Текст книги "Комбинат Эскулапа"
Автор книги: Автор Неизвестен
Соавторы: Алексей Смирнов
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
Передонов
Тем, кто читал у Ф. Сологуба «Мелкого беса», нет нужды объяснять, кто такой Передонов и почему я решил отождествиться с этой фигурой. А кто не читал, тому и не надо, потому что Передонов – Главный герой нашего времени и всех остальных времен.
Короче говоря, я поступил, как сделал бы он непременно, и ситуация была такая.
Мне понадобилось сдать анализ мочи. Вернее, это не мне лично понадобилось его сдать, а дочке, но сдавать-то, нести – все равно, мне, так что не вижу особой разницы. Дело это, доложу, не такое простое. Надо поднять эту самую дочку в шесть утра – начать, во всяком случае. Ибо только до школы реально. Выслушать все, что положено, применить силу, загнать в душ, и все это с женой совместно, с повышенными интонациями. Чтобы дитё, уже все отлично знающее, там совершило самостоятельное омовение и на особый манер измочилось в специально купленную баночку из-под детского пюре, которая стоит, между прочим, двадцать рублей, а та, с горчицей, что купил я, жену рассердила и не устроила, хотя разницы никакой. И банка еще кипятится перед этим. В общем, настоящий ритуал. Ибо дочерь моя весьма и весьма строптива и несговорчива, особенно по утрам.
Наконец, дело сделано. Баночка наполнена и завинчена. Я заполняю бланк "на руки"; упаковываю в мешочек. Сижу, дожидаюсь положенного часа. Ребенок в школе, жена на работе. Я тоже начинаю писать про крестьян костромской области, увлекаюсь, гляжу – пора бежать! Слава богу, поликлиника рядом.
Беру я баночку в узелок, будто ежик в тумане, и отправляюсь на третий этаж. Поликлиники.
Поднимаюсь и вижу: "В четверг, 24 февраля – санитарный день".
Стою. Вокруг – никого. Подхожу к дверям лаборатории: они притворены, но не заперты; в щели виднеется радостный электрический свет цвета мочи. А дверь лаборатории открывается наружу.
Я аккуратно вынимаю баночку, приотвинчиваю почти до конца крышечку и ставлю на пол прямо под дверь, супротив щели.
Кто посмеет меня упрекнуть?
На то и название, чтобы отразить мероприятие.
Как будто я не знаю, что у них там.
Выходной.
И Соня выходная, и чайник.
Состояние удовлетворительное
Лекарь выдавливается из меня по каплям, в миллимолях.
Еду в метро.
Идет торговец транспортным дерьмом.
Гляжу: хорошо, отмечаю, фингал уже прошел.
Жора
Бывают ситуации, которые разрешаются мгновенно, бесповоротно и бездумно.
Например, лечь ногами к ядерному грибу.
Когда все ясно с первого взгляда.
Вроде укола заскорузлой любви.
Я заканчивал школу. Пришел домой и увидел отчима, выпивающего на пару с мужчиной неопределенных лет и столетий. Все, что я помню – грива седых волос и лицо, изборожденное следами всех мыслимых пороков, похожее от морщин на мошонку.
Они как раз чокались.
Сразу следом за мной явилась мать. С порога она басом заорала:
– Вон!!!.....
Отчим вскочил:
– Это же Жора... мы с ним в Тихвине... три года под одной шинелькой, на скорой помощи...
– Вон!!!.... – заорал мать.
Она что-то знала. И Жора что-то знал. Потому что разстворился в секунду.
И отчим знал что-то.
Опыты выживания
Кто грозится мне в окне
Красной бритвой на ремне?
Это он, это он: почтальон.
Я рассылал свои книжки почтой и полностью перекрыл траффик в очереди. Ну в самом деле – откуда мне знать, куда влагают опись, а откуда извлекают запись? Какие трупные фрагменты из бланков надо наполнить жизнью, вдохнуть в них душу? Чем отличается ценная бандероль от драгоценной и бесценной заказной?
Я испортил первый же конверт и потребовал еще, но их уже не было.
Мелкие прения.
А было конвертов пять, и все – в разные города. Один не взяли, потому что, сказали, не знают, где это – Абакан. Ну, им рано или поздно напомнят "Облака плывут в Абакан". У нашего народа память хоть и глубокая, да недолгая, не способная к плаванию, ибо вечно чем-то обременена. Бултых – и на дно. Не что-нибудь. Еще пара выборов – и начнут вспоминать, да петь по вагонам.
А вот если бы я, в легендарном отделении с клизменной, устроил клиентам подобную политграмоту, то мне бы не дали дописать книгу, но я бы дописал, и уже целый роман.
Можете считать это санпросветзаписью. Я их, на почте, дожал до обеда. Чтобы питались правильно, ибо я в душе – гурман и диетолог.
На правах рекламы
Приобретайте ебонементы в публичный дом! Постоянным клиентам – медицинская писконт-карта.
Медицинский словарик: врачу на карандаш
Отписка – венерическое заболевание.
Бородавка
Эту историю мне рассказал писатель Клубков и любезно позволил разгласить.
Было время, когда он подрабатывал санитаром в одной скромной больничке. И вот как было дело.
Шел по улице человек и ковырял себе бородавку на роже. Кто осудит? Кто запустит камнем? И сковырнул.
Мгновенно, естественно, залился кровью, аки приготовляемый свин.
Народ переполошился, распереживался, а тут едет Скорая Помощь, и публика перекрыла ей путь, чтобы остановить кровь.
Машина оказалась психиатрической.
Но мужичка взяли и отвезли в ту самую, простую больничку. Там его при виде такого дела немедленно поволокли в перевязочную.
А психиатрическая бригада присела на лавочку подождать. С ними никто не разговаривал.
С мужичком провозились около часа.
А потом хирург вышел в кровавом фартуке, посмотрел на них сверху вниз, руки в боки, прищуренно:
– Это называется – доктора! Кровь человеку остановить не могут!...
Психиатр задохнулся от возмущения и парировал:
– Да вы сами с ним битый час возитесь!...
– Ха! Да вы понимаете, каково это – остановить из бородавки кровь? Понимаете?... Да что с вами разговаривать...
Говорят, что бородавки – расплата за былые кармические грехи. Раз речь о душе, то к психиатрии поближе, но...
Так и стояли друг против друга.
А ведь когда-то, быть может, по юности, над одним трупом засиживались....
Синяя птица удачи
Есть категория исключительно неприятных депрессивных больных: они депрессивные, но не до конца, не до греха.
Звонит жена, вызывает бригаду: Муж стоит на подоконнике и орет: "Все, блядь! Бросаюсь, блядь!"
Он уже часто бросался – то руку сломает, то ногу.
Третий этаж.
Приехала Скорая.
Санитар успел схватить клиента за ногу, ибо тот уже начал полет и повис. А фершалу снизу никак не достать: высоковато. Подпрыгивает, как мячик. Доктор сказал:
– Бросай.
Санитар разжал пальцы.
Вот вечно так бывает – рука, нога, а тут – точно темечком.
Дайте запить
На станции Скорой Помощи – обед.
Прибегает психиатр:
– Дайте чаю запить! Чаю мне дайте!
Объясняет:
– Пришел к больному, по вызову. Тот давай меня угощать каким-то говном. А я ему говорю: не ем я этого, такого...
Мясорубка
Карета Скорой Помощи битком набита разными приспособлениями с приборами, о которых дохтур даже не знает, что они такое суть и для чего.
Очень хитрое, современное внутреннее устройство.
Понятно, что во всем разбираться и не к чему.
И вот один доктор смотрел да разглядывал это убранство, это техническое изобилие, а потом пожал плечами и принес новенькую, сверкающую мясорубку.
Привинтил ее к какой-то полочке.
И Скорая стала ездить при мясорубке.
Некоторые больные, конечно, он интересуются: что это и зачем. Дохтур объясняет. Всякий раз по-новому, в зависимости от контекста извоза.
Очей очарованье
Знакомый дохтур, который вкалывает на Скорой, звонил мне дважды. Дело было в канун Нового, 2005, года. И оба раза, по естественной забывчивости, он пересказывал один и тот же эпизод, намертво впечатавшийся в его циничную память. Нечто похожее есть у Хичкока, в фильме «Головокружение». Но там нет финала...
Надо хорошо понимать, что за личность мой собеседник, и только потом потрясенно убедиться в существовании вещей, способных вызвать в нем умиление, благоговение и трепет.
Поначалу он застал меня в кафе, куда я заглянул выпить сока.
Мой собеседник устроил кафе у себя на дому, и соков там не подавали. А пить ему хотелось.
– Представь, – втолковывал он. – Мимо балкона шестого этажа пролетает девушка. И лежит на газоне – навытяжку, смирная, красивая... – здесь доктор запинался, вылавливая сачком все душевные, превосходные эпитеты, самые начала поэзии. – В общем, красавица... Длинные ресницы... глаза широко распахнуты, и снежинки, падая на глазные яблоки... не тают!.. – завороженно повторял он. – Не тают...
...Проводы Старого года. Новый звонок.
– Ты уже рассказывал...
– Да? Вообрази: падают, оседают и не тают.. ложатся и лежат...
Точка РВУ
Когда мы отмечаем Новый год – что же МЫ празднуем? Дети – ясно: подарки. А мы?
Я уверен, что любому хотя бы разок хотелось узнать, что же именно. Вернее, подсмотреть: какое оно? Различить Точку?
Бывает, что отмечается приближение следующего.
...Клиент был из категории неотложных. Приехала бригада; там уже находился какой-то доктор, он уже якобы порывался реанимировать уходящего прямо на полу. Массировал.
Страшно всё неудобно, несподручно. Со всех сторон – крики: спасите! помогите!
Это понятно.
Доктору со Скорой понятно, что придется интубировать. Ставить трубку в дыхательное горло и подключать к аппарату.
То ли и впрямь неудобно было, то ли доктор оплошал, но попал в пищевод – такое бывает нередко. Само по себе – ничего, мелочь.
Первый доктор знай себе массирует. Ну, и добился успеха: фершалу, прямо в лицо, ударил фонтан блевотины.
С ними еще и фершалица явилась; она приволокла половую тряпку и стала вытирать фершалу лицо. Но не смыла, а только растерла.
Тут, на клиента, начал блевать коленопреклоненный фершал.
И реанимация очень своевременно завершилась.
По причине бесперспективности.
Ступеньки, милорд! Ступеньки, милорд! Ступеньки...
Так госпожа Бонасье пришепетывала герцогу Бэкингему в известном кино.
Можно дать и другое название: "Побег из замка Иф".
Больной был носилочный. Его нужно было положить на носилки и снести вниз, в машину. Людей, как обычно, не хватало, а шофер не хотел рвать и так уже сорванную спину. Пригласили соседа по лестнице. А того пасли, чтоб не нажрался.
Он с удивительной готовностью взялся содействовать. В тапочках, трениках – цап носилки с головного конца. Благородное дело! Ничего не попишешь. Алиби.
Стали спускаться.
Упал и – затылком о ступеньку. Навсегда.
Фершал глянул и отвез в морг.
В трениках.
Жена решила, что удрал-таки за пивком. Через несколько часов не выдержала, позвонила на скорую:
– Где?
Оттуда, без эмоций:
– Как это – где? В морге.
Шестнадцать тонн
Было такое музыкальное произведение.
Не знаю, почему, но захотелось так назвать все, что ниже.
Я в стороне, к вашему сведению, я излагаю сухие факты.
Одному доктору навязывали в карету Скорой Помощи древнейшую старушку из фтизиопульмонологии. Это где туберкулез лечат. Ни о какой помощи речь идти не могла. Старушка была безнадежна, и заряд у нее кончился.
И занималась она, в своем беспамятстве, в основном, дефекацией.
Доктору страшно не хотелось ее брать. Отчаянно не хотелось. Ну, к чему? Что он сможет?
Не отвертелся.
Запах стоял такой, что скунс отдыхал и покуривал.
Эвтаназия в России существует давно; она, зачастую, и есть сама медицина, и не вызывает никаких кривотолков, ибо нельзя же каждый пук прописать в Госдуме, где уже закончились даже стоячие и откидные места.
Бабку несло так, что перехватывало горло. Аппаратура у доктора имелась – как раз на те случаи, когда спорят: отключать аппарат, не отключать аппарат.
И еще на Скорой Помощи существует пословица:
"Шесть тысяч вольт заменЯт вам ковбойский кольт".
Думайте, как хотите.
Волшебная пробуксовка
Если мы и впредь готовы доверяться Бродскому, то в Рождество даже сам Комбинат Эскулапа бывает немного волхвом.
Мы с дочкой явились в поликлинику рано-рано, в официальный выходной день, и в этот самый день нас самыми первыми принял окулист, безо всякой очереди, хотя за номерками занимают ее в пятницу, по утрам, с семи утра, мамы-папы-и-бабушки. А когда мы только явились, на главной двери еще висел огромный амбарный звонок, и тьма стояла, не потревоженная звездами. Нам нужно было выяснить, на какой парте можно сидеть моей отроковице.
Отроковице можно сидеть где угодно, и в этом – еще одно чудо, ибо ей грозила близорукость, но вот, извольте: единица. Единственный случай, когда она приятна как оценка.
Правда, в последней строчке она постоянно путала буквы "е" и "б".
Но школа научит их правильно сочетать и угадывать. Никаких чудес.
Скорняк
Я не мог пройти мимо этого эпизода, и наверняка данная сцена уже где-то звучала, но она вдруг предстала передо мной во всем волшебстве восстановленного мгновения. Опишу, как опишется – давнее, студенческое, акушерское.
Меня – как и всех, зачем-то это было нужно, хотя нас и близко не подпускали ни к чему, и никому мы не были нужны – заставили дежурить сутки в акушерской клинике. Наступил мой черед.
Солнце садилось; я шел по пустынному коридору роддома: в этом крыле почему-то не было клиентуры, и стояла мертвая тишина. Ни писка, ни визга, ни схваток.
Не знаю, зачем я там шел.
Дверь в одну палату была распахнута, внутри что-то происходило.
Я, выделяясь беловатым пятном в коридорном полумраке, остановился и посмотрел.
Все в той же тишине, абсолютно беззвучно, шло рутинное действо.
Виднелись чьи-то неподвижные ноги, расставленные по стойке смирно.
Между ног на табуреточке сидел, выпятив губу. молчаливый, толстенький, низенький доктор в съехавшем колпаке и в очках. И зашивал.
Он молчал, и она молчала, тоже стараясь выпятить губу. Между ними существовала договоренность – возможно, о зашивании всего и вся наглухо. Опять же: ни писка, ни визга, ни схваток.
Казалось, он пришивает пуговицу к рубашке. Или выполняет какое-то другое, скорняжно-портняжное поручение.
Он даже не посмотрел в мою сторону. Во всей его позе, в каждом взмахе иглы читалась абсолютная безнадежность и усталость от ежедневных чудес чадорождения.
Тертый масон, бессменный каменщик, хранитель таинств.
Холодный сапожник, храбрый портняжка. Ликвидатор дратвы.
Смеркалось, и я на цыпочках двинулся дальше. Я понял, что это не мое дело.
Ловушка для одинокого мужчины
С возрастом у многих начинает вылезать на Божий свет определенная скупость, то есть прижимистость, хозяйственность и экономность.
Докторов это тоже касается.
Одна пожилая докторша, много лет проработавшая в гинекологии, как раз и начала демонстрировать подобные свойства.
Нашла на улице пакет.
Сколько раз говорили: не трогайте! Сами знаете, что может лежать внутри.
Но страсти не обуздаешь, алчности не задушишь. Подняла.
Развернула – и поначалу не поняла, что же это такое, а потом увидела, что это кем-то потерянная покупка из секс-шопа: женский заменитель, исключительно качественный. Все на месте и вполне способно удовлетворить, безотказно, и поить не надо. Если это и выпало из какой-нибудь Черной Фатимы, то как предмет персонального устройства, а не орудие диверсионного назначения.
Приволокла в отделение, коллегам показать.
Все живо заинтересовались, рассматривали. Студентам бы такой муляж.
А эта докторша носила домой с работы мужу кашу.
– И это ему снесу, – говорит, – чтоб не лез.
Могли бы даже выскоблить, на всякий случай. Я бы выскоблил – тем более, что не умею. Вдруг там Чужой? А чужие здесь не ходят.
Ловушка для одиноких мужчин (Улица Разбитых Намордников)
Вот еще одна история про сумку.
О том, что черт его знает – заглядывать в неведомое, или не заглядывать, а вызвать козлиного робота с собакой, которые всяческую поклажу охотно и небезуспешно понюхают и взорвут. Ведь звездное небо – та же сумка, и нужен ли нам телескоп? Не говоря о скоростных магистралях с кольцом на Титане?
Все, что ниже, больше годится в мои "Болезные Сказки", но это быль, и в этой были много непонятного, так что и не спрашивайте даже, я ничего не знаю.
Кроме того, что бригаду Скорой Помощи вызвали на ушибы и порезы. В милицию.
Милиция была самая заурядная, с дукалисом и соловцом.
В ее здание ворвалась безумная женщина со спортивной сумкой. Бывает, что сразу понятно: безумная. Это не тот был случай, когда начинаешь копать: а может, ему (ей) померещилось? что, если то был не чертик, а вошь, или блоха проскакала? Явное, ничем не прикрытое умопомешательство.
Выкрикивая что-то бессвязное типа "ну, хватит", вбежавшая метнула сумку в окно дежурного и сама метнулась туда же, да так, что стекло это, специальное и очень прочное, не выдержало, сумка влетела внутрь, и женщина чуть пропихнулась, но выпихнулась обратно, и пустилась бежать, а все, кто находился в дежурке, залегли, подозревая бомбу.
Другие сотрудники, ларины и мухоморы, затеяли погоню, и догнали, и уложили, и заковали в кандалы.
Сумка же валялась себе.
Ее осторожно расстегнули. Там были грины, евро, деревянные – лимона на три.
Пока приходили в себя, приехали доктора.
– Нужны психиатры, – пожали они плечами, лишь глянув.
Послали за психиатрами.
Психиатрическая бригада сумку принимать застремалась и отказалась. Приказала составить опись. И менты, обкусывая себе конечности до крупных суставов, составили опись купюр: довольно пухлую пачку листов, исписанных кровавым почерком, и эту пачку вручили-таки психиатрам, и те уехали с безумной, а сумка осталась, но уже – недосягаемая для внутренних дел.
Стажер
– Ну, вот приехал я туда, – рассказывал мне доктор из наскоро помогающих. – Вижу – мальчик. Ну... лет 14. Но только какой-то уж очень маленький мальчик... может, лет 10.
И – мое ноу хау, термин не продается! – неправильная геометрия живота (ноу-хау моего осведомителя, по его утверждению – АС).
Живот объемный, писька в одну сторону, пупок – в другую, цирроз печени... белая горячка...
"Он вообще-то как – выпивает у вас?" – спрашиваю у папы.
А папа у него тоже врач, но военный.
"Да нет, – гудит папа и вскидывает брови. – Запоями – только последние три года..."
Черт страшен не так, как его малюют
Доктор пришел на работу, как и положено, утром; ему отчаянно хотелось излить, отлить и слить через край неуютные благородные помыслы. В его голове, едва он проснулся, созрело за ночь естественное чистосердечное признание. По делам его.
Доктор проследовал прямо к Заведующему Подстанцией Скорой Помощи.
Там он довел свои глаза до прозрачности и честно, без обиняков, предъявил явку с повинной:
– Я пьян. Я сегодня не могу работать.
– Нууууууу, – протянул заведующий, – ну что, ну давай, пиши бумагу какую, что ли...
Тот сел и начал писать абстрактное объяснение, шедшее в абсолютный разрез с истиной.
Заведующий похаживал вокруг.
– Слушай, а может, съездишь? – спросил он с надеждой и легким недоумением. – Пишешь ты как будто ничего, нормально, ходишь прилично...
– Ладно, – доктор пожал плечами, – съезжу. Но я как на духу выкладываю: я с пивом пришел.
– Ну а вот пиво ты не пей. Выспишься, пока едешь... Давай!...
Доктор потом разводил руками:
– Ну ясно же, как я выспался...
– Но клиенты не жаловались? (мой был вопрос, АС)
– Клиенты? Неее!... Я их молча гасил наркотой с порога, чтоб даже не вякали... клиенты были довольны...
Заведующий был тоже доволен.
– Но чтобы в последний раз, – погрозил он пальцем. – Так, по жизни, ты же нормально работаешь. Все же путем. А когда вдруг полез кого-то там оперировать, так вот этого не надо, понимаешь?...
На правах рекламы
Рекламный щит в метро, очень приятный.
"НИИ скорой помощи им. Джанелидзе всегда рядом с вами!"
В числе достоинств поминается vip-отделение.
Размытый кадр, подразумевающий скорость и оперативность. Виден кусок каталки, ногами вперед. Надеюсь, что это vip.
Надеюсь, что его увозят, а не подвозят к расплывчатой фигуре в белом, которая маячит вдали – то ли доктор, то ли ангел. Светящееся Существо.
На крыльях ночи
Анестезиологи – капризный народ.
Короткая, толстая шея – плохо. Длинная и тощая – тоже плохо.
Трубку неудобно запихивать.
Однажды затеяли кесарить Большую Женщину, чрезвычайно объемную. Там и груди футбольные, которые раскидать нужно, и шея короткая, и подбородок едва намечен – нижнюю челюсть не выдвинуть.
Вот она уже лежит, распростертая, словно на предметном стекле. Готовая под микроскоп. Капает капельница, подмигивают приборы.
А сама анестезиолог – еще толще. Тоже Очень Большая Женщина. Встала в изголовье, сзади, да и не выдержала:
– Ну, зачем ты такая корова?!...
Чувствует, что будет ей трудно, и чуть не плачет.
А роженица уже уплывает на крыльях ночи. Внутривенный наркоз начинает работать, и та изрекает, блаженствуя, назидательную и непредусмотренную мудрость:
– Тощая корова – это еще не газель...
Второй тайм
Как правильно говорится в песне, первый тайм мы уже отыграли. О втором информации чуть, но немножечко есть.
Был у нас на курсе коренастный, глаза навыкате, человечек, назовем его Митей Засохиным.
Я не любил Митю.
Я невзлюбил его еще с колхозной поры, когда он выбился в бригадиры, и сделалось у него "звено" морковных грузчиков, то есть нас. И Митя ходил в тельняшке, бушлат нараспашку, нагло позыркивал глазками и, конечно, командовал. За ним поторопливались три-четыре доверенных и допущенных к телу лица. Они, правда, не возмущались синхронно, зато укоризненно молчали, взирая на нас, бездельников.
Потом, после колхоза, он переоделся в белые одежды и растворился в медицинском столпотворении. И вот оказалось, что у Мити уже на четвертом курсе случился досадный и непонятный психический эпизод.
Потом было еще два.
А на третий, уже сейчас, пригласили специальную бригаду магистров. Разговор подслушивал мой друг со Скорой; попросил его соединить с тем, кто поедет, чтобы рассказать предысторию поподробнее.
После доктор отзванивается:
– Да-а... Прогресс налицо. Такие подвижки, такая динамика!... Далеко продвинулся. Снял со стены крест и сунул в рот. И встал посреди комнаты, разведя руки и ноги. Дескать, он принимает космические предохранительные сигналы.
А до того – ничего, работал себе, врачевал.
Теперь уж все.
Не то, чтобы жалко... но что-то кольнуло. Правда, апельсины не повезу.
