Текст книги "Серый (СИ)"

Автор книги: Наташа Михлин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

========== Черное ==========

Капли падали с козырька подъезда, звонко хлопали о валяющуюся у ступени мятую пивную банку.

– Почему ты не можешь пойти?!

Неравномерное жестяное цоканье раздражало так же, как вопросы Артура. Цоканье было оранжевым, от ярких сполохов болели глаза.

– Потому что не могу.

– Почему?!

Мелкие брызги веером рассыпались по асфальту. Пахло бензином и мокрым бетоном.

– Не хочу.

– Да ладно, Серый, ты же тоже тащишься со всей этой виртуальной хрени! У него четыре Oculus-а, сможем двое на двое поиграть! Когда еще Ростик у себя тусу соберет?!

Серый подвинул банку концом зонта, звук капель пожелтел, повысился на несколько тонов.

– Просто экзамен через неделю. Я домой.

Грохот двери оборвал картинный вздох Артура.

***

Двадцать семь ступенек, и с каждым шагом нарастает напряжение. Шаги – синие. Может, оттого, что когда-то в отпуске на море ему нравилось шлепать ногами по голубой воде? Наверху ждет разящий резиной коврик перед родительской квартирой, а так же соседка Любовь Петровна, старая-престарая бабка, которую великовозрастный сын боится надолго оставлять без догляда. Поэтому за ней по негласному договору присматривают жители, и сегодня – его, Серого, очередь. Вернее, матери. Но та прислала сообщение, что задержится, и попросила ее подменить. Все равно ведь сессия, а листать учебники можно где угодно. Ну да. Нужно же, в самом деле, помогать людям… Если и дальше хочешь считать себя хорошим человеком. Приличным. Не хуже других.

Темная квартира со старомодными обоями в цветочек и шаги полусумасшедшей старухи за стеной – просто отличное завершение дня.

“Употреблять подобные эпитеты по отношению к другому человеку, а тем более пожилой женщине – недопустимо. Даже в мыслях. Не-до-пу-сти-мо”.

Голос отца звучит в ушах до предела натянутой басовой струной. Все знают, что Любовь Петровна сумасшедшая. Она в этом не виновата, но она сумасшедшая. Почему нельзя сказать вслух то, о чем все шепчутся по углам? Говорить нельзя, думать нельзя. Запретов на мысли гораздо больше, чем на действия, соблюдать их сложнее.

Лампы на лестнице опять не горели. Парень запнулся о щербатую ступень и длинно, ломано выругался. Материться он никогда не умел, но теперь вдруг накатило все разом… Шёпот с усилием пробился сквозь губы, выплеснулся резкими толчками и мокрым пятном расплылся в темноте.

***

Угасающий свет дня тек сквозь шторы, ложился на потолок и стены полосами, словно прутья большой клетки. Розовая обивка плюшевого дивана сильно выцвела, но мать упрямо отказывалась сменить старый рыдван на нечто более современное. Память о дедушке, во времена которого достать такую хорошую мебель было почти невозможно. Диван так долго оставался семейной драгоценностью, что его внешний вид стал уже не важен.

Серый повесил куртку на вешалку, сбросил мокрые ботинки и с привычным удовольствием провел рукой по плюшу, оставив след из перевернутых ворсинок. Всеволод-Вовка-Волк-Серый. Просто Серый. Ладно севшее прозвище. Полное имя ему всегда казалось анахроничным. Прежние времена Серому нравились, но одно дело глотать старинные стихи и романы за закрытой дверью, и совсем другое – выставлять на всеобщее обозрение этот кусок ветоши – Всеволода.

“Весенний, светлый день клонился к вечеру; небольшие розовые тучки стояли высоко в ясном небе и, казалось, не плыли мимо, а уходили в самую глубь лазури.*”.

Читанная-перечитанная книга легла в руки, желтые страницы казались теплыми. Книг в съемную студенческую квартиру Серый не успел перевезти, и хорошо, что не успел: среди повального увлечения однокурсников современными философами и ультрамодными авторами томик Тургенева или Пастернака смотрелся бы не лучше сказки про колобка.

Первое время после переезда Серый отчаянно скучал по дому, даже нравоучения отца подзабылись, растеряли холодные грани. Казалось бы – всего-то другой конец города, а по ощущениям между родным домом и институтом пролегло расстояние в несколько световых лет.

На второй месяц Серый уже удивлялся, что смог прожить с родителями так долго, и чувствовал, словно в привычной коробке без света и воздуха вдруг откинулась крышка. Но мир оказался непрост. Он двоился и троился, представления и реальность перемежались с непреложными догматами, которые теперь волей-неволей проверялись на прочность.

“Лаврецкий ничего не думал, ничего не ждал; ему приятно было чувствовать себя вблизи Лизы, сидеть в ее саду на скамейке, где и она сидела не однажды…”

Там же, в институте, Серый впервые увидел Лену. Она сидела на скамейке и шевелила губами, читая книгу. Позже он узнал, что так ей лучше запоминаются трудные формулы. Светлоглазая, длинноволосая, Лена носила джинсовые юбки, нелепые вязаные кофточки с рюшами и совсем не красилась. Над девушкой не смеялись открыто, но считали странноватой. Серый старательно улыбался, услышав очередное шутливое замечание на ее счет, и незаметно провожал кружевную кофточку глазами. Ей бы подошло называться Элен, надевать длинное платье, шелковые перчатки и вуалетку, бросающую тень на бледно-розовые щеки.

Они встретились на общей паре. По школьной привычке Серый уселся у самой стены, в углу. Преподаватель нудно вещал что-то о роли просвещения в развитии общества. Меловая пыль оседала с каждой написанной его рукой буквой, словно историк еще до конца лекции должен был рассыпаться прахом.

Скрипнула дверь, и в аудиторию вошла Лена, смущенно прошептала что-то преподавателю и шмыгнула на задний ряд, глядя под ноги, стараясь скорее спрятаться от чужих глаз. Девушка заметила, что не одна, лишь когда села и бросила сумку на стол, сбив тетрадь Серого на пол. Он зашептал что-то успокаивающее, она – что-то извиняющееся, оба нырнули под длинный полумесяц парты, сталкиваясь руками, и вынырнули, пунцовые от смущения.

Приятели еще со старших классов тискали девчонок по углам. Их жаркие рассказы полушепотом, за сигаретой, Серый слушал с жадностью, но его самого всегда что-то удерживало, как на привязи. С некоторых пор Серый стал задумываться, не было ли его ожидание “чего-то особенного” лишь прикрытием для страха отказа, а тот, в свою очередь – для намертво вколоченных слов отца о низости, чести, грязи и непростительной порядочному человеку глупости.

За полугодие Серый обменялся с девушкой лишь горсткой фраз. Иногда она снилась парню по ночам, и тогда на следующий день, завидя Лену, он в смятении прятал глаза, будто девушка могла прочесть его мысли. Будто он мог замарать ее взглядом.

“– А крылья могут у нас вырасти, – возразил я.

– Как так?

– Поживите – узнаете. Есть чувства, которые поднимают нас от земли. Не беспокойтесь, у вас будут крылья.

– А у вас были?

– Как вам сказать… Кажется, до сих пор я еще не летал”.

Серый захлопнул книгу. Этот мягкий глухой звук нравился ему. Пора было заглянуть к соседке – шагов не слышно уже с полчаса. Затем приниматься за учебники, чтобы сдать экзамен не хуже других. А там и на работу пора…

Любовь Петровна мирно похрапывала, лежа на диване – родственнике родительской развалюхи. Только этот был не розовым, а зеленым. Парень на цыпочках вышел в коридор, запер соседскую входную дверь и вернулся в квартиру. Через два часа ленивой зубрежки наконец послышались тяжелые шаги – сосед возвращался домой. Серый облегченно вздохнул, собрал сумку, спустился и вышел на улицу.

Дождь кончился, огни фонарей болотными огоньками отражались в бензиновой ряби луж. Проходя мимо дома Артура, Серый поднял голову. Окна были темны. Конечно, все однокурсники собрались у Ростика – редкая возможность посмотреть “как люди живут”, пока родители мальчика-мажора уехали в очередную командировку.

Балагура Артура знал весь институт, без него не обходилась ни одна вечеринка и ни одно происшествие. Его самого никогда не ловили на чем-либо предосудительном, но что бы не затевалось другими, Артур всегда оказывался рядом и разносил новости чуть ли не быстрее, чем они появлялись. Оказалось, что Артур живет совсем близко к родительской квартире. Артур не умел молчать и болтал без перерыва, увидав любое смутно знакомое лицо. За счет того, что Серый часто встречался с парнем в метро и на улице по дороге домой, многие считали их приятелями. Настоящие друзья у Артура были тусовщиками, и Серого автоматом приписали к ним. Хоть в живую на вечеринках его никто пока не видел, но город-то большой, мало ли где еще отдыхает молодежь? Серому очень повезло, прослыть ботаником-затворником он не хотел.

С приглашениями на ночные тусовки от самого Артура было сложнее. Но с начала учебного года прошло всего три месяца, до сих пор Серому удавалось выкручиваться, а сейчас и вовсе сессия, любой нормальный студент скорее будет сидеть над книгами, чем над кружкой пива, или над чем там сидят в клубах…

Для того, чтобы снимать комнату, требовались деньги. Родители, не поддерживающие эту идею, предоставили сыну справляться самому, в надежде, что, бестолку побродив по собеседованиям, он отступится. Но Серому хотелось перемен. Зачем и каких именно, он не слишком четко представлял и сам. Но отделение от родителей казалось многообещающим шагом и не значилось в списке запрещенных действий. Так что, несмотря на скепсис отца и вздохи матери, Серый проявил неожиданное упорство и нашел работу недалеко от института. Задняя дверь небольшой кофейни выходила в темный тупик, общий с кухней ночного клуба на соседней улице.

Возвращаясь в студенческую квартиру после смены, Серый видел развеселую молодежь у входа в бухающую басами темноту. Отец говорил, такие заведения посещают лишь не уважающие себя отбросы. Серый неоднократно замечал среди посетителей клуба знакомых студентов и даже весьма ценимого в институте молодого преподавателя английского. В первый раз увидев проходящего мимо Серого, он широко улыбнулся, махнул ученику рукой и вновь повернулся к своим друзьям. Ему даже не было стыдно! Не мог же и преподаватель считаться “отбросом”?! Порой хотелось закрыть глаза и отключиться от бесконечной череды сомнений.

Мир оказался сложным. Привычное соответствие ожиданиям родителей теперь часто вступало в конфликт с представлениями сверстников о “нормальном” парне. В школе жилось проще, все не так серьезно… А теперь расслабиться можно было, как и дома, лишь закрыв за собой дверь комнаты. Но и туда нельзя добраться, не пройдя через минное поле общей гостиной, где до полуночи соседи по квартире обсуждали вечеринки, девчонок и рубились в “Фортнайт”. Молчать недопустимо – нужно поболтать на все популярные темы, старательно подбирая услышанные от других мнения, совсем так же, как в разговоре с отцом.

“Нельзя без последствий для здоровья изо дня в день проявлять себя противно тому, что чувствуешь; распинаться перед тем, чего не любишь, радоваться тому, что приносит несчастье… Наша душа занимает место в пространстве… ее нельзя без конца насиловать безнаказанно”.

Пастернаку легко было такое писать… Иногда Серый задавался вопросом – а как это, “быть собой”? Все время – только собой. И возможно ли такое вообще? Уж точно не тогда, когда тебе семнадцать.

***

Китовые пластины. Серый наконец понял, что именно ему напоминает стенд сухих полосок, тычущихся в ладонь острыми уголками. Китовые пластины. Звучавшая в торговом зале музыка давила на виски, мешая сосредоточиться. Где здесь эти дурацкие размеры? На бирках? На вешалках? Китовая улыбка звучала тревожным белым. Острым.

– Ну что, выбрал?

Голос отца зазвенел в ушах.

– Ты уже полчаса тут стоишь.

Недовольство. Сгущающийся холод.

– Неужели так трудно выбрать себе рубашку?!

Презрение. Красное. О студенческой примете не надевать на экзамены обновок лучше не упоминать, иначе оно станет темно-фиолетовым и тягучим.

– Пап, мне не нужна рубашка. Правда… Все придут, в чем обычно ходят. Никто не выпендривается.

Рука отца протянулась и выхватила из белой пасти вешалку. Он стоял рядом, в недорогом, но безупречно сидящем пальто.

– Вот и ты не выпендривайся. У любого уважающего себя мужчины должна быть рубашка! Хоть одна!

Жесткая ткань пахла химией, складки на рукавах словно требовали держать руки по швам. Серый застегнул последнюю пуговицу и взглянул на себя в зеркало примерочной. И так-то ничего особенного: худой, темноволосый, темноглазый, один из миллиарда таких же. А в рубашке и вовсе – иллюстрация к понятию “офисная мышь”.

– Вот, – удовлетворенно кивнул отец, отбрасывая штору. – Мой сын не придет на экзамен оборванцем. Заправь, – поморщился он.

Серый это и собирался сделать, если бы не внезапно открытая штора. Хотя почему внезапно? Просто за три месяца отвык… На двери в комнату Серого никогда не стояло даже шпингалета.

На выходе из стеклянной арки магазина в Серого с разгону врезался Артур, за ним маячили трое студентов с параллельного курса.

– Хай, бэйби! Вот везуха! Здрассти, – кивнул он, заметив, что приятель не один. – Слушай, дай зажигалку, а? Я свою в других штанах оставил, эти придурки не курят, а мне охота – сил нет!

Серый не видел отцовского лица, но мгновенно вспотел. Зажигалка у него была – подобрал забытую кем-то, сунул в рюкзак, да там и оставил. На всякий случай. Иногда пригождалась – Серый не курил, но регулярно сидел с парнями в курилке.

– Я не… – Серый переступил с ноги на ногу. – Думаю, у меня нет…

– Всеволод!

Черное, жгучее.

– Посмотри на меня! Ты что, куришь?!

Артур поднял бровь, губы начали разъезжаться в ухмылке. Стоящие в стороне парни разом обернулись. В висках стучало, Серый цеплялся за лямку рюкзака мокрыми пальцами.

– Всеволод?!

Артур понимающе усмехнулся, поднял ладони и отступил на шаг. Серый быстро сбросил сумку с одного плеча, нашарил пластиковый прямоугольник и протянул ему.

– Оу, спасибо, бро, – подмигнул парень и танцующей походкой направился к друзьям.

– Ты сейчас же поедешь со мной домой.

Ледяное. Тяжелое.

– Предстоит разговор.

Удушливое. Ядовитое.

Серый повернулся и сделал шаг в сторону.

– Куда собрался?! В машину, немедленно!

Серый, не оглядываясь, пошел к эскалатору. Потом не выдержал и побежал. Запрещающие знаки прыгали ему в лицо – белый, красный, черный, на стенах, на полу, на улице… Телефон в кармане завибрировал, мерзко пополз по бедру, словно в штаны запустила руку неведомая тварь. Серый остановился, привалившись к стене в тупичке, дрожащими пальцами достал мобильник, и, не глядя на экран, отключил звук. Мир вдруг схлопнулся до размеров текущей секунды – здесь и сейчас. Сейчас Серый не мог ничего – ни думать, ни говорить, ни объясняться.

“Что потом?”

Будь проклято это неумолимое “потом”! Но сейчас – ничего…

В общей гостиной стояла тишина – на выходные все обычно разъезжались кто куда: к родителям, к друзьям, на концерты… Серый вытащил из кармана мигающий телефон, швырнул его экраном вниз на тумбу у входа. Сбросил кеды, почти бегом пробежав по коридору, захлопнул за собой дверь комнаты, прижался к ней спиной и замер. Там, в углу над кроватью, клубилось черное. Серый ощутил, что сползает по двери вниз и судорожно глотнул воздуха. Получилось позорно громко.

Черное неотрывно следило за оцепеневшим от ужаса парнем, туманные нити текли, сплетались и расплетались. У Серого промелькнула мысль, что если оно двинется с места, он просто закричит. Но Черное не двигалось, словно не желало пугать раньше времени.

“Не бойся”.

Темнота раскрыла глаза. Черные, как она сама.

“Я не причиню тебе вреда… напротив”.

Выдавить хоть один звук получилось у Серого далеко не сразу, но Черное не торопило.

– Ч-что ты… такое?

Черное улыбнулось бездонным провалом.

“Я хочу помочь”.

Оно скользнуло ниже, медленно, бесшумно растеклось по кровати и вновь собралось в клубок.

“Не бойся… Я хочу подарить тебе кое-что”.

Мглистые нити сложились кольцом, восьмеркой, змеей заскользили по полу. Ближе. Серый, не в силах пошевелить и пальцем, смотрел в черные глазницы и не мог оторваться. Черное замерло рядом, но не касаясь. Он бы умер, если бы Оно коснулось, точно умер. Черное это понимало.

“Подарить тебе свободу”.

Серый выпучил глаза, хотя секунду назад ему казалось, что удивиться еще больше просто невозможно.

“С этой минуты ты можешь делать все, что захочется…”

Кольца пропали, сгусток мглы завис перед лицом.

“…или не делать то, чего не хочется…”

– Но… зачем? – наконец, шевельнул губами Серый. – Чего ты хочешь… взамен?

“Не тревожься об этом” – прошелестело Черное. – “Ничего невозможного”.

Серый открыл глаза и увидел полоски покрывала перед лицом. С тумбочки раздавалась монотонная мелодия будильника. Парень сел на кровати и огляделся. Он что, так и заснул прямо в одежде? Серый взял в руки телефон. Два пропущенных – всего лишь от матери и от Артура. Парень не сдержал облегченного выдоха. Ему приснилось? Это просто дурацкий сон.

Пора было собираться на экзамен. Серый вскочил с кровати. В шкафу висела новенькая белая рубашка. Он потянулся было к ней, но в последний момент рука замерла.

“…не делать то, чего не хочется…”

Бред собачий. Серый медленно повернулся и взглянул на потолок. Черное было там.

“Ты сдашь экзамен, не волнуйся… Ни пуха, ни пера”.

Комментарий к Черное

* Здесь и далее – цитаты из произведений И. Тургенева и Б. Пастернака, в частности, “Ася”, “Дворянское гнездо”, “Доктор Живаго”.

Примерно так для меня Серый выглядит – https://ibb.co/sv3yKLP

========== Контраст ==========

Комментарий к Контраст

Блин вот нельзя мне зарекаться) не две части в итоге, а три.

Пс. Вычитано плохо, на бегу, тыкайте пб

Улыбнуться-спросить-налить-пересчитать-закрыть-вымыть. Это просто. Можно даже мозги не включать. Хотя в первые дни Серый страшно волновался сделать что-нибудь не так или что его увидит кто-то из знакомых. Ведь такая должность не очень-то престижна. Но пожилая хозяйка кофейни оказалась милой и терпеливой, рядом с ней дышалось и работалось легко. А институтские если и заходили, то редко, и свысока не смотрели. Одна девушка даже как-то шепнула, что форменный черный фартук Серому очень идет, а кофе из его рук кажется вкусней. Он тогда летал, как на на крыльях, три недели, несмотря на то, что эта девушка училась на четвертом курсе и в подружки точно не годилась.

Руки делали работу сами, благо ее было много и клиенты торопились, не обращая внимания на отсутствие дежурной улыбки на лице бариста.

Сессию Серый сдал хорошо, даже удивительно – не терялся в незнакомых формулировках задач, не мямлил, отвечая устно. Черное помогло, как обещало? Или просто появились проблемы, по сравнению с которыми экзамены казались не стоящим волнения пустяком?

Рубашка тревожно мигала из угла шкафа. Дни напряженного ожидания проходили один за другим, но отец не звонил. Мать иногда писала, задавала стандартные вопросы и присылала фото комнатных цветов. На очередное фото бутона фиалки Серый не ответил, как всегда, улыбкой. Неохота. Смайлом больше, смайлом меньше – она все равно шлет свою зелень всем вокруг…

Смена во вторник оканчивалась рано, над невидимым горизонтом, должно быть, еще алел краешек солнца. Розоватый закатный свет на стенах домов не успел смениться неоново-серым – вечерним. Телефон пиликнул зелененьким веселым огоньком.

“Ты дома? Заскочу на сек, списать историю”.

После того, как Артур увидел имя Серого в тройке лучших на листе с результатами экзаменов, он частенько забегал списать что-нибудь или, что случалось реже, попросить “нормальными словами” объяснить текущую тему.

Серый дошел до дома, встретил Артура, под неумолчную болтовню поднялся по лестнице. Обрадовавшись пустоте квартиры, вынес приятелю тетради и положил на кухонный стол. В свою комнату он с некоторых пор не пускал даже соседей, в очередной раз желающих одолжить зарядку для телефона, и запирал дверь на ключ. Артур, наконец, заткнулся и погрузился в переписывание. Серый пожарил себе омлет и сел рядом, следя за тем, как лист под рукой Артура покрывается линиями и закорючками, которые человеческий мозг чудесным образом преображает в буквы и цифры.

К тому времени, как посуда была вымыта, Артур уже захлопнул тетрадь и вжикнул застежкой сумки.

– Пошли со мной в Джангл, а? Отметим начало семестра.

– Уже середина, – отозвался Серый, вытирая руки.

– Разница? – пожал плечами Артур, – Значит, просто так зависнем, без повода. Где обычно клубишься? Ты че-то о восточном районе говорил, не?

Серый тщательно расправил складки на полотенце. Делать что хочешь? Сейчас хотелось сказать правду. Врать – надоело. Достало. Черное в углу потолка, над кроватью. Оно обещало.

– Я ни разу в жизни не был в клубе, Арт. Ни в клубе, ни на дискотеке, ни на концерте. Никогда. Только на школьных праздниках.

Он обернулся и прямо посмотрел приятелю в лицо. Тот таращился с веселым изумлением.

– Правда?! Ну тогда понятно…

– Что тебе понятно? – сложил руки на груди Серый.

– Хер с ним, – встряхнулся Артур и азартно потер руки. – Я тебе все покажу! Это даже прикольно. Давай, переодевайся и полетели!

***

– Сегодня за мой счет, – отмахнулся Артур от протянутого кошелька, – первый раз должен запомниться, – улыбнулся он.

Серый стоял в очереди и волновался. Что там, за дверью? Что, если его не пустят? Казалось, каждый замечал на его лице полыхающую печать новенького. Вдруг он что-то сделает не так? И как незаметно слинять, если что? Словно прочтя мысли, Артур ободряюще пихнул парня в бок и подмигнул.

– Фэйсконтроль не проблема, хост – мой кореш. И не парься, никто не родился на танцполе… Ну, разве, кроме Удава, – прыснул он.

– А это кто?

– Да местный аксакал. Каждую неделю тут, короче. Танцует круто, увидишь. Джедаи иногда спецом для него музон в сет вставляют. Ты только если тоже захочешь потрястись, зажги как следует. Без щелкотни в углу, ага? Тут этого не любят.

– Не уверен, что смогу, – вздохнул Серый.

– Да никто особо уровень не оценивает, – отмахнулся Артур, – Просто если тебя вправду штырит, это видно, и других заводит. А если мнешься ни туда-ни сюда, то и смотреть стремно.

Внутри тьма мешалась с ядовито-яркими пятнами света. В ушах стучало, и было непонятно, то ли это ритм музыки, то ли собственный пульс. Звуки наслаивались друг на друга, то колкие, то круглые, словно в воздухе толклись воздушные шары вперемешку с иглами. Напряжение почти можно было потрогать. С Артуром здоровался чуть ли не каждый встречный, парни хлопали его по плечу, орали что-то, пытаясь перекрыть басы, девчонки хихикали и вешались на шею. Серому казалось, что до диванчика у стены они добирались не меньше часа. Артур принес ему стакан с логотипом Гиннеса и оставил привыкать к обстановке, а сам растворился в залитой цветными лучами толпе.

Во рту растеклась мягкая прохладная горчинка. Наверняка пиво было хорошим – Артур разбирался в таких вещах. Пиво Серый пробовал и раньше, но не больше одного-двух глотков. Теперь же не заметил, как выдул целый стакан. Через некоторое время туго натянутая пружина внутри ослабла и Серый начал различать, что происходит вокруг.

За соседними столиками смеялись и болтали. Голоса доносились шепотками, прозрачно-сетчатыми, как крылья стрекозы. Молоденькие девчонки потягивали цветные коктейли, парни шутили и жестикулировали, явно пытаясь произвести на них впечатление. Ближе к стене расположилась компания постарше, с насмешливым одобрением поглядывая на резвящуюся молодежь. Цветные блики выхватывали из толкущейся внизу на танцполе массы отдельные лица, спины и поднятые руки… Там явно было весело и совсем не страшно. В какой-то момент Серый почти решился спуститься.

– Скучно?

Рядом плюхнулся разгоряченный Артур и залпом выпил принесенный с собой стакан.

– Что? – очнулся Серый, – Нет, не скучно. Интересно.

Он смутился и добавил:

– Только я думал, в клубах шесты, или там не знаю… танцоры какие-нибудь, все такое…

– Ты про стриптиз что ли? – поднял брови Артур и расхохотался. – Не, в Джангле голых девок нет. А хочешь, в следующий раз свожу туда, где есть?! – азартно предложил он, – Ты такой весь правильный, аж больно!

Серый зарделся и опустил глаза.

– Пошли вниз, ты ж не сидеть тут пришел! – и Артур сдернул его с дивана.

Смотреть на танцующих со стороны и оказаться среди них – вовсе не одно и то же. Драйв буквально разливался в воздухе, заставляя двигаться, дышать полной грудью, отвечать на улыбки… Музыка прыгала в глазах зигзагами цвета. Серый впервые забыл тревожиться о том, как выглядит со стороны.

Он вышел на узкий балкон и с удовольствием вдохнул холодный ночной воздух. Краски звуков перед глазами поутихли. Рядом курили и вполголоса разговаривали другие посетители клуба, решившие отдохнуть от шума и толчеи.

– Вот ты где!

Артур под руку с какой-то девицей привалился к перилам.

– Слушай, чо за муть, а? Мне твоя мама звонит, спрашивает, почему на тел не отвечаешь.

– Что?! – вскинулся Серый.

Девица хихикала, глядя на него из-за плеча хмурого Артура. Он протянул Серому свой мобильник. На экране светился вызов со знакомого номера.

– Нахера мой телефон предкам даешь? Это как-то не супер, сечешь?

– Я не… – Серый схватил мобильник. – Я не давал твой телефон… Не знаю, откуда она его взяла!

В груди словно клокотал вулкан.

– Да! – рявкнул он в трубку, – Какого черта ты звонишь людям среди ночи?!

Мама ахнула.

– Володенька, да я… Я волновалась, ты ведь никогда…

В интонации послышались слезы, голос рябил, проливался, тянулся слизью.

– …ты забыл дома листочки, там были два телефона, я не смогла до тебя дозвониться и стала искать…

– Мне не пять лет! – прорычал Серый так, что запершило в горле, – не смей звонить сюда, поняла?!

Он сбросил звонок, протянул телефон Артуру. Руки ощутимо дрожали, Серый торопливо сунул их в карманы и выругался. Во рту остался солоноватый вкус. Губу себе прокусил, что ли? Девица визгливо заржала и, потеряв равновесие, повисла на Артуре. Тот брезгливо стряхнул ее:

– Я тебе не вешалка!

– Ну А-арчи, милый, – надула губки девушка, – проводишь меня домой?

– Нет! – рявкнул он, – Нехер было так укуриваться! Ты это… – повернулся он к Серому, – может, перезвонил бы со своего, мало ли…

Тот упрямо мотнул головой и раздраженно облокотился на парапет, глядя на освещенную фонарями улицу.

***

Только рухнув на постель, Серый осознал, насколько устал. Тело растеклось по матрасу киселем, шевелиться категорически не хотелось. Хорошо хоть душ додумался принять сразу, а ложиться уже потом. В ушах еле слышно шумело после грохота музыки. Шум постепенно перестал сверкать, стал ритмичным, тусклым, превратился в пульс, потом – в мамины всхлипы в трубке. Серый открыл глаза и встретился с темным взглядом.

– Она и в сорок будет считать меня ребенком?!

Черное кивнуло, по-совиному склонило лицо на бок.

“Ей нужно выходить из зоны комфорта, если хочет остаться близким тебе человеком”.

Оно распахнуло крылья, вновь свернулось клубком. Черное стало больше, чем прежде, занимая почти всю стену до книжной полки.

– Она не имела права… Копаться в бумагах… Звонить!

Черное сползло ниже, укрыло прохладой, словно одеялом.

“Конечно… твоя реакция обоснована. Нужно иметь представление о личных границах. Наконец, это элементарное чувство такта…”

– Типа, она волновалась, – проворчал Серый, поворачиваясь на бок.

“О чем тут можно волноваться? – мягко прошелестело Черное. – Ты ведь уже не мальчик. У тебя своя жизнь. Тебе не за что извиняться”.

Серый облегченно вздохнул и закрыл глаза.

***

Пасмурное утро выдалось холодным, люди на улицах и в переходах кутались в шарфы, кашляли и чихали. По городу бродили вирусы. Преподаватель в последний момент прислал классу сообщение, что плохо себя чувствует и пара отменяется. Серый вышел из метро, и тут с неба неожиданно хлынул снег – именно хлынул, мокрая ледяная каша, серая от смога. Ботинки промокли в момент, как и джинсы. Серый бегом добежал до подъезда и поднялся по лестнице. Родителей не должно было быть дома, и он рассчитывал потратить двойное“окно” на то, чтобы без приключений, наконец, забрать забытый месяц назад учебник и немного обсохнуть перед тем, как возвращаться в институт на последнюю пару.

Дом встретил его теплом и тишиной. Розовый плюш дивана в дождливом освещении казался совсем бесцветным. Серый снял мокрые вещи, положил на батарею и вошел в свою бывшую комнату. Мама явно наводила в ней порядок – большинство вещей было убрано в шкаф, а те, что остались, лежали слишком аккуратно. Учебник нашелся на полке, рядом с любимыми книгами. Рука сама потянулась погладить знакомые корешки, но замерла в последний момент.

“Хватит, не маленький уже”.

Серый вытащил учебник, положил в сумку и лег на постель. Старый плакат, приклеенный над батареей, колыхался от жара. Еще полчаса – и джинсы высохнут, можно будет идти. Серый перевел взгляд в угол над кроватью. Три линии светотени и пустота светлых обоев.

Он проснулся от звука приглушенных голосов за дверью, вскочил и взглянул на часы. Прошло всего двадцать минут. Но почему родители оказались дома посреди дня? Мать всегда по пятницам пропадала на рынке, отец работал до шести.

Вещи Серого остались на батарее в гостиной, и, конечно, мама уже заглядывала в комнату, пока он дрых тут в одной футболке…

Теперь они сидят на кухне и ждут, когда он выйдет. Серый вытащил из шкафа и надел свои домашние штаны, пригладил волосы и взялся за ручку двери. Вспомнил мороз, которым всегда тянуло от Черного, впустил внутрь. Он будет вести себя прохладно и так, будто ничего не случилось. Будет говорить и делать, что хочет. В конце концов, он в этом доме тоже прописан.

Родители и правда сидели на кухне. Отец с головой скрылся за газетой, мать так и этак перекладывала плюшки на блюде, поглядывая на дверь. Увидев Серого, она радостно улыбнулась, хотела что-то сказать, но глянув на мужа, поджала губы. Ну конечно. Младшие здороваются первыми. Таковы правила. Серый кивнул ей, молча прошел к плите и включил чайник. Отец крякнул, отложил газету и вышел. Хлопнула дверь спальни.

Он промолчал! Впервые за семнадцать лет не нашел, что сказать! Внутри у Серого словно исчезла натянутая струна, взорвалась колкими искрами. С нежным малюткой легко управляться: захотел – похвалил, захотел – довёл до слез. “Дети – это глина, лепи что угодно”. Так он говорил. Но что делать с новым, незнакомым Серым, отец явно не знал.

– Покушал бы плюшек, Володенька, – просяще проговорила мама. – Испекла, как чувствовала, что ты придешь.

Он улыбнулся и сел за стол. Мама вполголоса рассказывала свои маленькие уютные новости, поминутно прерываясь и заглядывая в глаза, словно проверяя, интересно ли ему? Серому на миг стало тошно от мысли, что с отцом она говорила так же. При виде мягких маминых щек и сеточек морщин в уголках глаз внутри что-то дрожало. Серый пытался абстрагироваться от этого чувства.

Стало ясно, почему родители нарушили привычный распорядок. Отец воспользовался тем, что на соседних предприятиях бушевал грипп и, отговорившись плохим самочувствием, легко получил отгул, чтобы поработать над своей диссертацией. Мама закончила пятничные дела поскорее, чтобы вернуться домой и ухаживать за мужем.