Текст книги "Туркменские сказки об Ярты-Гулоке"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

ГОВОРЯЩИЙ ВЕРБЛЮД

«Где вода, там и жизнь», – так говорит народ. Но если вода бьёт тебя по плечам, стекает за ворот халата и, сбивая с ног, несётся навстречу бурным потоком, – не рад будешь и воде.

Ярты был еще далеко в поле, когда небо закрыла большая чёрная туча. Мальчик заторопился к дому. Он изо всех сил погонял своего старого верблюда, но старый верблюд не умел скакать, и ливень застал малыша на дороге. Ударил гром, а степь превратилась в бурное море. Такого дождя Ярты никогда еще не видел. Он сразу промок до нитки и, вцепившись в спину верблюда, со страхом думал: «Если дождь сбросит меня на землю, я утону в бурных потоках и никогда больше не увижу ни матери, ни отца».

Надо было спасаться. Ярты собрал все свои силы и пополз по длинной шее верблюда. Он знал, что делал: добравшись до головы животного, он спрятался на своём любимом месте – под мягким верблюжьим ухом. Тут ему было тепло, как в отцовской кибитке. Так доехал Ярты до аула. Дождь прошёл, но малышу не хотелось вылезать из своей норки: отсюда, как с башни высокого минарета, он видел всё.

Навстречу бежал мальчишка. Это был незнакомый мальчишка из другого аула, и поэтому Ярты его не окликнул. Мальчик увидел, что верблюд идёт один, без хозяина, и подумал: «Этот верблюд заблудился. Если я его поймаю и приведу к себе во двор, я приведу домой целое богатство».

Он подбежал к животному и ухватился за повод, но тотчас же из головы верблюда раздался таинственный голос:

– Эй, ты, не тронь чужую скотину!

Мальчик так испугался говорящего верблюда, что поскользнулся и с размаху упал в жидкую грязь. Потом он вскочил и бросился бежать без оглядки.

Он бежал и кричал:

– Помогите! В верблюда вселились духи-джинны!

Эти крики услышал старый звездочёт. Он слышал и голос Ярты-гулока и тоже подумал, что старый верблюд наделён волшебной силой. Он очень обрадовался, потому что давно уже искал какое-нибудь чудо, чтобы удивить им своего владыку – грозного хана. Звездочёт схватил верблюда за повод и потащил прочь из аула.

Ярты испугался и закричал:

– Эй, дядя, оставь скотину! Не тронь того, что тебе не принадлежит!

Но он кричал напрасно: звездочёт не слушал его, он даже радовался, что чудесный верблюд умеет не только разговаривать, но умеет и сердиться.

Последние годы звездочёт не был в почёте у хана. Был он лекарем и толкователем снов во дворце владыки, но от его лекарств хану становилось только хуже, а все его предсказания никогда не сбывались. В конце концов хан рассердился на звездочёта и прогнал его из своего дворца. Он топнул ногой и сказал:

– Глупый колдун, уходи и не смей возвращаться, пока не покажешь мне настоящее чудо!

С тех пор прошло много лет, но сколько старик ни искал чуда, нигде не находил. Он исхудал, халат его износился, а чалма стала похожа на старое решето. Вот почему так обрадовался ханский колдун, встретив говорящего верблюда. Он так обрадовался, что даже не шёл, а бежал, шлёпая по грязи босыми ногами, чтобы скорее порадовать своего владыку и снова войти к нему в милость.

– О великий хан! – кричал звездочёт на всю пустыню. – Ты будешь доволен своим слугой! – и он скакал, как резвый козёл, по скользкой, грязной дороге.

– О грозный хан! С утра и до ночи ты будешь беседовать с говорящим верблюдом, а я, твой старый звездочёт, буду опять лежать на мягких подушках и кушать жирный плов обеими руками!

Так рассуждал колдун сам с собою, и Ярты слышал каждое его слово. Мальчик не на шутку перепугался: ему вовсе не хотелось попасть во дворец грозного хана, но не мог же он убежать и оставить своего верблюда в руках чужого человека!

«Будь, что будет! – подумал малыш. – Чтобы сохранить верблюда, придётся мне познакомиться с самим ханом. Настоящий богатырь не то что от хана, из-под земли выйдет на свободу!»

Так они подошли к высокой глинобитной стене, окружавшей ханский дворец. Стены были украшены башнями, а на башнях стояли ханские воины и во все глаза смотрели на дорогу. Но звездочёт даже не взглянул на них. Он гордо поднял голову, и тяжёлые медные ворота дворца раскрылись перед ним.

Звездочёт вошёл в первый двор. Здесь у коновязи стояли красавцы ханские кони, а вокруг коней суетились разодетые слуги. Но и на них не посмотрел гордый звездочёт. Он ещё выше поднял голову, и вторые, серебряные, ворота распахнулись перед ним.

Он вошёл во второй двор. Посреди двора бил высокий фонтан. В самые знойные дни здесь царила прохлада. В этом дворе сидели советники хана и играли в кости, ожидая приказаний владыки. Они с удивлением посмотрели сперва на звездочёта, а потом на его верблюда, но старик не удостоил их даже взглядом. Тогда два чёрных раба подбежали к старику и закричали:

– Почтенный ходжа и великий мудрец! Одежда твоя покрыта грязью, а твой верблюд, – не убежал ли он с живодёрни? Как предстанешь ты в таком виде пред светлые очи хана?

Но звездочёт оттолкнул рабов. Он подошёл к третьим, золотым, воротам, ударил в них своей палкой, и третьи, золотые, ворота широко распахнулись.

Он вступил в ханский сад. Сад был украшен цветами, беседками и фонтанами. Посреди сада, на лужайке, окружённой тремя арыками, под сенью виноградных листьев, на высоких, шитых золотом подушках сидел грозный хан – владыка и повелитель, милующий и карающий. Хан беседовал со своими приближёнными, и знатные визири слушали его, разинув рты и боясь пропустить хотя бы одно ханское слово.

Конечно, старый колдун не осмелился нарушить эту беседу. Он стал в стороне со своим чудесным верблюдом, ожидая, пока многомудрый владыка кинет на него свой благосклонный взгляд. Конечно, тут же был и Ярты-гулок; он выглядывал из верблюжьего уха и с любопытством рассматривал хана. А так как ему было нечего делать, он стал слушать, о чём они говорят.

Самый старший визирь поклонился хану и сказал:

– Светоч милости, бездна добродетели и мудрейший из людей, умудрённый самой мудростью! Преклони своё ухо к словам преданного слуги. Весной тает снег на горных вершинах, он наполняет водой все реки, а последний дождь сделал нашу реку ещё полноводней. А вода – ты знаешь: вода – это золото! Она даже дороже золота! Зачем же она течёт на поля дехкан? Вели преградить реку высокой плотиной, отведи воду, и золото потечёт в твои сундуки!

Ярты-гулок испугался, услышав о злом замысле старшего визиря. Он понимал, что без воды не вырастут у отца на поле ни пшеница, ни хлопок; он понял, что за горсть воды дехкане станут рабами жестокого хана. Хан же был очень доволен и воскликнул:

– Эй, мой визирь! Сегодня ты сказал мудрое слово. Я соберу в мою сокровищницу все богатства моей страны и богатства соседних стран. Пусть будет по-твоему: созови всех рабов и пленников и прикажи им день и ночь строить плотину на нашей реке. – И хан от радости так ударил в ладоши, что все сорок колец на его руках зазвенели, как колокольчики.

Визирь поклонился хану в землю и бегом бросился исполнять его приказание.

И вдруг верблюд закричал:

– Остановись, визирь-ага! Остановись сейчас же, или произойдёт большое несчастье!

И визирь в изумлении остановился, а хан чуть не упал с парчёвых подушек. Его приближённые схватились за бороды и застонали, качая головами:

– Вах, вах, уж не джинн ли забрался во дворец великого хана?!

Но старый звездочёт вышел вперёд, поцеловал землю у ног владыки и торжественно произнёс:

– О величайший из великих и мудрейший из мудрых! Я исполнил твоё желание и привёл к тебе на поводу настоящее чудо. Вот мой говорящий верблюд, равного которому нет под солнцем!

Но хан не сразу поверил звездочёту. Тогда старый колдун прибавил:

– Поговори сам с этим мудрым животным, и ты убедишься, что в моих словах нет ни тени лжи!

И хан благосклонно кивнул головой. Но он не знал, с чего начать беседу: каждый день говорил он с советниками и мудрецами, но разговаривать с верблюдом ему еще ни разу не приходилось. Наконец он робко сказал:

– О умнейший из верблюдов, подойди поближе и дай нам насладиться твоей мудрой беседой.

Но верблюд не подошёл, он издали поклонился хану и учтиво промолвил:

– Эй, мой хан, ты одет в шелка, а твои советники – в бархат. Недостоин я подойти к тебе без попоны.

Тогда хан ещё больше удивился и велел покрыть верблюда своим самым лучшим парчёвым халатом. Учтивый верблюд ответил:

– Благодарю тебя, щедрый хан! Теперь, когда моё исхудалое тело покрыто попоной, я могу приблизиться к тебе и сказать, что я не тот, за кого ты меня принимаешь, а ты говоришь не с тем, кого видишь, и смотришь не на того, кто с тобой говорит!

Хан ничего не понял из того, чтО ответил ему верблюд, но, поражённый мудростью животного, воскликнул:

– Но кто же ты?

Ярты не растерялся и ответил за верблюда:

– Я – знаменитый учёный, математик, строитель дворцов и целитель болезней! Знания мои я получил от отца моего отца, а отец моего отца получил их от отца своего отца, а отец отца его отца… – верблюд говорил очень долго, так долго, что хан даже задремал, но он не посмел перебить хотя бы словом поток красноречия учёного верблюда. Когда же верблюд закончил свою речь, хан воскликнул:

– О премудрый! Я не знаю, кто был твой отец и отец твоего отца и отец отца твоего отца, но я вижу, что все они были великими мудрецами. Почему же ты стал верблюдом?

И верблюд ответил:

– Повесть моей жизни длинна и печальна, как дорога пустыни. Тысячу лет назад я строил хрустальный мост от земли до неба. Я строил его для злой и коварной волшебницы-пери. Но однажды я поссорился с ней, и она превратила меня в верблюда. Однако я сумел сохранить все свои знания и свою мудрость и сейчас, грозный хан, хочу предостеречь тебя от больших несчастий!

Так сказал верблюд, и хан затрясся от страха. Он вскочил с парчёвых подушек и закричал:

– Говори, мудрейший, всю правду и ничего не бойся!

Верблюд ответил:

– Не строй плотины, как советует тебе коварный визирь! Помни: прежде чем войти в твоё ханство, твоя река протекает через много земель и царств и повсюду теряет воду. Не в твоих землях надо строить плотину, – её надо строить там, где снега питают реку, – на вершинах высоких гор. Вот тогда ты завладеешь всей водой под солнцем и, не вынимая меча из ножен, победишь всех владык вселенной!

Верблюд кончил и поклонился хану, а хан обнял его колючую шею и поцеловал верблюда прямо в губы. Однако премудрому верблюду такой поцелуй пришёлся не по вкусу: он закричал, замотал головой и хотел уже брыкнуться, но Ярты во-время крикнул ему:

– Хык-чек! – и премудрый верблюд опустился на колени перед расстроенным ханом.

– Да будет так! – сказал владыка земли. Но тут поднялся старший визирь. Он испугался, что у хана появился новый любимец, и зашипел, как ядовитая змея:

– Позволь же спросить тебя, о чужеземный мудрец, кто, кроме орлов, может подняться к снежным вершинам, – туда, где наша река берёт своё начало?

– Я, – спокойно ответил верблюд. – Я, который построил хрустальный мост для пери, дворец из птичьих косточек – для добрых джиннов, беседку из огненных языков – для царя шайтанов! Я построю плотину в высоких горах и всю воду отведу во владения великого хана.

Визирь замолчал, а хан за такую услугу стал предлагать премудрому верблюду несметные сокровища. Но верблюд гордо ответил:

– Мудрецы не нуждаются в подарках. Оставь свои сокровища при себе, я и без них построю плотину. Дай мне на дорогу только мешок рису и бурдюк масла и жди моего возвращения тридцать три года и тридцать три дня. Я вернусь в пятницу после большого дождя.

– Да будет так! – сказал благодарный хан, и тотчас же слуги нагрузили верблюда рисом и маслом и даже повесили ему на шею золотой колокольчик, хотя учёный верблюд упорно отказывался от такого дорогого подарка.

Потом хан и все его визири и приближённые проводили говорящего верблюда за ворота и, вернувшись во дворец, стали ждать обещанной пятницы после большого дождя. Но дожди над песками выпадают редко и даже очень редко, и поэтому долго и очень долго пришлось ждать хану возвращения говорящего верблюда.

А вода попрежнему текла к бедным аулам. Она журчала в быстрых прозрачных арыках, и каждую весну зеленели на полях пшеница и хлопок. Зеленели потому, что там, где вода, – там и жизнь, – как говорит старинная мудрость.

Так я сказал, а что не сказал, – другие придут и скажут.

СЕРЕБРЯНАЯ ТЮБЕТЕЙКА

Было ли это или не было, – жил старый падишах, властелин земли и воды, повелитель народов и городов, хозяин дворцов и несметных сокровищ. Но дороже всех сокровищ была для него дочь – Хан-Салтан, прекрасная, как ветвь цветущего миндаля. Не чаял в ней души падишах, но люди знали, что красавица зла и упряма. С малых лет её окружали тысячи слуг, и достаточно было сказать ей слово, как все бросались исполнять её желание. И даже воля самого падишаха не была для неё законом. Падишах сказал своей дочери:

– О Хан-Салтан! Я уже стар и сед. Не пора ли тебе избрать жениха по сердцу, чтобы я мог при жизни порадоваться твоему счастью и, умирая, передать своё царство в надёжные руки?

Но красавица сказала:

– Нет, не пора.

Тогда падишах нахмурил брови и воскликнул:

– Не о себе думай – думай о царстве! Мало ли в наших землях отважных джигитов и прославленных доблестью пехлеванов. Мало ли юношей прекрасных, как молодой месяц, и мудрых своей учёностью. Тебе остаётся только выбрать. Такова моя воля. Ты завтра же назовёшь своего избранника.

Красавица упала на ковёр и зарыдала, а падишах удалился.

На другой день злая красавица вошла в покои отца-падишаха, села на шёлковую подушку и, опустив глаза, сказала:

– Я согласна, отец.

– Кто же избранник? – воскликнул падишах. – Кто будет властелином земли и воды, повелителем народов и городов, хозяином дворцов и несметных сокровищ? Назови его!

– Он сам назовёт себя, – отвечала красавица. Но отец не понял её ответа. Тогда красавица рассмеялась и, сняв с головы нарядную, вышитую серебром, тюбетейку, сказала:

– Ты видишь эту тюбетейку, отец? Второй такой нет во всём нашем царстве. Я прикажу слугам повесить её на вершине самого высокого минарета. И тот, кто снимет её оттуда, – будет моим мужем и наследником твоего царства.

Так сказала красавица и убежала. Тотчас же сотни слуг поспешили к мечети, по крутой лестнице вскарабкались они на кровлю самой высокой башни, на верхушке которой блестел позолоченный полумесяц, и на верхний острый рог полумесяца повесили тюбетейку дочери падишаха. А двери башни забили листами кованой меди, чтобы никто не мог взойти наверх по ступеням.

Затрубили в трубы глашатаи-карнайчи, объявляя людям волю гордой красавицы, и молодые бесстрашные джигиты стали стекаться со всей страны к столице царства, где на площади, перед дворцом падишаха, возвышался стройный, как пальма, и гладкий, как слоновая кость, минарет главной мечети.

Отважные на могучих конях пытались доскочить до вершины башни, но падали вниз и разбивались насмерть, так и не достав серебряной тюбетейки. Осторожные упорно карабкались вверх по гладким стенам, но и осторожных постигала та же участь. А злая царевна смотрела из окна своей спальни и смеялась. Ни жалость, ни участие ни разу не постучались в её злое сердце. И так было каждый день.

Ни в стране падишаха, ни в соседних странах не было дома, где не оплакивали бы гибель сына, брата или племянника. Скоро весть о серебряной тюбетейке дошла и до того аула, где жил со своим отцом Ярты-гулок. Конечно, самые лучшие юноши тоже захотели показать свою удаль. Они стали собираться в дорогу. Напрасно плакали матери и сестры, напрасно они умоляли юношей остаться дома. Отважные джигиты молча продолжали седлать своих коней. Тогда прибежал Ярты-гулок и стал кричать:

– Эй, джигиты, слава и честь аула! Я думал, что вы мудрее мудрых, а вы не можете отличить овцы от шакала! Не верьте этой злючке. Она хочет извести всех вас!

Но молодость и благоразумие не живут в одном доме. Юноши сели на своих коней и ускакали. Только пыль столбом поднялась в пустыне.

Ярты посмотрел им вслед и сказал своей матери:

– Апа-джан, мне не нужна красавица, но я поеду в город и попробую снять с минарета серебряную тюбетейку дочери падишаха. Разве не должен я выручить таких отважных джигитов, как наши парни?

Так сказал Ярты и стал седлать своего старого ишака. Мать заплакала и принялась уговаривать сына не ездить ко двору падишаха. Она сказала:

– Не пущу я тебя, дорогой сыночек, подобный бутону мака, лепестку гвоздики и золотому семечку яблока. И тебя погубит злая красавица. И для тебя, малыш, не найдётся жалости в её каменном сердце.

Отец стонал и просил:

– Образумься, Ярты! Ты опозоришь мою седую бороду и погибнешь сам. Не тебе, маленькому, словно муравей, совершить подвиг, который не по силам и прославленным пехлеванам.

Проворный Ярты обнял отца и мать и ответил им:

– Не плачьте. Где не пройдёт верблюд, без труда проскочит маленькая мышка.

Он подпоясал свой праздничный халат пёстрым кушаком, сел на осла и уехал.

Долго, ой долго, ехал Ярты по пескам пустыни, подгоняя неторопливого ишака. Наконец он увидел город. Это была столица старого падишаха. Над высокими городскими стенами развевались зелёные шёлковые знамёна с вышитыми на них драконами, а на угловых башнях-бойницах стояли красавцы карнайчи-великаны и трубили в длинные, в рост человека, трубы-карнаи, созывая охотников потягаться силой и ловкостью за высокую честь стать мужем дочери падишаха.

Они громко трубили и кричали:

– Слушайте, люди! Кто сорвёт с минарета городской мечети серебряную тюбетейку красавицы Хан-Салтан, тот станет её мужем и наследником падишаха – властелином земли и воды, повелителем народов и городов и хозяином дворцов и несметных сокровищ!

Толпы народа спешили к городским воротам. Ярты привязал своего ишака за городской стеной в тени высокого карагача и вместе с толпой поспешил на главную городскую площадь.

Посмотрел Ярты на минарет – высоко, голова кружится. Потрогал он стенку башни – гладкая – не за что зацепиться! Подбежал к двери – нет ли щёлочки, чтобы прошмыгнуть и взобраться наверх по лестнице? Но двери были так плотно забиты листами меди, что не осталось даже маленькой лазейки, а у дверей стояла вооружённая стража. Грустно стало Ярты-гулоку. Он сел посреди площади и задумался, глядя на верхушку башни. Вдруг он увидел стаю голубей. Белые птицы, словно комочки хлопка, кружились над минаретом.

– Эй, Хан-Салтан, злая пери! – воскликнул малыш и даже заплясал от радости. – Теперь ты у меня в руках!

Он порылся в карманах и нашёл там крошки от лепёшки-чурека, который мать дала ему на дорогу. Он разбросал крошки у подножья минарета, спрятался за каменным порогом и стал ждать. Голуби покружились, покружились вокруг минарета и спустились на землю. С тихим воркованьем они принялись подбирать крошки. Тогда Ярты осторожно выполз из засады и стал подбираться к самой большой голубке. Одним прыжком он схватил её за хвост, и голубка забилась у него в руках, а Ярты закричал как только мог громко:

– Эй, эй, кш, кш! Летите голуби выше, несите меня на башню!

Конечно, голуби не поняли слов Ярты-гулока, но они испугались крика, поднялись на воздух и полетели.

Ой, как высоко летел Ярты над столицею падишаха! Он видел сверху дворцы и кривые улицы, видел базары и шумные площади, видел поля, изрезанные арыками, но он не видел минарета мечети. Голуби несли его совсем в другую сторону! Малыш испугался. Руки его ослабели. Из последних сил уцепился он за хвост голубки и зажмурился. Однако и голуби стали уставать. Они повернули к дому и вскоре уселись на резном карнизе минарета. Ярты открыл глаза и обрадовался.

«Дело сделано!» – подумал малыш и собирался уже снять с башни серебряную тюбетейку, но не тут-то было!

Перед ним возвышалась крутая кровля, над кровлею – золотой полумесяц, а ещё выше чуть виднелась в сверкающем небе усыпанная драгоценными камешками тюбетейка дочери падишаха.

Но возвращаться назад было уже поздно. Да и не такой был парень Ярты, чтобы, начав дело, бросить его на полдороге. Он стал карабкаться вверх по скользким изразцам кровли. Он срывался и начинал карабкаться снова. Вот он уже зацепился за золотой рог полумесяца. Ещё усилие – и он держит в руках драгоценную тюбетейку дочери падишаха. Но разве просто распутать сорок петель и сорок узлов на шёлковых шнурках, которыми привязана тюбетейка, да еще на такой высоте! Левой рукой он держался за полумесяц, и только правая рука была у него свободна. А много ли наработаешь одной рукой? Но терпеливый и на ветру раздует огонь! А Ярты, когда нужно, умел быть настойчивым и терпеливым. Еще не спустился за край пустыни красный шар солнца, а шапочка Хан-Салтан была уже в руках Ярты-гулока!

Мальчик обрадовался. Но тот неблагоразумен, кто радуется раньше времени. Ярты глянул вниз, и сердце его остановилось: под ним была пропасть, на дне которой, как муравьи, ползали маленькие человечки, а дворец падишаха казался сверху не больше отцовской кибитки. От страха кровля заходила под ногами у малыша. Как же спуститься вниз?

В это время снизу раздались три звонких удара гонга. Это закрывался базар. И сразу же на всех соседних минаретах служители-муэдзины затянули свою вечернюю молитву.

Приближалась ночь.

«Эй, Ярты, – сказал сам себе малыш. – Долго ли ты будешь качаться под самым небом? Надо торопиться на землю. В полдень пустыня дышит зноем, а в полночь – холодом. Если я останусь на башне, то замёрзну, как путник на вершине снежной горы».

Так подумал Ярты и стал искать глазами голубей. Но птицы давно уже спали. И сколько Ярты ни думал, – ничего придумать не мог.

Но вот над песками пронёсся первый порыв вечернего ветра. Он залетел за городские стены, поднял пыль на узких кривых улицах, зашумел листьями в садах падишаха, поднялся выше, прошумел по кровлям и вихрем налетел на башню минарета, где сидел Ярты со своей серебряной тюбетейкой. Как пушинку подхватил ветер шапочку дочери падишаха. Но не мог же Ярты выпустить из рук драгоценность, за которой карабкался целый день, рискуя жизнью?! Тюбетейка взлетела на воздух, а вместе с ней взлетел и проворный Ярты.

Долго играл вечерний ветер с нарядной шапочкой дочери падишаха, долго носил он Ярты по потемневшему ночному небу, но к полуночи стал стихать. И серебряная тюбетейка плавно опустилась на розовый куст перед самым дворцом падишаха. Ярты спрыгнул и сказал:

– Ну вот, я уже на земле! Пойду посмотрю, что делает мой ишак. Пора его покормить свежей травой.

Он подтянул кушак и, прижав к сердцу серебряную тюбетейку, зашагал к городским воротам.

* * *

Теперь оставь Ярты-гулока и войди во дворец падишаха.

Красавица Хан-Салтан еще не проснулась, когда в спальню вбежали её подруги.

Они откинули кисею, которой дочь падишаха была укутана от комаров-москитов, и стали будить красавицу. Они закричали:

– О, радость! О, счастье! Проснись, прекрасная Хан-Салтан! Какой-то смелый джигит снял тюбетейку с высокого минарета! Отдай ему своё сердце, и мы будем веселиться на твоей свадьбе!

Как ужаленная змеёй, вскочила красавица со своей постели, она разбросала шёлковые подушки и затопала на подруг ногами:

– Молчите! Кто позволил вам надо мной смеяться!

Она распахнула окошко спальни и увидала, что тюбетейки на башне не было. А в двери входил уже отец-падишах со свитой: они пришли поздравить красавицу.

Ровно в полдень снова запели на башнях трубы-карнаи, зарокотали бубны и засвистели дудки, созывая народ на площадь. Двери дворца распахнулись, и сам падишах со своей дочерью появился перед толпой. Властитель земли и воды, повелитель народов и городов и хозяин дворцов и несметных сокровищ поднялся на помост под ковровым навесом и сел на вытканные золотом подушки, а рядом с ним села красавица Хан-Салтан. И тотчас же их окружили рабы с опахалами и воины в сверкающих на солнце доспехах.

Падишах сказал:

– Приведите сюда богатыря-пехлевана, отважнейшего из отважных и бесстрашнейшего из бесстрашных – того, кто достал с высокого минарета серебряную тюбетейку. Пускай он при всём народе получит из наших рук обещанную награду!

Царедворцы бросились исполнять волю своего владыки, но вернулись в страшном смущении. Они молча упали перед падишахом.

– Лентяи! Где мой жених?! – вскричала красавица Хан-Салтан.

Но царедворцы молчали. Никто из них даже не шевельнулся.

– Отчего вы молчите? – сказал падишах чуть слышно, но каждое его слово услышали на другом краю площади, – так стало тихо.

Но царедворцы опять не сказали ни слова. Тогда самый старый визирь, такой старый, что никто уже не помнил, когда появился он в стране падишаха, поднялся с земли и, подойдя к красавице, взял свою бороду в руки в знак покорности и печали.

Он сказал:

– О прекраснейшая из прекрасных и мудрейшая из мудрых! О дочь звезды и сестра розы, приготовься увидеть то, чего ты никогда не видала, и услышать то, чего никогда не слыхала.

Так он сказал и взмахнул рукой. Тотчас толпа расступилась, и первые визири царства, одетые в тканные золотом шёлковые халаты, приблизились к падишаху. В руках они несли медное блюдо тончайшей чеканки, а на блюде, весело улыбаясь, стоял мальчик, ростом в половину верблюжьего уха, и держал серебряную тюбетейку.

Красавица глянула на крошечного мальчишку, ударила себя по коленям и взвизгнула на всю площадь:

– Негодные! Кто сыграл со мной злую шутку?! Это ли отважнейший из отважных и бесстрашнейший из бесстрашных! Да его можно всего с головою запрятать в скорлупу от ореха!

Но Ярты не смутился. Он ответил:

– Не по росту цени, цени по делу!

И, увидев, что красавица залилась слезами, прибавил:

– Было бы из-за чего плакать! Не для того я лазил на башню, чтобы стать твоим мужем и повелителем царства. Ты вовсе мне не нужна. Слыхала, что говорят в народе: брыкливого ишака и бархатная попона не украсит! Не для тебя я старался, я хотел поберечь лихих джигитов, что, как бабочки на огонь, летели на твой зов. А теперь – зови не зови – никто не придёт к тебе, хоть развесь ты свои шапки на всех минаретах! А из этой серебряной тюбетейки я сошью отличный налобник для своего старого ишака; он у меня не брыкливый!

Так сказал Ярты, и толпа засмеялась.

– Слуги, воины, рабы! – закричала дочь падишаха. – Отрубите голову дерзкому мальчишке!

Слуги бросились выполнять её приказание, но Ярты как сквозь землю провалился. Сколько его ни искали, – найти не могли. Не так-то легко найти иголку в стоге сена!

А Ярты был уже далеко – за городской стеною. Он отвязал своего верного ишака, вскарабкался к нему на спину и не спеша потрусил к своему аулу.

– Ио, ио! – подгонял мальчик осла. – Скачи проворней, если можешь. На нашем хлопковом поле куда привольней, чем в городе падишаха!

Так он ехал, беседуя со своим серым другом. Ярко светило солнце, а впереди расстилалась длинная, как сама жизнь, дорога пустыни.