Текст книги "Врагов выбирай сам"

Автор книги: Наталья Игнатова

Наталья Игнатова
Врагов выбирай сам

ПЕРВАЯ ЗАПОВЕДЬ

 
Я буду сниться тебе после смерти,
Под маской желтого шелка.
Я очень тихо сыграю на флейте,
И очень недолго.
А ты пытайся в какой-то ответ
Интерпретировать звуки.
(Я очень тихо играю на флейте.
На грани слуха).
А на востоке восходит коллапс.
Пойдем посмотрим украдкой;
Чтоб не увидел случайно кто нас,
Несу я флейту в сухих птичьих лапках.
Играю музыку с легкой гнильцой,
Сбивая дыхание;
Под желтой маской упрятав лицо,
Под желтой тканью.
Не зная нот, подбираю на слух
Мелодию вивисекций,
На грязном каменном страшном полу
Усевшись с флейтой чудесной.
Шелк, шелк, лицо мое скрой,
Оставив глаз угольки.
Коллапс восходит черной звездой,
И бездны его глубоки.
Я прячу в себе такую же тьму
Под маской желтого шелка,
Лицо собрав себе самому
Из костяных осколков.
Я мифологию вновь воссоздам,
Маску подставив югу.
Слушай, как по антарктическим льдам
Пробиралась тайком Кали-Юга.
 

То ли архитекторы насмотрелись фантастических фильмов, то ли подобная планировка отвечала их собственным представлениям о том, как должны выглядеть помещения стендов и полигонов для испытания прыжковых двигателей, независимо от этого Мастиф готов был придушить что создателей фильмов, что строителей.

Уже четыре с лишним минуты он шел по совершенно одинаковым, бесприютным и мрачным коридорам, отличая один переход от другого лишь по номерам, написанным на стенах светящейся краской.

В шлемофоне осторожным шелестом проносились голоса с периферии:

– Где он сейчас?

– Коридор 12 D, между переходами 8 и 14..

Надо сказать, по поводу нумерации переходов у Мастифа тоже накопилось много тихих незлобивых слов.

Однако все слова он оставил на потом. Если это самое «потом» случится когда-нибудь. А сейчас он молча крался вдоль скучной, выкрашенной в серо-зеленый цвет стены, прогонял в памяти карту здания и одну за другой обезвреживал засевшие здесь группы Провозвестников.

Путь получался коротким, но довольно извилистым. О безопасности же не шло и речи. Кто знает, какая сволочь засела на дороге. Тут ведь за любым поворотом целый взвод бойцов разместить можно. А еще растяжки...

Мастиф замер, на полшага не дойдя до очередной. Осторожно перешагнул и отправился дальше. Разминированием займутся специалисты. Опять же потом.

И все с тем же условием: если это «потом» наступит. А вообще-то он был в отпуске...

ПРОБУЖДЕНИЕ

Старик сидел в глубоком кресле и, недовольно хмурясь, в который уже раз перечитывал письмо. Послание доставил сегодня утром донельзя уставший голубь. Птица была накормлена, напоена и сейчас отсыпалась в большой клетке, соседствуя с парой своих собратьев. А старик читал. И ворчал в седые усы:

– Сопряженные точки... Идеальное взаимостояние... А я говорю, аберрация... да, и буду настаивать. Третья?.. Да хоть бы и сотая, ведь надо же учитывать периоды... Это вам не математика, это – наука. А мы, как дети, как... как я не знаю... маги.

К слову сказать, именно магом старик и был. Но именовать себя предпочитал ученым. Дела мира, из которого пришло письмо, не особенно его интересовали, дела же мира, в коем он обитал, не нуждались ни в чьем вмешательстве. Потому что никто, кроме него, здесь не жил.

И вот, пожалуйста, письмо: полоска шелка, исписанная очень мелким, разборчивым почерком: «...рассеянное Солнце сфокусируется в зодиакальной линзе в момент прохождения Псевдоблизнецов в отраженном Сатурне через шлейф Марса...», и длинная цепочка чисел и символов. Профессору Илясу Фортуне вновь удалось рассчитать момент «идеального взаимостояния», возможность какового единодушно отрицалась и практикующими астрологами, и специалистами по постзодиакальной стереометрии.

Они отрицали, а профессор считал себе. Трижды его расчеты подтверждались, и у старого мага, близоруко перечитывающего послание, не было оснований сомневаться в том, что Фортуна и в этот раз окажется прав. Но это-то ничего, это пожалуйста: почтенный профессор вновь утер нос надутым ослам из академии, и старик готов был искренне поздравить учителя при ближайшей личной встрече.

Недоволен же он был тем, что теоретические выкладки нуждались в практическом подтверждении. А практика, увы, была делом весьма и весьма хлопотным, особенно с точки зрения отшельника, давным-давно удалившегося от мирской суеты.

Старик бросил письмо на мраморную столешницу. Потянулся, кряхтя, и поднялся на ноги с неожиданной для его преклонных лет живостью.

– И все-таки говорить о системе рано. Да, господин профессор, я настаиваю. Шесть ложнолунных фаз до и после перигея...

Он прошел в изрядно захламленную комнату, служившую, очевидно, сразу и спальней и столовой, а иногда, судя по пятнам на деревянном полу, еще и кухней. Или лабораторией? Кто их, магов, поймет? Взял с табурета возле кровати магическую книгу и побрел обратно к креслу и клетке с голубями.

– И кто, скажите, компенсирует расход материалов? Ему легко распоряжаться, а у меня что, драконьи пещеры? Если каждые сто лет пересчитывать взаимостояние, камней не напасешься.

Маг продолжал ворчать, пока открывал книгу, пока возился, устраиваясь поудобнее, пока листал страницы в поисках нужных формул, а когда нашел, разом замолчал, строго выпрямился в кресле и, пошарив рукой, вытащил из воздуха три крупных необработанных алмаза:

– Экспериментальный пробой номер пять дробь одиннадцать, – произнес старик совсем другим голосом, звонким и спокойным.

Сухие коричневые пальцы в порошок растерли один из камней.

В неуютной, просторной комнате потемнело: погасли пронизывавшие пыльный воздух солнечные лучи. В открытые окна, низко пригнувшись, глянуло черное, без единой звезды, ночное небо.

Второй алмаз рассыпался белым порошком, и стена, обшитая темными от времени деревянными панелями, растаяла, обнажив поросший мхом и белесыми травинками серый камень. Широко размахнувшись, старик бросил третий алмаз прямо в шершавый бок скалы, вспыхнула и погасла в темноте яркая радуга, мох сгорел, задымилась трава. Как глыба льда под жарким солнцем, скала начала подтаивать, слезиться прозрачной влагой. Маг вернулся к книге и занялся настоящим волшебством.

Белым по синему – ровные строчки заклинаний, чеканные буквы и пылающие черви магических символов, книга гудела чуть слышно, иногда начинала трещать и похрустывать, а страница принималась мерцать, и медлили проявиться новые слова. Тогда скрюченные пальцы загребали из воздуха целые пригоршни драгоценных камней, сухие ладони перемалывали самоцветы в муку, и магия творилась своим чередом, в мягком гудении, в льющемся из книги неярком голубоватом свете.

Серый камень стал неясной тенью, более темной, чем ночная тьма в комнате. Сквозь тень эту, как сквозь кисейный полог, проступили очертания подземной полости.

– Лайтболл! – каркнул маг, не отрываясь от книги, и снова: – лайтболл, лайтболл!

Три маленьких веселых солнышка взлетели к потолку, покружились и, выстроившись цепочкой, устремились в темноту.

Непроглядный мрак шарахнулся в стороны и вверх. Пещера оказалась огромной, и не разглядеть было ни стен ее, ни потолка – только размытая темнота вокруг да два светлых полупрозрачных пятна в самом центре.

Поднявшись из-за стола, маг стал стряхивать с ладоней каменную пыль и вглядываться в призрачные очертания.

– Поверить не могу, – пробормотал он севшим голосом, затем откашлялся, склонился над книгой, осторожно дописал еще несколько символов и вновь взглянул в глубину пещеры. Два каменных постамента вырастали там из каменного пола, и два саркофага со стенами из прозрачного хрусталя стояли на возвышениях, испуская неяркий, холодный свет.

– Экспериментальный пробой номер пять дробь одиннадцать прошел успешно, – сообщил старый маг в гулкую пустоту, – из Прохладного мира в Теневую Лакуну установлен портал, проницаемый для нематериальных магических объектов, что можно считать практическим подтверждением расчетов профессора Фортуны. Приступаю ко второй стадии эксперимента.

Пощелкивая на ходу пальцами, он подошел к границе между деревянным полом комнаты и камнем пещеры, оглянулся на стол с тихо гудящей книгой и шагнул вперед. Клубы пыли взлетели из-под ног, обутых в сандалии. Маг чихнул, почесал в бороде и решительно направился к саркофагам.

Толстый хрусталь изрядно запылился со времен последнего успешного пробоя. Маг, щурясь, всмотрелся в глубину одного из гробов, избегая прикасаться к нему, очень близко и пристально осмотрел второй. Что там внутри было – не разглядеть. Старик прикинул на глаз расстояние между постаментами, встал посередине и глубоко задумался.

Он помнил, как гробы вносили сюда, устанавливали на каменные пьедесталы, искусственное происхождение которых не вызывало сомнений. Помнил, как искрили под хрусталем натуго свернутые стазисные поля. Как улыбался Иляс Фортуна:

– Взаимостояние вот-вот закончится, Ольжех, надо поспешить...

Профессор хотел навсегда избавиться от тех, кого заточил в стазис и прозрачный камень, он только и думал о том, что Теневая Лакуна открылась, возможно, в последний раз. Он даже перестал гордиться тем, что трижды безошибочно предсказывал ее наложение на мир людей. Трижды... а где третий раз, там может быть и четвертый. Он спешил тогда, еще не зная, что очень скоро потребует от своего ученика нового пробоя, но попытки одна за другой будут заканчиваться неудачей.

– Вы всегда узко мыслили, господин Фортуна, – вполголоса заметил Ольжех, – вам удалось вычислить связь между идеальным взаимостоянием и наложением Теневой Лакуны, но вы отказываетесь признать, что надмировое движение в целом находится под очевидным влиянием сил, недоступных вашему разуму. И вы снова хотите пробудить эти силы. Дело ваше. Но не говорите потом, что я не предупреждал.

И, поморщившись, он выдернул из бороды длинную волосину.

– Трах-тибидох-тибидох, – пробурчал себе под нос. Подождал немного.

Ничего не изменилось.

– Но ведь как-то он это делал, – возмутился Ольжех, – как-то он это делал! Мало данных. Совершенно определенно, нет никакой возможности работать, располагая столь жалким количеством информации!

Каменные стены, которым была адресована тирада, холодно ее проигнорировали.

– Новейшие технологии ущербны в отрыве от корней, – наставительно сообщил маг, – но иногда у нас просто нет выбора.

И поднял руку, защищая глаза.

Толстый слой пыли с пола, постаментов и хрусталя сдуло порывом холодного ветра. Столбы синего света ударили в недосягаемый темный потолок. Радужные переливы стазисных полей закружились все быстрее, быстрее, пока не слились в слепящие белые полосы, а те, в свою очередь, бесследно растаяли.

Ольжех поморгал (глаза слезились от света), влез на возвышение справа и склонился над прозрачной крышкой.

* * *

По законам легенд и сказок, там должна была бы покоиться невиданной красоты юная девица. Спящая, разумеется. Ожидающая во сне прекрасного принца, который разбудит ее трепетным жаром своего поцелуя.

Ольжех на роль принца ну никак не подходил. Впрочем, и в гробу лежала не девица, а как раз наоборот.

На каменном дне, мирно сложив на груди руки, лежал юноша. Совсем молоденький, почти мальчик. Красивый, что правда, то правда, но ничуть на заколдованную принцессу не похожий.

Его густые черные волосы вились крупными кудрями, смоляные пряди эффектно разметались по голубому хрусталю – иные женщины от лучших куаферов не могут добиться такого художественного беспорядка. Длинные загнутые ресницы опускались на скулы пушистыми полукружьями. Чернущие. Цвет волос и ресниц позволял предположить, что и глаза у юноши черные, точнее, темно-темно-карие. С отсветами жаркого, бесовского огня, который пленяет женские сердца, а мужчин заставляет без нужды класть ладони на эфесы мечей и распрямлять плечи, невольно уподобляясь бойцовым петухам перед дракой.

Маг рассматривал спящего и рассеянно дергал себя за бороду.

– Ну, красавец, – буркнул он, – просыпаться будешь?

Вместо ответа юноша глубоко вздохнул. Грудь его поднялась, явственно обозначились ребра под тонкой рубашкой.

– Живой, – констатировал маг. Слез с постамента и шустро взобрался на второе возвышение.

Там в хрустальном гробу лежал еще один человек.

Тоже очень молодой. Но на этом его сходство с соседом и заканчивалось.

Коротко остриженные волосы даже в полутьме отливали золотом. Такой цвет бывает у солнечных лучей, когда день переходит в вечер. Загорелое лицо, худое, с острым подбородком, было настолько же неприятным, насколько красивым был облик того, черноволосого. Лицо аскета.

– Тощий какой! – Ольжех недовольно поморщился. – Говорил я, откормить сначала надо, а потом уж в стазис. Подъем! – Он постучал по хрустальной крышке. – Вставать пора.

Золотоволосый проигнорировал. И маг рявкнул, притопнув ногой:

– Тревога! К бою!

Первыми ожили руки. Метнулись, ударившись о стены. Пальцы царапнули холодный камень. И открылись глаза. Темно-синие. Холодные. В глазах была ярость, без намека на страх или непонимание.

– Как был дикарем, так и остался. – Маг заставил себя отвести глаза от бешеных синих огней. – Сейчас, сейчас. Открою.

Без напряжения он сдвинул кажущуюся неподъемной прозрачную плиту. Золотоволосый рванулся встать, но смог лишь сесть, уцепившись за край саркофага:

– Что это?

– Смотря где, – без особого дружелюбия ответил старик. – Ежели вокруг, так пещера. А ежели что с тобой, так это ты с непривычки. Ничего, оклемаешься скоро, будешь как новенький.

– А, господин Ольжех, – без эмоций констатировал парень. – День добрый. Где мой брат?

– Спит еще. – Маг кивнул на соседнюю гробницу. – Он себе на уме. Как захочет, так и проснется. Зато на своих ногах пойдет.

– Где Миротворец?

– Ох ты ж на мою голову! Вот он, вот лежит, – старик ткнул пальцем в нишу над усыпальницей. – Давай-ка я тебе помогу выбраться.

– Я сам.

– Не смеши мои тапочки, сэр Артур.

Впрочем, он позволил парню попробовать. И тот действительно сам выбрался из гроба. Правда, уже на полу качнулся и начал оседать. Маг шустро подставил свое сухое плечико. Кажется, он должен был рухнуть под тяжестью золотоволосого, однако ж ничего, не рухнул и даже помог Артуру добраться из пещеры до комнаты, где усадил в свое собственное кресло.

– Дальше не надо, – сказал он, пресекая попытки юноши подняться. – Дальше тебе пока нельзя. Реальность, знаешь ли, штука хрупкая. Как бы не потрескалась.

– Где Крылан?

– Подох. В смысле помер.

– Сволочи.

– Слушай, сэр рыцарь, – нахмурился маг. – Ты что, ждал, что мы еще и лошадь твою спать уложим?

– Хотелось бы. Выпить есть?

Ольжех возвел очи горе:

– Вода.

– Понятно. – В ровном голосе Артура впервые прорезалось что-то похожее на сарказм. – Все как всегда.

– Я сейчас уйду, – сказал маг. – Скоро вернусь. И принесу.

– Ладно.

– Веди себя хорошо. – Старик наставительно воздел сухой палец. – Встать не пробуй. Вот вода. Вот еда.

– Мясо? – Тонкий горбатый нос шевельнулся, принюхиваясь. – Стоп. А какой нынче день недели?

– Воскресенье, – с легким сердцем соврал Ольжех. – Ешь.

– Как скажете. – Парень пожал плечами и плеснул в кубок воды из кувшина.

* * *

Дом старого мага стоял на краю широкой, поросшей мягкой-мягкой травой лужайки. Одной стеной он врастал в монолитную скалу, три других таращились в беззвездную тьму распахнутыми окнами. Справа и слева, выбегая из-за скалы, шелестели широкие ручьи, их дальние берега всегда были скрыты плотной завесой тумана.

Ручьи обрывались с края лужайки шумными водопадами. При свете солнца видно было, как далеко внизу белые искристые струи сливались, рождая переменчивые радуги. Сейчас, в темноте, радуг конечно же не было, но вода шумела даже громче, чем днем. А уж куда она падала, этого не знал никто, кроме самого Ольжеха. Казалось, будто скала, дом и лужайка – остров, парящий в облаках. И ничего нет вокруг. Только небо.

Так оно, собственно, и было.

Ольжех не без оснований считал, что его мир – лучшее место для уединения. Точнее, он считал так, пока не пришло письмо от профессора Фортуны.

– Связь между идеальным взаимостоянием и феноменом Братьев очевидна, – сообщил Ольжех не то себе, не то траве под ногами, – и только слепец или дурак может отмахиваться...

– А профессор твердит про недостаточность фактического материала, – произнес молодой веселый голос.

От скалы отделился клочок тумана, на глазах собрался в человеческий силуэт, мгновением позже оформилось лицо, блеснули яркие глаза.

– Рад видеть тебя в добром здравии, господин Ольжех.

– А чего мне сделается, Варг? – Маг небрежно кивнул в ответ на поклон. – Значит так, слушай меня внимательно. Этого вашего... Безымянного можете отправлять сюда. Но предупреди его, чтобы был поосторожнее. Один из тех, кто его встретит, – рыцарь.

– Какой?

– Храмовник, – мрачно буркнул Ольжех.

– Храмовник? В твоем доме? – Тот, кого звали Варгом, расхохотался, сверкнув острыми белыми зубами. – И вы не перегрызли друг другу глотки?

– Глотки грызть у вас принято, – отрезал старик.

– Подожди, – Варг перестал смеяться и помотал головой, – извини, я не хотел тебя обидеть. Но мне сказали, что здесь будет маг.

– Маг тоже будет. – Ольжех пожевал губами. – Их двое. Рыцарь и колдун. Два брата.

– «Феномен Братьев». – Варг вновь улыбнулся. – Как в сказках, да? Ладно. Я скажу Безымянному.

– Уж потрудись, – пробурчал старый маг. – Да, где там у вас, – он дернул головой, – вино купить можно?

Варг поднял брови в таком искреннем изумлении, что Ольжех разъярился окончательно:

– Да не себе я, – зарычал он неожиданно низким голосом, – не себе! Чего ты пялишься?

– В столице. – Его собеседник попятился к ручью. – Есть там погребок, «Алмаз» называется. Лучшие вина. Не ошибешься.

Маг фыркнул вместо прощания. И исчез.

Варг постоял еще с минуту, размышляя над услышанным, и исчез тоже.

И почти сразу в дверях появилась высоченная, стройная фигура Артура. Парень огляделся. Посмотрел на черное небо:

– Намутили колдуны. День ведь на дворе... – Он как-то нерешительно потер подбородок, огляделся вновь и пробормотал тихонько: – Да будет свет. И стал свет.

* * *

Два старика тяжело смотрели друг на друга через длинный тяжелый стол, заваленный книгами и бумагами. Господин Ольжех и профессор Иляс Фортуна, ученик и учитель. Оба седые, оба костлявые, с одинаково водянистыми, давно уже выцветшими глазами. Похожие, как братья.

– Сколько можно мусолить одну и ту же тему? – склочным голосом спросил Ольжех. – Вы считаете, что идеальные взаимостояния, а также связанное с ними Наложение укладываются в систему. Я не согласен с этим, но готов признать вашу точку зрения. Так почему бы вам, профессор, не открыть глаза пошире и не взглянуть на проблему с моей стороны?

– Ты разбудил их? – скучно поинтересовался Иляс Фортуна.

– Я убрал стазис.

– Они проснулись?

– Да!

– Кто первый?

– Рыцарь.

– Жаль.

– Профессор, еще не поздно все исправить. Можно просто оставить их там: маленький колдун не умеет делать пробои. А я готов отказаться от Прохладного мира: «карманов», в конце концов, предостаточно, найду себе другой дом.

– Я ценю твою жертву, Ольжех, – кисло поморщился Фортуна, – но ты преувеличиваешь опасность.

– Вы же сами считали, старый вы... В первый раз идеальное взаимостояние наблюдалось за полгода до перигея. В двадцатый день второго месяца весны. Вы помните? И снова – через полгода. Если даже мы и не знаем точно, когда родился первый из братьев, то уж насчет второго известно все вплоть до часа рождения. Двадцатое апреля года сто семнадцатого от Дня Гнева.

– И снова рыцарь первый, – не услышав собеседника, пробормотал профессор. – Ты засек время, Ольжех?

– Что?

– Время между пробуждением первого и второго?

– Когда я уходил, колдун еще не...

– И когда ты поумнеешь? Прекращай болтать и отправляйся домой, может быть, еще успеешь. Мне нужно знать точное время, ясно? Да, и по поводу влияния Братьев на космогонию... чушь, чушь и еще раз чушь! Не они, Ольжех – на них. Через них, если тебе угодно. И я уже объяснял тебе, что не использовать такие силы есть глупость непростительная. Куда большая, чем использовать их неосторожно. Все. Ступай.

* * *

Вымывшись, обсохнув и переодевшись, Артур вернулся в пещеру. Постоял над усыпальницей брата. Тот уже не лежал в чинной позе покойника. Он перевернулся на бок и сладко спал. Крепко спал, улыбаясь чему-то.

– Лентяй, – укоризненно вздохнул Артур. Сдвинул прозрачную крышку, чтобы братик, в случае необходимости, мог выбраться из своего гроба. А потом достал из стенной ниши седельные сумки и тяжелый двуручный топор в чехле из тонкой кожи.

Вытащив все это добро на солнечный свет, рыцарь бросил сумки на траву, затем расчехлил топор и придирчиво осмотрел сверкающее лезвие. Хмыкнул удивленно:

– Порядок.

Вновь надел на оружие чехол... и вскочил на ноги, прислушиваясь.

В небе кто-то голосил.

Артур отступил к дверям, перекинул топор из руки в руку, машинально оглаживая пальцами топорище.

А из безоблачной, высокой сини вывалилась с громким, протяжным воплем черная фигурка. Человек падал вниз, раскинув ноги, нелепо выставив вперед зажатый в руках клинок. И вопил, вопил, вопил.

Бросив топор, Артур перехватил крикуна в воздухе, перекатился с ним по траве, смягчая падение.

– Убьешься, придурок. – Он выдернул из рук заткнувшегося человечка тонкий кинжал. – Кто ж так летает?

– А... а как? -задохнувшись, спросил летун.

– Низко. Не спеша. И уж не с такой ковырялкой наизготовку. А если б ты на него напоролся?

– Я думал, вдруг враги.

Артур покачал головой, не глядя, бросил кинжал за спину и, потеряв к гостю всякий интерес, вернулся к своим вещам.

Гость же, напротив, с искренним восторгом проследил, как его оружие, сверкнув, описало в воздухе дугу и до середины лезвия вонзилось в стену дома. Высоко. Зря не достанешь, а и достанешь – не вытащишь. Он все-таки попробовал: поднявшись на цыпочки, добросовестно тянул и дергал рукоять, украшенную чешуйками волчьего пауропода, но кинжал как будто врос в шершавое дерево.

Оставив попытки вернуть оружие, человечек присел поодаль от Артура и, положив руки на коленки, а подбородок на руки, принялся наблюдать за рыцарем.

Артур же расстегнул одну из сумок, вытащил куртку из тонкой, почти прозрачной кожи. Разгладил ее на траве, придирчиво проверяя каждый шовчик, каждый стежок тончайшей металлической нити. За курткой на свет явились такие же тонкие перчатки. Прозрачные, выгнутые пластины поножей. Шлем точь-в-точь как у рыцарей Храма. И, наконец, дивной красоты пояс, набранный из тяжелых золотых блях.

Пояс на фоне невзрачных доспехов смотрелся чуждо, прямо-таки вызывающе. Незадачливый летун открыл было рот... и закрыл.

Артур не обращал на него внимания, задумчиво перебирал пальцами чуть потертый у пряжки подбородочный ремень, подергал, рванул резко. Ремешок держался, но...

– В Грачах делали? – подал вдруг голос незнакомец.

Артур отложил шлем и глянул на гостя внимательнее.

Тот был невысок ростом. Сравнительно молод. Темноволос, как большинство людей в Единой Земле. А глаза большие, полные какого-то непреходящего изумления. Впрочем, после полета, что пережил этот малый, изумляться негрешно.

– Как звать? – буркнул рыцарь.

Человечек задумался и признался после паузы:

– Не помню.

– Из Долины?

– Из Единой Земли.

– Угу. – Рыцарь кивнул. – Здесь зачем?

– Помощи просить.

– Ага, – Артур достал из бездонной сумки полевую форму храмовника, развернул, встряхнул на ветерке. Вновь посмотрел на гостя – Колдун?

– Нет! – очень быстро ответил тот.

– Маг?

– Нет!

– Хорошо.

– Мне нужна помощь в очень важном деле.

– Не к нам. – Юноша поморщился и выволок из сумки еще один сверток. – Это к хозяину. Он скоро вернется.

– А вы... вас двое, да? Вы и брат?

– Угу. – Артур продолжал осмотр своих вещей. – Только братишка спит еще. Что скажешь хорошего, музыкант?

– По... почему музыкант?

– Потому что мозоли. – Рыцарь достал из кисета маленькую, побитую трубку и стал неспешно ее набивать. – Что новенького в Долине делается?

– В Единой Земле?

– Ну.

– У меня гитары нет. Я с ней лететь побоялся. Хотите, я вам так песню спою? Ну, то есть расскажу.

– Расскажи. – Артур закурил, окутавшись белесым дымом. – Я хоть знать буду.

– Когда-то был доблестный хайдук Зако по прозвищу Золотой Витязь, – начал Безымянный, чуть покачиваясь в такт собственным словам, – он совершил множество подвигов, победил самого Некроманта, много путешествовал, и неисчислимое множество земель повидал на своем веку...

Артур хмыкнул. Но слушал внимательно.

– И однажды приехал хайдук Зако к некоей цитадели, что воплощением ужаса и скорби высилась на мрачной равнине, бесприютной, безжизненной и безнадежной.

И был в цитадели некто, ненавидящий все живое, кто начал говорить с Зако. И соблазнил он доблестное сердце льстивыми речами, помрачил чистую душу хитросплетением лжи и недомолвок, не лгал говоривший, но не сказал и правды. Звал он Зако на бой во имя Света, против Тьмы и всех порождений ее, обещал силу и власть, и возможность использовать их на благое дело. И Зако согласился.

Но стоило лишь доблестному хайдуку дать свое согласие на великий бой с великим Злом, как страшно содрогнулась цитадель, и громко расхохотался говоривший с ним:

– Отныне, о доблестный хайдук, твое тело станет принадлежать мне! А ты, безгласный, бездыханный, бессильный, будешь во веки веков охранять цитадель.

И стало так.

С тех пор душа хайдука, заключенная в камень, пребывает в цитадели, бессильная изменить свою жалкую участь.

Но Некто не знал, что, когда отбирал он тело у Золотого Витязя, возмущение мира стало столь велико, что умершие восстали из могил... Во всяком случае, один восстал, – добавил рассказчик, запнувшись. – Ваш покорный слуга.

– Так ты еще и мертвый? – без особого удивления уточнил Артур.

– Ну... да. Я умер, а потом вот... вот так.

– Ясненько.

Юноша выбил трубку о камень. Встал. Поднял топор. И аккуратно приложил собеседника обухом по темени.

Тот упал, не издав ни звука.

Артур крепко связал тело добытой все из тех же сумок веревкой. Взвалил на плечо. Отволок к своему опустевшему гробу. Сбросил гостя туда – благо тому хрустальный саркофаг оказался совсем не тесен. А потом задвинул на место прозрачную тяжелую крышку.

– Отдохни, покойничек. – Рыцарь поднял, было руку: осенить усыпальницу крестом, но, подумав, не стал. Еще подохнет тот, внутри. А он, может статься, Ольжеху нужный.

* * *

Потом Артур сидел на краю обрыва, свесив ноги в туманную бездну, курил уже третью по счету трубку и ожидал. Все маги, которых он знал, были весьма и весьма неторопливы. Только Альберт, младший братишка, не успел еще набраться этой высокомерной неспешности. Но и он сладко спал в своем гробу, совершенно не думая о том, что время-то идет.

Впрочем, до появления Ольжеха спешить действительно было некуда.

Артур очень надеялся, что разбудили их с Альбертом не для того, чтобы сообщить об очередной пропасти, в которую якобы катится Единая Земля. Попросту говоря, Долина. Надоело уже до судорог! Спаси этих. Чтобы спасти, убей тех. Чтобы убить, вступи в сговор с такими тварями, каких порядочный храмовник должен изничтожать быстрее, чем вспомнит первые слова «Отче наш». Хватит. Наспасались. Больше всего хотелось вернуться домой... Ну, не домой, конечно, дом давно разрушен. Вернуться бы в Шопрон. Пред светлые очи командора. И жить спокойно. Присматривать за братишкой, который, увы, вновь возьмется за гнусное свое колдовство. Может статься, за несколько месяцев мирной жизни Артур сумеет убедить брата в том, что тот избрал гибельный путь.

Ну и Катерина, конечно, заждалась уже. А Галя с Марийкой! Ирина, поди, все глаза выплакала. И кто скрашивает трудную жизнь с нелюбимым мужем Алесе и Лане?

На этом благочестивые размышления были прерваны. Появился Ольжех с бутылкой в руках и сразу начал орать:

– Почему светло? Откуда солнце? Где твой братец?

– Спит, – отрезал Артур.

Ольжех, как курица крыльями, взмахнул рукавами и побежал в дом. Через минуту вернулся и снова вызверился:

– Ты что здесь устроил, мальчишка?! Где ты взял солнце?

– Я? – удивился Артур.

– Взаимостояние, – застонал Ольжех, – пробой в Теневую Лакуну. Тридцать четыре самоцвета, сто лет работы, километры формул, а этот... Ты хоть понимаешь, что натворил? Солнце сдвинулось... Солнце! Ты привязал Теневую Лакуну к Прохладному миру.

– И что? Будет у вас погреб.

Ольжех каркнул и сел, прижимая к себе бутылку. Артуру стало жаль старика. Он выдавил ободряющую улыбку и добавил:

– Там темно. Холодно. Овощи хранить можно...

– Тебе... – маг задохнулся, откашлялся, – тебе было сказано: сидеть и не двигаться.

– Я что, дурак...

– Да!

– ...делать все, что вы говорите? – без заминки продолжил Артур. – Тут к вам прилетел какой-то. Я его в гроб уложил. Самое место.

– Что?.. – Ольжех вскочил, выронил бутылку, подхватил ее на лету. – Куда уложил? Кто прилетел? Что еще ты тут наделал?

– Да живой он, – поморщился юноша, – я его легонько. Но он все равно мертвый. Так что лучше пусть там и остается, где есть.

– Что?.. – безнадежно переспросил Ольжех. – Зачем только я тебя разбудил?

– Это я у вас спросить хотел. – Не дожидаясь ответа, Артур встал и ушел в дом. Вернулся он оттуда с двумя кубками. Один протянул магу: – Не пейте из горла – дурной тон.

– Рассказывай, – приказал Ольжех, безропотно отдав вино.

– Нет уж, – хмыкнул Артур, – пускай сам рассказывает.

– Так он живой?

– Мертвый.

– Но...

– Вернее, не-мертвый. Я его оглушил только. А покойником он еще раньше был.

– Свалились вы на мою голову, – пробормотал старый маг и, окончательно смирившись, отхлебнул из своего кубка, – герои... Что ты, что братец твой...

– Альберта не троньте, – набычился Артур.

– Да не трогаю я никого. – Ольжех вздохнул. – Толку-то. Ладно, куда ты его девал?

– К себе в гроб.

– Ох-хо! – Маг поднялся и снова побрел в дом.

Артур остался сидеть на обрыве, прихлебывая из кубка и любуясь радугами в тумане. Вино было вполне даже ничего.

Ольжех и Безымянный явились рука об руку. Маг был мрачен. Певец моргал на солнышко, а изумление, раньше стывшее только в глазах, сейчас явственно читалось во всем его облике. Приближаться к Артуру он опасался: сел на травку чуть поодаль, так, чтобы, в случае чего, можно было одним движением нырнуть в открытую дверь.

– Ну, рассказывай, – повторил Ольжех.

– Что рассказывать?

– Все рассказывай. С начала и по порядку.

– А-а, понял. – Менестрель выпрямился, откинул с лица длинные волосы и начал: – Когда-то был доблестный хайдук Зако...

Рыцарь обернулся, и Безымянный закашлялся на полуслове.

– Продолжай, продолжай, – подбодрил его маг.

И певец продолжил. Слово в слово. Длинную, глупую историю, которую Артур уже имел счастье выслушать.

Дойдя до оживших мертвецов, музыкант вновь споткнулся. Бросил на Артура настороженный взгляд.