Текст книги "Радость бедных"
Автор книги: Натан Альтерман
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
Позор, ты сыт уже? Ты жажду утолил?
Ты – наших жизней стыд и наших стыд смертей,
Ты – всё, что есть ещё и что могил верней.
Когда ж не станет дня
И сгинет тень твоя?
Где голову склонить,
Чтоб ты не стал клеймить?
И потому лежим на страже мы без сна
И скажем, вспомнив всё, чем жизнь была полна:
Есть выжить шанс живым, забытым полегчать
Вдруг может... Будут вновь они весну встречать.
И будут вновь скорбеть и свадьбы вновь играть,
Но вот вопрос: куда, куда нам стыд девать?
3. Предатель
– Мы дух испускаем. – Промолвили павшие.
– Мы силы теряем. – Шептали ослабшие.
Но тот, кто виновен был, промолчал,
И тот, кто сбежал, не сказал: "Предал."
Достиг края поля предатель-беглец.
Шлёт камень в него не живой, а мертвец.
Он замер на миг,
И камень настиг.
Повернул лицо –
И камень в лицо.
Вскричал бегущий: Кто в поле со мной?
Ответил метнувший: Я в поле с тобой.
И предатель сказал: Возвратись на покой!
Бог праведен был, суд верша над тобой.
Когда за стеной взывали, крича,
Стыдливо молчал ты без сил.
Твой брат умирал в руках палача,
Ты ж руками уши закрыл.
Ты семь раз предал, опозорив отца.
Рот раскрыл, моего не стесняясь лица.
Ты мне страшен, и с поля хочу я бежать,
Но кровь начала мне глаза застилать.
Кто скажет: безгрешным пропал я?
Кто скажет: не дрогнув, упал я?
Виновный шепнёт:"Я в ответе!"
"Я предал! – предатель ответит. -
Я долг свой забыл, не исполнил.
И слова со страху не молвил."
5
1. Песнь упокоения
Ты в тревоге сейчас, но клянусь у окна:
Вечер упокоения ждёт нас, жена!
Ты откроешь окно. Вся – покой, не узнать!
Люльки ветер начнёт и висящих качать.
Скажет ветер: "Привет, вожаки и стада!"
Запоёт хор девичий песнь скорби тогда:
"Заплетаем мы косы, утих ветерок.
Как сегодняшний вечер хорош, видит Бог.
Мы померкнем с вечером вместе,
Но пока продолжаем песню."
Ты в тревоге и в горе, но видеть должна:
Вечер упокоения ждёт нас, жена.
Мы гадаем без слов: кто покой обретёт,
Кто растерзан умрёт, кого пламя сожжёт,
Кто окажется вдруг одинок, о судьбе
Не решаясь от страха сказать сам себе.
Но рассеялся в мыслях твоих мрак тревог.
Как сегодняшний вечер хорош, видит Бог.
Вместе с вечером меркнем мы тоже,
И уже мы на ночь похожи.
Не ждала. Не молила. Но видеть должна:
Вечер упокоения ждёт нас, жена.
И коснётся тебя молча Радость слегка,
И уже поседел завиток у виска.
Будешь счастлива ты, словно ночь, побледнев,
Та, в которой лишь месяц и скорбный напев.
Скажешь: "Муж мой в лохмотьях ступил на порог.
Я любимому мужу жена, видит Бог.
Посмотрю и покроюсь тьмою.
Зубы стисну, не вскрикну, не взвою."
2. Когда видящих скроет тьма
Когда тьма их коснётся глаза,
Все их беды сотрутся разом.
Когда видящий видеть не будет,
Все несчастья сразу забудет. [14]
Мы придём – никого не боимся.
Успокоимся, осветимся.
Поведём речи тайные страстно
О земле необъятной прекрасной.
И числом мы – песок в пустыне.
Праху нашему – мир отныне.
И, чем кладбища будут краше,
Легче беды забудутся наши.
Мы, нежданные, жаждем покоя,
И сердца прорастут травою.
Мы смешаемся с известью, с солью,
И проступим из яблока доли.
И забудем чему нет забвенья,
И простим всё, чему нет прощенья.
Когда топчущий скажет: ступаю!
То ответит наш прах: прощаю.
Как в литавры, мои кости бьются
Не о видевших, тьмою укрытых:
Морем слёз мои кости прольются,
Морем слёз о несчастьях забытых.
Тогда скажут: "Забудьте про боли!
Да не будут помянуты боле!
Жизни – да, – они скажут, – нет – смерти!"
Скажет так бить готовый до смерти.
И, когда ты шепнёшь: "Забудь, гость мой!",
Как в литавры, ударят кости.
О жена, друг, что всех милее!
Будет горше день, ночь больнее,
Но, когда дни молчанья настанут,
Из сердец наших травы не встанут.
В гроздьях, в дольках плодов да не будем,
Не украсим царское блюдо! [15]
Не забудем чему нет забвенья,
Не простим то, чему нет прощенья!
Мы клянёмся, и пусть нас не судят:
Праху нашему мира не будет.
3. Молитва о мести
Днём, ночью писал кнут, макаясь в кровь,
А спины упавших листами служили.
Но сбитый кнутом будет счастлив вновь,
Коль вернётся он тьмой саранчи иль пыли.
Мертвецу не страшны ни топор, ни свинец.
Палкой выгнанный псом вернётся,
Будет бит, опозорен, враг скажет: "Мертвец",
И глумясь от него отвернётся.
Его гонит, как плетью, страх,
От зажжённой спички бежит
На соломенных он ногах,
Голос рваной бумагой шуршит.
И воззвал он: "Встань рядом, и примем мой бой!
Посмотри, как смеётся наш враг надо мной.
Не оставь, не шепчи мне: "Лежи, сын, лежи..."
Ты же видишь, обиды горьки и свежи.
Не забудь, что досталось рабу Твоему.
То, что сделали сто, не забудь одному.
Желанен Тебе гнев обёрнутых в тлен,
Бог мёртвых, будь благословен!
Рот мой прахом забит, я врагу – для смешка.
Неба стал я старее вдруг вдвое.
Ненависть дай мне серее мешка,
Тяжелей, чем снесли бы двое.
К посрамившим меня неживым выйду я,
Будут полной луной им светить мои мощи.
Враг в ущелье и в роще топтал меня,
Буду гнаться за ним и в ущелье, и в роще.
Чтобы из лесу смог лесоруб подтвердить,
Чтоб увидеть могли зверь и гад,
Что не смертью желал Ты раба умертвить,
А чтоб смог саранчой вернуться назад.
Встань! Прими этот бой, дай стоять до конца!
Кровь раба Твоего здесь взывает к Тебе.
Отче, встань! Отче, бей! Исполняй долг отца!
И обидам раба Твоего есть предел.
Ведь о чём Тебя просит, Всевышний, раб Твой?
Лишь до горла врагов дотянуться рукой.
Чтобы дал Ты проникнуть ему в стан врагов
И во тьме дотянуться до глаз, до зрачков.
Ибо скорбь тяжела его, сердце темно,
Ведь на чёрной земле они били его.
И, заплёван совсем,
Целый день глух и нем,
Он не мог пить и есть
И решил: "Будет месть!"
Чтоб отпраздновать месть, всё отдаст отныне,
Пусть лишь глазом одним сможет зреть святыни.
Несказанная радость зальёт его грудь.
Да не будет приказ Твой: "Прости и забудь!"
Не забудь, что досталось рабу Твоему.
То, что сделали сто, не забудь одному.
Желанен Тебе гнев обёрнутых в тлен,
Бог мёртвых, будь благословен!
4. Заклинание
Он хлеб мой осквернил, жизнь отравил до дна,
Мне кости раздробил. Он предо мной, вглядись:
Хлеб пышен у него, жизнь, как река, полна,
Костям его нет бед. Явись, Господь, явись!
Явись, Господь, явись! Он предо мной, он здесь.
Дай мне его живым: я им живой был бит.
Нет места в чаше бед, и дом разрушен весь.
Дай мне его живым! Как ненависть горит!
Взял, судей подкупив, что я добыл трудом.
Сказал: "Пришёл резник!", и я в крови поник.
И нет ему судьи, плоды труда при нём,
А где найдётся, мать, и на него резник?
Я матерью клянусь: он весь в крови моей.
Пусть будет жив до срока. Им живой я бит.
Молись, мать, чтобы он был цел, живых живей,
Пока не встану. Мой он! Ненависть горит!
Моих всех братьев он повесил на суках –
На дубе, на сосне, на липе у пруда.
Работал до темна, до ломоты в руках
И, кончив, он сказал: "Да будет так всегда!"
Сказал: «Да будет так!» и среди них стоял
Живой, каким пытал их. И сейчас стоит.
И не сгорел в огне, и в бездну не упал.
Он – мой и братьев всех. Пусть ненависть сгорит!
5. Подполье
Мы живём у всех под ногами,
И над нами толща земная.
Мы сильны, обросли волосами. [16]
Нас связяла клятва святая.
О земля наша, отчее поле!
Ты оружье хранила для нас.
Знака лишь ожидает подполье,
Под землёй не смыкая глаз. [17]
Братья, братья родные, каждый,
В ком душа жива после мук,
Братья, братья родные, каждый,
У кого целы пальцы рук,
Готовьтесь, готовьтесь, внимая,
Боевой клич ворвётся, взывая,
Отзовётся во рту вкусом терпким,
И тростник станет лесом крепким.
Клича грозного с хрипом до боли
Ожидает во тьме подполье.
И, куда бы ни шёл враг, мы видим.
Глаз не сводим, внимания полных.
Ни на миг не теряем из виду.
Так за солнцем следит подсолнух.
Если скрылся за дверью закрытой,
Мы у ног его тенью лежим,
Смертным зельем в стакан залиты
И в ушко иголки глядим.
Братья, братья родные, кто может,
В ком душа жива после мук,
Хоть содрали ремнями кожу,
Пальцы вырвали ног и рук,
Готовьтесь, готовьтесь драться,
Костыли отбросив, подняться.
Вы расстанетесь с костылями,
Бог увечных поднимется с вами.
Клича грозного с хрипом до боли
Ожидает во тьме подполье.
Мы со многим, что знали, расстались
Ради мысли одной неизменной,
И расскажут детям, как дрались,
Головою тараня стены.
День свободы! Мечты наши зыбки.
Не дождавшись, падём в боях,
Но блеснём белозубой улыбкой,
Как белеют кости в песках.
Братья, братья родные, каждый,
В ком душа жива после мук,
Встанем вместе с Могучим! Однажды
Пальцы вырастут ног и рук!
Готовьтесь, готовьтесь, внимая,
Ибо страх врага пробирает,
Ибо враг дрожать начинает,
Ибо время, как свечка, тает.
Клич ворвётся, как смерч, в город с воли,
И готово к кличу подполье.
6
1. Песнь знамений
Как будто пред смертью, усевшись на сук,
Кричала сова без умолку.
Из рук твоих выпало зеркало вдруг.
И платье порвалось (так в трауре рвут).
Ты села зашить, не уняв дрожи рук,
Но кровью покрылась иголка.
Ты приметам недобрым не верь.
Пусть погаснут в глазах твоих страхи.
Время добрым знаменьям теперь.
Радость вновь постучит в чью-то дверь...
Только это – мучителям знаки.
И если псы, о дочь, завыли здесь,
Наверно, появился ангел здесь,
И если появился ангел здесь,
Оплакан, значит, будет кто-то здесь.
Небеса засияют, дочь.
И глаза засверкают, дочь.
И года пронесутся, дочь.
Будут помнить их долго, дочь.
И знаменья увидят вдруг,
И недаром на небе круг,
Бедняки возликуют вокруг:
Где-то слышен Радости стук!
Так печальна ты, словно узнала сейчас,
Что ещё раз мне смерть угрожает.
Хоть, как мёртвый, без снов сплю, и свет мой угас,
В страшном сне вдруг почуял последний твой час.
И, очнувшись, я вижу: ухмылка у глаз,
И иголку кровь покрывает.
Нам с тобой язык ясен примет:
Предвещают, что с нами случится.
Ничего в них хорошего нет,
Лишь несчастий нам ждать от примет,
А к мучителям радость стучится.
И если псы, о дочь, завыли здесь,
Наверно появился ангел здесь,
И если появился ангел здесь,
Подобные тебе погибнут здесь.
Собери свои силы, дочь.
До конца, до могилы, дочь.
Много бед ещё ждёт нас, дочь.
И последний он, знак нам, дочь.
Ты до дна выпьешь чашу потерь.
Наша доля в знаменьях, поверь.
Будь же стойкой, родная, теперь!
Нет, не Радость стучится в дверь.
2. Кончина отца
Вот отец твой. В железной кровати. Вокруг
Темень ночи, и нет никого.
Крепок, словно железо. Не вытянет рук,
Но сознание ясно его.
Он и в бездне страданий, истаявший весь,
Ждёт тебя, за тобою следит
И, когда ты подходишь: "Отец мой, я здесь!" –
На тебя, усмехаясь, глядит.
Спазм удушья уже его речи лишил, [18]
Но, измотанный и немой,
Взгляд живых ещё глаз на тебя устремил –
Как будто коснулся рукой.
Потому что близка беда, горше всех бед.
Вот за горло взяла, за язык.
И движутся губы отца мысли вслед,
Но звук сквозь них не проник.
Крепок духом, а с болью нет сил совладать,
Тело быстро слабеет в борьбе.
Как спокойно лицо! Пока может дышать,
Остаётся верен себе.
И сейчас, когда время минуты считать,
Его мыслям не ведом покой.
Ведь обычай отцов – жить в тревоге, решать,
Видеть завтрашний день пред собой.
Их не сломит ничто – ни несчастье, ни боль.
Речь мужчины, отца – смысл их слов.
В этом суть всей их жизненной силы. Как моль,
Она въелась в поступки отцов.
Даже вырван из сотни, один встретит рать.
Не смирившись, на землю падёт.
Тяжело, тяжело отцам умирать,
Их, как дуб, топор не берёт.
Дочь, скажи, что тоскуешь, не знаешь, как быть.
Это – час его. Встреть взгляд отца.
Надо просто всегда обо всём говорить.
И о смерти. Не ради словца.
Хворь склонилась к его напряжённым глазам.
Мастер ужасов с делом знаком.
Разбирает по косточкам ткань, по частям,
Клетку к клетке кладёт рядком.
Не боится отец, не дрожит пред судьбой,
Даже бровью не поведёт.
Так в упорном молчанье последний бой
Опрокинутый навзничь ведёт.
Даже если он нем, и остра боль, как нож,
Когда видит: приблизилась дочь,
Ему кажется, ты, ты на помощь зовёшь,
И он должен тебе помочь.
Это древний обычай отцов и их путь,
Это клятва меж ним и тобой.
Ты запомни её. О другом позабудь,
Но на н е й пусть сын вырастет твой.
Отец облаком снова всплывёт из глубин
(Вспомнишь в день, как настанет твой суд)
Сердцем любящий, телом болящий – один
В этом мире, где все предают.
Расстаётесь. Ещё один взгляд. До конца
Был так ясен зрачков этих свет.
Но отец не умрёт: нет конца для отца,
Он живым уйдёт на тот свет.
Вот погасли глаза, тень коснулась лица.
Плачь, он брата и друга был ближе.
Неподвижны, немы губы отца,
Но он будет ещё услышан.
3. На земле камней
Я именем того, кто вечно в памяти твоей,
И именем Того, кто взял его, Велик и Свят,
Заклял тебя: как враг придёт, будь всех сильней,
Огонь, и лёд , и страх преодолей,
Будь цепче, чем репей, живучее стократ.
Наш слабый корень вырван, вновь не прорастёт,
И плод наш сохнет, жаждет ливня он.
Но не сомнёт рука его и зуб не разгрызёт,
Семь раз растоптан будет, но не пропадёт.
И, – пусть не слышат, – прозвучит: "Силён!"
Мы нищи, ничего у нас с тобою нет.
Ни званьем, ни величьем не блестим.
Когда мы будем, серые от бед,
На прахе перед Ним держать ответ,
Прикроешь сына фартуком своим.
Такою ты восстанешь для суда
Там, где ни дерева, ни трав – в стране камней:
Красу твою смели преступные года,
Не озаряла радость взор твой никогда,
Но страхов всех спокойствие сильней.
И, стоя в той стране перед Отцом,
Тогда ты скажешь, серая лицом:
Мой Бог, твоя раба перед Тобой –
Творение Твоё и образ Твой.
Ни званий, ни величья – жалкий вид,
И рядом сын передником прикрыт.
Ни жалости не просит (кто ж жалел!),
Ни утешения ( кто ж утешать хотел!).
Не просит смерти, жизнью дорожит,
Живая в прахе пред Тобой стоит.
Ты только, Милосердный, дай ей сил,
Чтоб не упасть до времени без сил,
Чтоб устоять, где камни и репьё,
Ей с тем, кто скрыт под фартуком её.
7
1. Ночь осады
Враг несёт смерть, издёвку, страх.
Стань у входа, противник идёт!
Стань у входа с оружьем в руках,
Готовься, настал черёд.
В руке рукоять, но, хоть заперт дом,
Не спастись: враг со всех сторон.
Вжалась в стену лицом
(Словно контур резцом)
И надежду из сердца вон!
Пытается враг штурмовать ещё раз,
Но ты, ты испытана жизнью не раз.
В отчаянье видел тебя, но живой.
Отчаянной вижу, готовой на бой.
Увидел и понял: равно остро ждут
И гибель, и праздник, что скоро придут.
Ты вся без изъяна, ты жизнь мне дала.
Сегодня свою жизнь сожжёшь дотла.
Пока немы мечи, взгляд недвижен твой, дочь.
Как в развалинах, прячусь в тебе, глядя в ночь.
Как забыть мне тебя: у меня ты одна!
Как забыть, ты одна лишь загадка всегда.
...Ты стоишь у стены, и не дрогнет рука -
Кто взойдёт на порог, сгинет наверняка.
Я с тобою здесь тоже,
И свидетель пока,
Что нет страха и дрожи,
Что спокойна рука.
Ты, усталая, гонишь сон
И надежду из сердца вон.
Как свеча, город ярким горит огнём.
Осаждённым надежды нет.
Уготован пепел всем тем, кто в нём,
Но не гаснет прозрения свет.
Вестник в город пробрался во тьме ночной,
Весть благую принёс им он:
Великим спасеньем
Закончится бой,
Но ваш жребий, увы, предрешён.
Пытается враг штурмовать ещё раз,
Твои братья испытаны жизнью не раз.
Стоят с оружьем, надежды без,
Стоят, как вражда меж людьми, как лес.
Их силой и бедностью прах наделил,
Но прахом не скроют их ревностный пыл. [19]
Он с ними взращён, и нет в нём изъяна.
Но до срока ни словом коснуться нельзя нам.
И один из них сказал другим:
"Чует сердце, не выйду отсюда живым."
И сказал второй: "Горькой смертью умрём.
Будем призваны ею мы завтра днём."
"Но спасенье грядёт, – сказал третий, – и нас
Призовут ликовать в его радостный час."
Глаза подняли,
И Бог увидал:
Эти страха не знали,
И никто не предал.
Ни предатель, ни страх не отыщутся тут.
Завтра все они смертью умрут.
2. Рассвет
У входа в город столкнулись тела,
Как пламя с соломой – сжигая дотла.
И сильный воскликнул: "Моя взяла!"
Вышел из города старец седой.
Погибшего тело несёт с собой -
К братьям его приобщить за стеной. [20]
Враг ликует: «Солому пламя пожрёт!»
И навстречу металлу город встаёт.
Металл встречает металл у ворот.
Вот второй пошёл и, пронзён, упал.
Но подняться смог. "Повезло!" – сказал...
Пока видел свет, на ногах стоял.
Поднимают братья рядами меч,
Чтоб осаду прорвать и в полях полечь.
Как по брёвнам пила, ходит смерти смерч.
Враг ликует: "Победа! Наша взяла!
Жжёт солому огонь, сталь кромсает тела!"
Твои братья бьют врагов без числа.
3. Город пал
Грозный Отче, творящий, разящий судом! -
Нас для радости светлой создал Он. -
В этом городе, гибнущем двор за двором,
Грозный Отче, создавший нас всех, чтоб потом...
Мы ликуем. Смотри, нас не стало!
Мы ликуем, да будет рассвет!
Это гибели радость. Светает.
Это старая радость, другой у нас нет.
Братья! Может сегодня, раз в тысячу лет
Наша смерть некий смысл обретает.
Братья, братья мои! В этот раз, может быть!
(Твои братья "Аминь!" отвечают)
О земля, о земля, где нам выпало жить,
Если э т о ты сможешь предать и забыть,
Пусть все дни твои смеха не знают!
Пусть навеки забудет веселье тебя, [21]
Будь, как солнцем, стыдом сожжена ты!
Вышел пахарь с утра на печали поля, [22]
И спросил его друг: "Это что за земля?"
И ответил: "Земля растраты."
Грозный Отче творящий! Пылает огнём,
Как свеча, тает город наш – двор за двором.
То конец, дочь, настал. Радость, горе, война –
Слава вам! Слава счастью, что ты лишена!
Может, высшее счастье ждёт всех нас в конце:
Счастлив не осаждавший, а тот, кто в кольце.
Счастлив червь – презираем, ограблен, больной,
Окружён, уничтожен, запахан землёй –
Начинает с начала, не забыл ничего.
Нет покоя ему, смерти нет на него.
Приговор был строг:
Утопить в крови,
А зверей всех бог
Повелел: живи!
Ты упала без сил, телом сына прикрыв,
Чтобы был до спасенья великого жив.
4. Заключение
Я паду на лицо твоё:
Смерть, быть может, спряталась где-то.
Ты лежишь – ужас, горе моё! –
В маску мрака лицо одето.
Дочь, проснись, мы сильны вдвоём!
Смерть есть ложь, подтверди мне это!
Дочь, спасенье придёт всё равно.
Велико! Мы увидим сами.
Жизнь разбита, но ложь, что оно
Безвозвратно потеряно нами. [23]
Верю: враг обречён давно.
Ты увидишь своими глазами.
Жив детёныш единственный твой,
Что зубами из рук вырывала.
Сын живой, повторяй за мной:
Я хочу, чтобы мать моя встала!
Боже дочери, Боже мой,
Рви речь траура, радость настала!
Дочь, мы отдали всё для побед,
Для спасенья – в нём есть наша доля.
Даже мысли о мести в нас нет –
Далека, как далёк смех от боли,
Как смех юных, не ведавших бед,
От величия праздника воли.
Братьев вставших услышишь привет.
Ты не зря надрывалась, старея.
Сын отмерит в конце твоих лет
Тебе ложе в земле евреев.
Нет, не всё суета сует,
Нет, не всё, говорю тебе я.
notes
Примечания
1
2
"Сион, ... я лира для твоих песен". Иегуда Галеви (ок.1075-1141) – еврейский поэт и философ, живший в Испании. Игрой на лире сопровождались празднества и хвалебные речи (ТАНАХ, Пророки, Псалмы, 33,2 и др.)
3
В оригинале обыгрывается одинаковое написание в иврите слов "сон, мечта" и "здоровый, сильный" (обычно о душе). Но, вероятно, Альтерман, говоря о Радости "здорова(сильна), как месть, и больна, как тело", имел в виду известную латинскую пословицу "(только) в здоровом теле здоровый дух", восходящую к выражению из сатиры Ювенала (Mens sana in corpore sano). Альтерман в завуалированной форме отрицает это утверждение – нет, не только! В этом идея всей поэмы: и перед лицом смерти слабый телом должен быть силён духом. (А.Г.)
4
Намёк на притчу о богаче, отнявшем последнюю овечку у бедняка (ТАНАХ, Пророки, Самуил, 21, 1-5).
5
В оригинале "жене юности" – широко применяемое в иврите выражение из пророка Исайи, где говорится об особо тесной связи еврейского народа с его Богом, который не оставит надолго свой избранный народ даже, если тот на время отступится от Его заповедей: "Ибо как жену оставленную и опечаленную духом, призвал тебя Господь, и (как) жену юности, которая была отвергнута, – сказал Бог твой. На малое мгновение оставил Я тебя и с милосердием великим соберу тебя" (ТАНАХ, Пророки, Исайя, 56, 6-8).
6
"Слова Коэлета, сына Давида, царя в Йерушалаиме. Суета сует, – сказал Коэлет, – суета сует, всё суета." (ТАНАХ, Писания, Коэлет, 1,1). "Коэлет" обычно приписывается царю Соломону.
7
В оригинале "земля союза", заключённого Богом с праотцами еврейского народа, земля обетованная (ТОРА, книга "Ваикра", 26, 42).
8
В древнем Израиле бедный человек во искупление грехов мог принести в жертву двух голубей (ТОРА, книга "Ваикра", 5)
9
Альтерман превращает "радость бедных" в "радость глаз" и по форме, и по смыслу. На иврите слова "бедняки" и "глаза" – почти омонимы: переставлена (или добавлена, при полном написании) лишь одна буква עַנִיִים и עֵינַיִם.
10
Если первая глава книги заканчивается просьбой мертвеца о прощении, то вторая – апофеозом ревности, переходящей в экстатическую пляску. Говоря о мертвеце, о духе, Альтерман называет его "страшный и нищий" – аллюзия на библейское выражение "Страшный Всевышний" (ТАНАХ, Писания, Книга псалмов, 47, 3 ) Мертвец как бы вершит суд по велению Всевышнего. Но в данном случае речь идёт о соблюдении заповеди верности принципам и духовным ценнностям. (А.Г.)
11
В Мишне и Гемаре, трактующих Талмуд, говорится, что большими бубнами пользовались и профессиональные плакальщицы.
12
В оригинале "не город, не холм" (Тель-Авив в переводе "холм весны")
13
"И увидел я, что есть преимущество у мудрости перед глупостью – такое же , как преимущество света перед тьмою. Глаза мудреца – в его голове, а глупый ходит во тьме. Но и то я узнал, что единая участь постигнет всех их." (ТАНАХ, Писания, Коэлет, 2, 13-14).
14
"Мёртвые ничего не знают, и уже нет им воздаяния, так как память о них предана забвению; и любовь их, и ненависть их, и ревность их давно исчезли, и доли нет им более вовеки ни в чём, что делается под солнцем." (ТАНАХ, Писания, Коэлет, 9, 6)
15
Выше было сказано: "И проступим из яблока доли", т.е. на праздничной трапезе победителей проступим соком на дольках яблок.
А, может быть, это намёк на участь, ожидающую царя: в ТАНАХе (Пророки, Йеошуа, 12,18) написано, что евреи, вернувшись из египетского рабства на Землю обетованную, по велению свыше перебили царей всех городов, которые им сопротивлялись – Иерихона, Хеврона, Шхема и ...Яблока. Сейчас есть перекрёсток дорог с таким же названием. (А.Г.) изм.17.12.12
16
Намёк на библейского богатыря Самсона, который потерял свою силу, данную ему свыше с условием никогда не стричь свои волосы. Филистимляне захватили его обманом, лишили волос и ослепили. Но, по мере того, как волосы его отрастали, сила возвращалась к нему, и он смог обрушить храм на головы врагов. (ТАНАХ, Пророки, Судьи, 16, 19-31). У мёртвых волосы продолжают расти. То, что речь идёт о мёртвых, ясно из предыдущих стихотворений.
17
Альтерман удивительно точно предвидит ситуацию восстания евреев в Варшаве в 1943г., где фашисты сначала лишили евреев всего имущества и прав, загнав в гетто, затем осадили его с целью поголовного истребления всех жителей. В это время в гетто сформировалось подполье для борьбы с немцами – без каких-либо шансов на успех, но с намерением умереть в бою. Одна из руководителей восстания, Цивья Любеткина, осталась в живых и после войны жила в Израиле. Она рассказывала: "Была большая радость, и не важно, что будет потом!" (А.Г.)
Это стихотворение нет нужды воспринимать как пророчество: если представить себе попытку вооружённого сопротивления евреев фашистам, она должна была развиваться и заканчиваться именно так.
18
Отец Натана Альтермана, Ицхак, умер в 1939г. от рака горла.
19
"Всё произошло из праха и всё возвратится в прах" (ТАНАХ, Писания, Коэлет, 3, 20).
20
Возможно, Альтерман уподобляет гибель осаждённого города разрушению Трои. В "Илиаде" (24,677-699) Гомер повествует, как с помощью бога Гермеса престарелый царь Трои Приам вывез тайком тело своего сына Гектора, убитого Ахиллесом, из стана греков и ни-кто из них его не увидел. Не случайно, в поэме упоминаются лишь два вида оружия – меч и копьё. (А.Г.)
21
Если я забуду тебя, Йерушалаим, пусть забудет (меня) десница моя. Да прилипнет язык мой к нёбу моему... (ТАНАХ, Писания, Книга псалмов, 137).
22
В древности рядом с кладбищем было поле, где оплакивали умерших.
23
Ещё не пропала наша надежда... (Гимн государства Израиль).
