Текст книги "Доченька. Там, на неведомых дорожках (СИ)"
Автор книги: Наташа Шторм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Пролог
― Мы нашли её. ― Частный детектив, которого я нанял два года назад, замялся.
Я закрыл глаза и облегчённо вздохнул. Наконец-то. Мои двадцатилетние поиски подошли к концу, и скоро я увижу ту, которую ждал всю свою жизнь и потерял благодаря собственной глупости.
– Не томи, Чарли. Знаю, ты любишь выдержать паузу, но мы не в театре.
Детектив провёл холёной рукой по аккуратно подстриженной бородке, демонстрируя печатку с собственными инициалами, и поправил галстук-бабочку.
– Я выразился неточно, мистер Жулин. Мы нашли не женщину, а сведенья о ней, и, боюсь, они Вас не порадуют.
Я встал из-за стола и подошёл к окну. Ночной Нью-Йорк лежал, как на ладони. Когда-то меня завораживал это вид, этот город, небоскрёбы и неоновые огни. Но теперь я устал от суеты и гула, от смога и людского муравейника. Мысли вернуться в Россию посещали всё чаще. Вот только куда возвращаться? Кто ждал меня на Родине?
– Не порадуют, говоришь? Нина замужем, имеет пятерых детей и возглавляет газодобывающую компанию?
Чарльз печально улыбнулся.
– Если бы результаты оказались такими, я не был бы столь несчастен. Видит Бог, Фил, я не люблю доносить до людей дурные вести.
Моё терпенье иссякло. Так хотелось схватить долбанного интеллигента за шиворот и вытрусить всю информацию без промедления. Сжав кулаки, глубоко вздохнул.
– И!
Детектив ослабил чёртову бабочку.
– Нина Митяева скончалась два года назад. Инсульт. Соболезную.
Смысл сказанного доходил с трудом. Нет, тут какая-то ошибка. Нельзя умереть от инсульта в сорок. Это нелогично, неправильно.
Я попытался расстегнуть верхнюю пуговицу рубашки. Пальцы не слушались. Дёрнув за воротник, оторвал чертову пуговицу с потрохами.
– Не верю. Не может быть. Это какая-то другая Нина. Мало ли Нин Митяевых в России?
Чарльз из официального лица вновь превратился в моего старинного друга.
– Мужайся, сынок. Ошибка исключена. Твоя гм… знакомая жила в крохотном городке Первореченске. Она сменила свою фамилию на девичью фамилию бабушки по материнской линии. Потому мы так долго не могли выйти на её след. Агеева. Тебе это о чём-нибудь говорит?
– Агеева? ― мне это ни о чём не говорило. Я не знал девичьей фамилии ни матери Нины, ни, тем более, её бабки.
Чарльз продолжил.
– Замужем госпожа Агеева никогда не была, но девятнадцать лет назад родила дочь, Марию. Послушай, Фил, возможно, это твоя дочь?
Я вернулся за стол и закрыл лицо руками. Дочь. Нет, такого просто не могло быть. Или могло? Но… но почему Нина ничего мне не рассказала?
Тяжёлая ладонь легла на моё плечо.
– Если ты пожелаешь, мы можем всё проверить, быстро, не привлекая излишнего внимания.
Я достал серебряную фляжку из ящика стола, сделал пару глотков и протянул Чарльзу.
– Твоя миссия выполнена, дружище. Я сам всё проверю.
Детектив допил русскую водку, крякнул и подмигнул.
– Если что ― на связи.
Глава 1
Я держала в руках крохотный клочок тонкой серой бумаги и пыталась прийти в себя.
– Как СПИД?
Женщина, лет пятидесяти, поправила очки и окатила меня ледяным взглядом.
– А вот так. Не стоит трахаться с кем попало.
– Что? Я не… ― голос сорвался на хрип.
– Вы все белые и пушистые, пока петух жареный не клюнет. А потом стоите тут и блеете, как овцы. Ступай в тридцатый кабинет. Врач тебе всё расскажет, а моё дело маленькое ― анализы выдавать.
Я отвернулась от окошка, за которым сидела фурия в медицинской пижаме, люто ненавидящая весь белый свет. Рассеянно посмотрела по сторонам. Цифры на дверях расплывались. Я всё ещё не могла сосредоточиться. Сделав пару шагов, вдруг поймала себя на мысли, что тут, в недавно выстроенном Центре по борьбе со СПИДом и инфекционными заболеваниями, толпится слишком много народу. Неужели все они больны, как и я?
Нервная дрожь пробрала до костей. Нет, я морально не могла отстоять очередь и войти в проклятый кабинет. Надо как-то настроиться, подготовиться, что ли. Вернувшись к окошку, вновь встретилась с ледяным взглядом.
– Скажите, а ошибки быть не может?
Медсестра взвизгнула.
– Вы чего это себе позволяете, девушка? Мы тут серьёзным делом занимаемся, а не в бирюльки играем. Сказано тебе, иди в тридцатый. Молодая, а наглая.
Сил на пререкания не осталось. Если бы дело касалось не меня, а кого-то другого, я смогла бы осадить наглую особу и позаботиться о том, чтобы её не допустили к работе ни в одном медицинском учреждении. А вот бороться за себя всегда оказывалось сложнее. Да и стоит ли тратить последние нервы на скандал с хамкой, если победитель в битве известен заранее?
Ноги вывели меня из злополучного Центра и потащили обессиленное тело в сторону городского парка. Нет, я не собиралась топиться в пруду, где в это время года обитала чудесная пара белоснежных лебедей. И вешаться на многовековом дубе, в тени которого по приданию отдыхал сам Пушкин, не планировала. Мозг требовал тишины. Предстояло разобраться в ситуации и придумать, как жить дальше.
Усевшись на лавочку, откинула голову назад, подставляя лицо нежному послеполуденному солнышку.
Тишина. Какая звенящая тишина царила вокруг! Птицы умолкли, и даже листва застыла в предчувствии грозы. Я не видела на лазурном небосводе ни единой тучки, но точно знала, не пройдёт и часа, как на город обрушится очередной тропический ливень. Надо бы домой успеть добраться. Впрочем, какая теперь разница!
Мысли вернулись к насущному. Итак. Где я могла подхватить вирус? Мозг напрягся и включился в работу. Секса у меня не было, причём, ни с кем и никогда. В свои почти-что-двадцать я выглядела, скорее неоформленным подростком, чем барышней во цвете лет. Одевалась соответствующе: джинсы, кеды и растянутые майки. Мама всегда ругала меня за такие прикиды, даже несколько платьев купила. А зря. На вешалке наряды смотрелись гораздо лучше. Я не расстраивалась, не раздражала Бога жалобами на внешность Гадкого Утёнка. Я знала, что однажды, если и не превращусь в прекрасного лебедя, то стану вполне приличной уткой. Мама смеялась, слушая мои умозаключения. Ей, писаной красавице, это было дозволено. Я сожалела, что не унаследовала от неё ни капли обаяния, ни одной черты, кроме цвета глаз, пожалуй. Чёрные цыганские очи, обрамлёнными длиннющими ресницами, являлись нашим фамильным достоянием. Всем же остальным моя внешность была обязана папаше, которого я в глаза никогда не видела. Тонкий нос с горбинкой, слишком пухлые губы, слишком широкие, сросшиеся на переносице брови, слишком очерченные скулы. Возможно, на мужском лице всё это смотрелось неплохо, но к моему совершенно не подходило. Но самое худшее заключалось в груди, точнее, в её размере. Вот уж, действительно, насмешка природы. На худосочном теле красовались две выпуклости пятого размера. Это было так неоправданно, нелепо и некрасиво, что я утягивала достояние, как могла, пряча результат под объёмными футболками.
Резкий звонок разорвал оглушительную тишину. Порывшись в кармане безразмерных брюк, прибавлявших моей попе сантиметров пять, нашла телефон. Славка. Как некстати! Отвечать не хотелось, но обязательства перед редакцией, где внештатный фотокорреспондент Славик Воробьёв проводил большую часть дня, заставили преодолеть «не хочу», «не могу» и «не буду».
– Кровавая Мэри? Читал твоё разгромное интервью. Тут все на ушах стоят. Круто. Поздравляю. Теперь многие шишки полетят с насиженных ими же ёлок.
Я рассмеялась.
– Я не кровавая Мэри. Я Волк, санитар леса. И, если в моём лесу станет немного чище, вздохну свободнее.
Славка хихикнул.
– Я бы на твоём месте, Агеева, паковал чемодан и бежал куда-нибудь в самую чащу. Тут скоро такие разборки начнутся ― мама не горюй. Ты же не хочешь под раздачу попасть?
Попадать под раздачу, действительно, не хотелось. Хотя, что со мной могло случиться? Мне сто раз угрожали через руководство, пока я готовила материал. Чуяли, гады, что дело керосином пахнет. Уговаривали, денег гору предлагали. Шеф только посмеивался.
─ Эх, Агеева! Вот сдам тебя за миллиард долларов, и на Таити!
Я тоже смеялась, зная, что главный редактор ни за что не сдаст местного Робина Гуда жестоким властям.
Я была такой же принципиальной, и моя принципиальность граничила с глупостью. Вот взяла бы тогда миллионов десять, и было бы, на что избушку себе купить в той самой чаще.
– Эй, Агеева, ты на проводе?
– Пока на лавке.
Славка рассмеялся.
– Вешаться собралась? Не стоит. У меня вариант кайфовый есть.
Я не знала, с чего мой друг решил, что ни сегодня, так завтра, по мою душу в крохотный Первореченск примчится толпа киллеров, нанятых губернатором области, но и такой вариант имел место быть. Да, статья получилась убойной. Оставалось передать компромат в прокуратуру и дать делу ход. Все махинации уважаемого господина Лебзина подтверждались документами. Хотя нет, не все, только та малая толика, которая касалась дорогого сердцу Первореченска. Миллионы, выделенные на ремонт дорог, строительство новой школы и переселение жильцов трёх ветхих пятиэтажек, осели на личных счетах слуги народа. Это он должен незамедлительно паковать чемоданы, пока в просторный кабинет не явились люди в масках. Но странное чувство подталкивало к побегу именно меня. Нет, не страх, скорее осознание того, что больным чумой ХXI века нет места среди людей.
– В чём подвох? Ты никогда ничего за так не делал.
Славка обиделся.
– Агеева! Слезь с коня, прислони копьё к забору и задери забрало на своём шлеме повыше. Возможно, тогда ты увидишь, что маленький никчёмный Славик, гонимый редакционными собратьями, питает к тебе искренние, дружеские и, заметь, бескорыстные чувства.
Я только головой покачала.
– Продолжай, о бескорыстнейший из смертных!
Фотограф выдержал паузу.
– Дубровино. Слыхала о таком местечке?
Я задумалась.
– Пожалуй, нет.
Трубка часто задышала.
– Боже! С какими невежами приходится работать мне, интеллигентному начитанному человеку. Ну, вспоминай, сорок километров от Первореченска на юг. Там ещё дуб остался, под которым Лермонтов отдыхал.
Я тяжело вздохнула. Судя по городским легендам, почившие классики разобрали все местные дубы. Вот негде им было отдыхать, как только в нашем захолустье!
– Ладно, тупейшая из моих подруг. Не напрягай единственную извилину. Навигатор включишь, он тебя до места и доведёт, как клубочек волшебный.
– Допустим. А дальше чего?
Славик кашлянул.
– Бабка почившая мне домик оставила. Поживёшь пару недель в избушке на курьих ножках, в молочной речке поплаваешь, кисельные берега потопчешь, в лесу мухоморы пособираешь, а заодно и цепь отыщешь на дубе том.
Рассуждать, что данные строчки принадлежали Пушкину, казалось неуместным. Если Славка вбил в голову, что Кот Учёный вышел из-под пера Лермонтова, опровергнуть сей факт мог только первоисточник.
– Плату какую взымать станешь?
Кажется, я обидела друга во второй раз.
– Ни копеечки не попрошу. Но… тут такое дело… Словом, в последний ураган у избушки крышу снесло. Почини, и мы в расчёте.
Нет, чего-чего, а такой наглости от коллеги я не ожидала.
– Может, газ ещё протянуть, воду, электричество? А, знаю, бассейн выкопать, и поле для гольфа соорудить.
Славка надулся.
– Электричество там есть, и вода в колодце. А газа совсем не надобно. Печь дровами топить можно. Их там целый сарай.
Я вскочила с лавки.
– Сделка отменяется. Как я, по-твоему, крышу чинить буду?
Не услышав первой части, Воробьёв вздохнул с облегчением.
– Вопрос конструктивный. Мужиков найми. За две пол-литры тебе шифера нашиферят. Ну, решайся.
Вновь упав на скамейку, я обречённо кивнула.
– Ладно. Две пол-литры ещё по-божески. Диктуй адрес.
Глава 2
Старая электричка еле ползла по рельсам, угрожающе поскрипывая списанными вагонами. Эх, было бы у меня время, обязательно написала бы очередную разгромную статью по этому поводу. Но времени не было. Болезнь прогрессировала. Я нашла у себя все симптомы, коеми пестрил интернет: слабость, вялость, сонливость, головокружение, апатию, и неестественную кахексию, в простонародье именуемую худобой. Перебирая до бесконечности все варианты заражения, я так и не смогла установить точной даты. Кровь мне не переливали, уколы кололи (дай Бог памяти) ещё в школе, ― прививки по возрасту. Ни парикмахера, ни маникюршу, я в жизни не посещала. Об этом красноречиво свидетельствовала толстенная коса, болтавшаяся ниже попы и обгрызенные ногти. Нет, ногти я не грызла, в смысле постоянно. Дурная детская привычка напоминала о себе в период острых душевных волнений. Да и то, только тогда, когда все карандаши в доме и в редакции были перепробованы на вкус. Что ещё? Ах, да, секс и наркомания. Дурманом я не баловалась и любовью ни с кем не занималась. Не то, чтобы я блюла себя и тряслась над собственной невинностью, просто желающих лишить меня того самого дорогого до сих пор не нашлось. Меня воспринимали, как хорошего парня, верного друга, талантливого репортёра. А вот, как девушку…
Я прижалась лбом к холодному стеклу. Да, страшненькая, да, неухоженная, зато умная и смелая. Тело тяжело вздохнуло. А что, если я родилась со СПИДом, поэтому и не получила ни форм, ни стати? Эту идею пришлось отмести, как очередную нелепицу. Естественно, новорожденных проверяли на всё даже двадцать лет назад. Не было у меня этой беды. Тогда что? Кара небесная?
Не получив ответа о причинах, я перешла к следствию, как жить дальше? Сколько мне осталось? Год? Пять лет? Десять? Я протяну отпущенное время и умру от пневмонии. Так вещал интернет. Интересно, пневмония, это больно? Я никогда ничем не болела. Возможно, поэтому и страха не было.
Телефон в моём кармане завибрировал.
– Агеева! Как ты? Добралась?
Я тяжело вздохнула. Несчастные сорок километров превратились для меня в дорогу, длиною в жизнь. Сто раз пожалела, что не взяла свою машину. Но садиться за руль с таким диагнозом казалось преступлением. Вдруг умру на скорости за рулём? Из-за меня могут пострадать ни в чём не повинные люди.
– Эй, Мэри, ты заснула, что ли?
– Отцепись, Воробьёв. Как прибуду, сообщу.
Славка засмеялся.
– Связь в Дубровино плохо ловит. Только на холме антеннки появляются.
– Письмо тебе отправлю с голубиной почтой.
Мой друг перешёл на шёпот.
– Вот писем не надо. Ты вовремя свалила. Тут по твою душу явились серьёзные ребята. На вид ― киллеры из американских боевиков. Редакцию потрясли, но никто и не знает, где ты. А я, естественно, тебя не выдал и не выдам, ни под пытками, ни за деньги.
Я насторожилась. Неужто недооценила губернатора?
– Давай так, Агеева, Установим время связи. Ты на холм карабкаться будешь часиков в семь, а я в это же время новости городские тебе докладывать стану.
– Оплату чем на этот раз возьмёшь?
Славик кашлянул.
– Ты там, в избе, приберись. И будем в расчёте.
Ох уж эти мужики! Вот они вполне могли ходить по пыльным полам и спать под паутиной. Никто даже не заметил бы груды грязной посуды и засиженные мухами стёкла. Мы же, девочки, рождались абсолютно другими.
– Естественно, приберусь. А зачем тебе это? Что, в гости решил нагрянуть?
Воробьёв завис.
– Ну… э… покупателя почти нашёл. Надо бы товарный вид избушке придать.
У меня отлегло от души. Встречать гостей не было настроения.
– У тебя есть месяц, Машка. А потом продам избёнку к едрени фени, и уеду жить в Сочи. Осточертело тут всё.
Электричка замедлила ход. Вагоны жалобно скрипнули и остановились. Старушка, сидевшая рядом, толкнула меня локтем в бок.
– Дубровино. Вылезай, коли надо.
Наскоро простившись с коллегой, я понеслась по проходу, волоча за собой огромный чемодан со всеми пожитками. Ещё лишь миг, я мои ноги коснулись перрона.
Глава 3
И где деревня? Нет, я не могла ошибиться. Покосившаяся вывеска гласила о моём прибытии в пункт назначения. Но, ни таксистов у здания вокзала, ни самого здания я не нашла. Густой непролазный лес. Куда идти? Бродить по неведомым дорожкам в надежде встретить грибников или охотников не хотелось. Сразу потянуло назад, в цивилизацию. Кинув взгляд на огромный чемоданище, решила дождаться, когда чудо локомотивостроения прошлого века помчит обратно. Расписание движения поездов отсутствовало. Но не могли же те самые поезда идти в один конец? Усевшись на собственные вещи, подпёрла голову руками и зажмурилась.
Наверное, я уснула. Открыв глаза, обнаружила себя, лежащей поперёк чемодана, а рядом бородатого мужика. Мужик тряс меня за плечо, как спелую яблоньку.
– Ты чего разлеглась, дочка? Если электричку ждёшь, то она только завтра к вечеру будя.
Я встрепенулась.
– Неа. Мне в Дубровино. Где тут у Вас такси стоят?
Мужик рассмеялся.
– Вона такси. Хошь шашечки прям щас нарисую?
Бросив взгляд в указанную сторону, я обомлела. Метрах в ста стояла телега, доверху наполненная сеном, а рядом паслась тощая кляча.
Я с тоской посмотрела на мужика.
– Боливар двоих не выдержит.
Тот рассмеялся, обнажая безупречные белые зубы.
– Савраска-то? Не смотри, что тощий. Он жилистый. Не конь, ― ветер.
Кляча скосила на нас выпуклый глаз и фыркнула.
– Фёдор я. Можно Егорыч, а для своих ― бабкин дед.
На вид я бы дала деду лет пятьдесят, да вот манера общения добавляла мужику годков двадцать.
– Ладно, поехали, Фёдор Егорович.
Водрузив чемодан на верхушку стога, мы уселись на обшитую ватником доску и одновременно перекрестились.
Фёдор взял в руки поводья и серьёзно посмотрел на меня.
– Держись, девка, крепче, шоб не сдуло по дороге.
– Я Ма-а-а-ша.
Мой крик утонул в ржании коня, который, встав на задние копыта, огласил гудком окрестности и, обдав нас облаком выхлопных газов, помчался, как сумасшедший. Такой прыти от лошадки я не ожидала. Вцепившись руками в доску, служившую сидением, я широко развела ноги и упёрлась в край телеги.
Савраска нёсся по известному лишь ему маршруту, лихо перепрыгивая с тропы на тропу, пробуксовывая на поворотах всеми четырьмя копытами, и, издавая при этом странные звуки. Телегу мотало из стороны в сторону, подкидывало на валунах, кренило на виражах. Словом, адреналина хватило на всех. Мы ехали не больше пятнадцати минут, но эти минуты показались мне вечностью.
Когда лес расступился, и вдали показалась деревня, я вздохнула с облегчением. Фёдор натянул поводья. Савраска сбавил ход и потрусил по колее, изображая полудохлую клячу.
– Тут бабы наши полицейского положили.
Меня передёрнуло. Страшно было спросить, чем местным жительницам не угодил блюститель порядка. Но, проехав ещё метров триста, я увидела помост из булыжников. Деревенский аналог «лежачего полицейского».
– Это для того, шоб скоростной режим никто не нарушал.
Телега плавно переползла преграду, и я заметила вывеску. «Добро пожаловать в Дубровино. До исторического охраняемого дуба 100 метров. Граждане туристы! Берегите природу, мать вашу». И стрелка.
– А что? Тут много туристов?
Фёдор пожал плечами.
– Ты первая. Вот как Славка рекламу дал, так дело и пошло.
Хотелось сказать, что я не по рекламе, и не туристка совсем, а жертва обстоятельств, но язык прилип к нёбу.
На не асфальтированной дороге, упершись в огромные бока пудовыми кулачищами, стояла женщина. Нет, такая могла не только коня на скаку остановить. Ей целая конница Будённого была ни по чём. Да и в избу горящую входить ей не требовалось. Плюнула бы разок, другой.
– Бабка моя. Любавушка, леблядь белая, красавица.
Я со смешанными чувствами смотрела на танк в юбке. Лицо красавицы не выражало ничего хорошего.
Савраска засеменил к хозяйке и уткнулся в пышную грудь влажным блестящим носом. Потрепав коня по гриве, леблядь белая достала из-за пояса увесистую деревянную скалку и сделала шаг по направлению к мужу.
– Ты чё, хрыч старый, импотент хренов, опять за старое принялся? Девок на станции снимаешь?
Егорыч скуксился и попытался спрятаться за меня.
– Любушка, голубушка! Ты где тут девок видишь?
Скалка упёрлась мне в лоб.
– А это кто?
Водитель клячи съёжился ещё сильнее.
– Это девка? Ты чё такое говоришь, сладкая моя? Это туристка. Человек без полу и возрасту.
Обидно. И пол, и возраст у меня был. Но тут в голове родился план. Если все жители Дубровино обладали подобными формами и являлись потомками викингов, опасаться за свою жизнь мне не придётся. Нужно только контакт правильный установить.
Выпрыгнув из телеги, перекинула косу, нашпигованную сеном, назад и попыталась улыбнуться.
– Меня Маша зовут. Маша Агеева. Журналистка в бегах. Туристка по совместительству.
Лицо Любавы расслабилось. Морщинки на переносице разгладились, а глаза округлились.
– Это как?
Глава 4
Почившую бабушку Славки звали Варварой Трофимовной. Мы сидели в просторной горнице крепкой деревенской избы и пили чай.
Отдать должное Любаве, или бабе Любе, с задачей гостеприимной хозяйки она справилась отменно. Голос, подобный пожарной сирене, собрал вокруг избушки на курьих ножках всех обитателей Дубровино. Лебёдушка только глазом моргнула, а каждый понял свою задачу.
Не прошло и часа, как местные мужики залатали пробоину в крыше, а местные бабы убрались в доме. Теперь сельчане спешили к нам на званый обед со своими же разносолами.
– Вот так всё и было. Славка сказал, что губернатор киллеров по моим следам послал. Спрятаться тут предложил. Я виновато отодвинула от себя литровую кружку с очередной порцией парного молока. ― Я тут ненадолго. Не хочу вас под удар ставить.
От громкого смеха местных жителей изба задрожала.
– Так ты за нас переживаешь, дочка? ― Женщина, удивительно похожая на дедову бабку, поправила пышный бюст. ― Зря нервы тратишь. У нас в каждом доме оружие имеется, от винтовок до автоматов. Тут копатели чёрные работали. Так мы всё выкопанное конфисковали, именем государства, да в порядок привели.
– Ага. ― Двухметровый молодец, сидевший слева от меня, кивнул, сотрясая копну русых волос. ― И ружья, и патроны к ним ма. А у деда Афанасия пулемёт с гражданской остался.
– И что? Стреляет? ― мои уши шевелились, как локаторы, улавливая информацию, летевшую со всех сторон.
– Ась? Куда стрелять треба? ― Белый, как лунь, старец, мирно спавший в углу, оживился.
– Никуда не треба, деда. ― Статная женщина, разливавшая чай, махнула рукой. ― Не нервируйся попусту, а то давление подскочит, укол колоть буду. Оно тебе надо?
Афанасий затих в углу, имитируя глубокий сон.
– Это Галка, медсеструха наша. ― Егорыч склонился к самому уху. ― У ёйного мужа в сарае танк стоит. Правда, Пашка, твою дивизию, третий год починить его не могёт. Или могёт, но помалкивает. Чую, сурприз нам готовит!
– А истребителей у вас, случайно, нет?
Народ замолк и переглянулся.
– Ты шпиёнка? ― здоровенный мужик, подпиравший плечами дверной косяк, взглянул на меня не по-доброму. ― Егорыч, ты проболтался, хрен старый?
Фёдор сжался.
– Не. Я ни словечком. Вот вам всем крест. Можа, она ясновидящая?
Моя невинная шутка грозила обернуться могилой. Наличие в селе истребителя, видимо, являлось самой страшной и самой охраняемой тайной.
– Да будя вам, ― Любава разрядила обстановку. ― Тоже мне истребитель. Весь фюзюляж рыбы обглодали.
Народ натянуто рассмеялся, но напряжение не исчезло. Ссылаясь на скотину, которую кормить надо, сельчане разошлись.
Баба Люба быстро убрала со стола, вымыла посуду в жестяном тазу и расставила её сушиться на рушник.
– Давай, твою чашку ополосну.
На меня вновь нахлынула волна отчаяния. Вцепившись в глиняную ручку, я замотала головой.
– Нет. Её продезинфицировать нужно.
– Про что? ― не поняла Любава.
– Ну… намыть хорошо, а лучше в кипятке проварить.
Женщина уселась за стол и подпёрла кулачищем волевой подбородок.
– Это видано ли дело, кружки варить. Ты часом не того? ― указательный палец покрутил у виска. ― Или так теперь в городе принято?
Я тяжело вздохнула.
– Это будет правильно. Хворая я. Вирус во мне сидит. А при кипячении он погибает. Вот.
Любушка всполошилась.
– Ты тут побудь маленько, а я Галку к тебе зашлю. Умная она баба. В городе годков пять проработала. Она этот вирус в тебе в момент убьёт. Вот Егорыч мой насморк прошлой зимой подхватил, помирать уже собрался, так она его на ноги за неделю поставила.
Я только открыла рот, чтобы объяснить, чем чревата моя болезнь, а бабки и след простыл.
Выйдя из-за стола, прошлась по избе. Красотища! Именно такие строили наши предки на века. Всё тут делалось добротно и основательно. Я размышляла, хватит ли у меня денег, чтобы перекупить домовладение у Славкиных покупателей, когда дверь широко распахнулась, и на пороге возникла Галина.
– Ну, кто тут дохтора вызывал?
Огромный чемодан плюхнулся на стол. Я села на лавку и зябко поёжилась.
– Да не нужен мне доктор. Никто не нужен. Моя болезнь неизлечима.
Гала лишь плечами повела.
– Да нету таких болезней. Мать моя травками лечила, мать матери и мать матери матери молитвами отчитывали. А меня в училище послали, шоб ещё лучше в хворях разбиралась.
– СПИД у меня. Слыхала про такое?
Женщина упала на табурет.
– Это ж как, болезная?
Сама бы знать хотела.
– Даже предположить сложно. Я все варианты перебрала. Ни уколов, ни парикмахеров, ни наркотиков.
– Может, мужик твой заразу притащил?
Хотелось рассмеяться, но я сдержалась.
– Галина! Посмотрите на меня внимательно. Какой мужик на меня позарится? Не было их и нет.
Во взгляде целительницы я прочитала сочувствие.
– Ты вот чего, подруга, слухай сюды. Я про этот СПИД всё знаю. Вот так просто диагноз никто не поставит. Тут обследоваться надо. Что при СПИДе опасно?
Я пожала плечами.
– Всё.
Галя рассмеялась.
– При СПИДе опасно простуду подцепить или болячку какую. Иммунитет слабенький. Организм не справится. Мы твой иммунитет укрепим, а Бог даст, так и вылечим. Вирус, он где живёт?
– Где?
– В клетке. ― Опытному медработнику доставляло удовольствие просвещать необразованную журналистку. ― А мы его выманим из клетки, и вдарим по нём из всех орудий залпом.
Я улыбнулась. Учёные всего мира бились над созданием вакцины, а Галя из Дубровино всё держала под контролем.
– И про мужиков не парься. Здоровичко поправим, и женишка тебе найдём. Хошь, Лёху, племяшку мого, хошь, Даньку, крестничка?
Память услужливо высветила двух добрых молодцев, скромно подпиравших бревенчатую стену.
– Не, Гал. Вряд ли я им приглянусь. У меня ни кожи, ни рожи.
Галина вновь тяжело вздохнула.
– Да поправим тебя, подруга. Вот рецепт. Капуста для доек, молочко парное для бёдрышек.
– Для доек?
Медсестра кивнула и провела рукой по собственному бюсту.
– Вилок утром, вилок вечером. В обед три литра молока. Всем нужным я тебя обеспечу.
Ушам не верила. Если бы всё было так просто, любая коза могла бы превратиться в корову. Но я уродилась человеком, и два вилка в день мой бедный желудок мог не переварить. Впрочем, спорить с местной медициной казалось бессмысленно. Дружные селяне могли запросто связать меня и впихнуть продукты насильно.
– Я тогда побегу? Завтра зайду. Отварчики тебе для иммунитету сварганю, да провиант с огороду соберу.
Простившись с целительницей, посмотрела на часы. Без четверти семь. Что ж, пора отыскать нужный холм и связаться со Славкой.
