Текст книги "Мифы индейцев Южной Америки"
Автор книги: Автор Неизвестен
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)
– Дай мне Землю, дай в жены одну из твоих дочерей! – обратился Синтана к матери.
Та дала ему Землю Белую, но эта земля оказалась вроде золы и была ни к чему не пригодна. Синтана попросил в жены другую дочь и получил Землю Обожженную, но она была тверда, словно камень. Желтая Земля оказалась чистой глиной, Песчаная Земля – как морской пляж, Голубая Земля напоминала крахмал. Одна за другой все невесты были отвергнуты.
– Больше дочерей нет! – отвечала Мать, но сыновья-то знали, что за семью дверьми, в седьмой комнате сидит самая красивая, плодородная Черная Земля.
Она родилась последней на седьмом месяце беременности.
Чтобы добыть Черную Землю, Синтана стал петь. Младшая дочь Великой Матери услышала песню и вышла из своего убежища. Синтана схватил ее, и они убежали.
Узнав, что младшую дочь похитили. Мать пожаловалась Хальянтане, а тот послал крокодилов ловить беглецов. Однако Великой Матери стало жаль Синтану, и она передала ему карту, чтобы скитальцы не заблудились. По этой карте они обошли весь свет, и всюду, куда ступала нога Черной Земли, появлялась плодородная почва.
Между тем, крокодил не давал беглецам покоя. Однажды он почти их настиг, но Гром спрятал беглецов в своей сумочке. Крокодил подошел и спросил:
– Не в твоей ли сумочке Синтана?
А Гром отвечает:
– Отнюдь!
Когда крокодил догадался, где прячутся беглецы, Гром перепрятал Синтану, поместив его в свое сердце. Оттуда крокодил достать беглецов не смог.
Так Синтана с Черной Землей добрались до края света и сели в лодку. Теперь их сопровождали братья Синтаны. Подошел крокодил и спрашивает:
– Это ты Синтана?
А все отвечают:
– Нет, нет, это не он!
Крокодил ушел, а лодка превратилась в Отца Болезней. Поэтому больных тошнит, будто они плавают по морю.
В конце концов Синтана и все, кто с ними были, вернулся к Великой Матери.
– Я боюсь! – заплакал Синтана. – Я едва убежал, я едва не погиб!
С тех пор люди плачут. Великая Мать же сказала:
– Не стоит бояться, тебя я всегда спасу! Если спросят тебя, где все это случилось – отвечай, что под нашим небом. Если спросят, зачем раздавались песни – отвечай: для того, чтобы братья наши владели доброй землей. Если спросят, для чего это было – отвечай: чтобы мы жили по-братски и любой занимался тем, чем он хочет.
116. Мать Наова
В те времена, когда еще было темно и рассвет не настал, мать Наова произвела на свет змей, гусениц, червяков и прочих бескостных тварей. Людей же она не рожала.
Потом родила она разных птиц, однако людей, которые питались бы птицами, опять забыла родить. Дальше она родила ягуара, пуму и прочих зверей, но опять-таки не людей.
Отцу нашему Синтане все это надоело, он, наконец, разозлился:
– Почему Наова рожает одних лишь животных, гадов и птиц, а людей не рожает?
Он взял камень – длинный (точнее, многогранную призму), а другой – с дыркой, и приложил оба к животу матери Наова, к тому месту, где у нее был пупок. Перед этим он ее усыпил. Стоило приложить камни, как мать Наова забеременела. Ведь наши отцы-первопредки поступали с женщинами иначе, чем это делаем мы теперь.
– Кого же рожу я? – размышляла мать Наова, чувствуя, что беременна.
Ее мучили боли, и она не понимала, в чем дело, ибо рожая животных, испытывала не больше неудобств, чем при отправлении естественных надобностей. Она утратила аппетит и очень страдала. "Может быть, сделать кесарево сечение?" – думала мать Наова, однако Синтана запретил.
Синтана внимательно считал месяцы. Когда наступил седьмой, он вторично усыпил мать Наова и обмерил живот.
– Мальчик! – заключил он.
Вместе с братьями Синтана стал теперь особенно тщательно следить за матерью Наова, ни на минуту не спуская с нее глаз: существовала опасность, что мать съест ребенка. Синтана позвал Бункуа-се и велел ему:
– Все, что мать Наова делает, все, что она говорит, записывай в книгу!
Бункуа-се стал писать. Кончилась первая книга – начал вторую, кончилась вторая – начал третью, и так писал двенадцать книг.
Коща Синтана насчитал девять месяцев беременности, мать Наова почувствовала себя вовсе скверно. Это ее так наказали страданьями, чтобы больше змей не рожала!
Целыми днями кричала:
– Рожать хочу!
А не могла. Боли у нее были страшные. Наконец, Синтана подошел, усыпил мать Наова, и та родила. Он положил младенца в приготовленную заранее соломенную корзинку и принес в храм. А самой матери ребенка не показал, а то она его сразу бы съела.
Мать Наова проснулась, увидела послед и сожрала. Вытекшую из чрева кровь тоже слизала дочиста. А Бункуа-се все это помечал в своей книге. Ни о том, где находился новорожденный мальчик, ни о самом его появлении на свет, мать Наова ничего не знала.
Между тем Синтана, Серайра и Бункуа-се решили, что мальчика мало – нужна еще девочка. Мать Наова опять усыпили и приложили к ее телу две бусины большую и маленькую, одну левее пупка, другую правее. Прикладывали камешки не руками, а с помощью палочки, которой извлекают из сосуда наркотик. Мать Наова забеременела снова и все повторилось: на седьмой месяц Синтана померил беременной живот и убедился в том, что плод – девочка. На девятом месяце мать Наова опять наказали сильной болью – пусть помучается! Она уж и рыдала, и в голос кричала, и по земле каталась. Наконец, Синтана ее усыпил, вынул младенца, обрезал пуповину, положил новорожденного в корзинку и отнес в дом своей жены. Мать Наова же, проснувшись, сгрызла плаценту и выпила кровь. А Бункуа-се все вел да вел записи.
Когда мальчик подрос, Синтана передал ему сосудик для наркотика – знак того, что юноша вправе жениться. Когда у девочки начались в первый раз месячные, Синтана поместил ее в особую хижину, а затем дефлорировал, как подобает жрецу. Теперь молодые люди были готовы к свадьбе. Поскольку иного выбора не оставалось, Синтана велел сестре зачинать детей от брата. Мы, индейцы коги, потомки этого супружеского союза.
Мать Наова же рожала с тех пор одних лишь людей, не змей. Мальчики и девочки попарно выходили из ее чрева, став предками всех народов земли.
117. Дочери луны
Один индеец всегда возвращался домой в темноте. Осторожно входя в хижину, он приближался к двум своим спящим сестрам и совокуплялся с обеими. Каждый раз девушки просыпались слишком поздно и не могли застать любовника.
– Кто это может быть? – недоумевали они.
Однажды сестры пошли к дереву, которые европейцы в Южной Америке называют генипа, а индейцы племени варрау – хуматуру. Они нарвали плодов и долго варили их, так что получилось темное пачкающееся зелье, вроде маслянистых чернил. Этим зельем обе девушки густо намазали себе груди.
Ночью, как всегда, появился любовник, а утром сестры увидели, что руки и лицо их родного брата все в темных пятнах и полосах. Юноша тяжело переживал разоблачение. От стыда он поднялся на небо и стал луной.
Женщины – дочери луны. В те ночи, когда луна красноватая, на теле ее выступает кровь. Луна сочится кровью, и женщины проливают кровь – каждый месяц.
118. Злые женщины
Мужчины племени суя переселяются после женитьбы к женам, а холостяки живут вместе в отдельном доме посреди деревенской площади. Нередко какая-нибудь девушка пробирается туда поздно вечером, покидая возлюбленного на рассвете, но если она не ведет себя чересчур вызывающе, все смотрят на такие дела сквозь пальцы и лишь тихонько посмеиваются.
Уже давно стемнело и разговоры утихли, когда один из обитателей дома холостяков почувствовал, как кто-то опустился рядом с ним на циновку. Утром гостья ушла так же тихо и незаметно, как появилась. На следующую ночь все повторилось. Напрасно юноша, вглядываясь во мрак, допытывался' у посетительницы, кто она: девушка была предельно немногословной. Последующие свиданья ничего не изменили и юноша не понимал, почему любовница так упорно отказывается себя назвать.
История эта стала предметом обсуждения среди друзей. Один из них предложил товарищу натереться черным отваром плодов генипы.
– Эту краску три дня ничем не отмоешь! – уверял он. – Едва подруга прикоснется к тебе, так вымажется с головы до ног, и ты легко опознаешь ее потом среди других женщин.
На следующий день юноша с приятелем нарвали плодов и разрисовали друг друга пятнами. Теперь они стали похожи на ягуаров. Вечером друзья возвратились в дом холостяков и принялись ждать.
Женщина пришла посреди ночи.
– Начнем! – произнесла она коротко.
– Хорошо, давай! – ответил юноша.
Один из друзей лежал справа от него, второй – слева, но разглядеть они, как всегда, ничего не могли. Вскоре им надоело, и они уснули. Когда взошла утренняя звезда, женщина бесшумно поднялась и выскользнула наружу.
Утром мужчины гурьбой заторопились к реке. Как обычно, на пляже было полно женщин, пришедших умыться. Друзья долго присматривались, но ничего подозрительного не заметили. Размышляя, чтобы это значило, юноша подошел к матери. Войдя в ее дом, он с трудом узнал сидевшую на циновке сестру: все тело ее было покрыто густой красной краской. Зачем сестра перемазалась, молодому индейцу стало ясно в тот же момент, как его взгляд упал на руки девушки. Она забыла их выкрасить и теперь было видно, что ладони и пальцы перепачканы темным соком.
– Смотри, мама, – сказал сын, – ведь это дочь твоя приходила ко мне. Я для того и вымазался, чтобы уличить развратницу!
– Понимаю, – ответила мать. – Согласна, что сестра твоя нарушила все запреты, выбрав родного брата в супруги. Но раз уж это случилось, то теперь делать нечего и придется вам жить как муж и жена. Хотя не скажу, чтобы мне такая история нравилась.
Мать продолжала говорить, а сестра молчала и слушала. Потом встала и заключила хмуро и твердо:
– Да, я спала с твоим сыном и собираюсь жить с ним и дальше.
И вот брат перенес свою циновку в тот самый дом, где родился, и который покинул, казалось ему, навсегда. Он стал жить под одной крышей с матерью и спать вместе с родной сестрой. Так прошел день и второй, прошел третий. Злость и гнев овладели юношей, происходившее казалось отвратительным сном. Но что он мог сделать?
– Слушай, – сказал он как-то сестре. – Пошли к омуту, наловим речных сомов!
Сестра согласилась. Когда достигли берега, солнце стояло совсем высоко.
– Я, – сказал брат, – войду в воду первым. Вылезу – станешь ты ловить, хорошо?
– Хорошо.
Юноша стал снимать свой наряд – ожерелья, браслеты. Он оставил только большие деревянные диски, которые почти до плеч оттягивали мочки ушей, а намотанные на уши нитки бус тоже снял. Разложив все это на песке, соскользнул в воду. Муж то и дело нырял, хватал руками медлительных сомиков и бросал их жене. Потом он озяб в холодной воде и стал выходить.
Теперь жена сняла украшения. Она положила на песок погремушку, болтавшуюся на шее, вынула из ушей деревянные диски. Женщина бросилась в воду и тоже ловко принялась хватать рыб и кидать их на берег. С каждым шагом она приближалась к быстрине и вот вода увлекла ее, она нырнула, вынырнула, потом показалась над водой еще раз ниже по течению и пропала совсем. Она была плохой женщиной, она исчезла, вода накрыла ее и понесла. Брат, он же муж, долго искал сестру. Затем вернулся к омуту, подобрал свои и ее украшения и пошел домой. А женщина выплыла гораздо дальше, чем думал брат, достигла берега и вылезла из воды. Весь ее облик преобразился, изменился в другую сторону. На ее правом бедре вырос отвратительный пенис. Отныне ее именем стало Кокомбю, что так и значит – Пенис-на-Бедре. Она села на берегу, дрожа от ярости и жажды мести.
Когда юноша рассказал матери, что его сестра пропала, женщина бросилась искать дочь, призывно крича:
– Гери, Гери, куда ты делась, Гери?
И вот слышала в ответ гневный голос:
– Хуу!
Подбежав ближе, увидела дочь. Та теперь сидела на берегу совершенно неподвижно, словно окаменев. Издалека чувствовалось, что ненависть переполняет ее.
– Иди сюда, садись спокойно и слушай! – приказала она матери.
– Что с тобой, дочка? – все еще волновалась женщина.
– Слушай! – повторила Кокомбю. – Я жила с твоим сыном как с мужем, любила его, желала, чтобы так продолжалось и дальше. Но он привел меня к реке, к быстрине, вода увлекла меня. Теперь я здесь и хочу предложить тебе вот что. Давай станем злыми, давай убьем наших мужей, а?
– Ты думаешь? – засомневалась мать.
– Да, я уверена. Если тебе безразличны твои отец, брат, давай убьем их!
Мать согласилась.
– Тогда сделаем так! – заторопилась Кокомбю. – Иди сейчас в деревню, найди там сестер моего дяди, найди моих сестер. Скажи всем, что я превратилась в нечто ужасное, что на бедре моем вырос пенис, а на лобке и под мышками густые черные волосы. Хорошенько запомни, как выглядит моя черная борода, и опиши ее женщинам! А теперь скорее в деревню, скорее дай знать моим сестрам и теткам, что я сижу здесь!
И вот мать вернулась домой и стала рассказывать женщинам, какой нехорошей, недоброй сделалась ее дочь, как сидит она у реки и ждет.
– Давайте убьем всех мужчин! – предлагала мать, а женщины соглашалась:
– Конечно, убьем! Начнем убивать мужей, – кричали они, – сделаем себе воинское оружие и начнем убивать!
Ранним утром женщины направились вон из деревни. Они зашли подальше в лес, чтобы оставшиеся дома мужья, братья и сыновья не слышали стука топора. Топорами женщины стали вытесывать для себя щиты – точно такие, какие теперь носят воины. Юные девушки покрасили щиты в черный цвет, как теперь делают молодые мужчины. Затем женщины принялись вытесывать палицы. Лица свои они размалевали отваром все тех же плодов генипы. Вечером женщины потихоньку вернулись в деревню, и здесь Кокомбю велела похитить оружие, которым владели мужчины. На следующее утро женщины вновь двинулись в лес.
Кокомбю и ее подруги вышли на тропу в тот ранний час, когда мужчины еще сладко спали. Только десятилетний Ниоте проснулся и потащился за матерью. Напрасно она повторяла:
– Ступай домой, мы скоро вернемся!
– Не гони его, пусть идет, – заметила какая-то родственница, – с него и начнем наше дело, его убьем первого!
Прийдя к месту сбора, женщины усадили мальчика на колоду, а сами стали приводить в порядок свою боевую раскраску. Затем подвязали волосы и прикрепили к ним яркие перья попугая. А Кокомбю сочинила песню. Она велела всем встать в круг, приплясывать и подтягивать вслед за ней.
– УУУУУУУ! – Зашумели женщины. – УУУУУУУ!
Это была та самая песня, которую теперь исполняют воины, отправляясь в поход на врашв, только многие слова нам уже непонятны. Лишь те недобрые женщины знали и понимали песню целиком, да и что удивительного, раз они ее и придумали.
– Нуаааааааа! Ну-ну нананааааа! – отзвучало в последний раз.
А как только голоса смолкли, юные девушки бросились убивать Ниоте. Да только мальчика нище не было: он убежал. Женщины между тем договаривались:
– Ты убьешь моего брата, а я – твоего!
– Хорошо! А кто хотел бы моего брата убить?
–Я!
– Прекрасно, за это я расправлюсь с твоими!
– Эй, кто лишит жизни моего дядю?
– С удовольствием, если ты убьешь моего.
– Хватит болтать, сейчас все быстро в деревню, Ниоте убежал! – вмешалась Кокомбю. – Он может предупредить мужчин о нашем заговоре.
И женщины побежали – скорей, все скорей, а впереди всех Кокомбю с черными волосами на лобке и черной бородой. Перебираясь вброд через реку, они заметили следы на мокром песке: значит Ниоте проходил здесь недавно! У преследовательниц прибавилось сил, на следующей переправе они почти что настигли мальчика. Вот и огороды вокруг селения. Ниоте бежит к дому отца, а злые женщины за ним по пятам.
– Отец, отец, женщины идут убивать нас! – закричал мальчик.
Но было поздно. Размахивая палицами, женщины врывались в дома, нанося удары направо и налево. Мужчины падали один за другим, напрасно ища свои луки и стрелы. В доме холостяков погибли все, кроме одного мальчика, спавшего на помосте под крышей. Какая-то женщина полезла наверх, но мальчик размахнулся тяжелой жердью и попал ей между глаз. Убита была и вторая женщина. Трудно сказать, сколько долго бы он отбивался, но тут появилась мать.
– Не трогайте моего сыночка, пощадите его! – запричитала она.
Женщины нехотя согласились: пусть живет! Приведя свой план в исполнение, женщины собрались на деревенской площади. Повсюду валялись трупы убитых. Сняв с мужчин украшения и взвалив на себя другие пожитки, победительницы двинулись прочь. Кокомбю повела их в ту сторону, откуда восходит солнце.
Оставшийся в живых мальчик спустился с помоста и теперь плелся за матерью. На краю деревни женщина остановилась и обратилась к сыну:
– Послушай, – сказала она, – я ухожу с другими, а ты возвращайся домой. Твой отец не убит. Сегодня его не было дома и он скоро вернется. Дождись его, расскажи, что случилось. Пусть он сделает тебе другую мать, а себе другую жену. Для этого надо будет растолочь кукурузы и пойти к реке. Пусть встанет на берегу, острой рыбной костью проколет пенис и бросит в воду горсть смоченной кровью муки. Рыбы соберутся и станут глотать муку. Пусть подождет, пока не появится рыба, которую мы зовем кукакамбрикти, пусть поймает ее сачком и швырнет на берег позади себя. Только нельзя оборачиваться! Когда кровотечение прекратится, ему надо будет раскрасить себе лицо и тело, вернуться домой и ждать. Это все.
Замолчав, женщина повернулась и исчезла в лесу вместе с подругами. Следуя за Кокомбю, женщины долго продирались сквозь чащи, пересекали поляны, заросшие колючей травой, вязли в болотных топях. Наконец, достигли озера, в котором плавали ядовитые скаты. На его берегу Кокомбю велела строить новую деревню.
Тем временем домой вернулись мужчины, охотившиеся в день побоища в дальних лесах. Мальчик рассказал, что тут происходило, и передал отцу совет матери насчет кукакамбрикти.
Все случилось так, как было предсказано. Бросив пойманную рыбу за спину, мужчина подождал, пока остановится кровь, и принялся раскрашивать свое тело. А затем увидел женщину, которая направлялась прямо к нему. Кожа ее была такой же нежной, как у рыбы кукакамбрикти.
– А ты, я смотрю, красавица! – удивился мужчина, и они пошли вместе купаться.
Едва эта пара появилась в деревне, как среди мужчин поднялся переполох.
– Где ты жену раздобыл? – лезли все с одним и тем же вопросом.
Их товарищ рассказал все подробно, и тогда остальные, наскоро размолотив кукурузу, устремились к реке.
Горя нетерпеньем, мужчины не стали дожидаться, пока попадется кукакамбрикти: каждый выхватывал изводы первую попавшуюся рыбину. Вот и случилось, что женщины, получившиеся из них, оказались не столь красивы, как первая. Одна вышла толстая и чересчур смуглая, другая – с глазами навыкате, третья – с безобразными кривыми зубами, четвертая – коротышка. А тот, кто поймал длинную и тощую рыбу, обзавелся слишком худой и высокой женой.
На этом рассказу конец. Все мужчины добыли себе новых подруг, все снова женились и жили потом в нашей деревне. А прежние женщины были злые и недобрые. Они ушли на восток и пребывают там по сей день.
119. Шаманка-Луна
Эта история записана со слов Лолы Кьепха – последней индеанки из племени селькнам на Огненной Земле. В тот год, когда состоялась беседа. Доле исполнилось 90 лет. Вскоре она умерла. А рассказывала она вот что.
У Неба было двое детей: Луна и Снег. Им принадлежал юг, а Солнцу и Ветру запад. Дождь, Океан и их сестра Буря обитали на севере, а на востоке жил один Темукель – Речь. Он владел "местом скользкой горы", центром вселенной и средоточием шаманского колдовства. В каждой четверти мира боги считались между собою родственниками и брали поэтому жен со стороны. В результате Луна вышла замуж за Солнце.
В дни творения боги ходили по земле и обладали великой силой. А потом многое изменилось, и они превратились в животных и птиц, в горы, холмы, утесы и скалы, в равнины, долины, озера. Один из богов сделался радугой. Но это случилось позже, а в начале они выглядели как люди. Только в отличие от людей боги не знали ни смерти, ни ночи, ибо сам муж-Солнце жил среди них. Каждая группа богов наследовала свою землю, получив ее от отцов.
Все боги знали колдовское искусство, но никто не мог сравниться с шаманкой-Луной. Разве что Темукель, однако он жил далеко от других и не вмешивался в общие распри. Так что Луна делала, что хотела и вот какой порядок она завела. В любом споре последнее слово оставалось за женщиной. Если надо было приготовить еду, присмотреть за детьми – звали мужчину. А когда боги перекочевывали на новое место, то на мужчину навьючивали тяжелые шкуры и жерди для шалаша, а женщина шла налегке с луком и стрелами да покрикивала на мужа, если тот спотыкался.
Но самому главному унижению подвергались мужчины во время праздника, когда молодых девушек принимали в полноправные члены племени. Женщины объясняли мужам, будто в такие дни опасные духи выходят из-под земли и спускаются с неба – прожорливые страшилища, готовые всех проглотить. Дрожа от страха, мужчины прятались в хижинах и наблюдали за пляской непонятных существ – то черно-белых, то красных, то покрытых сплошь птичьим пухом. Их удлиненные головы не походили на человеческие, а от хриплых выкриков кровь стыла в жилах. А ведь на самом деле это женщины надевали маски из коры, раскрашивали себя глиной. Плясками духов руководила Луна. Не раз она подробно рассказывала, что делают духи с теми мужьями, которые перестают слушаться жен.
Но однажды трое мужчин, солнечных родственников, случайно приблизились к хижине духов и разглядели под маской женщину. Обман раскрылся, колдовство разрушилось, цепь превращений началась. Один из друзей как свистнул, желая предупредить товарищей, так и посвистывает до сих пор: он стал маленькой птичкой, которая бродит по берегу и ищет морских улиток. А женщина та побежала и взмыла к небу. Став лебедем, она сохранила свою черно-белую маску, поэтому у огнеземельского лебедя черная шея и черно-белая голова. В хижине, где жили Солнце с Луной, муж, ни слова не говоря, толкнул жену в очаг. Едва она попыталась подняться, как подошел Ветер и толкнул ее снова. Луна закричала, выскочила на улицу и поднялась высоко над миром. Ожоги изуродовали ее лицо навсегда, и как же она теперь ненавидит людей! Солнце все надеется поймать жену и убить, но только не может.
А на стойбище шла потасовка: мужчины гоняли женщин и били их чем попало. Когда Солнце убил свою дочь, та сделалась канарейкой. Женщины долго еще вспоминали об этой девушке и в дни праздника нисхождения духов распевали канареечью песню. Мужчина по имени Селезень пытался спасти дочь, пряча девушку между коленями, но ее все равно расстреляли в упор из луков. Умирая, она даже ни в кого не превратилась. Баклан, защищая дочь, подрался с Соколом, однако тот оказался сильнее, и девушку прикончили. Пощады дождались лишь те невинные девочки, которые никогда не надевали масок, не раскрашивали себя глиной и честно верили, будто духи появляются на земле во плоти.
Когда мужчины ушли на восток, они забрали этих девочек с собой. На востоке боги соблюдали траур по женщинам, а когда девочки подросли, все предки вместе предприняли великое путешествие. Они прошли над горами и морем, вступили во владения севера, перешли на запад и закончили поход на юге. Там предки снова устроили представление в масках, но только теперь мужчины плясали и выли, пугая жен, а те визжали от страха и прятались в хижинах.
Век богов близился к завершению. Кто-то зачем-то сходил на север и принес смерть. Небо удалилось от земли, а последние великие шаманы сделались звездами – Плеядами, Орионом, Венерой. В завершение шаманских деяний из кома земли были вылеплены настоящие люди – мужчины и женщины. Мужчины стали хранить секреты духов, а молодые женщины поверили, будто духи и есть те самые маски, которые танцуют на празднике.
120. Куваи и его жена
Женщин еще не было, поэтому даже сам Куваи. Жил одиноко. Рядом с его домом росло лавровое дерево. Невысоко над землей ствол раздваивался, и при порывах ветра две половины терлись одна о другую со скрипом. Этот звук вызывал у Куваи непонятное возбуждение, но прошло время, пока он понял: скрип стволов напоминал женский смех. Тогда, взяв топор, Куваи срубил дерево и вырезал куклу. Древесина лавра распространяла замечательный аромат, поэтому Куваи дал кукле имя Благоуханная.
Закончив работу, Куваи сообразил, что по прямому назначению фигуру пока использовать невозможно. Поэтому он застрелил обезьяну, отрезал хвост и стал вдавливать кончик между ног кукле. Хвост вошел в древесину, будто в масло, и получилось отверстие подходящей формы и величины. После этого Куваи обкурил жену табаком, та ожила, и они счастливо соединились.
Обладая единственной женщиной, Куваи вызывал всеобщую зависть. Особенно переживали стервятники, решившие похитить Благоуханную. Чтобы осуществить свой замысел, они обратились к Куваи с просьбой устроить праздник. Тот согласился, не подозревая подвоха. Велел жене готовить пиво на большую компанию, а сам отправился в лес поискать что-нибудь на закуску. Едва Куваи забрался на пальму срезать орехи, как увидел стервятников. Птицы тоже его увидели. Вождь стервятников гриф произнес заклинание, и Куваи камнем полетел вниз. Однако он только сделал вид, будто разбился насмерть.
– Сожрем труп потом, а сейчас быстро пить пиво! – скомандовал гриф, и толпа гостей направилась к Благоуханной.
Женщина влюбилась в грифа с первого взгляда. Сосуды с пивом ходили по кругу, а она все танцевала с новым знакомцем. Между тем Куваи ожил, прикинулся старичком и явился на праздник. К дому он подошел с задней стороны. Никем не замеченный, вдоволь понаблюдав за неверной женой, он пошел обратно, лег на тропу и насыпал сверху кончики листьев дерева кумаре, которые выглядят в точности как мушиные яйца. Поверх же всего положил волшебные листья пальмы, способные защитить от любого оружия.
Проспавшись, стервятники пошли искать труп. Вынули мачете и принялись крошить мясо, но их ножи отскакивали от Куваи, не оставляя даже царапин.
– Что за дела, – произнес гриф, – дайте-ка я попробую!
Но не успел он по-настоящему размахнуться, как Куваи вскочил и схватил грифа за ноги. Птицы захлопали крыльями, поднялись в воздух, а Куваи занялся тем, что стал выдергивать стервятнику его маховые перья. Одно перо крепко сидело, и Куваи решил вырвать его зубами. Напрягшись и потянув, он почувствовал адскую боль – первую зубную боль в мире.
– Люди будут от нее умирать! – радостно завопил стервятник.
– Еще чего, только болеть и страдать, – возразил Куваи.
Как сказал, так и стало.
Вскоре Куваи надоело возиться с грифом. Он созвал всех людей и зверей, нескольких из них назначил сторожить пленника, а прочим велел рассесться в кружок и отвечать на вопросы.
– Слушайте внимательно и отвечайте быстро: кто будет рожать сразу много детей?
– Я! – послышался хриплый ответ из заднего ряда.
– Ты кто?
– Собака.
– Решено: собака станет производить на свет сразу много щенков, а женщина лишь одного ребенка, – заключил Куваи. – Пошли дальше, – продолжал он. Кто, постарев, сменит кожу и сделается вновь молодым?
На этот важнейший вопрос первой ответила дикая гуайява, под кроной которой состоялось собрание. С тех пор она периодически сбрасывает кору и знай растет, а мы, состарившись, умираем.
Куваи задавал все новые вопросы, а тем временем люди, поставленные сторожить стервятника, изнывали от скуки. Гриф, перья которого отросли быстрее, чем ожидалось, увидел, что сторожа задремали, и скрылся. Немного отдохнув и оправившись окончательно, он проник в дом Куваи, посадил Благоуханную себе на спину и поднялся с нею в небо.
Вернувшись в пустой дом, Куваи сильно встревожился. Он бросился разыскивать жену по лесу, расспрашивать каждого встречного, но ничего не узнал. Наконец, на тихой речной протоке ему попалась на глаза водоплавающая птица, которую индейцы зовут змеешейкой. Она щипала траву и не сразу заметила подошедшего Куваи.
– Ты зачем траву рвешь? – спросил тот из праздного любопытства.
– Гриф гостей собирает, обещает пиво подать; надо же принести какой-то подарок!
Куваи насторожился: он не знал никого, кроме пропавшей жены, кто бы умел варить пиво. Сообщенные змеешейкой приметы ("красивая, благоуханная") укрепили Куваи в его подозрениях. Когда змеешейка предложила ему пару крыльев, он сразу же полетел вместе с нею на небо. Там Куваи прикинулся стариком. Начались танцы. Благоуханная выходила плясать исключительно с молодыми людьми и лишь по просьбе змеешейки снизошла до Куваи. Разумеется, она его не узнала. К вечеру все утомились и разошлись, однако Куваи попросил не выгонять его: мол, чувствует себя отвратительно, жар, лихорадка, нельзя ли отлежаться? Стервятники не возражали.
Наутро они отправились искать червей в туше дохлого тапира, или по их словам, "ловить рыбу в озере". Благоуханная принялась хлопотать по хозяйству, а старик вызвался ей помогать. Тут-то оба и узнали друг друга: Куваи жену по тому, как ловко она приготовила лепешки из маниока, а жена его – по быстроте, с какой росла куча нарубленных дров. Женщина провела на небе больше года и уже успела народить детей от стервятников, однако больше года и успела народить детей от стервятников, однако Куваи велел ей все бросить: посадил себе на спину и спустил на землю. Пока летел, думал: нужна ли ему такая жена? От Благоуханной разило падалью, и сама мысль лечь с ней в один гамак вызывала тошноту. Приземлившись, Куваи, к счастью, встретил куницу, только что разорившую гнездо пчел. Куница любезно поделилась награбленными сотами, Куваи натер медом тело жены и неприятный запах исчез.
Приключение со стервятником не сделало Благоуханную целомудреннее. Скорее наоборот. Не прошло и недели, как женщина сбежала к селезню, обещавшему в обмен за любовь много рыбы. Куваи снова нашел беглянку и вернул ее. Однако, следующее приключение оказалось серьезнее предыдущих. Любовником Благоуханной стал сам Кана-кананьи, Хозяин Вод. Каждое утро женщина шла к реке, захватив с собой миску из тыквенной скорлупы. Перевернув ее отверстием вниз, Благоуханная шлепала миской по воде. На этот хлопающий звук выплывал Кана-кананьи. Женщина садилась ему на спину, и любовники скрывались в глубине, где стоял просторный дом Хозяина Вод. Удовлетворив свои желания, Благоуханная выныривала на поверхность и возвращалась к мужу. Некоторые говорят, что Кана-кананьи был крокодилом, другие – что больше напоминал анаконду, а третьи – что он гораздо страшнее обоих, однако женщину это не смущало. Она не пропускала дня без того, чтобы не провести пару часов в подводном жилище. Впрочем только там и можно было найти многие фрукты и клубни, ныне растущие на земле.
Куваи оставался бы еще долго в неведении, если бы не двое птенцов какой-то водяной птицы, с которыми он встретился на охоте. В ответ на насмешки и издевательские жесты Куваи догнал сорванцов и пригрозил поломать им стрелы, если не расскажут, на что они намекают. Таким вот образом ему стала известна история с Канакананьи. Утром Куваи незаметно увязался за женой, дошел с ней до берега. Кана-кананьи вылез из воды, а Куваи послал двух оводов ужалить его в тестикулы. Однако, получилась промашка: чудовище не обратило на укусы внимания. Куваи исправил ошибку, послав других оводов не желтых, а черных. Дикий рев разнесся над рекой. Крича от боли Хозяин Вод упал, подергался и скончался.