Текст книги "Мифы и легенды народов мира. Том 12. Передняя Азия"
Автор книги: Автор Неизвестен
Жанр:
Мифы. Легенды. Эпос
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)
Баалат–Гебал была царицей Кипра. Сначала она полюбила воинственного бога, а затем влюбилась в юного пастуха и охотника Таммуза, сына Хусора[435]435
Таммуз был старинным месопотамским богом, и его культ был широко распространен в Месопотамии, но вышел он и за пределы этой страны. Известно, что иерусалимские женщины незадолго до падения Иерусалима оплакивали смерть Таммуза и воздавали ему почести. Таммуз был умирающим и воскресающим богом, что делало его похожим на ряд, финикийских богов. Известия о существовании этого восточного бога достигли Греции, и греки нередко называли именем Таммуза самых разных восточных богов, относящихся к типу умирающих и воскресающих. Учитывая, что дальнейшее действие совершается в Библе, можно говорить, что в данном случае под Таммузом подразумевается Адонис.
[Закрыть], и, покинув Кипр, направилась в Финикию, в город Библ, который тогда был самым сильным городом этой страны[436]436
Это указание свидетельствует о библском происхождении легенды.
[Закрыть]. Там она сочеталась любовью с Таммузом, и они были счастливы. Но муж Баалат–Гебал узнал об этом и, позавидовав счастью своей бывшей жены и Таммуза, направился тоже в Финикию.
В это время Таммуз ушел охотиться в горы Ливана. Завистливый и ревнивый супруг Баалат–Гебал принял облик огромного свирепого кабана. Таммуз, встретив кабана невиданного размера, бросился на него. Кабан увлек Таммуза в чащу на крутом склоне горы и напал на него. Справиться с ним Таммуз никак не мог. Кабан разорвал Таммуза на части. Баалат–Гебал долго искала своего возлюбленного и наконец нашла его останки.
Она собрала их и похоронила в Афаке, у истоков реки Адонис, протекавшей к югу от Библа. После гибели Таммуза Баалат–Гебал осталась в Библе и не захотела возвращаться на Кипр ни к мужу, ни к первому возлюбленному. Она тосковала по Таммузу и отправилась в Афаку на его могилу, где и умерла от тоски и горя. Но боги воскресили и Таммуза и Баалат–Гебал, которая стала госпожой Библа.
Египетская богиня пустъни Сехмет, нередко отождествлявщаяся с финикийской богиней Баалат–Гебал. Ок. VI в. до н. э. Золото
Когда‑то, когда боги сражались за власть на небе и на земле, Баалат–Гебал, испугавшись жестокой войны, бежала далеко на восток к берегам Евфрата. С ней был ее маленький сын. И вот она села на берег реки вместе с младенцем, скрывшись в тополях, камышах и ивняке. В это время пронесся поток ветра, и деревья и кусты зашумели. Баалат–Гебал решила, что это приближаются враги. Испугавшись, особенно за сына, она воззвала к местным божествам, чтобы они защитили ее и младенца, вскричав, что спасут они двух богов. После этого богиня с сыном бросилась в реку. И две рыбы–близнецы подняли мать и сына на своих спинах и вынесли их на берег. За это рыбы позже были взяты на небо и превратились в одно из созвездий зодиакального круга. Сын Баалат–Гебал стал богом любви, а она сама отправилась в Библ. Когда Эл окончательно победил и стал верховным богом, царем богов и людей, он отдал Баалат–Гебал тот город, который он сам когда‑то основал, – Библ. С тех пор Баалат–Гебал – царица Библа[437]437
Баалат–Гебал и означает «владычица или царица Библа». Это явно не было ее собственным именем. Некоторые исследователи полагают, что в действительности речь идет об Астарте или Анат, но, как уже говорилось, это едва ли так: Баалат–Гебал была самостоятельной божественной фигурой. Греки и римляне отождествляли ее с Дионой, матерью Афродиты. Под этим именем ее воспел римский поэт Овидий (I в. до н. э. – I в. н. э.), который, совершенно очевидно, воспроизвел (хотя сам, может быть, этого и не знал) финикийский миф.
[Закрыть].
У мифа об Адонисе парадоксальная судьба. Само имя бога, как мы уже отмечали, чисто семитское. Но в то же время все, что мы знаем об Адонисе, происходит только из греко–римских источников. Собственно финикийский миф не передал ни один автор. Правда, мы знаем о некоторых финикийских именах с элементом «адони». И в трактате «О сирийской богине», который приписывается греческому писателю римского времени Лукиану, говорится о празднике в честь Адониса в Библе. Греки тоже почитали Адониса, включив его в мир своих богов. Произошло это довольно рано. Об Адонисе упоминал Гесиод, который делает Адониса сыном Финика, предка финикийцев. Это самое раннее упоминание Адониса. Позже об Адонисе писали многие авторы, приводя различные версии мифа. Варианты расходятся в деталях, но в целом похожи: все они рассказывают о страсти к Адонису богини любви, о гибели юного Адониса на охоте от клыков страшного вепря, о печали богини и часто о воскресении Адониса. В честь Адониса в греческих городах, в том числе в Афинах, устраивались праздники. Постепенно они приобрели чисто греческий характер. Но в своей основе миф оставался финикийским. Возможно, с этим мифом греки познакомились на Кипре; недаром в нем местом первоначального действия являлся именно этот остров, и лишь затем события разворачиваются в Библе. Но не исключено, что знакомство с мифом произошло в самом Библе, который греки посещали еще во второй половине II тысячелетия до н. э.
[Закрыть]
Юный бог Адонис был тесно связан с Библом. Об этом боге тоже ходили разные рассказы, различающиеся в деталях, но все же близкие по содержанию.
Когда‑то жила Мирра[439]439
Другие источники называют имя Смирна.
[Закрыть], дочь могучего царя Кинира, правившего на Кипре. В свое время ее мать не почитала богиню любви[440]440
По–видимому, Астарту.
[Закрыть] и даже говорила, что ее дочери красивее богини. За это богиня разгневалась и, сочтя такие слова преступными, решила вместо матери наказать дочь[441]441
Мотив мести богов, наказывающих детей за преступление родителей, распространен в мифологии. Это представление основывалось на идее коллективной ответственности рода, а тем более семьи, за все поступки, совершенные членами данных рода или семьи.
[Закрыть]. Она внушила ей нечестивую любовь к собственному отцу. Кинир, видя, что его дочь уже вошла в брачный возраст, стал приглашать женихов, но та всех их решительно отвергала и на вопрос отца, какого же мужа она желает, отвечала, что похожего на него. Кинир, полагая, что в ее словах звучит почтение к нему, был очень рад такому ответу, а Мирра еще больше запылала любовью и в то же время сознавала всю тяжесть греха. Наконец, не выдержав таких страданий, девушка решила повеситься. Но кормилица спасла ее от смерти. А узнав о преступной страсти Мирры, преданная кормилица пообещала ей помочь.
И вот, в один из праздников, когда жены ушли славить Астарту, Кинир, оставшись во дворце, напился пьяным, и кормилица ночью ввела к нему Мирру, сказав, что это – девушка, влюбленная в царя, похожая на его дочь и одних лет с нею. Так Мирра зачала от собственного отца. А когда наступил день и Кинир увидел, кто лежал с ним на ложе, он ужаснулся и бросился на преступную дочь, желая убить ее. Мирра с трудом убежала и, покинув царство отца, долго бродила по свету. Утомившись от скитаний, она обратилась к богам с мольбой, чтобы те из‑за ее позора изгнали ее и из царства живых, и из царства мертвых. Боги согласились исполнить ее мольбу. И вот ноги Мирры покрыла земля, из ступней выросли корни, кости превратились в дерево, кровь – в древесный сок, а кожа – в кору. Так Мирра стала деревом. Но внутри ствола оставался ребенок, плод ее нечестивой страсти. И по прошествии девяти месяцев ствол лопнул и из него появился на свет младенец, которого назвали Адонисом. Правда, рассказывали и по–другому: что отец через девять месяцев все же настиг Мирру, которая к тому времени уже стала деревом, и ударил ее мечом, и из трещины вышел Адонис.
Адонис быстро рос и стал красивейшим из юношей. Его увидела Баалат–Гебал и страстно в него влюбилась. Ей захотелось никогда не расставаться с ним. Адонис тем временем больше всех других занятий полюбил охоту, и богиня стала охотиться вместе с ним. Но ей все же приходилось иногда отлучаться, и поэтому, боясь за его жизнь, принялась Баалат–Гебал его увещевать, чтобы он был осторожнее на охоте и ни в коем случае не охотился на ужасных львов и щетинистых свирепых кабанов. И однажды, когда богини не было с ним, Адонис отправился на охоту.
Вскоре он услышал неистовый лай и увидел, что собаки выгнали из берлоги огромного кабана. Некоторые говорили, что это сам бог войны принял вид кабана, чтобы погубить Адониса[442]442
В некоторых вариантах мифа рассказывалось, что ранее возлюбленным богини был бог войны (в греческом варианте Арес). Поэтому убийство Адониса могло рассматриваться как проявление ревности. В греческих вариантах мифа часто говорилось, что нападение страшного кабана было местью богини Артемиды за то, что Адонис случайно увидел ее обнаженной.
[Закрыть]. Бежать было уже поздно, и Адонис смело выступил вперед. Он ударил кабана копьем, но тот стряхнул с себя обагренное кровью копье и бросился на Адониса. Адонис, вспомнив предостережение богини, бросился бежать. Но кабан нагнал его и всадил ему в тело острый клык[443]443
В первобытном обществе часты были запреты есть мясо того или иного животного. Может быть, то, что кабан был виновником гибели Адониса, служило, по крайней мере в Библе, мифическим обоснованием запрета есть мясо свиньи, существовавшего у западных семитов.
[Закрыть]. Адонис упал, умирая. Баалат–Гебал услышала предсмертный крик юноши и бросилась к нему. Она обнимала тело и оплакивала Адониса. Она умоляла не уходить от нее в иной мир, пробудиться и дать ей последний поцелуй, длящийся столько, сколько может длиться лобзанье. Богиня скорбела, что, будучи бессмертной, она не может идти за возлюбленным в подземное царство, дабы и там не разлучаться с ним. Затем Баалат–Гебал подняла мертвое тело, вынесла его из леса, положила на пурпурные ткани, обмазала его благовониями и возлила на него драгоценное миро. А собравшиеся вокруг возлагали на мертвое тело погребальные венки и обрезали кудри в знак скорби. А потом решила богиня оставить вечную память о погибшем, и из крови Адониса вырастила она прекрасный цветок анемон. Но на этом богиня не успокоилась. Она обратилась к отцу, и верховный бог решил воскресить Адониса. А чтобы не очень обижалась подземная царица Шеол, он решил, что часть года Адонис будет проводить под землей, а часть – на этом свете. Местом же его пребывания на земле он избрал Библ.
Но другие рассказывали, что уже с самого рождения Адониса Баалат–Гебал полюбила младенца. Она очень боялась за него, оставшегося с самого рождения сиротой. Поэтому она положила ребенка в ларец и доверила его хранение богине подземного мира Шеол. Но, когда Адонис вырос, Шеол не захотела возвращать его на землю. И поскольку богини никак не могли прийти к согласию о месте пребывания Адониса, то они обратились к Элу. И тот решил разделить год на три части: одну часть года Адонис проводит в подземном мире, одну часть – на земле с Баалат–Гебал, а одну – тоже на земле, но так, как ему вздумается. Адонис же, сам полюбивший Баалат–Гебал, присоединил свою треть к доле этой богини, так что с ней он проводит две трети года, а в мире смерти с Шеол – одну треть. Но и в подземном мире Адонис оставался живым, и таким его видела богиня любви, специально на свидание с юношей спускавшаяся под землю.
Жители Берита рассказывали, что возлюбленной Адониса была богиня Астарта. Плодом этой любви стала Бероя. И ее именем богиня назвала основанный ею город Верит[444]444
Нонн, о котором уже говорилось, вставил этот рассказ в свое прославление города Берита. Видимо, Адонис почитался не только в Библе, но и в Берите.
[Закрыть].
Рассказывают, что Эшмун был прекрасным и юным охотником на диких зверей в лесистых долинах Ливана. И однажды его увидела Астарта и всем сердцем полюбила. Она решила соединиться с ним. Но Эшмун не захотел быть возлюбленным богини. Как‑то раз Астарта явилась в ту долину, где охотился Эшмун, и приблизилась к нему. Эшмун в страхе отпрянул, но Астарта не успокоилась. И тогда Эшмун бросился бежать. Но богиня была гораздо быстрее его и скоро стала его настигать. Тогда Эшмун решил сам себя оскопить. Он ударил себя топором и упал, обливаясь кровью. Горько вскрикнула Астарта, увидев, как умирает ее несостоявшийся возлюбленный. Раскаялась она в своей страсти и решила вернуть юношу к жизни. Она наполнила его животворной теплотой, и он воскрес. А воскрешенного Эшмуна Астарта сделала богом[445]445
Фригийцы, которые жили в I тысячелетии до н. э. в Малой Азии, рассказывали о своей богине Кибеле и юноше Аттисе практически то же самое. На этом основании была высказана мысль, что Дамаский, передавший этот миф, многое взял из фригийского мифа. Однако в таком предположении нет надобности. Подобные мифы могли возникнуть у разных народов совершенно самостоятельно. К тому же Дамаский сам недвусмысленно назвал богиню, преследующую Эшмуна, финикийской. И имя юноши он дал в финикийской форме, только оговорившись, что это имя греки переводят как Асклепий, и подчеркивая, что в Берите Асклепий не грек и не египтянин, а финикиец. Поэтому думается, что миф об Эшмуне и преследовавшей его Астарте – чисто финикийский.
[Закрыть].
В Египте был найден папирус, содержащий миф об Астарте и боге моря. Этот миф, несомненно, финикийский[446]446
В Египте, как мы уже говорили, не было собственного морского божества. Поэтому не только упоминание Астарты, но и роль, какую играл в повествовании бог моря, свидетельствуют о финикийском происхождении этого мифа. Когда бог моря попал в Египет, сказать трудно. Текст этого египетского мифа относится приблизительно к XVI‑XIV вв. до н. э. Здесь Йам резко противостоит остальным богам, так что можно думать, что его все еще воспринимали как сравнительно новое божество. В XIII в. до н. э. этот бог тоже в качестве коварного и злого упоминается в египетской сказке «О двух братьях». Папирус, на котором этот миф записан, дошел до нас в очень плохом состоянии, и далеко не всегда можно даже догадаться о содержании тех или иных эпизодов. Поэтому и содержание мифа восстановлено в значительной части гипотетически.
[Закрыть].
Бог моря Йам решил, что он – самый великий из богов и все остальные боги должны платить ему дань. И боги испугались. Первой принесла Йаму дань богиня урожая Рененут, дала она ему серебро, золото, лазурит, ларцы, полные драгоценностей. За ней послали Иаму дань и другие боги. Но бог моря этим не удовлетворился. Испугались боги, что Йам совсем разорит их, и стали думать, как с ним договориться. Решили они выбрать посредника[447]447
Ситуация напоминает начало утаритского сказания о борьбе Балу против Йамму. Там тоже говорится, что бог моря потребовал от богов признать его верховную власть, и те согласились. Но дальше идет различие. Угаритяне рассказывали, что нашелся смелый бог, выступивший против притязаний Йамму, – Силач Балу. Египетские же боги не решились выступить против Йама и стали искать пути договориться с ним. В какой степени такое поведение египетских богов соответствует варианту неизвестного финикийского мифа, сказать трудно. Возможно, эта черта была внесена в миф уже в Египте, хотя причин этого мы не знаем.
[Закрыть]. И выбор пал на Астарту[448]448
Выбор Астарты, вероятно, объясняется азиатским происхождением обоих божеств. Но Астарта уже настолько вошла в божественный мир Египта, что ее стали считать то ли дочерью, то ли супругой великого бога Птаха, одного из создателей вселенной.
[Закрыть]. Рененут послала к ней птицу, повелев не возвращаться, пока та не уговорит Астарту помочь богам. Услышав просьбу богов, Астарта заплакала, сама испугавшись грозного бога моря. Но птица уговорила ее. Й вот Астарта пришла туда, где заседали невеликие боги[449]449
В египетском тексте говорится об «эннеаде», т. е. «девятке». В такие девятки объединяли египтяне своих наиболее почитаемых богов.
[Закрыть]. Они стали просить ее пойти к Йаму, соблазнить его и вызвать у него любовь к ней. А затем уже попросить Йама уменьшить дань. И Астарта согласилась.
Взяла Астарта свою долю дани, отправилась к берегу моря и вошла во дворец Йама. Там она стала петь и смеяться. И спросил Йам:
– Зачем ты пришла ко мне? Сандалии на твоих ногах разбиты, и платье на тебе разорвано от долгой ходьбы.
И сказала ему Астарта, что принесла она ему свою дань и хочет сама ее отдать. Радостный, впустил Йам ее в свой дворец. Там начала Астарта соблазнять бога моря и добилась своей цели. Полюбив Астарту, Нам решил жениться на ней. Он отправил вестника к ее отцу, богу Птаху, и потребовал, чтобы тот отдал ее ему. Птах обратился к другим великим богам и попросил совета. Боги посоветовали согласиться на требование Йама, но также передать богу моря, что он должен отказаться брать с них непосильную дань. Однако Йам на это не согласился. И были вынуждены боги снимать свои драгоценности и отдавать их в качестве дани Йаму. Скорбели боги по этому поводу и не раз вступали в переговоры с Йамом. И тогда Астарта сказала, что не будет она женой бога моря, если тот будет настаивать на своих требованиях. И согласился Йам. И наступил мир среди богов[450]450
Конец рассказа не сохранился. Так что сделанное дополнение не основывается на тексте, а кажется наиболее логичным выводом из сказанного.
[Закрыть].
Статуэтка Мелькарта. Сицилия. Бронза
Мелькарт (правильнее – Милькарт) был одним из «молодых богов». Само это имя означает царь города», а под «городом» подразумевался Тир[451]451
Жителям какого‑либо города, особенно крупного, играющего заметную роль в политической жизни, было свойственно называть свой город просто «городом». Мы уже знаем, что так поступали угаритяне. И позже римляне называли Рим Городом – Urbs. Поэтому нет ничего удивительного в именовании главного тирского бога «царем города» без всякого уточнения. Это только подчеркивает местный характер культа и тирское происхождение ходивших об этом боге сказаний. Собственное имя бога настолько тщательно скрывалось, что его нет ни в одном памятнике, дошедшем до нас.
[Закрыть]. В Тире Мелькарта очень почитали, считая своим владыкой[452]452
Сохранилась финикийская надпись, в которой Мелькарт назван Баал–Цор, т. е. «владыка Тира».
[Закрыть], его праздник бы одним из самых главных, а может быть, и самым главным в Тире. Когда тирийцы создали множество поселений на берегах Средиземного моря и даже океана, поселенцы тоже стали почитать Мелькарта, а в некоторых из этих поселений, как, например, в Гадесе, Мелькарт, как и в Тире, стал считаться основателем города и главным богом[453]453
Следы культа Мелькарта найдены практически во всех финикийских колониях Центрального и Западного Средиземноморья. Часты там и имена с элементом «мелькарт» (иногда в сокращенной форме).
[Закрыть]. Но Мелькарт был популярен не только среди тирийцев, но и среди колонистов – выходцев из их города. Его весьма чтили в самом северном финикийском городе – Арваде[454]454
В Арваде в IV в. до н. э. был дворец тирского царя. Возможно, почитание Мелькарта распространилось в этом городе под влиянием тирийцев.
[Закрыть]. И даже за пределами Финикии дамасский царь Бар–Хадад (приблизительно IX в. до н. э.) воздал почести этому богу[455]455
Надпись царя Бар–Хадада была составлена на арамейском (а не финикийском) языке около 800 г. до н. э. Это самое древнее дошедшее до нас документальное подтверждение существования культа Мелькарта. Постановка дамасским царем стелы в честь Мелькарта обычно считается свидетельством тирского влияния на Дамаск. Возможно, к концу IX в. до н. э. культ Мелькарта уже настолько укоренился в Дамаске, что не считался чужеземным. Стела была найдена довольно далеко от Дамаска, на севере Сирии, и служила знаком влияния Бар–Хадада в этой части страны. Маловероятно, чтобы царь воздвиг такую стелу в честь чужого бога. Правда, существует и другое предположение: в этом районе имелась торговая фактория тирийцев, и постановкой стелы дамасский царь почтил их бога.
[Закрыть].
Финикийцы полагали, что Мелькарт покровительствует дальним морским походам и колонизации. Мелькарта изображали в виде бородатого мужчины в расцвете лет, иногда как морского бога, мчащегося на гиппокампе (фантастическом морском существе – полуконе–полурыбе), а иногда в качестве героя, борющегося со зверями, а то и с чудовищами[456]456
Так изображался Мелькарт на тирских монетах, стелах, щитке кольца, пластинках из слоновой кости, бывших, вероятно, украшением мебели, и на других памятниках изобразительного и прикладного искусства.
[Закрыть]. Эти изображения подчеркивают героические черты тирского бога, что и позволило грекам считать его тем же героем, что и их Геракл[457]457
Отождествление Мелькарта и Геракла произошло не позже VI в. до н. э., и после этого Мелькарт уже ни с каким греческим богом или героем не отождествлялся. Конечно, основаниями для такого отождествления явились рождение Мелькарта от Демарунта, которого, вероятно, греки считали вариантом своего Зевса, а главное – подвиги Мелькарта, о которых будет сказано несколько ниже и которые так роднили его со знаменитым греческим героем.
[Закрыть]. Тирийцы же приписывали Мелькарту как своему «баалу» создание всего, что особенно ценилось ими. Для них Мелькарт был и солнечным, и морским, и аграрным богом[458]458
Сущность Мелькарта вызвала споры среди специалистов. Подвиги Мелькарта связаны с его борьбой против мрачных порождений злых сил земных глубин. Такие мифы обычно относятся именно к солнечным божествам. Своими подвигами Мелькарт похож на библейского Самсона, который тоже сражался со львом, и месопотамского Гильгамеша. Сейчас установлен солнечный характер этих персонажей. Солнечным божеством предстает Мелькарт в легенде о спасении Гадеса. То, что Мелькарта порой изображали мчащимся на гиппокампе, с рыбами либо с дельфинами, доказывает его морской характер. Об этом же говорит и один из вариантов мифа о его рождении. Наконец, всякий умирающий и воскресающий бог, а именно таким был Мелькарт, связан с аграрным циклом. Такое соединение самых разных качеств в одном персонаже характерно для местного, в данном случае тирского, баала – владыки.
[Закрыть], а также изобретателем многого из того, чем гордился Тир.
Во время войны между богами Эл отнял у Неба его наложницу и отдал ее своему брату Дагону. Эта наложница уже носила в своем чреве дитя от Неба и в положенный срок родила Демарунта. Супругой Демарунта стала Астарта, которая и родила сына. Родила она его на острове под огромной оливой, на вершине которой сидел орел – царственная птица, осеняющая своими крылами новорожденного. К этому орлу подползала змея, стремящаяся убить птицу, и она уже обвила своим телом оливу. Но ужалить орла и сделать что–либо плохое младенцу она не смогла. Сама олива была охвачена пламенем, но это пламя достигало только середины ствола и не вредило ни орлу, ни змее, ни младенцу. Этим младенцем и был Мелькарт, ставший затем царем города, владыкой Тира[459]459
О рождении Мелькарта говорили разные авторы, в том числе Нонн, явно почерпнувший свои сведения в конечном счете из финикийского источника. Сцена рождения Мелькарта изображена на рельефе уже римского времени. Надо, однако, заметить, что в Тире, судя по имеющимся скудным данным, рождение Мелькарта не отмечалось столь же торжественно, как его смерть и воскресение. Видимо, и в мифологии это событие играло меньшую роль.
[Закрыть].
Тир был одним из центров изготовления пурпурных тканей. Поэтому приписывание открытия этой краски Мелькарту вполне естественно.
[Закрыть]
Однажды Мелькарт гулял по морскому берегу со своей собакой. Собака рыскала по берегу, обнюхивая все вокруг и время от времени что‑то раскусывая. Так она раскусила раковину, и тотчас ее пасть окрасилась яркой краской, напоминающей горящее пламя. Сначала Мелькарт испугался, подумав, что это кровь. Но скоро он понял, что это краска, и поразился, до чего она красивая. В это время возлюбленная Мелькарта, нимфа Тир[461]461
Образ нимфы Тир воспринимался как символ самого города. Этот миф дошел до нас в греческой обработке, и поэтому мы не можем утверждать, что о возлюбленной Мелькарта говорили еще финикийцы. Возможно, этот мотив был привнесен в первоначальный рассказ греческим писателем. Но тирское происхождение самого мифа несомненно.
[Закрыть], убедила его окрасить этой краской свою одежду. И одежда тоже стала изумительно красивой. Так была открыта пурпурная краска. А Мелькарт научил людей добывать ее и окрашивать ею самые ценные одежды.
Люди очень скоро оценили благодеяние Мелькарта. Они добывали со дна моря пурпуроносных моллюсков и раскладывали их на берегу. Под воздействием солнца тела моллюсков гнили, а раковины раскрывались. После этого в каждой раковине оставалась капелька ярко–фиолетовой краски. Эти капельки собирали и из множества капелек делали краску, которая уже сама по себе была очень дорогой. Большую часть тканей окрашивали однократно, но были и дважды окрашенные, цена которых возрастала в десять раз. Были даже и трижды окрашенные, продаваемые уже по невероятно высоким ценам. Пурпуром окрашивали царские одежды. Финикийские купцы вывозили пурпурные ткани в другие страны, где они очень ценились. Финикийские мореплаватели специально пускались на поиски в Средиземном море и океане новых отмелей, где водились бы пурпуроносные моллюски. Изготовлением пурпурных тканей стали заниматься уже не только в Тире, но и в колони–ях. Финикийские пурпурные ткани и изделия из них пришлись весьма по вкусу грекам и римлянам, и они охотно их покупали.
Римский поэт I в. н. э. Силий Италик в своей поэме, посвященной войне Рима с карфагенским полководцем Ганнибалом, описал изображения на воротах храма Мелькарта (он его называет Геркулесом) в Гадесе. Здесь были представлены девять подвигов бога, а также (десятый сюжет) его смерть и воскресение. Судя по описаниям Силия Италика, эти изображения относятся не к греческому или римскому герою, а к финикийскому богу. Гераклу (Геркулесу) приписывается двенадцать особо выдающихся подвигов. Здесь же изображены всего девять. Между тем цикл двенадцати подвигов Геракла, этого любимого героя греков, очень рано сделался для последних привычным стереотипом. Важно то, что на воротах гадитанского храма нет изображений таких подвигов Геракла, как похищение яблок Гесперид, поддержка неба вместо Атланта, борьба с великаном Герионом. Однако эти мифы были известны довольно рано: о Герионе, например, упоминал уже Гесиод. Действие всех этих мифов греки помещали на дальнем западе, т. е. именно там, где находился Гадес. И было бы очень странно, если бы, избрав греческий образец, гадитане не использовали те мифы, которые имеют непосредственное отношение к их городу и близлежащей местности. С другой стороны, сцена смерти Геракла очень редко встречается в греческом изобразительном искусстве, но эта сцена имела огромное значение для тирийцев и их колонистов, особенно гадитан, ибо в их городе находилась святыня, почитаемая как гробница бога. Конечно, влияние греческой мифологии тоже возможно, но и в таком случае избирались только те сюжеты, которые были аналогичны темам подвигов и страданий Мелькарта. Все это убеждает в том, что перед нами сцены деяний Мелькарта.
[Закрыть]
Жизнь Мелькарта была заполнена подвигами, борьбой со страшными порождениями злых сил – земных, водных и небесных, которые мешали и угрожали людям.
Прежде всего Мелькарту пришлось сражаться со страшным змеем Дотаном. Это было извивающееся семиголовое чудовище, готовое пожрать любого, кто отважился бы приблизиться к нему. Но Мелькарт смело вступил с ним в бой. И как ни извивался змей, как ни нападал он на Мелькарта, тот отрубил ему одну за другой все семь голов и поверг его на землю.
Битва Мелькарта со львом. VII‑VI в. в. до н. э. Слоновая кость
Вторым подвигом бога стала борьба со львом. Страшный зверь напал на Мелькарта, но бог сильной рукой схватил его за гриву и прижал к земле. Затем левой ногой наступил на круп льва, а правой рукой нанес мощный удар двулезвийным топором по голове. Бездыханный лев распростерся по земле[463]463
Со львом боролись и месопотамский Гильгамеш, и библейский Самсон, и угаритский Балу. Сцена сражения Мелькарта со львом изображена на щитке золотого кольца, найденного в Карфагене.
[Закрыть]. В этой борьбе принимал участие и грифон – зверь с головой птицы и птичьими крыльями. О его участии в этой борьбе финикийцы рассказывали по–разному. Иногда они говорили, что грифон помог Мелькарту в схватке со львом. А другие утверждали, что грифон вместе со львом выступил против Мелькарта, но тому помог в бою молодой безбородый бог Цид, сразивший грифона[464]464
Сцена сражения быка со львом при поддержке грифона изображена на пластинке из слоновой кости, найденной в Испании и изготовленной либо финикийцем, либо местным резчиком, но под сильным финикийским влиянием. Бык здесь явно олицетворяет Мелькарта. И мы снова находим общие черты между тирским Мелькартом и утаритским Балу и убеждаемся, что эти две фигуры – одного порядка; они владыки своих мест – Тира и Угарита.
[Закрыть].
Затем Мелькарт оказался в подземном мире. Там его встретил страшный подземный пес, но Мелькарт смело вступил в борьбу с ним. Он победил подземного пса и вынес его на дневной свет. Богиня солнца Шепеш радостно приветствовала бога, совершившего этот героический подвиг[465]465
Временное пребывание в подземном мире вполне соответствует сущности умирающего и возрождающегося бога, каким был Мелькарт.
[Закрыть].
На этом деяния Мелькарта не закончились. Он сражался с дикими конями, могучим вепрем, медноногим оленем, страшным великаном, чудовищем в облике коня с человеческой головой, человекоголовым быком. И всех их Мелькарт одолел в упорной борьбе. Все эти чудовища были порождениями страшных сил земли, все они грозили роду человеческому, и люди радостно приветствовали своего спасителя Мелькарта.
Мелькарт спасал людей, и прежде всего тех, кто находился под его особым покровительством – тирийцев и выходцев из Тира, не только от страшных чудовищ, но и от обычных врагов. Так он спас жителей Гадеса. Сам этот город был основан по велению Мелькарта, там находился один из самых почитаемых храмов этого бога. Гадес был процветающим торговым городом, и значительная часть городских богатств хранилась в гадитанском храме Мелькарта. И вот царь соседнего испанского царства Тартесса[466]466
Царство Тартесс существовало на юге Испании приблизительно в VIII‑VI вв. до н. э. Когда финикийцы основали Гадес, этого государства еще не было. Но постепенно в результате взаимодействий с финикийцами, стоявшими на более высокой ступени общественного и экономического развития, в местном обществе проявились, а затем усилились элементы государственности, что и привело к возникновению государства. В свою очередь, появление государства и переход местного тартессийского общества на более высокую ступень развития побудили финикийцев основать новые колонии на южном берегу Пиренейского полуострова. Обе силы – финикийцы и тартессии – были заинтересованы друг в друге. Финикийцы получали из Тартесса серебро и другие важные для них товары, а тартессии через посредство финикийцев открывали для себя необъятный восточный рынок, что чрезвычайно обогащало их аристократию. Это, однако, не исключало и противоречий между ними. Нападение Ферона было одним из проявлений таких противоречий. Рассказ об этом событии, несомненно, финикийский. Возможно, что в его основе лежит исторический факт. Гадитане сумели отбить нападение тартессийского царя, которое было, по–видимому, столь грозным, что память о нем у потомков преобразовалась в миф о спасении города их богом Мелькартом.
[Закрыть], Ферон, решил напасть на храм и ограбить его. И город и храм находились на острове вблизи побережья, и поэтому Ферон снарядил большой флот, чтобы напасть на храм. Гадитанские корабли вышли навстречу врагам, но корабли Ферона стали брать верх над гадитанскими судами. И гадитане взмолились о помощи к своему богу. И вот на носах финикийских кораблей появились львы и свирепо зарычали. Страшным рычанием они напугали нападающих. А затем от гадитанских кораблей к тартессийским протянулись лучи, подобные солнечным, и от их жара тартессийские суда воспламенились и по–гибли[467]467
Данная деталь подтверждает солнечную природу Мелькарта.
[Закрыть]. Так в результате активного вмешательства Мелькарта завершилась полной катастрофой попытка Ферона ограбить гадитанский храм этого бога.
Мелькарт собрал огромную армию из разных народов, соорудил большой флот и двинулся в Ливию[468]468
Так древние называли Африку.
[Закрыть]. Он очистил эту страну от диких животных и превратил пустынные земли в плодородные и богатые. На пути ему встретился страшный великан, ни за что не хотевший пропустить его дальше. Мелькарту пришлось вступить с ним в схватку. Он победил великана и обеспечил себе свободный путь к западу. Вдова великана стала возлюбленной Мелькарта, и их сын Софак – первым царем этих земель[469]469
Считалось, что от Софака произошла династия позднейших нумидийских царей, правивших на северо–западе Африки.
[Закрыть]. Но рассказывали и по–другому – что праматерью нумидийских царей и возлюбленной или женой Мелькарта была дочь Аферы, союзника Мелькарта в его ливийском походе[470]470
Эти рассказы, приведенные греческими и римскими авторами, восходят к финикийской традиции. Римский историк Саллюстий (I в. до н. э.), рассказывая о походе Мелькарта, которого он называет Геркулесом, прямо ссылается на карфагенские книги. Эту легенду вспоминал образованный нумидийский царь Юба (I в. до н. э. – I в. н. э.), считавший себя потомком Софака и, следовательно, самого Мелькарта.
[Закрыть].
Мелькарт же, двигаясь вдоль ливийского берега со своим войском и флотом, достиг места, где Средиземное море вливается в океан. О дальнейшем есть два рассказа. По одному рассказу, бог, построив специальные плотины на ливийском и европейском берегах, стянул ближе ранее далеко отстоявшие друг от друга берега, так что образовался сравнительно узкий пролив. Сделал он это для того, чтобы различные морские животные – киты, кашалоты, дельфины реже проникали из океана в море. По другому рассказу, Мелькарт, наоборот, прорыл перемычку, отделявшую море от океана, и создал на ее месте пролив. В любом случае, в знак своих трудов он воздвиг на берегах пролива две мощные колонны – Столпы Мелькарта[471]471
Позже греки назвали их Столпами Геракла, а римляне – Геркулесовыми Столпами. Теперь это – скала Гибралтар и мыс Сеута на европейском и африканском берегах Гибралтарского пролива.
[Закрыть]. И эти Столпы Мелькарт установил как знаки последнего рубежа земли[472]472
Столпы Мелькарта, или Геракла (Геркулеса), в течение всей древности считались самым крайним пунктом обитаемой земли, хотя и финикийцы, и греки, и римляне не раз выходили за них в океанские воды и исследовали (а римляне и завоевывали) океанские берега Европы и Африки. И сейчас порой выражение «Геркулесовы столпы» используется для обозначения самых крайних состояний; например, иногда говорят о «Геркулесовых столпах» глупости или наглости. Это название сохранялось долгое время, пока в VIII в. в Испанию не вторглись из Африки арабы. Тогда, в память о военачальнике Тарике, руководившем высадкой арабского войска на испанский берег, «столп» (скала) на европейском берегу пролива получил название Гибралтар.
[Закрыть]. В Испании бог снова сражался с великанами, среди которых был могучий Герион, или Геронт. Затем он покинул эту страну, предварительно передав царство там самым достойным из туземцев и уведя оттуда священных коров.
Из Испании Мелькарт пустился в обратный путь, но по северной части Средиземноморья, двигаясь вдоль берегов Галлии[473]473
Современной Франции.
[Закрыть] и Италии. Из Италии он переправился на Сицилию, в западной части которой правил могучий Эрике, про которого говорили, что он тоже сын Астарты. Эрике спровоцировал Мелькарта на поединок. Ставками в этом поединке противники сделали один свое царство, другой своих коров. Сначала Эрике заявил, что эти ставки неравноценны, но бог уверил его, что в случае потери коров и он сам потеряет свое бессмертие. Эрике был побежден, но Мелькарт не стал тотчас царствовать в этой земле, но заявил, что много позже придет его потомок и примет власть. Покинув Сицилию, бог вернулся на родину.
Совершил Мелькарт поход и на восток. Он достиг волшебного города мудрецов, который так и не смог завоевать. Но до конца мира на востоке он все же добрался. И это позволило ему измерить всю землю.
Но был и другой поход Мелькарта на далекий запад. Вновь собрав войско и флот из различных восточных народов, Мелькарт опять двинулся в Ливию, перебравшись оттуда в Испанию. Но в Испании он погиб, а его разноплеменное войско распалось, и остатки этого войска стали предками некоторых народов[474]474
В рассказе имеется в виду, что это относится к ряду народов Северной Африки.
[Закрыть].
Некоторые из бывших воинов Мелькарта поселились ближе к побережью. Осев в чужой стране, они пользовались для постройки жилья килевыми днищами перевернутых кораблей, потому что древесины там не было. Смешавшись с жившими в этих местах гетулами, они стали предками нумидийцев. Ближе к океану и недалеко от Испании поселились другие бывшие воины Мелькарта. Они много торговали с Испанией и построили укрепленные города. Их потомки стали называться маврами, или мавританцами.
