Текст книги "Z – значит Зомби (сборник)"

Автор книги: Наталья Резанова

Соавторы: Виктор Точинов,Владислав Выставной,Антон Первушин,Сергей Слюсаренко,Андрей Синицын,Михаил Тырин,Андрей Щербак-Жуков,Николай Калиниченко,Елена Долгова,Александр Щёголев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

4. Не всякий мертвец теряет аппетит

– Молодой ты еще… – сказал Свиридыч без осуждения. – Не привыкший… С наше на реке поночуешь, среди бела дня не будут всякие страхи мерещиться.

Николка попытался что-то возразить, но отец показал кулак – и парень осекся, успев издать лишь какой-то невнятный звук.

– Рыбешка какая-то, – пояснил Парамоша. – Или рак… Любят раки утопленников… А уж корюха… Помнишь корюху, Свиридыч?

– Где ж такое позабыть… Как-то по весне, Николаша, во время хода корюшки, тоже течением в «парашют» мертвяка занесло… Нынешний-то в сравнении с тем – свежачок, а тот уже протух порядком. Так корюшки на нем настоящий пир устроили. Прямо в брюхе копошились, среди кишок гнилых, кусочки отрывая-откусывая. У них пасти с зубами мелкими, но остренькими, мясо грызут не хуже пираний… Я с того дня по сию пору корюшку в рот не беру. Не лезет и все тут.

Он говорил, с интересом поглядывая на Николку: сблюет или нет? Но не врал и не преувеличивал, история такая и вправду случилась.

Тот не сблевал. Вообще не проявил интереса к давней страшилке. Стоял молча, опустив взгляд на утопленника, затем произнес без всякого выражения, без малейшей интонации:

– Снова шевельнулся…

– Тьфу, дурной… – огорчился Парамоша. – На вот, глянь, кто тут шевелится…

Он носком сапога разгреб водоросли на груди трупа, до того от подводной растительности освободили лишь лицо. Вернее, начал разгребать… Николка смотрел выпученными глазами, уши парня краснели, как два стоп-сигнала. Свиридыч, всякого на рыбалке насмотревшийся, отвернулся и стал завязывать мешок с рыбой, ничуть не любопытствуя, какой именно из мелких подводных обитателей напугал Николку.

Утопленник резким движением повернулся на бок. И вонзил зубы в голенище резинового сапога Парамоши.

Николка вскрикнул. Парамоша не издал ни звука. Он даже не был напуган – зубы не прокусили резину и стиснули ее чуть в стороне от лодыжки. Парамоша был безмерно удивлен. Происходившее никак не укладывалось, не втискивалось в сложившуюся у него к сорока трем годам картину мира.

Парамоша считал, что хорошо знает жизнь, причем познал ее на практике, не из печатных строчек и не с экрана… Новости по ящику он не смотрел (лишь слушал по радио местные, районные). Интернет считал дьявольским заморским изобретением, придуманным исключительно для того, чтобы сбивать с пути истинного подрастающее поколение. Слухи о странной эпидемии, разумеется, до Парамоши доходили. Но мало ли о чем болтают… Про человечков из тарелок, про экстрасенсов, про крокодилов в канализации – всему верить прикажете? В канализации дерьмо плавает – и ничего более. Точка, вопрос закрыт.

Сейчас, за доли секунды, в личной Парамошиной Вселенной образовалась черная дыра, со свистом затягивавшая в себя реальность… Если многодневные утопленники начинают кусаться, то произойти может решительно все. Камни будут парить в небесах, вода течь в гору, а водку начнут раздавать бесплатно на детских утренниках.

Сознание не желало примириться с новой картиной мира. Парамоша, даже не пытаясь освободить сапог, лихорадочно вспоминал, что он пил сегодня (ничего, сто грамм на опохмел не в счет), что он пил вчера (поллитра на двоих плюс по три банки пивасика, тоже семечки). «Белочка» – штука вполне реальная, пусть и неприятная. Но хотя бы под основы мироздания не подкапывается.

Николка был более информирован о происходящих в мире событиях. И, по молодости лет, более склонен верить необычному и небывалому. Он сообразил, что за гость с привязанной к шее канистрой оказался в их краях; дернулся было помочь отцу, но не успел.

Утопленник резко мотнул головой, в голенище образовалась рваная дыра. Цап! – тут же последовал новый укус.

На этот раз Парамоша зубы почувствовал, пока что через сапог. Дернул ногой, пытаясь освободиться – не сумел, потерял равновесие, растянулся на мокром песке.

Мертвец сам разжал челюсти, но теперь ухватился за сапог руками, подтягивая себя к Парамоше и целясь запустить зубы в плоть, не защищенную резиной. Из широко распахнутого рта утопленника хлынула струя мерзкой жижи – грязная вода в смеси с илом, песком и гниющими остатками прошлогодних водорослей… Отчасти Парамоша со Свиридычем были правы – в извергнутой жиже трепыхалось-извивалось что-то мелкое, не то пиявки, не то вьюнчики-пескоройки.

Николка не присматривался к подводной фауне, нашедшей приют в мертвой утробе. Он ударил мертвеца ногой, однако не со всей силы, с осторожностью.

Врезал свободной ногой и лежащий Парамоша; бред это или явь, но запускать в себя зубы он никому не позволит, даже собственной алкогольной галлюцинации. Врезал, как бьют при дилемме: убей или умри.

Каблук вмялся мертвецу в лицо, голова мотнулась назад, что-то хрустнуло – может, скуловая кость, может, позвонки…

Изо рта утопленника вырвался непонятный звук – не крик, не стон, не рычание… нечто чмокающее, сосущее, напоминающее звуки, издаваемые стоком ванны в тот момент, когда почти вся вода ушла и в канализацию стекают последние капли. Только гораздо громче.

Но скрюченные пальцы, вцепившиеся в ногу Парамоши, не разжались. Голова скособочилась, свесилась набок – похоже, шейные позвонки действительно были сломаны – но распахнутая пасть упорно стремилась откусить-таки кусок живого мяса…

Что-то стремительно мелькнуло над Парамошей – он не успел разглядеть, что именно, – и все закончилось. Хватка разжалась, мертвец, отброшенный страшным ударом, еще шевелился, ноги скребли по песку, но то была уже агония… Если, конечно, такой термин применим к трупу не первой свежести.

Свиридыч зашел с другой стороны, примерился – уже не спеша, тщательно – и вновь обрушил кувалду на голову утопленника. Голову, впрочем, она теперь напоминала мало.

Еще два удара – и мертвячья башка окончательно превратилась в бесформенное месиво. Свиридыч взглянул на дело своих рук, сорвал пучок прибрежной осоки и стал обтирать кувалду. Очень тщательно и молча.

Им повезло, что кувалдометр оказался под рукой в нужный момент. Поехали бы впятером, как первоначально планировали, – обошлись бы без кола, глубоко вколоченного в берег (к нему привязали короткое крыло невода, а длинное тянули втроем). И, соответственно, без инструмента для вколачивания. Сколько пришлось бы утихомиривать бойкий труп руками, ногами и складными ножами – неизвестно. И что он мог успеть натворить за это время, неизвестно тоже.

Поднявшийся на ноги Парамоша, напротив, молчать не желал. Но его попытки прокомментировать ситуацию состояли в основном из междометий и местоимений, кое-как соединенных матерными идиомами. Николка ничего не говорил. Его тошнило. Утопленник затих, даже конвульсивные подергивания прекратились.

– Валим отсюда по-быстрому, – на удивление спокойным голосом скомандовал Свиридыч.

Он закончил приводить инструмент в порядок, отбросил пучок травы, измазанный чем-то липким и темным. Та же субстанция обильно пятнала берег вокруг размозженной головы трупа, лежала на песке как мазут, не впитываясь. Вонь от этой пакости шла сильная, мерзкая, вызывающая позывы присоединиться к Николке и продемонстрировать миру сегодняшний завтрак вкупе со вчерашним ужином.

Невод сушить не стали, вопреки обыкновению. Немного обтек, обветрился, да и ладно. В машине натечет, разумеется, но Свиридычу это сейчас казалось бедой пустяковой. Разобрали снасть на две части, выдернув временную шворку, крепившую бежное крыло (то, что длиннее). Свернули, упаковали в два больших мешка. Свиридыч командовал коротко, без эмоций. Все попытки Парамоши обсудить небывалое происшествие игнорировал. Николка в разговор вступить не пытался – подавил кое-как бунт желудка и молча помогал старшим.

Мертвеца оставили где лежал. Но все следы от подошв их троицы тщательно замели большими ветвями, срезанными с прибрежной ольхи.

Наверху, возле уазика, Свиридыч скомандовал Парамоше:

– Портки скинь.

– Захрен?

Немедленно выяснилось, что спокойствие чугунной статуи, демонстрируемое Свиридычем, – напускное.

– Порнуху снимать буду! Камасутру экранизирую! – рявкнул он так, что над головой, в кронах сосен, заорали встревоженные сойки.

Немного помолчал и добавил прежним ровным тоном:

– Снимай. Сиденье изгваздаешь.

Недолгое время спустя успокоившиеся было сойки вновь разорались, встревоженные громкой матерной тирадой Парамоши. На его икре обнаружились следы укуса – два полукружья из маленьких кровивших ранок. Кожа вокруг припухла и покраснела, но даже малейшей боли Парамоша не ощущал.

Автоаптечку Свиридыч возил весьма спартанскую: бинты, пластырь, жгут и две упаковки алкозельцера. Даже йода не нашлось. Но лежала в бардачке заначка, НЗ, – литровая армейская фляга неразведенного. Лекарство универсальное – и наружное, и внутреннее.

Спирт лился на укус тоненькой струйкой, Парамоша морщился – ранки пощипывало ощутимо – и настойчиво требовал внутренней дезинфекции. Бог ведает, чем он от мертвеца надышался, под ним лежавши, рисковать здоровьем не намерен, – так что наливай стопарь, не жмотись.

– Сейчас стакашок найду, – сказал Свиридыч. – А то знаю я твой стопарь, пьянь гидролизная… Присосешься и враз ополовинишь. Держи пока бинт, перевяжись.

Скупо налитое лекарство Парамоша махнул без закуски-запивки, не малолетка, чай. И бодро заявил, что чувствует, как пошел на поправку. Еще столько же – и будет как огурчик, полностью готов к труду и обороне.

– Перетопчешься, – отрезал Свиридыч. – Залезайте, поехали.

Полчаса катили по лесной грунтовке, тряслись на рытвинах и на сосновых корнях, выпирающих из дороги. Едва вырулили на Гдовское, Парамоша начал ныть: пострадавшая конечность, дескать, болит и немеет, без второй дозы лекарства выжить никак не возможно…

Свиридыч не налил.

Ни он, ни Парамоша с сыном понятия не имели о том, что годы спустя в России назовут «эффектом Колокольцева», а во всем остальном мире – «русской лавиной» или «русским взрывом». Суть эффекта проста: если инфицированный начинает употреблять этиловый спирт в больших количествах и в сильной концентрации, скорость процесса в его организме увеличивается на порядки – и в самом деле происходит «взрыв» вместо неторопливого горения. Но на первом этапе субъективное самочувствие гораздо лучше, чем у зараженных трезвенников.

Всего этого Свиридыч, разумеется, не знал. Просто строил большие планы на наступивший день, и пьяный в дугу напарник в те планы никаким боком не вписывался.

Но через несколько километров стало ясно: Парамоша не симулирует ради порции живительной влаги. Побледнел, лоб покрылся испариной, постанывал негромко, как от зубной боли.

Свиридыч сжалился, налил еще, на сей раз щедрее – похоже, на Парамошу сегодня рассчитывать в любом разе нельзя. И планы придется менять…

– Николай, на тебя вся надежда, – обратился он к парню как к равному, как к взрослому. – Сам видишь, в больничку ему надо. Но если рыба протухнет – считай, зазря пострадал. Поэтому так сделаем…

Он объяснил свою задумку: крюк в Заречье, как планировалось, они делать не будут. Сразу поедут на тот берег, в город, а там Николка высадится у пешеходного моста и на себе дотащит один мешок в Заречье, посреднику-перекупщику. А он, Свиридыч, тем временем доставит больного к врачам, и уж потом свезет остатки улова в две городские точки.

– Сладишь с мешком-то в одиночку?

– Дотащу… – Николка впервые после происшествия на берегу разлепил губы.

– Уж постарайся, полегоньку, с перекурами… Трубу свою у отца забери, я звякну позже, расскажу, что да как с ним.

Но мобильник, лежавший в кармане у Парамоши, оказался подмоченным. Не повезло… Положил бы в правый карман, обошлось бы, та пола куртки осталась сухой. Но он положил в левый…

– Ладно, сам тогда позвони… Найдется, у кого в Заречье мобилу одолжить?

– Одолжу…

Парамошу вторая порция несколько взбодрила, стонать он перестал, но в разговоре не участвовал. Сидел, бездумно смотрел на серую ленту шоссе, на мелькающий пунктир разметки. Затем попросил слабым голосом:

– Налей еще… Что-то мне все хреновей…

5. Не в каждом склепе живут мертвецы

Все было неправильно. Все наоборот… По кладбищу – да и по всему городу, наверное, – рассекали трупы. А мы, шестеро живых, забились в склеп и не высовывали носа.

Я не понимал, откуда их сразу набежало такое количество. Не понимал, пока Лариосик не пояснил – коротко, без подробностей.

Метро… В полночь в метро пустили воду. После того, как комиссия, из больших шишек составленная, сунулась сдуру под землю – и напоролась. Несмотря на всю охрану – напоролась. Как все там, в Купчино, произошло, я не спрашивал. Примерно представлял… Только что насмотрелся. Ведь достаточно на кладбище людей при стволах оказалось, и пользоваться умели… И что? Оружие наше предназначено живых делать мертвыми. И пугать – одного застрелишь, другие на рожон не полезут. А если противник изначально мертв и пугаться не способен? Да еще размножается в геометрической прогрессии – быстро, без беременности и родов? Тогда дело труба.

И в чью-то сильно мудрую голову пришла идея мертвяков утопить. Наверное, этот умник никогда не видел, что случается, если вода заливает кишащий крысами подвал… Теперь увидел. Все мы увидели. Одно отличие все же есть – крысы, если почему-то не могут выбраться наверх, все же тонут. А тому, кто не дышит, опасность захлебнуться не грозит.

И все же я надеялся на лучшее. Тогда надеялся. Есть ведь у армии штучки куда серьезнее, чем легкое стрелковое полиции и ЧОПов. Против танка или «Буратино» когти и зубы как-то не канают… Рано или поздно проблему решат. Через задницу и с огромными жертвами, так уж у нас заведено, – но решат. Главное – уцелеть здесь и сейчас.

Что довольно проблематично… Приютивший нас склеп на роль неприступной для зомбяков крепости не годился. Хотя склепом он был лишь по названию, а на деле его кладбищенские работники давно приспособили под каптерку для своих надобностей: метлы держали, лопаты, прочий инвентарь… Двери, правда, надежные оказались: железные, толстые, изнутри запереть можно. Но с окнами беда. Здоровенные проемы, в них витражи из кусочков стекла, мутного, непрозрачного, – свет пропускают, но что снаружи происходит, не разглядеть. Навалятся мертвяки и вдавят внутрь, без вариантов. А они, говорил Лариосик, навалятся, как только покончат с теми, кто от них еще по острову-ловушке бегает… Сейчас у тех, бегающих, запах сильнее, и нас какое-то время не тронут. Потом и наш черед придет.

Возможностей для обороны никаких нет. Строевых двое – мы с Лариосиком, да три девки, да очкарик-ботаник… И патронов мало. Очень мало…

Лариосик как раз патроны считал. Достал из кобуры, с мертвого мента снятой, «макаров», там же и запасной магазин оказался, в боковом отделении, все по уставу. Разрядил, из магазинов патроны выщелкал, пересчитал.

Парнишка-полицейский совсем молодой был, наверняка только-только после действительной… За пистолет-то он схватился, но его из штатной милицейской кобуры достать целая история, а если еще на тебя зомбяки прут и руки дрожат-трясутся… В общем, все патроны на месте оказались: девять в ПМ, восемь в запасном магазине. Итого семнадцать штук.

Беда в том, что к нашим «Иж-71» эти патроны не подходили. На вид служебный «иж» точная копия ПМ, и калибр тот же, но патрон чуть короче и не такой мощный…

Разумеется, не повод, чтобы от лишнего оружия отказываться… Лариосик «макарку» снова зарядил, в карман сунул. Оно и правильно, с ментовской кобурой лучше в нынешней обстановке не связываться.

Я говорю, негромко, чтобы нестроевые не услышали: делись, дескать. И пистолет вроде как невзначай в руке держу.

Он волком на меня смотрит, как будто не я четыре кровных патрона сжег, его прикрывая, пока он кобурой разживался. Но и Лариосика понять можно, так уж сложилось, что патроны сейчас – это жизнь. В самом прямом смысле, без преувеличений. У кого больше патронов, тот дольше проживет. А жить всем хочется.

Как ни зыркал, а поделился своими «ижевскими» патронами… И стало боеприпасов у нас почти поровну.

Тем временем девицы наши чуть-чуть охолонули от потрясения. И тут же закатили истерику. Не все, две из трех. Третья у стеночки сидела тише мыши, с глазами выпученными. Очкарик ее за руку держал, говорил что-то тихонько, но она, похоже, не слышала. Не знаю уж, вместе эта парочка на похороны заявилась или только сейчас познакомились… Да и без разницы.

А две других девицы феминистками оказались. Футболки на них одинаковые, но сами вполне могли бы комический дуэт составить – на контрасте играя, на противоположности. Одна жирнющая, втроем не обхватишь, вторая как спичка, за шваброй спрятаться может…

В общем, феминистки на нас с Лариосиком наезжать начали, громко и визгливо: да как же так, отчего мы, два здоровых мужика при оружии, их драгоценные жизни не спасаем? Отчего в нору забились, с зомбями не воюем?

Вот стервы…

Сами ведь только что с плакатиками стояли, за толерантное отношение к инфицированным ратовали. Ну и вышли бы наружу, и проявили бы толерантность…

Но они на нас отчего-то ополчились, вопят в два голоса. Лариосик миндальничать не стал. Подошел к жирной, говорит: заткнись. Куда там… Он ей в рожу заехал на полуслове. От души, не символически, а так, как мужиков бьют, – эмансипация так уж эмансипация. Морду лица неплохо раскроил, пару зубов вынес.

Отлетела к стене как кегля. Лежит, кровью хлюпает, но молчит. И подтощалая мигом смолкла, прониклась. Лариосик ей спокойно говорит: раздевайся, мол, снимай футболку.

Она еще вякать пыталась, но уже на полтона ниже. Зачем, мол, да что за произвол… Он ПМ достал, чуть не к переносице ей приставил. И, я думаю, выстрелить был готов, лицо характерное стало… Затем, говорит, что ты сейчас на коленки встанешь и отсосешь у меня со всем прилежанием. Считаю до одного.

И ведь сняла футболку! И на коленки бухнулась! И к ширинке его потянулась!

Но Лариосик всего лишь пошутил. Я уже говорил, что юмор у него слегка чернушный… Он ее осмотреть хотел, футболка вся окровавленная, надо было глянуть, нет ли укусов…

Бюстгальтер тощая не носила. Ввиду полного отсутствия того, что бюстгальтеру прикрывать и поддерживать полагается. Повертели ее так и сяк, осмотрели – нет ни укусов, ни других ран. Чужой кровь оказалась… Короче, одевайся, не свети тут мощами.

Она свою футболку, липкую и окровавленную, не надела, побрезговала. Но ее ботаник выручил, ветровкой поделился. Честно говоря, я не очень понимал тогда, зачем Лариосик эту четверку из недавней мясорубки вытащил… Никакой от них помощи, одна обуза. Потом-то понял, конечно…

А Лариосик стал план прорыва излагать, громко, всем пятерым. Очкарик спрашивает очень вежливо: зачем и куда прорываться? Тут хоть какое-то, но все же убежище.

Лариосик так же вежливо ему про окна и про запах растолковал. И дальше продолжает: на открытом месте нас точно схарчат, и быстро. Но видел он невдалеке, метрах в ста от склепа, люк ливневой канализации… По ней, по трубе, и уйдем. Там, если зомбяки внутрь сунутся, по крайней мере со всех сторон не набросятся, можно по одному расстреливать. Но они не сунутся, если мы люк быстренько обратно поставим и вот этим ломом его заклиним.

Так себе план… И насчет лома я очень сомневался. Но сам ничего лучшего предложить не мог.

А Лариосик бетонный пол кончиком ножа царапает, диспозицию изображает и план действий. Ну прямо Бонапарт под Ватерлоо…

Рисует, где тот люк находится, и предлагает дождаться, когда зомбяков между склепом и люком не будет. В общем, реально, они по кладбищу бессистемно шатались, к тому же какая-то часть схлынула уже. Да только ведь как вылезем наружу, со всех сторон набегут, за нами кинутся… Высказал я свои сомнения, а он говорит: не дрейфь, пробьемся. Женщины и дети, дескать, вперед быстрым аллюром, а мы вдвоем в арьергарде, погоню расстреливая. Секунд на двадцать-тридцать беглого огня патронов хватит, а дольше и не надо.

Приготовились к старту, ждем… Лариосик в каждом витраже по одной стекляшке выдавил, расхаживает между ними, поглядывает, момент выбирает… Потом говорит: пора, мертвяки большей частью к Лавре потянулись, видать кого-то живого и затаившегося учуяли.

Выскочили… Путь и в самом деле свободен, но относительно – то там, то тут одиночные мертвецы виднеются и небольшие группы, голов по пять-шесть. Есть все шансы прорваться.

Наши подопечные рванули с высоко старта, я за ними намылился, но Лариосик цап меня за рукав. Шипит: куда?! Нам в другую сторону, но не сразу, чуть погодя.

Я не понял, он рукой показал… С другой стороны, тоже метрах примерно в ста, грузовик стоял, песком груженый. Рабочие кладбищенские что-то там подсыпали и разравнивали… Как заваруха началась, уехать не успели. Может, водитель ушел куда-то с ключами, или по другой причине, не знаю. Но не уехали…

А люк как же, спрашиваю. Лариосик усмешку скривил: какой на хрен люк, нет там никакого люка…

Понимаете, да? Он эту четверку специально туда заслал, чтобы зомбяков на себя оттянули… А они, дурачки, галопом несутся, думают, мы им спину прикрываем.

Лариосик подождал, пока они полпути одолеют, – и к машине. Я за ним.

Пару раз выстрелить пришлось, но те бедолаги свою работу на пять с плюсом выполнили, без них так лихо мы бы не проскочили.

Не знаю уж, добрались они до места, где якобы люк был, или раньше наше отсутствие обнаружили… Я не оглядывался. Вопль с той стороны слышал – женский, истошный. Кажется, тощая феминистка орала. А может быть, молчаливая девушка… Симпатичная, кстати, была. Но тут уж дело такое, каждый за себя.

Добежали. Дверца распахнута, из кабины труп в спецовке свисает, половины лица нет, выгрызена, лохмотьями болтается. Но нормальный труп, лежит и лежит, встать не пробует. Лариосик его одним рывком из кабины спровадил, залезли, двери заблокировали. Но толку-то… Этим тварям стекла выдавить, как мне стакан воды выпить. Только скорость, только движение помочь могли… Не заведемся – и капут.

Думал, Лариосик провода закорачивать начнет. Но у него какая-то хитрая отмычка случилась, не иначе как из арсенала автоворов позаимствованная… Запасливый, гад.

Даже в самый черный день может в чем-то повезти. Повезло и нам, бензина в ЗИЛе оказалось три четверти бака.

Поехали… и очень вовремя, зомбяки уже совсем близко подобрались. Трех или четырех сбили, один на подножку запрыгнул, пришлось мне стрелять, прямо через стекло ему башку разнес.

Скорость набрали, по дорожке к служебным воротам подкатили, к запертым, – и на таран их. В общем, с Никольского выбрались…

Куда теперь, спрашиваю. Лариосик отвечает в том смысле, что в городе ловить нечего, сейчас весь город как это кладбище. Так что выбираться надо к окраинам, чем дальше от метро, тем меньше зомби должно быть. Ну а там посмотрим по обстановке. Будет возможность, в паре магазинов отоваримся. По кредитным карточкам калибра 9 мм. Не удастся – налегке из города рванем. В общем, он сейчас попытается через мост просочиться и затем по набережным правого берега Невы…

Ладно, пусть рулит, думаю, город лучше меня знает… Но потом надо при первой оказии Лариосика застрелить. Он людьми как пешками жертвует, и все бы ничего, но пешка у него одна-единственная осталась… Проще говоря, я.

Ничего личного, всего лишь забота о собственной безопасности.