Текст книги "Т В Б Л (Так Всем Будет Лучше)"

Автор книги: Наташа Колесникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Ни хрена я не понимаю тебя, Историк. Чё ты несешь, в натуре? Какой Чубайс?

– А что, у нас много их? Толя один такой, классный чувак, мы с ним в бане познакомились. Не веришь? Позвони в Верхнеозерск, сам спроси. Нет у них электричества. Покупатели есть, Крендель и Пряник, венгры. Бабки готовы были перевести на наш счет прямо сегодня. А стали – нема. Но скоро будет, ты не волнуйся, Вагиз.

Вагиз бросил сигарету на пол, растер подошвой.

– Слушай, как тебя земля терпит, такого болтуна? Ты и банку ссуду не вернул...

– Так у меня банкир – кореш, – не моргнув глазом, соврал Топчанов. Даст, сколько надо, если попрошу. И подождет с возвратом.

– Своим людям зарплату два месяца не платишь. Нам бабки не отстегиваешь. Тачку себе взял, "Вольву", с телками балдеешь по ресторанам, – продолжал Вагиз, угрожающе сжимая кулаки. – Ты на чё надеешься, Историк?

– На себя, Вагиз, только на себя, – совершенно спокойно ответил Топчанов. – Понимаешь, вчера из Администрации президента поступило такое предложение, ты ахнешь, когда узнаешь. Пока не могу... Так Маркону и скажи – Топчанов сделает для него то, о чем он и не мечтает.

– Если я ему скажу такое – ты до утра не доживешь, козел! – свирепо заорал Вагиз, вскакивая с кресла. – Маркон тебя терпит, а ты его за кого держишь, Историк?!

Вагиз просто не знал, что делать. Маркон не позволил трогать Историка, но терпеть такой базар тоже нельзя было, он же просто издевается, козел! Выхватил новую сигарету, щелкнул зажигалкой, закурил и тут же швырнул её под ноги, яростно затоптал ногой. В следующий раз либо морду набьет козлу, либо пусть Маркон другого человека посылает!

– Держу за очень уважаемого человека, благодарен ему за помощь если что надо – всегда выручу. Так и передай – Топчанов уважает и скоро все долги вернет с процентом. Это я тебе, и ему обещаю, Вагиз.

Но тот уже не мог слушать Топчанова.

– Заткнись, придурок! Короче, так. Завтра не будет бабок – пойдет другой базар! И за этот ответишь!

Вагиз подбежал к двери, хотел ударить её ногой, но вовремя вспомнил, что не откроется. А вот закрыть ударом ноги можно, что он и сделал. Топчанов довольно усмехнулся и вышел в комнату секретарши, остановился у стола Шуры. Девушка с тревогой смотрела на него.

– У вас неприятности, Борис Петрович? Этот Вагиз... прямо самый настоящий бандит! Я уже хотела милицию вызвать.

– Да перестань, Шурик! Это он с виду такой крутой, потому что внутри гниловатый. У меня с такими нет проблем. Ты вот скажи мне, Шурик, могут быть такие иностранные партнеры Крендель и Пряник?

Шура не выдержала и засмеялась.

– Борис Петрович, но они...

– Вот я и говорю – правильно Толя Чубайс ограничил электричество верхнеозерцам. Он же подумал: а зачем Прянику наша сталь? Были б нормальные покупатели, не ограничил бы. И где только Гена находит таких?

– Вы все шутите, Борис Петрович...

– Я вполне серьезно. Нет бы найти какого-нибудь Боба Макдермота, тут все понятно, трогать опасно. А у него – пряники и крендели! Кстати, сделай мне кофе.

Девушка все ещё улыбалась, но глаза смотрели уже серьезно.

– Я сейчас, Борис Петрович, подождите минутку... Спрошу, может, в бухгалтерии есть...

– Какая, на хрен, бухгалтерия? Я же три дня назад целую банку растворимого тебе притаранил!

– Понимаете... Геннадий Семенович нервничал, особенно вчера... Все выпил.

Топчанов нахмурился, сурово посмотрел на дверь, словно за нею скрывался Моторный. Потом сказал Шуре не менее сурово:

– Так он кофе пил, вместо того, чтобы делами заниматься! Ну, работничек! Объявляю ему выговор за несоблюдение фирменной дисциплины и накладываю штраф в размере ста рублей. Отпечатай и доведи до сведения всех сотрудников.

– Вы... вы это серьезно, Борис Петрович?

– А без кофе меня оставлять – серьезно? Но сперва сбегай, купи кофе и пару хот-догов, – Топчанов достал из кармана стодолларовую купюру, протянул девушке. – Поменяй, купи а сдачу оставь себе.

– Но Борис Петрович... тут очень много...

– Премия за преданность руководителю фирмы, – важно сказал Топчанов. – Можешь и её оформить приказом. – на несколько мгновений задумался, потом махнул рукой. – Нет, приказом не надо. А то все начнут проявлять преданость и требовать за это сто баксов. А мне такая преданность и на хрен не нужна. Твоя – да, она честная, Все ясно? И – никаких разговоров.

Шура долго смотрела на дверь, за которой скрылся босс. Вот почему она, с высшим экономическим образованием, сидела в этой дохлой фирме обычной секретаршей. Из-за него. Он хороший, добрый, смешной... Только не очень везучий. Ну и что?

На обед у Барвихина был картофельный суп с восточными пряностями, на ужин – морковные котлеты. Он не пил, не курил, перед сном непременно совершал прогулку вокруг своего микрорайона в Крылатском. Остальное время посвящал чтению, составлению планов предстоящих уроков в разных классах и занятиям йогой, Однако, сегодня его распорядок дня нарушился, пришла Ольга, его невеста. Красивая шатенка с зелеными глазами, чем-то похожая на его мать в молодости. Ольга была аспиранткой, познакомились они год назад, на улице. Барвихин совершал свою прогулку перед сном, Ольга возвращалась домой, и к ней пристал какой-то недоносок. Барвихин попытался убедить его оставить девушку в покое, но когда тот выхватил нож, пришлось применить силу. Двух ударов хватило, чтобы свалить нахала с ног и лишить сознания. А когда тот пришел в себя, Барвихин извинился и попросил Ольгу вызвать "Скорую", чтобы помочь пострадавшему. Но пострадавший вскочил на ноги и убежал, а Ольга сильно удивилась поведению своего защитника. Так они и познакомились. И с того времени Барвихин готовился к свадьбе. Он категорически был против интимных отношений до нее, и даже целовал Ольгу только в щеку. Все должно быть правильно.

– Саня, у тебя кофе есть? – спросила Ольга. – Я сегодня весь день торчала в Ленинке, прочитала кучу статей, голова не соображает.

– Оля. сколько раз тебе повторять, что кофе вредно для человека. Выпей воды из графина, она очищена от вредных примесей.

– У тебя даже чая нет!

– Чай тоже вреден. Искусственные стимуляторы приводят к деградации организма. Человек должен использовать свои внутренние резервы в кризисных ситуациях. А в нормальных жить в ладу с природой.

– И как я только терплю тебя, такого зануду? – сказала Ольга. Подошла к Барвихину, обняла его.

– Если ты моя невеста, должна разделять мои убеждения,сказал Барвихин, вежливо отстраняя её.

– Слушай, Саня, я ещё не решила, стоит ли выходить за тебя, или нет. Понимаешь, я думала, эти твои странности, эта дурость пройдет. Ты хоть понимаешь, как выглядишь со стороны?

– Разумеется. Я в ладу со своей совестью, веду здоровый образ жизни.

– Идиот! Я не стану твоей женой, понял?

– Я не вправе принуждать тебя, Оля, Как решишь, так и будет, совершенно бесстрастно сказал Барвихин.

– Нет, ну я просто не могу! Саня, когда ты кончишь придуряться? Ты же нормальный мужик!

– Абсолютно нормальный.

– Но... ты даже не хочешь меня!

– Хочу. Я буду хотеть тебя всегда, но – после свадьбы.

– А сейчас? Вот прямо сейчас? Я разденусь...

– Не надо.

– Почему, Саня?!

– Потому что человек не должен идти на поводу соблазнов. Мы обязаны выдержать это испытание.

– Вот так, да? А кто-то утверждал, что человек должен быть естественным!

– Да, именно так. Но есть и законы, традиции, которые ограничивают наши поступки. Супер-эго по Фрейду. Если их игнорировать, мир может рухнуть.

– Да ну тебя к черту! Это ж надо было влюбиться в такого идиота! Пусть этот мир рухнет, когда мы будем в постели, и черт с ним! Какое нам дело до всего мира, где столько дерьма?

– Если все будут вести себя правильно, мир станет лучше. Люди будут счастливы. Во всяком случае, более счастливы, чем теперь.

– Дурак ты, Саня. Я бежала из библиотеки к тебе, жрать хочу жутко. У тебя есть хоть кусочек ветчины?

– Ты же знаешь...

– Да знаю я, знаю! Но – для меня!

– Это исключено. Я не могу себе позволить загрязнять холодильник трупами убитых животных.

Ольга села на диван, призадумалась. Она вдруг отчетливо поняла, что жить с этим человеком не сможет. Да, он красив, да, она любит его, но... Она же звонила из библиотеки, сказала, что едет к нему голодная. Мог бы хоть сто граммов колбасы купить для нее!

– Оля, у меня на ужин морковные котлеты, если хочешь, одну могу предложить тебе.

– Да пошел ты со своими морковными котлетами!

Она почти не сомневалась уже, что никакой свадьбы не будет. По крайней мере, с этим парнем.

Но в это самое время у подъезда дома остановился черный "Мерседес", с переднего сидения выскочил охранник, помчался в подъезд, с заднего вышел другой, услужливо придерживая дверцк раскрытой, пока невысокий, седовласый господин ни выйдет из машины. Был он в сером костюме "с отливом", белая рубашка, красный галстук от Кардюма, заметное брюшко. Маленькре глазки на округлом лице смотрели жестко.

Иван Владимирович Барвихин приехал навестить сына. Два раза в месяц он приезжал сюда, дабы поговорить и оставить сто долларов на мелкие расходы, поскольку, как сотрудник Администрации президента, лучше других знал, сколь мизерна зарплата школьных учителей.

Оставив телохранителей на лестничной площадке, Иван Владимирович вошел в квартиру, первым делом галантно поцеловал ручку Ольге.

– Как всегда – прекрасна, элегентна и неподрожаема! В какой-то степени завидую Сыше – такая дама! Что нового, Саша? Мама переживает, деньги велела передать.

– Все нормально, пап. Сегодня мой конспект занятия оказался лучшим. Директор сказала, что я могу претендовать на звание лучшего педагога Москвы. А денег мне не надо.

– Приятно слышать про твои успехи, Саша, приятно, так сказать. Но извини, не могу понять на кой черт тебе это нужно? Я подготовил для тебя должности, хочешь – в Министерстве просвещения, хочешь – в культуре. А ты завяз в этой дерьмовой школе... Ну и что дальше?

– Он даже кусок колбасы пожалел для меня! – с обидой сказала Ольга. Предупредила, что голодная мчусь к нему, а он...

– А что у тебя дальше, пап? – не обращая внимания на обиду Ольги, спросил Барвихин-младший. – Новые кресла, кабинеты, должности? А толку-то от всех вас, вместе взятых – никакого. Вы, коррумпированы, продажны, вы балласт на теле общества. Быть причастным к вам, возможно и престижно, но что такое престиж? Спасение для убогих, которым нечем больше прослпавиться.

Барвихин-старший судорожно облизнул пересохшие губы, посмотрел на Ольгу, ожидая поддержки. Но она была так расстроена, что не заметила взгляда возможного свекра.

– Саша, посмотри на вещи реально! – сказал Иван Владимирович. – Ты собираешься жениться, неужели твоя молодая семья может существовать на зарплату учителя? Ольга ведь аспирантка! Кроме того, она красивая девушка и должна, так сказать...

– Я знаю, что красота продается, пап, – невозмутимо ответил Барвихин. – Но такая меня не интересует. Если Ольга хочет стать моей женой, она должна разделять мои убеждения.

– Ну, это уж слишком! – сказала Ольга.

– Идиот, ну полный идиот! – сказал Иван Владимирович, хватаясь за голову. – И это – мой сын?! Кошмар! Ты что такое говоришо про Ольгу? Все, Саша, я больше не могу слушать тебя, просто не могу. Мама просила передать, как обычно, но я...отсчитывает десять стодолларовых купюр, бросает на диван. – Вот тысяча долларов, и живи дальше, как хочешь. Больше не дам.

– Мне эти деньги не нужны.

– Мне тоже все это надоело! – крикнула Ольга и побежала к двери.

– Думай, Саша, думай! Черт побери, и надо же – такой сын! Ты же потеряешь свою красавицу-невесту!

– Значит, она не красавица. Во всяком случае – для меня. Ты, папа, занимаешь высокую государственную должность напрасно. У Ольги диссертация, которая никому не нужна. А я учу детей, я всегда буду нужен людям.

Ольга уже была в прихожей, но открыла дверь, крикнула:

– Моя диссертация не нужна?! Ты что себе позволяешь?! Идиот!

Барвихин-старший вышел в прихожую, взял Ольгу под руку, увел её из квартиры. Барвихин-младший закрыл за ними дверь и пошел на кухню. разогревать морковные котлеты.

Иван Владимирович, держа Ольгу под руку, шагал по лестнице вниз, сопровождаемый бдительным телохранителем.

– Ты не обижайся на него, Оля. Эта школа – она кого хочешь до ручки доведет, – говорил Иван Владимирович. – А он упрямый, всегда был таким! Ничего, женится, поймет, что к чему. Возьмется за ум.

– Вы думаете? Я лично очень сомневаюсь в этом.

– Я ж тебе говорю – школа! Это ж нервы, постоянный напряг. Чего брякнул балбес – диссертация твоя никому не нужна! Додумался! А кстати, какая тема? Может, по нашему ведомству? Подскажу кое-что, так сказать, из практики?

– "Отрицательное влияние бюрократии на ход экономических реформ", сказала Ольга. – И правда, многое можете подсказать, Иван Владимирович.

– Бюрократии?

– Ну да. Поможете?

– Нужная, так сказать, тема... Но не по нашему ведомству. Я тебя подброшу домой?

– Если вам не трудно, спасибо, Иван Владимирович. А вы, наверное, считаете, что бюрократии у нас нет?

– Где её нет? Вот только бороться с ней никто не может. Хваленые американцы и те стонут...

– Так может, Саня был прав?

– Что он знает про это, Оленька? – тяжело вздохнул Иван Владимирович. – Жизнь – сложная штука...

Ольге вдруг показалось, что она поспешила с решением отменить свадьбу. Саня-то был прав. Они вышли из подъезда, услужливый телохранитель распахнул заднюю дверце "Мерседеса", Иван Владимирович под локоток направил девушку на заднее сидение. Да, от таких родственников трудно отказаться... Да и Саню она любила... И была бы счастлива с ним, если б не его идиотские убеждения.

Уже стемнело, все-таки, осень. Топчанов сидел в своем кабинете и думал, чем занять этот вечер. Хрен его знает, что будет дльше, значит, нужно отдыхать на полную катушку. С бабами, конечно, и лучше, если две будут рядом. За этими размыщлениями и застал его Игнат, он без стука вощел в кабинет.

– Я тебе говорил, Боря, что нужно контролировать сделку, а ты отключил телефон! – сказал он.

Топчанов почувствовал, как злость заполняет его душу. Да кто он такой, чтобы упрекать его? Обнаглели в доску! И как можно верить такому телохранителю? Подставит майору Сараеву в два счета – и все дела. Ну, это уж слишком!

– Ты мне ещё про внебалансовые счета расталдыкни, а то ни хрена не ботаю, Игнатик, – почти ласково сказал Топчанов.Кстати, ночью все было путем, тебе тоже понравилось. Или нет?

– А бабки где? Ты же всем должен! Как отдавать будешь? Все, Боря, я ухожу от тебя. Сам ездий на своей "Вольве".

– Ладно, – согласился Топчанов. – Найди себе лепшего босса Игнат, от души желаю.

– Найду, не переживай. Пока, Боря!

Когда Игнат ушел, Топчанов взял трубку телефона, набрал номер. Хоть и поздно было, деловые люди могли ьыть на месте. Своем, рабочем. Нужно хоть какие-то бабки раздобыть, людям раздать, а то все разбегутся, на хрен.

– Але, Гарик? Слушай, тут такие дела намечаются, полный привет... сказал он, услышав знакомый голос. – Если можешь... Не можешь? Ладно, извини.

Положил трубку, призадумался. И вправду, нужно было где-то достать бабки, чтобы люди не разбежались. Смоются – какая ж это будет компания? А без бухгалтеров – совсем кранты. Понаедут всякие деятели, чё им базарить?

Через минуту телефон сам зазвонил, Топчанов схватил трубку.

– Але? Гриша?! Ну, слушай, старик, всегда рад тебя слышать. Что – ну ещё бы? Ну да, должен, отдам. Скоро отдам. У меня все нормально, но Чубайс отключил верхнеозерцев, понимаешь? Я с ним говорил, скоро включит, и все будет абгемахт. Это я тебе на чистейшем немецком... Да ты не сомневайся, Гриша, я свое слово держу! – Топчанов положил трубку, сказал сам себе.Не верит. Ну и дурак.

В кабинет, деликатно постучавшись, вошла Шура.

– Борис Петрович, все сотрудники...

– Готовятся к новым свершениям? – бодро спросил Топчанов.Я рад, Шурик. Передай им, поддержка руководства обеспечена.

– Какая поддержка, Борис Петрович? – с недоумением спросила Шура. Все ушли, жутко злые...

– Потом придут жутко добрые. Все, я сдергиваю, ты тоже свободна, Шурик. Найди себе клевового мужика, ты классная баба. Торчи с ним и плюнь на всякие там фирмы.

– Вы так думаете?

– Я так уверен. Все, Шурик, свободна. Привет семье и детям.

– Какие дети? У меня нет детей... И семьи, то есть, мужа, нет, растерянно сказала Шура.

– Будут, обязательно будут! – заверил её Топчанов.

Шура хотела спросить, как же он домой поедет, ведь Игнат обиделся и ушел, но не решилась. Согласно кивнула, сама не понимая, по какому поводу, и вышла из кабинета.

Вечерняя прогулка была обязательной частью распорядка дня Барвихина, и никакие погодные условия не могли её отменить. И в дождь и в снег ровно в десять вечера он выходил из дому и полчаса бродил по Крылатскому и Рублевке, размышляя о природе миропорядка и странных закономерностях, царящих в человеческих отношениях. Бандитов он не боялся, а с хулиганами, если они не понимали умного и доброго слова, не церемонился. Возвращался домой в половине одиннадцатого, принимал теплый душ и ложился в постель, успевая почитать перед сном то Соловьева, то Ключевского.

К прогулке всегда готовился тщательно – неторопливо снимал тренировочный костюм, надевал джинсовый, обувал кроссовки (разумеется, все это было куплено на вещевом рынке и за свои деньги), сверху что-то потеплее, если погода требовала, непременно клал в карман паспорт (а вдруг остановят для проверки документов?) и лишь после этого выходил из квартиры.

На сей раз все было так, как всегда. Только вот на душе было тягостно. Ни регулярные занятия йогой: ни уверенность в своей правоте не могли отвлечь Барвихина от грустных мыслей об Ольге. Ведь если она не разделяет его убеждений, если говорит, что он идиот – значит, не любит. Хотела выйти замуж за сына богатого и влиятельного человека. Не исключено, что изменяла ему с другими, хотя и соглашалась, что с интимными отношениями необходимо подождать до свадьбы. Соглашалась, но все время упрекала в холодности. А почему? Разве человечество не пришло к убеждению, что отношения между мужчиной и женщиной должны быть оформлены законом, и лишь потом постель. Иначе – полный хаос. Да он и царит в мире...

Деньги, оставленные отцом, он сунул в ящик письменного стола, надеясь вернуть их. Там уже накопилась порядочная сумма, поскольку Барвихин принципиально жил только на свои, честно заработанные, а родители давали и давали, благо, имели такую возможность. Единственное, от чего Барвихин не смог отказаться – квартира. Сам купить не мог, заниматься разменом родительской – даже мысли такой не допускал, но и жить вместе с ними не собирался. Вот и пришлось согласиться с подарком отца.

Барвихин вышел из подъезда, надвинул на лоб шляпу, поднял воротник джинсовой куртки. Моросил мелкий дождь, следовало бы зонтик взять, ну да ладно.

А что случилось с Ольгой, почему именно сегодня она обиделась, что у него нет ни кофе, ни колбасы? Их давно уже в доме нет, и все было нормально. Сказала, что он идиот и свадьбы не будет... Что ж, значит, не будет.

Барвихин шел, погрузившись в свои невеселые мысли. Никакие тренировки не могли избавить от них. Целый год встречался с красивой девушкой, готовился стать её мужем, отцом по меньшей мере троих детей и вдруг... Она просто терпела его! Как все же несовершенен этот мир! И самое удивительное – не желает совершенствоваться. Дело не в техническом прогрессе, а в отношениях между людьми. Как были первобытными, так и остались, несмотря на внешние атрибуты добропорядочности. Уж ему-то, историку, это хорошо известно.

Топчанов не очень переживал по поводу сорвавшейся сделки. До этого было несколько удачных операций, он исправно платил Маркону, и тот доверял ему. А тут сорвалось. Маркон поймет, что он не виноват. Ну, был с телками в кабаке, а если б сидел в Верхнеозерске, что, электроэнергию не отключили б?

С Марконом они познакомились в Чистопольской крытой. Маркон был паханом, авторитетом, а он – шпаной. Но себя в обиду не давал. И однажды, когда с воли пришел очень крутой авторитет и стал давить пожилого пахана, помог Маркону. Случайно оказался рядом, когда тому уготована была пика в бок. Может, на воле тот и был крутым, но детдомовец Топчанов каратэ владел очень хорошо (а что ещё изучать детдомовцу, если защитить его некому?) В общем, "вырубил" крутого вмиг, а ночью тот неожиданно умер от передозировки героина, непонятно откуда у него взявшегося. Маркон даже в Чистопольской крытой мог практически все. Разок оплошал, но быстро сделал выводы. За помощь приблизил парня, и теперь, благодаря ему, Топчанов стал руководителем фирмы в Москве. Да нет, не обидится Маркон, что сделка сорвалась, Вагиза послал, чтобы попугать. Нормально все, нормально. Теперь главное – с кем провести этот вечер? И Алиса ждет звонка, и Лялька. А Игнат... да и хрен с ним. Сам доедет, машина оформлена на него, права честно куплены, какие дела? Дождь, правда, плохо видно...

– А я позвоню сейчас Ляле... – пел Топчанов на мотив песни "Летят перелетные птицы", но после небольшой паузы изменил текст своей песни. Нет, Ляльке не не буду звонить, а лучше я звякну Алиске, фигурка у ней ничего! Не нужен нам берег турецкий, и Лялька уже не нужна!

Дождь понемногу усиливается. Топчанов включил "дворники", достал из кармана мобильник, держа руль одной рукой, второй набирает номер Алисы.

– Алисочка, это я, Боря... – пропел он в трубку.

– Ой, Борик!.. Ты где? Хочешь меня?

– Спрашиваешь! Подваливай немедленно, бери тачку, я оплачу. Оторвемся по полной программе.

– А ты и правда хотел жениться на Ляльке?

– Алиса!.. – с возмущением сказал Топчанов.

Не сбавляя скорости сворачивает в переулок и неожиданно видит прямо перед машиной человека в джинсовой куртке и шляпе. Давит на тормоз, но человек уже взлетел вверх и грохнулся на тротуар. "Вольво" потеряла управление, врезалась правой частью в старую липу. Топчанова бросила на дверцу, ударило головой о стекло дверцы. Стекло выдержало, а вот голова не совсем. Липкие капли заструились по щеке Топчанова. Он машинально провел ладонью по щеке – ладонь стала красной от крови. Мобильник упал на пол машины.

– Козел, откуда же ты взялся? Какого хрена под колеса лезешь, сука? пробормотал Топчанов.

Он вышел из машины, подошел к лежащему на асфальте человек. Склонился над ним, тронул за плечо.

– Эй, мужик, ты чего? Вставай и вали отсюда на хрен!

Мимо торопливо шагает старушка, смотрит на них, но не останавливается, напротив, ускоряет шаг.

– Мужик, ты какого хрена разлегся тут? – Топчанов переворачивает пострадавшего на спину, всматривается в его лицо.Где-то я уже видел эту мерзкую рожу. Неужели встречались? Эй, мужик, ты чё, в натуре, разлегся? Вставай, падла! Тачку из-за тебя покорежил!

Барвихин не реагировал на эти страстные призывы, он просто был без сознания. Топчанов с трудом выпрямился, ещё и спина почему-то болела, подошел к машине, глянул в зеркало заднего вида и от изумления раскрыл рот. И вовсе не потому, что половина лица была залита кровью.

– Ни хрена себе... – пробормотал он. – Так это ж почти я... вернулся к Барвихину, толкнул его в плечо. – Эй, ты... Кто такой?

Барвихин застонал, попытался приподнять голову, но снова потерял сознание. Кровь заливала его лицо. Топчанов растерянно присел рядом, на мокрый асфальт.

– Все, хана котенку... – растерянно прробормотал он.То-то Сарай обрадуется... Аж подпрыгивать будет... И Маркон ни хрена не сделает... Два было, да за этого... за фальшивые права... Лет десять накрутят... Загнешься там...

Невдалеке послышался вой милицейской сирены, он неумолимо приближается.

– Вот сучья старушенция, звякнула ментам... – растерянно бормотал Топчанов. – Посадит, падла, Сарай, посадит...

Вой милицейской сирены все ближе и ближе. Топчанов вскакивает на ноги.

– Короче, так. Есть только один выход... Смыться. Так ведь поймают... А если он, козел, похож на меня – может, поменяемся местами, а? Хоть на время отмажусь, а потом рвану отсюдова!... Хоть на пару дней пыль в глаза пустить, на день, а потом – сорвусь! Пущай ищут!

Топчанов обшаривает карманы Барвихина, достает паспорт, быстро пролистывает его, ключи от квартиры, сует себе в карман, Барвихину кладет свой паспорт и ключи от квартиры. Документы на машину – в машине, они на имя Топчанова. Потом поднимает Барвихина, заталкивает его в салон "Вольво" на водительское место, а сам ложится на тротуар. Холодно было там лежать, а что поделаешь? Если тебя освободили условно, права фальшивые, и ты сбил человека?

Через полчаса он все ещё сидел на мокром асфальте, чувствуя, что задница прямо-таки заледенела, болезненно морщился и настороженно поглядывал на милицейский наряд и работников "Скорой", которые погрузили Барвихина на носилки и уже сунуди в машину. Потом вернулись, намереваясь и его тоже запихнуть в машину. Топчанов слабо махнул рукой.

– Нет, мужики, я сам. Все нормально, мужики, только башка болит... пройдет. Мне главное – домой приканать, а там как-нибудь...

Милицейский лейтенант держал в руках паспорт Топчанова.

– Что с водилой? Топчанов Борис Петрович... Жить будет?

– Похоже, на сотрясение мозга, – ответил молодой врач. – И, кажется, перелом руки. Нужна срочная госпитализация и более полное обследование.

– А этот? – лейтенант ткнул пальцем в Топчанова.

– Жить точно будет, – усмехнулся врач. – Не хочет в больницу насильно не повезу.

– Ну так перевяжи ему башку и увози фирмача, – сказал лейтенант.

Врач забинтовал голову Топчанова, машина "Скорой! с Барвихиным уезжает с места происшествия. Лейтенант осматривает "Вольво", замечает на полу мобильник, поднимает его, прикладывает к уху.

– Але?

– Борик, я тут жду-жду... Что за грохот у тебя был? Ты никуда не врезался, дорогой? Мне выезжать?

– Это не Борик, а лейтенант милиции Пилипенко. А ты кто?

– Какой лейтенант? А Боря где?

Топчанов с напряжением смотрит на милиционера, опасаясь, что Алиса скажет что-то не то.

– На "Скорой" увезли твоего Борика! Ты кто?

– Увезли? Ну тогда ладно... – сказала Алиса.

В трубке послышались короткие гудки, лейтенант бросил мобильник на сидение машины. Топчанов с облегчением вздохнул.

– Ну что, Барвихин, Александр Иванович? Рассказывай, как было дело, сказал лейтенант.

– Башка раскалывается, начальник... Не могу. Да ладно, я не обижаюсь на чувака, он сам получил по шарабану.

– Нарушение есть нарушение, – строго сказал лейтенант.Будем разбираться, кто прав, кто виноват.

– А чё, не ясно, да? Ты прикинь, начальник, может, он "крутой"? Счет за тачку выставит, бандитов пришлет... На хрена мне это нужно? Короче, я к нему претензий не имею, ничего не знаю. Шел по улице, он вылетает... Не, никаких претензий.

– Ну и дурак ты, Барвихин. За такие слова он тебе большие бабки должен. А ты – не имею!

– Башка кружится... надо как-то домой добраться. Я пошел, а? Никаких претензий, в натуре.

– Ладно, подброшу, по дороге поговорим, – сурово сказал лейтенант. Такую тачку имеет – должен платить. А ты не будт ботаником, там разберемся, кому сколько.

Топчанову больше всего хотелось остаться одному и – бежать, бежать отсюда подальше! Но – как убежишь, если паспорт в руках мента?

Машина "Скорой" останавливается у районной больницы, Носилки с Барвихиным выкатывают из машины.

– Может, в Склиф надо было? – спросил врача санитар.

– Перебьется, – сказал врач. – В Склиф черт-те куда переться, оно тебе надо? Мне тоже – нет.

– Да вроде крутой чувак, заплатил бы... – сказал санитар.

– Если выживет. А если нет – какой хрен возиться с ним?

– Думаешь – не вытянет?

– Башка повреждена, но насколько серьезно – сразу не скажешь. Пусть местные потрудятся. Выкарабкается – напомним о себе. Может и перепадет что-то.

– Железным прутом в подъезде за то, что не отвезли в Склиф, – сказал санитар. – Тогда уж лучше молчи.

Носилки с Барвихиным вкатили в приемный покой окружной больницы.

Больше всего на свете Топчанову хотелось отделаться от назойливого лейтенанта. Но как это сделаешь? Не убегать же... Вот и пришлось шагать по лестнице, отыскивая номер квартиры, а потом дрожащей рукой отпирать замки. А вдруг там жена, дети? Вдруг скажут – не наш это человек? Ну достал он, этот лейтенант, а послать – нельзя.

– Спасибо, лейтенант, все в ажуре, – сказал Топчанов, входя в чужую квартиру. Никаких других людей там не было, уже хорошо. Теперь главное, избавиться от мента и сдернуть поскорее отсюда. Сразу – в Тюмень, там кенты, помогут.

– Значит, отказываешься сотрудничать? Прощаешь его? Учти, без твоих показаний я ни хрена с ним не сделаю. И никаких бабок слупить с этого козла не получится.

– И не надо... – слабым голосом сказал Топчанов.

Он шагнул в одну сторону, потом в другую, попытался нащупать выключатель на стене. Лейтенант уверенно включил свет, видимо, не впервые бывал в таких квартирах. Топчанов прошел в комнату, плюхнулся на диван, всем своим видом показывая, что хочет остаться один. Однако, мент не собирался уходить, остановился напротив, заложив руки за спину, уставился на Топчанова.

– Странно ведешь себя, Барвихин. Александр Иванович,сказал он после минутной паузы. – Случаем, не родственник того Барвихина, – ткнул пальцем в потолок.

– Какого – того? – хмуро спросил Топчанов.

– Из администрации президента, важный мужик, по телеку иногда выступает.

– Да ты чего, начальник?! – изумился Топчанов. – Я... сам посебе, понял? И все, извини, башка болит, как после трех пузырей. Да и умыться надо.

Он встал с дивана, лейтенант задумчиво кивнул и пошел в прихожую.

– Ты точно в порядке, Барвихин?

– Потерплю. Первый раз по башке получать, что ли?

Летенант снова кивнул и вышел. Топчанов торопливо запер дверь, наконец-то огляделся. Квартирка так себе, средней паршивости. Ванная даже плиткой не облицована, стены зеленые, как в больничке, смесители те, что строители установили, когда дом сдавали. Топчанов аккуратно, чтобы не намочить бинт, смыл кровь со щеки. вытерся старым полотенцем. Вспомнил слова мента, усмехнулся. Родственник в администрации! Где он видел такие квартиры у таких родственников?! Шутник!

В комнате он ещё сильнее удивился, разглядев её, наконец, внимательно. Ну ладно там, нет музыкального центра, комптютера, но чтобы телека не было?! Даже самого завалящего, корейского? Такого видеть не приходилось. Над столом висели две грамоты. Прочитав их, Топчанов в изнеможении плюхнулся в кресло на аккуратно сложенный спортивный костюм Барвихина. Так он педагог, козел! Историк, это ж надо такое!

А телка на фотке классная! Что и говорить, все при ней, куда там Алиске! И телефончик имеется... Топчанов вскочил с кресла, прочитал слова, выведенные красным фломастером "Помни всегда, звони в любое время, твоя Ольга". Звони, да? Нет, лапуля, этот номер не пройдет.