Текст книги "А.А.А.Е.
(Роман приключений. Том I)"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

«Дивиденды треста воняют гнилой падалью».

«Приключение репортера на западе».

«Белые разбойники Тексаса делают линч честным рабочим».

«Победа Воркер-Парти на выборах в Канзас-Сити».

Полисмены хладнокровно скрывали свое удивление. Все до единого брали «Дейли Воркер». Пять миллионов тиража расползлось по стране и из-за нехватки пришлось выпустить второе издание.

В газете приводились снимки с бумаги, подписанной обличаемыми сторонами и заверенной нотариатом города.

На небе от Бруклин-стрит расходились громадные прожектора и рекламные аэропланы писали светящимися облаками заголовки «Дейли Воркер».

Стояла невыносимая жара.

В деловом кабинете президента Армаур-Старт толстый человек курил толстую сигару и читал газету. По мере того, как он залезал глазами и мозгами в черный, мелкий шрифт, дым плотнее окружал его лысину. Газета судорожно ежилась и толстое лицо толстого человека, курившего толстую сигару, перекосилось гневом.

Президент не любил вмешательства в его дела. Он поклялся самому себе в смерти репортера-разоблачителя. Он решил предъявить иск и обвинение в клевете к газете «Дейли Воркер».

К тому же, ему окончательно испортили настроение, прогулку на яхте и ужин с очаровательной Мэри Магден из центрального мюзик-холла.

В этот вечер все говорили о вечернем выпуске и о репортере Реде.

Редакция «Дейли Воркер» подверглась форменной осаде. Армия кодаков, кинооператоров теснилась у всех подъездов. Но не только у подъездов. Даже у домов и квартир сотрудников.

Все газеты хотели поместить портрет Дикки Реда. Дикки Ред не знал об этом и не мало смутился, когда увидел, что получилось из его «выхода из дверей редакции» по дороге к автомобилю.

Все они были очень корректны и Дикки не услышал ни одного слова.

– Что ж, он сделал, по их мнению, хороший бизнес!

Несколько десятков объективов зафиксировали со всех сторон Дикки Реда, засняли на кинопленку, а карандаши художников закрепили в альбомах его движения.

Редакторы других газет в тайниках своих душ жалели, что они не могут так хлестко сделать сенсацию, а в своих передовицах прохватывали «московских агентов».

Впрочем, не все!

Газеты, не купленные Армаур-Старт, кое-что отхватили от сенсации и предприняли ряд мер, чтобы достать еще сведения о делах треста. Особенно на этом деле поработали триста газет Рандольфа Херста.

VI

Чарльз Лоув вернулся в Нью-Йорк в тот же день. А так как он был в то же время и директором нью-йоркского агентства Пинкертона, то до вечера пробыл там.

Вечером агенты облачились в белые халаты и спустились в подвальное помещение конторы. Там помещалась ложа клана Нью-Йорк 197.

Между прочим, жена Чарльза Лоува приходилась внучкой знаменитому Нату Пинкертону – основателю агентства и старейшему члену ордена Ку-Клукс-Клан.

Но это неважно!

Разница в заседании городской ложи и тексасской заключалась в кресте. В Тексасе он был своеобразным факелом, горел, дымил и трещал; здесь он доверху блестел электрическими продолговатыми лампочками.

И потом, тут в подвале, были устроены приличные ложи и место для президиума.

При торжественном молчании Чарльз В. Лоув нажал кнопку и на экране одной из стен появился четкий портрет Дикки.

Главный колдун нажал еще кнопку и две огненно– красные черты перекрестили его.

Чарльз Лоув нажал третью кнопку и в месте скрещения красных полос появились белые буквы:

СМЕРТЬ.

А из углов лож на экран полетели острые кинжалы.

Так же молчаливо и бесшумно, как и при появлении, все исчезли из подвала дома нью-йоркского агентства Пинкертона.

На улицах стояла такая же духота. Зажглись мириады реклам и небоскребы светились тысячами звезд.

В воздухе стоял неприятный гулкий зуд города-колосса.

VII

Замечательная хорошая машинка – Ундервуд-Портэбл. Так четко работают клавиши и такой хороший шрифт. Лента тоже прелесть. Перевод регистра вверх, она красная – перевод вниз, она черная, а при нормальном положении у букв очаровательные красные кончики.

Каждый репортер любит Ундервуд-Портэбл. Каждый репортер пишет на ней и ни один репортер с ней не расстается. Это не реклама, это – истина.

В просторной, светлой комнате отдела новостей работает 30 человек. Это значит, что там такое же количество Ундервудов, Пресс-Бюро, Дубль-Леттергралл, Глоб-Верник Компани, серии электрических ламп и рядом в комнате – справочная библиотека с парой тысяч томов.

Окна комнаты выходят на три стороны и она помещается в углу шестого этажа. Сюда приходят и приезжают рабочие репортеры со всех штатов. Каждый из них может воспользоваться машинкой, составить ряд корреспонденций и сдать их редактору отдела.

Редактор отдела сообщит репортеру, что он должен освещать в жизни своего штата, проинструктирует его на ближайшее время и даст ему чек на получение гонорара.

Тут же рядом находится станция беспроволочного телеграфа. Ежедневная почта приносит тысячную корреспонденцию и редакторы отделов имеют очень мало времени на личную жизнь. Они большую часть суток заняты правкой материала.

Не шутка наполнить интересным для рабочих всех Штатов материалом 48 полос 3-х ежедневных изданий.

Тут же находился особо важный отдел Советских республик и Коминтерна. Там работали все сотрудники, говорившие по-русски.

В отделе новостей работал Дикки Ред и симпатичная Ренни Морине, сестра Дикки. Она, кроме того, работала и в отделе Советских республик, так как говорила по-русски.

У Ренни светлые волосы, темные глаза и Ренни прекрасно владеет стилем. Ренни очень любит Дикки.

Они оба заняты срочной работой. У Дикки Реда всегда важные и срочные работы. Но часы бьют семь, а в этот час нужно обедать.

Ренни встала, прошла к столу Дикки и запустила свои руки в его густую шевелюру.

– Алло, Дикки, идем обедать!

Дикки знает, что можно работать, но он знает и то, что нужно есть, заниматься спортом, читать много книг и ходить в театр.

Они отправились обедать.

Только в Америке можно услышать настоящий, неподражаемый джаз-банд. Джаз-банд – это конгломерат звуков – монолит, тонна радио-силы, музыка сатаны. Джаз-банд освежает и наполняет нервы солнечной энергией.

Человек, который много работает, много переживает, много чувствует, любит джаз-банд. А джаз-банд в ресторане черного Билли не имел равных.

И Дикки Ред любил ресторан черного Билли по этим и многим другим причинам. Дикки был завсегдатаем ресторана черного Билли. В центре большой залы с зеркальными окнами находилась эстрада и на ней черный оркестр проявлял чудеса талантливости, экспансивности, энергии и быстроты.

С шести – между столиками начинались танцы. Все танцевали шимми, все танцевали фокстрот и уанстеп.

Дикки и Ренни заняли свободный столик.

Но не сразу к ним подошел лакей. Дежурным по столику Дикки был толстый Чарли. И он, по профессиональной привычке, перекинув через руку салфетку, направился к ним. Но он не сделал и трех шагов. Сухой, выбритый лакей дернул его за рукав.

– Стойте, мистер, этому джентльмену буду подавать я!

И он, хлестко тряхнув салфеткой, перекинул ее на другую руку, подошел к Дикки и подал карту.

Пока Дикки и Ренни рассматривали меню, он вытащил из бокового кармана карточку и стал ее внимательно рассматривать, бросая взгляды на Дикки. Когда, как показалось ему, он достаточно точно сравнил черты его лица и убедился в сходстве, он спрятал фотографию. Фотографию небольшую, перечеркнутую красным крестом с белыми буквами – смерть.

– На первое вы дадите нам консоме, на второе – свиную корейку и крем из дичи.

– Слушаю, сэр!

Лакей вернулся, накрыл стол, громыхая, поставил перед посетителями приборы и принес большие чашки крепкого бульона.

После двух вторых, Дикки попросил яблочный сидр.

Лакей как будто бы ждал этого.

Почему именно сверкнула еле заметная улыбка у лакея, почему эту улыбку не заметил никто из присутствующих, почему лакей не улыбнулся своими злыми глазами и ехидной, нехорошей улыбкой раньше? Почему? Он знал! Это хитрое, сухое, совсем не лакейского покроя животное знало; оно знало, что Дикки Ред попросит пить.

Иногда бывает такая безошибочная уверенность. В такие минуты человек может стать кем угодно. В такие минуты выигрывают сражения, переходят по тонкому канату Ниагару и убивают людей. Эту уверенность можно оправдать большим напряжением, повышенным темпом чувствительности и еще многим.

Уверенным движением лакей поставил на маленький столик поднос и на него два бокала. Потом он откупорил бутылку…

Занятная девочка Ренни. У нее всегда масса интересных тем и чересчур богатая фантазия. С ней можно говорить до бесконечности и никогда этот разговор не покажется скучным. И особенно занятные у нее волосы. Дикки, как бы впервые, посмотрел на свою сестру взглядом совершенно постороннего человека.

Тут же, в нескольких шагах, танцевало много женщин. Конечно, Дикки не сравнивал ее с этими бедными созданиями, выброшенными жизнью за борт. Нет, он просто смотрел. Они, например, красят щеки, губы, подводят глаза и пудрятся.

У Ренни прекрасный румянец, алые губы, под глазами естественная темнота кожи, брови почти черные, а щеки такие свежие и упругие.

Они пускают в глаза белладонну, чтобы сделать их больше, глубже; у Ренни глаза большие, глубокие, серые, такие же, как у него, но куда лучше.

Они делают что-то со своими ресницами и становятся похожими на больную кошку, у которой слезятся глаза. У Ренни густые, длинные ресницы.

Они пудрят… постой, интересно, есть ли пудреница у Ренни, что-то не помнит, видел ли он ее.

Дикки взял с края столика сумочку Ренни. Сумочку деловой, но хорошенькой женщины, сумочку, полученную Ренни в подарок от своего мужа – секретаря профсоюза Транспортных Рабочих.

Он повертел ее в руках и открыл. Там лежал носовой платок, стило, необходимое всякой журналистке, блокнот, несколько долларов, чековая книжка. Но где же пудреница?

Дикки позабыл про пудреницу в ту же минуту, как он наткнулся на зеркало, вделанное в крышку сумочки.

Длинные, волосатые, узкие пальцы всыпали в бокалы какие-то белые крупинки. Больше Дикки ничего не видит. Нет, он видит, что белые крупинки выскочили из двух больших камней, вправленных в оправу колец.

Дикки спокоен. Он уверенно чувствует себя, хотя знает, что пара синеватых глаз смотрят на его затылок со злобой и ненавистью.

Он закрывает сумочку Ренни и кладет ее на место. Его рука незаметно пробует твердость заднего кармана брюк.

Ренни просматривала взятые с собой из редакции русские газеты, так что вообще ничего не заметила.

По телу Дикки пробежала приятная судорога решительности. Он знал, что нужно сделать. Он знал, что он сделает то, что нужно.

В «Правде» Ренни читала о Москве, о России. Такие интересные вещи о такой интересной стране! Она с головой ушла в серые, скучные по внешности, полосы газеты. Своих газет американцы так не читают.

Она вздрогнула и оторвалась от чтения только после резкого звона бьющихся бокалов и глухого трепыхания по полу круглого подноса.

Сидевшие за остальными столиками ничего не заметили. Шум джаз-банда и танцующих пар покрывал все остальное. Однако лакей достаточно проклинал плечо Дикки.

– Ах, Дикки, – сказала Ренни, – какой ты неловкий!

Однако лакей, ползавший около столика и под столиком, был немного другого мнения о ловкости Дикки. Задний брючный карман Реда опустел и предмет, делавший его твердым, блестел в руках своего хозяина.

Лакей очень долго не вылезал из-под стола. С надувшимися на лице и на лбу жилами, он ползал и собирал осколки стекол. К его лбу прикасалось холодное дуло бесшумно стреляющего кольта. А другая рука, опиравшаяся о колено в серых брюках, протянулась к левой руке лакея и сняла с длинных волосатых пальцев оба кольца.

Наконец, лакей вылез. Он имел смущенный вид и спутанную прическу. Колени его брюк испачкались в пыли, на круглом подносе валялись осколки стекла от бокалов. Он сказал, обращаясь к удивленной Ренни:

– О, джентльмен очень ловок, мисс!..

– Еще сидра, – сказал Дикки, – но только я попрошу не давать бокалов, которые могут разбиться!

VIII

Опять Чарльзу Лоуву испортили настроение и весь вечер. Сегодня он провел день в поисках способа мести «Дейли Воркер». А уж если преемник Пинкертона ищет, то можно быть уверенным – он его найдет.

Утром он послал на дом к Дикки запечатанный пакет, но дурак-посыльный упал и адская машинка, спрятанная в пакете, разорвала его ослиную башку, сделав на улице хорошую суматоху и собрав кучу зевак.

Днем он готовился перетравить всю редакцию «Дейли Воркер». Послал своего человека с ядом, чтобы тот пустил отраву в редакционный ленч. Но эта месть не удалась.

Верного человека арестовали в трамвае в тот момент, когда он вытягивал бумажник у какого-то типа в котелке.

И вот Чарльз Лоув ждал вечера. Ждал с нетерпением, надеясь, что уж тут не будет никаких недоразумений. Он ждал условленного звонка.

В восьмом часу Лоув узнал, что состоялся еще один позорный провал.

– Идите к черту, олухи! – напутствовал он своих неловких и неумелых исполнителей.

Чарльзу Лоуву не повезло.

Вы думаете, что на ночь работа в редакции замедляет свой темп? Если вы так думаете, то вы ошибаетесь. Ночная работа в редакции всех газет вообще, а в «Дейли Воркер» в частности, ни на чуточку не уменьшается.

Бегают по этажам молодые люди без пиджаков; рукава их рубашек или аккуратно подняты вверх и закреплены посередине резинкой, или засучены. Они готовят к сдаче самые важные полосы – полосы радиограмм.

В эти часы там, на самом верху, получают новые сообщения, их обрабатывают, перепечатывают, снабжают иллюстрациями и отправляют материал по пневматическим трубам в нижние этажи для набора, клишировки, верстки и печатания. Еще в это время поступают срочные вызовы на места важных происшествий и в несколько секунд дежурный репортер готов, ему уже подан «Форд», с ним хороший кодак, пленки, магний и все, что нужно для работы ночью.

А если нужно гнать куда-нибудь за несколько десятков миль, то репортер выходит на площадку этажа, поднимается на лифте вверх и к его услугам стальная птица.

Главный редактор Хирам Джонсон вызвал Дикки.

– Ред, – сказал он, – сейчас прибыл в город торговый представитель из России. Мы первые получили сообщение. Он остановился в отеле «Люкс», Бродвей, 138.

– Хорошо!

Дикки вернулся к себе, надел пиджак, кепи и спустился на первый этаж.

В распоряжении каждого репортера машина. И репортер должен сам управлять ею. Шоферов не полагалось. На легковых прекрасно обходились без них. Шоферы были только в экспедиции, на грузовиках.

Проехав две улицы, Дикки заметил, что какая-то машина не отстает от него. Какая именно, он не мог рассмотреть, сильные фонари топили все в потоках света. Это было тем более неприятно, что он сам выделялся совершенно отчетливо.

Дикки ехал на самом простом открытом Форде, за ним шла сильная машина, – если принять во внимание расположение фонарей, – марки Паккард.

Дикки подумал, что за ним следят из какой-нибудь газеты, хотят перебить сенсацию и решил запутать их. Он пересек Бродвей, проехал 14 авеню, миновал уже совсем пустые кварталы. Машина не отставала, а как бы умышленно шла за ним, сохраняя взятый интервал.

На одно мгновение Дикки разглядел ее. Им навстречу летел серый Кадиллак и лучи обеих машин скрестились. Он не ошибся. За ним шел Паккард и в кузове сидели три человека в пальто, с высоко поднятыми воротниками и в больших кепи. Четвертым был шофер.

Наконец, промелькнули последние городские улицы, потянулись фабричные здания, широкое шоссе, показался железнодорожный мост.

Паккард резко изменил тактику. В несколько секунд он наполовину сократил интервал и Дикки начал сомневаться в газетном происхождении людей из Паккарда.

Он сделал попытку прибавить ход, но Паккард не отставал. Теперь уже Дикки купался в волнах света, а чуть позже свет перекинулся вправо и вперед. Паккард пошел вровень с Фордом. Затем он потеснил машину Дикки к левой стороне дороги. Трое людей перескочили в Форд, оглушили Дикки хорошим ударом по голове и обе машины стали.

Дикки избит и связан. Шофер пересел с Паккарда в Форд и исчез. Трое свалили Дикки в кузов своей машины и свернули налево, к железнодорожному пути.

IX

На небе ни одной звездочки. Кругом – непроглядная тьма. Такая ночь предназначена для разбойных нападений и всевозможных несчастий. В такую ночь нет ничего легче, как столкнуться поезду с кем-нибудь.

На лбу Дикки вскочила большая шишка. Удивительно неудобно лежать поперек рельс, запеленатым в режущие веревки и в абсолютной тьме.

Телом Дикки нащупывал под собой гравий и шпалы. Лицо покрылось сальной пылью. Головой он обстукал рельсу и выяснил, что рельса не одна, а голова его стукает об уголки многих рельс. Значит, тут недалеко стрелка, а это пересечение.

– Ничего не видно!

Но Дикки приводило в смущение не это. Он думал о том, что по всем порядочным путям ходят порядочные поезда, имеющие обыкновение перерезывать лежащих на их пути людей. Надо сказать, уверенность в таком исходе немного неприятна.

К довершению всего, слух Дикки поймал в рельсе зуд. Зуд приближался, он еще не заявлял о себе откровенно, а только инстинктивным, отдаленным намеком. Сомнений быть не могло. Приближался поезд.

Ни кричать, ни двигаться! Удивительно приятно. Во рту тампон. Он разрезает рот и, несмотря ни на какие усилия, языка не выскакивает.

Плечи привязаны к чему-то и ноги также. Дикки Ред буквально пригвожден к своему странному ложу.

Паккард данным давно исчез по направлению к городу.

X

Чарльз Лоув потирал от удовольствия руки. Главного виновника его канзасского провала можно считать конченым человеком.

Недавно приезжали его молодцы. Их он оставил на последний момент. Бравые ребята. Они рассказали ему все, до мельчайших подробностей.

– Теперь ничто не может спасти проклятого мальчишку!

Через три часа они привезут ему подтверждение. Он решил не ложиться спать и ходил по кабинету со своей неразлучной сигаретой «Янки Дудль». Все такое хорошее и вкусное! И замечательный этот писатель Локк, так успокаивает нервы. Он наслаждался.

Через равные, приблизительно, промежутки он поглядывал на свои часы. Иногда он подходил к окну и опять-таки радостная улыбка появлялась на его лице.

– В такую тьму нет спасения!

Печальная штука столкновение поездов. Сколько жертв! Сколько шума, криков! Иногда поезда останавливают бандиты, иногда спускают их под откос, иногда они сами наталкиваются и крушатся.

Последнее случилось с поездом «Молния» на станции Джерсей, недалеко от Нью-Йорка. Поезд «Молния» летел и никого и ни о чем не спрашивал. Он знал, что стрелочник переведет в нужную секунду путь, знал, что для него, поезда «Молнии», всегда чиста дорога и что он не может опоздать ни на секунду.

Но из-за темноты что-то у кого-то перепуталось и поезд «Молния» врезался в транспорт нефти. Все смешалось в кашу и начался пожар.

Пожар был вскоре ликвидирован. На линии работали экстренно вызванные санитарные отряды. Разбирали балки, спасали оставшихся в живых, подсчитывали убытки, составляли депеши и телеграммы.

Десятки апатичных телеграфистов бесстрастно механически выстукивали депешу. Железнодорожное начальство в смятении соображало, что делать. Какую сумятицу внесло это происшествие в движение! И во всем этом виновата непроглядная ночная тьма.

У смятых изуродованных вагонов смятые изуродованные люди. Оторванные ноги и руки, размозженные черепа, санитары, врачи и сестры, освещающие ручными фонарями окровавленные массы тел, засыпанные обломками.

Паровоз, врезавшийся в первую цистерну, сгорел вместе с машинистами, оглушенными ударами. У вагонов с почтой и деньгами стояла охрана. Несколько прожекторов осветили место крушения и предотвратили возможность грабежа.

Из города прибыли репортеры и кинооператоры забегали с юпитерами.

Какой-то чудак, мальчишка лет 18-ти, находившийся в числе очень немногих, достаточно счастливо отделавшихся от катастрофы, составил акт в том, что у него находился последний номер журнала «Америкэн», а этот журнал давал довольно большую премию тому, у кого во время крушения поезда окажется очередной номер.

Все домыслы у людей, бодрствовавших этой ночью, сходились в одной точке – во тьме. Кто проклинал, а кто радовался. Чарльз Лоув радовался. Начальник ночного движения поездов «Молнии», Нью-Йорк – Сан-Франциско – проклинал.

Ему пришлось здорово попотеть, прежде чем он добился освобождения пути для очередного маршрута и, несмотря ни на что, у него уже было пять минут опоздания.

Начальник движения отдал по служебному проводу приказ начальнику путей:

– Переведите Тихоокеанский на второй путь!

Начальник пути повторил начальнику участка движения:

– Переведите Тихоокеанский на второй путь!

Начальник участка движения – начальнику участка пути:

– Переведите Тихоокеанский на второй!

И, наконец, начальник участка пути начальнику стрелки:

– Переведите Тихоокеанский на второй!

Начальник стрелки, тоже переворошенный до глубины своих нервов, сам делал все. Переводил рычаги, исполнял приходившие депеши и распоряжения. Он подошел к рычажным установкам и нажал рычаг.

XI

Никакой надежды на спасение! Дикий случай! Дикая смерть! Этот черный зуд усиливался и с каждым мгновением становился сильней. От него сотрясало тело и зубы крепче впивались в тампон. Наконец, где-то еще далеко, загудел гудок экспресса. Только у него были такие резкие и мощные гудки. Дикки увидел растущий, расползающийся красный свет фонарей. Видел искры, вылетавшие из топки. Шум рос, экспресс приближался.

Дикки напряг всю силу воли. Его взор застлал огромный огненный дьявол. Он метал свои нервы, свои мускулы, но ничего. Все оставалось по-прежнему, только поезд чудовищно быстро рос.

Наконец, вихрь бешеной скорости обдал Дикки пламенем и он уже чувствовал острия стальных колес, врезывающихся в его тело. Он уже видел себя разорванным на куски стальным гигантом. Какой-то огненный ад проглатывал его.

Топка паровоза пронеслась над головой Дикки.

Тихоокеанский перевели на второй путь.

Дикки с изумлением осматривал себя. Он не только жив; искры, выпавшие из топки, попали на веревки и они истлели в нескольких местах. Небольшое напряжение и он свободен. Тампон вытянут изо рта и грудь проглатывает ночной воздух.

Вдали с шоссе показались огни.

– Это они, – подумал Дикки. – Прекрасно, но крайней мере, не идти пешком в город!

Дикки сбежал с насыпи, перебежал шоссе и спрятался по другую сторону за кучей булыжников.

Машина действительно оказалась Паккардом и трое наглухо закрытых людей, выскочив из нее, бросились к железнодорожному пути.

Дикки спокойно вышел из своего убежища, сел в машину и пожелал трем джентльменам приятного возвращения в город.

Под утро Дикки изорванный, израненный, измазанный, но довольный, ввалился в кабинет редактора.

– Вы с ума сошли, Дикки? – встретил его Хирам Джонсон.

– Нет, с рельс! – отвечал Дикки. – Но об этом после. Сначала пошлите репортера к торгпреду СССР, потом проявите снимки, которые я сделал этой ночью, дайте мне стенографистку и виски с содой!

– Это не человек, а дьявол, – пробормотал Чарльз Лоув, – или я осел; одно из двух!

Он остановился посередине тротуара, уткнувшись своей толстой потухшей сигаретой в утренний экстренный выпуск «Дейли Воркер». На первой полосе огромными красными буквами значилось:

«Дикки Ред о Дикки Реде! Дикки Ред о Ку-Клукс-Клане! Дикки Ред о своем спасении!»

Мальчишки тонули в своих выкриках, десятки тысяч рабочих и клерков, отправлявшихся на завод и на службу, расхватывали газету.

XII

Его, наконец, надо убрать!

Опять в кабинете главного колдуна Штата Нью-Йорк Йорк появились перечеркнутые накрест красные линии, белые буквы, означающие смерть и люди, говорящие о каком-то очень серьезном деле, одетые просто, без балахонов, в штатском, похожие на толпу молодых заговорщиков, из которых каждый получил пощечину от врага.

Ненависть людей потонула в гигантском городе, в подпирающих небо небоскребах, в улицах, переполненных до краев автомобилями, в метрополитене, в трамваях, в воздушной железной дороге и в бешеном темпе биржи на Уолл-Стрите.

Люди, сжигаемые ненавистью, были во власти города-гиганта и каждый сам по себе представлял ничтожную пешку.

Мясной король – один из вождей Ку-Клукс-Клана и на его деньги содержится многочисленный штат многочисленных лож.

Мясной король получил пощечину от какого-то молокососа с красным билетом, мясной король жаждет крови. Мясной король не требует, он приказывает убить.

Вечер Нью-Йорка – это сказка. Сказка, отблесками которой просвечивает каждый метр города. Сказка – силы человека. Мощные электрические прожектора делают вечер и ночь похожими на день. Электричеством залито все сплошь. И с высоты птичьего полета Нью-Йорк похож на сокровищницу, набитую радужными, играющими самоцветами.

И есть единственный писатель, вскрывший электро-нарыв города-гиганта, сорвавший маску с отполированного лоска цивилизации. Этот писатель – Уптон Синклер. У него читатель найдет правду об истиной гуманности королей мясников и об их бойне, об Уолл-Стрит…

Высокий, с синеватыми глазами лакей из ресторана черного Билли, у которого Дикки так вежливо взял кольца с цианистым калием и заставил, как настоящего лакея, ползать на коленках и подбирать осколки стекол, сказал:

– Это сделаю я!

В том же городе, недалеко от агентства Пинкертона на 114 Авеню, шло заседание.

В доме редакции «Дейли Воркер» был ряд комнат для дел совершенно специального назначения. Таким делом являлись дела партии.

Сидевшие в кабинете составляли бюро ЦК Америки. ЦК стал перед необходимостью послать человека в СССР.

Наряду с этим газета хотела дать ряд очерков о стране, которой ее подписчики интересовались больше всего. Когда дошла очередь до вопроса, стоявшего на повестке дня, секретарь сказал:

– Есть ответственное поручение в Россию. Кто из товарищей выполнит его?..

Член бюро и главный редактор Хирам Джонсон ответил:

– Дикки Ред!

Ни одного голоса против. Дикки Реда знают слишком хорошо. Именно, он, а не кто другой!

Бюро перешло к другим вопросам. Организация имела столько дел, что для решения каждого, по регламенту, полагалось не больше пяти минут.

Из рамок выходили только принципиальные вопросы, требующие осторожного, тщательного подхода.

Судьба Дикки Реда по крайней мере на три месяца была решена. Волей партии он был брошен в далекую чудесную страну.

– Итак, Дикки, вы едете из Фриско послезавтра, в три часа?

– Из Фриско, послезавтра, в три часа, на «Президенте Рузвельте»!

XIII

– Хороший пароходик, если не ошибаюсь, тысяч на 30 тонн!

Когда имеешь дело с улицей, то не знаешь, кто на ней враждебен по отношению к тебе и кто нет.

Еще хуже, когда в момент наводнения сердца и ума радостью, предвкушением интересного путешествия, – встречаешь старого приятеля.

И случилось именно худшее. Дикки Ред встретил старого приятеля, застопорил свою машину и дал хороший ход языку.

В пару минут он выложил ему свою радость и сказал, что едет корреспондентом своей газеты в Японию. Приятель оценил дружеские чувства Дикки, дал пару советов, где и как провести хорошо время в Токио, пошутил насчет Фузи-Ямы, в общем, выразил свое удовольствие, пожал руку и пожелал счастливого пути.

В шуме улицы не слышно, что говорят, но шум улицы совершенно не мешает видеть говорящих. У витрины одного из колоссальных универсальных магазинов, против которого стоял Дикки, джентльмен с синеватыми глазами тщательно наблюдал за лицом или вернее, за губами говоривших.

По движениям губ он определил, что Дикки едет послезавтра, через Сан-Франциско в Японию, на пароходе «Президент Рузвельт». Сам он знал, что «Президент Рузвельт» – один из лучших транс-пасификов концерна Гарримана.

И когда Дикки пошел дальше, то джентльмен с синеватыми глазами последовал за ним.

XIV

Чарльз Лоув, – главный колдун, – имел свою собственную частную жизнь. Он утром получил телеграмму от жены, спешно вызывавшей его в Японию. Там жена проводила осень.

Она не хотела ехать одна обратно, она хотела видеть рядом с собой своего мужа. Чарльзу Лоуву надоели городские дела и он с удовольствием думал о своей женке и называл ее самыми хорошими именами…

XV

Дикки Ред делал последние приготовления к отъезду. Он искал самый большой в мире чемодан. Каждый нью-йоркец скажет вам, где купить такой чемодан. Только в магазине кожаных изделий у Мак-Дугласа и Компани продаются Супер-Глоб-Трогтери Эч 4.

Дикки это знал и он направился к Мак-Дугласу.

– Отделение дорожных вещей налево, – показал дорогу швейцар.

Дикки потонул в запахах кожи. Пахло замшей и шевро, чемоданами, несессерами, удивительными седлами, кожаными пальто, пахло приятно, по-кожаному.

Комната ремней, отделение седел, комната перчаток, этаж кожаных пальто, два этажа ботинок; Дуглас, Шимми, Мэри, Чарли, Променад, для тенниса, для гольфа, для футбола, для вечернего туалета, для танцев, для оперы, для… ну, для чего угодно!

Отделение спортивной кожи, отделение кожаных шляп, этаж производственной кожи, два отделения чемоданов и чемоданчиков.

– Дайте мне большой дорожный чемодан!.. – просит Дикки.

Приказчик подводит его к пирамиде чемоданов.

– Пожалуйста, сэр, выбирайте; вам для дороги, книг, путешествий, белья?..

– Мне вот этот, с вашего позволения. – Дикки дотронулся до маленького небоскреба. – Вот этот.

Он заплатил. Чемодан взвалили на Форд. Дикки уехал.

За ним, уже никого не спрашивая, уверенным шагом прошел в отделение чемоданов человек с синеватыми глазами и тоже попросил чемодан и тоже взял самый большой.

Приказчик даже на мгновенье позабыл о своей Кэтти. Он с ней должен был вечером встретиться в мюзик-холле, но Джек был дисциплинированным служащим и не подал виду.

Человек с синеватыми глазами уехал на «Кадиллаке».

Этим не кончился день приказчика чемоданного отделения. За самое малое время до закрытия, когда служащие уже начали готовиться к уходу из магазина, к Мак-Дугласу ввалился полный джентльмен, в котором мы узнаем главного колдуна Нью-Йорка.

Чарльз Лоув тоже прошел в чемоданное отделение и опять ему попался приказчик, мечтающий о Кэтти и мюзик-холле.

– Самый большой чемодан!.. – с легкой одышкой потребовал Лоув.

– Слушаю-с, сэр, – ответил приказчик, – вот, наверное, этот вам подойдет!

– Олл-райт, благодарю! – ответил Лоув.

– Будет о чем поговорить с Кэтти, – подумал приказчик.

Торговля чемоданами Супер-Глоб-Троттер Эч 4 в этот день шла особенно хорошо.

XVI

Сан-Франциско – город солнца. Бурный темп жизни снабжен темпераментом юга и прекрасным климатом. В Сан-Франциско небоскребы не ниже нью-йоркских. Сан-Франциско – Нью-Йорк запада Северо-Американских Соединенных Штагов.

Прекрасная гавань делает его первоклассным океанским портом. Сотни тысяч тонн груза ежедневно погружаются и сгружаются в его пакгаузах.