,

И дождь, чтобы ночь не заметила слез.

Ненастные дни, листьев желтых кружение. Река по стеклу, заколдованный круг, Я в реку смотрю на свое отражение, Шепчу, ничего, дождь в дорогу – к добру.

А мне бы вокзалов промозглые сумерки,

А мне бы унылую песню колес,

А мне бы в дорогу, чтоб знать,

Что не умер я,

И дождь, чтобы ночь не заметила слез.

И снова дожди, снова осень беснуется. И прячут дома в облака этажи. Кленовый листок ветер гонит по улице, А может меня? И не ветер, а жизнь?

Родина

Владимир Тиунов

Наконец-то, ну, наконец-то я приехал сюда, Выпросив неделю в долг у суеты, Прочертив пунктиром поезда города, Простучав, как врач тоннели все и мосты.

Чтоб припасть губами жадными к запаху трав, Чтоб глазами пить над елями облака, Чтобы звезды твои считать от вечера до утра, Чтобы радостно протекать меж камней твоих, Как река.

Родина, заварен круто зверобой,

Да лист смородины.

Горизонт гребенкой леса причесал.

Родина, как неприкаянные все по свету | 2

Бродим мы, |

А в душе, лишь горы твои, да леса. |

Здравствуй милый, до боли, до крика Знакомый пейзаж, В дымке утренней прячутся трубы, да купола. Голубей над рыжими крышами пилотаж,

Полиняла красная нить,

Так встречай меня, Урал, сделай милость мне, Каждый день, каждый час и миг, Что бы ни стряслось. Ну, хотя бы в неделю раз приходи во сне, Проливая на сердце скупое свое тепло.

Наконец-то, ну, наконец-то я приехал сюда, Выпросив неделю в долг у суеты.

Александр Розенбаум

Не погаснет свет в поле лазоревом, Выйду на поле с росными зорями, В поле хлебное, колосное. Застелю его солнечной скатертью, Будь мне ветер отцом, земля матерью, Белые березы – сестрами. Зазвенит, заиграет ручей – вестун, Отзовется свирелью вдали пастух, Журавель летит. Одинокая баба за гумнами Напевает дитю неразумному Колыбельную.

Понахлынет в сердце грусть,

Светлым дождиком прольет.

Сторона моя ты, Русь,

Детство вербное мое,

Детство вербное мое.

Деревянная изба

Без единого гвоздя,

Деревянная судьба,

Юность – молодость моя,

Юность – молодость моя.

Перехожена ты, переезжена, Мать-земля моя, добрая, нежная, Мук без счета сколько приняла. Рано сеять начнешь, поздно схватишься, Век платить бы тебе, не расплатишься Прячешь боль в лесах осиновых. Перезвончатыми колокольнями, Да раздольными песнями вольными В выси тянешься. Ни с друзьями приветными верными, Ни с врагами своими, наверное, Не расстанешься.

Понахлынет в сердце грусть,

Светлым дождиком прольет.

Сторона моя ты, Русь,

Детство вербное мое,

Детство вербное мое.

Станичники

Александр Розенбаум

Под ольхой задремал есаул молоденький, Приклонил голову к доброму седлу. Не буди казака, ваше благородие, Он во сне видит дом, мамку, да ветлу. Он во сне видит дом, мамку, да ветлу.

А на окне наличники,

Гуляй да пой, станичники.

Черны глаза в окошке том,

Гуляй, да пой, казачий Дон.

Он во сне видит дом, да лампасы дедовы, Да братьев– баловней, оседлавших тын, Да сестрицу свою, девку дюже вредную, От которой мальцом убегал в кусты.

Не буди, атаман есаула верного, Он от смерти тебя спас в лихом бою. Да еще сотню раз сбережет, наверное, Не буди, атаман ты судьбу свою.

А на окне наличники,

Гуляй да пой, станичники.

Черны глаза в окошке том,

Гуляй, да пой, казачий Дон.

Загорелись кусты иван-чаем розовым, Да со скошенных трав тянется туман. Под ольхой задремал есаул малоденький, Не буди своего друга, атаман.

А на окне наличники,

Гуляй да пой, станичники.

Черны глаза в окошке том,

Гуляй, да пой, казачий Дон.

410* Нелетающие

Юрий Гарин

Здравствуйте, люди мои дорогие. Умные, добрые, честные, злые. Всех вас сегодня к себе приглашаю, Будут вам песни и бублики к чаю.

Нелетающие и летающие,

Понимающие и мечтающие,

Говорящие и молчащие,

Негорюющие и горящие,

Невлюбленные и любящие,

Люди будущего и без будущего,

Если не было, так будет еще,

Все еще впереди.

Если не было, так будет еще,

Все еще впереди.

В юности, видимо, все однозначней, К старости, видимо, меньше удачи. Так уж положено, а не иначе, Каждый решает в жизни задачи.

А главное в жизни, поверьте, надежда. Цель и надежда, а не одежда. Каждый сплетает особую нить, Каждый решает, каким ему быть. Каждый решает, кем ему стать, Ножками топать, иль в небе летать.

411* Проводница

Владимир Тиунов

Ну вот, дохнула холодком седая дверь вагонная, По темным тамбурным углам мороз колечки вьет. И ничего не говорит мне проводница сонная, Что ей средь тысячи других прибытие мое.

Она была невесела, что ж, видно дело личное, Не спрашивала, как дела, откуда и куда, И продавала мужикам втридорога столичную, А мне заправила постель, ворча на холода.

А поезд все дальше меня увозил на восток,

А поезд как загнанный конь на подъемах хрипел,

И в сердце моем оживал голубой лепесток

Уральского неба, того, что забыть не успел.

Там гордые ели в снегу часовыми стоят,

От бед охраняя лесов тишину и покой,

Так пусть же колеса упрямо на стыках стучат,

Я еду, Урал, я опять возвратился домой.

Мне сутки ехать да дремать, да злым бездельем маяться, А ей стаканами бренчать и мерзнуть у котла, И в жизни, видно, не везет и все не получается, А вроде, хороша собой, да вот, невесела.

А все дорога, чтоб ее, железная, холодная, Да ладно летом, а зимой – и вовсе дело дрянь. И дочь неделями одна сидит, небось, холодная, А мать мотает по стране под пассажиров брань.

Так кто ж мы, люди, иль зверье, Когда ж все это кончится, Глаза усталые ее, как у больного пса. Блеснут непрошеной слезой и спать уже не хочется, А мимо в мареве лесов струятся небеса.

А мимо звезды и страна, разодранная дрязгами, И нет ей дела, хоть убей, до чьих-то грустных глаз, Ей, лишь бы мчались поезда, да буферами лязгали, А мне? Мне ехать да дремать еще почти что час.

412* Осенний сад

Александр Суханов сл. Померанского

Кем-то лето второпях выпито из сада, Лишь остался на ветвях, Лишь остался на ветвях, Лишь остался на ветвях, Солнечный осадок.

Что печалишься сестра в этот день осенний? Где-то в Африке пора Где-то в Африке пора Где-то в Африке пора Птичьих новоселий.

У крыльца, водой полна, погнутая миска, И как сад обнажена, И как сад обнажена, И как сад обнажена, Близость наших близких.

Эту синь и эту гладь на исходе года Так и хочется назвать, Так и хочется назвать, Так и хочется назвать, Детскою погодой.

413* Не досказали

Юрий Корнилов

Ну что ж так долго ноет сердце С противным привкусом вины, Скрипят души живые дверцы, Их затворить забыли мы.

Не досказали, не допели,

И нас машины развели,

И будут вновь у нас капели

По вашим вьюгам слезы лить.

Как долго мы друг друга ждали, Но только спели пару раз, Друг другу руки мы пожали, Сказали пару добрых фраз.

Все наши встречи непохожи,

Прости меня, мой лучший друг,

Я к тем минутам буду строже,

Что вместе нас опять сведут.

Пусть время мчится, словно птица, Сжигая за собой мосты, Как было просто нам проститься, Как трудно нам себя простить.

Не досказали, не допели,

И нас машины развели,

И будут вновь у нас капели

По вашим вьюгам слезы лить.

А.Макаревич Про корову

Кто бы мне сказал в письме или словом, Отчего печаль присуща коровам, Отчего лежит она, в поле не скачет, Отчего мычит она, будто плачет.

А с чего корове той веселиться,

Ей, худой, плохой, а надо телиться,

Если кормят их, бедняг, только сеном,

А, если что не так, по спине поленом.

И поля зовут, но бежать не стоило, Все равно найдут, за рога, да в стойло, Если с детских лет коровьи души Лечит старый дед кнутом пастушьим.

Если веру в чудо у ней убили,

Ежли было худо и не любили,

И ежли даже кто-то холит и нежит,

Так это только тот, кто потом зарежет.

Я ее ласкал и кормил шоколадкой, А себя терзал ужасной догадкой, Что вот она моргает, а не понимает,

С.Никитин Под музыку Вивальди

Под музыку Вивальди, Вивальди, Вивальди Под музыку Вивальди, под вьюгу за окном, Печалиться давайте, давайте, давайте, Печалиться давайте об этом и о том. Об этом и о том.

Вы слышите, как жалко, как жалко, как жалко,

Вы слышите, как жалко и безнадежно как

Заплакали сеньоры, их жены и служанки,

Собаки на лежанках и дети на руках.

И стало нам так ясно, так ясно, так ясно, Что на дворе ненастно, как на сердце у нас, Что жизнь была напрасна, Что жизнь была прекрасна, Что все мы будем счастливы Когда-нибудь, бог даст.

И только ты молчала, молчала, молчала

И головой качала любви печальной в такт,

А после говорила, мы все начнем сначала,

Мы все начнем сначала,

Любимый мой, итак...

Под музыку Вивальди, Вивальди, Вивальди Под музыку Вивальди, под старый клавесин, Под скрипок переливы, под завыванье вьюги Условимся друг друга любить, что было сил.

С.Никитин Прощай, Садовое кольцо

Прощай, Садовое кольцо, я опускаюсь, опускаюсь, И на высокое крыльцо чужого дома поднимаюсь. Я вижу Вас, я помню Вас и эту улицу ночную, Когда повсюду свет погас, а я по городу кочую.

Прощай, Садовое кольцо, я опускаюсь, опускаюсь, И на высокое крыльцо чужого дома поднимаюсь. Чужие люди отворят чужие двери с недоверьем, А мы отрежем и отмерим И каждый вздох и чуждый взгляд.

Прощай, Садовое кольцо, товарища родные плечи, Я вижу строгое лицо, я слышу праведные речи. А мы ни в чем не виноваты, Мы постучались ночью к Вам, Как все бездомные солдаты, Что просят крова по дворам.

Я вижу Вас, я помню Вас и эту улицу ночную, Когда повсюду свет погас, а я по городу кочую. Прощай, Садовое кольцо, я опускаюсь, опускаюсь, И на высокое крыльцо чужого дома поднимаюсь.

Возок

Тише едешь, дальше будешь, Не спеши, прибудешь в срок, Хоть в кармане держишь кукишь, Но толкаешь свой возок,

Едешь дальше, едешь тише,

Твой возок уже скрипит,

Потому что он до крыши

Всякой всячиной набит.

Там живут часы с кукушкой и для денег сундучок, Табуретка с раскладушкой и в коробочке сверчок, Сорок бочек арестантов, ворох книжек, два ножа, И котенок с белым бантом, да разбитая душа.

Через реки, через чащи, Дни и ночи напролет, Ты возок свой в гору тащишь, Вниз он сам тебя везет,

Не видать дороги гладкой,

Как ни вглядывайся вдаль.

Волочить его несладко,

Тяжело, да бросить жаль.

Там живут мои злодейства, покаяния и лень, И любовь, и лицедейство, и тоска на черный день, Там мешок моих талантов, неприятностей ушат, И котенок с белым бантом, да разбитая душа.

Пока песенка не спета И пока не вышел срок, Так и тащишься по свету, Нагружаешь свой возок, – "Как делишки?" – "Цел ли сам-то?" Ну и двинем, не спеша. Был бы жив котенок с бантом, Да разбитая душа.

Бурлаки

Зоя Ященко Олег Заливако

Вот они, первые ласточки в небе твоем, Что они делают в небе твоем так долго, Ой, занесло нас на чертову крышу вдвоем, Там, за кремлем в огороде течет река Волга.

Ходят по Волге по матушке вдоль бурлаки, Тянут-потянут кораблик все ближе и ближе, Вот, они эти наброски нетвердой руки. Что ты рисуешь, мой мальчик, на чертовой крыше?

Припев:

Ой, посмотри, какая туча улеглась

На крыше старого дома.

Ой, что-то будет и грозы не миновать,

Я слышу раскаты грома.

Выстрел грянет, перекрестится мужик,

Накличет на город затменье.

С неба спустится белая птица,

То не птица, а господне знаменье.

Ой ли, дотянут, а там пришвартуют к Кремлю, Выйдут на берег немытые, в сальных заплатах. Знаешь, мой мальчик, я эт цвета не люблю, Лучше пиши купола из червленого злата.

Выйдут на берег в лаптях, засцчив рукава, Грозно сверкнут опаленные временем лица, Полно, мой мальчик, взгляни, как прекрасна Москва, Солнце надето на велосипедные спицы.

Припев

Вот они, первые ласточки в небе твоем, Что они делают в небе твоем доселе? Ой, не ходи позабудь этот проклятый дом, Я приготовлю тебе приворотное зелье.

И он скажет мне слово

Зоя Ященко Олег Заливако

Он не верит в меня, Он и слышать не хочет обо мне. Он читает такие гигантские книги О Британской войне,

Я смотрю на него Из угла двухэтажной квартиры и жду. Ведь когда-то должно же Ему надоесть говорить ерунду, И он скажет мне слово,

Такое короткое слово,

С которым рифмуется

Горных ущелий вода,

Поезда, города, лабуда, лебеда,

И летящая понебу звезда,

И он скажет мне слово

Он не верит в меня, Он считает меня безалаберной куклой С картинки в своем букваре, Он лежит, растянувшись, И пьет сквозь соломинку воздух На Лысой горе.

Я смотрю на него через призму Светящихся капель на мокрой листве, Ведь когда-то должны же ему надоесть Эти войны, деревянные кони На шахматном поле, в медовой траве. И он скажет мне слово.

Такое короткое слово,

С которым рифмуется

Весь белый свет.

Пистолет, амулет,

Плед и кабриолет,

Марлезонский балет,

И он скажет мне слово.

Он не верит в меня, Он играет такую безумную музыку Белых дождей, Он поет симфоническим голосом Песнь "Погребенных вождей".

Я смотрю на него Из десятого кресла в последнем ряду, Я вращаю в руке апельсин и мучительно жду, И он скажет мне слово.

Город, который мы покидаем

Зоя Ященко Олег Заливако

Город, который мы навсегда покидаем, В нашем сознаньи становится необитаем. В городе том прекращают движенье трамваи, Воздух чернеет, сгущается и застывает.

Вещи теряют свое ощущение места, Улицы, площади, не занимают пространства. Город становится памятью, музыкой, жестом, Чем-то лишенным спокойствия и постоянства.

С речкой, с мостами, с парками, многоэтажный, Город сжимается в точку на карте бумажной, Точка на карте уже с двух шагов не видна, Я раздвигаю ее до размеров окна.

Провинциальной гостиницы с видом во двор, Где мы сидели и где мы сидим до сих пор. Локти твои упираются в плоскость стола, На сигарету тень от планеты легла.

Он приехал

Зоя Ященко Олег Заливако

Он приехал, захотелось на минуту заглянуть Все ли так, как уезжая, он оставил здесь когда-то, Чтобы в этом убедиться И крест-накрест зачеркнуть, Чтобы после не считать себя Хоть в чем-то виноватым.

Занавесочки на окнах, слишком бледные на вид, Кто-то сирый и безродный в этом доме проживает, У окошка в черном платье чья-то женщина стоит И другую, Боже, где она теперь? – напоминает.

Папиросы, будто вымокли, дымятся без огня. Взять бы тачку, да с бутылкой Завалиться в гости к другу. Что ж ты, улица, не вспомнила бездомного меня, Из под ног сорвался белый голубь И нырнул во вьюгу.

И повисли два аккорда между небом и землей, Тот же голос хрипловатый, Надрывающийся, нервный, Он кружится над Арбатом и над Яузой рекой, Утешает: ты не первый, кто уехал, ты не первый.

Здесь тоска и нету денег и на ужин ломтик хлеба, Безысходность, а за нею только музыка и лето, Ну а летом только ивы над водою, только небо, А на ужин пожелтевшая вчерашняя газета.

Но, когда все это вспомнишь на другом конце планеты, Сам себя не понимаешь, отчего печаль такая? И летит московский голубь ослепительного цвета И крылом пустыню неба на две части разрезает.