355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Наталья Володина » Яблоко для тролля » Текст книги (страница 3)
Яблоко для тролля
  • Текст добавлен: 15 сентября 2016, 02:27

Текст книги "Яблоко для тролля"


Автор книги: Наталья Володина



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

18

Отзвенели гитары, сгорели свечи и пара тканых ковров, закончился век синих эротических куриц и одетого в шляпу арбуза. Усталые унитазостроители склонялись ко сну. Им было постелено.

Высокоморальные хозяева выделили комнату семейным парам и по комнате холостым особям обоих полов. Переодетая в богемный халатик Манюни Долли заплела толстые косички, втиснулась между мной и стенкой, обняла за шею и поцеловала в ухо. «Ты обещала!» – зашипела я. «Просто спасибо», – шепнула она и притихла. В ухо мне текли ее слезы. Через изъеденное дизайном окно в комнату наливался очередной рассвет.

19

– Урра-а-а! Автоматчики заходят с флангов, конница бьет по центру, дядя Вася сидит в засаде! В засаде, я сказал, а не на стуле! Бросишься на гадов только по приказу! Урра! В атаку! Тра-та-та-та-та!

И тому подобное. Я привыкла просыпаться под бой орудий и звуки военных маршей. Пойти, что ли, спасти парочку коллег? По-пластунски, ногами вперед вылезла из-под общего одеяла, что-то накинула и выглянула в гостиную. Анечкина мама с утра пораньше поспешила избавиться от Генички и привела его сюда. Тут он встретился с доллиным автоматом, что и решило судьбу коллег: полуголые инженеры играли в войну. Васюся прятался под стулом, братья скакали друг на друге, мня себя конницей, почетная роль гадов досталась Лене и Аркадьеву. Геничка, как всегда, выбрал самое трудное. На этот раз он был автоматчиками. Не знаю, как сынуля представлял себе фланги, но находился он везде и отовсюду поливал водой из автомата ошарашенных столь бурным пробуждением инженеров. Доставалось и своим, и гадам. Последние, впрочем, сидели в крепости из матрасов, отстреливались подушками и чувствовали себя довольно сухо и комфортно. Геничке очень нравился подарок Долли.

– Слушай мою команду! – рявкнула я. – Войну прекратить! Штаны надеть! Постель прибрать! Даю две минуты. Генералу Геничке срочно явиться к фельдмаршалу маме и сдать оружие.

Геничка разочарованно подергал губками и явился. Освобожденные инженеры, как зомби, тыкались друг в друга и искали штаны.

– Зачем дядей мучил? Ты кушал? – я с некоторой опаской похлопала его по пузу – вдруг застучат косточки аниной мамы? Живот молчал.

Мы позавтракали, попрощались с разъезжающимися по родным КБ одноклассниками, навели порядок, помыли морду Альберт Иванычу, которому некто пририсовал ослиные уши и богатые зеленые усы, достали кошку из кастрюли с борщом (конечно, она оказалась там совершенно случайно).

К обеду изволила явиться и звезда. Она королевским кивком поприветствовала собравшуюся трапезовать челядь, села на освобожденный от Лени стул рядом со мной и как-то уже привычно ткнулась лбом куда-то мне в шею. Лоб оказался горячим.

– Долька, у тебя жар.

– Как ты сказала?

– Жар, говорю, вся горишь.

– Да нет, как ты меня назвала? – она подняла голову и улыбнулась.

– Долька. На Долли ты сегодня никак не тянешь. Ты хоть умылась?

– Не-а. И не буду. Зови Долькой. – И Манюне, – Нужны малина и аспирин. И теплые носки. А лучше – валенки. Будем меня лечить.

Вышезаказанное тотчас доставили. Правда, валенки оказались с калошами.

Запланированная на после обеда экскурсия по городским достопримечательностям сама себя отменила. Больную Долли заботливо устроили на кресле в гостиной вместе с запчастями: малиной, теплым молоком, медом, пачкой аспирина и рыбацкими валенками матушки Манюни. Сытый и боеспособный Геничка стоял перед большим зеркалом, изучая мускул. Сыночек сгибал и разгибал в локте руку, надувая несуществующий бицепс и орал в такт: «Голубой вагон бежит-качается! Эх! Скорый поезд набирает ход! Эх!»

– Смотри, мама, я так пою, что даже потею! – похвалился он. На лице его возникло знакомое задумчивое выражение, а взгляд уперся в японскую вазочку, с трудом доставшуюся Лене по наследству от дедушки-дипломата.

– Все! – поспешно выдохнула я. – Садимся и слушаем сказку про Тролля.

– Да? – заметил Геничка, плотоядно поглядывая на японский шедевр. Идея разобраться с ним казалась сынуле гораздо привлекательнее. Решив, впрочем, что вазочка никуда не сбежит, а мама может передумать, он вяло поинтересовался, – Ты закончила на том, что Тролль встретил душу. Что такое душа?

– Нежное, эфирное создание. Эфирное значит воздушное. Ну, тонкое такое, возвышенное, – пояснила я.

– Ага, понял, – Геничка посмотрел на худую и длинную Дольку.

Ах, так? Ладно, будь по-вашему. Я по-турецки уселась на пол и начала рассказ.

20

Отпраздновав Светкины именины, Федя и Стасик вернулись в слесарку. Продвинутый Федя со знанием дела запустил руки в троллев дипломат и комментировал предлагаемое самым восторженным образом. Воздух вскоре заполнился наидичайшими ароматами и междометиями: «Ах!», «Ух!», «Ой-ойой!», «Э-ге-гей!» и «У-ю-юй!». Кое-что купили. Федя выбрал дезодорант для носков «Брызги недр»:

«Побалую себя с получки», и потащился провожать Стасика на проходную.

– Слушай, ох и баба у тебя! – не выдержал-таки слесарь, когда уже попрощались.

– Какая баба?

– Да Аделина из бухгалтерии, видел я, как она тебя целовала.

– А, эта. Это не баба. Это Душа.

– Я и говорю, душа, а не баба! Ну, ты мужик.

Тролль только улыбнулся. Он решил сегодня никуда больше не ходить, благо улов был немалый.

Подогретые фединым энтузиазмом работники бюстозавода порядком обогатили фирму «Тарго» в лице ее представителя. Тролль отправился домой готовить торжественный ужин к приходу Аделины, рабочий день которой заканчивался в шесть, и вспоминать ее первое появление. Где-то под ложечкой привычно зацарапались песенки.

21

Тролль тем летом рыбачил. Мягкое нежное утро только-только распустилось. Зверье еще не успело закончить хлопоты, связанные с пробуждением. Вокруг чирикали, цвикали, попискивали, чуть слышно шлепали мохнатыми лапками по сырой траве, восторженно квакали и вовсю ели друг друга. Тролль давно забыл язык зверей, а может, те разучились разговаривать, но их утренняя суета будила в нем покой, была близка и понятна. Он стоял на носу лодки, беззвучно опуская длинный шест в податливую светлую воду, легко разводя ее носом суденышка, и гадал: много ли рыбы попалось за ночь в сеть, свитую пару дней назад? Вчера вечером он как раз решил опробовать ее и установил в хорошем, уловистом месте. Было самое лето, заготавливать рыбу на зиму время еще не приспело, но сеть уж очень хотелось проверить.

В привычном гомоне лесного народца услышал Тролль нервную нотку. Принюхался. Да, совершенно явно чувствовался в девственном воздухе запах, от которого Тролль бежал много лет назад: запах человека и его крови. Нельзя сказать, чтоб Тролль не терпел людей, он довольно часто жил среди них по их правилам, но их привычка убивать и мучить друг друга без необходимости тяготила его, лишала душевного равновесия. Тогда он уходил в дикие леса, благо их было еще без края, и жил, как тысячи лет назад, простой жизнью зверя. Но рано или поздно всегда возвращался к людям, будто что-то притягивало.

Ленивая речка никуда не торопилась, медленно и важно огибала естественные выступы: каменный ли мысок, кряжистый ли дуб, росший с незапамятных времен и не желавший покидать обжитого места из-за такой чепухи как спокойная водица. Уступчивый речкин характер поделил ее на множество рукавов и рукавчиков, и образовалась на ее неспешном пути масса мелких островков.

На одном из них Тролль увидел человеческое существо, голое, здорово исцарапанное, но живое.

Существо спало, свернувшись калачиком, укрытое вьющимися волосами удивительного цвета – цвета листвы осеннего клена. Вдруг оно почуяло что-то и вскочило. Оказалось, это самка, но какая-то чудная, Тролль не встречал еще такой породы. Страшно худая, высокая, с непомерно длинными ногами, слишком маленькой для такой взрослой особи грудью, с кожей совершенно белой, даже синей от холода.

В руках находка держала копье. Наизготовку.

– Хочешь есть? – спросил Тролль на местном наречии. Обычно это действовало.

– Ах, это ты, – сказала женщина непонятно, прошлепала к лодке, смешно задирая разодранные коленки, уселась на дно, положила рядом копье и скомандовала, – поплыли!

– Ты кто?

– Твоя Душа. Буду с тобой жить.

Женщина-Душа и взаправду поселилась в жилище у Тролля. Он сплел ей лежанку из ивовых прутьев, набросал сверху сухой травы, дал шкуру волка, чтобы укрыться, кое-какую одежонку. Первое время женщина помалкивала, только спала да ела до рвоты. Живот уже не прилипал к позвоночнику, но тело было по-прежнему худым и белым. Царапины ее Тролль замазал красным илом и они быстро зажили. Как-то Душа спросила:

– Почему ты все делаешь сам?

– Кто же за меня сделает? Ты вон помочь не торопишься.

– Заставь помощников.

– Нет у меня помощников, видишь же – живу один.

– Не ври. У Хозяина леса всегда есть помощники: духи воды, духи ветра, духи деревьев и зверей. А увидеть их я не могу, я же человек.

– Я тоже человек. Может, и есть у леса Хозяин, да я его никогда не видел.

– Почему тогда тебя звери не трогают? Утром хромой медведь приходил, ты ему лапу колдовским зельем мазал.

– Хозяина у леса нет, а законы есть. Кто их уважает, того зверь не обидит. А медведь – приятель мой, он медвежонком здесь жил, на твоем месте спал.

Душа разочарованно почесала рыжую гриву.

– Плохо, что ты не колдун. Мне с Большим Бубном расправиться надо. Тут без колдуна трудно.

Ладно, – решила она, – пойдешь вечером со мной, там видно будет.

– А если не пойду?

– Пойдешь-пойдешь, баздыкну копьем – бегом побежишь.

Тролль развеселился и согласился. Конечно, он не испугался, что его баздыкнут копьем, вид женщина имела довольно жалкий, но она была забавная. К тому же, интересно узнать: что за Большой Бубен и чем он провинился перед этой самкой?

Вечером собрались в путь. Взяв на плечо любимое копье, Душа затопала впереди, показывая дорогу.

Ее худые лопатки освещала Луна.

– Душа, кем ты была в своем племени?

– Охотницей.

– Женщины не охотятся.

– Меня женщиной не считают. Говорят, больно страшная.

– Ну, хорошо. Как ты зверя выслеживаешь? Если так топать, глухой тетерев в соседней роще с перепугу с ветки свалится.

– Не твое дело. И не смей звать меня Душой. Душа – жена Хозяина леса. Раз ты человек, значит я просто А.

– А?

– А! Имя такое. Будешь хихикать, баздыкну.

Она подергала лопатками, запнулась, зацепилась копьем и кувыркнулась в какую-то яминку. Он ее вытащил. Так и шли. Две ночи, два дня и еще пол-ночи.

22

– На месте.

Тролль и А стояли на плоской вершине низкой горушки, у подножья которой спала по причине ночного времени суток деревня. Сюда доносился запах жилья. Горушку венчало сложенное из обтесанных камней святилище, похожее на небольшую пещерку. На пороге лежали подношения странным человеческим божествам: дурно пахнущая нога старого зайца, горсть орехов в плошке, мучнистые корешки амбариса. Скучновато.

– Он там, – дрожащим пальцем А ткнула внутрь святилища.

– Кто «он»?

– Большой Бубен. Ты должен его принести. Если пойду я, с небес ударит огненная стрела прямо мне в голову, – А выразительно постучала себя по темечку. – Ты мужчина, тебя не убьет. Может быть.

– Ладно, как выглядит этот Большой Бубен?

– Не знаю, Его никто не видел, кроме шамана. Зато все слышали, как он говорит: «Бум!» Колдун ходит советоваться с ним в новолуние.

Тролль, веривший только в то, что видел собственными глазами, покрутил головой и пропал в пещерке. Он шарился в полной темноте, пока не запнулся за что-то. Это что-то гулко ухнуло.

– Он! – пискнула А снаружи.

Вытащенный под яркий лунный свет Большой Бубен оказался огромным горшком для еды без дна.

Верхнее отверстие было затянуто выделанной и разрисованной уродливыми фигурками кожей. Бубен лежал рядом с пещеркой, посвечивал кожаной гладью, недовольно гудел, потревоженный столь беспардонным образом. Храбрая охотница на полусогнутых ногах обошла его кругом, потыкала копьем, потрогала пальцем. Небесная стрела не спешила бить охальницу по темечку. А ходила вокруг племенной святыни быстрее и быстрее, бормоча тихонько, но страстно что-то злобное, трясла лохматой гривой, ухала, а потом вдруг вскочила на затянутое кожей пузо и присела. В нос ударил характерный запах испражнений. Сделав дело, А спрыгнула с Бубна и некоторое время глядела вниз, пытаясь рассмотреть спящую под горой деревню.

– Пора идти. Догонят – убьют, – она развернулась и затопала обратно в лес, даже не взглянув в сторону поверженного врага, чье некогда надменное тело украшала ароматная кучка.

Они шли остаток ночи, утро и весь день, остановились передохнуть только к вечеру.

– Как тебя зовут? – спросила А, откинувшись спиной на теплый ствол старого клена и устало вытянув ноги.

– Вух. С чего вдруг тебя заинтересовало мое имя? До сих пор ты обходилась без него.

– Этой ночью я узнала, что ты смелый. Смелых следует звать по имени. Молодец, Вух, не испугался Большого Бубна.

– Может, расскажешь, чем он тебе насолил?

А сердито посопела и выдала следующую историю. Оказывается, люди ее племени вовсе не рыжие, а темноволосые и темнокожие. Они нашли ее в лесу младенцем, воспитали и вырастили. По местным меркам А считалась страшной уродиной, мужчины племени не хотели брать ее в жены, женщины чурались и не научили ведению хозяйства. Чтоб не дармоедничать, А стала ходить на охоту.

– Ты сказал, я плохая охотница. Но и другие у нас не лучше. Если зверья в какой-то год меньше обычного, племя голодает. Колдун идет к Большому Бубну испрашивать совета. Большой Бубен говорит, что нужно сделать, чтобы зверь ловился.

– Топать тише.

– Это ты колдуну скажи. Ну и вот, этим летом мы опять голодали, живность попряталась. И Большой Бубен приказал принести в жертву меня, потому что я рыжая и навлекаю на племя беду. Как только меня убьют, зверь вернется и сам в ловушки попрыгает. Ужасно жаль, конечно, голодных детишек, но себя мне жаль еще больше, и я удрала в лес, к Хозяину, хотела стать Душой. Помню, когда была девочкой, старухи шептались, мол, живет в лесу Хозяин, вечное существо, великий колдун. Ему суждено быть одиноким, пока не встретит и не спасет от смерти свою Душу, женщину из людей, которая станет его женой. Я, когда тебя увидела, подумала, ты Хозяин и есть, обрадовалась. Ну да ладно, ты и так ничего, – лицо А внезапно расплылось в широкой улыбке, обнажив широкие, как у бобра, верхние зубы. – Посплю пока, покарауль, – распорядилась она, бухнулась на бочок, нежно обняла копье и засопела.

Ночью отправились дальше. Тролль предпринял кое-какие меры, чтобы сородичи беглянки не нашли их по следам. Хотя против столь бестолковых существ, не могущих летом в хороший год прокормиться в богатом живностью и ягодами лесу, и эти предосторожности были излишни. До жилища добрались без хлопот, не считая нескольких синяков на теле А, постоянно куда-то падавшей. Наступил поздний вечер. Накануне отдохнули хорошо, спать еще не хотелось, но, как следует наевшись, улеглись, каждый в своем углу. Верный очаг тепло тлел, мягко освещал столь разные лица: белое, узкое, загадочное, сероглазое – это А, треугольное, с ярко-фиолетовыми глазами, хитрое и вместе с тем печальное – это Тролль.

– Вух, почему мужчины не хотят меня?

– Ты не похожа на женщин, которых они знают.

– Ты знал других?

– Я много чего повидал.

– И таких, как я?

– Таких, пожалуй, нет.

– Скажи, я тебе нравлюсь?

– Конечно, – соврал Тролль – Почему же ты не взял меня до сих пор? – В голосе ее что-то звенело. Слезы, что ли?

– Хочешь стать моей?

Она всхлипнула.

– Прыгай сюда, – позвал Вух, и А прыгнула. Прямо через очаг.

Перед рассветом Тролль отчего-то проснулся. В оконное отверстие заглядывали последние ночные звезды. И ярче их рядом с ним сияли в полутьме счастливые глаза А.

А прожила с ним до следующего лета. Однажды, возвратившись с рыбалки, он не застал дома ни ее, ни знаменитого копья. Она ушла, как уходили все женщины, когда-либо делившие с ним кров. Может, их не устраивал простой быт Тролля, а может, то, что от него не рождались дети. Тролль не искал А. Вскоре он и сам перебрался отсюда на новое место. Но это уже другая история.

23

На коленях у Долли Геничка доедал малину (с медом он уже разобрался). На ковре вокруг меня собрались домашние: Светка с собакой, Манюня с Леней, матушка с вязанием и сама по себе кошка. С кухни тянуло подгорающей квашеной капустой.

– Понравилась сказка?

– Нет, – ответил честный сын, облизывая расписную ложку. – Больше не хочу про Тролля. Расскажи теперь про Бэтмана.

– Легко.

– Что за Бэтман? – удивился несовременный Леня.

– Герой. – Я потянулась. – Ладно, слушайте. Только история будет короткая, язык устал, – я потрясла языком. Он вяло мотнулся слева направо, точно хвост больной коровы. – В одной деревне жил-был хороший Бэтман. Круче его в округе парня не случилось. Как-то раз он встретился с Найтменом, главарем хороших из соседнего села, и у них вышел бой из-за Ватмана, но об этом узнал Клинтон, местный участковый, он прилетел на крыльях ночи, дал обоим по саксофону, и все само собой уладилось.

Правда, саксофоны целую неделю побаливали.

– Ну-у, – протянул Геничка, – это нечестная сказка. Больно коротенькая.

– Слазь! – Долька спихнула его на пол. – Ничего в сказках не понимаешь. Ленка, ты просто гений, тебе срочно в Москву надо переезжать, печататься во всех издательствах.

– Гений – я, – заявил с пола Геничка.

– Ладно, твоя мама не гений. У нее обычный талант. Что ты там с ним прозябаешь, в своем, как его?

– Малом Сургуче, так его. Не прозябаю, а живу на пользу обществу по специальности. Чтобы в Москву всех талантливых переселить, нужно сначала оттуда всех неталантливых выселить. А то места не хватит. Нас, таких, на десяток одиннадцать штук.

– Да, – авторитетно изрекла Манюня, – русский народ, знаете, какой одухотворенный? Про нашу семью уж молчу, вы любого прохожего возьмите – что-нибудь этакое творит. Да вот хоть сосед по площадке, Власий Давыдович, прекрасные стихи пишет. Он даже в заводской малотиражке печатается.

Мама, помнишь, я его поэму цитировала по ударника Завьялова? Как там?

 
Перед нами рабочий Завьялов,
еще тот трудолюб, э-ге-ге!
Всю-то жизнь у станка простоял он
на одной, понимаешь, ноге.
 
 
А вторая нога – на педали,
и, товарищи если не врут,
ему дали четыре медали
и грамоту «За доблестный труд»…
 

– Дальше не помню. Но каков язык! «Ему дали четыре медали», – Манюня в восторге закатила глаза и перестала дышать. Потом со свистом засосала в легкие очередную порцию воздуха и закончила, – Самородок!

Крыть Дольке было нечем. Но она не сдавалась.

– Ладно, не хочешь печататься – напиши для нас хит. Мы с ним, знаешь, как на весь мир прогремим?

И тебя прославим.

– Пусть на мир пустые молочные цистерны гремят по ухабам. Мне больше нравится унитазы ваять.

Бесшумно, и оплата гарантирована, – я встала. – Посмотрю: что там с капустой? Пытают ее что ли? – запах из кухни тянулся премерзостный.

Долли в рыбацких валенках протопала за мной в кухню, села на витой табурет и глядела непонятно.

Кажется, печально.

– Спросить хочешь? – подтолкнула я, мешая капусту.

– Нет, заявление сделать. Мне кажется, я должна быть с тобой.

– Как это? – вдруг стало неуютно – девочка говорила серьезно. – В качестве кого? Ты ведь не брошенный птенец, чтобы положить в сумку и унести домой. Ты для этого слишком длинная.

– Перестань обзываться. Мне нужно быть с тобой – и все. Почему ты этого не чувствуешь? Не хочешь жить в Москве – не надо, перееду в ваш Малый Сургуч.

– Да, там давно тебя ждут. Есть вакантное место в хоре ветеранов, они в прошлом месяце солистку схоронили, соловушку девяностодвухлетнюю. Очень тебе обрадуются. – Я подошла к Дольке, прижала к груди ее глупую лохматую голову и сказала мягко: – Вот балда! Что ты себе придумываешь? через неделю тебе будет стыдно вспоминать о том, что ты сейчас наговорила. А через месяц забудешь и меня, и тех сволочей из ленд-ровера.

– Мне нельзя с тобой? – голос ее звучал глухо, должно быть от того, что рот был заткнут моим животом.

– Нельзя. Завтра вместе домчим до Москвы на твоем авто, если его еще не угнали, попрощаемся и отправимся в разные стороны. Я вернусь к своим унитазам, ты – к своему «Бергамоту». Тьфу ты, чертова капуста опять горит…

24

 
На желтой и сырой траве
Лежу я, точно лист зимой,
И бродят мысли в голове
О том, что ах! и Боже мой!
 
 
Что рядом дождичек идет
И мочит мокрую траву,
А я уже который год,
Быть может, вовсе не живу,
 
 
И жизнь моя лишь чей-то сон,
Лишь чей-то бред, лишь чья-то блажь…
Но вдруг очнется этот «Он»,
И вмиг рассеется мираж?
 

Тролль и Аделина пили чай со слоеным тортом. Вечерело. Темнело. Веснело. Выло шальными кошками. Стучало в окно полуодетыми ветками клена. Пахло вареной сгущенкой. Аделина ела торт руками по старой привычке, застрявшей со времен средневековья. Между собой им было не обязательно играть в культурных, но Тролль старательно соблюдал те многочисленные правила, которыми люди умудрялись усложнять жизнь. Может, он подсознательно боялся отстать от них, а может, это был просто такой вид спорта.

– Перемазалась-то как, – Стасик пересел к Аделине, достал парчовый носовой платок и стал стирать с ее лица сгущенку. Та стояла насмерть.

– Ты языком, – посоветовала А.

Тролль лизнул ее в милую мордочку.

– Щекотно, – хихикнула А и стала расстегивать на нем стильную рубашку стоимостью один доллар.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю