Текст книги "Нью-Йорк - гнилое яблоко через лобовое стекло такси"
Автор книги: Автор Неизвестен
Жанр:
Прочий юмор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
Я выруливаю на эстакаду Би-Кью-И с Бэлта и упираюсь в трафик . Впереди или авария или констракшн -работы. Война во Вьетнаме окончена, но строительные работы на Би-Кью-И никогда не будут окончены.
Впереди маячит горящий красный бенгальский огонь – значит авария. Дорогу после инцидента полиция здесь расчищает три часа, и три часа машины ползут, а пассажиры массируют мочевые пузыри. Америка – полицейское государство. Полицейские Нью-Йорка все делают не спеша, мешая гражданским, чтобы показать, кто здесь главный. Не будешь переваливать черную жопу с боку на бок неторопливо – не будут уважать.
Кондиционер моего исторического Кадиллака не работает. Над асфальтом 100 по Фаренгейту .
– Включите, пожалуйста, эар-кондишнинг, – просит туристка.
– Гоните 350 долларов, мэм, – говорю я. – Я заменю сломанный конденсер на новый, а потом включу кондиционер.
Мы тащимся вдоль ржавого погнутого забора, разделяющего встречные полосы. Под колесами выбоины. Хороший таксист помнит выбоины, как дороги. В Америке не было войн, но дороги Америки – это война и разрушение. Под заборомразделителем валяются куски бамперов, кишки дохлых кошек, ошметки резины от лопнувших шин, тишью, тампаксы с коричневыми пятнами.
– Надо было ехать по главной дороге, – нервничет туристка. – Вы хотели объехать трафик, а получилось еще хуже.
– Вы на главной артерии Нью-Йорка, мэм, – отвечаю я.
Рядом с эстакадой тоже не видно ничего, кроме гадости. Справа и слева стоят закопченые верхние этажи высотных билдингов. Штукатурка осыпалась, под окнами ящики древних кондиционеров, к ящикам прилипли обертки мороженого, треснутые стекла лестничных клеток заклеены пуэрториканскими флагами.
– Это что – сламз ? – спрашивает туристка.
– Нет, мэм, – продолжаю гайд я. – Это билдинг в дорогом районе Бруклина. Чтобы отработать рент в этом билдинге, надо работать две недели.
Туристка достает гайд-бук и начинает листать страницы.
– У меня в гайде о Бруклине почему-то ничего нет. Здесь все только о Манхэттене.
– У вас наш пропагандистский гайд, мэм. Остров для съемок голливудских фильмов Манхэттен составляет десятую часть Нью-Йорка.
– Есть о Бруклине, есть! – вдруг вскрикивает туристка и вслух переводит мне на английский: – "Если вы хотите путешествовать по Бруклину, Квинсу или Бронксу, то возьмите трэйн и путешествуйте, не выходя из трэйна. В этих боросах Нью-Йорка нет достопримечательностей. Путешествовать рекомендуется не по одному, а группами по двое-трое."
В конце трипа туристка раскрывает кошелек, где в одном отделении лежит кипа стольников, а в другом кипа японских денег с императорами. Она протягивает мне хрустящий стольник. Вероятно, из банка "Сумитомо". Ее трип до Манхэттена стоит восемнадцать.
"Ах, вы, выебнувшиеся китайцы! – думаю я. – В Лиме вас уже выебла американская жизнь, голодная и злая . Ебать вас надо и здесь, чтобы поняли, что такое наши Америки."
– Вау, Нихон. Конничива. Аригато. Годзилла. Боку мо суки , – выпаливаю я по-японски и протягиваю два доллара. – Джющо ощиетэ .
Японка ретируется. Я тут же трогаюсь со стольником в кармане.
Я возвращаюсь по Бруклинскому мосту.
Телеэд нового Доджа сделан так. Додж едет по асфальту Бруклинского моста. На горизонте поднимаются параллелепипеды Твин Тауэрз. Телеэд делает наглый монтаж. Я каждый день езжу по Бруклинскому мосту туда-сюда. Я не знаю, где оператор отснял такой хороший асфальт. Вероятно, он сделал его компьютерной графикой. На Бруклинском мосту нет никакого асфальта. Там лежат несколько плевков цемента и торчит старая голая арматурная проволока. Сейчас, на скорости 40 миль в час, мой Кадиллак с лысыми шинами носит по проволоке, как на катке.
"Нью-Йорк – Большое Яблоко," – написано на постере при въезде в НьюЙорк-сити из Аэропорта Кеннеди. "Нью-Йорк – большой кусок гавна," кричу я из окна, съезжая по рампе под опоры Бруклинского моста, покрытые плесенью, к Ист-Ривер, воняющей, как гниющий пруд.
Урок истории: АНГЛИЯ: ОНА НАЗЫВАЛАСЬ БРИТАННИА. ПОТОМ ПРИШЛИ ЕВРЕЙСКИЕ ПЛЕМЕНА. ОНИ ГОВОРИЛИ НА ИДИШЕ. У НИХ БЫЛО МНОГО ВСЯКИХ ДРУГИХ ИШЕЙ. ОНИ НАЗВАЛИ ЕЕ БРИТИШ.
х х х
Каково определение ада для мужчины? Это место, где много пива и женщин, но все пивные банки с отверстиями, а все женщины без.
х х х
Каковы три наихудшие вещи, если стать членом? 1/ Ваш ближайший сосед – жопа. 2/ Ваш босс затягивает вас в резину. 3/ Каждый раз, когда вы волнуетесь, вас рвет.
х х х
БРАК – ЭТО ВЕЩЬ ДЛЯ ТОГО ВРЕМЕНИ, КОГДА ВАША ЖИЗНЬ НЕ СЛИШКОМ ХОРОША.
х х х
Граффити на автомате по продаже презервативов в мужском туалете: У ЭТОЙ ЖВАЧКИ ПРИЯТНЫЙ ВКУС.
х х х
Вы в одной комнате с серийным убийцей, террористом и юристом. У вас есть ружье, но патронов всего два. Как вы поступите? Выстрелю в юриста два раза.
х х х
Юдопия – это страна в Африке, где живут юдопианцы и откуда в Аэропорт Кеннеди летают Юдопиан Эарлайнз.
На прошлой неделе они остановили все рейсы Юдопиан Эарлайнз. У них перебои с углем.
Почему словарь юдопианского стоит так дешево? Он не в алфавитном порядке.
х х х
Сколько докторов нужно, чтобы вкрутить лампочку? Это зависит от того, какая у лампочки страховка.
х х х
Пастор и раббай живут на одной улице. Раббай все время наблюдает, что делает пастор. Однажды пастор покупает новую машину, и раббай тоже покупает новую машину.
Пастор выходит и кропит на машину святой водой. Раббай выходит с кусачками и откусывает у своей машины один инч от выхлопной трубы.
х х х
Каковы были первые слова, сказанные Адамом Еве? – Отступи назад. Я не знаю, насколько большой эта штука станет.
х х х
ЛЮДИ ДОБИВАЮТСЯ УСПЕХА. В ДЕЛЕ ПРЕДОТВРАЩЕНИЯ ТОГО, ЧТО ИМ ВРЕДИТ.
x x x
Репортер стоит на улице с камерой и микрофоном. По улице идут трое мужчин. Репортер останавливает их, предполагая, что они – интересные собеседники для интервью. Один мужчина – поляк, другой – русский, а третий – еврей.
– Извините, пожалуйста. Четырнадцатый телеканал проводит интервью, говорит репортер. – Каково ваше мнение по поводу грозящего дефицита мяса?
– Что такое "мясо"? – спрашивает поляк.
– Что такое "мнение"? – спрашивает русский.
– Что такое "извините пожалуйста"? – спрашивает еврей.
х х х
НИКОМУ НЕ ДОВЕРЯЙ. ТЫ ДОЛЖЕН ПОЛУЧИТЬ ВСЕ НАПИСАННЫМ НА БУМАГЕ.
х х х
На чью поддержку мы можем рассчитывать: ПЯТАЯ ЧАСТЬ ВСЕГДА ПРОТИВ ВСЕГО.
х х х
КЛУБНИЧНАЯ АЙРИШ ТРЕТЬЕГО МИРА. ПОЧТИ ПО БУКОВСКОМУ
Если я еще раз встречу в Нью-Йорк-сити васпа, я сразу сообщу ему, куда ему засунуть его происхождение.
В нашем Нью-Йорке васпы – редкая птица. Половина резидентов НьюЙорка, говорит статистика мэра Джулиани, родились вне Америки. У второй половины родители родились тоже в Бангла-Деш и Кот-Диоре . Остатки изначальных васпов Первого Мира переехали от нас в Калифорнию играть типичных американцев у "Ворнер Бразэрс". Индекс резидентов в "Желтых Страницах" Бруклина начинается так: Аарон, Аархус, Абочча, Абу-аббас-аль-сахав: Я спелингуюсь в билле за электричество как хиспаник "Валуез".
– Пардон ми, сэр:
Она клубничная блонди, около 25, узкие бедра и неправдоподобно большой бюст. На ней не сможет нагреть руки бизнесмен Мирза, я вожу его с бангладешского рейса до его шопа на Авеню Ю. Шоп Мирзы называется "Прайслес Бюстгальтеры из Бангла-Деш. Стандартный Европейский Размер". Все бюстгальтеры у Мирзы второго номера. Здесь тянет на тридцать восемь инчей. Среди тысячи женщин вам нет-нет да и попадется такая, которая своим бюстом вывернет вам душу наизнанку.
От нее пахнет Шанелью Номер Пять, духами Мерилин. Запах Мерилин перебивает даже запах моего пота и взопревших без кондиционера яиц. У блондинки, кроме сорока инчей, еще и клубничная кожа, розовые ресницы, губы цветочком. Ее губы накрашены красным, как марки для авиапочты. Она в пурпурном платье, туфли на высоких каблуках. Ньюйоркерки-лимитчицы одеваются как у себя в стране. Здесь настоящий дрэс . Здесь есть стиль. Она уже сидит на переднем сиденье.
– Слушай, ты выглядишь как мужчина, который знает, как рулить. Сделай для меня чудо. Через пятнадцать минут я должна быть в файер департменте на Четвертой авеню.
Она села в конце Эммонс Авеню. К тому же сегодня суббота.
– При субботнем трафике , мэм, до Четвертой авеню – это трип на полчаса.
– Ты когда-нибудь слышал про Иисуса Христа?
– В детстве от прабабки, мэм.
– Тогда сделай это: на Четвертую авеню за пятнадцать минут.
Я делаю разворот с места.
– У вас что, мэм, пожар на Четвертой авеню?
– Я не мадам, я – леди.
– Из каунти Англси, Южный Уэльс, мэм?
– Моя мам – леди Ирландии.
– И у вас сегодня клуб ирландских леди на Четвертой авеню в пожарной каланче?
Со служебной дороги я выруливаю на Бэлт-Парквэй в бреющем полете. Машина наклоняется вправо. Леди издает сексуальное "Оооу:" и опирается руками на мое плечо. Рукой на стике я чувствую ее колено.
– Теперь холд-он ! – говорю я и начинаю кидать Кадиллак по парквэю вправо-влево.
– Оооу: Оооу!
– Ййес!
– Слалом в Аппалачах!
– Ййес!
Она восторженно улыбается.
– Гони! Гони! Сделай их! Сделай!
Ее рука то сжимает, то разжимает мою на стике.
"Наши лучшие парни имеют свои извилистые спецтрассы. Один слалом-драйв, и каждая третья белая пассажирка – твоя:" – учил меня старый негр-таксист из белого Саффолк Каунти. Они там в Саффолке знают специальные штуки. Старый профи.
– Если бы моя мама-леди знала, как я люблю рэйсинг , она отхлестала бы меня ремнем.
– Я сам отхлещу вас ремнем, леди.
– Ты что, один из этих?
– Нет, я уже не из них.
Рядовому ньюйоркскому таксеру, вкалывающему по двенадцать часов в бензиновом угаре, член надо поднимать домкратом. Я еще держусь на хорошем генофонде. Но и мне уже не до первертoв .
– Теперь смотрите, – я показываю на трассу, идущую резко вверх. – На подъеме не видно, что там на спуске. И воскресные водители начнут тормозить без причины. Так устроена их непрофессиональная башка. Непрофессионал замедляет темп, когда не уверен в будущем. Профи идет по инстинктам. На подъеме мы их и сделаем.
Я еще раз проверяю ее бюст: экстра-класс. Она лучше, чем какая-нибудь кинозвезда. После Мерилин все они плоскодонки. И всех их перетрахали сначала сценаристы, а потом продюсеры. Моя звезда совершенно не выглядит испорченной.
– Как тебя зовут? – спрашивает она.
– Влад из СССР.
– Я – Фелисит. Сделай их на подъеме, советский Влад.
– Сделаю, леди Фелисит.
Я ставлю пониженную передачу, включаю хай-бим и вдавливаю акселератор в пол. Мой Кадиллак превращается в пучок кинетической энергии, сорвавшийся с цепи. О, бог Бэлт-Парквэя или его черт, помоги мне сделать это. Не дай захлебнуться моему старому карбюратору!
Тараня асфальт тормозами, я бью правыми колесами о тротуар у файер департмента через четырнадцать минут тридцать секунд. Ногти Фелисит исцарапали мою руку.
– Оооу! – говорит она.
– Йооо: – говорю я, глядя на ссадины.
– Наклонись ко мне, – говорит она. – Я хочу тебе что-то сказать.
Я наклоняюсь и чувствую ухом ее прохладные губы и губную помаду.
– Ты: магический мужчина: Я хочу: тебя трахнуть:
– О, боже:
– У тебя есть что-нибудь против секса?
– Ничего: Кроме того что я не имел его несколько месяцев:
Фелисит смеется.
– Сегодня будешь иметь. Жди меня здесь. Я сфотографирую их выпускников за десять минут. Я фотограф. А потом мы немедленно едем в мотель.
– Вэл: – говорю я. – Шюа:
У человека все должно быть прекрасно в фартовые дни. Я еду в мотель на берегу Атлантики. Мотель "Эс энд Джи. Часть 3". Это высококлассная цепь. "Эс энд Джи" обозначает "секс и геймз ". Части 1 и 2 должны находиться не иначе как на Гаваях и Сайпане. Стены мотеля цвета коконатов . Мы входим, оставляем подписи и получаем комнату 401. По дороге мы заехали в ликерный шоп, я купил бутылку "Джека Даниэлса".
– Ты в самом деле не из них? – спрашивает Фелисит в лифте.
– Кого ты имеешь в виду?
– Любителей хлестать ремнями. У моей мам был ужасный опыт.
– Успокойся, бэби, – говорю я. – Я уже безвреден.
Стены и постель в комнате тоже цвета коконатов. Я снимаю целлофан с фужеров и наливаю виски.
Фелисит в это время раздевается. Бра , трусы, и носки Фелисит яркокрасного цвета. После пурпура платья это выглядит как коммунистический заговор. Ее нижнее сразу будит во мне страсть. Под дымом пурпура алое пламя. Впереди у меня уже торчит большая штуковина. Тело Фелисит клубничное и восхитительное. Миниатюрный зад и два сорокадвухдинчевых перла над пупком. Мать-природа иногда создает такую кунсткамеру. Одним женщинам она дает все, а другим шиш с маслом. Все это как сон.
Фелисит снимает и красное тоже. Она садится на постель, кладет ногу на ногу и пьет виски. У нее упругая грудь, и эта грудь стоит. Фелисит выглядит так, как будто она уже возбуждена. Она смеется.
– Что тебе смешно? -спрашиваю я.
– Ты не думаешь сейчас о своей жене?
– Я сейчас думаю, что из всего белого, черного, и малайского у тебя самое экзотическое тело.
– Я знаю. Но ты должен подумать о своей жене.
– У меня нет жены. Слушай, разве это не ты предложила трахнуться?
– Оооу:
– Что "оооу"?
– Я предпочла бы, чтобы ты не употреблял этого слова, мой лысый Магический.
– Если тебе не нравится мой затылок, мы можем сейчас же отсюда уйти.
– Нет, – говорит она. – Сними с себя одежду.
Я залпом выхлебываю виски, закуриваю и начинаю раздеваться. Джинсы у меня еще ничего, но трусы все в белых пятнах. В воскресенье я пересыпал в лондромат порошка. Я засовываю большие пальцы под резинку трусов и стягиваю трусы вместе с джинсами. Я чувствую себя старым и потным. Но я чувствую себя и чертовски удачливым. Сегодня у меня самый удачный шифт. Я не могу поверить, что мне так повезло. Мне надо как-то показать себя. Я сажусь рядом с Фелисит и наливаю каждому по новому дринку.
– Ты – классная женщина, но и я тоже классный, – я стараюсь убрать деревенский русский акцент. Все ваше русское отдает деревенщиной. – Ты видела, как классно я сделал тридцатиминутный трип за четырнадцать минут? Это не всякому дано. Я – интерконтинентальный пилот. Я штурвалил в СССР, Японии и Америке. Я летаю на всем, что летает.
– Оооу! Посмотрите, что есть у Магического!
Она ничего не знает кроме своего "Оооу!". Как детский игрушечный аккордеон – куда не жми, все равно одно и то же "вя-вя".
Она кладет руки мне на ноги, а потом проскальзывает ими мне между ног. Она берет его и держит двумя руками.
– Оооу! Я чувствую что-то твердое!
Она опускает голову и целует его, а потом я ощущаю ее губы и язык. Живой блоу-джоб! Как есть, без всяких подмываний. Я делаю нечеловеческие усилия, чтобы сдержать свой поток. Я вспоминаю, как таксист-пакистанец учил меня перед джамайским тридцатидолларовиком: "Они обслуживают, пока ты не кончишь один раз. Но начинают они с блоу-джоба. В это время задержи дыхание и думай о какойнибудь гадости. А через три минуты сделай вид, что не можешь кончить, поставь ее жопой к себе и вставляй." "Обязательно надо к себе жопой?" – спросил я. "А ты сможешь ей всунуть, если она будет смотреть тебе в глаза?" – ответил он. Откинув голову и уставившись в потолок, я не смотрю на Фелисит. Я думаю о хозяине Мироне, этом дерьме на вращающемся стуле, о дерьмовых американских зарплатах, о дерьме-Америке вообще – по какой ошибке я оказался в этом Третьем Мире, втирающем про себя очки, что он – Второй, который лучше Первого.
Ее язык крутится как сумасшедшая змея.
– Ааа: Шшшит !
– Пожалуйста, – она поднимает голову. – Я прошу тебя. Я не люблю грязных слов.
– Хорошо, бэби, хорошо. Больше не будет грязных слов.
– Ляг на простыню, Магический.
Я ложусь и чувствую ее тело рядом с собой. У нее прохладная кожа, и ее рот приоткрыт, и я целую ее и вставляю язык ей в рот. Она упруга, молода, хороша. И эти сорок четыре инча у тебя под рукой. Что за чертовское везенье! Я разорву ее на куски! Я скольжу рукой вниз и чувствую, что ее вагина открыта, и вставляю туда палец, и загибаю его кверху. Она здесь, у меня на крючке! Потом я вытаскиваю палец и начинаю играть с ее клитором.
– Ты хочешь форплэй ? – шепчу я. – Ты получишь классный форплэй!
Я вставляю в нее свой болт. Я собираюсь работать медленно-медленно и долго. Но вдруг я вижу гриву ее белых волос, рассыпанных по коконатной простыне в луче предвечернего солнца. И тут я не выдерживаю. Нирвана. Место, где все хотят быть. "О боже! – думаю я. – Я забыл поцеловать ее соски!"
– Знаешь что? – спрашивает Фелисит.
– Что?
– Ты напоминаешь мне твой Кадиллак.
– Что ты имеешь в виду?
– Бешеная гонка и тут же все кончено.
– Вэлл, бэби, – говорю я, – давай сделаем еще один рэйсинг.
Фелисит идет в ванну. Я сдвигаю простыню, я кончил на простыню, старый профи, откидываюсь на подушку и закуриваю. "Пожалуй, я сделаю ее своей гелфренд, – думаю я. – Но только во второй раз нужно выступить в постели получше." Когда Фелисит возвращается, в ванну иду я. "Конечно, она чокнутая, – думаю я под струей. – Она захочет переехать ко мне, она будет занимать две трети матраса, она заставит меня покупать туалетную бумагу вместо газет и потребует трахать ее восемь раз в неделю. При моей тяжелой работе это чересчур. Я сделаю ее своей гел-френд только на месяц-два. Я позвоню сестре в Москву и между делом вверну: "Моя гел-фрэнд – ирландская леди:"" В вашей ебаной Российской Федерации извели нас, пролетариев, и низкопоклонствуют перед нобилитетом.
– Возвращайся быстрей, Магический! – слышу я из комнаты. – Не оставляй меня одну!
– Я уже с тобой, бэби!
Я выхожу из ванны. Комната мотеля пуста. Фелисит исчезла.
Между событиями и буднями дистанция огромного размера. Передо мной облезлые коконатные стены, простыня в старых подтеках спермы, чужой и моей, рядом с пепельницей лежит окурок моей дешевой сигареты.
По какому-то импульсу я бросаюсь к шкафу. Ничего, кроме вешалок.
Все мои вещи исчезли. Мое нижнее белье, моя рубашка, мои джинсы, мои ключи от машины, мой кошелек с выручкой за два дня, моя мелочь, мои ботинки, мои носки, все. Она трахнула меня, как и обещала. И это стоило мне дороже самого дорогого эскорт-сервиса.
На столе-дрэсере стоит недопитая бутылка "Джека Даниэлса". Я подхожу и наливаю себе рюмку. На стекле стола помадой написано: "Гудбай, "магический"!"
Я одним глотком выхлебываю виски. Я смотрю на себя в зеркало и вижу сутулую спину, лысину, о которой она говорила, десяток лишних килограмм вокруг пояса и свой морщинистый болт. Я совершенно не представляю, что делать. В запасе у женщины имеется девять с половиной тысяч способов убийства мужчины.
У меня есть несколько друзей, но они вкалывают и по субботам тоже. И у них нет ни сел-телефонов , ни денег, чтобы одолжить мне. У них вообще ничего нет, кроме мечты купить экспириенс .
Я беру бутылку "Даниэлса" и тяжело сажусь на постель. На ту постель, где я только что сидел с Фелисит и воображал себя суперменом. Я опрокидываю бутылку и присасываюсь к горлу. Тусклые солнечные лучи просвечивают сквозь шторы столбы пыли в комнате.
Еще по какому-то импульсу я заглядываю под кровать. Мой вест-пауч ! Я дергаю молнию – сигареты, зиппо , грин-карта и права. Я закуриваю. Сработала старая привычка из Москвы – прятать главное под кровать, если ты на кровати с незнакомкой. Старый профи.
Там же лежaт две мази. Я откручиваю две крышки, выдавливаю из двух тюбиков на указательный палец и мажу себе публичные волосы. Я купил сразу обе мази. Я не знаю, какие именно у меня вши – жующие или сосущие. Ни те, ни другие у нас в Нью-Йорке не редкость.
Теперь вши продвинулись на публичные волосы леди. В Третьем Мире и у леди лобок должен быть со вшами. Которые или жуют, или сосут.
О равенстве: ВСЕ МЫ РОЖДЕНЫ БЕДНЫМИ.
х х х
Как определить, что твой сосед по комнате гей? Его дик имеет вкус гавна.
х х х
Две женщины идут по лесу и вдруг слышат голос: "Леди! Леди!" Они оглядываются, но никого не видят. "Леди! Леди! Я здесь, внизу," – слышат они снова. Они смотрят вниз и видят небольшой пруд и лягушку, сидящую на чашке лилии.
– Это ты только что говорила? – спрашивает одна из женщин.
– Да, – отвечает лягушка.
Женщины в шоке. "Как ты можешь говорить, – спрашивают они. – Ты же лягушка!"
– Меня превратила в лягушку злая ведьма, – объясняет лягушка. – На самом деле я – фантастический саксофонист.
– Не может быть! – вскрикивают женщины.
– Да, – говорит лягушка. – Это правда. Но если одна из вас поцелует меня, я немедленно опять стану фантастическим саксофонистом.
Одна из женщин становится на колени, дотягивается до лилии и аккуратно берет лягушку на руки. Затем она вдруг быстро кладет лягушку в карман, поворачивается и уходит.
– Хей, стой! – кричит ей вслед другая женщина. – Он же сказал, что, чтобы он опять стал фантастическим саксофонистом, ты должна его поцеловать!
– Ты что, крэйзи ? – отвечает первая женщина. – Я сделаю гораздо больше долларов с говорящей лягушкой, чем с фантастическим саксофонистом!
х х х
ЕСЛИ ВЫ СИЛЬНО ХОТИТЕ ЧТО-ЛИБО, ВАМ КАЖЕТСЯ, ЧТО ОНО ВЕЗДЕ.
х х х
Почему в юдопианских семьях много детей? Юдопианцы получают зарплату бананами, а бананы не пролезают в щель автомата с презервативами.
х х х
Американец-итальянец говорит мне:
– Запомни американское правило. Это все равно – бюст или бампер. Оба будут стоить тебе кучу денег и принесут много головной боли.
х х х
Я ЛЮБЛЮ ФЕЙЕРВЕРКИ. НО ЗВЕЗДЫ ТОЖЕ КРАСИВЫ.
х х х
Ты слышал о польском койоте? Он отгрыз себе три ноги и все-таки остался в капкане.
х х х
В салоне самолета сидит мужчина и чистит себе пальцем нос. Он выковыривает большой шмоток, скручивает его в комок, долго катает комок между пальцами, в конце концов роняет его на пол и начинает шарить руками по полу. К мужчине подходит стюардесса и спрашивает:
– Могу я быть вам чем-нибудь полезна, сэр?
– Ааа, не беспокойтесь, – машет он рукой. – Я скручу еще один.
х х х
Какая часть пениса самая нечувствительная? Мужчина.
х х х
Метрдотель подходит к еврейской супружеской паре, которая сидит за столом в его ресторане.
– Здравствуйте. У вас сегодня что-нибудь в порядке?
х х х
Почему полицейские всегда по двое? Один умеет читать, а второй – писать.
х х х
УЛИЧНЫЙ ПОТОК: ОН ТО ЗАМЕДЛЯЕТСЯ, ТО УСКОРЯЕТСЯ. И ОПЯТЬ БЕЗ ВСЯКОЙ ВИДИМОЙ ПРИЧИНЫ.
& kartinka: Фото: На подступах к Статуе Свободы.
РИАЛ МЭН ЦЕНТРАЛЬНЫХ ШТАТОВ
Правительственных газет я не читаю. Когда рулишь по двенадцать часов в день, не до изучения вражеской прессы. Но эту "Нью-Йорк Пост" я покупаю.
На первой странице Федеральное Бюро Расследований объявляет награду в миллион долларов за поимку 31-летнего Эрика Роберта Рудольфа. За плохого человека ФБР премий не объявляет.
Я слежу за этим мэнхантингом уже полгода, с тех пор как они решили, что нисповергли Ю-Эн-Эй-бомбера .
Уже шесть месяцев сто толстозадых полицейских получают зарплату только за то, что ежедневно взбираются на южные склоны Аппалачей, ища следы Эрика Рудольфа.
29 января 1998 года в Бирмингэме, штат Алабама, возле клиники взорвалась бомба с динамитом и гвоздями. Гвозди, разлетающиеся со скоростью пули, – отличное средство поражения. Полиция считает, что время и место взрыва были выбраны с умыслом. В это время возле клиники собрались демонстранты, требующие запрещения абортов. Террорист-подрыватель, говорит версия дурыполиции, по-своему поддержал демонстрантов.
Полиция набирает свежие кадры из тех же самых низших групп населения, которыми она больше всего занимается. Чтобы понимать поведение этих групп. На Кони Айлэнд Авеню я видел полицейский патруль, изъяснявшийся на том же языке, на котором я сейчас напишу: "Эх! И що било ни арэстовать! И що ми отпустили этого грэка!" Представители от народности выбираются в полицию по критерию крупности телосложения. В результате сформирован корпус следователей здоровых, но окончательно тупых. Следователи-лимитчики не понимают, что там, где демонстрация, там и полицейские. А именно суку-полицию мы и гвоздим.
Взрывом бомбы убило полицейского и получила ранения медсестра. На медсестру, конечно, полиции наплевать, а вот то, что убили полицейского, действует на них, как красная тряпка на быка. "Ю гонна шоу ми рэспэкт!" – орут на вас толстогубые обезьяны в полицейской форме, если они подруливают к вам проверять документы, а на вашем лице нет ни следа испуга.
В тот же день инцидента полиция приступила к поискам Эрика Рудольфа. Один из демонстрантов, боясь провокации, на всякий случай переписал номера автомобилей, стоявших в радиусе километра. В его листе был и серый Ниссан-пикап Эрика. Но демонстрант-доносчик напрасно напрягал глаза и утруждал руку. Эрик и не собирался заметать следы. Пока его пикап был запаркован, он дважды заходил в видеорентал , которым он обычно пользуется и где его хорошо знают в лицо.
Эрик не пришел в полицию по вызову в качестве свидетеля. 7 февраля охотники на барсуков нашли пикап Эрика в лесу в восьми милях от того места, где Эрик арендовал дом за 275 долларов в месяц. Когда полиция пришла к жилищу Эрика, его уже давно там не было. Полиция утверждает, что Эрик организовал еще как минимум три взрыва – в клиниках и в Олимпийском парке Атланты в 1996 году.
"Сазерн Поверти Ло" , центр в Монтгомэри /Алабама/, шпионящий за группами ненависти, сообщает о связях Эрика Рудольфа с "Движением за Христианскую Тождественность". Кредо "Движения" – примат белой расы, объекты неприятия – правительство, рок, ниггеры, евреи, иммигранты из Третьего Мира, включая Восточную Европу.
Когда Эрику исполнилось 18, мама впервые привела его в Церковь Израилеву в Шелл-Сити, штат Миссури. Пастор Дэн Геймэн учил: "Евреи обладают хорошими ментальными способностями, но ведомы отцом их – Дьяволом."
Эрик усвоил уроки пастора. В девятом классе он написал сочинение, в котором доказывал, что никакого холокоста не было, что пропаганда "газовыми камерами" – это политика евреев с целью получить привилегии. В том же сочинении Эрик приводит известный эпизод с Адольфом Эйхманном. Эйхманн был немецким госслужащим среднего уровня во время Второй Мировой войны. Через пятнадцать лет после окончания войны израильтяне похитили его из Южной Америки, переправили в Израиль и сделали там центральной фигурой обвинения в ходе своей тщательно инсценированной двухлетней пропагандистской кампании, призванной возбудить симпатии мира к Израилю, "единственной гавани преследуемых евреев". После дьявольских пыток йиды выставили его на судебном процессе в стеклянной звуконепроницаемой клетке и приговорили к смертной казни "за преступления против еврейской нации".
Эрик уже в школе не скрывал и своего отношения к властям. Когда речь заходила о государственном устройстве США, он вставал и молча покидал класс.
В центральных штатах Америки действуют тысячи групп и вооруженных формирований, не признающих правительства. Они живут сами по себе, ни от кого ничего не требуют и не просят, пашут, жнут, охотятся в своих лесах. Так почему же, говорят они, кто-то решил подчинить нас, взимать с нас налоги, заставить нас соблюдать не нами придуманные законы?
Это мирная позиция, но защищать ее эти смелые люди намерены до конца. "Арийская Республиканская Армия" официально заявляет, что готовится к войне с правительством. В группе "Завет, Меч и Длань Господня" объединились 300 юристов и 75 солдат, обученных уличным боям с полицией. Группы самостоятельно добывают оружие и средства. В Небраске, Огайо, Висконсине и Миссури милитанты, так называют себя члены боевых групп, реквизировали кэш у 20 банков. Они экспроприируют у частных бизнесменов ружья, пистолеты, бронежилеты. Они скупают земли в удаленных уголках страны и объявляют эти земли зонами, свободными от правительства.
Эрика сначала искали возле Мэрфи /Северная Каролина/ у склона Аппалачей, на границе штата с Теннесси и с Джорджией. Жители в этих местах предпочитают держаться обособленно. Каждый из них с детства рыбачит, ходит на байдарках, плотах, знает все тропы в лесу и перевалы в горах. Полицию здесь не жалуют, и любому, попавшему в критическое положение, окажут помощь. Суровые места, суровые люди.
Эрик тоже с детства привык рассчитывать только на самого себя. Немногочисленные его подружки, допрошенные полицией, говорят об Эрике как об отшельнике, предпочитающем бродить по лесам и берегам рек в одиночку. Сослуживцы по армии говорят об Эрике в прессе, что он обладает редкостным умением держать язык за зубами.
Через шесть месяцев Эрик появляется снова. Он угоняет из Нантахалы /тоже Алабама/ грузовик с провиантом, которого хватит на шесть месяцев. Владельцу грузовика Эрик оставил на кассовом автомате пять сотенных купюр.
Брат Ю-Эн-Эй-бомбера Тэда Кащинского – гнилая интеллигенция – пошел в полицию и донес на родного брата. Брат Эрика Рудольфа, узнав, что полиция назначила за голову Эрика награду в миллион долларов, отрезал себе электропилой руку по локоть, засняв операцию на видео, и послал кассету полиции: "Выкусьте! Не на тех напоролись!"
Мой третий и последний концепт: у меня на заднем сиденье всегда сидит жопа.
Но если вы не хотите, чтобы я назвал вас законченной жопой, то дайте мне за 30 минут не 7 долларов по таксе, а червонец и скажите: "Кип зэ чейндж фор йо джоукс сервис."