Текст книги "Волшебные сказки Англии"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Утром проснулась добрая Джанет с первыми петухами.

«Сегодня я пойду домой к отцу с матушкой, – радостно подумала она. – Вот только надо сперва трубу почистить». Взяла она метлу и сунула в трубу как можно дальше. Ну и конечно, выпал на под кожаный мешок, полный блестящих гиней. Посмотрела на золото добрая Джанет и вспомнила, что сталось с её деревней: дома нетоплены, дети сидят голодные, и всё из-за этой ненасытной ведьмы.

«Пойду домой, спрошу отца с матушкой, что делать с золотыми гинеями», – решила она, взяла мешок и побежала через поле к калитке.

– Милая девушка, – сказала ей калитка, – отвори меня. Сколько лет меня никто не отворял.

– Охотно отворю, – ответила добрая Джанет, открыла калитку и побежала дальше.

Видит, на зелёном лугу в жёлтых лютиках корова пасётся и просит:

– Милая девушка, подои меня. Сколько лет меня никто не доил.

– Охотно подою, – говорит добрая Джанет.

Присела, подоила корову и побежала дальше.

Видит, мельница на берегу красивой реки Тайн.

– Милая девушка, поверни моё колесо. Сколько лет его никто не вертел.

– Охотно поверну, – сказала добрая Джанет.

Повернула колесо и побежала скорее домой.

А старуха Клути проснулась в то утро с третьими петухами. Спустилась вниз, видит, в очаге на поду опять горка сажи. Поняла старуха, что лазила Джанет метлой в трубу и нашла деньги.

– Ты у меня за это поплатишься, – сказала старуха и поковыляла в поле.

– Калитка, калитка, не видела мою служанку-поганку? В руках у неё кожаный мешок, а в мешке все мои золотые гинеи.

Ничего не ответила калитка, ведь Джанет отворила её. И корова ничего не сказала, ведь Джанет подоила её. И мельница промолчала, ведь добрая Джанет повернула мельничное колесо.

На этом и кончилась колдовская сила старухи Клути. И превратилась она из злой ведьмы в беспомощную старушонку, которая никому не нужна и которую никто не любит.

Но так уж случилось, что судьба её оказалась счастливее, чем она того заслуживала. Добрая Джанет с отцом и матерью разделили поровну золотые гинеи между всеми жителями деревни: ведь по справедливости это были их деньги. А узнав, что Клути больше не ведьма, а бедная одинокая старуха, дали и ей немного гиней из кожаного мешка. Добрая Джанет приносила ей иногда гостинцы – яйца, масло, молоко и вкусные жаворонки, которые пекла её мать. Так что остаток дней старая Клути прожила мирно, не зная нужды, вместе со своим чёрным котом в маленьком домике, над которым по сей день торчит покосившаяся труба.

Черри из Зеннора

Черри Притти жила в Зенноре вместе с отцом и матерью, братьями и сёстрами. Хижина у них была совсем маленькая, а клочок земли такой каменистый и неудобный, что, сколько они ни трудились на ней, родила она всего-навсего немного картошки и чуть-чуть зерна. Ещё была у них коза, но бедняжка едва находила травы, чтобы утолить голод, и молока давала – кот наплакал.

Кормились они рыбой и моллюсками, которых собирали на прибрежных скалах. А хлеб ели только по большим праздникам.

Несмотря на такую бедность, все дети росли крепкими и здоровыми.

Но лучше всех была Черри – ладная, работящая, быстроногая. Бывало, затеют бегать вперегонки, она всегда прибежит первая.

Исполнилось Черри шестнадцать лет, и стала она печалиться. Другие девушки ходят нарядные, рассказывают, как веселились на ярмарке в соседнем городке, а Черри ещё ни разу на ярмарке не была; и хотя матушка всё обещала ей сшить новое платье, денег на него всегда не хватало.

Вот и решила Черри покинуть родительский дом и наняться к кому-нибудь в услужение. Попрощалась с отцом и матерью, завязала в узелок свои немудрящие пожитки и, обещав найти место поближе к дому, отправилась куда глаза глядят.

Шла она, шла, дошла до развилки, села на придорожный камень и горько заплакала, так ей стало одиноко и грустно. Совсем было решила вернуться домой, вдруг откуда ни возьмись – хорошо одетый джентльмен.

Очень удивилась Черри: она и не заметила, как этот джентльмен подошёл к ней. Но ещё больше удивилась, когда он обратился к ней по имени:

– Доброе утро, Черри! Куда путь держишь?

– Ищу место служанки, сэр.

– Вот как мы удачно встретились, Черри. Мне как раз нужна помощница в дом, девушка прилежная и аккуратная. Жена моя умерла, и остался маленький сынок. Если ты любишь детей и умеешь доить коров, место – твоё.

Черри очень обрадовалась и согласилась пойти с добрым джентльменом. Она и не вспомнила, что обещала отцу с матушкой не уходить далеко от родных мест.

– Ну тогда идем, Черри, – сказал новый хозяин, и они пошли.

Дорога показалась Черри совсем незнакомой. По сторонам пестрели душистые цветы, плакучие деревья навевали прохладу, а в одном месте тропу пересекал прозрачный ручей. Хозяин обнял её одной рукой и перенёс на другой берег, так что Черри и ног не замочила. Постепенно тропа становилась всё уже, темнее, и Черри поняла, что они куда-то спускаются. Сначала Черри испугалась, но хозяин взял её за руку, и ей стало так хорошо, что она могла идти за ним хоть на край света.

Наконец они подошли к высокой ограде. Хозяин отпер калитку и ласково сказал:

– Входи, милая Черри. Вот тут мы и живём.

Черри вошла и остановилась в изумлении. Она и не знала, что бывают такие красивые сады. Кругом благоухали яркие цветы, на ветках зрели плоды и ягоды, над головой порхали диковинные птицы, оглашая воздух весёлым пением. Навстречу им выбежал маленький мальчик.

– Папа! Папа! – кричит.

Мальчик был совсем маленький, а лицом как есть недобрый старик. Выскочила откуда-то уродливая старуха и увела его в дом.

Черри опять испугалась, а хозяин успокоил её, сказал, что это его свекровь Пруденс: как только Черри совсем освоится, уедет старая карга, откуда приехала.

Вошли в дом, в комнатах было так красиво, что у Черри немного отлегло от души.

Сели за стол ужинать, отведала Черри всевозможных яств и совсем забыла про свой страх. После ужина отвела Пруденс девушку наверх в комнату внука, показала её постель и не велела ночью глаз размыкать, а то не ровён час поблазнит. Запретила со внуком разговаривать, а утром наказала встать пораньше, отвести мальчишку на родник, умыть его родниковой водой и ещё глазки протереть зельем из хрустального пузырька, что стоит рядом на большом камне. Велела затем подоить корову и напоить мальчишку парным молоком. Вот и вся работа.

– Только смотри, – прибавила старуха, – не прикасайся этим зельем к своим глазам, худо тебе будет.

Слушала Черри старуху и дивилась: видно, неспроста всё это, кроется тут какая-то тайна. Вот бы в неё проникнуть. Попыталась Черри выведать у мальчишки, а он нахмурился и обещал бабке пожаловаться.

Утром пошли на родник. Умыла девушка хозяйского сынка и глазки зельем протёрла, как было велено. Потом подоила корову и отнесла молоко в дом.

Позавтракали, и Пруденс опять принялась за свои поучения: из кухни не выходить, в комнаты не заглядывать, запертые двери не отпирать – словом, не совать носа куда не следует.

На другой день Робин, так звали хозяина, послал за Черри – пусть идёт в сад, поможет ему. Обрадовалась Черри – хоть ненадолго избавится от докучливой старухи. Окончили они работу, хозяин, довольный её старанием, поцеловал девушку, и Черри всем сердцем полюбила его.

Спустя немного дней кликнула старуха Черри и повела её по длинному тёмному коридору. Шли они, шли и упёрлись в запертую дверь. Приказала старуха девушке снять башмаки, отперла дверь, отворила створки, и вошли они в большую залу, пол у которой был как будто стеклянный. Огляделась Черри, а зала полна каменных изваяний – дам и кавалеров.

Черри от страха слова не могла вымолвить. Старуха рассмеялась хрипло, дала девушке небольшую шкатулку и велела изо всех сил тереть. Стала Черри тереть, а старуха стоит рядом и велит тереть всё сильнее. Устала Черри и уронила шкатулку на пол. Раздался такой страшный, неземной звон, что бедная девушка потеряла сознание.

Услышал хозяин шум, вбежал в залу. Увидел, в чём дело, сильно рассердился на старуху и велел ей немедля убираться из его дома. Потом поднял Черри на руки, отнёс на кухню, побрызгал на неё водой, и она сразу пришла в себя.

Убралась старуха куда-то, и хотя стала Черри полновластной хозяйкой в доме, счастья ей от этого не прибавилось. Робин был всегда добр и приветлив, но запертые комнаты не давали ей покоя. Запрётся он в зале с каменными людьми, и доносятся оттуда весёлый смех и громкие голоса. В доме было столько таинственного – Черри просто сгорала от любопытства.

Каждое утро протирала она хозяйскому сыну глаза зельем из хрустального пузырька. Они начинали чудесно блестеть, и Черри казалось, что мальчишка видит в саду что-то ей незримое. Вот однажды не выдержала Черри и плеснула зельем себе в глаза. В тот же миг вспыхнуло всё вокруг ослепительным светом, глаза точно огнём опалило. Испугалась Черри, нагнулась над родником зачерпнуть холодной родниковой воды и видит: бегают на дне крошечные человечки, а среди них такой же крошечный её хозяин. Подняла Черри голову, огляделась кругом: что это? Весь сад кишит маленькими эльфами: одни высунулись из бутонов, другие качаются на ветках, третьи бегают взапуски по зелёным лужайкам.

Вечером Робин вернулся домой, высокий и статный, как обычно. Отужинав, он пошёл в залу к каменным людям, и Черри могла поклясться, что слышит оттуда прекрасную музыку. Приблизилась она тихонько к запертой двери и глянула в замочную щёлку. Робин стоял в окружении прекрасных дам. Одна была одета как королева. Хозяин подошёл к ней и поцеловал. Бедняжка Черри чуть не умерла от огорчения. Бросилась к себе в комнату, упала на постель и залилась слезами.

На другой день Робин опять позвал её в сад – в саду ведь всегда работы хоть отбавляй. Когда Черри подошла к хозяину, он улыбнулся и поцеловал её. Не совладала с собой Черри.

– Целуй своих эльфов! – крикнула она.

Печально поглядел на неё Робин.

– Милая Черри, – сказал он, – зачем ты нарушила запрет? Зачем плеснула себе в глаза волшебное зелье? Завтра ты навсегда покинешь мой дом и вернёшься к отцу с матерью.

Утром разбудил он её до свету и велел собираться. Подарил ей платья и другие подарки и дал много денег.

Увязала Черри вещицы, а сердце у неё так и разрывается.

Вышли за калитку. Робин нёс в одной руке её узелок, в другой – фонарь. Обратный путь показался Черри таким долгим. Они шли по тёмным тропам через густой, тёмный лес, и всё вверх, вверх. Наконец тропа привела их на ровное место, и Черри узнала знакомую развилку.

Робин был так же печален, как и Черри; поцеловал её на прощание; глаза у Черри застили слёзы, и она не заметила, как он ушёл. Исчез так же тихо и таинственно, как появился здесь год назад. Долго сидела Черри на придорожном камне и плакала. Потом встала и медленно, понуро побрела домой в Зеннор.

Мать с отцом давно уж оплакали её, думая, что дочери нет в живых. Она рассказала им свою странную историю, и они сначала не поверили ей. Потом, конечно, поверили, но Черри с тех пор сильно изменилась. Соседи говорили, что она повредилась в уме. Каждую лунную ночь выходила она к развилке и долго бродила там в ожидании Робина, но он так и не пришёл за ней.

Умная Унаг

Жили когда-то в Ирландии два великана. Одного звали Кухулин, другого – Фин. Оба сильные и храбрые, только Фин ростом поменьше.

Много страшных историй ходило про этих великанов, про их сражения и славные подвиги. Но есть одна история, которая совсем не похожа на все остальные. Видно, надоедает людям слушать без конца о сечах, кровопролитиях и убийствах, и они с удовольствием смеются над незадачливыми великанами, то и дело попадающими впросак. Вот послушай историю про то, как умная Унаг, жена Фина, перехитрила страшного великана Кухулина.

Дом Фина стоял на самой верхушке крутой горы Сногвали; сказать по правде, не очень-то удобное место для жилья – всем ветрам открыто. Да и воды не наносишься – ручей-то внизу, у подножия. Отлучится Фин по делам, выйдет вся вода в доме – Унаг возьмёт вёдра: вниз-то налегке – ничего, а каково вверх по крутизне тяжёлые бадьи тащить – все руки оттянет.

Но было у такого жилья и достоинство. Сидит Фин у себя на тычке и вертит головой во все стороны – на север, на юг, на восток, на запад. Задумает враг недоброе, пойдёт на Фина войной, а Фин его ещё издали видит – не застанешь его врасплох. Был к тому же у Фина во рту вещий зуб; сунет он большой палец в рот, нащупает в глубине этот зуб – и знает, что сулит ему будущее.

Вот однажды сидит Фин со своей женой дома; тихо кругом, спокойно, никакой опасности. Вдруг видит Унаг, сунул Фин в рот большой палец.

– Что это ты делаешь? – удивилась она.

– О горе! Грозит мне беда неминучая! Он приближается! – завопил Фин.

– Да кто он-то, говори толком, – спрашивает Унаг, видя, что муж помрачнел, как ненастное воскресенье.

– Кто! Кто! Сам свирепый Кухулин, вот кто!

Плохо дело, думает Унаг, муж её величиной с башню, а Кухулин ещё больше; с кем, с кем, а с Кухулином Фину не следовало бы ссориться.

Всех великанов на многие мили кругом держит Кухулин в страхе. Рассердится, топнет ногой – вся земля ходуном ходит. Как-то стукнул кулаком по молнии – в лепешку сплющил.

Других великанов Фин не боится, а иной раз даже прихвастнёт, что и Кухулин предпочитает держаться подальше от горы Сногвали. И вот на тебе, идёт сюда Кухулин, наверняка замыслил недоброе. Не нравится это Фину, ох не нравится!

– Как бы нам перехитрить этого ужасного великана? Ума не приложу! – горестно причитает Фин. – Можно, конечно, удрать, да позора не оберёшься. Буду до конца дней посмешищем у всего великаньего племени. А как биться с этим чудовищем? Он ведь молнию кулаком сплющил, а топнет ногой – земля ходуном ходит.

– Докуда он уже дошёл? – спрашивает Унаг.

– До Данганнона.

– А скоро здесь будет?

– Завтра в два часа пополудни, – ответил Фин и, взвыв, прибавил: – Ох, не избежать этой встречи. Так мне и вещий зуб сказал.

– Ну, ну, муженёк! Не убивайся, не падай духом, – утешает Унаг Фина. – Я, кажется, сумею отвести от тебя эту беду.

– Ох, жена, спаси, если можешь. А то обдерут меня на твоих глазах, как кролика. Или ещё хуже: опозорюсь перед всеми великанами. Вот горе-то! Если бы кто другой шёл, а то ведь этот – потрясающий землю, с каменной лепёшкой в кармане, а ведь эта лепёшка была громом небесным.

– Как тебе не стыдно, Фин! Что за малодушие! Лепёшка, ты говоришь? Сдаётся мне, угощу я этого верзилу своими лепёшками, век будет помнить. Ну перестань же плакать, хватит голосить! Я буду не я, если не сумею обвести вокруг пальца эту ходячую гору.

И с этими словами пошла Унаг во двор, где у неё сохли на верёвке крашеные мотки шерсти. Выдернула девять разноцветных ниток и сплела из них три косицы. Одной обвязала правое запястье, другой – правую лодыжку, а третьей, самой длинной, – туловище под самым сердцем.

Она и раньше так делала, когда муж попадал в беду. Увидел Фин разноцветные повязки на жене – сразу духом воспрял. Не было ещё случая, чтобы крашеные шерстинки подвели.

– Есть ещё время к соседям сбегать? – спросила Унаг.

– Есть, есть, – повеселел муж.

Пошла Унаг к соседям, к одним заглянула, к другим, к третьим. Вернулась домой – в руках целая гора круглых противней, на которых караваи пекут. Замесила теста побольше. Испекла первую лепёшку – отличное вышло печево, величиной с тележное колесо, а потом стала другие печь – особенные, с железной начинкой. Вот зачем ей противни понадобились. Напекла лепёшек с подвохом, убрала в хлебный ларь. Потом отжала творог, сварила десять огромных кочанов капусты да целый свиной окорок и всё это студить поставила.

А как свечерело, разожгла большой костер, сунула пальцы в рот и трижды свистнула. Пусть Кухулин знает, что его ждут на горе Сногвали. Был у ирландцев такой обычай в древности: свистом зазывать усталого путника к очагу. Не сказала Унаг в тот вечер мужу, что задумала, только расспросила кое о чём. И между прочим узнала, что сила Кухулина заключена в среднем пальце его правой руки.

Наутро стал Фин дозором на своём тычке; немного спустя видит, движется к его горе башня не башня, а сам Кухулин – ростом чуть не до неба.

Влетел Фин в дом – лицо белее творога, что Унаг вечером приготовила. Кричит жене – совсем близко Кухулин! А Унаг улыбается: есть у неё чем гостя встретить.

– Да не бойся ты, муженёк, – говорит она Фину. – Делай, что я тебе скажу. Видишь, я кроватку застелила? Дети наши давно из неё выросли. Надевай мой чепец и ночную сорочку, она ведь как есть детское платьице. Ложись в кроватку и лежи в ней тихонько, как будто это и не ты вовсе, а младенец. Укройся пуховым одеялом, помалкивай да на меня поглядывай. Сегодня ты должен за своего собственного сыночка сойти.

Дрожит Фин от страха; едва натянул на себя одеяло, грохнул в дверь страшный удар.

– Входи и будь гостем, – проговорила Унаг.

Дверь распахнулась, на пороге вырос огромный великан Кухулин – явился точно в срок, как звёзды на вечернее небо.

– Мир дому сему! – прогремел он. – Здесь живёт славный великан Фин?

– Где же ему ещё жить! Входи и отдохни с дороги, добрый человек.

– Не с миссис ли Фин говорю? – спросил великан, входя и садясь.

– Конечно с ней. Я и есть миссис Фин, жена великого силача и храбреца.

– Ходит о нём такая слава! Говорят, он чуть не самый сильный великан в Ирландии. Но мне это все равно. Я пришёл к нему помериться силами, хочу одолеть его в честном поединке.

– Ах, какая жалость! – воскликнула Унаг. – Мужа-то моего дома нет. Умчался чуть свет в страшном гневе. Дошёл до нас слух, что один наглец по имени Кухулин отправился искать его на северный берег – туда, где великаны мост до Шотландии строят. Упаси господи, попадёт дурачок на глаза моему мужу. Он в такой ярости, что, боюсь, от бедняги мокрое место останется.

– Кухулин – это я, – нахмурился гость. – И я вызываю Фина на бой. Уже почти год гоняюсь за ним. Это от него мокрое место останется, не от меня.

– Ах, беда! Ты, верно, никогда Фина не видел, – покачала головой Унаг.

– Как же, увидишь его! Бегает от меня, как болотный кулик от охотника.

– От тебя бегает? От такой козявки? Я вот что тебе скажу: самый чёрный день в твоей жизни будет тот, когда ты повстречаешься с Фином. Одна надежда – поутихнет его гнев немного, не то ждет тебя неминучая гибель. Отдохни у меня с дороги, а как уйдешь, буду за тебя молиться, чтобы вы с ним разминулись.

Призадумался Кухулин, услыхав такие слова; сидит помалкивает. А Унаг оглянулась кругом, говорит как бы невзначай:

– Что за ужасный сквозняк! Так в дверь дует, того и гляди погаснет огонь в очаге. Жалко, Фина нет. Он бы помог горю. А ты не можешь вместо него одну работу сделать? Не в службу, а в дружбу.

– Какую такую работу?

– Поверни дом к северу задом, к югу передом, чтобы в дверь не дуло. Фин так всегда делает.

Нахмурился Кухулин. Однако встал, дёрнул себя за средний палец правой руки, три раза пальцем хрустнул. Унаг и вспомнила, что в этом пальце у Кухулина вся сила. А Кухулин вышел из дому, обхватил могучими руками дом и поставил его задом наперёд, как Унаг велела.

Бедный Фин, лёжа в постели, чуть не умер от страха: сам он за всю жизнь ни разочка, ни одного-единственного, не повернул дом даже на дюйм.

А Унаг ласково улыбнулась Кухулину и всего только спасибо сказала: дескать, чего особенно-то благодарить – работа пустяковая, всё равно что дверь отворить.

– Раз уж ты такой добрый, – продолжала она, – а Фина нет дома, не сослужишь ли ты ещё одну службу?

– Что ещё такое?

– Ничего особенного. Знаешь ведь, какая была сушь; воды не наносишься – ручей-то внизу, у подножия горы. Так Фин вчера вечером обещал мне поближе вывести воду. А утром в такой спешке умчался с тобой сражаться, что совсем забыл про своё обещание. Надо только вон ту скалу отворотить, а я пойду пока обед приготовлю.

Привела Унаг великана к скале. А скала – чуть не половина горы, в ней едва заметная трещина, приложишь ухо – и слышно, как в глубине вода журчит.

Нахмурился Кухулин сильнее прежнего: не по душе ему такая работа. Однако дёрнул средний палец три раза, глянул на скалу, ещё три раза дёрнул. Всё равно не по душе – да и то сказать, чуть не всю гору своротить надо.

Но всё-таки хрустнул пальцем ещё три раза – всего, значит, девять, – подошёл к скале, обхватил могучими руками, поднатужился и вырвал из скалы огромный кусок. Получилось на том месте ущелье – четыреста футов глубиной, полмили шириной. Оно и сейчас есть, Ламфордглен называется.

– Вот уж спасибо, – сказала Унаг. – Очень любезно с твоей стороны. А теперь идём домой, попотчую тебя чем бог послал. Фин рассердится, если я тебя голодным отпущу, хоть вы и не дружите. Уж не обессудь, еда у нас скромная.

А Фин так всё и лежит в колыбели. И трясётся от страха. Вошел Кухулин в дом, поставила Унаг перед гостем две банки масла, окорок, целую гору варёной капусты. А напоследок принесла блюдо с лепешками, которые испекла накануне.

– Кушай на здоровье, чем богаты, тем и рады, – говорит.

Налёг Кухулин на окорок с капустой, заморил червячка, к лепешкам приступил. Взял одну – открыл рот пошире, откусил да как завопит:

– Три тысячи чертей!

– Что такое? Что случилось? – удивилась Унаг.

– Ещё спрашиваешь! – кричит великан. – Что ты в эти лепешки натолкала? Два моих лучших зуба сломались.

– Ничего не натолкала. Лепешки как лепешки, – отвечает Унаг, прикидываясь удивлённой. – Я их для Фина пеку. Его сынок – вон он в кроватке лежит – тоже их очень любит.

С этими словами взяла Унаг хорошую лепешку, подошла к кроватке и дала её Фину, незаметно ткнув его в бок.

Смотрит Кухулин, а «малыш» взял лепёшку, откусил здоровенный кусок и давай жевать.

– Возьми ещё одну, – говорит Унаг и качает головой, как будто ей жалко Кухулина, – может, помягче будет.

Но и в этой был запечён противень. Куснул её Кухулин со всей силы – стыдно стало, что женщина его жалеет, – да как взревёт пуще прежнего. А Фин с перепугу тоже давай орать.

– Что ты кричишь! Ребёнка расстроил, – говорит Унаг. – Не по зубам тебе Финовы лепёшки, так и скажи.

А Кухулин совсем растерялся, даже, пожалуй, испугался немножко. Может, и впрямь лучше, что они с Фином разминулись. Шутка ли, дома ворочает, горы сокрушает, а тут ещё сыночек как ни в чём не бывало жуёт этот ужасный хлеб. Нет, видно, не сочиняет Унаг про своего мужа-богатыря.

– А может, у всех Финов есть во рту какой-нибудь необыкновенный зуб? – додумался спросить Кухулин.

– Как же, как же, есть, – отвечает Унаг. – Да ты сам посмотри. Я попрошу маленького, пусть ротик откроет, ты и пощупаешь; зуб у него глубоко, почти в самой глотке. Да уж не боишься ли ты?

Ты, конечно, уже догадался, что было дальше. В это и впрямь трудно поверить, не зная, какие глупые бывают великаны.

Кухулин, разумеется не без подсказки Унаг, сунул, дурачок, в рот Фину тот самый палец правой руки, в котором заключалась вся его сила. Фин, может, и не отличался ни храбростью, ни особой смекалкой, но в этот раз не сплоховал: оттяпал у Кухулина его замечательный палец. Как было не воспользоваться таким случаем! Стоит Кухулин посреди комнаты – пальца нет и силы как не бывало. Тут уж Фин расхрабрился, вскочил с постели. Видит Кухулин – дело плохо. И давай бог ноги.

Кухулин с горы, Фин за ним. Силы у Кухулина нет, зато ноги как ветер. Не догнать его Фину. Махнул он рукой и повернул обратно. А Унаг уже и противни из лепёшек вынула. Сели вдвоём за стол и пообедали тем, что умная Унаг для Кухулина приготовила.